Amen

«Нет, нет, дьявол — эгоист
 И не делает ничего угодного Богу,
 Он никогда не будет молоть твое зерно задаром..»

Я, Мария-Аннабель Винклер, дочь местного священника из маленького городка на юге Германии. Странно, но наша местность весьма знаменита ужасающими происшествиями. Мне больно об этом говорить, так как я являюсь одним из этих происшествий. Моя жизнь – сплошная трагикомедия. И самым светлым ее мгновением была именно смерть…


 Рассматривая себя в зеркало, я с искренней радостью отметила, что внешность моя уж не столько и груба или типична, как у иных городских девушек. Они либо походили на мужчин в длинных юбках и корсетах, либо на смешных обезьянок, нарядно одетых для выступления. У меня, к сожалению или к радости, не было ни дорогих юбок, ни драгоценных перстней, ни заморских кавалеров. Зато была своя изюминка. И я откинула назад черные как смоль, длинные и прямые волосы. Да, они и были этой самой изюминкой, из-за которой на меня странно и одновременно заинтересовано, поглядывали молодые люди. А вот бабульки перед церковью отца лишь плевали под ноги, бормоча что-то про «чертовского ребенка». Ах да… Вот еще. Мои глаза. Под их взглядом, казалось, застывало время. Хоть я их не любила, но сама иногда заворожено всматривалась в свое отражение. Небесно-голубые, холодные, даже когда я улыбалась. Некоторые говорили, что они ледяные, другие – что волчьи. А мне от этого не было ни горячо, ни холодно. Я снова покрутилась перед зеркалом, довольно улыбаясь. В своем простом наряде я была в сто раз привлекательней любой расфуфыренной дамочки из столицы. Еще раз подмигнув своему отражению, я сбежала вниз.

 Сегодня воскресенье. Самый загруженный день недели для моего отца. А вот и он, стоит возле икон, шепча молитвы. Ах да, забыла сказать – я совершенно не похожа ни на покойную мать. Ни на отца. У матери были вьющиеся каштановые волосы, как и у отца. И добрые-добрые зеленые глаза. Я их плохо помню, но точно знаю, что они были добрыми. А вот у отца глаза карие и строгие, хотя на дне можно разглядеть жгучую трещинку невыносимой боли. Но их взгляд так пропитан любовью, что это несчастье удается разглядеть лишь близким. А близкие – это я. Он поворачивается ко мне и ласково улыбается, затем перекрестив на прощанье, выходит из дома. Я лишь нежно улыбаюсь ему и присаживаюсь перед иконами на коленях. Наверное первый раз за шестнадцать лет своей жизни, во время молитвы я думаю не о Господе-боге, а… О своем предчувствии. Сегодня что-то будет. И это что-то такое, что изменит всю мою жизнь! Я подскакиваю, почти не договорив молитву, и, приподымая полы темной юбки, почти вприпрыжку несусь в церковь.

 Странно, уже полдень, а прихожан так мало. Я медленно захожу внутрь священного здания и, машинально крестясь и бормоча молитву, оглядываюсь. К моему удивлению внутри людей нет вообще. Только около алтаря стоит мой отец и о чем-то беседует с незнакомцем, одетым в походный плащ и с капюшоном на голове. Я подхожу поближе и присматриваюсь. Оказывается это парень. Да и не старше меня… Юноша что-то шепчет, хватаясь за руку отца, будто за спасательный круг, и порывисто вскидывает голову, капюшон медленно съезжает, и я застываю в изумлении. В наших краях вряд ли встретите такого, как этот прихожанин… Юноша перед моим отцом оказался златовласым блондином, с грустными, темными глазами и бледной кожей. Он явно нездешний, тут же промелькнуло в голове, и я стала за спиной отца. Парень мгновенно перевел на меня взгляд и его глаза почернели, а рот исказился в усмешке. Я, оторопев, ступила назад, а отец, выкрикнув непонятную фразу на латыни, порывисто коснулся крестом лба юнца. Тот, скорчившись и зашипев, сполз на пол, стараясь оказаться как можно дальше от креста. У меня перехватило дыхание. То ли из-за черных глаз странного юноши, то ли из-за странного чувства в груди, которого я не испытывала ни к одному из местных «кавалеров». Отец обернулся, продолжая держать крест над головой корчащегося на полу паренька, и гневно выкрикнул:

 — Немедленно уходи отсюда, Мария! Немедленно!

 В его глазах я первый раз увидела гнев. Не задумываясь, я, приподняв юбки, бросилась вон из церкви. Мне вслед раздался душераздирающий, нечеловеческий хохот, который медленно затих под куполом церкви…

 До позднего вечера я просидела в комнате. Отец так и не вернулся, и я уже подумывала, не сходить ли в церковь. Я подошла к окну и выглянула. Темное небо, пустые улицы. Даже собаки не лают. Все-таки собравшись с силами, я накинула тонкий плащик на плечи и, спустившись вниз, вышла из дома. Пока я шла к церкви, то не услышали ни одного звука – лишь тихий шелест листвы. Через пару минут я уже была перед высокими дверями церкви. Собравшись с духом, я толкнула дверь и осторожно заглянула внутрь. К моему удивлению в церкви было темно. Не считая кружочка света у алтаря. У которого корчилась странная фигурка. Не отдавая себе отчета я почти бегом направилась к алтарю и удивленно застыла, увидав того самого мальчика-блондина со связанными руками и измученным лицом. Я настолько была поражена увиденным, что и не заметила, что уже как минуту стою в чем-то липком и мокром. Юноша тот час повернулся ко мне и прохрипел:

 — Бегите, Мария, бегите…

 После этих слов из его горла вырвался нечеловеческий вой, и свечи вокруг тут же погасли. Я осталась в кромешной темноте, под затихающий рев. Буквально через секунду над ухом раздался вкрадчивый голос:

 — Ах, Мария… Мне так плохо, так больно. Помогите мне, Мария!

