Как я стал графом Кунгурским

     «Эй, аспирант!» – слышу при выходе из библиотеки. Смотрю: мужичошка рукой мне машет и радуется, как другу любезному, которого век не видел. «Ну, что не уважить-то хорошего человека», – думаю, и иду озадаченный, плечиком подёргивая: я его первый раз вижу… а откуда он знает, что я аспирант…
     Любезничать со мной, к его чести, он не стал, а сразу предложил: «Давай, – говорит, – 15 рублей, и я тебе 20 минут читаю лекцию о вреде курения, после которой ты сразу курить и бросишь. «Двадцать!» – повторил он и поднятым указательным пальцем усугубил сложность ситуации, в которую он попал из-за моего безрассудного отношения к своему здоровью. «А если не смогу убедить, – продолжил он, – 5 рублей обратно верну». Оборотистость и наглость этого малого меня вмиг сразила. Надо же так – сразу! и за рога! Предложение, конечно, для дурачков – дураку ясно; но тут мне стало интересно: двадцать-то минут о чём-то говорить надо! Потом, – размышляю, – 5 рублей я у него всё равно отобью. Если и убедит – совру, что не убедил: 15 рублей по тем меркам – это 15 % моего месячного дохода. (Вот так – ради материального благополучия – люди врать и начинают, а потом и остановиться не могут). Я согласился. И двадцать минут получал – тут не вру – прямо-таки эстетическое удовольствие: это была не лекция – это была песня. Песня, сдобренная опытами – наглядной демонстрацией того ужаса, который курильщик вдыхает с каждой затяжкой.
   – Ну? – довольный собой от уверенности в своей неотразимости спросил лектор.
   – Не убедил, – соврал я.
     Лектор отстегнул от моей пятнашки пять рублей и без сожаления протянул мне: «Ну, а эти-то я ведь честно заработал?» – потряс он оставшимся червонцем. – «Честно-честно», – успокоил его я.
     «И тут мне стало интересно…». Как-то мне вопрос был задан: я ищу истории, или истории находят меня? Сейчас дошло: ни то, и ни другое: этот чёртов интерес всему виной и является. Я-то предпочитаю на диване лежать, Машку Ковальчук по телику смотреть, а он всё мой нос за собой увести норовит. Ну, а там где мой нос, там и я весь целиком оказываюсь: взаимосвязано всё в природе, в книжке одной читал.
     И вот у моего родственника Шурки Дульцева оказался в распоряжении целый настоящий воздушный шар. Ну, и как родственника да и не покатать, да ведь? (Это я думаю, что он так думал, потому что пригласил ведь). Так и говорит: «Приезжай, – говорит, – Шурка, покатаю, – говорит, – тебя на шаре». А меня и не спросил: надо ли мне это? Почему-то люди думают, что если что-то им нравится, то и другим это должно нравиться. Как-то я у сестры отдыхал, так меня её муж куда только не таскал! Особенно меня задолбала рыбалка и ловля раков (в воде, босиком, по корягам…). Они мне потом даже с пивом в горло не лезли. Уж лучше маленькие, но за три рубля. Когда я взмолился о пощаде, он сильно удивился: «Саша! Отдыхать, так отдыхать!». Я ему тогда и говорю: «Вот в гости ко мне приедешь, я тебя по библиотекам таскать буду – отдыхать, так отдыхать!».
     И желания особого покататься на шаре я тоже не испытывал по простой, как пареная репа, причине: высоты боюсь. Заберусь на стул, вниз как посмотрю – и жить сразу неохота становится от ужаса непреодолимого. Причём, малым был – не боялся, как все нормальные люди: по крышам лазил, с сараев прыгал, а потом вырос на свою голову. А некоторые ничего, до сих пор – даже с парашютом прыгают. Да-да, по телику как-то один раз видел. Больше не – как разговор про парашюты начинается, я сразу мигом быстро убегаю, смотреть даже на это не могу. Трусость у меня какая-то такая – впечатлительная: то, что вижу, – я кожей чувствую. А тут – шар. А я не то, что некоторые… Но мне стало интересно: за какой такой хренью они туда – в небо – летают?
