Развод. Старость

Дверь отрылась нараспашку, настежь, сорвалась с петель, но я разучилась выходить наружу. Я освободилась, но забыла как быть свободной. Родственники, друзья жалеют нас, даже за глаза, называют меня «бедняжкой», а его «козлом». У меня не находится слов чтобы объяснить им то, что я стала богаче, богаче на саму себя, богаче на свое мнение на возможность быть собой, а не его женой. У меня нет слов чтобы объяснить им, как сильно я желаю ему глотками пить счастье, а не захлебываться ссорами, желаю ему жаркой страсти вместо остывающих углей и благодарна за своевременные хромосомы, заботу обо мне в горе и радости. За силу быть со мной вовремя и отпустить вовремя, силу поплыть против течения спустя годы безмятежного удобства. Не нахожу слов и поэтому со всеми соглашаюсь, да, я несчастна, да, он скотина. Но уже ничто не пугает, ни раздел имущества, ни упреки сына, ни расстреливающие в упор взгляды свекрови. Я сильна как никогда, уверена в себя и в неизвестности будущего, но решительна и спокойна.

Я бесконечно молода, не жила совсем. Но от жизни устала. Так как можно устать от навязчивой музыки или дрели соседей затеявших ремонт. Сладкое не поднимает настроение, алкоголь не пьянит, анекдоты не смешат. Пресная жизнь. Случайные встречи на улице с давними знакомыми начинают пугать. Они  постарели, одноклассники, одногруппники, сослуживцы превратились в дряхлеющих пенсионеров. Неужели я одна все еще молода? А зеркало молчаливо льстит или нагло врет.
Раньше мы бурно обсуждали кто кого встретил, кто кому передал привет, кто куда устроился, кто что купил, кто куда слетал, кто от кого родил. Сейчас для обсуждения осталась только одна тема кто когда умер. Каждый день положен в копилку жизни и она переполнена, бренчит если потрясешь глухим шумом  опыта, ошибок, страстей, падений и несбывшихся надежд. Врачи выписывают таблетки, и с каждым годом списки того, что необходимо запивать, все больше. Врачи спасение таких как я от одиночества. Такие как я говорят с ними заискивающе, называют по имени отчеству и ласково “доченька”, но и им трудно объяснить, что я запиваю сейчас не таблетки, а себя, бурную молодость, влюбленности, мужчин, детей, заедаю горечь давящую на сердце камнем. Иду ко дну, поэтому о Боге думаю с тем же трепетом что и о врачах, захаживаю в церковь, заучиваю молитвы. Начинаю бояться. Своего равнодушия, удушья, квартирной платы, соседей, телевизионной правды, слепоты и молчания телефона. Боюсь того что ежедневно сбывается. Старости.