Эхо сценарий

Действующие лица:

Роман Грошев
Мария Коржикова
Николай Грошев, отец Романа
Алла Грошева, мать Романа
Владимир Коржиков, отец Марии
Екатерина Коржикова, мать Марии
Бабушка Романа и Марии
Герман Хвостиков, муж Марии
Альбина, жена Романа
Роман Хвостиков, сын Германа и Марии
Мария Грошева, старшая дочь Романа и Альбины
Рита Грошева, младшая дочь Романа и Альбины
Витя Карасев, Колька Серых, Лика Воронова, одноклассники Романа
Михаил Тихонович, Гена Богатов, Ваня Мамин, сослуживцы Романа
Администратор гостиницы
Врач больницы
Медсестра больницы

I.

1.
Маша! Кажется, что ты прошла через всю мою жизнь, я жил и живу с ощущением того, что ты где-то рядом и мы скоро опять встретимся.
Я и сейчас и тогда, когда мы были вместе, пытаюсь воссоздать тот момент в жизни, когда я узнал о ней. Я родился раньше Маши на 1 год 2 месяца 12 дней 7 часов. Мой папа и ее мама – родные брат и сестра. Близкородственные отношения перешли в дружеские, хотя и остались такими же родственными и теплыми. Когда у них появились семьи, они стали дружить все вместе и видеться очень часто не только на праздниках, но и без всякого повода. Мой папа стал другом Машиного отца и в ссорах между ним и его женой всегда поддерживал дядю. А мама и тетя стали лучшими подругами. Когда я спрашивал у мамы, как я относился к Маше, когда она родилась, она говорила, что была мне безразлична. Я гулял и дружил с мальчишками, девчонок мы в свою компанию не брали. Когда меня заставляли с ней сидеть, я находил всякий повод, чтобы сбежать, изворачивался, говорил, что готов делать все, о чем меня не попросят старшие, обещал вести себя хорошо и не огорчать никого, лишь бы избавиться от этой мелюзги. Маша была капризной и противной, я ей был безразличен, но она все время лезла к моим вещам: книжкам, конструктору, маркам. И в тоже время, одной ей было скучно и я должен был гулять с ней, читать ей книжки и объяснять фильмы, а если ко мне кто-нибудь приходил, она бросала все занятия, приходила, садилась рядом и активно вмешивалась в разговоры. Мама говорит, что когда Маша подросла, мы или ссорились, обзывались друг на друга и даже дрались или вообще не разговаривали. И меня потом ругали, говоря, «Рома, как ты не понимаешь, ближе тебя у Маши никого нет» (остальных родственников они при этом забывали упомянуть). «Ты наоборот должен быть для нее примером, помогать ей, защищать от других». Папа говорил со мной наедине строго и серьезно: «Я думал – у меня мужчина растет. В конце-концов, если ты терпеть не можешь Машу, то нас и ее родителей, ты, я надеюсь, если не любишь, то хотя бы уважаешь? Зачем ты всех нас расстраиваешь и позоришь меня с мамой? Я, Рома, не сомневаюсь, что ты поймешь все правильно, потому что мужик – это тот человек, на которого всегда можно положиться! Дай слово ни мне ни маме, а самому себе, что постараешься относиться к Маше с терпением и пониманием, как к близкому тебе человеку».  Машины родители говорили: «Ну не переживайте вы так. Они же дети. Мы сами все такими были. Вот увидите, они вырастут и станут лучшими друзьями, а когда у них появятся семьи, то станут собираться и встречаться также как и мы». Знали бы они во что выльются их усилия… Хотя тогда этого никто не мог знать.
Когда Маша родилась, у нее были светлые льняные волосы, такими они оставались на протяжении первых 4 лет. Ее папа часто говорил по этому поводу, что хоть волосами в него. По истечении 4 лет волосы стали темнеть, пока не стали абсолютно черными. Поэтому Маша в садике и школе в спектаклях играла в основном отрицательных героинь с характерной внешностью: принцессу Ночь, ворону, злую колдунью. Глаза и лицо при этом у нее были светлыми, казалось будто волосы ее были крашеными. Она была худенькой и невысокой, хотя и не скажешь, что маленькой. Хорошенькой она считалась только у родственников, в школе же, во дворе, в кружках, везде, всем мальчишкам, она казалась невзрачной, хотя ее это особо не занимало, кажется, что она знала, что когда вырастет, эти пробелы будут устранены. И также как ее волосы стали темнеть, стала преображаться ее внешность. Она выросла, волосы ее ствли пышными и вьющимися, почти всегда они были распущены, казалось ветер их постоянно колышет, поднимает и ровно опускает на голову. Она стала нравиться мальчикам, которые стремясь ей угодить, давали списывать, дарили что-то, провожали домой. Маша была равнодушна ко все поклонникам и скорее терпела их. Первая любовь к ней еще не пришла, и ей казалось странным, что можно по кому-нибудь сохнуть, вздыхать и сходить с ума.  Гораздо важнее для нее были подружки, с которыми она старалась не разлучаться и ходила с ними на одни и те же кружки, они звали ее, а она с радостью соглашалась: фигурное катание, рукоделие, станция юннатов, хор. Ходила она до той поры, пока это не надоедало подружкам, и они все вместе бросали. Училась она хорошо, но не блестяще. У нее были проблемы с математикой, которые с годами становились все больше. Ее родители с опасением ждали появления в программе новых технических предметов и не ругали за плохие оценки по ним. Часто мама, папа или бабушка договаривались с учителями за какой-нибудь подарок или привет от важного человека, быть снисходительней к ребенку. По остальным предметам у нее было все замечательно, поэтому ее не ругали вообще.
2.

Я не помню, когда в моей души начали происходить изменения в чувствах по отношению к ней: от равнодушия – до симпатии, от любви – до страсти. Когда мне было 15, Маша заболела ангинной. Узнали мы об этом по телефону.
– Да! Привет, Родная! – сказала мама в трубку.
Постепенно ее голос от радостного становился тревожным и грустным:
– Как? Неужели! Как же так! – повторяла она, взывая к кому-то, кто не так бессилен, как она.
Папа шел мимо и остановился, услышав ее возгласы.
– А врача вызывали? Что он сказал? В больницу? Какой ужас! Бедный ребенок.
«Значит не бабушка», – подумал я и перебрал в памяти всех знакомых ребят, о которых мама так могла переживать. Весь мой интерес в тот момент выразился в этом угадывании.
– Держитесь, Катюша! Лекарства он выписал? Не расстраивайтесь, все образуется, дорогая! Целую! Мы завтра заедем! – положила трубку она.
– Что случилось? – спросил папа.
– Машенька заболела, – выдохнула мама.
«Не угадал!», – подумал я.
– Катя позвонила, сказала, что у нее ангина, – добавила мама.
– Бог ты мой! Что за ерунда! – сокрушался папа.
– Простудилась на улице, молчала два дня, потом поднялась температура, жар, кашель.
– Вот уж героическая партизанка! А почему молчала?
– Маша сказала, думала обойдется, зачем беспокоить, расстраивать.
– Подумать только, какая сознательная!
– Рома! Ты тепло одеваешься? – спохватилась мама.
– Да, мама тепло!
– Ну-ка покажи! Посмотри, Коля, что он носит!
– Мама, все, что на зиму купили! – оправдывался я.
– Дубленку из ателье?
– Да!
– Шапку какую?
– Теплую, ушанку.
– Кофту?
– Ну-да. Кофту и под низ гамаши.
– Скорая приезжала. Положили в больницу, – резко вернулась мама к предыдущей теме.
– Так серьезно? – спросил папа.
– Да. Температура под 40, сильно хрипит.
Я пошел в кухню ставить в чайник, мама почему-то обратила на это внимание.
– Ты куда? – спросила она.
– Чай хочу пить! – показал я на чайник.
– Нет, Коля, ты посмотри на него!
– О чем ты вообще думаешь, Роман? – спросил папа. У людей такое несчастье, а ты только о чае можешь думать?
– Нет. Я не думаю только о чае. Просто с Машей все ясно: у нее – ангина, она – в больнице. Мне нечего спрашивать про нее.
– Тебе вообще жаль Машу?
– Да, конечно жаль. А что я могу сделать?
– Завтра, если к Маше разрешат, мы пойдем в больницу. Ты, Рома, пойдешь с нами. Коля, ты сможешь отпроситься, – спросила мама у папы.
– Без проблем.
– Мама, а я вам обязательно нам нужен?
– Ты еще спрашиваешь! Маша – твоя двоюродная сестра. У тебя нет родных братьев и сестер и у нее нет. Из детей она тебе – самый близкий родственник.
– Мама, а почему у меня больше никого нет? Мне бы младший брат не помешал. Он бы посуду мыл, за хлебом и за молоком ходил, в квартире убирался и мусор выносил.
– Я тебе уже говорила, Рома, много раз.
– Про проблемы со здоровьем, про то, что негде жить?
– Да. Ты и сам прекрасно все помнишь, зачем только спрашиваешь по сто раз!
– Мам, но мы с Машей терпеть друг друга не можем. Ей от моего появления может быть только хуже.
– Нет, я тебя уверяю, она будет рада, – сказал папа.
– Почему?
– Потому что больной человек нуждается в поддержке и сочувствии.
– Не важно от кого?
– От всех хороших и знакомых людей.
– Па, а я разве хороший?
– Я очень надеюсь на это.
– А завтра во сколько?
– Не переживай и не надейся, школу пропускать не придется. Вечером.
– Но вечером День рожденья!
– День рожденья? У кого?
– У Лики. Она меня приглашала.
– Ничего страшного. Извинишься, объяснишь – что не сможешь.
– А подарок ты уже купил и теперь деньги пропадут? – поинтересовалась мама.
– Да, купил.
– А что ты купил?
– Книжку по рукоделию и открытку.
– Подари ей так и извинись. Я тебе верну деньги, если тебе так жаль, – сказал папа.
– Дело не в деньгах. Лика может обидеться.
– Объяснишь ей. Иди быстрее ставь чайник, а то уже поздно!
– Я так и хотел.
3.

Вечером мы поехали в больницу. У Маши была целая делегация: ее родители, бабушки и дедушки, ее крестная, ее учительница, две подружки и соседи.
«Машка лежит довольная наверно, все носятся вокруг нее», – позавидовал я.
– Здравствуйте, дорогие! – встретила нас тетя Катя.
– Ой, как мы перепугались! – ответила мама.
– А какая неожиданность для нас! Температура, кашель – что делать? Был бы кто-нибудь врач! Так даже соседи, кто угодно: адвокат, повар, учительница, инженер, архитектор. Ну ни одного врача! – добавил дядя Володя, Машин папа.
– А сейчас как она? Что говорят врачи? – спросил папа.
–Придется полежать здесь с недели 2 и дома столько же. Температура еще держится, голос хриплый, – пояснила тетя Катя.
– Все время на уколах будет, бедняжка! – посочувствовала бабушка.
– А ты, Ромка, хотел бы махнуться с Машей? – спросил дядя Володя.
– Нет, только не сейчас.
– Ребенок проходит новую тему по физике. Как там называется? – сказала мама.
– Термодинамика.
– Так что не может он болеть! – гордо произнес папа.
– И никогда Маша так серьезно не болела! – запричитала тетя Катя.
– Мы и закаляли ее и следили за ней, – словно оправдывался дядя.
– Ну дети, они все такие. За ними глаз  за глаз нужно, а им самим хоть бы хны, на себя наплевать. Вспомните, Катя и Коля, какие вы сами были! – бабушка приобняла их так, словно они были детьми.
На тетю Катю посыпались вопросы:
– Катя, когда можно заходить?
– Сейчас доктор придет, надо у него спросить разрешение.
– Катя, а передачу для Машутки примут, ей можно? А то мы тут накупили, – показала мама на пакет, который я держал. Из его содержимого, если конечно, врачи не запретят, мне не достанется ничего.
– Аллочка! Спасибо огромное, я спрошу у доктора.
Вскоре появился доктор, разрешивший на полчаса побеспокоить больную.
В палате лежало 4 девочек, кроме Маши. Все они в изумлении смотрели на нашу делегацию. Я думал, что мы все не вместимся и придется заходить поочереди. Нет мы вместились, но пришлось занимать все свободное пространство, как будто пришли ко всем девочкам одновременно.
– Рома, быстро надень повязку! Зачем ты ее снял! – шепнула мне на ухо мама.
– Когда закончился поток «солнышек», «зайчиков», «золотцев», Маша улыбнулась и тихо сказала:
– Спасибо! Как хорошо, что вы пришли!
Долгое время это были ее последние слова за этот вечер. Она только улыбалась и кивала головой. Мне казалось, что она была рада сложившейся ситуации. Восхищение и внимание к ней было всеобщим, к тому же завтра должен нагрянуть весь ее класс. Я не понимал, зачем был нужен я здесь: «Выразить сочувствие?» Но меня никто не спрашивал, говорить самому у меня возможности не было, Маша на меня никакого внимания не обращала, она даже наверно не знала, пришел я или нет. К тому же я пропускал день рожденья Лики – девочки, которая мне нравилась.
Когда мы стали уходить, Маша, узнав, что в школу она не будет ходить месяц, почему-то не обрадовалась, прошептав:
– Как же я теперь по математике буду учиться!
Эффект был достигнут.
– Удивительный ребенок! Тебе, дорогая, не о математике надо думать, а о выздоровлении! – с гордостью произнес дядя.
– Не волнуйся, Машуня! – успокоила ее тетя Катя.
– Наш Ромка – в математике ас, он тебе, Маша, обязательно поможет, – почему-то вмешалась мама, пробудив меня от полуоцепенения.
– Да, Маша! – подтвердил папа. – Когда врачи разрешат, Рома будет заниматься с тобой, он – лучший ученик класса по математике и областной медалист, к тому же, – с гордостью произнес он, незаметно для других наступая мне на ногу.
– А я думала нанять репетитора или попросить у кого-нибудь из Машиного класса, хотя у них весь класс такой, ни одного способного математика, – сказала тетя Катя.
Я решил, главное перетерпеть и промолчать, хотя был готов взорваться, но если ответить или приводить доводы в пользу моего отказа было бы неразумно. Кончилось бы это тем, что в мире прибавилось бы на одного человека число бессердечных равнодушных эгоистов.
Потом я тешил себя тем, что пока до ее выздоровления далеко, все об этом забудут. И я буду спасен от занятий с этой капризной и надменной дурой. Но я ошибся, две недели спустя позвонила тетя Катя моей маме и сказала, что в пятницу Машу выписывают, и если я не занят – то с понедельника можно начинать. Так это стало неизбежным.
4.

– Ромочка, здравствуй, проходи, мой хороший! – с этими словами мне открыла дверь тетя Катя. – Давай, я повешу твою куртку.  Маша очень сильно отстала по математике, она и до болезни слабо училась, а сейчас еще сложнее стало. Учительница сказала, что нужно решать контрольную, по ее итогам поставят оценку за четверть, а Маша ее не решит.
– Тетя Катя, не переживайте, выкрутимся. У меня уже есть положительный опыт в этой области, – успокоил я ее.
– Какой опыт? – спросила тетя.
– Я вел два раза уроки по математике у второго и пятого классов.
– И как успешно?
– Все поняли.
Из комнаты вышла Маша.
– Привет, Рома! Спасибо, что пришел!
– Привет! Пока еще не за что.
– Рома, ты пообедаешь? – забеспокоилась тетя Катя.
– Нет, спасибо! Может потом после занятий…
– В общем я на тебя надеюсь, Рома!
– Обещаю и торжественно клянусь! – отрапортовал я и встал, подняв руку как пионер.
– А ты, Маша, старайся и слушайся. Я тогда вас оставлю, идите в Машину комнату. Как проголодаетесь, скажете.
– Что вы сейчас проходите? – спросил я, когда мы зашли в комнату.
– Ой, садись на мой диван, что ты стоишь. Мы проходим… Ой… Я и забыла. Какие-то уравнения… – ответила рассеянно Маша.
«Начинаются ее капризы», – подумал я.
– А как я должен тебе объяснять, если не знаю, что именно, какую тему…
– Я сейчас достану учебник, – сказала она, взяла со стола учебник и полистав, открыла на нужной странице.
– А я понял, это – дифференциальные уравнения! – обрадовался я, потому что хорошо знал эту тему. – А что именно, Маша, тебе непонятно?
– Ничего непонятно. Я вообще терпеть не могу математику, – призналась мне Маша.
– Тебе просто нужна пятерка?
– Нет, вообще-то четверка, но сейчас для меня и тройка как спасение. Рома, а математика все классы будет, долго мне еще мучиться? – с надеждой и мольбой, несмотря на очевидный ответ, спросила она.
– Все 11 классов, но ты можешь уйти из школы раньше – после девяти классов.
– Нет, мне надо закончить 11 классов.
– Тогда терпи. Возьми ручку и записывай вот это уравнение, – показал я задание из учебника. Сейчас будем решать, на его примере я тебя объясню эту тему.
– Еще три следующие темы надо!
– В другие дни. А сейчас пиши, из первого уравнения, выразим Х через У из второго…
Так мы занимались около часа, в основном решал я, а Маша старалась понять и запомнить.
– Ну все, я устала! – сказала Маша.
– А ты все поняла?
– Да, все.
– Я тебе, Маша, напишу домашнее задание. А послезавтра приду и проверю.
Мы вышли из комнаты, я направился в коридор, но Маша меня остановила.
– Рома, подожди!
– Что, ты еще хочешь решать уравнения? – пошутил я.
– Нет, мама кажется ушла, – заговорчески тихо сказала она.
– И что?
– Пошли мороженое есть!
– Тебе же нельзя!
– Мы вместе съедим, – предложила Маша.
– А родители?
– Я скажу, что ты ел один, а тебе можно. Никто и не заметит! Не бойся! – стала уговаривать меня она.
– Да, я и не боюсь. Только давай оставим хоть чуть-чуть, а то подумают на меня.
– На тебя, мою надежду и опору по математике?
И мы стали есть мороженое. Я никогда не ел такое мороженое: с шоколадной глазурью, желе внутри и еще с каким-то вареньем.
– Откуда это? – удивленно спросил я, подумав, что надо будет купить его.
– Оно у нас не продается, – сказала она, словно угадав мои мысли. – Это папа откуда-то достал.
– Спасибо, Маш! Это – лучшее мороженое в жизни.
– А ты не хотел!
– Я у тебя, у вас книжку видел.
– Какую?
– «3 товарища».
– А! Бери, потом отдашь!
– Ты ее читала?
–Да, тебе тоже понравится, про трех друзей и девушку, живших в Германии после Первой мировой, там еще интересно…
– Ладно, не рассказывай!
Она достала из шкафа книгу и отдала мне.
– Знаешь, я, Маша, не хотел к тебе идти, – неожиданно сказал я вслух.
– Понимаю. Мы ведь с тобой все время ссорились.
– А ты оказывается не такая, как я о тебе думал! Ты – хорошая девчонка.
– А ты считал меня капризной дуррой?
– Я давно тебя не видел.
– Просто я выросла.
5.

Я ходил к Маше почти каждый день на протяжении 2-х недель. Занималась она так себе: не было у нее ни желания, ни способностей. Она старалась пересилить свое отвращение, но главным стимулом для занятий оставалась хорошая оценка. Мы занимались математикой восновном тогда, когда были дома Машины родители, если же они уходили когда-нибудь, почти тот час же Маша уставала и мы делали перерыв, длившийся порой больше, чем занятия. Во время этого перерыва мы слушали Битлов, Юрай Хип, ели какие-нибудь вкусности и разговаривали обо всем, кроме математики.
– Как ты считаешь, я красивая? – спросила Маша.
– Да. А почему ты спрашиваешь? Разве ты не видишь, сколько у тебя поклонников.
– Мне все равно сколько. Мне они  все ненужны. А нужен кто-то другой, я пока не знаю кто.
– Ты – очень красивая, Маша. Если бы я не был твоим братом, то точно бы влюбился. Ты мне даже снилась недавно.
–Да, интересно. И что же я делала в твоем сне?
– Мы с тобой бежали вместе взявшись за руки почему-то.
– А куда мы бежали?
– Поймать радугу.
– И как мы поймали ее?
– Не знаю, сон кончился.
– С тобой, Ромка, интереснее, чем с другими мальчишками. Все наверно сегодня, можешь идти к своей девочке.
– Я не собирался с ней сегодня встречаться, – сказал я, почему-то мне стало неудобно. – Хочешь я еще останусь?
– Мороженое мы ели, торт ели. Больше ничего такого у нас нет. А давай сами приготовим!
– Что, например?
– Печенье, например!
– Я в этом деле тебе не помощник.
– Это не сложно, меня мама учила.
– Вкусно получилось, – попробовал я, когда мы приготовили печенье.
– А я что говорила! Наверно мама с папой пришли, входная дверь открывается.
– Слышу, – уныло сказал я, пожалев, что скорее всего мне придется уйти.
– Ма, па, угощайтесь! – предложила Маша.
– Как вкусно, – сказал дядя Володя. – Привет, Рома!
– Мам, вы все выучили! – сообщила Маша.
– Рома, с ней сложно было? – поинтересовалась тетя Катя.
– Нет, теть Кать. Маша очень способная, – соврал я.
– Помнишь, Катя, – сказал дядя, – я говорил когда-то, что они обязательно подружатся!
– Не было бы счастья, – согласилась тетя. – Машуня, решишь контрольную?
– Постараюсь!
– В этот раз мы не сможем договориться. Эта учительница – человек консервативных взглядов, она не поймет. Так что придется тебе самой.
– Пожалуй, я пойду домой, – сказал я.
– Спасибо, Ромочка! Приходи просто так, Маша будет рада.
– Мам, я провожу Рому одна?
– Смотри не простудись.
– Хочешь, я возьму тебя на хоккей, – неожиданно предложил я в коридоре.
– Там холодно, мне нельзя!
– Оденешься потеплее.
– Я спрошу у мамы. А почему именно хоккей?
– Потому что мы завтра вечером играем и нам нужна поддержка.
– А в кино?
– В кино я не собирался.
– А когда соберешься, позовешь?
– Сходи с подругами или с мальчиком каким-нибудь.
– Ну если тебе со мной неудобно, – сказала она, обидевшись, как мне показалось.
– Думай лучше о контрольной, а не о кино!
– Постараюсь. Спасибо!
6.

