Моя зима
Может, поэтому я не очень уютно чувствую себя летом и весной, когда яркие краски и солнечные дни слишком быстро проносятся мимо.
А вот осенью и зимой мне хорошо, и даже кажется, что время в эту сумрачную пору если уж и не останавливается, то точно замедляет свой бег.
Хочу гулять по безвременным улицам, теряться в безымянных дворах и переулках - то ли Петербург Достоевского, то ли бунинские тёмные аллеи.
А когда приближается зимнее солнцестояние, в объёмном мраке длинных вечеров намечаются какие-то дорожки в другие реальности.
...
Середина 80х, наша старая квартира в общежитии на Советской улице, маленькая притихшая квартирка, ячейка муравейника, затерянная в лабиринтах вечерних улиц и старого парка. Печальный сиреневый свет фонарей, освещающих безлюдные дорожки, тёплые окна в больших зданиях - в каждом свой микрокосм. Мир огромный, зима тёмная и тяжёлая, вся плотная, и осязаемая пушистая мгла сгущается в углах, прячется за мебелью, бездонной дырой выглядывает из окна. Это время домов, их таинственной собственной жизни - течет вода по трубам, что-то перестукивается, звенит, звуки, голоса, скрипы...
Однажды я то ли наяву, то ли в полусне видела существо, которое управляет этой тайной жизнью.
...
Картинка всё ещё чётко стоит у меня перед глазами. Всё та же квартира на Советской, диван, стенка напротив, моя кровать сбоку. Через коридор – ванная, там мама и бабушка стирают бельё, в руках у кого-то из них полосатое изумрудно-зелёное полотенце. Папы дома нет, он ещё не пришёл с работы.
Я сижу на диване, смотрю на игрушки, которые раскиданы на полу. Там же, ближе к концу стенки и кровати лежит коричневый лоскуток. Мама недавно сшила мне из этой ткани сарафан, вот и остались обрезки…
Вдруг этот коричневый кусочек зашевелился, пополз по полу, закрутился и превратился в мужчину. Средних лет, худой, невысокий и весь коричневый, точно такого же цвета, как ткань. Костюм, лицо, руки – всё коричневое. Он сел на колени, взял меня на руки и сказал: «Я включающий (или выключающий) дядька!» После этого он как-то уменьшился и улетел в розетку. Тряпочка же осталась, где была – на углу стенки, рядом с кроватью.
Ночью за окном бушевала непогода, я не могла заснуть, мне казалось, что гром идёт от коричневого лоскутка, который лежит рядом на полу.
Некоторое время я боялась подходить к своим игрушкам, ведь злополучный кусок лежал в коробке с остальными вещами. Как флажки на охоте на волка, отгораживал меня этот лоскуток от любимых кукол. Казалось, что вся квартира опутана противными коричневыми лентами. А "включающий человек", наверное, какая-то важная персона в загадочной «другой стороне» дома, которая находится за стеной и розеткой. Там, в серо-голубом электрическом мареве, в мире проводков, искр и загадочных сигналов, которые и становятся слышны поздним вечером и ночью. И вот именно он незримо присутствует везде, следит на проводками, нажимает на невидимые кнопочки… Во сне он мне тоже снился, но сны были не страшные - дядька показывал свои бесконечные владения, приглашал полетать вместе с ним, а сигналы вокруг как бы можно было увидеть и услышать: они мигали в мареве разноцветными огоньками, и их звуки складывались в холодноватую синтетическую музыку…
Непонятный фантом правил другим миром, показавшись мне только раз, но присутствие этой реальности было ощутимо везде, причём не только у нас, но и, наверное, во всех квартирах - это была целая тайная сеть. Одно из её воплощений - советский интерьер, который надолго стал для меня символом кошмара.
Комнаты, множащиеся тысячами в однотипных многоэтажках-коробках. Прямоугольник, окно, тюль и штора, телевизор в углу, стенка во всю стену и диван, иногда еще и кресла. В повторении каждого предмета - обречённость, одинаковость, в схожести и простоте элементов скрывается что-то страшное.
