Лед И Камень. Глава 5

Глава 5.
От костра несся бесподобный аромат. Пять куропаток, насаженных на один вертел, румянили бока над алыми углями. Я уже наелся и напился слюной, пока готовился деликатес. Лебедев особого интереса к пище тоже не проявлял, сидел в сторонке, изредка подставляя огню то один бок, то другой. Что так долго можно выискивать в смартфоне? Ясно же – связи нет! Молодежь скучковалась подле меня. И у меня есть подозрения, что не без интереса к готовящейся дичи. Я передал штурвал вертела Кречетову, сам же подсел к шефу. Лебедев встретил меня каким-то странным взглядом.
- А что ты думаешь, Володь, по поводу происходящего?
- Дима, с тобой я и хотел поговорить об этом, пока ребята заняты своими делами.
Я насторожился – если уж шеф и будет выдвигать версию происходящего, то это будет не просто треп, а продуманная и аргументированная вещь.
- Знаешь, мое детство сопровождал космический бум. Полеты на Луну, межпланетные станции на Марс, Венеру, всякие там послания «братьям по разуму». Трудно было найти мальчика, который не мечтал бы стать космонавтом. Я тоже увлекался и космонавтикой и астрономией. Звездную карту знал всю наперечет, небо и северного полушария и южного. Так вот, сейчас небо не то!
- В смысле? – Я задрал голову. Что нового можно там увидеть? Звезды, звезды… Огоньки светил перемешиваются с искорками костра.
- Небо, которое мы привыкли видеть, не всегда было таким. Земля вращается вокруг Солнца, но и само Солнце вращается вокруг центра нашей галактики. Галактический год тянется сотни миллионов земных лет. И на протяжении этого периода звездная картина неба заметно меняется. Вчера… - Лебедев почему-то замолк, словно споткнулся на этом слове. – Пусть будет «вчера»! Так вот, вчера, готовясь к нашему спуску, я взял с собой к смартфону несколько память-карт и солнечную батарею для зарядки смартфона. Что к чему… Вдруг захотелось. На картах - музыка, фильмы, библиотека на пятьдесят тысяч книг, энциклопедии «с картинками», ну и другая чепуха. Кроме всего прочего, на одной из карт есть примитивная программка, скачанная из астрономического сайта. Это программка показывает, как меняется картина звездного неба по ходу галактического года. Теперь, смотри! – Лебедев сунул мне под нос экран смартфона.
 - Ну? – Я уставился на черное табло, на котором высветилось множество точек, соединенных разноцветными сплошными и пунктирными линиями.
- Чего - «ну»? Видишь рисунок? Он почти соответствует рисунку нашего «нового» неба. Полярная звезда отклонилась от полюса мира еще на несколько градусов. Если ввести поправки, мы оказались несколько южнее места, в котором напоролись на портал.
- Мишка, значит, прав? Портал? Южнее… что-то на юг, Володя, местность не похожа. – Я потерял интерес к разговору. Галактические года, порталы… Да, веселящий газ все-таки дает о себе знать! Наркотическое похмелье… надо же, как бывает… - Володь, я пойду? Там куропаточки уже почти готовы, сейчас ужинать будем…
- Стоять!
На крик шефа ребята у костра разом притихли и обернулись в нашу сторону. Я сел на место, буркнув молодежи:
- Чего уставились? Видите, начальство совещается? Куропаток не сожгите там!
Лебедев наклонился к моему уху, зло прошептал:
- Дату внизу рисунка не заметил? Посмотри-ка внимательнее!
«Буйным», главное, не перечить. Такое, кажется, правило в психиатрических учреждениях? Шеф с «бзиком» - это самая нерадостная новость для подчиненного. Я послушно глянул в смартфон. Минус сто- сто пятьдесят.
- И? Такое небо было сто лет тому назад?
Володя с ошарашенным видом уставился на меня.
- Волков, ты как в аспирантуру попал? По блату? Ты не видишь, что координатная сетка в тысячах? Мы сейчас под небом, которое было сто пятьдесят тысяч лет назад! Плюс-минус десять тысяч.
Впервые я пожалел, что следую примете «не возьмешь аптечку, ничего и не случится». Хотя, есть ли в аптечках средство от помешательства? Наверное, нет.