– Да! – ответил я на телефонный звонок у себя дома.
– Алло, Рома! Привет! – это была Маша.
– Да, привет, Маша! Как у тебя дела?
– Не очень. Я завалила контрольную, я ничего не смогла решить, – взволнованным голосом тихо сказала она.
– Плохо. А что теперь?
– Не знаю. Боюсь сказать родителям.
– Хочешь я им все объясню, скажу, что это – моя вина, – постарался утешить ее я.
– Нет, не надо.
– Тебе уже поставили двойку?
– Пока нет. Но я ничего не смогла решить, понимаешь. Поэтому двойка – это всего лишь вопрос времени. Марья еще не проверяла, получается у меня будет двойка в четверти, – переходя в истерику закричала Маша.
– Успокойся, Маш! Попроси еще раз переписать.
– Она меня терпеть не может. Она не согласится. Она проверит контрольные к среде, сейчас Марье не до того, она готовит 10классников к олимпиаде. Положила наши контрольные к себе в стол, сказала, придет потом проверит, сейчас важнее другие работы, а наши подождут. Правду говорят, что ожидание смерти куда невыносимее, – захныкала Маша.
Неожиданно мне пришла в голову идея очень безрассудная, но бывшая единственно возможным вариантом. Мне запомнились Машины слова о том, что контрольные, непроверенные лежат в столе. В этом и было спасение. Почему я это предложил, я точно не могу объяснить и сейчас то ли мне было жаль Машу, то ли своей репутации, то ли что-то еще заставило меня.
– Маша! Ты сказала, что она спрятала контрольные?
– Да, – ответила она, не понимая, какой смысл был для меня в этом ответе.
– И твоя училка еще не проверяла?
–Нет, она постарается проверить в понедельник.
– Эврика! – крикнул я. – Это ¬– шанс! Это – спасение!
– Какой шанс? – не понимая, сказала она.
– Как ты думаешь, твоя школа открыта сегодня в воскресенье?
– Да, может быть.
– Срочно собирайся. Бери ручку, тетрадку и встретимся в продуктовом магазине.
– Зачем?
– Там обсудим все детали.
Я специально назначил встречу в магазине, чтобы нас не видели возле школы.
– Что ты придумал? – сказала мне Маша, как только я подошел.
– Маша, ответь мне на несколько вопросов.
– Спрашивай!
– Ты писала контрольную на листке или в тетрадке?
– На двойном листке в клетку, мы всегда так пишем.
– Ты писала условия заданий?
– Да.
– Всех заданий?
– По-моему всех.
– Всех, – повторил я. – Замечательно! Куда математичка положила контрольные, ты помнишь?
– К себе в стол. В столе несколько ящиков и она положила в один из них. Что ты придумал, Ромка! Скажи мне, наконец! – стала умолять она меня, схватив за рукав куртки.
– Сейчас, ты пойдешь в школу, попросишь ключ от кабинета, придумаешь, зачем он тебе нужен. Зайдешь в кабинет, вытащишь контрольную, вынесешь мне, я все решу и ты обратно положишь.
Мы пошли в Машину школу.
– Успехов! Я жду вон в том дворе, – сказал я, показав на серый дом.
– Ничего не получится! – разочарованно сказала она, прибежав во двор через семь минут. – Мне даже дверь не открыли, я не успела ничего сказать.
– А что сказали?
– Что сегодня выходной. Что придут олимиадники готовятся, что можно только вместе с учителем прийти.
– Да, это плохо. А на каком этаже находится кабинет?
– На втором.
– Пошли, подойдем к школе, покажешь мне окна.
Мы обошли школу, значит окна расположены с фасадной, а не с лицевой стороны.
– Вон 2 окна, – показала пальцем Маша.
Рядом со школой была пристройка, там был тир, склад со всяким мусором. Там же хранились носилки, лопаты, старая мебель. Окна были с края здания и если залезть на этот сарай, то можно дотянуться до заветного кабинета.
– Что ты решил?
– Залезть на этот сарай, посмотреть если кто-нибудь в кабинете и если никого, – через окно и в кабинет. Там я решу контрольную и положу среди других листов.
– Глупость! Не делай этого!
– Пошли в подъезд.
Мы зашли в подъезд дома.
– Вырви два листка и напиши, как ты оформляла в контрольной.
– Рома, она же заметит разные почерки.
– Пиши полупечатно. Ничего она не заметит. С чего это вдруг она станет присматриваться к почерку.
– На, написала, – протянула она мне листок.
– Я пошел.
– Я с тобой!
– Тебе опасно идти, Маша! Если тебя поймают… Жди меня возле магазина.
– Я с тобой пойду, я тебя не оставлю.
– Не надо. Я сам все сделаю.
– Я посмотрю, чтобы никто не шел. Ты один не сможешь!
– Я полезу с дерева на сарай, а оттуда в кабинет. Ты,  если кто-нибудь проходить по улице, отвлеки, чтобы не смотрели туда.
– Ладно! Ромка, не лезь, прошу тебя! Тебя посадят! Никто не поверит в то, что ты только из-за контрольной полез.  Пусть лучше у меня будет двойка! – останавливала меня Маша, встав передо мной.
Но меня в тот момент переполняла решительность, хотя я никогда не был очень смелым.
– Я никогда себе этого не прощу, если что-нибудь случится с тобой! – крикнула мне Маша на прощанье.
– Когда я залезу, уходи и жди в магазине. Здесь не стой, не привлекай внимание, – сказал я на прощанье.
«Пока я лезу на дерево и даже когда я достигну крыши сарая, я в безопасности, если меня кто-нибудь увидит, подумают, что я просто играю.  Самый опасный момент, когда я буду лезть в окно», – так словно преступник оценивал я свои риски.
Я вскарабкался по дереву на сарай, в этот момент как назло по дороге стали ходить люди, в принципе, чтобы меня заметить им надо было бы всматриваться сильно и смотреть не прямо на дорогу, а влево от нее. Тем не менее я отошел от окна, хотя и успел посмотреть и заметить, что в кабинете никого нет. Второй этаж оказался выше, чем я предполагал, но я заметил небольшую выбоину в стене. Я посмотрел на дорогу, люди перестали ходить. Я нащупал ногой это углубление, подтянулся и повис на подоконнике, потом я освободил одну руку и стал давить на раму. Но окно было закрыто, тогда я стал бить в то место, где была щеколда только с другой стороны. Не помню сколько раз я бил, пока она не погнулась, тогда я стал толкать рукой, инстинктивно я обернулся на дорогу. Там шел какой-то мужчина, если бы он, повернулся, услышав стуки или просто так бы посмотрел, то все бы пропало, даже если бы я спрыгнул и убежал, второй попытки у меня бы уже не было. Маша подошла к нему, загораживая обзор и стала о чем-то говорить.
Я подтянулся и влез коленями на этот подоконник, и двумя руками толкнул окно, которое распахнулось и хотя я старался влезть, как можно тише, все равно ударился коленом об пол и хорошо что только коленом. Я пригнувшись, чтобы меня не было видно в окно, на коленях пополз в сторону стола. Вначале я осмотрел поверхность стола: книжки, готовальня, стакан с карандашами, тетрадки. В столе внизу было два ящика: один открывался, а другой был заперт на ключ. Я перерыл несколько раз открытый ящик, но там увы не оказалось, к счастью его можно было вытащить почти полностью. Из образовавшегося отверстия я стал аккуратно выуживать листы с контрольными, пока не нашел Машину. Я чуть-чуть высунулся из-под стола, чтобы свет поступал и стал решать задания, я почти все решил, когда око неожиданно распахнулось и задело цветок в горшке, который упал на пол и разбился. «Сейчас дорешаю», – подумал я, а потом уберу с пола. Я только прикрыл окно, которое теперь из-за поломанной щеколды полностью не закрывалось. Вдруг я услышал лязг ключа в замочной скважине. «Прыгать!» было моей первой мыслью, но тогда все усилия пойдут насмарку. Вместо этого я спрятался под столом возле окна и быстро смел мусор от цветка и землю под парту.
Вошли 3 человека: один мужчина средних лет, видимо учитель и два ученика. Они сели на первую парту, чтобы можно было лучше увидеть доску, на которой периодически записывали формулы и задачи. Они были поглощены предстоящей олимпиадой по химии и не обращали внимания ни на окно, ни на мусор на полу, ни на задние парты. Я долго так сидел, у меня начала болеть спина и затекать ноги и не мог дождаться, когда они уйдут, хотя бы ненадолго. К этому времени я уже все решил и теперь ждал. Однако я по-видимому ненадежно закрепил окно, которое снов а распахнулось и в помещение подул сильный ветер, от этого даже химики вернулись в окружающую действительность.
– Ну и ветер! – воскликнул кто-то из них.
– Окно, оказывается, открыто!
– Егор, иди, закрой окно!
– Иван Филиппович, смотрите! Щеколда выбита, а на полу какой-то мусор.
– Не трогай ничего! Там могут быть отпечатки! Надо позвать сторожа!
– В милицию позвонить!
– Я за сторожем, а вы в учительскую, там телефон.
– Иван Филиппович, учительская закрыта!
– Да, Таня, ключ у меня. Ты сама не откроешь, я сейчас подойду. А где Егор?
– За сторожем пошел.
– А он, небось, в каморке у себя закрылся.
– Пойдемте, Иван Филиппович, откроете дверь, здесь некого караулить, вор наверно давно был.
Они ушли, а я встал и побежал к столу, просунув в отверстие листок с контрольными, положил Машину контрольную. Затем встал на подоконник и прыгнул резко вправо, слез с дерева и побежал. Было темно и никто меня не видел.
Маша стояла не в магазине, а рядом с ним и смотрела в ту сторону, откуда я должен был прийти.
– Глупая! Зачем ты здесь мерзнешь!
– Я уже была в магазине. Я боялась тебя не заметить. Почему ты хромаешь, Ромка?
– Пустяки. На обратном пути поскользнулся. Пошли скорее в магазин там есть кафетерий, надо выпить и есть что-нибудь горячего, а то ты опять заболеешь, пропустишь математику и получишь двойку. А там кто знает…
– Нет, я не позволю тебе лезть туда во второй раз! Как же я переволновалась, Рома, ты не представляешь себе!
Мы обнялись неожиданно друг для друга. И я поцеловал ее в щеку. Она промолчала, но я увидел в ее глаз восхищение мной и умиление, словно она уносилась куда-то далеко. Я прикоснулся ее лба, подул на нее, стараясь отогреть и поцеловал в губы. Она опять не оттолкнула меня, а я не пожалел об этом поцелуе. Он казался естественным в тот миг. Мы молча сидели и пили какао с булочкой.
Я пошел провожать и достал из кармана листок.
– На, сохрани на память, это твоя контрольная!
– Я ее разглажу. Ты не зайдешь ко мне?
– Нет, уже поздно.
– У-у.
– Не обижайся, Маша! Забудь об этом! – сказал я.
– Как ты можешь все испортить! Не провожай меня! Уходи! – закричала она.
7.
Я встретил ее на улице через неделю.
– Маша! – крикнул я, она не обернулась и не остановилась.
– Маша, привет! Как контрольная? – догнал ее я.
– А, нормально! Привет! Поставила четверку!
– Я разве что-то неправильно решил?
– Нет, она сказала, что по одной оценке нельзя ставить пятерку за четверть, ее нужно заслужить трудом.
– Жаль.
– А тебе только это важно? – с упреком бросила она.
– Я виноват перед тобой извини, я не смог себя контролировать.
– Ты о чем?
– О нашем поцелуе!
– Ты помнишь о такой ерунде! – с пренебрежением сказала она.
– Мы слишком далеко зашли.
– Это плохо для тебя, Рома?
– Как-то неочень разговаривать на улице. Пошли в кафешку!
– Какую?
– Я думал тебе будет все равно. В «Улыбку».
– Это же далеко!
– Это хорошо, что далеко. Там точно не будет никого из знакомых и мы можем спокойно поговорить.
В кафе действительно не оказалось никого из знакомых, это было непопулярное заведение среди ему подобных.
– Ты что будешь?
– Не знаю, – ответила она.
– Мороженое тебе нельзя. Какао и шоколадку.
– Угу. Так что ты мне скажешь.
– Мне очень хорошо с тобой, Маша. Я поцеловал тебя не потому, что это был порыв. Ты очень дорога мне, понимаешь?
– Да, я ведь – твоя сестра.
– Нет, я тебя люблю, как любил бы свою девушку и жену, но мы не можем быть вместе, – сказал я, понимая, что из всей фразы, она расслышала только первую часть.
– Если мы любим друг друга…
Я и не знал, что она влюбится в меня и как ей объяснить. Я сказал, что люблю ее просто, чтобы не причинять ей страданий, у нее пройдет эта блажь. Хотя Маша мне стала нравиться больше, чем сестра.
– А как родители?
– Мы им потом все скажем.
– И все равно, Маша, нам нельзя быть вместе. Мы – родственники, это может быть опасно, если у нас будут дети, у них могут быть болезни. Потом ты обязательно влюбишься в хорошего человека, забудь лучше!
– Зачем ты опять начинаешь!
– Ты не хочешь прислушаться к моим доводам.
– Нет, не хочу! Тебе легче думать, что у нас ничего не получится, тебе хочется выдумать причину.
– Ответь мне на один вопрос, Маша. Ты понимаешь, что мы – брат и сестра, пусть и двоюродные.
– А ты знаешь, что в Британии, например, у аристократов, часто происходили такие браки и ничего не выродились они! Для меня наши отношения настоящие. Это – любовь, о которой я думаю, как о единственной. Я уже не ребенок и умею отличать любовь от симпатии!
– Машенька, успокойся! Я, правда, люблю тебя! Я не буду тебя обижать, – сказал я, потрепав нежно за волосы. Но давай не будем встречаться месяц друг с другом, чтобы понять настоящее это у нас или нет!
– Ладно, если ты так хочешь! Я подожду этот месяц!
Выйдя из кафе, я взял ее за руку, и мы прошли так несколько шагов, пока я осторожно не высвободил руку.
– Ты что? – спросила Маша.
– Кто-нибудь из знакомых может мимо пройти.
– Уже темно, никто нас не узнает.
– Все-таки поздно, давай поедем автобусом, Маш!
– Представляешь, сейчас, Рома, твои родители звонят моим?
– Лишь бы бабушке не звонили. Тогда без милиции точно не обойтись.
– Вам что днем не хватает времени? – услышал я вдали чей-то знакомый голос. Это был Машин папа, ее мама стояла рядом. Они не могли нас видеть, когда мы шли за руку и не слышали наш разговор, но я оцепенел от неожиданности.
– Я шла в музыкалку и тут Ромка шел мимо от своего друга, ну я и потащила его за собой на концерт, – не задумываясь сочинила историю Маша.
– Рома, тебе разве нравится классическая музыка, я никогда об этом не слышала? – удивилась тетя Катя. – Может ты так пристрастишься к нормальной музыке, это лучше, чем какую-то шумную ерунду слушать!
– Да, мне понравился концерт, – промямлил чуть слышно я.
– Ничего ему не нравится, мама! Он чуть не спал, он вообще не хотел идти. Просто Ромка мне проспорил одно желание.
– Желание? – удивился папа.
– Да. Он сказал, что я по математике после его репетиторства обязательно пятерку получу, а я получила двойку, так что он проспорил.
– Я бы сказал четверку, – поправил дядя Володя.
– А сейчас, я надеюсь, вы не спорили насчет оценки по математике? А то ты, Машуля, специально проиграешь, а нам потом придется ходить к Марье Яковлевне, просить ее. Не все же время Рома должен с тобой заниматься.
– Ага, просить ее и краску достать финскую или фээргэшную для ремонта в ее квартире.
– Ну, не без этого, – согласился папа.
– Как концерт прошел, у тебя получалось? – не забыла спросить мама.
– Вобщем неплохо, чувствуется, что занятия не проходят даром, – подражая по-видимому училке из музыкалки, растягивая слова, – сказала Маша. – А вы что же на свидание отправились, вспомнили молодость?
– Да, мы в магазин ходили за молоком для торта, а мне одной поздно, а папа… – ответила тетя Катя.
– А папа не разбирается а молоке и в маргарине и его одного отпустить – деньги на ветер?
– Какая у меня сообразительная дочь! – воскликнул дядя.
– Я, пожалуй, пошел домой, а то родители начнут волноваться, – сказал я, увидав свой дом.
– Дойдешь сам, Ром?
– Дойду конечно! Не беспокойтесь! До свидания!
– Давай, родителям привет!
8.
Я просил Машу побыть месяц друг без друга, надеясь, что чувства слыхнут за это время. Но я сам не выдержал этот месяц без нее. Спустя неделю мне стало больно и одиноко и ничего не могло меня развеселить. Я стал корить себя за эту дурацкую идею, испугавшись, что Маша забудет меня и разлюбит. Так то, что начиналось как прихоть и каприз Маши переросло в любовь. В нашу любовь. Я жил только ради того дня, когда я ее увижу. Если мама с папой ходили  к ее родителям, я напрашивался идти вместе с ними. Если Маша была у бабушки, я случайно появлялся у бабушки.  Если она с родителями шла на выставку или в театр, я проявлял немыслимую жажду и тягу к прекрасному и тоже шел, хотя все знали, что в живописи я не разбираюсь – красиво для меня там, где ярко и понятно, в школе за меня рисовали одноклассники или папа, а в театре я засыпал, хотя сам любил играть в школьных спектаклях и смотреть постановки по телевизору. Порой мне приходилось маскироваться и идти на выставку с родителями, зная наверняка, сто там не будет Маши, а иногда и даже ее родителей.
Я расстался с Ликой, нет я не вел двойную жизнь, просто стал избегать ее, придумывая разные поводы и боясь признаться, так что ситуацию разрешила она сама, когда все поняла. Я забросил и друзей и хоккей. Я бы забросил и учебу, но школьная программа была для меня не сложная и даже не уделяя много времени, учился хорошо. Правда без шансов на золотую медаль, но это расстраивало моих родителей, а не меня.
– Ромка, идешь сегодня на хоккей? – звал меня Витя Карасев.
– Нет. Сегодня, Витек, не смогу.
– Когда ты последний раз ходил, не помнишь?
– Нет, – я попытался вспомнить и не смог.
– Тебя скоро выгонят.
– Придумай что-нибудь, – просил я.
– Ладно. А что за проблемы у тебя? Девушка новая?
– Нет.
– Как нет, тебя видели с какой-то девушкой.
– Кто видел?
– Моя сестра. Она еще у тебя была, когда я заходил в прошлый раз, такая с темными волнистыми волосами.
– А это – не моя девушка. Это – моя сестра.
– Понятно. Хочешь я тебя познакомлю. У моей девушки есть подруга одинокая, не хуже Лики?
– А как тебе моя сестра, Вить?
– Ну, нормально.
– Витек, ты ответь мне прямо, не обращая внимание на то, что она – моя сестра.
– Хорошенькая, высокая, фигуристая и глаза большие, как два бездонных озера!
– Ха! А насчет подруги я подумаю. Тренеру скажи, что я приду, только сегодня не получается.
– Ладно.
 
– С Машей мы встречались где-нибудь подальше от знакомых, где нас никто не мог бы встретить. В кино мы приходили, когда уже погас свет и фильм уже начинался, выслушивая ругань и угрозы контролерш, а уходили когда он только-только заканчивался. Потом мы придумали, как можно гулять вместе не таясь и никого не опасаясь средь бела дня на виду у всех.  Мы садились в электричку или в загородний автобус и уезжали в другой город или куда-нибудь на природу: в лес, на реку или в пещеры.
– Когда мы станем взрослыми, мы во всем признаемся нашим родителям. Я попрошу у них твоей руки! – предложил я.
– И если они не согласятся, мы поступим по-своему. Мы будем вместе даже и без их согласия, – добавила Маша.
– Как спокойно здесь в лесу! Как будто время остановилось! – сказал я.
– Как в сказке!
– Ты представляешь, Машка, весь этот лес наш! Я дарю его тебе!
– Когда мы шли, я слышала как ручей течет за оврагом. Построим здесь шалаш, Ромка и будем жить!
– Да, до первого дождя. Лучше уж палатку.
– В палатке не так романтично! – не соглашалась она. – Пошли за цветами. Они растут там на опушке леса.
– Пошли.
– Догони меня, – крикнула она и стала убегать.
– У меня ноги затекли, когда мы сидели. Ты далеко убежала!
– А ты попробуй!
– О, какая девочка нам навстречу бежит!
– Хэ-э-э! Лесная фея!
– А мы только вас и ждали, у нас все уже разложено.
Два парня, постарше меня, сидели на поляне, разложив на газете еду и выпивку. Маша дернулась было назад, но они резко подскочили и один из них схватил Машу.
– Куда это ты собралась? Идем-ка к нам лучше!
– А-а! – закричал один.
– Что ты?
– Да эта сука меня укусила за руку! Подходи с другой стороны.
– Не троньте ее, сволочи! – подбежал я и ударил в лицо того парня, который ее держал. От боли он ослабил руки и Маша, пинаясь и цапрапаясь, вырвалась.
– Беги, я прошу тебя, я их задержу, – говорил я.
– Нет, я не оставлю тебя.
Я дрался с огромной яростью и желанием, но их было двое, я падал на землю, а они отходили назад и ждали, пока я не смогу подняться. Если бы Маша побежала, у нее был бы шанс, если не добежать до дороги, то хотя бы оторваться. Она кричала и звала на помощь, но вокруг не было ни души. Когда я потерял сознание, один из них готов был пнуть меня и добить, в этот момент Маша закричала:
– Оставьте его, не бейте! Трусы! Вдвоем справились!
– Смотри девчонка-то заскучала!
Они бросили меня и стали окружать Машу. Один прижал ее к себе, а другой стал рвать на ней одежду.  Я пришел в себя, услышав ее вопль, рядом со мной на земле валялась высохшая ветка дерева, я взял ее и пополз к Маше. Они были заняты Машей и не видели меня, я замахнулся и ударил сзади по голове того подонка, который ее держал0 он зашатался и упал, второй раз я ударил его приятеля, он закрыл лицо руками и этот удар не причинил ему большого вреда. Тем не менее Маша освободилась и мы побежали, мы находились пригорке, а внизу было озеро, мы скатились по земле и прыгнули в воду, мы замерзли, но было неглубоко и поэтому мы не останавливались, а бежали дальше по воде.  Мы перешли на другой берег этой речушки и пошли дальше пешком наугад, надеясь выйти на дорогу или встретить людей.
– Одень мою футболку, – я снял и отдал Маше.
– А ты в чем?
– У меня есть майка. Они не успели? – в страхе спросил я.
– Нет, ты вовремя.
– Думаю, они нас не догонят. Давай сядем, ты дрожишь. Сними блузку, я разотру тебе спину.
Маша стала рыдать, ее колотила дрожь:
– Как же они били тебя, гады! Слава Богу ты жив! Зачем мне жить без тебя!
– Со мной все в порядке, голова не много кружится, но это пройдет. Не расстраивайся, Маша! Ты выплакай всю боль и страх, но не расстраивайся! Я бы не оставил тебя, даже если бы они…
– Не говори об этом! Не думай! Никогда бы этого не было! Я только твоя!
– Почему ты не убежала, они бы не догнали!
– Нет, мы спасемся только вместе!
Я чиркнул спичку, она зажглась.
– Смотри, мы спасены!
– Ура! Какие хорошие спички! Мы согреемся.
Мы разожгли костер.
– Они несильно намокли!
– Утром мы хотели на нем картошку жарить, а сейчас, я рада только потому что он горит! Черт с ней с этой картошкой!
– Увидимся завтра!
– Тебе надо лечиться!
– Нет, я цел.
– Завтра у тебя синяки будут!
– Придумаю что-нибудь!
– Подружки мои на меня совсем обижаются!
– Ты их совсем забросила?
– Да. А давай я познакомлю тебя  с ними и мы сможем гулять вместе, ходить со мной на их дни рождения?
– Мой зайчик, ты забыла? Ты не можешь им рассказать про нас и наши отношения.
– Они все поймут.
– Да, но так постепенно все узнают, Давай чередовать наши встречи: ты – с подругами, я – с друзьями, а потом только вдвоем.
– Все время мы думаем только о том лишь бы не узнали, лишь бы не подумали, лишь бы не поняли. Ты заклинаешь меня, словно боишься. Чего Рома, скажи чего! Что произойдет, если они узнают? Наши отношения закончатся?
– Нет, что ты, Маша! Только мы сами сможем закончить наши отношения.
– А я хочу все время их продолжать!

