Вампир-ботаник - Глава 21 части 1-2

***
Оштен. Клуб «Арена». Алекс, чуть ранее.

С момента возвращения на «Арену» прошло почти две недели. Алекс задумчиво рассматривает свои руки, сидя на диване в небольшой комнате, предоставленной для него Джорджем. Он впервые не знает, что делать. Ричард словно не замечает его, играя, дразня вместе со всеми. Охотник звереет, стоит ему только вспомнить счастливые рожи соперников – Секки и Итана. Придушил бы обоих! Нет, скорее всего, такие меры не помогут, тут же найдутся другие им на замену. Сейчас всех потенциальных желающих отпугивает мрачный убийственный взгляд Секки, напоминающий волка охраняющего свою территорию. Ну и, наверное, не менее дружественный вид его самого,- вынужден признаться он себе. Итан просто мальчишка, щенок, затесавшийся среди них, но вот он-то по-настоящему и опасен своей доверчивостью, прямотой и открытым обожанием. Что будет, если мелкий выберет его? Вдруг влюбится?
Алекс судорожно вздыхает, а его сердце то увеличивает ритм, то просто сжимается от острой боли. Это страшно, потерять того, ради кого держишься в этом мире. Как можно продолжать жить, когда осознаешь тщетность своих прежних замыслов, теряешь мечту, ради которой живёшь, понимаешь глубину предательства самого близкого родственника и выясняешь, что преданно и безоговорочно служишь убийце своей семьи? А ведь он верил, любил, надеялся стать похожим на Сикхта, хотел быть его правой рукой. Он тогда переживал, что у него не получается оправдать доверие дяди, наслаждаться мучениями врагов, сколько бы он не пытался. Сикхт всегда смеялся над его мягкотелостью, приводил в пример Орелли и Секку. А нерадивому племяннику лишь приходилось страдать, что не может измениться, как требует его единственный родственник-наставник, но старался, стремился переступить через себя. А ведь это случайность, что мелкий не стал его жертвой. Первый раз на «Арене», когда вампирныш вылетел вихрем - полуодетый, встрёпанный, – похожий скорее на воинствующего воробья, чем на серьёзного противника. С глазами, метавшими молнии. Алекс был потрясён их синевой и плескавшейся в них чистой незамутнённой яростью. Только потом он понял, что Рич был единственным, бросившим ему вызов, единственным из всех присутствующих вампиров-гладиаторов. Именно тогда он решил, что этот паршивец будет его, и только его… личной собственностью. Такую дерзость и гордость ему ещё не приходилось встречать. Но он просчитался и, сделав ошибку, проиграл бой мальчишке. И это он - опытный воин?
Алекс долго искал его, хотел и в тоже время боялся с ним встретиться. Нет, второй раз он бы не допустил поражения, но Сикхт исходил от злобы и мог бы легко забрать вампирёныша, чтобы отомстить хозяину клуба за унижение, по крайней мере, именно этот вариант считался правдоподобным. Это сейчас ясно, что с помощью Ричарда хотели воздействовать на Джорджа, освободившегося от влияния ордена. Церковнослужители рассчитывали вновь растоптать его свободу, подчинить и заставить прогнуться под свои нужды.
Алекс вспоминает о письме мелкого, в котором говорилось о первом их знакомстве. Он не может сдержать дрожь. Как бы не храбрился, но иногда ему снился тот плен и пытки. Смеющиеся палачи. Собственная беспомощность. Пронизывающий холод. Жар раскалённого железа. Запах палёной кожи. Собственный мучительный крик. Охотник встряхивает головой, отгоняя отголоски прошлого. Он знал, что так может получиться, и это был его выбор. А Рич… Рич пожалел его. Он убрал следы насилия, вылечил раны, но не ожидал предательства, не думал, что сам станет жертвой. Алексу становится противно от своего поступка и стыдно от того, как пытался найти себе оправдание, ссылаясь на Бога. Приписывая низменный поступок воле  Всевышнего, успокаивая себя предоставленным еще ребенку выбором – умереть или стать бесправным рабом. А если бы вампирёныш согласился? Алекс не хочет об этом даже думать. Что ждало наскучившую игрушку – смерть или просто забвение? Скорее всего, первое.
Предательство. Его вкус горек. Оно разъедает душу, забирает силы. Только случай помог предотвратить его. В то время он был согласен на всё ради Сикхта. А знает ли сам Рич, что Алекс на него спорил? Что хотел унизить и растоптать? Как после этого можно любить, доверять?.. Ричард видел только один ошейник, а ведь он был далеко не единственным, не первым. Что он скажет, когда узнает обо всех предыдущих попытках сделать его рабом? Такие вещи никогда не прощаются. Для них нет вынужденных обстоятельств. Есть только одно определение – предательство. О нём нельзя рассказать мелкому, это означает его потерять, потерять навсегда. У него сейчас кольцо верности, но тот не спешит его надевать. Сомневается? Или просто не хочет? А может он уже выбрал Итана? Чистого мальчика и такого искреннего в своих чувствах.
Алекс уже решил, что примет любой выбор, он ведь это сам заслужил. Страшно потерять того, кто тебе не безразличен, но за свои поступки нужно платить. И он будет платить, будет существовать ради вампирёныша, который не виноват, что не может жить без его крови. Это и есть его наказание – видеть счастливого Ричарда рядом с другим…

