Случай в армии

                СЛУЧАЙ  В  АРМИИ



         1.

-Слушай, Володя, мы тут не оккупанты и не мародеры, чтобы так поступать с населением! Мы – солдаты Российской армии, а ты что вытворяешь? Это – кража, понимаешь? Кража! Они же подумают, что вся армия такая.
Младший сержант Капустин Михаил  отслужил полгода в учебной роте ,  ещё  около полугода в полку, а теперь ехал в отдельном товарном вагон, в качестве  старшего   группы   в сторону Белокаменной.  Еще с тремя солдатами, они должны получить в складе одного из воинских частей кое-какую военную технику и сопровождать этот груз обратно в свой полк, расположенный на Северном Урале.   В группе были: уже упомянутый Володя Степняк, которого называли старослужащим или просто дедом.  Вместе с ним находился ефрейтор Голубев Саша, который так же дослуживал последние месяцы и молодой военнослужащий Сережа Трухин. Техника, за которой они ехали, находилось на вооружении ещё с советских времен но, как и многое  в армии считался все еще чуть ли не секретным оружием. Парадоксы в таком деле могли, как говорил ротный Белоногов, «иметь место, и может оказаться в деле такой боеприпас, который использовался еще в первую отечественную, но до сих пор плохо изучен врагом».
Обычный, ничем не оборудованный пустой вагон они получили уже после обеда на станции Свердловск-Сортировочная и  вечером уже выехали. Кроме вагона им дали кое-какие инструменты, старые использованные доски с торчащими гвоздями, печь-буржуйку. В углу совершенно пустого длинного вагона за наспех сколоченными досками возвышалась куча каменного угля. На всех были белые полушубки, валенки и рюкзаки с нехитрой посудой, ложками, белой материей для подворотничков и , конечно же, сухой паек в коробках.. Кроме всего имелся на всех один тулуп, который должны были одевать попеременно и стоять на обратном пути на тормозной площадке по два часа каждый. Технику предстояло охранять. Того требовал Устав караульной службы. 
Миша Капустин в данный момент выговаривал Степняк Володе, который за полчаса стоянки на неизвестной станции успел реквизировать стол, два стула и диван.
- Какое там мародерство, Миша? Ты, что вообще? – казалось, что Володя и вправду ужасно удивлен его словам, - Этот их закуток даже красным уголком назвать язык не повернется.  Закуток такой, закрытый на одну лишь щеколду, видимо заходят покурить кому не лень. Вон, видишь, на ножке стола окурки тушили.
- И вправду, Миша,- поддержал его Голубев,- какой толк теперь говорить, если мы уже отъехали и все равно обратно не вернемся, чтобы вернуть эту труху. Вот я ещё кое-что прихватил.
Саша достал из-за топчана новенькое ведро:
- Там ещё был бак с водой и алюминиевая кружка, но она зараза так прикручена к стене, что не оторвать было.