9.
Это произошло не сразу, мы встречались почти 2 года, но я не думал о том, что у нас не было близости, хотя страсть переполняла нас. Для меня самым главным было быть вместе с Машей. Мы опять поехали куда-то за город, только в этот раз мы приехали туда, где ни разу не были. Мы любили открывать новые места и ощущали себя путешественниками, открывавшими новые неизведанные земли. Очень часто я дарил Маше лес, озеро или поле.  В окне электрички мы увидели озеро, в котором плавали лебеди, а за озером вдали возвышался замок с башенками.
– Что это? – показала Маша пальцем в ту сторону.
– Замок какой-то.
– Давай здесь выйдем, если будет остановка?
– Но мы же собирались в город.
– В городе мы уже были, а этот замок я впервые вижу. Интересно откуда он здесь взялся?
– Построили – так он и взялся.
Нам пришлось возвращаться назад, пока мы дошли до озера.
Лебедей было шестеро, все белого цвета с красными клювами. Они плескались, не обращая на нас никакого внимания и мы подошли к ним близко.
– Они наверно здесь все время живут, – сказала Маша.
– Здесь никого нет, место подходящее.
– Ромка, как хорошо, у нас с собой батон!
– Держи, – протянул ей кусок.
– Они не видят хлеб.
– Кидай дальше!
– Только бы их не нашли охотники или браконьеры! – сказала Маша.
Ближние к нам лебеди подобрали хлеб, это заметили остальные и тоже подплыли к нам.
– Смотри, Маш! Они уступают друг другу хлеб, они не дерутся и не ссорятся!
– Ромка, не говори никому про лебедей! – попросила Маша.
– Почему?
– Когда про них узнают, им не будет жизни.
– Да, ты права. Даже если не охотники, то какие-нибудь туристы нарушат их покой.
– Пошли посмотрим на замок! – предложила Маша.
– Да это не замок! Это же церковь! – воскликнул я, когда мы приблизились.
– Пошли посмотрим, – позвала Маша.
– Я не хожу в церковь.
– Мы только ближе подойдем.
– Ладно.
Странная была церковь: были башенки, был колокол, но не была купола с крестом, она была темного цвета, краска слезла, окно со стеклом было только одно, остальные заколочены досками или железными листами.
– Это – копоть, Ром.
– Она горела во время войны, – услышали мы женский низкий голос. Из-за ворот вышла пожилая женщина, высокая, но не сгорбленная, держащаяся прямо и казалось обрадованная нашему визиту.
– А крест сняли еще раньше. Вы хотите посмотреть внутри? – пригласила она.
– Нет, мы не пойдем, – решительно сказал я.
– А я пойду, – ответила Маша и прошла за ворота, не став ждать и уговаривать меня.
– Подожди, Маша, я с тобой!
– Обязательно посмотрите, ее скоро не будет, уже есть распоряжение.
– Зачем ты меня туда потащила? – спросил я, когда мы вышли за ворота.
– Ты ведь сам пошел!
– Нет. Я не верю в Бога, зачем мне ходить туда?
– А просто посмотреть ты не можешь, полюбоваться?
– На что любоваться, на стены, покрытые копотью, на холод внутри и на капли с потолка?
– Что, если ты не веришь, то ее нужно разрушить, как они хотят?
– А какая от нее польза?
Маша отвернулась и пошла в другую сторону.
– Куда ты идешь? – крикнул я. – На что ты обиделась? Нам в ту сторону идти.
Маша не остановилась, и я побежал за ней.
– Стой! – крикнул я, догнав ее.
– Ну чего тебе?
– Как это чего, мы вместе пришли? Видишь, сейчас дождь начнется к тому же, – показал я рукой на хмурое небо.
– Большое тебе спасибо за одолжение, которое для меня сделал!
– Какое одолжение?
– Когда пошел в церковь.
– Давай, Маша, хотя бы сейчас повернем назад.
– Неужели ты такой равнодушный!
– И это ты мне говоришь такое!
– Тебе во всем нужна практическая польза!
– Нет, зачем ты так? Я не против этой церкви.
– Я думала, когда-нибудь мы с тобой могли бы обвенчаться!
– Обвенчаться?
– Да.
– Но, Маш! Даже твои родители не венчались и живут хорошо. Зачем же нам, я на это не пойду!
– Я это поняла.
– Ну, не дуйся, Машка! Мы все равно будем вместе!
– Дождь уже начался.
– Да, причем так внезапно. Я специально прогноз слушал про ясную погоду.
– Даже зонта нет!
– Вон какой-то дом, – заметил я какую-то развалюху. – Тоже старый, как церковь, только еще и без окон.
– Хоть стены целы.
– Побежали туда!
– А если там кто-нибудь есть?
– Кому он нужен, он заброшенный. А сели кто-нибудь есть там – попросимся переждать.
Дом действительно оказался заброшен. Мы вошли внутрь. Мало что в нем напоминало о присутствии жизни. Только пружинистая кровать с матрасом напоминало о том, что раньше дом был обитаемым. Кровать наверно оставили, потому что она была тяжелой и больших размеров, на улицу ее можно было бы вынести только боком.
– Я вся намокла. Апчхи! – чихнула Маша.
– Снимай свою блузку, простудишься!
– Зачем это?
– Не бойся, Маша! Никто не придет.
Я обнял ее, чтобы она согрелась.
– Ты ведь не бросишь меня? Ты любишь меня, Ромка?
– Очень люблю. Больше всех. Мне так тяжело сдерживаться!
– Пусть произойдет сейчас! Мы одни и рядом природа.
– А дождь еще не прошел, – посмотрела Маша в окно.
– Мы можем еще остаться здесь, блузка твоя еще не высохла. Да и моя рубашка тоже. Хотя я заболеть не боюсь и мне это не грозит.
– Все равно потом лужи будут и трава намокнет, нам надо выбираться потихоньку, чтоб мы успели на электричку.
– Я на руках тебя донесу!
– Ты будешь всю жизнь носить меня на руках! Это произошло только потому, что ты – мой будущий муж!
– Я хочу быть твоим мужем и носить тебя на руках всю жизнь!

10.
Когда мы были с Машей у нее дома в хорошо знакомой мне комнате, в дверь постучала ее мама.
– Машенька! Герман пришел, иди встречать его, – сказала она.
– Сейчас, мама. Иду, – ответила Маша.
– А я пока поставлю чайник.
– Кто это – Герман? – спросил я, когда тетя ушла.
– Герман? Мой поклонник. Ты ведь сам говорил, что я обязательно кому-нибудь понравлюсь.
– Почему ты мне о нем никогда не говорила?
– А что я должна была сказать?
– Что встречаешься с ним, зачем же скрывать!
– Маша! – крикнула мама. – Проводи Германа в комнату.
– Иду мама. Я пошла, – сказала она мне.
– Нет, подожди Маша, – встал я перед дверью. – Ответь мне вначале, перед тем как распахнуть ему свои объятья!
– Что ответить?
– Ты встречаешься с ним?
– Нет. Его отец – важный чиновник и может помочь папе. А я нравлюсь Герману, хотя мне он противен.
– А, Герман! – радостно вскрикнула она, когда в комнату вошел высокий парень моего возраста с темными волосами и привлекательной внешностью.
– Привет, Маша! Заждался я тебя!
Он кивнул в мою сторону.
– А это – мой брат. Рома Грошев.
– У тебя есть брат? Я не знал!
– Двоюродный.
– А… Герман Хвостиков, – сказал он и подал мне руку.
– Очень приятно, – ответил я.
– Аналогично. Как успехи в школе, Маша?
– Нормально.
– Это тебе, угощайся, – он достал из кармана шоколадку и протянул ее Маше. – Эта тебе точно понравится!
– Да, Герман! Это – вкусная шоколадка, как кстати, сейчас чайник закипит.
– Ты слушала мою кассету?
– Вон ту, – показала Маша пальцем на стол.
– Да. Отец привез ее из ФРГ. Послушай!
– Еще не успела.
– Потрясающе! Ты бы никогда бы не услышала эту музыку и при этом так равнодушно говоришь «не успела».
– А мне кажется, что тебе ничего не стоило мне ее подарить.
– Тебе бы стоило.
– Свидания с тобой?
– Не только!
– Ну, не знаю, – засмущалась она.
– Маша, можно с тобой отойти на минутку, – попросил он.
– Мы сейчас, не скучай! – улыбнулась мне Маша.
«Что я здесь делаю, мое положение нелепо. Я не имею на нее никаких прав», – думал я.
– Маша, скажи ему, чтобы он ушел, он нам мешает, – сказал Герман тихо, но так, чтобы я слышал.
– Здесь я решаю, мешает Рома или нет!
– Я сама скажу Роме, – вмешалась тетя.
– Маша, пойдем сегодня на джазовый концерт в «Октябрь», – предложил Герман.
– А это – тот самый ансамбль из Франции, да? – воскликнула ее мама.
– Да, папа достал билеты.
– Ах, Герман! Ты такой заботливый! – восхитилась тетя.
– Маша, надо уже собираться, он через полтора часа.
– Герман, ты бы заранее сказал.
– Раньше мог, билеты только сейчас появились. Тебе долго собираться не надо, ты мне и так нравишься.
Они вернулись в комнату вместе с тетей.
– Рома, тебе пора, - шепнула мне тетя.
– Пока, Маша! До свидания! – я встал с дивана и вышел из комнаты.
– Конечно, Герман, она пойдет, – заявила тетя.
– Пока, Рома! – попрощалась Маша.
– Проводи меня, – попросил я.
– Не могу, заметят.
– Понятно… Что ж иди – он ждет тебя.
– Ты ревнуешь?
– Он – действительно завидный жених, послушай своих родителей! – искренне сказал я.
– Как скажешь!
11.
Я перестал приходить к ней и звонить, стараясь забыть. Сколько так продолжалось я не помню, наконец позвонила она сама.
– Я слушаю, – поднял я трубку.
– Алло, Ромка!
– Привет, Маша, – спокойно ответил я.
– Ты стал ко мне равнодушен.
– Нет, с чего ты взяла?
– Мы не виделись уже две недели.
– Ты же знаешь, я тебе говорил про олимпиаду.
– Да, а вчера ты шел с какой-то девушкой.
– Она – моя одноклассница.
– Ты с ней тоже готовишься?
– Ну, да.
– Это – твоя бывшая девушка?
– Нет, с чего ты взяла?
– Ты назвал ее Ликой.
– А как ты нас видела?
– Я была на другой стороне улицы, увидела вас м стала за вами идти. А ты даже ни разу не обернулся?
– Ты должна была слышать тогда, о чем мы говорили!
– Нет, отчетливо я слышала только имя.
– Между Ликой и мной давно все кончено, ты это знаешь!
– Ты не боишься, что тебя родители услышат? – вдруг спросила она.
– Нет, не боюсь.
– Похоже ты просто воспользовался мной.
– Как ты можешь так говорить, Маша! Хочешь мы завтра увидимся! Чего ты добиваешься!
– Я хотела выяснить наши отношения, почему ты стремительно исчез. А завтра я занята. Я иду на концерт.
– С родителями?
– Нет.
– Ну, хорошо, иди с подругами, в другой раз встретимся.
– Я иду не с подругами, а с Германом.
– Зачем? – словно безумный крикнул я. – Мне назло?
– Он позвал меня и мама попросила. Ну у меня с ним ничего абсолютно. Я ждала тебя, а ты перестал появляться, что мне было делать.
– А зачем ты мне сообщаешь про него?
– Мне было нужно понять, безразлична я тебе или нет.
– И как поняла?
– Поняла. Извини, глупо получилось.
– А чей концерт? Ты ведь уже ходила с ним.
– Какая-то группа польская.
– Тебе даже все равно, какая группа!
– Да, мне не нужен этот концерт. Но я уже согласилась.
– И часто ты с ним ходишь по концертам?
– Тогда и сейчас – второй раз.
– Конечно, я ведь билеты туда не достану!
– Ерунда! Причем здесь билеты? Давай, Ромка, встретимся в другой день?
– Нет.
– Что-о-о?
– Тебе, Маша, есть с кем встречаться и без меня. А я встречусь с Ликой, тем более она согласна, – в запальчивости выпалил я.
– Ладно, хорошо! Пока! – спокойно ответила Маша и положила трубку.
Я стал перезванивать ей, забыв про конспирацию, но дойдя до последней цифры, положил трубку.
– Стану я ей еще звонить и унижаться, – подумал я.
– Так значит твою девушку Маша зовут! – радостно сказал мне папа, когда я из коридора зашел в зал, где он сидел.
– Да, Маша, - подтвердил я.

12.

Прошел месяц без Маши. Та боль разлуки казалась самой сильной в моей жизни, потом будут куда более тяжелые несчастья, но то, что я пережил тогда, стало противоядием, когда подступало новое несчастье. Может я был склонен преувеличивать тогда, а на самом деле это – пустяк. Но жизнь во многом для меня зависела от решения Маши.
 Маша будто бы исчезла: она не подходила к телефонной трубке, из школы возвращалась только с подругами, я несколько раз приходил к ней домой, ее не было.
Мне было плевать на все, в том числе и на олимпиаду, к которой мы готовились полгода. В другой раз я был бы счастлив и страшно гордился нашей победой, но в этот раз я почувствовал лишь облегчение, что олимпиада прошла, а как прошла неважно. Мы возвращались вчетвером со школы (Лика, Витя Карасев, Колька Серых и я), где ждали звонка из Гороно, в котором должны были сообщить об итогах олимпиады. Мы проводили Лику и теперь шли втроем.
– Ребята, это событие надо обязательно отметить! – предложил Колька.
– Дождался ухода Лики, – догадался Витя.
– Мне кажется, она помешает нашей мужской компании, – ответил Колька.
– У кого что? – спросил Витя.
Мы порылись у себя в карманах: хватило на 2 бутылки портвейна, батон с куском колбасы и один пластмассовый стаканчик.
– Пошли в тот двор, та народ, если и бывает, то только вечером, но мы тихо, культурно, – предложил Колька.
Там в глубине двора, куда он нас позвал в палисаднике был стол, сколоченный из досок и фанеры. Пили мы по очереди.
– Старик, ты какой-то совсем мрачный! – заметил Колька.
– Все позади, Рома! Теперь можно расслабиться! – подхватил Витя.
– Ребята, а ведь наши учителя тем же самым занимаются! – сказал Колька.
– Только в отличие от нас у них все цивильно в столовой наверно, на столе, накрытым бархатной скатертью с нехилой закусью, – согласился Витя.
– Мужики, где же тут справедливость! А? Ведь если бы не мы! – неожиданно стал возмущаться Колька.
– Ладно, Коля, мы с ними еще сочтемся. Я им припомню, если что-нибудь не то поставят. Ромка, если что напомнит, у него самая хорошая память! Понял, Ромка!
Портвейн на меня подействовал, но совсем не так, как бы мне хотелось, у меня возникло гнетущее чувство печали и безысходности, подо мной разворачивалась бездна, в которую я летел и не мог остановиться.
– Эй, Ромка! Запомнишь! – стал трясти меня Колька.
– Ромыч, ты что! Что с тобой? – забеспокоился Витя.
– Все в порядке ребята, – тихо ответил я.
– Да брось ты, что я не вижу! Витек, с ним что-то не то!
– Рома, помирился бы с Ликой, она была бы не против, – предложил Витя.
– Извини, старик! Я думал, ты сам не против ее спровадить, сказал бы, вместе бы с ней отметили, – стал извиняться Колька.
– Нет, вы правильно сделали. Мы с ней только друзья.
– Ну у тебя же есть девушка, – спросил Коля.
– Да, есть, то есть была, – не сдержался я.
– Как ее зовут?
– Ее, Маша, – я никогда никому не рассказывал, но я подумал, что ее имя, им все равно ничего не скажет, а если скрыть, – это вызовет еще больше подозрений. Кроме того больше мне было не с кем поделиться своим несчастьем.
– А че поссорились? – спросил Колька.
– Мы уже не общаемся с месяц, – сказал я.
– У нее кто-то появился?
– Кажется, – подтвердил я.
– Кажется? Тоже мне кажется. Ты посмотри на него, Витек, он так спокойно заявляет, – сказал Колька.
– И ты, Рома, вот так вот просто сдался! – удивился Витя.
– А что мне делать?
– Как что? – воскликнул Витя. – Поговори с ней хотя бы, дальше видно будет.
– Пробовал.
– А она?
– Я с ней… не поговорил.
– Подожди, Ромыч, ты ее хочешь вернуть?
– Да, – сказал я неуверенно.
– Хочешь?
– Да! – крикнул я.
– Вот и поговори с ней!
– Хорошо, – согласился я, подумав, что на этом разговор о Маше закончен.
– Завтра ты или испугаешься или передумаешь, – засомневался Колька.
– Да, надо сегодня, – согласился Витя.
– Нет, ребята, я твердо решил, – ответил я.
– Иди сейчас! – настаивали они.
– Сейчас? – спросил я.
– Ну, да. Именно сейчас. Где она у тебя?
– А сколько времени?
– 11:23, – посмотрев на часы, сказал Витя.
–  Наверно в школе, – прикинул я.
– В школе это даже лучше. Дома она может сказать родителям, чтобы они не пускали тебя, может бросать трубки, услышав твой голос, а там ей от тебя не скрыться. В какой школе она учится? – спросил Колька.
– В 16-й.
– О, это же рядом! – сказал Витя.
– Да, нет, ребята неудобно, – стал отказываться я.
– Че неудобно?
– Да, я выпил, – оправдывался я.
– Да брось ты, Рома, не дрейфь, никто не заметит!
– А как мы попадем в школу? – спросил я.
– Как все – через дверь. А разве есть еще какой-нибудь способ.
Я не стал им рассказывать про первый способ проникновения в школу, тем более в этой ситуации он бы точно не сработал.
– На, допей, – налил мне Колька остаток портвейна в стаканчик. – За ваше перемирие!
– Смотри до дна, а то не сбудется! – сказал Витя.
– Ну ладно! – выпил я.
– Идем! – скомандовал Колька и стал даже меня поднимать с лавки.
– Да я сам могу идти! – возмущался я.
– Это для ускорения! – сказал Колька.
– Ты знаешь, какой у нее класс?
– 9-й, – ответил я.
– А, Б или как?
– Постойте, сейчас вспомню! То ли на мою память подействовал портвейн, то ли я не интересовался этим вопросом, то ли не запомнил ответ, но я забыл и никак не мог вспомнить. У них на серванте в зале стояла фотография Машиного класса и там точно было написано буква какими-то художественными завитушками. Б – так не напишешь, В – тоже, остается А.
– Пошли в школу, там спросим.
Мы открыли дверь и вошли, но нам не удалось далеко пройти. Справа в метах пяти от входа за партой сидела вахтерша.
– Куда это вы? – спросила она нас, оглядев всех по нескольку раз и никого не признав.
– А мы – ключ забрать, – бросил я первое, что мне пришло в голову.
– Какой ключ? – начала допрос она.
– У меня родная сестра в десятом классе учится. А ключ от квартиры у нее остался, – стал я объяснять.
– И вы что все втроем? – продолжила она.
– Нет, почему все, – вмешался Колька, – мы здесь его подождем.
– А фамилия как? – не унималась она.
– Чья? – растерялся я.
– А у вас она что одинаковая?
– Одинаковая, – подтвердил я.
– Так зачем ты спрашиваешь чья?
– Да, я понял… не сразу, – стал оправдываться я.
Наверно до нее стал доходить запах алкоголя. Она поморщилась, встала, окинула грозным взором свои владения и направилась к нам:
– А ну-ка вышли отсюда!
– Да вы что, а ключ! – крикнул Витек.
– Напились и в чужую школу! Не пущу!
– Бабулечка!
– Я вам не бабулечка! Не уйдете сами, я в милицию позвоню.
– Пошли ребята, – обреченно сказал я, хотя изначально у меня не было желания ломиться к ней в школу.
И тогда Колька развернулся, подошел к ней вплотную, схватил ее за руки и крикнул мне:
– Беги быстрее, я задержу!
Я ринулся в образовавшийся зазор между дверью и бабкой. На первом этаже, на мое счастье, кабинетов не было, значит остаются еще три. Мне стало все равно, побежит она за мной или вызовет милицию, не думал я и о том, как возвращаться назад, лишь бы найти Машку. На втором этаже я как только смог дотянуться, постучался в первую попавшуюся дверь, даже не отдышавшись.
– Здравствуйте! – сказал я учительнице, открывшей дверь. Я старался говорить быстро, пока никто из преследователей не появился. – Мне нужен 10 А, у меня там родная сестра учится Маша Коржикова, а у нее остались единственные ключи от квартиры, вся семья без ключей, меня вот отправили, – выпалил я все сразу во избежание лишних вопросов.
– 10А-аа, – задумчиво протянула она, – у них сейчас, кажется, … биология, а биология… в 22-м кабинете на 3-м этаже.
– Спасибо! Извините за беспокойство! – на бегу произнес я.
Я постучал в дверь, сам открыл, вошел в 22-й кабинет и тут же закрыл дверь. Я успел оглядеть класс, прежде чем, сказать, вон она – Маша, обрадовался мысленно я, сидит за второй партой и смотрит удивленно на меня.
– Здравствуйте! Извините за беспокойство! –  я старался говорить как можно более приторным голосом. – Я к сестре за ключом.
– Стучаться надо, прежде чем войти! – ответила строгая учительница. – Кто – твоя сестра?
– Мария Коржикова.
– Маша, выйди и решите свои проблемы за дверью, чтобы не отвлекать класс.
Она вышла молча из класса.
«Фу-уу!» – как от сердца отлегло у меня. – По крайнее мере подыграла мне, а то я совсем по-дурацки  бы выглядел.
– Не ожидала? – спросил я.
– Не-е-т, – рассмеялась она.
– Ты стала избегать меня, – начал я наш разговор.
– Нет. Я думала, это ты обиделся.
– Но я же заходил к тебе и звонил.
– Мне не передавали…
– И что теперь? – спросил я, ожидая приговора от самого важного судьи.
– Что теперь?
– Все кончено, да?
– Нет, но у тебя же Лика.
– Причем здесь Лика! Причем здесь она! Как ты можешь, Маша, быть такой бездушной! У меня никого нет и мне никто не нужен, кроме тебя и ты это прекрасно знаешь!
– И ты пришел, чтобы это сказать мне?
– Да, Маша. Я совершил глупость, я не боролся за тебя. Я думал, ты с Германом, он, правда, хороший парень и красавчик и он больше подходит для тебя, он – не родственник.
– Дурак! Ты – ревнивый дурак! А я – твоя дура. Да, я – твоя дура. Я сама хотела позвонить тебе, но не решалась. Раз я тебе не нужна…
– Ты – самая лучшая и замечательная дура! – прижал я ее к себе.
– Прости меня, Ромка! Я назло тебе пошла на концерт с этим идиотом, не нужен он мне, даже, если нужен родителям и не стану я с ним встречаться даже по-дружески.
В этот момент на третий этаж поднялась вахтерша и какой-то мужчина с ней.
– Вот этот вот хулиган прорвался! – с торжествующим видом показала она рукой на меня.
– Что случилось, Виктория Герасимовна? – спросила Маша.
– Маша, дай мне ключ от нашей квартиры, мама меня отправила, насилу нашел тебя, – сказал я.
– Вот, черт! – воскликнула Маша, – я забыла ключ оставить у соседки, – запричитала она, делая трагическую мину. – Сейчас, – она достала из кармана ключ и отдала его мне, тихо шепнув: – Я через полчаса освобожусь, подожди меня в нашем продуктовом магазине.
Тут и до нее дошел запах:
– Ты что выпил? – также шепотом спросила она.
– Чуть-чуть! С горя!
– Смотри у меня! Больше не пей! – погрозила она.
– Ладно.
– Так, Маша, это – правда твой брат? – спросила вахтерша.
– Да это я виновата, ключ не оставила.
– А я смотрю, не наш это – мальчик и зпах от него какой-то неприятный!
– Да это – одеколон, он на рубашку пролил чуть-чуть и теперь такой запах, – объяснила Маша.
– А ты что же не мог объяснить толком? – стала обвинять меня вахтерша.
– Я пытался, а вы не поверили, – сказал я.
– Ладно мне пора на урок возвращаться! – сказала Маша и вернулась в класс.
– Ну как, жертвы были не напрасны! – подошли ко мне ребята, стоявшие возле ворот школы.
– Ты посмотри на его морду, Витек! – сказал наблюдательный Колька, – Как светится! Тут и без слов все понятно!