- Я понимаю, что у тебя много важных дел.
Алекс подскакивает от этого ледяного презрительного тона, неожиданно раздающегося рядом с ним. Этот вампир, неслышно материализовавшийся перед охотником, выглядящий, как жертва длительной голодовки, обычно старается не попадаться никому на глаза. Он всегда увиливает от разговоров и предпочитает отмалчиваться, уходить от вопросов. Странно впервые за долгое время слышать его голос. Не короткие вежливые фразы, а попытку вмешаться не в своё дело.
- Как ты относишься к Ричарду? – упреждая гневный выпад невольного собеседника, он продолжает: - От твоего ответа зависит его жизнь. У тебя нет времени думать, я должен получить ответ немедленно!
Алекс ошарашен его напором и не пытается сопротивляться, когда этот наглец берет его за запястье. Но больше всего его удивляет доверие к этим словам.
- Я живу только ради него… - вырывается у охотника.
- Глупец, у тебя нет времени играть со своими демонами. Он сейчас умирает. Ричард слишком гордый, чтобы признаться в своей слабости, и слишком свободолюбив, чтобы быть зависимым. И если ты сейчас не пошлёшь к чёрту сомнения и не потащишь свой зад к предмету собственных раздумий, то завтра у тебя уже не будет ради кого жить, - вампир окидывает его презрительным взглядом и уходит из комнаты, не оборачиваясь, словно не сомневается, что Алекс последует за ним.

***
Первое, что бросается в глаза – изогнутое в мучительной судороге тело. Тихий болезненный стон бьёт по нервам. Рич задыхается, царапает горло, хрипит. Ещё секунда и Алекс уже пытается его к себе прижать, но удержать не получается, мокрое от пота тело выскальзывает из захвата при очередном спазме. Вампир подхватывает подмышку мелкого и голосом, не терпящим возражения, говорит:
- Сними с него кольцо верности, а своё возьми в его правой руке. Быстро!
Алекс безропотно подчиняется, но выполнить указания нелегко. Рич бьётся, как выброшенная на берег рыба.
- Раздевайся. Кольца дай мне. Теперь держи его крепче, - охотник прижимает к себе бессознательного вампирёныша, неожиданно затихшего.
- Добровольно ли ты берёшь младшим мужем Ричарда? Станешь ли ты ему старшим? Клянешься ли ты его защищать? – речитативом начинает задавать вопросы вампир, а Алекс только отвечает короткое «да».
Странный обряд бракосочетания не останавливается на одних вопросах, а завершается то ли молитвой, то ли заклинанием на незнакомом языке, и посреди комнатушки загорается ослепительно-белый шар света.
- Бери Ричарда и войди внутрь света вместе с ним.
Алекс берёт на руки мелкого и, прижимая к себе, шагает внутрь вращающейся сферы. Он не ожидает абсолютной тьмы. Это кажется невероятным. Тихо. Ни шороха, ни звука. Абсолютное спокойствие пугает. Но доносится тихий голос, подобный шелесту ветерка:
- Говори: «Я подтверждаю».
- Я подтверждаю, - соглашается Алекс.
- Я подтверждаю, - шепчет Ричард, не приходя в себя.
Медленно исчезает чернота, словно тает таинственная сфера. Наконец от неё не остаётся и следа. Алекс видит, что вампир сильно осунулся и ослаб после этого ритуала. Но, не придавая этому значения, охотник решительно направляется к кровати, чтобы положить на неё своего теперь уже мужа, но озвученное предложение повергает его в ужас:
- Ваше бракосочетание ещё не завершено. Выполни обязанности старшего мужа. Твоё семя должно быть в нём, –  речь звучит устало, с придыханием, но требовательно.
- Но он же без сознания! Это подло! Я не смогу…
- Значит, твой супруг не доживёт до утра. Твоя кровь, которую ты дал ему, чтобы спасти от смерти, мне помешала увидеть это раньше. Я чуть не потерял его.
- Вы родственник Ричарда?
- Нет. Хватит болтать. Займись делом.
- Но скажите хоть ваше имя.
- Меня зовут… Хойя. Да, забыл предупредить, кольца верности вы уже сами не снимете. Захотите ли вы потом расстаться или нет, время покажет. Сейчас главное - это жизнь Ричарда.
Хойя уходит, а Алекс потрясённо смотрит ему вслед. 

