Железный дятел

                ЖЕЛЕЗНЫЙ ДЯТЕЛ

        Весна. Пригревает. Ближе к полудню золотые лучи заостряются и удлиняются – можно увидеть, как солнце росинки и снежинки накалывает на иголку яркого и жаркого луча. Если уйти подальше от людского скопища и замереть где-нибудь на поляне в тайге – можно услышать, уловить  нечто тайное, сказочное:  солнце золотым своим ключом открывает землю и на божий свет выходят первые травинки, первые цветы. И душа как цветок распускается в эти весенние дни. И в небесах и на земле  начинаются игры полевого и таёжного народонаселения – как звери, так и птицы хотят во всеуслышание заявить о себе. Парочка воронов – как малые дети – резвятся под облаками, пытаясь не каркать, а подражать соловью. Глухари на токовищах раздувают зобы, набитые песнями. Зайцы на полянах восторженно подпрыгивают – уши до небес. Даже холодное сердце волчары наполняется нежностью – карие глаза медово светятся, когда он исподлобья смотрит на волчицу.
       Дятел в эту пору выбирает большую сухостоину в тайге и, оседлав какой-нибудь костяной крепкий сук, барабанит по нему – подругу подзывает. Ядрёная, сухая дробь далеко по тайге рассыпается. И если бы мы знали эту азбуку Морзе – азбуку дятла – много нежных и ласковых слов можно было бы прочесть в таких весенних телеграммах. Но это – в прошлом, сдаётся мне. Теперь уже другие телеграммы. Странные.
          Необычную дробь услышал я позапрошлогоднею весной – дробь отдавала железом, дробь как-то очень раскатисто, непривычно раздробливалась по округе. Никогда ещё такую дробь не приходилось мне слышать.
        Перешагивая через деревянные блины, оставшиеся от спиленных деревьев, осторожно подходя всё ближе и ближе к тому месту, где находился «барабан» весеннего дятла, я с удивлением увидел железную раскоряку – огромную опору, на которую опирались многопудовые провода высоковольтной линии. Железная дробь – теперь уже сомнений не было – рассыпалась именно оттуда. И вскоре – присмотревшись – я увидел дятла в малиновой шапке. Крепким своим долотом он время от времени колотил по железу, да так колотил – как только искры не сыпались. Как только клюв не ломался?
        Поначалу мне подумалось, что это какой-то редкий дятел, исключительный, но следующей весной такие дятлы стали попадаться чаще, а потом – на третью и четвёртую весну – все  железные опоры на таёжных просеках звоном звенели под клювами дятлов. Что это, господи? И как это понять? Не знаю. Понурив голову, задумчиво брожу по весенней тайге, уже изрядно вырубленной, выпиленной, огромными составами вывезенной за границу. Слушая странную железную дробь,  я не могу отделаться от мысли, что этот железный дятел в нашей  сибирской глуши – это какой-то новый русский дятел. У него не только клюв железный – весь он под солнцем так мерцает, словно бы  откован, отлит из железа. И точно такая же крылатая подруга – с железным сердцем – вот-вот откликнется ему и прилетит из железного леса высоковольтных опор, среди которых деревянными блинами белеют и желтеют многочисленные пни на тех местах, где когда-то колосилась до неба знаменитая сибирская тайга.