Я выхватил из рук Лебедева смартфон. Я ему сейчас докажу! докажу… Сличаю рисунок на небе с рисунком на табло. Господи, или у меня тоже «крыша поехала»?! Возвращаю «небо» смартфона в двадцать первый век. Угу. Вот Большая и Малая Медведицы, с детства знакомые «ковшики». Вот Полярная Звезда.  Смотрю вверх, сверяю с компасом север (мало ли). Нет. Ошибки быть не может. Звезды раскинулись совсем по-другому. Так, значит?..
Достаю из кармана изумруд с «полянки» и рубин, вытащенный из глазницы черепа. Показываю Лебедеву.
- В рюкзаке еще пара изумрудиков. Хотел, как выберемся, продать. И послать вашу аспирантуру ко всем чертям. Уехать куда-нибудь на Багамы… Значит, не судьба?
- Кто о чем! До тебя так и не дошло? Мы сейчас в доисторическом прошлом!
- До меня, как раз, и дошло. Ты мне больше не начальник, и не смей на меня орать! 
Лебедев молча разинул рот, уставился на меня, словно увидел в первый раз. Что это на меня нашло? Нервы, нервы, батенька. Неловко как-то.
- Прости, Володь. Брякнул невпопад. Что делать теперь? Возвращаться в пещеру? Думаешь, сможем вернуться в наше время?
- Нет, Дмитрий. Я думаю, что назад мы не сможем вернуться. Мы здесь оказались навсегда. Помнишь, я говорил, что пещеры – это самые мистические образования на земле? Она нас ждала. Ждала неизвестно сколько тысяч лет. И назад уже не отпустит. Если… Если не выполним какую-то миссию. Можем, конечно, попытаться вернуться в пещеру. Но это слишком опасно. Говорю тебе, как опытный верхолаз и спелеолог. Мы не выживем, пропадут и ребята. А здесь у них хоть какой-то шанс.
Во мне опять вскипела злость.
- Шанс, говоришь? На что шанс? На жизнь среди дикарей и мамонтов? Надо возвращаться в пещеру! Если нашелся выход сюда, найдется выход и назад! Мы же себе не простим, если хотя бы не попытаемся!
Лебедев ответил просто и сурово.
- Утро вечера мудренее. Пошли ужинать, а завтра утром все расскажем ребятам, и все вместе решим, как быть. Это наша общая беда, и решать ее надо всем вместе. А пока прошу тебя не говорить им. Не надо, на ночь глядя, будоражить молодежь. Хорошо?
- Договорились, шеф!
Согласился я легко и быстро, с надеждой, что утром действие паров веселящего газа развеется окончательно, и мы проснемся возле какой-нибудь дачки, смеясь о вчерашних «глюках», выйдем к лебедевскому внедорожнику. А весь остальной день у меня пройдет в мягкой постельке. До конца отпуска осталось всего три дня. И все три дня буду спать, спать и спать! Отсыпаться перед началом нового учебного года.
Разбудил меня довольно немилосердный тычок в бок. Ошарашено поднимаю голову.
- Волков! Ну, ты и спать! Двадцать минут тебя бужу!
Секунда уходит на то, чтобы кусочки мозаики произошедших событий сложились в полноценную картинку. Во второй раз засыпаю в надежде уснуть и проснуться в нормальных условиях. И во второй раз надежда бьется вдребезги об гранитный угол действительности.
Фонарь Кречетова слепит в лицо. Моя смена! Надо вставать, бдеть часа два-три у костра, а потом будить Лебедева затем, чтобы нырнуть в пахнущую хвоей палатку и вновь уснуть с, возможно, еще не совсем разбитой надеждой.
Освобождаю Кречетову место. Из нагретой дыханием палатки выходить нет большого желания, но мысленным пинком самому себе задаю импульс.