Раздавшийся жалобный стон отрезвляет. Охотник мгновенно возвращается к своему избраннику и поражается увиденному. Вопреки опасениям, мелкий не лежит безвольной тряпочкой, его тело жаждет соития, хотя разум ещё спит. Рич прижимается к постели грудью, стоя на широко разведённых коленях, с немыслимо прогнутой спиной, отставленным и вздёрнутым вверх задом, словно животное в течке. Алекс теряется в своих ощущениях, он к такому совсем не готов, но вампирёныш вскидывает голову вверх, чуть не ломая себе шею, и всхлипывает. Затем жёсткая судорога сводит тело, заставляя его открыться ещё больше, хотя всего несколько секунд назад казалось, что сильнее, чем есть, - невозможно.
Душной волной накатывает возбуждение, не то, от которого предвкушаешь получение наслаждения, а болезненно-невыносимое до кровавых всполохов в глазах, дрожи в слабеющих ногах, в нехватке дыхания. Алекс понимает, что это не его ощущения, а передающаяся ему малая часть возбуждения мелкого. Он в шоке, ведь под рукой нет ничего, чтобы облегчить проникновение, не разорвать, не причинить боли. Опустив в бессилии взгляд на своё естество, он вдруг понимает, что ничего не понадобится. Ему не надели кольцо, лишь виднеется цветная татуировка, не мешающая выполнению супружеского долга. Сейчас охотник благодарен судьбе, что видел, во что Ричард когда-то превратил его мужскую гордость – тонкую фиолетовую… фигню. Он холодеет от воспоминаний бабы для чайника и стихов про фиалочку в свете тех изменений. Сейчас они тоже есть, но не столь радикальные, хоть и способные повергнуть в шок любого мужчину. Однако, благодаря своеобразной форме и увлажнению, можно не готовить себя для соития. Слава богу, что в этот раз хоть сохранился естественный цвет, да и внешне это больше напоминает нормальный член, чем та невообразимая палочка.
Ещё один низкий болезненный звук, и Алекс перебарывает все сомнения. Он быстро оказывается возле мелкого и, разведя ягодицы, обильно смачивает своей слюной нетерпеливо пульсирующее отверстие, а затем медленно и бережно входит в жаждущее тело. Время уходит, сейчас некогда думать об удовольствии для обоих, и он начинает двигаться в жаркой тесноте, порой сжимающей до сильной боли. Тело мелкого то жадно подаётся на встречу, легко принимая его, то пробегающей судорогой сводит мышцы, заставляя остановиться. Алекс взмок от пота, капли которого падают на спину мужа. Рваное, сбитое дыхание. Бухает сердце. Сейчас не время для нежности, для любви, поцелуев. Весь процесс как обязанность, не несущая радости и удовлетворения. Тонкий вскрик. Ричарда подбрасывает вверх, до боли вжимая в грудь охотника. Яркое, острое возбуждение захватывает его в невероятно зажатом теле, и он изливается, чувствуя лишь только  сожаление и горечь. Вампирёныш тут же расслабляется и обмякает в его руках. Он выходит из безвольного супруга и, убедившись, что тот спит, осматривает его. Затем встаёт и, взяв первое попавшееся полотенце, приводит себя и его в порядок, обнаруживая, что на них обоих надеты эльфийские кольца верности, а татуировка исчезла. Ему некогда раздумывать над этим фактом, но приходит осознание, что от этого секса никто из них не получил удовольствия. Одевшись, он уносит использованную тряпку и выкидывает в мини-утилизатор, установленный в коридоре. Возвращаясь, Алекс вспоминает, что в единственный раз, когда он был с Ричем, тот не получил разрядки и страшная догадка обрушивается на него. Уже тогда мелкому нужно было его семя. Значит, проклятие действует давно. Его вампирёныш, оказавшись в этом мире, был полностью зависим от него. Гордый упрямец не мог довериться даже тогда, когда следил за ним влюблёнными глазами, подобно распускающемуся нежному цветку в суровой безжалостной пустыне.
Зайдя в комнату, Алекс смотрит на спящего Ричарда и понимает, что ему здесь не место. Он надевает на него пижаму, лежащую на стуле. Бережно укрыв его, опускается на пол рядом с кроватью и незаметно для себя так и засыпает в неудобной позе.