13.

Из множества событий, происходивших с нами, я часто вспоминал одну нашу встречу, ставшую особенно дорогой для меня. Это было самое лучшее мгновение наших отношений, которое хоть и длилось несколько часов, пролетело будто миг.
– Что ты завтра делаешь? – спросила Маша в завершении нашей встречи.
– Что я делаю? Да все тоже самое, как обычно – школа, дом, уроки и ты.
– А во сколько ты завтра придешь из школы?
– Часа в 4.
– А ты не можешь уйти из школы в полпервого, а потом к часу ко мне?
– А тебе, Маша, нужно именно в час?
– Да. Мои родители уезжают в 12 к маминой родственнице в Харьков на весь день. Так что приходи обязательно в час! – настоятельно попросила Маша.
– Ладно, жди, – удивился я.
Мы часто бывали друг у друга в отсутствии и присутствии родителей, поэтому мне было непонятно, почему этот день такой особенный.
– Я вовремя? – спросил я на следующий день, когда Маша открыла мне дверь.
– Да, без четырех. Проходи! – ответила Маша.
– Сегодня ты выглядишь особенно торжественно! – сказал я, заметив Машино новое платье.
Она взяла меня  за руку и повела в зал, где стоял, накрытый скатертью, а на нем пирог, салаты и бутылка вина.
– Что у нас за день сегодня? Откуда такая торжественность? – от неожиданности я совсем растерялся.
– А ты вспомни, что было год назад, – сказала Маша.
– Да не знаю даже. Не помню, правда!
– Ну что ты, Ромка, делал в этот день год назад? Что произошло тогда?
– Не знаю, что произошло. Все тоже самое.
– Подожди меня здесь, – сказала Маша и ушла в свою комнату. Вернувшись она держала в руке исписанный и немного смятый листок в клетку.
– Теперь ты узнаешь? – повертела она листок передо мной.
– Да! – рассмеялся я. Это – та самая контрольная?
– Да, та самая.
– Так значит, год назад я ее поменял?
– Неужели, Ромка, ты догадался?
– И мы это будем отмечать сегодня?
– Ну, ты и тугодум! Мы будем отмечать годовщину нашей Любви!
– Маша, а она у нас тогда началась?
– А когда?
– Это точно неизвестно.
– Официально наши отношения начались тогда. Тогда ты меня поцеловал. Любовь наверно тоже тогда началась.
– Да, тогда. Тогда она перестала быть тайной для нас. Ты бы мне сказала, я бы тоже что-нибудь купил, а то даже цветов нет. Подожди, я быстро сбегаю, – предложил я.
– Нет, цветы, ты можешь мне дарить и без всякого повода. Я сама справилась, я хотела, чтоб это было сюрпризом для тебя!
– Ты такая умница, Машка! Я бы сам никогда так не придумал! Мы уже можем начинать?
– Проголодался?
– С утра не ел.
– Прошу садиться, – пригласила Маша.
Мы сидели рядом словно на свадьбе, я разлил вино по боколам, Маша разрезала пирог.
– Маша, а вино у тебя откуда?
– Из папиных запасов.
– А пирог из маминых?
– Не совсем. Из маминых рецептов. Кушай.
– Вкусно! Я и не знал, что ты так хорошо готовишь! Лучше чем в нашей школьной столовой.
– А кто лучше готовит я или твоя мама?
– Не будем вбивать между вами клин. Я лучше дипломатично скажу, что обе из вас!
– Рома, скажи что-нибудь, не зря же его ограбила папу.
– Даже если это будет звучать пафосно, высокопарно и приторно?
– Главное чтобы искренне!
– Ну, хорошо. Кхэ-кхэ, – в шутку откашлялся я. – Маша, давай с тобой выпьем здесь и сейчас за нашу Любовь, которая только родилась и пока еще очень маленькая, крохотная, несмышленая. Но с годами она будет расти. Она станет красивой, огромной и сильной. Она пройдет через всю нашу жизнь, продолжится в наших детях и последующих поступках, в мыслях и делах. Давай, Маша, постараемся вырастить нашу Любовь, беречь и укреплять ее, особенно сейчас, когда ей тяжело и никто не может ее спасти, кроме нас!
Мы выпили и поцеловались.
– А теперь я скажу, – Маша вышла из-за стола и взяла с тумбочки папку в кожаном переплете, которую обычно дарят на юбилеях и торжественных мероприятиях.
– Согласен ли ты, Роман Николаевич Грошев, взять в жены Марию Владимировну Коржикову? – строгим официальным голосом спросила она.
– С большим удовольствием согласен, – ответил я.
– Теперь ты спроси меня, не могу же я сама себя спрашивать, – сказала Маша.
– Согласны ли вы... Коржикова Мария Владимировна, взять в жены
– В мужья! – засмеялась Маша.
– В мужья Грошева Романа Николаевича? – поправился я.
Маша почему-то не спешила отвечать, она задумалась, ее лицо серьезным. В какой-то момент я стал верить, что это происходит всерьез в загсе и она сомневается в самый последний момент.
– Так согласна или нет?
– Надо подумать. Это – очень серьезный вопрос. Это так неожиданно. Да! Я согласна! – кинулась она ко мне с объятиями.
– Этот поцелуй, что я тебе дарю, символ моей любви и верности! – произнес я.
– Распишись в свидетельстве, – потребовала Маша.
Я расписался в импровизированном свидетельстве. Оно было оформлено точь в точь как свидетельство государственного образца, только красиво оформлено.
– Все! – расписался я.
– Нет, это еще не все! – сказала Маша.
– А что еще?
– Мы с тобой должны обменяться кольцами.
Она взяла тарелку, на которую была наброшена сверху ткань, сняла ткань и я увидел два медных кольца.
– Надеь мне кольцо на палец, – сказала Маша. – Теперь ты должен носить его всю жизнь и быть верен мне и нашей любви!
– Клянусь! – сказал я.
– Когда придет время, мы обменяем их на настоящие, – ответила Маша.
– А когда придет это время? – спросил я.
– Когда мне будет 18. Тогда мы сможем совершенно официально пожениться, не спрашивая никого.
– Получается, нам осталось ждать полтора года.
– Это будет нетрудно. Время быстро летит.

14.
Я не думал о том, куда мне поступать, кем хочется быть. Мои детские мечты стать доктором, изобретателем, ученым не выдержали столкновения с действительностью и не воплотились в жизнь. Я жил только Машей и думал лишь о том, когда мы сможем пожениться. Между тем я заканчивал 11 класс, скоро позвенит последний звонок, закончится школа и необходимо как-то определяться. Такая неопределенность стала беспокоить моих родителей.
– Рома! – зашел в мою комнату папа, когда я читал какую-то книгу.
– Да! – приподнялся я с кровати.
– Нам нужно с тобой поговорить.
– О чем? – спросил я.
– О твоем будущем. Пошли в зал.
В зале уже сидела мама.
– Садись, Рома, – сказала мама. – Ты уже заканчиваешь школу, сынок. Куда ты собираешься дальше поступать и на кого?
– Не знаю, я об этом еще не думал.
– А пора бы подумать, уже март на календаре, - сказал папа.
– Ну тогда здесь в педагогический на инженера, – ответил я, подумав, только о том, чтобы не расставаться с Машей.
– Ты собрался здесь поступать?! – воскликнул папа.
– А что плохого? – ответил я.
– Но вы же выиграли олимпиаду, вас звали в Баумана в Москву, – сказала мама.
– Да, звали. Но я не хочу ехать в Москву.
– Боишься, что мы без тебя не протянем? – ехидно спросил папа. – Или ты все еще цепляешься за мамину юбку?
«Нашел же, какие выражения подобрать», – подумал я.
– Нет, я не цепляюсь. Я готов к самостоятельной жизни. Но ведь здесь тоже хорошее образование. Мне тяжело будет… адаптироваться в Москве, – у меня не было никаких аргументов в пользу того, чтобы остаться и я мучительно выбирал слова, про Машу я им сказать не мог.
– Ромка, ты все-таки боишься самостоятельной жизни и потом ты все равно один не будешь там жить. С тобой будут поступать твои друзья, у меня есть приятели в Москве, у мамы – подруга. Мы их предупредим, так что один ты там не будешь, – ответил мне на это папа.
– Рома, ведь это – один из лучших институтов в СССР, подумай о том, кем ты можешь стать, когда закончишь, у тебя будут все возможности. Ты в любой момент сможешь вернуться домой, у тебя будет выбор насчет практики, – добавила мама.
Они как договорились заранее и каждый выкладывал свои аргументы, отличающиеся от доводов другого.
– Я за карьерой и деньгами не гонюсь!
– Стремись, Роман, хотя бы к знаниям, – сказал папа.
Я замолчал, мне нечего было возразить, у меня нет никаких шансов здесь остаться.
– У тебя есть телефон института?
– Нет, папа.
– Я узнаю по справочнику и даже сам позвоню и узнаю насчет экзаменов, сроков, а ты поговори со своими друзьями и начинай готовиться!
Вечером гуляя с Машей, я старался скрыть свою печаль и растерянность, я боялся заговорить с ней об этом. Поэтому мы разговаривали обо всем подряд, лишь только заканчивалась одна тема для разговора, я тут же придумывал следующую.
– Что с тобой? – вдруг спросила Маша.
– Ты о чем? Все в порядке.
– Нет, ты как-то странно ведешь себя. Все время выдумываешь одну ерунду за другой, как будто молчание тебя выдаст.
– Да, поразительно! От тебя, Маша, ничего скроешь! У нас с тобой осталось мало времени. Меня отправляют в Москву…
– Ты поступишь?
– Лучше бы я не поступил!
– Нет, Ромка, обязательно поступай!
– Маша! Мы будем редко видеться, понимаешь!
– Нестрашно. Мы потерпим. Это не разрушит нашу любовь!
– А если разрушит?
– Значит мы, Ромка, недостойны любви.
– А ты куда будешь поступать, Маш?
– Не знаю.
– Поступай на любую специальность, но только в Москве! Слышишь, Маш!
– Меня родители не отпустят, но все равно, я скажу, что ты будешь рядом, хотя они поймут не в том смысле, конечно.
– И мы будем вместе в Москве одни – ты и я!
– Так что год без меня, Рома, как-нибудь протяни!
– О, год! Это можно.
15.
Я закончил школу, ухе прошел последний звонок и наступило лето. Каждый день которого был похож на следующий и предыдущий и был заполнен зубрежкой, решением задач и уравнений. Я редко виделся с Машей, мне было больно и тоскливо от предстоящей разлуки с ней – скоро я должен буду уехать в Москву. Поэтому сейчас наши встречи и разговоры принимали особое значение: они могли надолго оборваться, – каждый раз был как последний. Тем приятней была новость, с которой моя мама поделилась со мной.
– Рома! Тетя Катя собирается с Машей на море, у них есть еще одна детская путевка свободная. Она спрашивает, не сможешь ли ты поехать с ними на двенадцать дней.
– Я?! – выкрикнул я и замер от неожиданности. Стараясь как можно более сдержанно говорить, я ответил: – Да, мне может быть полезен морской воздух, а то сидишь целыми днями дома или в библиотеке. В этой духоте и жаре трудно и думается и запоминается. А так я возьму с собой все учебники и тетради и буду там готовиться.
– Я посоветуюсь с папой, – сказала мама.
– Он согласится. А когда они уезжают?
– В пятницу.
Папа согласился, когда он был мной доволен, то многое позволял и не принимал никаких воспитательных мер.
Вечером позвонила Маша, трубку взял папа.
– Алло! Алло-о-о!  Хм! Кто-то звонит, а потом молчит и трубку бросает! Ромка, это может тебя! – сказал рассердившийся папа.
– Да, – сказал я, – наверно.
Маша чаще всего мне звонила так, как мы условились. Если трубку телефона брал не я, она ложила трубку, но не сразу, а молчала секунд тридцать-сорок. Я стал караулить в коридоре звонка, ходя туда-сюда от двери и до комнаты. Скоро раздался еще один звонок.
– Алло! – обрадовано крикнул я.
– Привет, любимый Ромочка! – сказала Маша.
– Откуда ты звонишь? – спросил я.
– Все в порядке, никто не услышит. От подружки.
– Я рад тебя слышать, обнимаю и целую! – убедившись, что рядом в коридоре никого, сказал я.
– Я тоже рада. Ты уже в курсе?
– Да, конечно. Уже складываю вещи.
– Это все благодаря мне, – ответила Маша и рассказала подробности.
У Машиной мамы (моей тети) на работе давали путевки на Черное море, ее подруга взяла себе путевку и какому-то ребенку. Но поездка по каким-то причинам сорвалась, взрослую путевку нашли кому отдать, а вот детская – пропадала. И тогда Маша сказала маме, нарочито равнодушно, с таким видом, будто беспокоилась исключительно о деньгах, заплаченных за путевку:
– Мам, а может отдать путевку Ромке, а его родители вернут деньги.
– Ну что ты, Маша! Ты как придумаешь! Роме нужно готовиться к экзаменам, он не сможет.
– Ма, может ему нужно будет отдохнуть, развеяться. Ведь путевка же пропадает.
– Да... Я даже не знаю.
– Поговори с его родителями и у него потом спроси, – настаивала Маша.
– Ладно, я позвоню завтра.
– Мамочка! Мы уезжаем в пятницу утром, сегодня вечер вторника. А если он не согласится, уже и времени не будет кому-нибудь предложить ее.
– Пожалуй, я скажу Тане, что я не нашла, кому отдать путевку.
– Зачем? Может Ромка согласится!
– Ты хочешь, чтобы он обязательно был с нами?
– Я? А что тут такого? Почему он не может быть с нами. Мы – с ним друзья, и ты это знаешь.
– Да, ваши отношения значительно улучшились. Ну, ладно! – сдалась наконец ее мама.
– Видишь, Рома, какая я – умница! – похвалилась Маша, закончив свой рассказ.
– Ты – просто молодец! Ты – изобретательная девочка!
– И каков же твой ответ?
– Я же говорил тебе, собираю вещи.
– Значит «Да»!
– Маш, мы увидимся до отъезда?
– Нет, я тоже собираюсь. Давай встретимся на вокзале и почти две недели будем вместе, почти одни. Наберись терпения, зайчик!
– Хорошо! Целую мое маленькое солнце! Спокойной ночи!
Ровно сутки я жил предстоящим отъездом, собрал все вещи и мечтал, как мы будем вместе. Через день позвонила тетя Катя и извинившись сказала, что вместо меня согласился поехать Герман, а для Маши это может быть очень важно. Он – парень хороший, подходящий для Маши и у них все должно получиться.
– Не расстраивайся, сынок! – сказала мама. – Потом, когда сдашь экзамены, мы съездим на море всей семьей.
– Да мне то что! – ответил я. – Прям такая потеря. Действительно лучше сдать экзамены, поступить и быть свободным! – сказал я бодрым голосом, боясь при этом, что вот-вот не выдержу и разрыдаюсь.
Я возненавидел ее родителей, Германа. Я хотел тут же позвонить и объясниться с Машей, не понимая и не думая о том, что ее вины вообще нет.
– Я ничего не смогла сделать! – позвонила вечером Маша.
– Жаль. Может такой возможности у нас больше не будет.
– Нет, Рома! Мы обязательно увидимся.
– Зачем он тебе нужен?
– Ты опять! Сколько раз я должна объяснять тебе, что мне он не нужен! Мне он противен! Это все мама!
– Извини! Прости, Машенька! Я – дурак! Ничему не научила меня наша ссора!
– Мне самой больно и тоскливо.
– Не тревожься, Маша! Поезжай! Ничего страшного! Ты права, у нас будет много времени. Я все равно буду ждать тебя!
– Не скучай, это время быстро пролетит!
Она позвонила мне с моря, скрываться, бросать трубку было невозможно, поэтому она попросила моего папу позвать меня.
– Рома! Это тебя! Представляешь, кто тебе звонит? – загадочно сказал он.
– Кто?
– Твоя сестра – Маша! – удивленным голосом сказал он. – С чего бы это вдруг она тебе звонит с моря?
– Да я просил привезти мне с моря кораблик для коллекции. Она сказала, что мне перезвонит и уточнит, – сочинил я папе.
– А-аа! Ясно! – ответил он.
– Ромка, как ты! Мы купаемся, ездим на экскурсии. Вчера были в каком-то древнем монастыре, он остался еще, кажется от древних греков.
– А я к экзаменам готовлю. Ничего интересного. Вчера ездили к бабушке на дачу, так что ты угадала со звонком.
– Нет, не угадала, я знала. Папа говорил маме, что бабушка зовет в гости.
– Маша, откуда ты звонишь?
– Из комнаты администратора. Я долго не могу разговаривать, мама звонила в Белгород, когда мы были в городе на экскурсии. А мне больше звонить неоткуда. Я тебя люблю, Рома! Не расстраивайся, скоро мы опять будем вместе!
– Я не расстраиваюсь! Отдыхай спокойно! Я тоже люблю тебя! – я чмокнул в трубку на прощанье.
Они вернулись через восемь дней.
– Почему так рано? – спросил я, увидев ее.
– Ты даже не рад? Надо было еще оставаться?
– Очень рад! Но вы же на две недели собирались, а вернулись через восемь дней!
– Я симулировала болезнь. Говорила маме, что голова болит, что мне очень плохо, что меня тошнит и живот болит и все из-за этого дурацкого климата! Мама мне поверила, хотя и извинялась за меня перед Германом, предлагала ему остаться, но этот хвастливый джентльмен не захотел один остаться.
– Так ты хотела быстрее увидеть меня? – догадался я.
– Ну, конечно!

16.