Ночью ударил морозец. Ветер хлестко и больно, все равно что холодным мокрым полотенцем, ударил по лицу, как я только высунул голову из палатки. Здорово придумал Лебедев, что закидал палатку толстым слоем хвойных лап – шалашик получился теплым. Хорошо, что шеф у меня такой умный…
Я подсел к костру, подбросил хвороста. После палатки зябко даже возле огня – лицо и руки обдает жаром, и по спине гуляет «зззимня-а свэ-эжесть». Остатки куропаток подкоптились, ссохлись. Впрочем, это и хорошо. Хорошо прокопченная и подвяленная дичь дольше сохраниться. Кто его знает, вчера повезло, а как будет завтра – только Богу известно. Чипсо-шоколадная смесь – такая гадость! Не хотелось бы к ней возвращаться. Десять подкопченных «воробушков» болтались над почти полностью истлевшими углями. Подтянул вязанку с дичью к себе, нюхнул, аромат – обалдеть! Щелочной баланс во рту резко изменился, я сглотнул слюну. Не убрать бы куропаток с глаз долой? Это ж они будут мозолить глаза еще два часа! Соблазнять, понимаете ли…
Снял вязанку, распихал куропаток по полиэтиленовым пакетикам, засунул пакетики в Лебедевский рюкзак – там им как-то будет надежнее. Разогнулся и… замер, сердце екнуло и забилось барабанной дробью. В спину уперлось что-то жесткое. Мысли скачут, запрыгивают одна на другую. Что? Кто? Как? Медленно обворачиваюсь… ф-фу, охранничек, твою мать. Обделался на ровном месте. Обломанный сук ели зацепил меня аккурат промеж лопаток. Что-то нервы расшалились… это в начале смены… а что будет дальше?
- Оу-оу-оу-у-у-У… оу-у-у… оу-оу-у-УУУ!!!
- тявк-тявк-тявк…
- Хрр-огу-огу-огу… и-Ы
- тявк… оуУ … огу-огу… и-Ы
Блин! Волки! Шакалы или гиены, может, собаки?… И сыч. Сыч – вообще талант! Мурашки разбежались по всему телу и добрались даже до…, короче, до символа плодородия. Как Кречетов, бедненький, только смену отстоял?!
Я подбросил охапку хвороста, не выпуская из рук саперку. Говорят, десантники чудеса вытворяют с этой, безобидной на вид, лопаткой. Но я ж не десантник… Простой младший сержант в запасе, который отходил положенный срок со скрещенными пушками на петлицах. Одной из моих самых боевых задач было – в три минуты пятнадцать секунд выхватить из-за плеча треногу буссоли, подвести под горизонталь пузырек уровня и крикнуть как можно громче « Батарея! Ориентир такой-то… по вражеским машинам… фугасным… пли!!!». Если гаубицы образца тридцать девятого года и сорок первого года выпуска умудряются вдруг попасть в цель – значок «отличник боевой подготовки» обеспечен. Лебедев, тот – да. Отслужил в ВДВ, со срочной вернулся в голубом беретике и с широкой продольной лычкой старшины. Плюс – военная кафедра, где честно заработанный погон поменял на звание старлея.
 Видел я Лебедева как-то в день, когда рынки вдруг начинают обретать европейские лица и славянские наречия… С разорванной тельняхой и разбитой бутылкой из под шампанского в руке. Сделал вид, что не узнал. Мало ли… вдруг вспомнит, что я движки для манипулятора во время не отревизировал? Или в контроллер не ту плату вставил…
А вообще – повезло мне с шефом! И верхолаз, и спелеолог, и десантник… С таким и на мамонтов с голыми руками идти не страшно…
Я накинул на голову капюшон ветровки, подтянул язычок молнии до самого подбородка, опасливо оглянулся. Шеф-то шефом, но сейчас-то он спит!
Прислушался, принюхался (определяли же предки наши как-то противника по запаху!). Видимых причин для опасений нет. Ну, воют волки…ну, и что? Привыкли, понимаешь, что человек в это время не то чтоб еще не «царь природы», но даже и не «вассал вассала», а так… кусок мяса на двух ногах. Но мы – из двадцать первого века! Понятно? Хищники, будь вы не ладны…
Мысленное ободрение самого себя, мал-мал, подняло дух. Я встал, с достоинством поправил осанку, угрожающе тряхнул приподнятой саперкой, пронзительным взглядом попытался проникнуть в окружающие сумерки. И тут меня кольнула мысль – если кто и следит за нами, то его из-за мрака и не заметишь, а я – как на ладони, освещен костром со всех сторон – хочешь в профиль, хочешь в фас. Блин! Черт! Дурак! Забыл, как сам в куропаток камушки метал? Один точный бросок в висок, и…
Я притаился за кучей хвороста, уныло глянул на часы – от начала смены прошло всего-то двадцать минут. Палатка – в пяти шагах, если что добежать и предупредить успею, у всех пятерых есть ножи, пусть туристические, но добротные, с хорошей сталью, заделанные под «охотничьи». Справимся… если что… Володе суну саперку, он десантник, вот пусть и «творит чудеса»!
