Мы приедем вас провожать

   Несмотря на категорическое предупреждение: ни в коем случае не делать этого  - не срывать уроки, ведь и так весь день прощались, и в школе, и домой приходили, в уже пустую квартиру, называли его последним нашим днем, плакали, обещали писать письма и хорошо учиться, - оба класса были в аэропорту…
    Аэровокзал, залитый ярким сентябрьским солнцем, напоминал о редких, но красочных торжествах по случаю дорогих гостей. Каждый свободный от суетливых пассажиров угол был украшен ясными смышлеными глазками на сияющих лицах, белыми рубашками и красными галстуками.
    Ругать детей и пытаться во чтобы ни стало отправить домой или в школу, где их могли уже хватиться, не имело смысла. Она поняла это, выходя из такси. Бывшая учительница этих ребят, бывшая жительница этого города. В паспорте стоял штамп «Выписан». И, ступая по горячему, несмотря на утро, асфальту, она сознавала, что последние шаги будут не из легких.
     Ее уже обступили, подхватили под руки, понесли чемоданы и сумки, усадили в тень и, перебивая друг друга, насыщали информацией. О том, что автобусы не ходят, нет бензина, что завуча они предупредили, и остальные ребята сейчас должны подъехать. «А какой у вас рейс?» «Ура, еще целых два часа!»
     Все это время, поглощая мороженое и лимонад, вспоминали смешное и грустное, уроки и походы в горы и на озеро. Вся их маленькая жизнь сейчас проходила перед глазами, и они радовались, что уже так много в ней было интересного…
   
     В окончательно смешавшем свои прохладные утренние с горячими дневными струями воздухе, повисла неотвратимость скорой разлуки. Объявили посадку. Растеряв улыбки, ребячьи лица дрогнули. Еще несколько слов и полужестов, и вдруг – пустота, в которой отчетливо слышны были стук каблуков и собственные сердца. В накопитель их не пустили. Фигура учительницы затерялась в топе пассажиров и скрылась из вида. Они побежали вдоль здания аэровокзала и прижались к железной ограде возле «депутатской». Бело-красная стена разразилась рёвом. Их учительница приближалась к открывшему свою жадную, ступенчатую пасть монстру, и сейчас он проглотит ее… Женщина, стоящая рядом, крикнула: «Не ревите, накличете беду!»
На шум собирались работники аэропорта. Дети вопили, как одержимые, один плач переливался в другой, казалось, этот хор будет вечным. Кто-то сердобольный открыл, наконец, дверь, через которую редко кому из простых пассажиров удавалось пройти.
   Все звуки смолкли. Через секунду замешательства и короткого бега притихшие дети стояли возле самолета, смотрели, как исчезают в нем последние пассажиры. Не зная, как еще проявить свои чувства, они вдруг стали развязывать пионерские галстуки и складывать в сумку учительницы, с каким-то облегчением произнося: «На память!». На самом дне сумки пристроилась черепашка Федор. Та самая, еще с весны не подросшая, которую подобрали в горах, возле «третьего родника»…
     Вдоль ущелья, пологого уходящего вверх и сужающегося к северу, подул южный, обжигающий ветер. Его дыхание высушило слезы. Вдруг стали слышны развевающиеся флаги. «Навсегда!» - шелестели выцветшие полотнища. Притихшие дети и весь аэровокзал смотрели на легкокрылый лайнер. Он улетал, навсегда разлучая. Как это страшно – навсегда!..
    Она не запомнила полет, и весь остальной путь был лишь ожиданием встречи с новыми учениками. Потом были письма, шли открытки и приглашения, в гости, на свадьбу… Завязалась недолгая переписка ее новых учеников с прежними. Постепенно поток писем иссяк.
   
    Повзрослели и те, и другие. Выветрились первые впечатления от первой встречи с учительницей из экзотической республики. Случись новая разлука, где они - галстуки красные? И эти тоже навещают, если вдруг приболела, приходят всем классом, помогают учительнице, как могут. Хотя бывает, она вовсе и не их классный руководитель, всегда выслушает, вникнет, разберется. Да что там! Купит билет на спектакль заезжего цирка или кукольного театра. Лишь бы не было у них таких печальных глаз, как у ребят из той далекой осени. Лишь бы не было причин для разлуки навсегда…

                1990 – 2010