В вагоне, рядом с их кое-как сколоченными нарами появились теперь вполне цивильные вещи. Стало как-то веселее и по-домашнему, уютно. Кроме того, с Саней Голубевым никто спорить не хотел. Он, как выяснилось, уже побывал в такой командировке, а потому с ним  все делалось будто по давно принятым обычаям , а действия их считались допустимыми. Кроме всего, одним углем буржуйку топить не будешь. Для растопки требовался и древесный материал. Благо, что товарняк очень часто останавливался и стоял иногда сутками. Они могли приехать к месту назначения и через два месяца, хотя на пассажирском  поезде можно  было бы за двое суток. Их вагон бесконечно отцепляли с хвоста состава, пускали с гор, прицепляли в к другому эшелону,  и везли снова ,  но уже в другую сторону. Ребята, вооружившись, выбегали и с угрозами приставали ко всем, но ответ был один
- Вам служивые нужно на другую ветку, а переформировка совершается только на том железнодорожном узле. Это неизбежно. Там вас прицепят уже к другому составу, который пойдет по Горьковской железной дороге. Конечный путь нам известен и мы вас просто передаем друг другу. 
Только один видавший виды машинист, который тоже торчал вторые сутки успокоил их, объяснив место каждого в этой кутерьме под названием железная дорога.
- Вы что бойцы, горло дерете? Солдат спит, а служба идет. Не знаете разве? Меня вот старуха ждет, дети, а вам зачем торопиться? На дембель не опоздаете и - ладно. Командиры ваши, как и пионервожатые в лагерях,  выпустят одну партию и получают новую. И так в каждые полгода: то весенний призыв, то – осенний. Им, ребятки, до фени сколько вы проездите. Меньше народу в казармах, тем лучше. Все знают про проходимость товарняков. Это, ребята, вещь сложная и точная. Все эти поставки, отгрузки различных стройматериалов, железных заготовок, деталей и запчастей для сборки на завод в другом городе имеют свои сроки. Слова Богу, нет войны, чтобы бросить всех и подчиниться только вам – военным. Было так в войну, но больше не нужно. Теперь все подчинено труду и связям между всех заводами, строителями, нефтяным складам и черт знает – к чему ещё.  Они ведь, если что, связали себя для  порядка  со штрафами за простой вагонов. Так-то вот, ребята. В этом царстве – государстве вы приравнены всем этим деталям и запчастям. К тому же, я точно  уверен, за ваш простой никто не пострадает. Поэтому вас повезут, когда полностью наберется весь состав. Возить пустые вагоны или в малом их количестве уже нас – железнодорожников -  по голове не погладят. Железная дорога не позволяет такую роскошь. Отдыхайте, солдатики.
То, что Вова Степняк с Саней Голубевым успевают найти и выпить спиртное, Мишу Капустина  мало волновало. Пару раз он сам разрешил сходить в избушку ни то смотрителя, ни то сцепщика вагонов, распложенного в этой снежной степи с продуктами из набора сухого пайка. Степняк, очень даже удачно  сумел  поменять все это у хозяина этой избушки на приличное количество самогона.   Однако же состояние Сережи Трухина его волновало не на шутку. «Молодой», как выяснилось, получил перед самой командировкой письмо от девушки, которая извинялась и сообщала, что выходит замуж. Очень даже жалко, что в той спешной подготовке к отбытию, так мало обратил внимание на каждого из ребят. С Вовой и Саней все было ясно. Им уже подсчитывающим количество дней, оставшихся до дембеля, было только на руку поменять обстановку. Вон Саня Голубев даже девку нашел среди этих вагонов и эшелонов, где и мужиков-то мало где встретишь. Миша поискал и нашел Саню в теплушки у хохлов, которые везли живых свиней. Их было трое: муж с женой и девушка с ними.








  Видно было, что они хорошо выпили, и семейная пара в шутку называли Саню «зятем». Молодайка отказывалась идти с ним до того вагона, где ехали свиньи, все говорила «Нет, не пиду. Что-нибудь сделаешь и пид рельсы кинешь».
Саня, заплетающимся языком отвечал: «Что-нибудь сделаю, но пид рельсы  кидать не буду».  Все смеялись, и Миша еле уволок  Саню в свой вагон. Тот смеялся, шевелил ногами, стараясь помочь сержанту тащить самого себя.
- Тоже мне, кавалер хренов;- ворчал Капустин, - тебе такому не то что бабу  пид рельсы, ничего другого уже не кинуть при всем желании.



- Ты что, салага, из-за девки слюни распускаешь? А кого из нас не «огорчали» эти мокрощелки? Вышла замуж, так хрен с ней. Армия выходит не только нас проверяет, но и их - на вшивость. Полгода не смогла подождать, а значит,  слаба на передок и потом бы кому-нибудь подставила. Не будешь же ходить – за юбку держаться. Я помню, еще до армии у нас соседка такая была. Проводила, б…., парня в армию, потом выскочила за другого и ходила хвасталась, что тот придурок стрелялся из-за неё и остался инвалидом.
- Да, хватит тебе, заладил, - остановил Степняка Миша, - хотя прав ты, конечно. Трижды прав. Давай-ка лучше поедим чего. Саня, сбегал бы к своей хохлушке, а? Сальца бы попросил мороженного.
Однако с салом ничего не вышло. Когда  Голубев переполз под вагоном последнего  эшелона, то состав своей «невесты» не обнаружил. Их отправили на переформировку. Он и сам  сразу не мог бы ответить из-за чего опечален : толи потому, что она уехала;  толи потому, что без сала остались. «Любовь, мать вашу, - проговорил про себя и почему-то подумал – стоило ли из-за сала стреляться?», а потом понял – какую чернуху спорол и – расхохотался.