Мы втроем (я, Колька Серых и Витя Карасев) сдали вступительные экзамены и поступили в Бауманку. Домой я возвращался на два дня, затем чтобы собрать вещи и попрощаться. Бабушка решила, что такое событие, как мое поступление, нужно отметить и мы собрались у нее на даче (дети бабушки с семьями и она).
– Не грусти! – сказал я Маше, сидевшей со мной на качели в саду. – Ты плакала?
– Нет.
– Ты поедешь на вокзал?
– Я не смогу сдержаться.
– Ты же сама говорила, что в моем отъезде нет ничего страшного.
– Во всяком случае надо привыкать.
Я никогда не видел ее такой, безжизненной, как сейчас с потухшим взглядом, направленным вниз, с тихим голосом, лишенным всякого задора и энергии и движения медленные, неспешные.
– Я напишу тебе, как приеду! – сказал я лишь бы хоть что-то сказать.
Маша достала из кармана платок с вышивкой.
– Это – мой подарок на память! – протянула она мне его.
– Спасибо!
– Разверни платок!
По краям платка были вышиты узоры, а в центре сердце и внутри него надпись «Рома + Маша».
Куда он делся мой платок? Я ничего не сберег из Машиных подарков.
– Я тоже не забыл про сюрприз для моей Машечки! – я достал из кармана цепочку с листом.
– Золотая?
– Да. Только надень потом, а то заметят.
– Хорошо.
– Знаешь, Маша, я хочу тебе сказать, я много думал…
– Эй, вы идете? Мясо уже готово! – крикнул папа.
– Пошли, нас зовут, – сказала Маша.
– Подожди, дай мне твою руку!
Я прижал ее руку к своей щеке.
– Я хочу запомнить и сохранить твое тепло.
Так мы попрощались наедине.
– Ром, а почему твоя девушка не пришла? – спросила тетя Катя.
– Какая девушка? – удивился я.
– Маша! Ты же сам сказал, что ее так зовут, – вмешался папа.
– Ромочка стесняется, он нам ни разу ее не показал и не познакомил, – сказала мама.
– Мы расстались, – ответил я.
– Ромочка, ну не стесняйся ты так! Про Лику мы все знали, сколько раз она была у нас. Ты же вчера разговаривал со своей Машей.
– Как раз вчера я с ней и расстался.
– Роман, ты главное не переживай! Плюнь ты на нее. Подумаешь, здесь не нашел, в Москве она от тебя никуда не денется! Покажите мне такую девушку, которая посмеет отказать такому парню! – утешал меня дядя Коля.
– Минутку внимания! – тихо сказала бабушка.
Бабушка пользовалась авторитетом в наших семьях не только из вежливости перед почтенным возрастом, но и из-за своего влияния. Она была главой в наших семьях, когда-то она устроила тетю Катю в институт, отцу помогла с квартирой, племянника вытащила из какого-то темного дела, да и много всего другого.
– Рома! Ты принес большую огромную радость всем нам и возможность гордиться тобой! Я, представляете, уже устала слушать поздравления стольких людей с тем, что мой внук сам поступил в лучший институт страны! Ты – хороший пример для Марии! Жаль, Рома, что ты перестал с ней заниматься с математикой, а то и ей посчастливилось бы учиться вместе с тобой.  Но самое главное, ты совершил очень важный поступок для себя, желаю тебе дальнейших успехов в жизни и в учебе! Не посрами чести нашей фамилии! Продолжай дальше нас радовать, иди вперед, прямо к своей цели, я знаю, ты не свернешь со своего пути, никогда не отступишься и все преодолеешь!
– Бабушка, я постараюсь, – пообещал я.
– А что же Маша? – обратилась бабушка к ее родителям. – Тоже в Москву в следующем году?
– Мама, она не поступит туда, куда Рома. Маша – гуманитарий, ей точные науки трудно даются.
– Пусть Маша пробует на гуманитарные специальности. Только обязательно в Москве. Там лучшее образование! – вынесла свое решение бабушка к нашей общей радости. – Да и Ромка там за ней присмотрит.
– Запомни нас всех здесь сидящих, через год мы соберемся здесь и будем отмечать нашу свадьбу! – шепнул я Маше.

17.

Без Маши в Москве я смог продержаться всего лишь месяц. Разлука не остужала мою любовь, а лишь усиливала ее. Не помогли ни телефонные звонки, ни телеграммы и письма. Я сорвался к ней на выходные, хотя все думали, что я соскучился по родителям. Я старался возвращаться домой как можно чаще, пока были деньги или одалживал у кого-нибудь под стипендию. Весной я узнал, что родители ее не отпустят поступать в Москву, и даже бабушка – в этом не помощник. Она согласилась с доводами Машиных родителей, что Маша – единственный ребенок в семье, в технический вуз она не поступит, а на гуманитарную специальность ей будет проще поступить здесь, потому что, в случае чего бабушка подключит свои связи. Она стала учиться в Белгороде на филфаке. Маша каждый раз начинала спрашивать меня об одном и том же, уговаривала, плакала, требовала и  даже иной раз угрожала:
– Когда ты все расскажешь?
– Сейчас еще рано, все равно мы учимся в разных городах.
– Ты меня пугаешь! Ромка, ты что передумал?
– Нет, я не передумал.
– Хочешь, я сама скажу, мне нестрашно. Но ведь ты же – мужик!
– Маша! Давай я закончу учебу, вернусь в Белгород и тогда сам  все скажу твоим и моим родителям и попрошу твоей руки.
– А когда это будет, сколько еще ждать? Лучше мы сами скажем, пока они не узнали.
– Машенька, котеночек мой! У нас через год будет практика, я попрошу, чтобы мне разрешили пройти ее здесь.
– А тебе разрешат?
– Да, разрешат.
– Ром, пообещай мне, что поговоришь в любом случае, даже если не разрешат пройти практику в Белгороде. Родители заставляют меня встречаться с этим Германом, хотя я говорила и им и ему.
– Обещаю!
Маша успокаивалась, а потом по истечении какого-то времени начинала опять.
 Этот разговор состоялся раньше и не так как должен был произойти в наших мечтах.
Улица, по которой мы шли с Машей, была нашим надежным укрытием и никто из родственников по ней не мог и не должен пройти, тем более в рабочее время. Однако Машина мама отпросилась с работы в обеденный перерыв и помчалась за какими-то дефицитными сапожками, о которых узнала по секрету от подруги в магазин, расположенный на этой улице. Мы шли, обнимаясь и целуясь у всех на виду, не таясь и не обращая ни на кого внимания.
– Что здесь происходит? – раздался смутно знакомый голос, но чей это голос и к кому обращается, меня это не волновало.
Взади кто-то схватил меня за футболку и поцарапал длинным ногтем спину.
– Чем вы тут занимаетесь, скоты! Вы что с ума посходили!
Я вырвался, обернулся назад и Маша повернулась вместе со мной. Женщина, схватившая меня и непрерывно визжащая и кричавшая грубости, которые я слышал от нее впервые, также, как и раньше я не видел ее в таком состоянии, была Машина мама.
– Мама, мы с Ромой давно любим друг друга, – спокойно и убежденная в своей правоте, ответила Маша.
– То есть как это любите? – продолжала орать тетя Катя.
– Как вы с папой друг друга, – также твердо сказала Маша.
– Пошли домой, тварь! Сейчас же пошли, шлюха! – схватила тетя за руку Машу и потащила за собой.
 – Не называйте так ее! Отпустите Машу, не трогайте ее! – сказал я и оторвал тетины руки от Маши.
– Или ты сейчас пойдешь домой или можешь не возвращаться домой! – стала угрожать тетя.
Вокруг нас собрались люди.
– Граждане, спокойней! Ну зачем же так выражаться, идите домой и разберитесь, а то вдруг милиция появится, – дал совет кто-то из толпы, тут же, похваченный кем-то:
– Вначале заберут в отделение, а потом будут разбираться или штраф выпишут!
– А оно вам надо? Вы лучше дома сами по-семейному.
– Чем это тебе, мать, такой хороший парень не угодил?
– Я попрошу не вмешиваться в нашу личную жизнь! – ответила тетя Катя. – Пошли, Машенька, домой! Пошли, девочка моя, – вмешательство толпы как будто успокоило ее и она стала уговаривать Машу своим обычным доброжелательным и где-то даже заискивающим тоном.
– Маша, она права. Ты иди. Я вечером позвоню тебе. Обязательно позвоню, – произнес я.
И Маша ушла, покорно, будто ее арестовали и она смирилась с этим фактом,  не произнеся ни слова, не посмотрев на меня и даже не обернувшись в мою сторону.
«Ничего еще не потеряно, я не сказал сейчас, но борьба еще не окончена, остались мои родители, они нам помогут», – думал я по дороге домой.  Родители уже пришли, но в квартире было так тихо, что был слышен лай собаки на улице и щебетанье каких-то птиц. Родители не сразу стали говорить, но по их виду я понял, что они все знают и смотрят на меня с осуждением и укором, как если бы я разбил где-нибудь стекло, подрался или получил двойку по важному предмету.
– Раз вы уже все знаете, – начал я, – то хотел бы вас просить, чтобы вы помогли нам с Машей пожениться.
– Ты с ума сошел! – воскликнула мама и резко вскочила с кресла.
– Ты думаешь, что ты говоришь? – добавил папа.
– Да, – спокойно сказал я.
– Как это случилось? – спросила мама, словно стараясь понять, где она допустила упущение и не доглядела за мной.
– Наша любовь началась, когда я учился в 10-м классе, – начал рассказывать я.
– Какая это – любовь? Что вы выдумали? –  вмешался папа.
– Хорошо, я дальше не буду рассказывать.
– То есть уже 4 года все это продолжается? – уточнила мама.
– Да, четыре года мы встречаемся и любим друг друга.
– Та девушка – Маша и наша племянница – это один и тот же человек? – догадался папа.
– Да, это – она.
– Ромка, зачем ты все это начал? Неужели мало хороших девушек?
– Твои слова и восклицания бесполезны.
– Почему, Ромка, ты с нами не посоветовался?
– Потому что теперь я знаю, чтобы вы ответили.
– Вон Лика Воронова – какая красавица и умница, она гораздо лучше Маши. К тому же ты ей всегда нравился.
– Да, вы правы. Действительно Маша – не отличница и не красавица, по сравнению с Ликой. Но любовь – это не выбор товара на базаре – какой получше, поновее, вкуснее, дешевле – тот и берем. Любовь – это близость, единение совершенно разных людей, становящихся одним целым. Это – родство душ, когда ты слышишь и чувствуешь другого человека, где бы вы ни находились, время, проведенное вместе, пролетает, словно мгновение и его всегда не хватает.
– Хватит, зачем ты нам это расписываешь, – перебил папа. – Мы знаем, что такое любовь и также знаем, что такое глупость и извращение.
– Это  аморально, омерзительно и грязно, – добавила мама.
– А я-то думал, произошло какое-то недоразумение, когда Катя позвонила и все рассказала! Я даже защищал тебя, говорил, что не мог мой сын так поступить!
– И теперь ты, папа об этом раскаиваешься, да? Подвел я тебя? Заставил краснеть, оправдываться, выбирая слова?
– Немедленно замолчи! А то я тебя сейчас ударю! Хотя я ни разу в жизни не бил тебя.
Он направился в мою сторону, сжав кулаки и наверняка бы ударил, если бы мама не удержала.
– Вы даете свое согласие на наш брак?
– Алла, ты только посмотри на него!
– Я думала, Рома, что ты поймешь, что вам нельзя жениться. Если у вас родятся дети, велик риск патологий и наследственных заболеваний.
– Не правда! А как же по-вашему монархи еще со времен среднековья, а сейчас во многих странах мира обычные люди спокойно женятся на своих кузенах и кузинах.
– Ты на ней не женишься! Ни мы, ни ее родители никогда не дадим согласия на этот брак! И давай закончим этот разговор. Позвони Маше, извинись перед ней, объясни и возвращайся в Москву учиться. Там найдешь себе девушку. А перед ее родителями я сам извинюсь.
– Тогда мы обойдемся без вашего согласия!
– В таком случае убирайся отсюда, у тебя больше нет дома! – вскипел папа.
– Коля, что ты говоришь, – остановила его мама. – Рома, не слушай его!
– Я сказал один раз и могу повторить еще раз: или ты рвешь с ней все любовные отношения или живи, как знаешь!
– Ну и замечательно! – развернулся я и пошел в коридор одеваться.
Я не стал собирать вещи, большинство из них осталось в Москве, а оставшиеся мне не во что было сложить. Я только захватил с собой сумку, с которой приехал и хлопнул дверью, уходя.
– Куда ты, Рома? – открыла дверь мама.
– К Маше!
Я позвонил в дверь ее квартиры один раз – никто не ответил, тогда я позвонил второй, третий.
– Кто там? – недовольно спросил дядя Володя.
– Это я – Рома! Дядя Володя, откройте!
– Уходи, – сказал он и отошел от двери.
Я нажал пальцем кнопка звонка и не отпускал, пока он не вернулся назад.
– Прекрати звонить, сопляк! Убирайся отсюда! – кричал он.
– Я хочу видеть Машу и забрать ее с собой!
– Убирайся и больше не приходи, паразит! Сволочь! Маша, не хочет тебя видеть, – вмешалась ее мама.
– Неправда! Никогда она такое не могла сказать!
Я стал тарабанить в дверь руками и ногами, пытаясь вынести ее.
– Я сейчас вызову милицию!
– Вызывайте, мне все равно! Я выломаю эту дверь и уйду вместе с Машей!
Они не открывали дверь, несмотря на непрекращающиеся звонки и стуки. В этот момент по лестнице поднялись мои родители.
– Катя, – постучал в дверь папа, – Откройте! Это – не выход. Надо что-то решить.
– А что тут решать? – спросила тетя Катя, открывая.
Я вошел в квартиру без какого-либо позволения.
– Посмотрите на него! Вот наглец! Он уже без приглашения ломится в чужую квартиру! – сказала тетя Катя.
– Стой! Рома! – папа схватил меня за рукав, но я вырвался и вошел, не разуваясь, в комнату.
– Маша! – крикнул я, увидев ее, заплаканную с растрепанными волосами.
– Не плачь, любимая! Я пришел за тобой! – я погладил ее по голове, утешая.
– Маша – несовершеннолетняя! И пока мы – ее родители решаем, можно ли ей выходить замуж или нет. А ты, просто подонок, воспользовался тем, что она ребенок и много не понимает. Мне очень жаль, что родственные отношения мешают поступить мне с тобой так, как ты этого заслуживаешь, – вмешался ее папа.
– Витя, Ромка – не совратитель и ты, пожалуйста, выбирай выражения, – вступился за меня папа. – Мы тоже отрицательно относимся к этой связи.
– Маша сама этого хотела, – добавила моя мама, – спросите у нее.
– Мы сами знаем, без ваших рекомендаций, что спрашивать у нашей дочери. Будет лучше, если вы вместе с вашим выродком, уйдете отсюда. Вместо извинений, они его еще и выгораживают, – ответила тетя Катя.
– Катя, как ты можешь такое говорить, а как же наша дружба? – разволновалась мама.
– Кроме того, ваш сын разрушил счастье Маши и Германа, – добавил дядя.
– Плевать я хотела на вашего Германа! – сказала Маша первый раз со времени моего прихода.
– Герман ходит за тобой, ухаживает, дарит подарки, постоянно приглашает на разные мероприятия, унижается перед тобой, любит, наконец! Он – хороший человек, – сказала тетя.
– Как много высокопарных слов! – саркастически произнесла Маша. – Хороший человек, да? Хороший? Папа у него хороший!
– Ну, если тебе не нравится Герман, полюбишь кого-нибудь другого.
– Вы можете нас с Машей оставить наедине? – спросил я у присутствующих.
– Нет, – сказал дядя.
– Хорошо, я скажу при всех. Маша, пошли со мной! Мне негде жить, кроме общаги, у меня нет денег, кроме стипендии, но это все ерунда. Я буду подрабатывать, ты переведешься куда-нибудь, – убеждал я.
Я не успел договорить, когда ее отец ударил меня в лицо, я поднялся, он стал выталкивать меня из квартиры, мой отец вмешался и разнял нас.
– Тебе больно, Рома! – подбежала ко мне Маша. – Ты мне больше не отец!
– Маша, ты никуда не пойдешь! – приказала ей тетя. – Иди в свою комнату.
– Нет! Ромка, я хочу быть с тобой!
Она вырвалась из рук своей матери, подбежала к окну, раскрыла его и встала на подоконник.
– Я выпрыгну! Не приближайтесь ко мне! – кричала она.
– Маша, Машенька, что ты задумала! – закричала тетя. – Ты прости нас, у тебя вся жизнь впереди! Не губи ее! Если не о нас, то о себе подумай!
– Маша, не делай этого! – просил я.
Ее отец подошел к ней, снял с подоконника и понес в ее комнату.
– Доченька моя, умница! Все будет хорошо! Тебе нужно отдохнуть! – приговаривал он, не обращая внимание, на ее вопли:
– Оставьте меня! Я не хочу никого видеть!
– Уходите, прошу вас! Я вколола ей успокоительное, – сказала тетя, выходя из ее комнаты. – После того, что произошло, Маше нужен покой.
– Пошли, Ромка! – тронула мама меня за плечо и мы все ушли.
На следующий день мне позвонила бабушка. В этот раз она не говорила про позор, про честь семьи. Она говорила, с какой-то несвойственной ей теплотой, вполне разумные вещи:
– Маша себя плохо чувствует, ее лучше не беспокоить сейчас. Я не знаю, Рома, что это у вас было. Подожди, пусть пройдет время месяц или год и тогда будет понятно вам обоим, что это – любовь или нет. Вы ни в чем не виноваты, в том что произошло. Но вам нужно разобраться в своих чувствах, понять, сможете ли вы прожить вместе всю жизнь. Если вы поймете, чтоне можете жить друг без друга, то никто, я тебя уверяю, никто не будет вам препятствовать.
Я вернулся в Москву, Маша перестала отвечать на письма и звонки. В июне меня направили на практику в Новосибирск, в Белгород не было направления, там не оказалось нужного производства. В Новосибирске то ли скуки, то ли просто из желания отвлечься и забыться, у меня возник роман с однокурсницей. Через полгода мы поженились, по распределению нас оставили жить там же. Спустя какое-то время я узнал, что Маша тоже вышла замуж и уехала из Белгорода в другой город.

II.
1.
После расставания с Машей я ни разу не был в Белгороде: мне было тягостно приезжать туда, где все ассоциировалось с ней, где память упорно помимо моей воли возвращалась ко времени наших отношений. Я помирился с родителями, они часто звали нас, да и жена никогда там не была, но всякий раз я находил повод не приезжать. За это время родители приезжали к нам в Новосибирск, по меньшей мере, раза четыре и еще один раз мы все вместе отдыхали на Черном море. Но в этот раз мне пришлось вернуться в родной город.
Как-то я пришел домой с работы и увидел свою жену Альбину, грустной, с заплаканным лицом, держащую в руке какую-то телеграмму.
– Привет, Алечка! – сказал я, поцеловав ее. – Ты чем-то расстроена, похоже ты плакала недавно.
– Привет, мой любимый! Рома, принесли телеграмму заказную, я кинулась звонить тебе на работу, но ты уже ушел. Твоя мама написала, что случалось несчастье.
– Какое несчастье? Что-нибудь с отцом? – перебил я ее.
– Нет. Твоя бабушка умерла. На, прочитай. Твоя мама хочет, чтоб мы приехали, – протянула она мне телеграмму.
– Да, придется поехать, – ответил я, прочитав.
– Ты не хочешь ехать, Рома?
– У нас были плохие отношения. Но в такой час не стоит об этом рассказывать, – сказал я, ведь тогда придется объяснять жене, что наши отношения испортились после участия бабушки в разрыве с Машей. – Я позвоню Колобову, отпрошусь с работы, потом в аэропорт за билетом отношения испортились после участия бабушки в разрыве с Машей.
– Я с тобой, Рома!
– Нет, Аля. Останься, Машка болеет.
– Машу можно оставить у моих родителей.
– Аля, я справлюсь сам. Ты лучше своих родителей знаешь, как с ней обходиться, чем лечить. Она ни дня не может прожить без нас, у нее начнутся истерики, зачем им такая обуза?
– Да, Ром, ты прав. Объясни своим родителям, почему я не приехала, скажи, что я скорблю вместе с ними. Ладно?
– Да, обязательно. Они все поймут. Летом съездим к ним все вместе и Машку с собой возьмем.
– А бабушка? Ты не очень любил ее?
– Она была тяжелым человеком. Она – диктатор, с железной волей и твердо установленными правилами и не терпела, когда ей не подчиняются. Папа говорил, что это из-за войны. Она была медсестрой и их поезд в 1942-м разбомбили, начался пожар. Бабушке и еще семерым людям удалось спастись, десять дней они шли через лес, за это время их осталось двое, потом они вышли в какую-то деревню. В деревне им удалось попасть в партизанский отряд. Там оказался предатель и отряд был почти весь уничтожен. Бабушку бросили в тюрьму, где она ждала казни, спасло ее наступление наших. Немцы попросту бросили эту тюрьму и стали отступать. После войны у ее мужа, моего дедушки случился роман с одной машинисткой на работе, бабушка когда об этом узнала, она добилась того, чтобы машинистку уволили, а дедушку выгнала, хотя он раскаивался и извинялся, но не помогло ничего. Она не простила его. Со своими детьми дедушка встречался украдкой и тайно от бабушки. Даже когда я родился, ничего не изменилось, если мы встречались с дедушкой, то бабушке об этом не сообщали. Папа хотел поступать в музучилище, а потом в консерваторию. Его уговаривали преподаватели, он был талантливым пианистом, но бабушка сказала ему, что это несерьезно и папа поступил на физфак. У тети Кати был жених – геолог, но бабушка была против их отношений и расстроила их свадьбу. Он надолго уезжал в экспедиции и бабушка посчитало это обстоятельство серьезной помехой для счастливой семейной жизни.
– А тебе, Рома, она что плохого сделала?
– Мне? Нет, до внуков у нее уже, слава Богу, руки не доходили. Так, мелкие придирки, не так одет, ужасная прическа, невоспитанный.
– А у тебя, Рома, оказывается есть двоюродный брат или сестра? Ты сказал «до нас внуков» во множественном числе.
– Да, у меня есть сестра.
– Странно, ты про нее никогда мне не рассказывал…
– Аля, а что тут особенного? Все-таки не родная сестра, а двоюродная.
– По-моему ее не было на нашей свадьбе…
– Аля, ты уже все забыла. Была она.
– Нет, почему я все прекрасно помню. Я ни разу не видела ни ее саму ни ее родителей ни вживую ни на фотографиях.  Сейчас я впервые услышала про твою сестру.
– Нет, ты просто забыла. Мы не поддерживаем друг с другом никаких отношений, мы и в детстве враждовали. А потом ее родители поссорились с моими.
– Из-за чего они поссорились?
– Да, папа как-то во время банкета пошутил над тетей Катей, это не понравилось ее мужу, возник скандал. Я не спрашивал, может они давно помирились.
– Ромка, ты не похож на конфликтного человека, ты никогда ни с кем не ссорился. Что произошло с твоей сестрой?
– Ничего не произошло, мы просто разные люди. Ты, Аля, отвлекаешь меня своими разговорами. Лучше иди, собирай мой чемодан. А я сейчас позвоню на работу.
– А сколько лет твоей сестре?
– Она младше меня на 1,5 года. Ей 30 лет.
– Слушай, а у вас в семье у всех по одному ребенку.
– Да, в силу разных обстоятельств.  У моих родителей, у ее родителей. Не то что у вас.
– И у нас с тобой одна девочка.
– Ну это только пока!
– Ты думаешь, Ромка, мы потянем двоих детей?
– Видишь, Аля, ты сама не хочешь!
– Я очень хочу, Ромочка, но пусть бы у нас была хотя бы двушка.
– Когда дадут, будет поздно.
– Я пошла собирать вещи. А ты, как позвонишь, иди ужинать, там суп на плите и котлеты еще остались.
– Привет, папа! – с улицы пришла Машка.
– Здравствуй, дочка! Ты гуляла?
– Да, Тане собаку купили, мы с ней бегали. Пап купи мне тоже собаку или кошку.
– Машечка, у нас квартира маленькая, она не поместится.
– Она будет жить у меня в кровати. Там много места.
– Да. Там много места. Надо с мамой посоветоваться!
– Мам, ты хочешь кошечку или собачку? – пошла в комнату Маша.
– Маша, может попозже. Мы недавно ремонт сделали и квартира у нас маленькая. Давай лучше рыбок.
– Но рыбок нельзя гладить!
– А что папа сказал?
– Что с тобой нужно посоветоваться. Но ведь, ты, же согласна!
– Маша, давай подождем, пока папа вернется.
– А когда он уезжает?
– В Белгород.
– Ма, я тоже хочу с папой поехать.
– Маша, давай что-нибудь одно или котенка или с папой.
– Ладно, давайте котенка. Но ты обещаешь мне.
– Обещаю, моя лапочка, обещаю.

