Рогдай-примиритель

Рогдай-примиритель

Случай произошел в те дни, когда мы получили зарплату и были очень и очень недовольны.  С унылыми лицами сидели в вагоне-бытовке и ругали всех сидящих в вагоне-конторе, который стоял напротив. 
- Вкалываешь, вкалываешь – уже и кожа на руках от кирпича потрескалась, – возмущался Витька Лодырев, – а склонишься над кассовым окошком – шиш тебе с маслом. 

Сашка Вьюн, ощетинившись всем своим обостренным чувством справедливости, которое унаследовал, по его мнению, от деда, не находил места. 
- Хорошо, если с маслом.  Наш мастер и не такое может выкинуть:  последние наряды вспомните: меняли в коровнике гнилые, осклизлые доски – он же взял расценку на снятие паркетных полов.  Ну не дебил? А?  От руководства мер никаких.  Только посмеиваются.  И Петин, наш многоуважамый начальник, туда же, говорит: «Как топаем, так и лопаем».  Ему контора уши прожужжала, какие мы лентяи.  А сами-то нам на шею сели.   От нас кормятся – и нам же платить не хотят.  Ради чего я должен выкладываться?  Орден «Сутулого» мне ни к чему.  Надо что-то делать. 
- Я, Санёк, прошлый раз хозяйке плату за квартиру просрочил.  Сам еле месяц протянул.  И теперь получил – ботву от хрена.  Детям на ползунки не хватит.  Сумки со жратвой из деревни таскать – руки оторвались! – Возмущался Витька, смахивая ладонью со стола крупицы табака.  И вдруг он сменил тему разговора. – Эй! А кто опять мои сигареты спёр?  Вот здесь, на краю стола оставил.  Захожу водички попить – тут всё вверх дном, и сигарет ку-ку.  Вижу: пачка на полу валяется.   И так злонамеренно помята, будто её пожевали и выплюнули. 

 Васька-изобретатель подался спиной к стенке вагона и, отведя руку в сторону, указал отогнутым большим пальцем на своего соседа Стрелка. 
Прозвать нашего новенького подсобника «Стрелком» как раз и была Васькина идея.  Новенький с первого дня работы не имел собственных сигарет и стал попрошайничать.  Но проделывал это своеобразно. Видимо, имел немалый опыт.  Он взглядом отыскивал курящего, подходил к нему, затевал душевный разговор и, как бы, между прочим, произносил: «Угости-ка папироской – замахали сигареты».  А через четверть часа обращался уже к следующему.  Только в этот раз его «замахали» папиросы.  И вот теперь, указывая на него пальцем, Васька над ним «прикалывался», чтобы мы позабавились. 
- Да нет, он ни причём – скорее всего, Рогдай покурил, – поддержал розыгрыш Витька Лодырев, глядя куда-то мимо Стрелка.  А тот заподозрил наш молчаливый сговор, и смешно озирался по сторонам. 
- Рогдай?  Вряд ли посмеет, – иронизировал Васька. – Его чугунная башка хоть и обделена умом, но есть тому замена: инстинкт самосохранения.  Он и управляет его пустой головой.  А память надёжно хранит экстравагантные моменты его козлиной жизни.  Такова природа.  Поэтому Рогдай не решится на пакости.  Ему понятно: не доходит через голову – дойдёт через ноги.  А Полкан нам поможет.  Верно, Полкан?

Полканом мы звали нашего любимого пса.  Это бродячих называют Шариками, цепных – Тузиками, наш состоял, можно сказать, в штате бригады, потому и носил кличку более громкую и, вероятнее всего, уважаемую в собачьем мире.  Хотя с виду пёс был солидным и строгим, характер имел по-человечески  добродушный.  Каждое утро встречал нас у вагончика-бытовки и улыбался.  Да, да, именно улыбался: слегка поднимал верхнюю губу, обнажая ряд белых передних зубов, растягивал ее, и получалась весьма выразительная улыбка. 
- Огораживать стройку надо, – серьёзно продолжил Васька-изобретатель. – Поставили бытовку на отшибе.  Тут тебе – ни милиции, ни дружинника. А город – рядом.  Тропинка мимо.  Заходите, воры, берите, что пожелаете – вас никто не тронет. Это здесь за трудягами слежку установили. 

Такое недовольство Васька адресовал администрации. 
Постановка конторского вагончика напротив нашего с первого дня вызвало у него подозрение.  «Чтобы держать нас под контролем, наблюдая из окна бухгалтерии», - разгадал он замысел начальствующего. Когда мы находились в бытовке, Васька вдруг останавливался напротив окна, делал несколько приседаний, обращая на себя внимание извне, и, замирая, повторял: «Вот чувствую, чувствую чей-то любопытный взгляд.  На следующий день он принял контрмеры: принёс из дома весьма приличного размера зеркало, установил его так, что ровно в десять часов солнечный зайчик самонаводился на окно бухгалтерии и ослеплял её: посмотришь – слёзы потекут.  Однако, если в окно не выглядывать, а заниматься своей непосредственной работой, прибор нёс полезное действие и для противной стороны: зайчик ярко освещал канцелярские бумаги на столе.   « Но это так, для «отмазки», – объяснил Васька-изобретатель.  Основное назначение было, конечно же,– стратегическое. 
Теперь  по солнечным дням, при острой необходимости – проводить коллегу в отпуск, отметить день рождения – мы без опасения быть замеченными, могли спокойно, после открытия в десять ноль-ноль водочного ларька, быстренько туда сбегать, устроить перекур, зайти в бытовку и,  как говорится, принять на грудь. 
 Так  наши отношения с администрацией день ото дня  усугублялись.   Время шло и положение не менялось. 