Миша и вправду очень беспокоился за Сережу Трухина. Только ЧП им не хватало! Вот-вот отправят дальше, а ты  сиди и бойся  за него. А  вот возьмет и кинется на полном ходу из вагона, а как ему помешаешь. Не связывать же. Автоматы стоят на месте, да и навряд ли он стреляться будет. Всегда перед нашими глазами. Ну, что за молодежь пошла? И вправду – салабон!
В полку у них никто молодых особо не обижал, и дедовщины никакой не было. Были, конечно, кое-какие выкрутасы, отличающие старослужащих от молодых, но это приветствовалось даже самими салагами.  Все же у нас принято везде соблюдать всякие обычаи, чтобы жить не скучно было. К тому же молодые знали, что со временем сами станут дедами, а потому больше всех напускали таинственность в эти обряды.   




         2.

Весна и на самом деле замечательная пора. Одно пробуждение букашек чего стоит. Автору таких строк, может и стоит всыпать, как следует за такую куцую информацию, но если подумать хорошенько – не это ли самое таинственное в весне.  Он (автор), кроме всего прочего, вполне согласен описанием состояния мультяшного героя Маугли, когда тот однажды весной вдруг стал томиться непонятным ему чувством. Ну, возможно, что он, как и его воспитатели – звери, просто взял и созрел в половом отношении. Весна. Как говорится, щепка на щепку… Однако же человек прежде всего влюбляется в красоту и желаемый образ, которого сам дорисовывает в свою угоду еще совершенно не думая о половом влечении.
Даже, автор  сам, будучи совершенно, можно сказать, маленьким, узнал где-то о
прелюдиях к деторождению и как-то ночью давал себе клятву, что когда вырастит никогда, чтобы иметь детей,  как эти взрослые, обижать свою жену не станет. Смешно? Конечно. И все таки,  половое влечение и любовь отождествлять не нужно. Маньяка – тоже влечет.



Алену Сережа  повстречал зимой, но чувство в нем проснулось огромное. Наверное, повстречайся они весной, еще большим оно не стали бы. Больше и не бывает. Встретились совершенно случайно и на улице, хотя потом выяснилось, что учатся в оной школе. В первый раз он увидел её выходящую из ворот детской спортивной школы с коньками через плечо. Поравнявшись, они повернули одновременно головы и улыбнулись друг другу совершенно машинально, как это порой бывает. Она была не очень большого роста, скуластая с огромными коричневыми глазами. «Что-то от наших и кочевников. Очень красивая »,- успел подумать Сережа. За зданием спортшколы, перед тем как обогнуть забор, которым огорожен наружный  каток, Сережа  оглянулся снова. Девочка объясняла что-то подошедшей к ней пожилой женщине, и пришлось малость постоять, поскольку, обогнув забор, он уже потеряет её из виду. Тут ему пришла шальная мысль, которая обрадовала его и даже немного напугала своей смелостью. Он поднял  валявшуюся неподалеку палку и крупными буквами написал на снегу  «Ты красивая и мне нравишься. Давай дружить». Рисуя буквы, он оглянулся снова и видел, что девочка тоже смотрит в его сторону. Дописав свое послание, он повернул и пошел в сторону дома. Однако стало интересно, и Сережа  вернулся назад и посмотрел за угол. Девочка стояла на том месте и читала послание. Он повернулся и такой счастливый побежал в сторону дома, хотя совершенно не знал, что дальше предпринять – где,  о чем и как с ней заговорить. Дома его ждал двоюродный брат Рома, с которым они мастерили различную военную технику из картонных заготовок, которые прилагались к специальному журналу. Их привозил из зарубежных поездок папа Ромы, который что-то помогал строить одной из дальних стран. 