2.

Бабушке предстояла операция на сердце. Еще до операции, словно предчувствуя и опасаясь, она позвала моего отца и тетю Катю попросила у них прощения и сказала, чтобы они помирились друг с другом. Операцию она не пережила. Мы все встретились на похоронах. Папа и тетя Катя держались вместе. Я шел рядом с мамой. Тихо остановилась машина перед кладбищем, я заметил и обернулся посмотреть. Из нее вышла женщина вся в черном в темных очках и платке, и, увидев нас, направилась в нашу сторону. «Кто это женщина?» – подумал я. – Она как будто мне знакома». Ее тоже заметили и мы стали идти медленнее. Когда она приблизилась, то обнялась с дядей Володей, стоявшим рядом и заплакала. Она сняла очки, чтобы вытереть глаза платком и наши взгляды в этот миг встретились.
– Только с самолета, – кто-то шепнул.
Это была Маша.
За ужином я не сразу заметил ее, я испугался, что она не останется, а когда увидел ее, смотрел неотрывно, я не смог забыть ее, я понял это со всей очевидностью. Я оборачивался и смотрел на нее и не видел ничего и никого вокруг. Везде была только она и никого больше. В этом ресторане мы могли бы пожениться. Она тоже заметила меня и узнала. Ее взгляд был по-прежнему теплым и нежным, так она смотрела только на меня.
Она стояла возле окна во время перерыва одна, когда я подошел к ней.
– Привет, Маша! Я рад тебя видеть, пусть даже и при таких обстоятельствах.
– Привет! То чего она боялась и произошло.
– Она сама себе внушила это.
– Знаешь, ее смерть будто всех примирила.
– Да, она нас всех крепко держала.  А вообще я не ожидал, Маша, увидеть тебя и знаешь…– не докончил я.
– Разве она – только твоя бабушка?
– Нет, но мне казалось, что ты вырвана из моей жизни навсегда.
– Да, ты вырвал меня из своей жизни, у тебя это получилось.
– Маша, не говори так и не думай, это – ни так. 
– Рома, нам уже поздно выяснять отношения, да и здесь в такое время. Расскажи лучше, чем ты занимаешься, как твоя личная жизнь, где ты живешь?
– Живу я в Новосибирске, работаю инженером на заводе, жена, дочь. Все как у всех. А ты?
– После мы Москвы мы оказались в Калуге, потом в Киеве, а сейчас моего мужа перевели в Ленинград. Он работает завсектором в обкоме, я – журналист в газете, пишу про события города и области, беру интервью у различных передовиков производства, ученых, артистов, одним словом не стала я математиком. У нас растет сын. Вобщем у нас все нормально.
– Как у всех?
– Да. А ты один приехал?
– Да, один. Дочка только-только переболела и жена осталась с ней.
– А что у нее было что-то серьезное?
– Нет, обычная простуда. Во всяком случае не так, как тогда у тебя.
– А-а… Ты про это до сих пор помнишь?
– Ты тоже, Маша, об этом помнишь, как бы не старалась вытравить и забыть.
– А я и не пыталась забыть. Мне приятно вспоминать об этом.
– А ребенок у тебя, Маш, большой?
– Ромочке, 7 лет. Скоро в школу пойдет в первый класс.
– Ты назвала своего сына Ромой? Как меня?
– Ну почему сразу как тебя, это вообще муж назвал.
– Представляешь, моя жена вдруг тобой заинтересовалась.
– А она ничего не знает про нас?
– Ничего.
– Слушай, Рома, пора уже, перерыв заканчивается. Было приятно видеть тебя!
– Подожди, Маша! – взял я осторожно за руку ее, словно пытался удержать. – Разве мы больше не увидимся?
– Не знаю, вряд ли. Завтра вечером я уезжаю в Ленинград, только в этот раз поездом.
– Я тоже завтра уезжаю.
– Было интересно поговорить с тобой. Знаешь, наши родители наконец помирились.
– Да, мама мне рассказала. Маша, давай встретимся завтра.
– Зачем?
– Я совершил страшную ошибку. Я не мог забыть тебя все эти годы. А сейчас когда увидел тебя снова, понял, что нет этих лет друг без друга, нет расставанья между нами. Я по-прежнему люблю тебя как и тогда.
– У нас, Рома, у каждого своя жизнь. Я замужем, ты женат. Я люблю своего мужа, к чему ворошить прошлое? Все равно ничего не вернуть.
– Я, Маша, думал также. Я думал, что больше не увижу тебя. Ты не отвечала на мои письма и звонки. И я заставил поверить в себя в то, что все кончено.
– Я не получала и не читала никаких писем от тебя! После того, как все узнали, ты словно сквозь землю провалился, словно нет тебя.
– Нет, Маша! Ты что-то не то говоришь, я писал тебе, я умолял тебя не расставаться!
– Это – наши родители и бабушка.
– Я с трудом сдерживаюсь, Маша! Чтобы не прижать тебя к себе, расплакаться и не отпускать никогда!
– Ах, Рома-Рома! Что скрывать? Любила я в своей жизни только одного человека. Тебя.
– Я позвоню тебе завтра.
– Нет. Родители узнают.
– Давай встретимся, во сколько у тебя поезд?
– В 10 вечера.
– У меня в 12. Завтра в 4?
– Лучше в 2, – согласилась Маша.
– В парке возле памятника пионеру с горном.
– Я постараюсь.
– Обязательно приходи.
– Давай где-нибудь поближе.
– Хорошо. Давай на нашем старом месте в «Улыбке».
– Она разве еще сохранилась?
– Да. Я видел сегодня в окно, когда ехал в троллейбусе.

3.
Маша пришла, опоздав на две минуты, а я до последнего момента боялся, что она передумает.
– Кафе все такое же, – сказала она. – Выцветшие занавески, какой-то непонятный запах, салфетки не везде и искусственные цветы в бутылке. Но раньше я этого не замечала.
– Ты бы и не успела заметить, мы были здесь всего два раза.
– Я не поэтому не заметила. Мне тогда было все равно где встречаться, лишь бы быть с тобой.
– За встречу! – сказал я тост, поднимая бокал с вином. – Пусть она произошла и при столь печальных обстоятельствах, все равно я очень рад, Маша, видеть тебя!
– Да, – сказала она, чокнувшись бокалом. – Наша бабушка объединила всех нас.
– Нет, Маша, она разлучила нас.
– Мы, мы виноваты в этом, – сказала она, делая акцент на слове «мы».
– Нет, мы были слишком юными, нам было нелегко противостоять им всем в одиночку.
– Мы, Рома, не боролись за свою любовь.
– Маш, я сейчас не оправдываюсь, хотя я и виноват перед тобой, но я не струсил тогда, как ты думаешь, я писал и звонил тебе и все время безрезультатно.
– Я же сказала тебе, что ничего не получала от тебя.
– Значит, они скрыли от тебя.
– Ты любишь свою жену?
– Нет, – ответил я, поймав удивленный Машин взгляд. – Я не знал, Маша, что любовь всей жизни может быть только одна – ты. Как бы ни была хороша и умна моя жена или какая-нибудь другая женщина, никто не оставил в моей душе и в моем сердце столько нежности, страсти, боли и любви. Никто не притягивает меня и ни к кому не влечет так, как к тебе. Моя жена – замечательный человек. Она была первой красавицей курса, если не факультета, кто за ней только не бегал, не ухаживал, ко всем она была равнодушна. Ей чем-то нравился я, который к ней относился как к самому обычному институтскому товарищу. Аля поехала на практику вместе со мной, хотя могла остаться в Москве. А я, я был в отчаянии из-за нас, а она – хороший человек и я не смог потерять и ее. Мы работаем на одном заводе, только в разных отделах. Вместе ходим на волейбол, на плавание, в походы, ездим на дачу, одним словом проводим много времени вместе. Но я не люблю ее, я восхищаюсь ей, советуюсь с ней, доверяюсь ей, как близкому другу, но не люблю. Всем со стороны, да и нам самим, кажется, что у нас идиллия. Только представь, доживем мы с ней до золотой свадьбы и нас будут ставить в пример другим: «Посмотрите, какая крепкая, любящая семья!»
– А я жалею, что вышла замуж. Это произошло… под нажимом родителей и в отместку тебе. Мой муж – партийный чиновник, карьерист и ничтожество, идущее по трупам других людей, благоговеющий перед начальством и не имеет отличную от начальства точку зрения. Где мы бы ни были, о нем с пиететом говорили как о человеке, дальновидном, принципиальном, самостоятельно мыслящем. Хотя на самом деле это – пустой человек, у которого не было ни идей ни собственного мнения, он ловко ориентировался в текущей ситуации и подстраивался под нее. Я для него образцовая жена, ему завидуют. Друзья у нас или начальство или те, кто ближе к нему, другой жизни, кроме работы, которой он хотел меня лишить и сыны, у меня нет. Одни приемы и обеды. Ему завидно, что его жена представляет из себя больше, чем он сам.
– Это – Герман Хвостиков?
– Да. Я теперь Хвостикова. Мне мама говорила, что они очень жалеют, что уговорили меня выйти замуж.
– Они считают, что было бы лучше, если мы были бы вместе?
– Нет. Они считают, что не нужно было выходить за Германа. А у тебя мальчик? Девочка?
– Дочка. Пока еще в садик ходит, но мы уже отдали ее в музыкалку на подготовительные курсы. Я назвал ее в честь тебя, хотя жена хотела назвать Светой, я настоял на Маше.
– Жаль, что у нас не было ребенка!
– Тогда у них бы точно не было бы возможности препятствовать нам.
– Я об этом тогда не подумала! – усмехнулась она.
– Помнишь, Маша, как мы боялись, что про нас узнают, конспирировались, встречались в библиотеках, в кино, в другом районе, в другом городе, – сказал я.
– Да, помню. А сейчас уже все равно, хотя я все равно соврала своим родителям про подружек.
– Давай, Маш, еще выпьем, – предложил я.
– За то чтобы у нас все сложилось: у тебя в твоей личной жизни и у меня в моей, хотя мне может быть поздно, – грустно произнесла тост она.
– Маша, моя жизнь неотделима от твоей.
– Нет, это не так, – перебила Маша меня. – Мне приятно вспоминать о том, что ты был в моей жизни, но сейчас все значительно сложнее. У нас – семьи, дети.
– Маша, но я позвал тебя не только для того, чтобы вспоминать прошлое, я хочу строить с тобой будущее.
– Но какое у нас с тобой может быть будущее, Рома!
– Маша! Мы стали взрослее, а вместе с тем и мудрее. Мы  с тобой любим друг друга, и не годы не разлука не охладили наши чувства. Будет тяжело и неприятно, но я все объясню своей жене, если Маша останется с ней, я не буду настаивать, твоего сына я приму, как родного. А потом у нас еще будут дети – наши общие. Да, будет трудно с жильем, появятся другие материальные проблемы, но ведь это не самое трудное, и мы обязательно справимся.
– Я, Рома, не хочу разрушать твою семью. Подумай! Это все пройдет, мы больше не увидимся, ты забудешь обо мне, твоя жизнь войдет в прежнее русло.
– Нет. Ты, Маша, сама отлично понимаешь, что это не пройдет.
Мимо нас прошел какой-то человек и остановился.
– Ромка! Ты ли это! – радостно крикнул он.
Голос показался мне знакомым, но я не мог вспомнить, кто это.
– Не узнал? Миша Веткин! – напомнил он.
– Здорово, Мишка! – сказал я, обнимаясь с ним. Он не был большим другом, скорее приятелем. Но я был рад его видеть, особенно, если бы не был с Машей, потому что в этот момент мне было ни до кого.
– Как ты? – спросил он. – Как со школы исчез, так и все.
– Я и сейчас проездом. Живу в Новосибирске, работаю инженером на заводе.
– Во, дела! А я здесь остался. Работаю мастером в стройтресте. А, ты, сейчас стало быть вернулся в город юности?
– Да, приехал на похороны бабушки.
– Не знал, Царствие небесное. Слушай, Ромка! Я здесь с приятелем был, в командировку провожал, может отметим нашу встречу, если я не помешаю тебе с твоей женой, – предложил Веткин.
– Мы с ним вместе в школе учились, – объяснил он Маше.
– Да, Миша, познакомьтесь! Это – моя Маша, Миша – мой друг по школе.
– Ромка, а ты изменился, повзрослел. Мужик уже. Серьезный, солидный.
– Да нет, Миш, я такой же остался. Ты нас извини, нам скоро уезжать, мы не сможем посидеть.
– Ну это конечно. Ничего страшного. У тебя мой адрес остался? Да, откуда! – махнул он рукой. – Я же переехал, как женился! А что, Ромка, у тебя дети есть?
– Да, девочка.
– У меня тоже пацан растет. Но упахиваюсь я с ним сильнее, чем на работе, хотя и жена тоже следит за ним. – Вот, – подал он мне бумажку. – Черканул я тебе адресок и телефон.
Я написал ему свой.
 – Ну, счастливо, не забывай! – попрощался он.
– Мишка, ты про наших что-нибудь знаешь? А то я созваниваюсь только с Витей Карасевым
– Сашка Гаврилин в милиции работает, Грач – тренер по легкой атлетике, Генка – директор автобазы, Лика Воронова в институте преподает. Остальные где-то затерялись. Ну ладно, давайте!
– Давай, Коля! Не обижайся!
– Он подумал, что я – твоя жена, – улыбнулась Маша.
– А что он должен был подумать, я тоже так бы хотел думать!
– Правда, Рома, уже поздно. Пошли.
– Пошли, – ответил я.
На улице было тепло и ясно, хотя уже дул холодный ветер и осень, прощаясь с летом, потихоньку вступала в свои права хозяйки.
Мы прошли одну автобусную остановку.
– Рома, дальше не провожай! Я поеду сама.
– Оставь мне свой адрес и телефон. У нас скоро будет командировка в Ленинград, и я во что бы то ни стало, добьюсь возможности поехать туда.
– Нет.
– Маша, это бесполезно. Я могу узнать у твоих родителей или через адресный стол. Я не говорю, что мы сразу все решим и поженимся. Нет, мы посмотрим, как у нас сложатся отношения и тогда все поймем.
– Дай Бог, чтобы ты одумался!
– Напиши мне, – протянул я ей ручку и блокнот.
– Я не верю в наше счастье, – сказала она.
– Нет, Машенька, сердце мое! Мы обязательно будем вместе, хватит нам быть разлученными друг от друга. Я позвоню тебе, как приеду.
Я не знал и не представлял, что делать дальше, кроме того, как быстрее увидеть Машу и быть с ней.

4.

Полгода спустя после поездки в Белгород, я приехал в Ленинград в командировку вместе с  проектировщиком Генкой Богатовым и Михаилом Тихоновичем, нашим начальником. Терпения моего хватило только на то, чтобы оформиться в гостиницу, разложить вещи, застелить постельное белье и осмотреть номер: в нем не оказалось телефона.
– Извините, Вы не подскажете, где здесь телефон? – я вышел в коридор и спросил у уборщицы, мывшей пол на этаже.
– Что, Ром, уже соскучился? – услышал Генка.
– Нет, просто скажу, что доехал нормально, – соврал я.
– Спуститесь на первый этаж, можно позвонить от администратора, – ответила она.
«Хорошо, что мы приехали вечером. Она наверняка дома, нам на завод – только завтра, у меня весь вечер свободен. Но дома может быть муж, и у Маши может не получиться сразу встретиться со мной. Ничего, договорюсь на какой-нибудь другой день. Но муж! Они живут втроем: она, ее муж и сын, а взять трубку должна именно она – небольшая вероятность. А если возьмет не она, то надо будет что-нибудь придумать и все равно мой звонок может оказаться подозрительным. Например, представиться, что я из Машиной редакции. Но ее муж может знать ее коллег. Из ЖЭКа, из милиции или сказать прямо, что я – ее двоюродный брат. Все это не то!», – думал я, идя к администратору.
– Вы что-то хотели? – заметив задумчивого меня, спросила она.
– Да, извините, могу я воспользоваться вашим телефоном?
– Вы в Ленинград собираетесь звонить?
– Да, конечно, – уверил ее я.
– Пожалуйста, – сказала она, пододвинув ко мне белый телефон. – Набирайте через 9.
– Большое спасибо! – поблагодарил я.
Я взял трубку и остановился в замешательстве.
– Вы что забыли номер? А фамилию вы знаете? – уточнила администраторша.
– Извините! – опять с этого слова начал я. «Девушка, не девушка», – посмотрел на нее оценивающе я, – «на вид лет 45 – нет, так не скажешь».
– Извините, вы не могли бы попросить к телефону одну мою знакомую? – робко попросил я.
Она с удивлением посмотрела на меня, видимо еще раньше заметив, на моем пальце обручальное кольцо.
– Понимаете, у меня здесь сестра живет, очень хотелось бы встретиться, но у меня плохие отношения с ее родственниками и лучше бы они не узнали о моем приезде.
– Понимаю, – ответила она, – передвинув телефон обратно. – Номер называйте.
– 52-41-38, – наизусть назвал я. – Попросите, Хвостикову Марию к телефону.
– Здравствуйте! – сказала она.
– Здравствуйте! – ответил мужской бас с той стороны насколько громко, что я услышал.
«Меры предосторожности, предпринятые мной, не были излишними», – подумал я.
– Могу я услышать Машу? Это – ее подруга Вика.
– Машу? Какую Машу? – изумился бас.
– Хвостикову Марию.
– Здесь таких нет и никогда не было!
– Это не квартира Хвостиковых?
– Говорю же, нет! Это – другая квартира. А куда вы звоните, вы наверно ошиблись? – с сочувствием сказал бас.
За эту же надежду уцепился и я. Но нет! Номер сошелся, администраторша правильно набрала. На всякий случай я сверил по бумажке, на которой написала Маша – тот самый номер.
– По этому телефону нет Маши Хвостиковой, – добила меня администраторша, положив трубку.
– Спасибо! Вы очень помогли мне!
– У меня есть телефонный справочник в кабинете, я вам принесу. Посмотрите, может там, что-нибудь найдете, – предложила она.
Просмотр справочника на какое-то время отсрочил мое отчаяние. Было с десяток Хвостиковых и столько же Коржиковых, но я позвонил почти по всем номерам, в этот раз я звонил сам, если трубку брал мужчина – я спрашивал ее мужа, в остальных случаях – Машу. Но ее не оказалось ни по донному номеру.
«Маша не хочет меня видеть и поэтому оставила неправильный номер», – понял я. Можно было конечно позвонить моим родителям, чтобы они позвонили ее родителям. Но после того, что произошло, они бы вряд ли сказали номер телефона.

5.