Углы. Вот где главная разгадка! Фэн-шуй советует как-то обходиться без углов, ведь они концентрируют и направляют энергию. Углы часто упоминаются у Лавкрафта: например, его рассказ "Сны в ведьмином доме" целиком построен на теме углов, Ктулху во время своего пробуждения открывает искаженный мир, где углы одновременно тупые и острые.
А я это чувствовала безо всякого фэн-шуя.
Самый страшный угол – около окна. Оттуда может появиться что угодно – угол не виден, он прячется за шторой, там, где заканчивается шкаф или стенка. Второй ужасный угол – за телевизором. Страшно потому что телевизор закрывает угол, перегораживает, но сам-то он виден, почти пустой, и за телевизором, под ним и сверху – жуткие пересечения. Он принимает, собирает что-то нехорошее. Иногда в этих местах отстают обои и скапливается пыль…
Те углы, которые ближе к двери – наименее опасные. Там обычно ничего не стоит, мимо них часто ходят, а ужасы не любят движения, в такой обстановке им негде спрятаться, затаиться, развесить сети.
Зато зимние вечера - лучшее время для разгула всяких страшилок, они селятся в любом, даже самом маленьком уголке. В темноте ползут тени, дом живет своей жизнью – шорохи, звуки, перестукивания. Электрический свет создает лишь видимость спокойствия и привычного течения жизни.
И взгляд, ища зацепки для спасения, упирается в равнодушно-повторяющийся узор на обоях, закрытую штору, какую-то монолитную, как будто из камня, кажется, что её нельзя раздвинуть и пробиться к окну, свободе. Напротив окна - непроницаемый бастион стенки. Корешки книг тоже таят в себе загадку. А в углы лучше вообще не смотреть!
Если отбросить в сторону мистику, в советской семье стенка была как бы красным углом - опять угол, никуда от него не деться! Получается, что в советской реальности было даже мрачнее, чем в мире Ктулху - у того углы тупые и острые, а тут прямая стенка, и тоже угол.
Стенка была показателем благосостояния семьи, витриной, которая выставляла напоказ парадную сторону. Имело значение и сама модель стенки, и то, что внутри, в зависимости от того, что для конкретных людей имело значение. Мещане любили хрусталь и сервиз "Мадонна", у интеллигентов на полках стенки рядами стояли книги. А большие глухие шкафы и антресоли были у скрытных плюшкиных, они в них прятали скрывали не только шубы и пальто, но и скелеты. Хотя, вообще-то, их было немного – в советское время у простых людей вся жизнь была на виду.
И всё-таки с ужасами можно и нужно бороться. Избавилась я от «дядьки» просто. Предложила маме поиграть в уборку, положила коричневый кусочек в полиэтиленовый пакетик и выбросила. Больше дядька меня не навещал и не снился. Может, потому что выкинула его «тело», а может, потому что наступило лето, и зимние страхи как-то забылись.
...
Тот же дом, такой же зимний вечер. Маленькая девочка наедине со своими игрушками. Я думаю - почему не может быть такого, чтобы одно движение, один момент повторялся в вечности? Почему нельзя так - чтобы мир менялся, а одно мгновение оставалось неизменным, как в вакууме, повисшее среди бега времени?
Например, это - девочка держит на руках любимую куклу и разглаживает складки платьица...
...
Иногда, когда я засыпаю, в этом блаженном состоянии между сном и явью, я слышу звуки города. Шум деревьев, звуки жизни домов, дыхание целых районов, еле уловимый звон с территории завода, шум машин. Время исчезает, и я слышу звуки другой эпохи, стирается грань, я чувствую биение сердца и нынешнего города, и того, прошлого. И где-то маленькая девочка держит на руках любимую куклу и разглаживает складки платьица...
Наверное, только в такие моменты моё сознание отключается и я бываю по-настоящему счастлива...
Свидетельство о публикации №212120600702