***
Оштен. Клуб «Арена». Джордж.

Джородж просыпается от ощущения дискомфорта. Вначале кажется непонятным, что не так, но постепенно доходит. Он спит в одиночестве. Несносный вампир куда-то исчез, даже постель не примята с его стороны, ближе к стене.
Не то чтобы они были вместе, просто с того самого дня, о котором даже вспомнить стыдно, наглый упырь, не спрашивая разрешения, ночью потихоньку забирается к нему в кровать и дрыхнет не раздеваясь поверх одеял. Он больше не применяет своё обаяние. Не прижимается к нему телом, не ищет ласки или участия, а просто спит. Тихо посапывая, иногда издаёт еле улавливаемый стон, или его тело вздрогнет от пробегающей молниеносной судороги. Джордж всё чаще ловит себя на мысли, что хочется обнять, успокоить, крепко прижать к себе… но для этого нужен повод, которого нет. Кроме того, его постоянно преследует с иронией произнесённая фраза. «Детка!» Какая ещё к чёрту детка!! От этого воспоминания бросает в жар. А независимый гад приходит только тогда, когда считает нужным, и так же незаметно исчезает под утро. Он умудряется в течение всего дня никому не попасться на глаза. Его невозможно найти, чтобы поговорить, объясниться. И это в собственном клубе! Бесит!!
Сегодня этот упрямец впервые не появился. Охотник даже вздохнул с облегчением, что не нужно с кем-то делить свою кровать. Но оказывается это не так. Он привык быть не один, и теперь ворочается, вот уже полночи не в состоянии сомкнуть глаз, отдохнуть, расслабиться. Не выдержав давящего одиночества и плюнув на свою гордость, Джородж встаёт, одевается и направляется на поиски клыкастого доходяги.
Почему он направился к комнате Ричарда, пожалуй, внятно он сам бы не объяснил. Возможно, предчувствие или что-то ещё, но лишь повернув в коридор, где находится комната мелкого, он видит, как открывается дверь, выпуская объект его поиска, причём в очень паршивом состоянии. Вампир проходит лишь пару шагов и начинает безвольно оседать на пол. Джордж сам не успевает понять, как оказывается возле теряющего сознание беглеца, и подхватывает на руки безвольное тело. Он шокирован тем, что его персональное проклятие так мало весит. Это плохой знак. Джорджу известно о том, насколько вампиры зависят от крови охотников. Лишь сильные маги способны ей противостоять длительное время. Кроме магических резервов они сжигают еще и свою жизненную силу, не только энергию, но и мышцы, используя белки и жиры в организме. Такой малый вес свидетельствует лишь об одном – у них очень мало, точнее, совсем не осталось времени. Быстрее бы приехал Вайсен – только он может помочь воплотить в жизнь их сомнительную авантюру.
Джордж укладывает на кровать беспомощного вампира и впервые решается на первый шаг. Он раздевает податливое, тощее тело, и крепко притиснув его к себе, накрывает обоих тонким пледом и проваливается в долгожданный сон.

***
Оштен. Клуб «Арена». Ричард.

Так хорошо и спокойно сидеть в объятиях Алекса. Не хочется даже шевелиться. Хотя немного саднящая задница к активному движению тоже не располагает. Мне как-то не по себе от его заявления, что мы стали супругами, - слишком уж это неожиданно прозвучало. Не в его стиле, да и к тому же что скажет ему дядя? Он меня ненавидит, если я не ошибаюсь, а мне не хочется вставать между ними.
Да и вообще, козёл этот Алекс, он у меня даже не спросил, согласен ли я на его дурацкую женитьбу! Хотя если подумать, конечно, я совсем не против, но только не так, как всё произошло, словно моё мнение ничего не значит. Привык, что перед ним девчонки стелятся, заглядывая в глаза, поэтому и решил, что я должен плясать от радости из-за его выходки.
Только сейчас до меня доходит, почему чувствую себя, словно меня поимели. О Тьма! Он же ещё и первую брачную ночь себе устроил без моего согласия! Становится обидно, несмотря на его оправдания о необходимости моего лечения… Стоп! Как он узнал про проклятие, или он имел в виду что-то другое? Его слова о нестабильном состоянии и возможности смерти во время сна. С чего это вдруг такие мысли? Он же не может, точнее не мог меня чувствовать. Тогда как узнал? Вообще мне не нравится его настроение, словно он в жутчайшей депрессии. Только бы знать из-за чего. Столько разных предположений. Может, жалеет из-за женитьбы, и совесть мучает, как объяснить это дяде? Ну ладно, сейчас оживим!
- Вот никак не могу понять, везучий я или нет?
- А что у тебя вызывает сомнение? – вопрос Алекса звучит очень участливо, а может просто виновато, мне сложно понять только по интонации.
- Ну, я орёл!!
- Я в этом не сомневаюсь, - парирует он.
- Когда-то я встретился с гордым волчарой…
- Ты уверен, что он был гордым?
- Конечно уверен, волк был ранен, но не покорился своим врагам.
- Он был глупым и самоуверенным - не смог отличить врагов от друзей, - тихо с какой-то горечью в голосе произносит Алекс, и я чувствую, как моё персональное проклятие тихонько трётся щекой о мои волосы, а затем вздыхает.
- Ну, он мог обезуметь от ран, поэтому и не понял, что встретил не только врагов.
- Возможно и так, - соглашается Алекс.
- Орёл тоже был зол и хотел убить того волка.
- Их жизни слишком переплелись для убийства, - он обжигает своим дыханием шею, но не решается коснуться её губами.
- Да, а ещё оказалось, что этот хищник очень красив и силён.
- Он проиграл из-за своей самоуверенности целое состояние.
Я откидываю голову ему на плечо и продолжаю:
- Орёл прикинулся слабым птенцом, а волк обманулся.
- Хороший охотник не поведётся на хитрость.
- Но он не один оказался введён в заблуждение, а целая стая, - не удержавшись хихикаю я и в свою очередь трусь о его щёку.
- Что-то не помню я остальных обманутых, - задумчиво тянет мой зеленоглазый охотник.
- Ну, орёл оставил метку на своём волке. В виде следа губной помады, у всех на глазах, когда его отпускали на волю.
Алекс напрягся. Его дыхание становится шумным.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что та старая ведьма?!
- Так уж и старая! И совсем не ведьма! – дуюсь я.
- Вот говнюк, надо мной потом всю неделю ржали! –  Он поворачивает ко мне голову и легко целует в губы, а потом с придыханием говорит: - Ты за это ещё ответишь.
Я вздрагиваю и отстраняюсь, словно хочу удрать.
- Э нет, поросёнок, теперь уже не убежишь! – он заваливает меня на кровать, перевернув на спину, и придавливает своим весом, несмотря на мои трепыхания.
- И что же случилось дальше? – посмеиваясь, задают мне вопрос.
- А дальше… - задумываюсь я, - дальше орёл закогтил своего волка.
- Ты уверен, что он именно это сделал? –  чувствую поцелуй в шею, а затем легкое касание губ, словно пощекотали пёрышком.
- Да, он так и сделал, - я смотрю Алексу прямо в глаза, - но вначале он спас орла от гибели по настоянию своего друга.
- Даже так, - он первым отводит взгляд. - Возможно, это было случайностью.
- Скорее всего. Ведь волк поспорил с другими, что сможет приручить, а потом вырвать крылья у птицы, чтобы она никогда не смогла летать.
Алекс вздрагивает и его взгляд изменяется на пристально-недоверчивый.
- Ты знал это и всё равно пришёл?
Я вздыхаю и прикрываю глаза, не хочу, чтобы он видел в них боль.
- У орла не было другого выбора, именно тогда он и закогтил своего волка…
- Я надеюсь, что орёл не пожалеет о своём выборе, у волка никого больше нет. Он ушёл из стаи.
Алекс начинает меня целовать. Сначала медленно, осторожно, смакуя, словно пробуя меня на вкус, как дорогое вино, перемежая прикосновения с горячим дыханием, на шее, губах, ключицах, сосках. Это непривычно, это заводит. Меня охватывает словно огнём, мне хочется больше уверенных, требовательных прикосновений. Я пытаюсь прижаться к нему, откровенно требуя ласки. Он срывается, не выдерживая моего напора, и мы сливаемся в яростном поцелуе.