На следующий день началась наша работа на заводе. Чем бы ни занимались: будь то испытание образцов, наблюдения или регистрация опытов – меня не покидали раздумья о Маше. «Что я знал о ней, что поможет найти ее? Я знаю название газеты, где она работает, если она, конечно, сказала правду. Хотя, когда она говорила название газеты, мы еще не договаривались о встрече».
– У вас  в городе выходит газета «Ленинградский рабочий»? – спросил я у мастера с завода.
– Кажись, да! У нас вообще полно газет и журналов. Как-никак второй город страны.
– Да, – согласился я.
В обед я побежал к газетному киоску.
«Вот он – телефон редакции!» – обрадовался я, когда пролистав, увидел на последней страницы нужные мне слова и цифры.
– Алло! – сказал я, едва услышав, как трубку кто-то взял.
– Здравствуйте – редакция! – ответили на том конце провода.
– Простите, пожалуйста, это – газета «Ленинградский рабочий»? – заволновался я.
– Совершенно верно. Чем вам могу помочь? – поинтересовалась женщина из редакции.
– Скажите, у вас работает корреспондентом Мария Хвостикова?
– Машенька! Только она не корреспондент, а зав. Сектором. Но сейчас, увы для вас, она в командировке.
– А далеко? Надолго?
– А вы что договаривались с ней о встрече?
– Да, Мария Владимировна, должна была брать интервью у меня. Я – инженер конструкторского бюро завода «Красный молот», – частично соврал я, назвав свой завод в Новосибирске.
– Дело в том, что в данное время Марии Владимировны нет в Ленинграде. Она в служебной командировке в области в Мигуново.
– А что там, если не секрет?
– Абсолютно не секрет! Там открывают районный дом культуры. Но у нас, товарищ, простите, как вас зовут?
– Роман Николаевич, – ответил я.
– У нас, Роман Николаевич, есть и другие журналисты. Мы можем отправить на встречу с вами кого-нибудь другого.
– Нет, спасибо! Я лучше дождусь ее. А вы не знаете, когда она вернется?
– Из Мигуново она вернется в четверг.
– Большое спасибо! Извините за беспокойство!
– Всего хорошего!
«В четверг, – повторил я. – Моя командировка заканчивается в понедельник. А до четверга ждать слишком долго. Да и мало какие неожиданности могут возникнуть!»
Вечером я сел в электричку, отправляющуюся, в том числе и в Мигуново. Ехать было почти два часа, но для меня это по времени было расстоянием таким же, как от Новосибирска до Ленинграда. Мигуново было маленьким поселком, но довольно благоустроенным: дорога была заасфальтирована, часто встречались двух- трехэтажные дома. «Если она остановилась в гостинице, то найти ее особого труда не составит. Вряд ли здесь будет больше, чем одна гостиница». После расспросов у местных жителей выяснилось, что гостиница находится в метрах двухсот от вокзала направо от железнодорожного перехода. Это был небольшой трехэтажный кирпичный домик, выкрашенный в темно-зеленый цвет.
– Подождите ее здесь! – ответила мне администраторша, когда я поинтересовался у нее насчет Маши, она даже не поинтересовалась, кто я и с какой целью мне нужна Маша, хотя уже было 8 вечера. – Я сейчас ее позову.
Никогда я раньше Машу, такой потрясенной, как в тот миг, когда мы встретились в гостиничном коридоре.
– Привет, Маша! – радостно сказал я.
– Ты меня и здесь нашел?! – опешила она.
– Но ты ведь не оставила мне точный номер телефона.
– Сегодня теплый вечер. Вчера был дождь. Мы можем прогуляться, если ты не против, – предложила она.
Мы вышли на улицу, чтобы продолжить наш разговор наедине.
– Ромка, прости меня, это некрасиво с моей стороны, но я по-другому не могла.
– Если бы я знал, что ты меня не любишь, я не стал бы тебя искать!
– Ты понимаешь, что мы совершаем?
– Да, Маша, я понимаю. Мы... мы делаем то, что не сделали тогда, потому что были юными, глупыми и беспомощными. Мы исправляем наши ошибки.
– Я думала не только о нас, но и о наших семьях.
– Мы решим, что делать дальше.
– Ты надолго приехал?
– Я хотел уехать утренней электричкой в полшестого, опоздаю, может, чуть-чуть. У нас испытания оборудования на заводе.
– Тебе негде остановиться?
– Найду что-нибудь, я пока об этом еще не думал. В крайнем случае подожду на вокзале.
– Понятно. Зайдем в магазин, купим что-нибудь к ужину. Переночуешь у меня.
– Спасибо. Маша, дай мне руку. Могу я хоть здесь идти с тобой за руку, не боясь встретить кого-нибудь случайно.
– Да! – подала мне руку она. – Тепло здесь, да? Это – редкий день, когда не идет дождь.
– Мне все равно, Маша, – дождь, снег или солнце! Я все равно поехал бы за тобой!
Номер У Маши был небольшой и уютный, там не было столика и мы придвинули к кровати тумбочку.
– За все-таки состоявшуюся нашу встречу! – сказал я тост, разлив вино: Маше в ее чайную чашку, а себе в граненый стакан, который был в номере.
– Да! Только вот не знаю, к счастью она или нет.
– К счастью – к счастью! Не сомневайся, Маша! А ты сама здесь надолго?
– Нет. Завтра я встречусь со строителями, потом в райком заскочу. Мне нужно будет взять интервью для будущей серии статей, и завтра же я возвращаюсь в Ленинград.
– Я буду в Ленинграде еще неделю. Мы можем встретиться там?
– Да, Ром, думаю, у меня получится.
– Уже скоро утро, у нас так мало времени остается.
– Не думай об этом, Ромка!
– Я не хочу, чтобы это утро было последним.
Я проснулся в четыре утра и стал собираться на вокзал.
– Оставь мне номер телефона в гостинице, – проснулась Маша.
– В этот раз ты, Маша, меня не обманешь?
– Не бойся и не сомневайся!
И мы встретились еще один раз за время моей командировки. В этот раз мы были на экскурсии на теплоходе по Неве.
– Ты когда-нибудь до этого так путешествовал? – спросила Маша.
– Нет, я и в Ленинграде был до этого один раз. Ты здорово придумала!
– Когда ты уезжаешь? – спросила она вдруг.
– Ты не можешь забыться хоть на мгновение? – спросил я с в шуточной форме.
– Я стараюсь, но ведь скоро все закончится.
– Нет, Маша, не закончится. Мы что-нибудь придумаем. У меня есть телефон твоей редакции.
– Да, звони лучше туда.
– Я обязательно поговорю со своей женой и все ей объясню.
– Тебе будет нелегко ее оставить.
– Но я должен сделать этот выбор.

6.

Мы с Машей часто звонили друг другу, фактически каждую неделю. Я бежал на переговорный пункт и звонил оттуда или с работы, если никого не было рядом. Дома у меня тоже все было хорошо. Я постоянно откладывал разговор со своей женой, то придумывал объяснение, то старался подготовить, то искал повод. А потом этот разговор стал невозможен.
– Рома, у меня для тебя новость! – сказала радостная Альбина дома вечером.
– Хорошая, судя по твоему голосу. Аля, а не связана она с врачом и твоим недомоганием?
– Да, у нас будет ребенок!
– Еще один.
– Что значит «еще один»? Ты разве не рад?
– Нет, Аля, я рад. Ты меня неправильно поняла, видимо, я не так выразился.
– Рома, ты беспокоишься, потянем мы его или нет и хватит у нас сил?
– С тобой, Аля, у нас хватит сил на десятерых!
– Но десять, это все-таки перебор. А для второго ребенка места у нас здесь хватит. А где кроватка, в которой была Машка, ты не помнишь?
– На даче, на чердаке. Я ее разобрал и сложил в ящик.
– Ты съездишь за ней?
– Да, конечно.
– Я думаю, она в нормальном состоянии. А кого бы ты хотел, Ромка?
– Девочка у нас есть, пусть будет мальчик. Может он будет спокойнее Машки.
– Да, пусть будет мальчик! И мы назовем его Ромой. Рома и Маша.
– Нет, Аля. Мне нравится это имя.
– Собственное имя?
– Да, особенно в сочетании с таким же отчеством. Ты только послушай, как звучит «Роман Романыч».
– Нормально звучит. Правда, Рома, хорошо звучит.
– Аля, назовем как-нибудь по другому.
– Ну, ладно. Я пока еще Маше не говорила, тебе первому. Надо ее подготовить.
– Боишься, сто она будет ревновать? Не переживай, Машка будет рада. Говори спокойно.
– Ладно. Я не спросила, как у тебя на работе. Все в порядке? Приняли ваш проект?
– Да. Сегодня у меня двойная радость.
Прошел год. У меня был перерыв на работе и я зашел в соседний кабинет на партию в шахматы.
– Ромка, тебе звонит какая-то женщина! – сказал мне вошедший сотрудник моего отдела.
– Она не представилась? – спросил я, поскольку ни от какой женщины звонка не ожидал, а голос моей жены все хорошо знают.
– Нет.
– Иду. Ну извините, ребята. Скоро буду.
Я подошел и взял трубку:
– Грошин слушает!
– Привет, Рома! – услышал я в трубку Машин голос.
– Маша – это ты! – обрадовался и  от неожиданности  крикнул я.
– Ты давно не звонил. Я не знала, что делать!
– Я очень рад твоему звонку, Маша!
– Что случилось?
– Ты о чем? В смысле что нового? У меня родилась еще одна дочь.
– Поздравляю! Я рада за тебя!
– Спасибо! Как ты?
– Теперь ты не уйдешь от жены… Сам ты сказать мне не решился… Понятно… А я как дура ждала и надеялась…
– Ну о чем ты, Маша! Все по-прежнему!
В трубке раздались гудки.
7.

– Алло, Рома! Я до тебя никак не могу дозвониться! – сказала Альбина, позвонив мне на работу.
– Аля, у нас было совещание у главного. А что случилось?
– Страшного ничего. Твои родители приезжают, они звонили.
– Во сколько?
– Сегодня в шесть вечера.
– Забери Машку, я поеду встречать.
– Ладно, возьми коньяк, вино и сока по дороге. Остальное я к ужину приготовлю. Хорошо?
– Ладно.
– Ромка! Мы говорим с тобой одними и теми же словами. Ты заметил?
– В нашем случае это естественно.
Вечером я поехал на вокзал встречать своих родителей.
– Привет, сынок! – сказала мама, обняв меня.
– Мы очень хотели внучек повидать! Ритку мы ни разу не видели. А вы все как-никак не приедете, – посетовал папа.
– Ма, Па! Вот Ритка подрастет, возьмем с женой вместе отпуск и приедем все вчетвером обещаю.
– А как, Маша, относится к Ритуле?
– Как настоящая старшая сестра! Помогает, нянчится с ней, но в тоже время и воспитывает. Вы-то как там поживаете?
– Хорошо, пока работаем. Только очень скучаем.
– И мы скучаем. Может быть, вы переедете к нам и будете жить с нами. Или, если вам будет шумно, можно сменять квартиру и жить отдельно от нас.
– Нет, спасибо. Мы уже привыкли жить в Белгороде. Там и климат хороший и друзья и работа. Да и вообще вся жизнь там!
– А где ваши вещи? Вот эта сумка и все?
– Мы много вещей не брали. Хотя думали, будет холоднее.
– Это пока еще ноябрь. Только начало зимы. Еще жить можно. Прошу садиться, – открыл я двери машины.
– Твоя очередь подошла?
– Да, премия за внедрение механизмов, увеличивающих надежность трения микрочастиц… Короче вы все равно не поймете!
– Ха-ха! Молодец! Мы всегда знали, что ты Рома будешь хорошим специалистом. Значит с работой у тебя все в порядке.
– Да, абсолютно.
– А как там Аля и дети?
– Маша – отличница, учится в шестом классе. Ритка в садик ходит.
– А у вас с Альбиной?
– У нас все в порядке.
– Так что, сынок, твое наваждение прошло?
– Какое наваждение, папа?
– По имени Маша!
– Давно прошло. Как видите.
– Да, видим. Нет, сынок, такое быстро не забывается!
– Такое под названием «любовь»?
– Нет, это – другое чувство – «Страсть маленьких детей». Теперь ты понимаешь, Рома, как правильно поступили, отгородив вас друг от друга. Ты нашел свое счастье с Альбиной.
– Да, я нашел свое счастье, – сказал я без всякой радости, лишь буднично констатируя. – А почему вы вдруг вспомнили Машу?
– Она приезжала в Белгород к родителям.
– А вы откуда знаете? Вы ведь в затяжной ссоре.
– Старый дурак нашел в себе силы помириться и жену заодно надоумил… Понял к концу жизни, что вины тут ничьей, кроме вашей нет. У них мы и встретили ее. Она, Рома, спрашивала про тебя. Где ты и как. И все в таком духе. А ты давно ее видел?
– На похоронах бабушки, – ответил я, видимо неубедительно, поскольку мои родители в это не поверили.
– Придумываешь ты все!
– Нет, я не вру.
Родители мои сами того, не желая, напомнили мне о Маше, которую я уже вычеркнул из жизни. Снова пронзила меня боль потери, снова захотелось быть вместе, прижаться к друг другу и больше не разлучаться. Да еще и как назло, а может к счастью, я вспомнил про то, что у нее завтра день рожденья. Я и до разрыва не всегда поздравлял ее, а потом вообще не звонил ни по какому поводу, а дата ее рождения вообще не вызывала у меня никаких ассоциаций с ней. Но в этот миг словно внутренний голос мне сказал «Поздравь обязательно, просто из вежливости, не пытаясь ее вернуть».
– Сынок, а мы не проехали? – спросила меня мама в этот момент.
– Мы вроде не проезжали стадион в тот раз или ты сейчас нас другой дорогой повез? – добавил папа.
– Я просто задумался, – ответил я. И точно: я забыл повернуть, вместо этого поехав дальше прямо.
Дома нас ждал ужин.
– Какая Машенька большая выросла! А Риточка – вылитая ты! – сказал папа маме.
– Рита, это – твои бабушка и дедушка, – сказала Аля.
– Здравствуйте, бабулечка и дедулечка! – отчеканила Рита.
– Какой сообразительный ребенок!
– За мир и счастье с гармоний в вашей семье! – произнес первый тост папа.
– Стараемся! – ответил я.
На следующий день я позвонил Маше домой, чего до этого никогда не делал, по крайней мере после того, как я узнал настоящий Машин номер. Я даже не думал в тот момент, что трубку, скорее всего, возьмет именно она, а даже если и не она, то этому никто не предаст значения. Подумаешь, какой-то мужчина звонил в таком потоке поздравлений, никто и не догадается, что это не просто знакомый».
Аля ушла с Машей и родителями по магазинам, на обратном пути они заберут Ритку, так что дома я был один.
– Алло! Я слушаю! – очень радостно сказала Маша.
У меня будто ком в горле образовался.
– Алло! Говорите громче, вас плохо слышно! – заждалась ответа Маша.
– Маша! Маша, привет!
– Вы ошиблись! – ответила она и бросила трубку.
Я позвонил еще раз.
– Да! – сказала она раздраженно.
– Маша, это – я Рома!
– Я поняла.
– Поздравляю тебя с днем рождения!
– Спасибо. Это все?
– Нет не все. Не все.
– Оставь, пожалуйста.
 – Если тебе неудобно говорить, ты просто послушай меня. У меня родилась дочь и я не мог оставить свою жену в этот момент! Но я тебя по-прежнему люблю и хочу быть с тобой вместе. Я не отказываюсь от своих слов и не отрекаюсь от чувств. Я очень хочу увидеть тебя, а если это невозможно – то хотя бы звонить по телефону и писать письма.
– Я устала ждать.
– Ты отмечаешь день рождения?
– Да.
– Я знаю, что любишь меня. Нам надо решиться.
– На что?
– На то, чтобы быть вместе.
– Давай оставим все, как есть.
– Маша, я приеду к тебе при первой же возможности!
– Извини, нас могут услышать.
– Ты хочешь, чтобы я приехал?
– Да!
– Можно я еще позвоню тебе, скажем завтра?
– В редакцию.
– Хорошо. Пока, целую!
– Я тоже.
Я и не заметил, как открылась дверь и вошла жена.
– Ты одна? – спросил я.
– Да, я оставила детей с твоими родителями на улице, они хотят еще погулять. А с кем ты только что разговаривал?
– С другой женщиной! Со своей любовницей!
– Ха! Откуда, Рома, у тебя может быть другая женщина?
– Ты не веришь в то, что у меня может быть другая женщина?
– Нет, я не верю.
– Почему?
– Потому что я вижу и знаю. Ты любишь меня и тебе больше никто не нужен! Разве не так, Рома?
– Да, так.

8.

Сколько лет прошло со времени моей последней встречи с Машей? Лет 7-8. Да, пожалуй, так. Тогда еще Рита не родилась. Мне казалось, что стоит взять отпуск и махнуть в Ленинград, пусть даже я поехал бы с кем-нибудь из своей семьи, я бы обязательно нашел способ повидаться с Машей. Но отпуск в Ленинград постоянно срывался по разным причинам. Даже мои дети как-то побывали в Ленинграде на экскурсии без меня. И вот на работе однажды меня вызвал к себе начальник по очень неожиданному поводу.
– Здравствуйте, Михаил Тихонович! – вошел я в его кабинет.
– Проходи, Роман Николаевич, садись. У меня к тебе есть одно предложение, хотелось бы узнать, как ты к нему отнесешься?
– Я вас внимательно слушаю. Надеюсь, что это предложение будет выполнимым для меня.
– В Ленинград на завод нужен специалист твоего профиля, там запускают новую линию, коллектив у них молодой. А нас запомнили еще со времен нашей командировки. С хорошей стороны. Как ты смотришь на то, чтобы переехать в Ленинград?
Если бы можно было подпрыгнуть, закричать «Ура!», захлопать, – то я бы так и сделал, но в присутствии начальника это было бы неуместным. Поэтому я ответил довольно сухо, как будто в его предложение для меня не было ничего неожиданного.
– Положительно, но мне, Михаил Тихонович, нужно посоветоваться с женой и детьми. Можно вас спросить, почему вы не предложили Гене Богатову поехать, он отлично разбирается в агрегатах и справился бы не хуже меня.
– Он не сможет. Его жена не отпускает, а разрушать свою личную жизнь он не пожелал. А тебе, Роман Николаевич, я надеюсь, не придется, в связи с переездом, разрушать свою личную жизнь?
– Моей жене всегда нравился Ленинград, я думаю, она согласится. Я поговорю сегодня вечером с ней. Сколько у меня есть времени?
– Две недели: одна здесь и одна там. Этого времени хватит?
– Да, вполне.
– Что же ты не спросишь про условия, зарплату?
– Я заранее согласен.
– Будет не хуже, я тебе обещаю.
– Спасибо, Михаил Тихонович.
Вечером я поговорил с женой и детьми.
– Аля, как ты отнесешься к поездке в Ленинград?
– В отпуск?
– Насовсем.
– Это так неожиданно! Конечно положительно! Я очень рада! Ром, а это что шутка, да?
– Нет, начальник предложил мне перевестись на новый завод.
– Аля, но ведь там все время сыро. А кроме того мы там одни без родственников и знакомых.
– Ничего, это – все пустяки. Ленинград – самый красивый город у нас в стране, а оттуда можно и мир посмотреть: В Юрмале побывать, в Финляндии. Здесь ведь климат, уж куда хуже, а мы и то привыкли и даже дети почти не болеют. И потом у меня есть там подруга и дальние родственники по маминой линии. Так что одни мы там точно не будем!
– Начинай собираться! Хотя надо и с детьми поговорить, как они скажут, так и будет.
– Рома, я их позову, – сказала Альбина и пошла в детскую. – Маша, Рита, идите в зал, папа вам хочет что-то сказать!
Девочки быстро пришли.
– Па, что ты хотел сказать? – спросила Маша.
– Девочки, вы хотите жить в Ленинграде?
– А там метро есть?
– Есть.
– А зоопарк?
– Тоже.
– И дедушка Ленин?
– Нет, Рита, он в Москве, но это недалеко – 8 часов поездом и час самолетом.
– Едем, едем, папа! А когда?
– Начинайте собираться сегодня.
Через неделю мы поездом приехали в Ленинград.
– Подождите, я сейчас позвоню на завод! – сказал я, увидев, телефон-автомат. Поговорив с директором, я набрал номер, который знал лучше формул и стихотворений.
– Маш, привет!
– Привет, Рома! Ой, как хорошо тебя слышно! Откуда ты звонишь? – спросила Маша.
– Угадай!
– Из переговорного пункта, да? Хотя раньше, оттуда было слышно так себе.
– Нет.
– Из дома?
– Нет.
– А откуда тогда?
– Из Ленинграда!
– Ты в отпуске или в командировке?
– Нет, я теперь здесь живу с семьей. Маш, это – судьба! Понимаешь?
– Хорошо бы.
– Встретимся?
– А что я могу тебе еще ответить.
– Значит, да-ааа!

9.
Теперь мы виделись с Машей значительно чаще. Мы собирались жить вместе: их отношения с мужем, по ее словам, были формальными. Оставалось мне сообщить Але о своем уходе. Моя жена узнала спустя полгода после нашего переезда. Утором собираясь на работу, она сказала:
– Рома, как же мы могли забыть! У нас же до сих пор не было новоселья!
– Аля, уже наверно поздно. Столько времени прошло.
– Все равно нужно, а то в доме не будет счастья.
– Хорошо. А кого мы позовем?
– Давай просто соберемся и отметим это событие вчетвером.
– Давай.
– Ромка, ты сможешь отпроситься пораньше?
– Да, наверно. Составь список продуктов, я заскочу на рынок в обед.
Я не собирался в этот день встречаться с Машей. Это произошло случайно и я пошел провожать ее до остановки. Навстречу нам шла моя жена. Только я, как всегда, кроме Маши, никого вокруг не замечал и столкнулся плечом с Альбиной.
– Извините! – машинально и не глядя, сказал я и только после этого обратил внимание на человека, которого задел.
– Ничего…– ответила она и пошла дальше.
– Кто эта женщина? – спросила Маша, после того как Аля ушла довольно далеко от нас.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты, Рома, посмотрел на нее так, как будто она тебе знакома. И эта женщина тоже узнала тебя.
– Это – моя женщина. Теперь все разрешилось.
– Некрасиво получилось.
– Лучше так.
– Мой автобус! Я поехала…
– Маша, теперь я точно свободен для тебя!
– И мы наконец-то будем вместе! Не теряйся, Ромка, объясни ей все.

10.

– Я купил то, что ты просила, – сказал я с порога жене, подняв в руках два пакета.
– Хорошо, занеси в кухню.
– А где девочки?
– Еще не пришли. Гуляют во дворе.
Я отнес пакеты в кухню и вернулся в комнату, где была Аля.
– Я, Альбина, не такой мерзавец, как ты думаешь! – выдохнул я.
– Я так не думаю. Я только не понимаю, зачем, – тихо ответила она.
– Я всегда любил эту женщину. Еще дот того как познакомился с тобой. Я не мог быть с ней вместе и в тоже время не мог… не мог забыть ее, поэтому я испортил тебе жизнь, – сбивчиво произнес я. – Я не заслуживал тебя, Аля. Я не заслуживал тебя. Я – трус и ничтожество. Я не должен был скрывать от тебя, но не в силах был признаться тебе. Потому что мне жаль терять тебя и детей.
– А почему ты не мог быть с ней вместе?
– Она – моя двоюродная сестра.
– И вас остановили пересуды и сплетни?
– Нет, с чего ты взяла? Это долго объяснять.
– Тебе нужно что-то решать.
– Я решил. Ты хочешь, чтобы дети остались с тобой?
– Да, давай не будем их делить.
– Мы вообще ничего делить не будем. Я возьму только свою одежду.
Моя жена держалась очень стойко: не слез, ни причитаний, ни обвинений, ни проклятий – я от нее не услышал.
– Прости меня, Аля, если сможешь… Я буду вам помогать. Ты – хороший человек и еще встретишь…
– Не продолжай. Ни к чему это, – перебила она. – Ты подождешь девочек? Они скоро придут.
– Да, я им все расскажу.
– Хотя лучше не надо.
– Почему не надо?
– Для них это будет тяжело услышать. Они любят тебя.
– Но я от них не отрекаюсь и не прощаюсь с ними. Я буду помогать им и тебе – вам всем. И я хочу встречаться со своими детьми.
– Рома, я дам тебе развод в любой момент, но я хочу, чтобы ты подумал один – в разлуке о своей семье и вернулся к нам. А детям, я скажу, что ты уехал в командировку.
– Я не вернусь, это все напрасно.
– Ты не знаешь, как у тебя все сложится в новой семье.
– Надеюсь, что хорошо.
– Где ты будешь жить?
– Пока в общежитии, а там видно будет.
– Ты поешь? Ты ничего не ел, как пришел?
– Нет, спасибо. Я пошел собирать вещи.

11.