На другой день в школе Сережа так сильно обрадовался, увидев эту девчонку  с другими подругами, выходящей из кабинета химии на втором этаже. Выяснилось, что она учится  в  9-«а» классе,  рассоложенном на правом крыле школы  возле входа в буфет. Она его не заметила.
Встретил он её только через день и снова возле спортивной школы и снова с коньками. Одета была так же, как и в прошлый раз:  в короткое и широкое светло-зеленое пальто, почти детскую, вязаную шапочку, а на ногах белые валенки. Ну,  словно  шестиклассница какая. Вблизи, правда, оказалась, что она вполне взрослая , как и девочки из их десятого класса, но только гораздо красивее. Звали её Алёной, и была она очень даже простая и совсем даже не выпендривалась, как его одноклассницы. Подошла и просто сказала, улыбаясь на всю ширь красивого лица, образуя ямочки на щеках  «Я , не против с вами дружить. Меня Алёной зовут ».
Так родилось то, что со временем переросло в то огромное и  светлое чувство, которая изменила всю его жизнь. Сережа понял – он влюблен! Сколько бессонных ночей проведено с мыслями о ней, одна другой сладостней и томительней.  Чувство это его ученью не особо мешало, хотя ничем и не помогало. Уж очень медленно шли последние уроки.
Если бы их  дружба была сопряжена с посещениями семьи друг друга, как это бывает у некоторых мальчишек, то они бы имели какие-нибудь тягостные  обязанности перед  друг другом и  «предками», что мешало бы их наполовину еще совсем детской любви. Они старались встречаться на стороне, просто любуясь друг другом без посторонних. И влюбленность их была такая же чистая и белая, как и снег вдали от толпы и улиц.
Впервые поцеловались в праздник Нового года, когда прятались от её докучливых подруг, спрятавшись за партами, которые вынесли из Сережиного класса, где установили еще одну, только для их класса, елку. Они гордились своей елкой, говорили «В спортзале школьная классная елка, а у нас – десятиклассная!».
Поцелуй был не совсем обдуманным, будто совершали обыкновенную необходимую вещь, но так казалось только в начале порыва, а когда соприкоснулись их губы, то они, как Алиса, будто оказались в  стране чудес. Это было и таинством и сопровождалось головокружительным достижением чего-то ужасно важного, что раньше было для них недоступно. Если Алена, счастливой улыбкой опускала голову, то Сереже это таинство понравилось так, что с этого дня ему только и хотелось – целоваться!  Она, бедная, уже прятала свои губы у него на груди, поскольку сама  , как выразилась, любила «разжевывать»  каждый поцелуй, млея и дожидаясь исчезновения головокружения.




  3.

На кухне за столом, накрытым спиртным и закусками, сидели трое мужчин. Рядом с тарелкой с  солеными огурцами стояла трехлитровая банка из-под них, металлическая миска с квашенной капустой, хлеб и недопитая бутылка водки. 
- Все мужики. Все на мази. Профессор наш дело своё знает туго, и все предусмотрел. Поезд трогается завтра перед обедом и будет на месте примерно в девятом часу вечера. Мы выезжаем с Валетом на его машине во втором  часу,  и будем ждать на месте. Валет место знает,  уже трассу проверял, как он это всегда делает. Все наши остальные, кому надо, подъедут вслед за нами буквально минут через пять. Только они выедут на «фуре» с противоположной стороны. Все обойдется, как и в прошлый раз.
Мужчина лет сорока с огромным крючковатым носом, желая показать, что и он тут не последний человек, проговорил закусывая хрустящим огурцом:
- Место-то нищтяк?  Не проколимся?
- Ты что,  Батый, профессору не доверяешь? Может сам план-схему какую набросаешь? – смеялся главный из них, сухопарый мужчина, которого называли Гончаком. – Место там, как говорил Крапленый, идеальное. Железная дорога огибает вправо небольшой сосновый бор, за которым есть  переезд на пересечении с шоссе. Небольшая авария на переезде продержится до прибытия ментов достаточное время, а хвост состава, где наш объект, будет находиться от места аварии за ширмой этой сосновой рощи  в невидимом месте и на достаточном расстоянии.  Нас не будет видно со всех сторон, и при такой метелице, на таком расстоянии,  да работающем локомотиве  и слышно не будет совершенно. Открывай двери контейнера хоть  атомным взрывом.