     И вот с утра хожу – маюсь: не летим и не летим. Но помалкиваю, Мастеру виднее. В гости какие-то съездили, отобедали на халяву, надёжа появилась: может, и не полетим. Но ближе к вечеру облом всё же свершился: «Поехали!». А вы думали – сели и полетели? – ага. Тут целая индустрия и тактика со стратегией: облака, будь они неладны; куда летят, как быстро; тучка вон появилась, что ей в наших краях понадобилось... Это мне, дураку, ничего не понятно, а потому и спокойно. А народ крутится, что-то пакуют, телефонные переговоры… Приезжает машина, все упаковки грузятся, и мы, наконец, выезжаем за город. Я – неприкасаемый, меня не трогают, иногда – рук не хватает – просят подержаться за какой-нибудь шнурок. А так – со стороны наблюдаю: зрелище! Громадище Шар – Сашкиных три дома вместе с приусадебными участками поместятся. И маленькая на этом фоне корзинка, в которой и умещаемся: Пилот, дочка его Маринка, проходящая у папы стажировку, и четверо… балласт, в общем – ротозеи, искатели острых ощущений и мой неудовлетворённый Интерес. Земля с лёгким вздохом облегчения рассталась с нами, и Шар потихоньку стал набирать высоту. Никаких острых ощущений я и не почувствовал: так у меня частенько бывает, когда я что-то делаю в первый раз: первый раз я без всякого страха бежал марафон, первый раз, не моргнув глазом, полез под ножичек хирурга. А вот второй раз уже – лёгкий мандраж, а на третий - вопрос у меня колотится в черепной коробке: тебе что, придурок, – двух раз не хватило?
     Поднимаемся – красиво вокруг-внизу, тут ничего не скажешь, и для пущего получения удовольствия я уселся на газовый баллон: условия себе самому создавать надо. Лицезрю: леса подо мною, прожилки ручьёв, – как бы сказал какой-нибудь поэт. Но что-то мы начали резко снижаться, и копчик мой вдруг почувствовал одновременно и твёрдость баллона, и мягкость мозгов. Сила действия равна силе противодействия, – как-то сказал господин Ньютон, – и, зараза, как же он оказался прав: нас подбросило – и… раз-два-три – опять опустило. За миг пребывания в воздухе мозги сориентировались, спасая копчик; но зато взвыла спина и только-только собранное, разлетевшееся в осколки в предыдущей истории, колено. «Перегруз, – поставил диагноз Пилот, – Марина, выходи». Маришка на свой вес облегчила корзину, а Шурка пообещал: «Следующий раз мягко сядем». Взлетели мы, и я стал с нетерпением ожидать следующего раза. И оказалось, что не зря Пилот время выжидал: ветер, видимо, ловил, потому что пролетели мы над всем Кунгуром из одного конца в другой, приветствуя приветствовавших нас кунгуряков. «800 метров над уровнем земли!» – объявил Санька, – идём в сторону военной части: или надо до неё приземлиться, или за неё пролететь. Туча идёт с дождиком, – просчитывает Пилот варианты, – если за часть улетим, то пока машина нас найдёт – зальёт шар и нас вместе с ним. Всё, снижаемся», – и прекратил накачивать Шар тёплым воздухом. Он начал снижаться, но посадить его оказалось делом хлопотным: у него руля-то нет! А под нами всё какие-то постройки, между ними провода какие-то тянутся, но Санька изловчился и приземлил нас неподалёку от стены военной части. Как и обещал: ни одна моя косточка не почувствовала удара, какие случаются во время приземления.
     Только сели, с одной стороны прибежали любопытные ребятишки, а с другой – офицер с взводом солдат. «Не шевелиться!» – орёт и пистолетом размахивает. А солдатики тем временем нас в кольцо взяли. А детишки орут: им на нас посмотреть хочется и по фигу им солдаты, они тут, рядом живут и как облупленных их всех знают. И знают, что им ничего за неповиновение не будет. И прут на них. А… «Дурдом по нам тут всем плачет, – поставил Пилот диагноз ситуации и поднял руки вверх, – сдаёмся, командир!». Солдатики осторожно подошли, за ними офицер, оказавшийся майором и дежурным по части одновременно. Расспросили: кто да откуда, зачем да почему? «Придётся пройти до выяснения обстоятельств, – выслушав Шуркины объяснения, сказал майор, – а шарик придётся арестовать». Его упаковали, загрузили в подошедшую машину, и мы отправились в распоряжение части, где нас всех заставили писать объяснительные с указанием всех наших