Едоки картофеля

 
Не стану лукавить и называть впечатлением то достаточно серьёзное потрясение, которое испытал в молодости при виде этого мрачного полотна, поскольку наблюдательный читатель сразу же заметит искусную подтасовку, призванную  опосредованно  указать на причастность  художника  к одноимённому направлению в живописи. Подобные авторские изыски бессмысленны ещё и потому, что вынесенное в заголовок название картины  прямо  говорит  о  её принадлежности  к мировым шедеврам импрессионизма. Потому скажу просто:  волнение, охватившее меня  на той далёкой выставке, оказалось настолько живучим, что и сейчас, когда в старом альбоме вижу «Едоков», то невольно представляю пятнадцатилетнего юношу, изумлённо застывшего перед гениальным творением  Ван Гога.

Даже сегодня, спустя много лет, по-прежнему затрудняюсь определить, что привлекло меня, романтично устремлённого мальчика, в  этой  безрадостной картине. Возможно,  явное сходство её угрюмых персонажей с некоторыми жильцами «хрущёвки» моего детства, которую наш развесёлый участковый милиционер дядя Миша вполне обоснованно сравнивал с печально известным заведением, запомнившимся в народе  аббревиатурой  ЛТП.  Возможно, она разбудила во мне предчувствие  того, что люди, похожие на изображённых  мастером, будут  постоянно  сопутствовать мне,  вызывая брезгливость, сочувствие  и  жалость  одновременно. Возможно, что-то ещё, мне неведомое…
 
При этом из внушительной череды вероятных причин моего интереса первой я  исключил ту, которая проистекала  из объяснения замысла  картины самим художником. Признаюсь, что идея тяжёлого труда  и  честно заработанной еды, о чём он писал  в одном из писем брату, меня ничуть не занимала, поскольку, считал я, она слишком очевидна и поверхностна. Сейчас так не думаю и признаю её одной из самых актуальных проблем страны, где имею счастье проживать.  И всё-таки в картине меня тронуло нечто иное…

Что же?  Пытаясь разобраться, в какой-то момент обратился за помощью к книгам, где долго и внимательно разглядывал уже литературные портреты знакомых героев и не находил в их негритянских лицах, широких ноздрях, выпуклых губах ничего нового…,  разве что, позабавили «маленькие с острыми макушками» головы..., точно такие же, как у моих соседей, которые громкими ночными застольями мешают спать  мне и  доброй  половине  дома.

Иногда простенькая, заурядная, серенькая книжонка остаётся в памяти благодаря только одной фразе. Да и сама фраза может быть вовсе не гениальной, вовсе не выдающейся; она лишь пунктуально  явится  перед  глазами  и подскажет ответ на тот самый вопрос…  Подобное  произошло и со мной, когда памятной майской ночью я уныло брёл по скучным страницам книги довольно известного писателя, пока не споткнулся о заветную строчку.  Не  могу  не привести её – ключевую фразу моих поисков: «Они сажали картофель, копали картофель и ели картофель: в картофеле заключалась вся их жизнь».

 Тогда-то я и понял, что именно в неразрывном единстве тех пасмурных, убогих, озабоченных физиономий,  монотонного, отупляющего, беспросветного труда  и  такого же приевшегося, тёмного, пресного  картофеля  скрывается  столь  взволновавший меня  смысл  и  столь  огорчившая  меня  идея…

Помню,  испытал в тот миг двоякое ощущение: с одной стороны – удовлетворение от завершённого поиска, с другой – какую-то метафизическую обречённость.

Этим я  вовсе не хочу сказать, будто меня  сплошь окружали , смахивавшие на негров, физиономии  с ярко выраженным алчным стремлением к насыщению… Как раз наоборот, большинство людей вокруг были вполне нормальными, а некоторые – даже симпатичными, что и помогло мне поместить «едоков»  в  некий низший слой, обитавший  где-то  далеко  за пределами  моего существования… и на том успокоиться…

Увы, ненадолго…

Спустя некоторое время, я стал встречать их там, где, согласно моей версии, их быть не должно, а именно – в стеклянных офисах солидных компаний, в государственных учреждениях, на театральных сценах, среди тележурналистов и даже (о, Господи!) в самом Парламенте… О поликлиниках, рынках, общественном транспорте даже не упоминаю…

Причём, внешне они не всегда были похожи на «едоков», да и питались совсем не картофелем…

Однако  деревенские  манеры,  скудные  мысли,  приземлённые  мечты…, а самое  главное  дух, наполнявший  пространство  рядом с  ними,  каким-то  тяжёлым  едким  туманом, рождавший ощущение  всё той же  безнадёжности  и  отчаяния  выдавал  в них  ненасытных  «едоков»…

С  каждым  годом  их  становится  всё больше, этих  колорадских  жуков  с  человеческими обличьями,  и,  мне иногда  кажется, что недалеко то время, когда на земле не останется уголка, не занятого этими  жалкими, но необычайно живучими существами  с  настороженными  взглядами  и цепкими  узловатыми  пальцами…

В том, что это не всемирная эпидемия, а всего лишь мои досужие домыслы, пытаюсь убедить себя переключением внимания на современное искусство, но и там то и дело натыкаюсь на образцы глупости, пошлости, безвкусицы… Приведу только один пример из исторического романа всем известного автора, заставившего немецкого  средневекового рыцаря, участника крестового похода изъясняться с соратником при помощи русских народных пословиц…

Иногда мне бывает страшно, и это неизбежно отражается на моих снах. Один из них не даёт мне покоя в течение двух последних лет, приходя с непознанной мною периодичностью, независимой ни от лунных фаз, ни от состояния здоровья, ни от полноты желудка…

Мне снится огромное картофельное поле, занимающее всё пространство до горизонта; рядом и сзади меня стоят миллионы таких же, как и я, «едоков картофеля»... Всех нас объединяет некий рефлекс, инстинкт, заставляющий сначала браться за лопату, а затем за ложку… Он распирает, давит, вынуждает меня сопротивляться...  Но не хватает сил…  Кричу: «Господи! Помоги!», однако, вместо крика – едва уловимый шёпот… Бог не слышит меня, и тогда достаю нож и отсекаю себе левое ухо.

Просыпаюсь и тут  же трогаю его. Оно на месте. Облегчённо вздыхаю и вытираю обильный пот…