Ехать действительно пришлось долго. К тому же в этих четырех стенах с бесконечным сжиганием угля, они стали походить на кочегаров. Тогда, Голубев сходил и узнал, что почти на каждой стоянке можно найти душевые кабины для рабочих «железки». Расположены они тоже близко от путей, что помыться, всегда можно успеть. Первыми туда отправились он сам с Володей Степняк. С таким важным видом, он – как теперь  шутя звали «хохлятский зять» - снял с себя все верхнее и остался под шубой, как говорится, в одном исподнем.
- Пока, славяне. Я буду сегодня спать с чистыми причиндалами, - под общий хохот они вышли и побежали к зданию депо, расположенный совсем рядом с дорогой.
Однако в расписании видимо, что-то изменилось, хотя ребята заранее все узнавали у машиниста, дяди Егора. Буквально через минут двадцать состав тронулся и стал набирать скорость. Миша с Сережей, выйдя от переживаний за друзей на тормозную площадку, видели, как те успели запрыгнуть на такую же тормозную площадку последнего вагона. Только у них вагона под боком не было. Простояли ребята, правда , не очень долго. Остановка была минут через сорок.  Когда они вернулись, Миша Капустин хохотал на диване, держась за живот:
- Ой, не могу, ребята! Ой, не могу!,- он выпал с дивана весь в слезах от хохота и уже смеялся стоя на коленях, положив почему-то голову на стол.
Такая его неестественная поза сама вызвала смех, что смеялись уже все четверо. К тому же, Миша продолжал доводить их:
- Не знаю, самцы, как насчет причиндалов. Может они у вас и белые, но морды у вас посинели от мороза, это точно!  Ой, не могу. Давайте я хоть НЗ вас угощу.
Остатки самогона пригодились как нельзя лучше.
Было так же смешно, когда на другой день Миша с Сережей сходили и помылись не спеша,  во время другой стоянке. Сережу разбирал смех, и он прятал лицо, но получалось плохо.
- Что, салага, хочешь сказать, что у тебя морда тоже осталась не синей, как и причиндалы?



На последнем пункте, где вагон отцепили и отвели в тупик, Миша с Саней пошли, оставив ребят возле депо к коменданту вокзала. Комендантский взвод, сплошь подобранные крепкие ребята, подъехали на военном грузовике и быстро заставили вернуть их вагон и  загрузить туда четыре длинных ящика, оббитые блестящим металлом и опечатанные множеством железных пломб.
- Понимаю, земляки, что вам бы хотелось выспаться хотя бы одну ночь на постельке нашей казармы, но не получается. Москвичи проверку затеяли, сами казармы освобождаем – четверых уже на «губу» определили. Так, что вы извиняйте нас. Единственно, что смогу, так это – накормлю досыта и с собой харчей подкину. Мои ребята пока постоят на охране груза.
Покормили их, на самом деле славно и с собой дали большущую кастрюлю с варенной картошкой, завернутую в тряпье, несколько рыбных консервов, сухофруктов и квашенной капусты.

Стоять в тулупе, валенках и любоваться деревьями в снегу и инее – одно удовольствие. Было свежо, но не холодно. К тому же особой необходимости в этом вовремя  движения не было. Груз находится внутри вагона, как говорится, перед ясными взорами группы, а потому выходили на тормозную площадку редко, чтобы покурить и полюбоваться величественной природой. Было удивительно и красиво видеть, как длинный, наподобие змеи состав ползёт по ущелью и сосны растут высоко над вагонами по отвесной стене из плитняка, то поднимается на насыпь, что деревья растут далеко внизу, едва выставив свои верхушки.  Кроме того, впереди их вагона находился красивый вагон-контейнер с иностранной надписью. Сережа изучал в школе немецкий, а тут видимо на английском,  и он ничего так и не смог прочитать. Стоять на площадке последнего вагона на поворотах и видеть впереди, как эта змея меняет своим туловищем первоначальное свое направление и ползет за холмы, было интересно. Как затемнеет,  выходит «на улицу» и вовсе не обязательно. Однако, едва наступили сумерки, как поезд стал замедлять ход и куривший на площадке Сережа посмотрев вперед увидел, как начало состава, изогнувшись вправо, с едва заметным огоньком локомотива заползало и спряталось за темнеющий лес. Состав остановился. Во время стоянок пост никогда не пустовал. Это было нерушимым правилом группы. Сережа вошел внутрь вагона, вышел оттуда уже с автоматом и занял пост.