данных. «Это для того, чтобы пробить вас по всем базам, так положено», – как бы извиняясь, прокомментировал майор. Шурку забрали в дежурную часть, откуда он вышел более озабоченным, чем обычно. «Уведомление не дал, что в небе будем, а у них инструкции по антитеррору. Сказали, что ещё бы метров сто пролетели – сбили бы на фиг. Так что молитесь впредь всякой тучке, на небе появившейся: не она, так дальше полетели бы. И пока всех не пробьют, – как бы сам с собой рассуждая, продолжал Шурка, – не выпустят, а у нас банька и шампанское по распорядку». А уже ночь, и сколько ещё здесь торчать придётся… «Главный эфэсбэшник у меня здесь хороший знакомый – на шаре катал, – продолжил Пилот цепь своих рассуждений (а мы все, замерев, подслушиваем), – ага!» Что-то, видимо, придумал. Достал телефон, переговорил и передаёт его майору: «Товарищ майор, с вами поговорить хотят». Тот взял трубку, лицо у него вытянулось, потом он съёжился и присел: «Пу-у-у-тин? – помолчал, видимо слушая, – Да. Да. Да. Понял». – «Ну, фамилия у него такая», – прокомментировал Шурка.
     «Машина на КПП стоит – пусть едет к дежурной части, машину с шаром тоже сюда», – начал раздавать майор приказы солдатикам. – Ну, всё – свободны, не летайте больше над военными частями».
     Уже через полчаса состоялся ритуал посвящения в воздухоплаватели. Человек, удачно завершивший первый полёт на воздушном шаре, сидит на нём верхом, а Пилот рассказывает краткий курс истории воздухоплавания. (Если не завершит, то посвящение трупа в воздухоплаватели не проводится по причине невозможности пить шампанское).
     Обычно Шурка рассказ свой сопровождает показом - ну какой лектор без жестов? – да никакой это не лектор – чучело огородное. Особенно удачно было показано то, как у девчонок задираются юбки: «барышня» в сто двадцать килограмм веса в спортивном костюме манипулирует с воображаемым предметом женской одежды.
     А девчачьи юбки тут при том, что кто-то из братцев Монгольфье заметил, что у дам, проходящих возле камина, юбки поднимаются вверх. Заметили это и тогда жившие девчонки, и стали использовать это для привлечения к себе внимания кавалеров. «Ух!» – говорила тогда давно живущая девчонка, и делала вид, что пытается опустить взметнувшийся вверх подол.
     Так вот. У этих братцев мозги не как у всех кавалеров были повёрнуты. Все-то кавалеры норовили ножки - да повыше – разглядеть, а эти задумали заполнить тёплым воздухом что-нибудь типа юбки, да и улететь от них куда подальше. Ну, нормальные братцы, да?
     И стали они проводить эксперименты. А Людовик ХVI, из Бурбонов который, прослышал о том, и давай им помогать: спонсорскую помощь оказывать. У него в королевстве революционные демократы завелись, и давай народ к преобразованиям подталкивать: «На фиг нам король французский, орали они на перекрёстках – сами не глупее, государством каждый дурак управлять может!». А дураков в тогдашней Франции было не меньше, чем в нынешней. Вот и подумал Л. XVI: «Их много, я-то – один, а вдруг и на самом деле, что произойдёт в их пользу, дай-ка, - думает, - подстрахуюсь. Если что – на шаре улечу». Помогал, в общем, братцам на взаимовыгодной основе.
     Построили они всё-таки шар, запустили с грузом материальным - летит. Потом решили на живые личности перейти и запустили барана, петуха и утку. А пилотом у них был баран назначен. (С тех пор, если какого пилота теплового аэростата бараном назовут – он гордится только этим, потому как первым пилотом-то! - баран был). Дошло дело и до обезьян, которые себя людьми называют: дело-то дальше двигать надо! Фиг ли: воздух в шаре охлаждался, а так далеко не улетишь. А Бурбону далеко куда-то надо было. Тут кстати, замечу, к чему приводит боязнь высоты. В последний-то момент он испугался и поплатился головой: отрубили горемычную. Так-то, бояки всякие, подумайте над этим нелицеприятном фактом: так, на всякий случай. Придумали они, значит, для поддержания теплоты солому жечь вперемешку с шерстью, а чтоб не вспыхивало пламя буйно, заливали его шампанским вином. Почему именно шампанским? спросите Вы, любезный читатель. Спросите ведь? На сей вопрос я вам пока ответить не могу: работаем над этим вопросом, работаем – археолого-архивная работа ведётся.
