Злая земля

Огромная тень появляется в дверном проеме и, шатаясь, подходит все ближе и ближе. Я съеживаюсь в углу, стараясь занимать как можно меньше места. Тень входит в комнату, распространяя вокруг удушливую вонь перегара. «Недоносок» - хрипит тень, шарит рукой по стене. Загорается свет и я вижу отца, пьяного и потому очень страшного, с налитыми бессмысленной яростью глазами. «Вот ты где! - торжествующе ревет он. - Хренов сопляк!» Я зажмуриваюсь и мечтаю, чтобы отец оставался лишь тенью и исчез навсегда при вспышке яркого света. Широченная ладонь сгребает меня за воротник рубашки и выволакивает из ненадежного убежища.
***
Я рывком сел, тщетно стараясь унять колотящееся сердце. Исподнее было мокрым от пота, ныли поломанные когда-то ноги.
Многих наших мучили ночные кошмары, что немудрено, учитывая особенности нашей службы. Нет, не в какой-нибудь воинственной горной республике, хотя термин «горячая точка» подходил идеально. Еще какая горячая — Чернобыльская Зона. Регулярные рейды по зачистке мутантов в составе группировки «Долг», кровавые стычки с враждебно настроенными свободовцами, наемниками и бандитами, каждодневное ожидание смерти, жестокой и мучительной. Все это налагало отпечаток на психику бойцов. Только вот прожив здесь без малого три года и успев испытать все эти «радости», я страдал от кошмаров, принесенных с Большой земли. Из далекого, полузабытого, тринадцатилетнего прошлого.
Мы жили в предзоннике, в деревушке под названием Редковка. В 1986 году, когда рванула АЭС, мне исполнилось три года, еще год спустя от лучевой болезни умерла моя мама. С тех пор отец запил. Я вызывал в нем странную ненависть, что порой бывает у скорбящих вдовцов и частенько служил для него боксерской грушей. В тот памятный день, что до сих пор является в кошмарах, отец сломал мне обе ноги и остаток своего детства я провел в приюте. В 2006 году, когда катастрофа повторилась, я, в числе первых, попал в Зону. Меня не пугали ее дьявольские порождения, хитроумные ловушки и обещание насильственной гибели, разлитое в воздухе, словно отвратительный запашок разложения. Я отвечал яростью на ярость, кровью на кровь, убивал врагов и мстил за друзей. Я больше не боялся смерти, но когда тьма накрывала мое сознание липкой паутиной сна, снова умирал от страха перед шатающейся тенью отца.
Мне много раз приходилось слышать ненависть в голосах сталкеров, говорящих о Зоне. Ненависть к мутантам, аномалиям и радиации. Я их понимал, но в душе был не согласен. Что может значить ярость голодного мутанта или бездушная смертоносность радиации перед кровожадностью человека. Аномалия не может не убивать, ибо такой создана — безумными учеными или пришельцами — не важно. Она не делает различий между сильным и слабым и скрутит в одинаковый кровавый фарш и того, и другого. А человек, в соответствии с порочностью своей натуры, отнюдь не заложенной природой, склонен издеваться над слабым и трусливо убегать от сильного.
Да, я не очень люблю людей, зато всей душой предан Зоне. Негостеприимная, жестокая, злая земля. Но это наша земля. Наша Зона. Моя Зона.