 Я стояла, не смея и пошевелиться. Меня всю трясло и казалось, вот еще чуть-чуть и я растянусь без чувств на холодном полу. А тихий голосок насмешливо зашептал дальше:

 — Мария… Я в Вас влюбился с первого взгляда. Прошу, позвольте мне быть с Вами. Помогите и мы будем с Вами всегда!

 Даже в таком состоянии мое сердце екнуло, и щеки мгновенно покраснели. Целый вечер я выкидывала из головы златовласого незнакомца, а тут… Я услышала еще один голос. Тихий и сдавленный, тут же удивленно отметив, что это мой голос:

 — Ч-чем я могу помочь?..

 — Дай мне свою руку, лапушка.

 Тихий шепот стал едва ли радостным и звучал громче. Я неуверенно протянула дрожащую руку, находясь, будто в тумане. Тот час ее коснулись прохладные пальцы в чем-то мокром и липком. Я сдавленно вскрикнула и отдернула руку. Но меня тот час ухватили за запястье, а затем осторожно сжали ладонь. Голос на ухо прошептал:

 — Melius sero quam nunquam…

 Я тут же повторила, дрожащим голосом фразу. Влажные пальцы лишь сильнее сжали мое запястье, а ухо обдал горячий шепот:

 — Commendo animam suam salvam facere daemon hominem. Et quid erga eam plene dimittere, dato ei Julianus perpetuum, — и тут же смешливо добавил, — Amen.

 Мой шепот затих под куполом церкви. Я замерла, так как с моего запястья соскользнули влажные пальцы. В этот же момент полыхнул свет и зажмурилась. Открыв глаза, я обнаружила, что во всей церкви горят свечи и тут же пронзительно завизжала…

 Почти в метре от меня лежало истерзанное тело, лишь приглядевшись, я узнала своего отца. Из разорванного горла до сих пор сочилась кровь, в которой я, к слову, и стояла все это время. Перед глазами все поплыло, и я была уже готова лишиться чувств, как в стороне послышался смешок. Я медленно обернулась, глотая слезы, и замерла. Около блондина стоял высокий молодой человек и радостно улыбался. Готова поклясться, у него были мои глаза!.. Такие же, как те, в которые я часами могла смотреть в своем отражении. Пронзительные, ледяные и с искоркой насмешки. Темные волосы собраны в высокий хвост на затылке, а руки с черным маникюром сложены на груди. Тонкие пальцы, окровавленные, и алая кровь медленно стекает по рукам, пачкая белоснежные манжеты. Я в ужасе взглянула на свое запястье – на нем остались багровые отпечатки пальцев незнакомца.

 Темноволосый юноша подошел ко мне и радостно улыбнулся. Я от страха потеряла дар речи и лишь пусто смотрела то на блондина, сжавшегося у алтаря, то на улыбающегося парня. Пока я молча перебывала в отчаянии, юноша подошел впритык и, обхватив одной рукой за талию, радостно произнес:

 — Ну вот, Мария, мы и будем вместе. Навечно. Спасибо, лапушка….

 Юноша расхохотался и привлек меня поближе к себе. С моих губ сорвался шепот. Парень прислушался и тут же скривился.

 — Нашла время, когда молится, птичка моя!

 И незнакомец, проведя пальцам по моей щеке, порывисто прильнул к губам. В глазах мгновенно потемнело, а дышать стало и вовсе трудно. Еще пару секунд странного поцелуя и сердце перестало биться…


 Юлиан отстранился от мертвой девушки и уложил тело на окровавленный пол, затем обернулся к связанному парню. Блондин шокировано рассматривал мертвую красавицу, что-то бормоча себе под нос. Демон покачал головой и, облизав губы, направился к выходу из церкви. Как только за ним закрылись двери, свечи разом потухли, и раздался одинокий крик.


«Где я?... И что я?...»
 Я удивленно огляделась. Темнота, пустота. Нечто серое. Я оглядела себя и замерла. Меня не было. Я себя чувствовала, но… Не видела. Я пыталась закричать. Громкий звук тут же поглотила серое небытие. Я постаралась направиться вперед. Точнее, мне казалось, что я иду. А вдруг все так же оставалась темная пустота. Как вдруг, отовсюду послушались голоса. Зовущие, кричащие, молящие… Я остановилась и снова испугано огляделась. Никого. А голоса стали все громче и громче. И я снова закричала… Вдруг, на расстоянии вытянутой руки передо мной появился Он. Тот светловолосый парень. Он грустно улыбался и глядел на меня добрыми, карими глазами. Такими же, как у отца… Юноша протянул ко мне руки и тихо прошептал:
 — Спасибо тебе, Мария. Спасибо… Теперь моя очередь помогать!
 Я доверчиво вложила свою ладошку в его ладонь, и медленно поднялась. Юноша продолжал грустно улыбаться и осторожно притянул меня к себе. Я беспрекословно поддалась, на мгновение, прикрыв глаза. Через секунду, я услышала насмешливый шепот на ухо:
 — Моя доверчивая лапушка…
 Я в ужасе подняла взгляд и узрела лукавые, льдисто-голубые глаза. Брюнет наклонился и невесомо поцеловал в губы мою призрачную оболочку…. Которая в туже секунду обратилась в серебристую пыль, а громкий крик влился в какофонию иных бесплотных голосов…