- Что там, молодой, делается?- вышедший до ветру Степняк посмотрел из-за угла вагона вперед,  но ничего не увидел, -  Наверное, встречный пропускаем. Дай, зобну пару раз, уши пухнут.
- На  встречный не похож, - отвечал Сережа, - уж больно место загибулистое.
- Какое-какое место? - засмеялся Володя,- За-ги-бу-лис-тое?  Хорошо, что язык у тебя, салага, загибулистый, а то бы сломался от такого слова.


Оставшись один, Сережа снова задумался об Алёне. Уже который раз, представляя огромные, как омут коричневые глаза, ямочки на щечках и привычку замирать после каждого поцелуя, он никак не мог поверить, что она способна на такое. Однако же и шутить, так дико, тоже не могла. Ужас! За какие-то полгода! Кому теперь верить-то, своей ведь считал. Обещали друг другу вечную любовь, верность «по гроб жизни». А вдруг Степняк прав. Неужто , такой слабой на передок оказалась? Нет же, блин, нет! Не про неё всё это! Кто угодно, но только не она!  Однако же письмо от неё, и почерк…
Кругом уже было достаточно темно, когда Сережа увидел троих мужчин приближающихся  к вагону. Здесь в лесу и к их вагону? Неспроста такое. Если бы на посту в это время стоял, кто-либо из «дедов», то они бы наверно крикнули матом и коротенькой очередью положили бы их мордой в снег, а потом интересовались. Сережа, как молодой боец, сразу представил врагов, охотящихся за их секретным оружием и действия его строго соответствовали Уставу караульной службы, которую заставляли зубрить наизусть.
- Стой, кто идёт!
Неизвестные остановились, но видно было, что не особо испугались. И все же команда была неожиданной,  а потому они посовещались о чем-то и направились уже прямо в сторону Сережи.
- Стой, стрелять буду!
Едва Сережа успел передернуть затвор, как прозвучал выстрел, и ему обожгло бок. Он понял, что ранили и, не особо целясь, дал короткую очередь, на что выбежали еще   не одетые в полушубки Миша с Саней. Миша при этом только и успел подумать о несчастной любви Трухина и уже хватался за голову предполагая, что ЧП, которого он так боялся – случилось. Однако, Сережа сидел, прислонившись к стене и показывал за дальний угол вагона:
- Они там. Оттуда стреляли.
В это время прозвучали еще два одиночных выстрела и Миша, быстро выдернул автомат из-за спины и тоже дал ответный выстрел, в горячке не заметив, что предохранитель находится в положении одиночных выстрелов. 
- Раненного - в вагон, занять оборону по обе стороны площадки. Без надобности не высовываться, но и не подпускать. Могут кинуть что-нибудь и учинить пожар.
Никто бы раньше и подумать не мог, что Капустин так командовать умеет, однако теперь не до того было. Сережу занесли в вагон и положили на диван, а на посту остался Голубев.
- Что будем делать, ребята?
Послышалась еще одна короткая очередь и в вагон ворвался Саня.
- Похоже, ребята, они думают, что мы груз везем в соседнем вагоне. Пытались открыть контейнер, но я выстрелил, и они попрятались за вагоном. Надо что-то делать, совсем темно становится.

Миша хотел было что-то сказать, но в это время постучали по вагону и раздался крик:
- Эй, вы там, бойцы! Нас тут много, а вам ждать помощи неоткуда! Вы нам не мешаете, и мы вас не трогаем!  Мы заберем свой товар из контейнера и уезжаем! Вам ясно! Можем ящик коньяку оставить! Как вам такой расклад?!
Всем стразу стало ясно, что против них противостоят всего лишь бандюги, а не какие-нибудь спецагенты по захвату оружия.
- Ни хрена себе, - проговорил Саня, -  я думал, что на поезда нападали только на диком Западе и только в прошлом веке.
Тут Степняк проверил свой автомат и, подойдя к двери вагона, открыл его и крикнул:
- Хрена тебе лысого, бандюга! За Сережку я тебе башку откручу, а ты жди и не вздумай убегать, понял!
Не успел Миша ничего сказать, как Степняк исчез за дверью.