***
Оштен. Клуб «Арена». Алекс.

В руках трепещет горячее страстное тело. Алекс дразнит его поцелуями - то нежными, то более требовательными, то просто прикасаясь дыханием. Мелкий плавится от нахлынувших ощущений. Синие глаза распахнуты, в них открыто горит желание. Провести ладонями по груди, почувствовать дрожь предвкушения. Чуть куснуть, а затем зализать сосок. Сорвать еле слышный стон с податливых губ. Накрыть ладонью пах и ощутить возбуждение. Быстрым движением перевернуть на живот. Стянуть штаны и, разведя ягодицы, провести языком - сильно, требовательно, с нажимом. Ухватить метнувшуюся прочь жертву, испугавшуюся откровенной ласки, вырвать стон, но уже от недовольства и, взяв в руку возбуждённую плоть, начать поглаживать круговыми движениями головку, поглаживать ствол, а потом провести языком по испуганно сжавшемуся колечку мышц.
- Мммм, не надо так! Я грязный! – вырывается отчаянный вопль.
Посмеиваясь, укусить за ягодицу и тут же поцеловать красноватый след, удержать извивающегося, старающегося уползти вампирёныша. Подмять под себя, поцеловать в шею, куснуть за ухо и прошептать с придыханием:
- У тебя нет грязных мест для твоего волка.
Пройтись поцелуями вдоль позвоночника, не забывая ласкать плоть, требующую внимания, ощущать, как расслабляется и сжимается захваченное в плен тело, как нарастает его внутренний жар, как теряется контроль над чувствами. Вновь облизать языком, но уже слыша нетерпеливый стон, видя бессильно опущенную голову между локтями, поставленными на подушку. Перевернуть на спину, вызвав неожиданный вздох, судорогу предвкушения по мышцам пресса. Затуманенные глаза. Отстраниться, рассматривая раскрытого, податливого и полностью своего вампирёныша.  Дождаться протестующего шёпота. Полюбоваться телом, жаждущим новой ласки. Покрыть поцелуями разведённые бёдра, со сведёнными от напряжения мышцами. Легко, невесомо касаясь напряжённого от желания члена, а потом одним движением взять его в рот. Заглотить, дразня языком, услышать вырвавшийся стон, почувствовать руки в своих волосах, ощутить нетерпение. Рассмеяться, не выпуская плоти, вызывая новую судорогу возбуждения, но не дать ему достигнуть пика, сжав основание изнывающего от ощущений органа. Закинуть ноги на плечи и войти, полагаясь на магию эльфийских колец. Тесно, жарко. Рич первым начинает движение и от этого кружится голова, туманится разум. Упругое, сильное, податливое, жадное и такое родное тело. Поглотить без остатка, стать единым целым. Наслаждение захлёстывает обоих. Два сердца, бьющихся в унисон. Шум в ушах. Безумное желание и наступивший покой. Тёплая влага на животах. Оба потные, мокрые после безумного секса.
Выйти из разгорячённого тела. С трудом дотянуться до простыни и вытереть обоих. Подтянуть и прижать к себе мелкого - для того, чтобы больше не выпускать, потому что теперь уже Рич только его. И пусть кто-то попробует увести это неугомонное сокровище! 
 