И вот, в разгар рабочего дня, Витька Лодырев, складывая кирпич на поддоне, и в то же время глазея по сторонам, обратил внимание на знакомого всем козла Рогдая.  Сделав крюк по пустырю, тот обошел стройку стороной, пощипал траву и, не подавая виду в своих намерениях, всё ближе подступался к нашему вагону.  Витька осторожно, чтобы не спугнуть его, обратил на это наше внимание.  Тут Ваську и осенила догадка: он видел на притолоке вагона волоски непонятного происхождения – это была шерсть Рогдая. 
- Вон оно как! Я за него ручаюсь, а он и есть тот самый, который проворовался, – полушутливым тоном сказал Васька. – А ну, идём.
Мы пошли за стеной вагона, чтобы скрытно проследить за козлом.  Рогдай, поравнявшись с бытовкой, остановился у порога и поглядывал на приоткрытую дверь. 
- Натравите на него Полкана, – посоветовал кто-то. 
- Полкан не пойдёт.  Ему была дана установка: козлов не трогать!
- Ну, гад! Сколько вреда нанёс, – вдруг сорвался Васька. – Где Полкан?  Полкан, ко мне!  Взять!!
Полкан посмотрел на козла, потом на нас и не двинулся с места, завилял хвостом.
- Сомневается, – сказал Сашка Вьюн.  А Стрелок продублировал команду:
- Взять!!!– и указал на Рогдая пальцем. 
Пёс вдруг резко развернулся, из-под его лап брызнули клочья мелкой, вперемешку с землёй, травы и чёрной тучей двинулся на козла. Отступление в родную стихию пустыря для Рогдая было отрезано: мы выбежали из укрытия и преградили путь.  Лодырев, размахивая лопатой, кричал:
- Отойдите! Отойдите! Дайте – я его огрею. 
- Гляди, форсаж включил, гляди, – указывали на козла. – Но куда он прёт?
А козёл, опустив рогатую голову, бешено мчался в открытую настежь входную дверь конторы.  Перепуганный и растерянный, Рогдай искал убежище и вполне мог принять распахнутую дверь за свой родной спасительный кров.  Всё произошло в считанные секунды.  Дверь тамбура, будучи закрытой на защёлку, была снесена так мгновенно, словно её  вовсе не существовало.  Как потом рассказывала секретарша, она в те самые секунды допечатала последние строки текста и высоко занесла указательный палец, чтобы эффектно поставить завершающую точку. На этот момент и прошёлся таран.  Вагончик сотрясло, а на её стол, стоявший в стороне, полетели щепки.  Чёрно-белое чудовище прогремело мимо.  Но на его пути встала очередная преграда.  Ею была дверь с табличкой: начальник ПМК.  Она распахнулась с тем же глухим утробным звуком «бах», но удар не имел прежней силы.  Упершись в стол Петина толстыми, закрученными в спираль рогами и широко расставив ноги, козёл замер, пару секунд что-то обдумывал, словно понял, что попал не туда, затем нервно повернул обратно и через брешь, проделанную ранее, под визг забившейся в угол секретарши, исчез, унося треск и грохот.  Полкан, по всей видимости, не ожидал такого наглого поведения неприятеля.  И когда Рогдай вновь возник в дверях конторы с видом, что идет в контратаку, пёс дал стрекоча.  Он бежал к нам, прижав уши, и оглядывался.  А козёл вихрем помчался в сторону пустыря и под наше улюлюканье скрылся за углом вагона.  Перекинувшись взглядами друг с другом, мы поняли: надо поспешить на помощь и бросились в контору.  Когда, спотыкаясь, вбежали в кабинет начальника, он взволнованным, но сдержанным голосом недоумённо задал нам вопрос:
- Это что было, землетрясение?
 Витька Лодырев, тем временем, оставшись в коридоре, успокаивать заикавшуюся секретаршу и тут же негодовал:
- Вот идиот!  Какой погром учинил.  Как Мамай прошёл.  Ремонтируй теперь после него бесплатно. 

А мы наперебой рассказывали Петину о прежних проделках козла Рогдая.   Наш строгий руководитель искренне смеялся и с мальчишеским задором рассуждал о случившемся: как этот глупый козёл едва насквозь не протаранил контору.  После мы осматривали разбитую мебель, выявляли масштабы убытка.  Помимо сорванной с петель двери, оказались сломаны два стула в кабинете начальника, оторвана боковая стенка рухнувшей книжной полки и выведена из строя «Москва» – любимая пишущая машинка секретарши: слетев со стола, машинка упала на спину и получила травмы, не совместимые с дальнейшей жизнедеятельностью. 

Успели мы побеседовать о предстоящих задачах и объемах работ, решить наболевшие вопросы.  До конца рабочего дня восстановили всё поломанное, кроме пишущей машинки, которую и без того давно готовились отправить на пенсию.

После этого случая у нас с администрацией стали складываться вполне доверительные отношения.  Васька-изобретатель отнес свое стратегическое зеркало домой.  Козел Рогдай навсегда забыл к нам дорогу. 

Вот таким своеобразным способом в наш коллектив пришли мир и взаимопонимание.  Видимо, каждый тогда уяснил: будешь вести себя как прежде – получишь козла рогатого по всем дисциплинам: и финансовой, и моральной, и физической.