Портрет эпохи

                ПОРТРЕТ  ЭПОХИ

                В небольшом сибирском городке готовились к празднику – больше полувека празднику тому. Из подвалов, из пыли архивной достали документы былой эпохи, фотографии. Сильно увеличенные –  до размеров окна и размеров двери – пожелтевшие фотографии поместили под стёкла, аккуратно обняли деревянными рамками и на высоких щитах подняли над  городскою площадью.
               Уже не первый раз я прохожу около этих фотографий и невольно останавливаюсь. Смотрю. И не просто так смотрю – любуюсь групповым портретом былой эпохи. Людей на том портрете – человек пятьдесят, если не больше. И у всех – без исключения – открытые, чистые, высоколобые лица. Широкие улыбки. На переднем плане – сапоги, лопаты. У кого-то в руках букетик весенних цветов. У кого-то – грубые, измятые верхонки. А над головами  – на широком заднем плане – белыми стругами плывут облака; горы над рекою взгромоздились; узкое горло тоннеля темнеет; блестят на солнце две стальные змейки железнодорожного пути. И таких фотографий – не одна и не две. В честь праздника они  кругом красуются – на площади, на улицах.
                Хожу, смотрю на эти большие фотографии, любуюсь и горестно думаю: теперь такие открытые лица – и такие стройки, полные задора и огня – ничего подобного нельзя уже увидеть. Черты группового портрета современной эпохи страшно отличаются от этих фотографий. По сторонам посмотришь – сердце больно дрогнет.
                Вон торчит худая как жердина  молоденькая мама с коляской – привычно курит, держа сигаретку так, чтобы пепел на личико младенца не посыпался. Вон стоит  какая-то взлохмаченная парочка – беззастенчиво лобызаются. В тени под берёзой на лавке развалились три мордоворота –  пивко сосут и мирно матерятся, что-то друг другу рассказывая и гогоча, как стая всполошившихся гусей. Из дорогой иномарки, остановившейся неподалёку, выходит сытый, самодовольства полный мордоворот – бизнесмен или бандюга в новом костюме при галстуке; их сегодня запросто можно перепутать. А неподалёку от дорогой иномарки виднеется  мусорный бак  – седой бродяга туда заглядывает.
                Я с трудом отрываю глаза от портрета наших современников и  опять смотрю, смотрю на портрет былой эпохи. И мне всё чаще и всё твёрже думается, что на этих старых, наивных фотографиях навек запечатлелось детство человечества  – открытое, наивное, осенённое верой, надеждой и любовью.
                Детство человечества прошло, как проходит всё на белом свете, по высокопарному сказанью мудреца. Человечество повзрослело, человечество возмужало, потеряв при этом если не всё, то очень много из того, что называется поэзия, романтика, дружба и простая добрая улыбка – навстречу жизни.