Ладно, - сказал Миша, - Володя не пропадет, а нам надо глубоко задуматься. Отпускать их мы никакого морального права не имеем. Тем более они ранили Сережу. Открыть контейнер им не дадим и наше положение лучше, чем у них. Мы в безопасности и можем напасть сами, когда надумаем. Минус только в одном – нам неизвестна их численность. Вернее у нас два минуса. Сережу нужно отправлять в больницу и чем раньше, тем лучше.
Тут послышалась автоматная очередь, и появился Степняк.
- Ну, что там, Володя? Сколько их ты видел?
- Короче так,- он расстегивал пуговицы полушубка, - Тут было их двое, а может и трое, но я, кажись, пристрелил одного. Скатился с насыпи. Но параллельно с нами проходит шоссейная дорога и там у них стоит фура, видимо,  для вывоза товара из контейнера. Их там еще три-четыре человека, но автоматов ни у кого не заметил. Наверное, у них одни пистолеты.
- Я предлагаю такой вариант, командир…
Все вздрогнули и оглянулись на диван, где лежал Сережа. Был он сначала без памяти, а после бредил и вот вдруг заговорил так внятно. Однако, было видно, что ему тяжело и долго он не протянет. Это были не бойцы, опаленные войной в Афгане или Чечне. Временами даже казалось, что все это им снится, но делать нечего, надо – значит надо. Сережа только едва шевелил губами, но его поняли
- Нужно напасть самим.
- Все, ребята, решено. Сережа прав. Нападаем на фуру вдвоем, а один остается тут. Подходим поближе, один стреляет по передним колесам и лобовому стеклу. Второй – по задним колесам и бензобак.  Дальше по обстоятельствам. Ты, Саня, прикрываешь наши задницы и блокируешь вход в вагон. Эти двои тоже твои.
Получилось, правда, немного иначе, но тоже неплохо. Колеса фуры остались целыми, и бензобак тоже не взорвался, хотя потекла струйка бензина. Этого Миша видел сам. Сопротивления никакого им не оказали, запрыгнули все трои в машину, и уехали.

        «Профессору», который руководил налетом, лишней головной боли не хотелось.
Да, план его был замечательным, продуманным до последнего штриха, но кто мог предвидеть, что именно в этот день, к этому вагону прицепят солдат, да к тому же с автоматическим оружием. 
- Ну что ж, - проговорил он вслух,- видать груз этих солдат не менее дороже, чем тот, который был нужен нам. Придется пока залечь на дно.

Время и место бандитами были и вправду выбраны очень удачно. Здесь, можно сказать, проходил бой местного значения, но на переезде, где находился локомотив, работники ГАИ и вызванная на всякий случай «скорая помощь» ничего даже не слышали. Они даже могли растащить машины с места аварии – переезда и состав продолжил бы свой путь дальше с умирающим Сережей. Миша сам отстегнул  все рожки из автоматов и бежал к локомотиву вдоль вагонов, стреляя время от времени вверх. Работники ГАИ увидели его и тоже схватились за кобуры, но их остановил машинист:
- Это солдаты сопровождения груза.

Сережу увозили по той же дороге, где раньше стояла фура, гаишники вызывали дежурную часть, а на месте обнаружили двоих бандитов, один из которых еще дышал.


Трое оставшихся солдат топили свою уже слегка остывшую «буржуйку» и были готовы ехать дальше.
- А как звали его девчонку, - почему-то спросил Саня, будто она была виновной в случившемся несчастье.
- Алёной, вроде, называл. А что это ты вдруг её вспомнил?
-  Да хрен его знает. Сам не понял, почему. Да и черт с ней. Серега – парень что надо. Еще повстречает свою.  А, видать, любил здорово, - проговорил Миша задумчиво.