Угрызения змия

Уж о чём я только не писал. Погружался в пучины низменных страстей, рассуждал о бессмысленности жизни, находился во власти сыра и жутких невообразимых смещений, исследовал и классифицировал дрянь, долгими бессонными ночами – столетиями, беседовал с непостижимыми Кири – Курями, до сих пор не понимаю, что это за птички, и всё кошке под хвост. Всё, да не всё. Не надо паниковать. Спору нет. Жизнь не погладила меня своим ласковым опахалом, собственно говоря, она и не обязана меня гладить, поскольку я не являюсь одеялом, а она утюгом, без подсказок со стороны, знаю, есть нечто неуклюжее в построении фразы, но так всегда у меня, сначала плохо – плохо, а потом почему–то, ещё хуже. Смейтесь, смейтесь, Господа. Посмотрим, кто будет смеяться последним. Так вот. Исследуя вышеприведённый факт, со всех его грустных и надо заметить ослепительно равнобедренных сторон, не следует всё же впадать в отчаяние. Смотри в Интернете. PROZA.RU Андрей Товмасян Акрибист. «Бёдра Грусти» 2012. Как писала Комиссаржевская в 1917 году, отчаяние, иногда даже полезно, ибо оно приводит заблудивших баранов к их ласковым стойлам. Мир тёмен и жесток. Гадкие мракобесы затравили  чудную писательницу. Увы. Так может случиться с каждым, кто не знает Самбо и не может в нужный момент притвориться трупом. Не буду останавливаться на полдороги, потому, как знаю, остановишься, жди бед. То ли тебя вполне прилично глушанут, по способу профессора  Грудоноса, то ли втянут в омерзительную беседу о преимуществах загробных Парков Культуры, то ли учитывая краткое знакомство, просто возьмут и, не спрашивая ни о чём, бездумно оглушат походящей дубиной. Разное может произойти. Живём как в лесу. Но как ни странно, жить в лесу не так уж и плохо, как это может показаться на первый взгляд, и если, забыв про лес и его низменные поляны,  взять однажды, да и взглянуть на небо, разумеется, под неким подобострастным углом, то ведь там, чёрт его знает, чего можно увидеть. Так то оно так, а только голос разума говорит. Не обольщайся, ни черта ты там не увидишь Обидно, конечно, но сделать ничего нельзя. Да почему же нельзя - то? Идёшь, скажем, по Зуевскому Парку, любуешься землицей могильной, и охватывает тебя нечто среднее, между кортикостероидами, и иными фиолетовыми недомоганиями, из которых, главное недомогание, есть чудесная разница между людьми и отблесками людей. Подобные страсти могут пылать лишь изредка, примерно, раз в миллион лет. Знавал я в 1947 году девушку, похожую на добротный немецкий магнитофон Грюндиг. Внутри девушки находилось нечто колышущееся, и неизбывные фибры её сознания, было невозможно ни развязать, ни утихомирить. Дело не в том, правдиво ли моё воспоминание или это лишь траурный флер, накинутый на пелену 1947 года. Я неутомимый исследователь таких вещиц, что, скажем, упади хотя бы одна подобная вещица на Ашхабад или Геную, как не было городов. И что удивительно, беде этой не поможет ни погода, ни колебания биржевых котировок. Или вот ещё одна история из длинного числа оборванных. Оборванными историями считаются такие истории, которые или уже оборваны или находятся в стадии обрывания. Приведу пример. В детстве я любил ходить на горячо любимый москвичами стадион Динамо, смотрел футбольные матчи, пил пиво из сталинских кружек и что же Вы думаете? Произошло ли в моей жизни нечто хорошее? Увы, нет. Всё это было давным – давно, много задолго до того, как я умер. Сказать по правде, я и не жил никогда. Да и что это за жизнь? Недоразумение. Блёклая  видимость. Белеет парус одинокий.   
               
Андрей Товмасян Акрибист

16 Ноября 2012 года.