***
Город Даленбург. Вайсен.

Вокзал Дайленбурга мало чем отличается от многих других. Из подземных тоннелей приходят скоростные поезда. Посадочные площадки находятся на поверхности, но опутаны ограждениями и лентами переходов. Шум и гомон. Характерная разноцветная толпа. Мигание электронных и свет визуальных табло и карт. Чёткие голоса роботов, регулирующие передвижение пассажиров, встречающих и провожающих.
На одной из площадок ожидает свой транспорт Вайсен. Он одет по-военному, но в окружающей толпе внимательный глаз может вычислить нескольких телохранителей.
Он уезжает с тяжёлым сердцем. Ему не хочется оставлять Эрни, но, судя по всему, в Оштене творится что-то невообразимое. Запой у Джорджа, наличие в клубе какого-то невменяемого зомби, странное нежелание Ричарда приехать сюда – возможно, из-за зависимости от крови Алекса – молодого охотника. Со всем этим необходимо разобраться на месте, и втравливать в неприятные выяснения обстоятельств младшего мужа не хочется. Вайсену хватило и прошлого раза, когда поиски не увенчались успехом, а с каждым известием Эрни становился всё более замкнутым и задумчивым, и где-то в глубине его глаз проглядывали боль и недоверие. Вайсен хочет отогнать от себя эти воспоминания, но понимает, что непросто всё изменить. Его муж сильный и умный, хоть и внешне хрупкий мальчик. Такого хочется баловать и защищать, носить на руках, что, в общем-то, он и старается делать. Но только ребёнку хватило бы такого внимания, а Эрни - гордое и независимое счастье, которое нужно ещё заслужить.
Вайсен предупредил своего супруга, что уезжает на несколько дней. Если получится, он лично привезёт Ричарда, даже если придётся тащить вместе с ним Алекса: надоели уже все эти недомолвки и отговорки по телефону.
Чуть шипя, раскрываются двери экспресса «Даленбург-Оштен», и Вайсен заходит, располагаясь на месте возле окна. Он расслабляется, откинувшись на спинку сидения, и прикрывает глаза. Уже через пару часов он будет на месте: пора разобраться, что происходит там на самом деле. 

***
Оштен. Клуб «Арена». Джордж.

Он просыпается, чувствуя ускользающее тепло. Так и есть, вампир-доходяга старается улизнуть, но не успевает, оказываясь вновь захваченным в цепких объятиях.
- Куда это ты собрался спозаранку?! – возмущённо сипит Джордж.
- Нельзя сейчас никого пускать в комнату к Ричарду! У них с Алексом первая брачная ночь, точнее день, но если не поспешить, то к нему, как всегда, толпа народа ринется.
- Вот каааак!! – хозяин клуба на миг забывает нормальную речь. - С чего это ты наплёл про брачную но… день?! Насколько я знаю упёртый характер Рича, он вряд ли бы подписался на эту свадьбу.
- А его-то как раз никто и не спрашивал, - холодно заявляет наглый вампир. – Точнее, у него лишь поинтересовались настоящими чувствами, необходимыми для этого союза. – И  меняя тон на требовательный, добавляет:  - Немедленно отпусти меня! Ричард не заслужил толпы свидетелей во время исполнения супружеского долга!
- Лежи спокойно! Не рыпайся! – рычит разозлённый Джордж, - Сейчас я охрану задействую, а ты мне потом ответишь, по какому праву ты учинил это безобразие!
В ответ сверкает яростный взгляд:
- Вызывай своих вышибал, только побыстрее.
Джордж заинтригован, впервые он видит такие сильные эмоции на лице нелюдимого одиночки, исключая, конечно же, магию.
Переговоры с начальником охраны не занимают много времени. Убедившись, что все распоряжения выполнены, Джордж переключает своё внимание на вампира:
- Так каким же образом это произошло? Почему с Алексом и тайно?
- По-моему, вариантов особо нет, - тянет задумчиво вампир. - Ричард и Алекс – отличная пара, а тайно потому, что я чуть не просмотрел ауру смерти, возникшую из-за проклятия наложника…
- Проклятие наложника?! Я о таком не слышал, - перебивает Джордж.
- Да, это редкая магия, даже в нашем мире. Я даже знаю, благодаря кому Ричард её заработал, как и я получил в бою отравленный дротик в спину, - шипит вампир.
- Удар в спину? Это мог сделать только кто-то из своих.
- Да, так и есть. Это месть моей жены. Теперь уже бывшей.
- Она развелась с тобой?
- Нет, она устроила мне пышные похороны, а Ричарда отдала в рабство как наложника!
На некоторое время воцаряется тишина.
- Я, видно, что-то недопонял, ты как-то говорил, что сам отдал его в наложники из-за своей жены. Я перепутал?
- Нет, так и есть, вначале это сделал я, распорядившись заклеймить своего ребёнка, но мелкий оказался смышлёным не по годам и целеустремлённым. Мне пришлось признать свою ошибку. Моя жена тогда взъярилась, забыв свой статус и растеряв остатки всякого приличия. После этого она отправилась в гарем, а Ричард был освобождён и получал образование, необходимое для сына графа.
- Почему ты так холодно говоришь о Риче – он же твой сын?! – не выдерживает Джордж.
- Нет, он сын графа Раймона, погибшего на войне с охотниками. Он не заслуживает такого отца, как я – сломанной орденской подстилки.
- Ты соображаешь, о чём сейчас мне сказал?!
- Лорд Раймон был жестоким, но гордым лордом. Ричард почти его не видел. Они редко встречались, к сожалению. Да и потерял Рич своего отца слишком рано, так что вряд ли он его помнит. Меня зовут Хойя - что означает «безымянный». У меня нет прошлого, да и будущего тоже нет. Сикхт, - вампир невольно вздрагивает и морщится при упоминании орденца, - долго и упорно делал меня зависимым от собственных сексуальных желаний, поняв, что болью немногого можно добиться. Это унизительно, подло и страшно, если ты теряешь контроль над своими чувствами, когда тот, кто уничтожает твою гордость, превращая в похотливую шлюху, открыто смеясь над твоей слабостью, дарит тебе наслаждение. От такого никогда не избавиться – грязь пропитывает твоё тело, разъедает душу. Ты всё понимаешь, страдаешь, что от неё не отмыться, а сам же вновь и вновь дрожишь в его руках от предвкушения, желания, ненавидя себя и его, но больше себя, за эту беспомощность и бесстыдство. Ричард достоин не такого отца. Он - сын могущественного лорда, - Хойя закрывает глаза, и кажется, что там глубоко, скрытые за ресницами, дрожат непролитые слёзы. Он молчит. Джордж ощущает, как вампир мелко дрожит, но он не уверен, что может сейчас защитить от страшных воспоминаний своего собеседника.
- Знаешь, я благодарен за своё спасение, и помогу обоим твоим детям, но сам не заслуживаю чего-то большего.
Джордж не выдерживает и рывком переворачивает Хойю на спину, угрожающе нависает над ним:
- Ты сумасшедший!! Ты мне нужен! Ты нужен Ричарду.
И в подтверждение своих слов он впивается жёстким и требовательным поцелуем в чуть приоткрытые губы Хойи…