Но прошло десять минут, и еще четверть часа, но ничего ужасающего не происходило. Я немного расслабился, начал погружаться в воспоминания.
Не знаю почему, но одиночество у костра всегда навеивает что-нибудь из прошлого. Будто потрескивающий огонь – самый благодарный собеседник на свете. Он поймет, не осудит, не будет смеяться. И никогда никому не расскажет то сокровенное, что ты ему в порыве откровенности выложил.
Устроил из кучи хвороста подобие кресла, под седалище сунул лапника. Очень удобное кресло получилось. Даже в дрему потянуло. Манию к огню я заметил у себя еще тогда, когда гостил у деда. Может, поэтому и любил новогодние каникулы? Родителям некогда, ребенок и взрослое веселье - несовместимы. На неделю отправляли к дедуни. А я и не возражал. В деревне сказочно, тихо, снежно – самый настоящий Новый год! Без телевизора, без шампанского и громкой музыки. Дед дождется боя кремлевских курантов по радио, нальет стакан самогонки, хрустнет в закуску бочковым огурцом. Потом напялит очки на нос и сидит, разгадывая кроссворды, пока не уснет.
И в момент, когда я услышу дедушкин храп, для меня и начинался Новый Год. Сажусь возле печки, прислушиваюсь к шепоту огня, разворачиваю фантики от «Белочки», от «Мишки на севере», ирисок. И рождается новогодняя сказка. Кажется, что из раскаленной до красна печной дверцы выпрыгивает искорка-ящерица. Саламандра. Лениво моргнет полупрозрачным веком и превращается в девушку с огненно-рыжей косой. Пусть и в крошечную, с гномика, но очень красивую… Усядется на печной задвижке, подперет кулачками остренький подбородок. Сидит так долго-долго. А потом начинает рассказывать интересные вещи. 
Голос такой не-ежный, переливается колокольчиками. Потом девчушка вдруг вспрыгнет прытко, запляшет огненными бликами, и рассказ превращается в живую сказку. Я всегда думал, что саламандра живет только в дедушкиной печи.
Летом, когда я уже сдавал школьные выпускные экзамены, дед ушел. А вместе с ним меня покинула и саламандра. Дом продали, купили подержанную «четверку».
Иногда, когда проезжаю дедушкину деревеньку, я останавливаюсь у домика, вглядываюсь в окошко – вдруг дедунь выглянет? Пригласит. Затопим печь, и я увижу ЕЕ…
Но, увы… Никто не приглашал. И рассказывает, наверное, саламандра сказки другому мальчику, чужому. 
Я вглядываюсь в танцующее пламя костра – может, саламандра ушла от меня в это далекое прошлое? Языки пламени кажутся комком огненных ящериц – «а узнаешшшь ли меня?.. узнаешь ли меня? узнаешшшь? нас тысячи – выбери одну! И будет тебе сказка…» Я выискиваю одну из искорок – вот она! Ящерка бьет хвостом, превращается в девушку. Коса рыжая, живая, трепещет языком пламени. Девушка весело хохочет. «Узнал-таки! Узнал!». Лицо девушки – вдруг во весь костер. Глаза большие, черными угольками, а губки пухленькие, алые, с насмешливым изгибом…
Вдруг лицо саламандры начинает искажаться. Ровные бровки превращаются в массивные надбровные дуги. Лицо обрастает бородой. Рот скалится, и из-под толстых губ показались массивные желтые зубы. Со всех сторон слышится гортанное «Х-х-э!».
Боже мой! Так ведь это… Я вскакиваю, ору, что есть мочи:
- Лебедев! Полундра!!!
Чувствую щелчок, словно над головой хлопнули воздушным шариком. Мир вдруг потемнел, как выключенный монитор – с прощальной точкой на экране…