     В этом месте посвящаемому в воздухоплаватели поджигают волосы и тут же тушат их струёй шампанского.
     А братцы-то с Бурбоном не совсем ведь дураками были. С чего бы это им самим первыми лететь? Мало ли что случиться может – это ж какой урон для государства (не за себя страшно было – отечество в опасности может оказаться)! А обкатать машину надо. Предложили они это дело двум Безбашенным соотечественникам, а те должны же были своим погонялам соответствовать («Безбашенные – это у них одно погоняло на двоих было), вот и согласились. Ладно, частности пропускаю из-за поздноты отпущенного для жизни времени и сразу скажу: получился у них взлёт-полёт и даже удачная посадка. Но они даже и не предполагали, какая она удачная!
     Бурбон оказался до такой степени счастлив - денежки не зря потрачены! – что предложил приземлившимся подданным просить чего им угодно. Засмущались Безбашенные. Они же так – Родине послужить, а тут такое непредвиденное обстоятельство. А Бурбон от счастья обезумел прямо: «Вот, говорит, - забиваю кол и на милю в округе – вся земля ваша!». А Безбашенные уже в чувство пришли-то - и от полёта, и от чудаковатого короля. Мысль у них заработала и подсказала им сказать: «А как же мы ею владеть будем, если у нас и титула-то никакого какого захудалого даже и нету, а?». Король, пойманный на слове, тут же издаёт указ, который и присваивает им графские титулы. Во какие короли раньше были!
     Король ведь смекнул (если б и дальше так же кумекал, может быть с собственной головой сам бы жизнь и закончил бы), что Безбашенным кто поверит на слово? – ксива нужна. В которой: так мол и так, граф мол такой, в чём и подписуюсь. И подпись обязательно: король, мол. Вот – так-то по уму-то. А то нет, да?
     И вот тут новоиспечённому воздухоплавателю кладётся букет цветов на голову с условием, что он должен там удержаться. А для этого спину нужно держать прямо, потому что граф – это прямая спина и гордо посаженная голова. Упадёт букет – не видать графства, а на самом деле: какой ты граф без осанки подобающей?! Но этого мало: нужно ещё шампанское пить, как граф: спину держать! И впредь: что бы ты не делал – не прогибаться! И воздухоплаватель пьёт оставшееся от тушения волос шампанское с букетом на голове. Букет не упал – граф! Примите поздравления. И тут вручается свидетельство Тихонову Александру Михайловичу, выполнившему первый свободный полёт на таком-то аэростате, на такой-то высоте, такого-то числа, такого-то года с присвоением титула граф Кунгурский.
     Обычно титул присваивается по месту приземления: «граф Шадейский», например (по месту приземления близ деревни Шадейка); «графиня Зенитная» (по месту приземления близ военной части, начиненной зенитными орудиями). А Шурка специально ведь ветер выжидал такой, чтобы весь Кунгур пролететь, чтобы я стал графом Кунгурским. По блату устроил, по-родственному.
     А интерес? Зачем они туда – в небо – летают?
     Затем и летают:

                Пилот

                Пилоту теплового аэростата Александру Дульцеву
         
          Быт – не умыт, постоянно прессует,
          Требует злата ума твоего.
          Хватит на плоскости дёргаться всуе:
          Я отрываюсь от мира сего.

          И улетаю на жительство в небо,
          Чтобы открыть в себе славу Христа.
          Мощь не появится, веруя слепо,
          Не продавив, не откроешь врата.

          Дерзко раскрою свой разум в полёте.
          Я небожитель, мне всё по плечу!
          Творческий акт совершенен в пилоте:
          Всё станет так, как я захочу.

          И, приземлившись на грешную землю,
          Прежних законов уже не приемлю.
                03.08.09
                Граф Кунгурский