Джордж разочарован, он не чувствует ответного желания, словно вампир лишь терпит его домогательства. Это убивает и заставляет чувствовать себя безжалостной скотиной. Хозяин Арены отстраняется с едва заметным разочарованием и неожиданно слышит тихий и немного злой смех Хойи:
- Это я сумасшедший?! Ты решил целовать меня в губы! Пойди лучше умойся, а то ведь стошнит, когда узнаешь, что именно ты хотел сделать.
Джордж покрывается холодным потом. Затем он ощущает, как медленно, но неотвратимо начинает захватывать бешенство и неуёмное желание постучать чем-то тяжёлым по голове этого упрямца.
- Я бы попросил воздержаться от комментариев такого рода. Мне всё равно, что и как было до нашей встречи.
- Ах да, конечно же… - прерывает его вмиг озверевший Хойя, - действительно, зачем знать, чем раньше занималась какая-то вампирская подстилка! Вот только одно мне непонятно – этот поцелуй такая своеобразная жертва ради моих обещаний помочь детям, или просто решил, что он будет оплатой?!
Хлёсткая пощечина заставляет замолчать Хойю, и он, словно не веря, дрожащими пальцами осторожно касается покрасневшей кожи.
- Я не буду сейчас извиняться за свою несдержанность, - глухо говорит Джордж. - Тебе не следовало так далеко заходить, унижая не только себя, но и пытаясь очернить моё к тебе отношение.
- Очернить? Ты в этом уверен? Может, я тебя хочу предупредить, чтобы ты не запачкался и потом не жалел о содеянном в порыве желания? Меня нельзя любить – это слишком грязно, детка, - он выдаёт это всё с почти истеричным смехом, таким жутким, что Джордж пропускает мимо ушей обидное прозвище. - Я когда-то знал, для чего можно использовать рот, кроме естественных потребностей, необходимых для жизни, точнее думал, что знал. Мой отец содержал огромный гарем, там были и женщины, и молодые мужчины. Меня обучали, как получать удовольствие от рабов обоего пола, как доставить боль, подвергнуть унижению или поощрить свою собственность, но я не предполагал, что любое отверстие в теле можно использовать для пыток или как отхожее место. Ричард, когда-то отправленный обучаться минету, укусил своего учителя, чуть не лишив того мужского естества, как же я его понимаю! Особенно тогда, когда мне насильно раскрывали челюсти, фиксируя их хитроумными приспособлениями, а потом использовали так, как позволяла извращённая фантазия. Я ничего не мог с этим поделать: все мои попытки подавлялись специальными орудиями, не позволявшими оказывать сопротивления. Тело раскрывалось настолько, насколько его хотели видеть; настолько, чтобы его можно было касаться везде и делать с ним всё, что хочется. Я грязен. Не прикасайся ко мне, иначе ты сам не отмоешься. Даже сам Сикхт, - Хойя презрительно усмехается - начал мной брезговать и решил избавиться от меня, подарив какому-то садисту. Он в красках расписывал, что будут делать со мной, пока я кончал от смеси боли, ненависти и наслаждения в его умелых руках. Отступись от меня. Я просто применил магию очарования и призыва, когда не смог выдержать столь длительного воздержания. Твои чувства – всего лишь обман.
- Ты идиот! – Джордж обрывает Хойю - Какой же ты идиот. Я знаю о твоей магии, но мне приходилось раньше охотиться на вампиров, поэтому у меня есть умение ей противостоять. Да, я сорвался тогда, услышав твой зов, злился, что не смог удержаться, но прежде всего - на себя! Ты - мой! Слышишь - мой, и только мой!
Вампир потрясённо смотрит на Джорджа, словно вместо него видит зелёного человечка из космоса, неожиданно занявшего место охотника.
- Плевать на Сикхта вместе со всеми его последователями! Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы ты забыл о тех унижениях и издевательствах. За Рича я бы и сам тебе ввалил с удовольствием – отдать ребёнка на обучение извращенцу, - хозяин «Арены» на пару секунд замолкает, а потом тихо добавляет: - Но того, через что ты прошёл, не заслуживает ни одно живое существо… и нет такой грязи, от которой нельзя отмыться. Поверь мне, я многое видел и многое пережил. Ты мне нужен. Любой – такой, какой ты есть.
Джордж замолкает и, пристально посмотрев в глаза совершенно растерянного вампира, вновь требовательно и с каким-то отчаянием целует Хойю, и тот, наконец, отвечает.

