Встреча

    Вечером, в конце августа, я отправился в лес за грибами.

    Мне не попалось ни одного гриба. Начало темнеть.


    Нужно было возвращаться, но стало ясно, что я заблудился.

    Я долго бродил, однако вокруг возвышались только серые

    стены деревьев. Устав до полусмерти, я тупо пошёл наугад.

    Силы почти оставили меня, а в сердце проникал первородный

    животный ужас.


    Неожиданно вдалеке показалось некое подобие света. Я стал

    двигаться на этот свет и вскоре увидел лесную избушку.

    На её пороге стоял небритый, с пепельным лицом, небрежно

    одетый мужчина лет шестидесяти и курил.


    - Добро пожаловать, я уже заждался, - произнёс он и,

    выбросив окурок, скрылся в доме.


    Я очень удивился, но не подал виду и тоже вошёл в жилище.

    В доме царили нищета и беспорядок. Из мебели стояли

    круглый стол, старинный диван, несколько стульев и буфет.

    На стенах висели пучки зверобоя, чабреца и прочих трав.

    Из угла глядел тёмный лик иконы. Всё это освещала

    керосиновая лампа.


    Обитатель избушки из соседней комнаты крикнул: "Я сейчас!"

    и через минуту появился с двумя семиструнными гитарами

    в обеих руках. Положив инструменты на диван, из буфета

    незнакомец достал мутную бутыль со стаканом на горлышке,

    поставил на стол и стал настраивать одну из семиструнок,

    сидя на табурете. Покончив с настройкой, мужчина наполнил

    стакан содержимым бутыли, протянул мне (я отказался),

    посыпал кусок хлеба, лежащий на столе, звёздами соли,

    выпил и закусил.


    И начал играть и петь.


    Ничего подобного я раньше не слышал. Это было чёрт знает

    что. Кроме того, что человек отлично владел гитарой

    (чудилось, ему кто-то незримо подыгрывает), в пении ощущалось

    нечто необъяснимое: голос, хрипловатый баритон, был

    как будто намного моложе своего обладателя. И ещё. Хотя,

    в целом, в песнях присутствовали обычные слова и мелодические

    ходы, воздействовали они очень странно. Казалось,

    мужчина не поёт про любовь, а поёт саму любовь, поёт не про

    смерть и не про время, а поёт смерть и время.


    Голос звучал то яростно, то нежно, крик сменялся

    вкрадчивым шёпотом. В мотивах и манере петь слышалось

    временами что-то похожее то на древнерусские страдания,

    то на африканский блюз, то на городской романс. Несмотря

    на спонтанность и "дикость", всё это выглядело со стороны

    очень органично и захватывающе. Удивительно, но меня не

    покидало ощущение, что я как будто бы знал эти песни,

    помнил их какою-то прапамятью, словно сам сочинил их

    когда-то очень давно, в прошлой жизни, в другом мире.


    Сидя на диване, я пребывал в тумане полузабытья. Напротив

    меня висели часы с маятником - на них отсутствовали

    стрелки. В голове моей не осталось ни единой мысли, но

    краем души я чувствовал, как неудержимо схожу с ума. Я словно

    участвовал в какой-то мистерии, где жизнь и смерть играли

    в зловещую тёмную игру, а на кону стояла моя судьба.


    Между песнями исполнитель время от времени наливал

    жидкость в стакан и выпивал. Спев последнюю песню, мужчина

    исчез под столом. Сколько прозвучало композиций -

    неизвестно, может, семь, а, может, семнадцать. Я заглянул под

    стол - там никого не было. Мой взгляд скользнул на часы:

    появившиеся стрелки показывали три часа ночи.


    Я вышел на улицу - и поперхнулся краюхою чёрного неба.

    Я сел под высоким тополем. Меня переполняли непонятный

    восторг и непонятная боль. Я знал, что я никогда не умру.

    И громадные звёзды обжигали моё дыхание.