Оставалось Маше уйти от мужа, но она осталась.
– Герман, у тебя какой-то странный вид уже несколько дней, – сказала Маша дома своему мужу.
– А что в нем не так? Почему вдруг тебя интересует мой вид?
– Ты похудел и очень бледный.
– Похудел! Нестрашно! А ты так и ждешь, когда я издохну!
– Герман, зачем ты так говоришь?
– Потому что тогда ты сможешь без зазрения совести воссоединиться со своим голубком.
– Но ведь ты не любишь меня, ты не сделал ничего, чтобы я его забыла, а наоборот.
– Послушай, почему я все время – сволочь для всех: на работе, для родных, для знакомых?
– Зачем ты уничтожил Травникова?
– Уничтожил?! Вопрос стоял так: кто-кого – или он меня или я его.
– Но ведь он был прав.
– Он прав, но тогда бы рухнула моя карьера и ты в том числе лишилась бы всех благ. Он бы меня не пощадил.
– Ты ничтожен, Герман! Я никогда не нуждалась в твоих благах! Ты старался не для меня, не для других, а для себя!
– Да, со мной явно что-то не то. Раньше бы я тебя, дрянь, за такие слова… Меня между прочим все поддержали тогда, это сейчас стали морщиться и отворачиваться. Дура! Я, Машка, любил тебя, хотя знал, что противен тебе. Я бросил к твоим ногам деньги, квартиру, дачу, устроил тебя в газету, а этого выродка отправил в Англию.
– Не смей так говорить про нашего сына! Ты отправил его в Англию, не спрашивая и не советуясь ни с кем.
– От меня в нем только фамилия. А так какая-то растяпа и упрямец. Он даже внешне похож ни на кого из моих.
– Что ты хочешь этим сказать?
– У меня большие сомнения, мой ли это сын вообще?
– Зачем ты это говоришь, я была верна тебе тогда, но даже, если ты не веришь моим словам, ты ведь знаешь и все это признавали, что он похож на твоего отца в молодости, как две капли.
– А тебе все мои старания были побоку, поэтому я пил и изменял тебе. Почему так происходит: та мерзость хуже тебя, но за деньги меня боготворила, а ты меня презираешь и деньги тебе не нужны!
– Дай мне развод сейчас или я уйду сама!
– Я тебе ничего не оставлю и сына заберу. Моих связей хватит. И из газеты тебя выкинут по одному звонку, не посмотрят на то, какой ты у них – ценный сотрудник. Ты в этих тряпках, что на тебе и уйдешь. Так что подумай лишний раз.
– Меня твои угрозы не остановят, а сын мой будет жить со мной.
После этого Герман схватился за сердце, пошатнулся, упал на пол и застонал.
– Герман, что с тобой! – склонилась над ним Маша.
– Не видишь, умираю! Это – подарок тебе!
– Алло, скорая! Приезжайте срочно! – кинулась к телефону Маша. – Потерпи, я позову соседку, она – врач!
– Понятно, оставляешь меня одного! Иди же к своему. Ненаглядному.
– У вашего мужа не только проблемы с сердцем, но и онкология, – сообщил Маше больничный врач после проведенных анализов и обследования.
– Рома, мы не можем быть вместе, у меня умирает муж, я должна заботиться о нем.
– Но я ушел ради тебя из семьи!
– Пойми, я его не могу оставить сейчас.

12.

Спустя два месяца муж Маши умер и через какое-то время мы стали жить вместе в ее квартире.
– А где твой сын, познакомь меня с ним, – попросил я.
– Он в Англии учится, его отец туда услал без чьего-либо желания. Он приедет только летом, его на похороны отпустили с большим трудом.
– А он не будет против?
– Против тебя и наших отношений? Нет, что ты! Он – хороший и понимающий мальчик! К тому же нормальной семьи у нас не было. А твои дети, Рома, обиделись на тебя?
– Может быть. Я могу с ними встречаться, ты не возражаешь?
– Нет, конечно. Хочешь, познакомь меня с ними.
– Со временем, обязательно. Сядь рядом со мной, Маша! Я хочу обнять тебя.
– Никак не привыкнешь, что я рядом?
– Никогда не привыкну.
– Но мне уже не 15 лет.
– Да и я – совсем не мальчик.
– Подожди, отпусти, Рома, не слышишь, телефон звонит.
Маша пошла в коридор ответить на звонок.
– Рома, это тебя! – сказала она вернувшись.
– Меня? – удивился я.
– Да, какая-то девушка!
– А!... Понял! Я Машке оставил телефон.
– Алло. Рита! Привет! Рад слышать!
– Я тоже очень рада тебя слышать, у нас Маша ногу сломала.
– Как сломала?
– Поскользнулась и упала на ступеньку.
– Она дома?
– Нет, в больнице. Ты придешь?
– Конечно, приду. А в какой больнице?
– В пятой.
– Понятно. Ладно, ждите.
– Что-то случилось? – спросила Маша, когда я поговорил.
– Да, Машка ногу сломала, бежала по ступенькам и упала. Я поехал к ней.
– Да, конечно. Привет передавай.
Возле палаты уже были Альбина и Рита.
– Привет, Аля!
– Привет!
– Как Маша?
– Лежит с забинтованной ногой, двинуться не может. Она спрашивала про тебя.
– Вы уже были?
– Вчера были. Сейчас она пока спит.
– А почему ты вчера не сказала?
– Я не хотела отвлекать тебя. Просто Маша спрашивала.
– Отвлекать? Я разве тебе не сказал, что буду помогать вам? На, – вытащил я из кармана деньги, – это – на лекарства и продукты. И не говори, что ты сама справишься, Маша – и моя дочь.
Из палаты вышла врач:
– Она проснулась, после лекарства. Вы можете зайти только ненадолго.
Мы все вошли в палату.
– Папа! Как хорошо, что ты пришел! – обрадовалась Маша.
– Как только узнал, так и пришел. Как ты себя чувствуешь, малыш?
– Лежу неподвижно, повернуться не могу и ногу держать можно только согнутой в колене.
– Терпи, дочка. Скоро пройдет.
– Останься со мной.
– Хорошо. Ты соскучилась?
– Да. Теперь мне будет легче.
– Нет, я мало, чем могу помочь.
– Расскажи что-нибудь.
– Рассказать, – задумался я. – Помнишь, как мы нашли десять рублнй на улице.
– Да, ты еще не хотел мороженое мне покупать, сказал, что денег нет, а я взяла и нашла на дороге. И пришлось тебе покупать!
– Нет, я не поэтому не хотел покупать. Было холодно и я боялся, что ты простудишься.
– А помнишь, как мы с мамой заблудились в лесу. А ты бегал в деревню за милицией!
– Да, а вы даже не догадались, что мы вас искали.
– А там время остановилось. Мама меня успокаивала, говоря, что мы не потерялись, а просто дальше пошли и я ни капельки не испугалась.

13.
– У Машки перелом, еще недели две пролежит в больнице, потом гипс снимут и дома еще столько же, – сказал я вечером Маше, когда вернулся из больницы.
И я каждый день ходил в больницу, пока дочку не выписали.
– Давай, дочка, вставай! Обопрись на меня, – она положила руку мне на плечо. – Больно?
– Нет, не очень. До свидания, девочки! Выздоравливайте! – сказала она лежащим в палате.
– Счастливо, Маша! – сказали ей девочки.
– Вот так потихоньку пойдем, а ты прыгай на ноге.
– Давай дочка, обопрись на меня другим плечом, – сказала Альбина.
– Не надо, Аля. Она сама пойдет, попрыгает на одной ноге. Если хочешь, Маша, возьми костыли и иди сама.
– Нет, папа, лучше ты помоги.
– Вот мы и пришли. Ты ляжешь на кровать? – сказал я Маше, когда занес ее на руках в квартиру.
– Я хочу чая, – ответила Маша.
– рома, отведи ее в кухню, – попросила Аля.
– Папа, ты посидишь с нами? – спросила Рита.
– Нет, мне на работу пора. Я пошел. Звоните, если что.
– Спасибо, Рома! Ты нас сильно выручил! – поблагодарила Альбина.
– Я делал то, что должен был. Машенька, поправляйся! Ходи потихоньку сама. Скоро ты выбросишь костыли.
– А ты куда уходишь! – забылась Маша.
– Маша, что ты спрашиваешь, – легко одернула ее Аля.
– Я скоро приду, – сказал я. – Не скучайте!

14.
Мой отец приехал к нам в гости в Ленинград, не зная ничего о произошедших изменениях в нашей семье и не предупреждая о своем приезде.
– Здравствуйте, папа! – открыла дверь  в квартиру удивленная Аля.
– Привет, Аля! Ты замечательно выглядишь!
– Большое спасибо! Проходите, пожалуйста. Давайте, я возьму ваше пальто.
– Извините, что без предупреждения! Я вообщем-то проездом.
– Мы всегда рады вам!
– А внучки мои дома?
– Они спят. Я сейчас их разбужу: Маша! Рита!
– Нет, нет. Пусть спят дети. А Рома еще на работе или с друзьями?
– Нет, он ушел…
– Куда ушел? К друзьям?
– Совсем ушел. К другой женщине.
– К Маше?
– Да, вы правильно подумали.
– Я случайно, я думал у них все прошло.
– Зачем вы им помешали тогда?
– Так непринято в обществе.
– Может им лучше было быть вместе?
– Нет, это всего лишь гормоны и юношеский максимализм. И ты, Аля, еще его защищаешь?!
– Он – хороший человек. И если двое людей любят друг друга.
– Хороший человек, Алечка, свою семью не оставляет!
– Он нам помогает. Хотите, я напишу вам его телефон. Адрес я не стала спрашивать, а телефон записан.
– Нет, не надо. Теперь он меня слушать не станет. А как дети? Как ты сама?
– Мы уже привыкли и Рома, к тому же, приходит иногда. А Вы один приехали?
– Да, жена дома осталась. Извини за беспокойство, знал бы, что так выйдет, не приехал бы…
– Куда же вы, папа?
– Я у друга одного остановился.
– Останьтесь, я прошу вас! Все-таки здесь родные люди.
– Спасибо, Аля! Напиши, пожалуйста, его номер. Я скажу, чтобы он вернулся.

15.

– Привет, папа! Ты в Ленинграде? Зайдешь к нам? – сказал я, услышав в трубку голос отца. – Как мама?
– Она, слава Богу, еще не знает! Нет, не зайду, Рома. Я не могу на это смотреть.
– Понятно. Тебе по-прежнему кажется наш союз противоестественным?
– Да. Потому что ты разрушил свою семью!
– А если бы не семья, то можно было бы?
– Давай не будем об этом.
– Тогда о чем?
– Вернись, пока не поздно. Подумай о детях.
– Нет, мы все решили. Я, наконец, добился своего счастья, хотя ты этого не понимаешь!

16.

Мы собирались на день рожденья к Машиной подруге.
– Рома, как ты думаешь, какое платье мне лучше одеть?
– Одень белое.
– Я тоже думала про него. А ты что оденешь?
– Костюм, тот, что мы купили в универмаге.
– Одень темную рубашку под него.
– Хорошо. Кто-то звонит по телефону.
– Рома, я возьму.
– Я сам возьму, я ближе. Думаю этот разговор много времени не займет и я успею одеться.
– Сильно не торопись, я еще не вызывала такси.
– Алло! – взял я трубку.
– Папа! – ответила Рита.
– Ритулька, привет! Как у вас дела, красавица?
– Все хорошо. Только одна проблема.
– Какая проблема?
– Труба потекла в кухне.
– Сильно?
– Нет, но надо менять.
– Вы кран перекрыли?
– Нет, не смогли. Мы подставили тазик. А у соседей не разбираются.
– Ясно.
– Ты приедешь?
– Постараюсь.
– Спасибо, папочка! Приезжай!
– Ладно. Ждите.
– Что там? Случилось что-то? – спросила Маша, когда я закончил разговор.
– Дома батарею прорвало, Ритка звонила.
– Сходи завтра.
– Нет, Маша. Надо сегодня.
– Неужели они не могут потерпеть или позвать кого-нибудь из соседей? Мы же собирались на день рожденья!
– Но у них вода течет, они не смогли перекрыть. Сходи, Маша, одна. Не могу же я их оставить. Я пообещал, что приеду.
– Это – твоя жена специально.
– Нет, она бы не стала меня просить.
– Да! Она сама и не стала.
– Ну, не сердись, родная! Я прошу тебя!
– Ты ведь человек слова и долга! Иди, конечно!
– Не расстраивайся, Маша!
– Когда ты придешь?
– Я постараюсь побыстрее. Ты позвони, я тебя встречу из гостей.
– Не стоит. Меня подвезут или такси возьму.
– Но я точно освобожусь к этому времени.
– Ладно. Привет передавай!

17.


– Ты на работе задержался? – спросила Маша, после того как я вернулся домой в одиннадцать ночи.
– Нет, я у детей был.
– Ты мог хотя бы меня предупредить!
– Извини, Маша. Я забыл. У Ритки проблемы с математикой.
– И только один ты можешь помочь…
– Зачем ты опять начинаешь?
– А что мне остается.
– Я очень устал, я пошел спать.
– Поговорим завтра. Ты голоден, я борщ сварила.
– Нет, я дома поел.
– Рома, там у тебя дом, а здесь что?
– Извини, я оговорился. Конечно, мой дом здесь с тобой, хотя я пришел в твою квартиру.
– Неужели тебя это задевает?
– Нет. Но может я поэтому не ощущаю этот дом своим.
18.

– Ромка, ты мечешься туда-сюда. Не знаю, почему, из любви или из чувства долга, но ты хочешь вернуться, только не можешь мне в этом признаться, – сказала Маша на следующий день.
– Нет, Маша. Ты ведь знаешь, что это – неправда. Я хочу быть с тобой, я стремился к этому с 15 лет.
– Но я вижу, что тебе тяжело.
– Ты же знаешь, что Машка сломала ногу, у Риты были сложности с математикой, потом были проблемы с отоплением, шкаф нужно было собрать.
– Да… Хм… У нас математикой все началось, математикой все и закончится.
– Что я должен сделать для тебя?
– Уйти и вернуться в семью…
– Маша! Ты понимаешь, что ты говоришь!
– Ты тоже все понимаешь. Так будет лучше для всех. Мы не созданы для того чтобы жить вместе, любить на расстоянии через года у нас получается лучше. Ты можешь мне звонить на день рожденья или просто так, но больше мы не будем встречаться. Одна я не буду, не переживай. Мой сын будет дальше учиться здесь.
– Хорошо. Я сделаю так…

19.
Я думал, мне станет легче, после того, как мы окончательно расстались. В прошлое нет возврата, дома меня ждет семья. Но боль нахлынула на меня, словно шторм на корабль в море, с яростью и звериной силой.
Я шел рыдая, не в силах сдерживаться и сопротивляться, вернее тащился, будто раненный или путник, застигнутый снежной бурей и идущий из последних сил наощупь или наугад в поисках спасения. Проковыляю несколько метров и остановлюсь, обернусь назад и смотрю в ту сторону, где остался Машин дом. Но я снова шел, шаг за шагом я удалялся от нее. Веря и теряя веру в то, что она придет и скажет «Не уходи!» Мимо меня мелькнули огни какой-то забегаловки. Я не помню, сколько пил и зачем. «Маша! Маша!» – словно заклинание повторял я. Последнее, что я запомнил это то, что я решил, что идти домой к жене и детям бессмысленно, идти мне вообщем некуда.
Я не знаю, что было дальше и был бы я жив, если бы не товарищ по работе Мамин, с его слов дальнейшее происходило так.
Он ехал на своей машине домой от тещи, возле деревьев фары осветили силуэт какого-то бомжа. Им был я.
« – Не знаю, почему я остановился. Вроде  человек, каким-то знакомым показался. Валяется бомж пьяный, а кого-то напоминает. Остановился. Вышел из машины, подхожу поближе. Смотрю, это – Ромка Грошев! Вот, никогда бы не подумал, я вообще тебя пьяным ни разу не видел! Голова разбита, губа разбита, рубашка порвана, лежишь без сознания и вид какой-то страдальческий. Поднял я тебя, стал тормошить:
– Рома! Ромыч, ты меня слышишь! – кричу я.
– Маша! Где я? Не уходи, Маша! – бормочешь ты заплетающимся голосом.
– Это – я! Ванька Мамин! – кричу тебе.
– Да! – разочарованно ответил ты и какая-то истерика с тобой разыгралась:
– Ваня, что же я наделал! Зачем я ушел?
– Куда ушел? – спрашиваю я.
– От нее ушел! Какой же я – дурак!
– От кого ты мог уйти? – недоумеваю я.
– Я не мог остаться, может не надо было, но я ушел. Маша, прости меня! – ты вдруг стал вырываться. – Пусти, пусти меня! Я ей все объясню! Маша поймет меня!
Но я тебя удержал, хотя ты вырывался и даже пинаться стал.
– Куда тебе такому идти? Я тебя до дома довезу, а если жена не пустит, у меня переночуешь.
– Маша меня не поймет! Никогда не простит!
– Какая Маша? – говорю я.
– Жена моя.
– Ну ты и надрался. Жену свою забыл? Твою жену зовут Альбина.
– Куда ты меня тащишь?
– В машину.
– Ваня, зачем? Ванюша, отпусти! Как человека прошу отпусти!
– Довезу и отпущу. Ты адрес-то свой помнишь? – спрашиваю я.
И ты назвал какой-то бред, где никогда не жил. Хорошо я помнил, где ты живешь.
Приехали мы к тебе, ты в дороге заснул, и даже когда подымались к тебе, ты спал у меня на плече. Звоню в дверь, полдвенадцатого ночи. Думаю, что твоей жене сказать. Все-таки, Ромка, она у тебя – золото!
– Проходите, – говорит.
– Захожу я с тобой, ты стал заваливаться на пол, так она кинулась навстречу и удержала тебя.
– Нет, Альбина, я сам его донесу!
– Давай, Иван, я помогу! А то уронишь еще.
Вобщем положили мы тебя на кровать. Дети проснулись и обрадовались: – Папа! Папа вернулся!
Завидую я тебе, Ромка: меня пьяным никогда так  радостно не встречали!
– Спасибо, Ваня! – говорит Альбина и жмет мне руки, а в глазах ее слезы. – Будешь кофе?
– Нет, Альбина, спасибо! Мне домой пора, а то моя будет ругаться! Извини, что так вышло, ну не рассчитал Ромка, были в гостях у Карпухина.
Твоя жена смотрит на меня, не верит, смеется, не знаю, как она просекла.

20.
Не помню, сколько лет прошло, после нашего расставания с Машей. Время для меня просто остановилось. И не было в сознании места не событиям в стране, не политики, ни проблемам на работе. Я ни разу не позвонил ей, только на день рожденья присылал открытки почтой и заказывал с доставкой цветы.
Моя жена ни разу не напомнила мне о моем уходе, не попрекнула, словом вела себя так, как будто я никуда не уходил. Маша заканчивает институт,  собирается стать переводчиком в издательстве, а Ритка перешла в восьмой класс школы. У Маши появился парень.
– Мама! Папа! – пришла она как-то расстроенная со свидания.
– Что случилось? – спросила Аля. – Что ты так кричишь?
– Ромка ушел из дома, он теперь в общежитии живет.
– Как ушел, что случилось?
– Он поссорился со своей матерью, она против наших отношений. Она меня на улице увидела, сказала, что я не подхожу ее сыну, а Ромка об этом узнал.  И ушел из дома. Можно, он поживет у нас, а то ему негде жить и денег нет.
– А общежитие?
– Да, что общежитие!  В студенческой общаге он только ночует, он городской, ему не дадут места. Он ночью залазит в окно по трубе на 3-й этаж к своим друзьям. Это так жутко! А иначе вахтер заметит и тогда выгонит и его и друга, который разрешил.
– Ну конечно, можно! Пусть живет у нас! Можно же, Рома? – спросила Аля.
– Да. Буду рад видеть будущего зятя.
– Папа, он хороший! Он подрабатывает в магазине грузчиком! Когда у нас будут деньги, мы будем снимать квартиру.
И Рома стал жить у нас.
– Рома, почему ты поссорился с матерью? – спросил я у него.
– Она против наших отношений.
– А как она это объясняет?
– А никак. У нее одни непонятные отговорки: вы не подходите, вы разные. А в последний раз она сказала, если не прекратите встречаться, можешь больше здесь не жить.
– А ты?
– Я и ушел. Что еще оставалось делать.
– Да, странно. Мне честно говоря это непонятно.
– Мне тоже непонятно, дядя Рома.
– Знаешь, я поговорю с ней. Должна же быть какая-то причина. Я это, Ром, не из-за того, что ты у нас живешь. Просто неправильно это.
– Постарайтесь убедить ее, скажите, что мы любим друг друга и хотим быть вместе.
– Как зовут твою маму?
– Как Машу.
– Как Машу?
– Да. Меня – как вас, а ее – как Машу. Такое вот совпадение.
– А отчество? Фамилия?
– Фамилия такая же, как у меня – Хвостикова. Хвостикова Мария Владимировна.
«Это – Маша!» – понял я и не стал спрашивать ни адреса ни телефона.
– Роман Николаевич! Вы телефон наш домашний запишите!
– Да! Я и забыл.


21.
Я встретил Машу на улице возле ее дома.
– Маша! Привет! – крикнул я.
– Привет! – остановилась она. – Скажешь, что я совсем не изменилась?
– В моих глазах нет. Ты все та же. Как ты живешь?
– Потихоньку. А ты? Вернулся к жене?
– Да.
– Правильно сделал.
– Я хочу поговорить с тобой о наших детях.
– Я поняла. Ах, кто бы знал!
– Почему ты против счастья наших детей? У нас не получилось, но они лучше нас: сильнее, мудрее. Пусть хотя бы у них все получится. Я так был рад, когда понял, чей сын Рома. Представляешь, я знал его фамилию, видел его самого и не мог представить, что он – твой сын. Только, когда он сказал Коржикова Мария Владимировна, я понял это – ты. У тебя, Маша, замечательный сын. В моей дочери, ты, тоже можешь не сомневаться.
– Нам вновь придется видеться. Это может не понравиться твоей жене.
– Ты напрасно так думаешь. Моя жена хорошо относится к тебе, а к детям тем более.
– Им можно: они – троюродные!
– Они до сих пор этого не знают.  Завидую я им, Маша! Мы могли быть на их месте.
– Ты опять не можешь сдержаться!
– Я тешу себя надеждой, что и ты не сможешь… Мы не можем быть вместе, но ты – Маша, все равно моя единственная! Если у нас с тобой будет еще одна жизнь!
– Она будет у наших детей.
– Мы с тобой тоже, Маша, обязательно воссоединимся там, – показал я на небо.
– Ты стал верить в Бога?
– Ради того, чтобы быть с тобой, я поверю в кого угодно!