Попробовать на вкус слегка горьковатые губы, чуть прикусить, а потом легко провести языком, словно извиняясь за грубость. Вновь прикоснуться, нажать, сминая, поглаживая. На миг отстраниться, а затем захватить, словно в плен, стараясь подчинить даже дыхание. Слышать, как стучит сердце о рёбра, чувствовать разливающийся жар, нарождающуюся страсть, но знать, что ответ будет не сегодня. Сейчас только дразнящие, сводящие с ума поцелуи. Слишком измождённое тело, исковерканная, изломанная душа. Лишь частота дыхания, лишь полное доверие и искреннее желание. Джордж уверен, что он разбудит желание жизни, заставит Хойю вновь возродиться в этом мире, подарив ему свои чувства. Пусть на это уйдёт много времени - ведь так просто не заживают открытые раны, не исчезают в тонкую нитку шрамы. Но он добьется ответа у этого гордеца. 

***
Оштен. Клуб «Арена». Ричард.

Отчего-то мне тяжело дышать. Окончательно проснувшись, понимаю, что готов сгореть от стыда. Я сплю, уткнувшись носом в подмышку Алексу, забросив на него по-хозяйски ногу и вцепившись руками, как клещ, причём ооочень голодный клещ. На тёмной коже даже следы от моей хватки остались. Вот блин, это я-то вчера думал, что Алекс –воплощение секс-машины? А сам нарываюсь на продолжение даже во сне! Я осторожно отодвигаюсь от него и сбегаю в ванную, чтобы привести себя в порядок. Первым делом хочу умыться, и возле раковины в зеркале вижу своё отражение – ну и рожа у меня! Словно неделю не спал: чёрные круги под глазами, заострившееся лицо, бледная, чуть с желтизной кожа - как у больного, находящегося при смерти. Шея вся в засосах, ну и не только она, задница саднит. В общем, я весь из себя красавец писаный, талант непризнанный. Включаю душ и долго привожу себя в порядок, потом залечиваю все следы вчерашнего секс-марафона и тихо пробираюсь в комнату. Алекс ещё дрыхнет. Быстро одеваюсь и выскальзываю за дверь.
Дааа, если я и рассчитывал сбежать без приключений, то это зря. Мало того, что тут под дверью дежурят два амбала, так ещё и Секка с Итаном караулят!  Такой хай устроили, что мёртвого поднять можно, а уж Алекса однозначно разбудили, и его явление народу оказалось фантастически быстрым, - как чёрт из табакерки вылетел. Обхватывает меня за плечи, выдёргивая из рук обрадованных нашей встречей парней, и твёрдо заявляет:
 – Рич - мой! Мы сочетались браком!
О Тьма! Какие лица! Я даже не мог представить, что Итан будет в злобе, а Секка словно пёс, которого выгнали из дома. Аж страшно стало от их эмоций.   
- Это правда?! – они с огромным недоверием задают мне почти одновременно волнующий вопрос.
Я шкурой чувствую, как закипает Алекс. И не выдерживая бурного напора со стороны других моих поклонников, чётко подтверждаю:
- Да, Алекс - мой! И это правда!
Он тут же перемещает руки мне на талию, целует в ухо, паразит, радостно смеётся.
- Твой, твой и только твой, орлёнок!
Вот после этих слов у всех присутствующих челюсти отпали! Я, кажется, услышал их чуть слышный стук об пол, хотя, скорее, всё же показалось.