Происшествие в Боурумикае

Границы Боурумикайского леса были воистину бескрайними. Если его сравнивать с морем, то оно являло собой, пожалуй, самое огромное море в этом мире и даже почти океан, где деревья с листьями – это взволнованные воды, а холмы – редкие островки. Как и большинство других северо-западных лесов, этот прекрасный завораживающий древесный океан в течение года переливался самыми разными цветами, а во всей своей полной красоте представал летом и осенью. И пусть зимой лесной океан уже не так сочен, пёстр и ярок, как в разгар весны, лета и осени, но когда он накрывается белой снежно-ледяной шубой, то приобретает совсем иную красоту. Застывший, суровый, но в то же время величественный и безмятежный, он засыпает в ожидании новой весны. Этот край зовётся среди местных народов – Боурумикай.

Сейчас богиня зимы Холдра уже начинает прощаться с Боурумикаем. Изрядно постарев, она сдаёт свои позиции и передает корону владычества другой совсем ещё юной богине весны – Радаюне, и уходит в дальние края, чтобы переродиться, унося свою изрядно поредевшую и прохудившуюся белую шубу. Но как это обычно полагается, постаревшая Холдра уходит не сразу, оставляя холод своего дыхания еще на пару обходов Моугура, дом которого становится виден на небосводе ночью. Он младший брат главного бога несущего, свет и дарящего жизнь – Боура, чей дом виден утром, днем и вечером. И поэтому листья на деревьях пока ещё не появились, и до их появления остаётся ждать еще приличный срок, ведь ветки ещё только избавляются от снега. Иголки местных ёлок и сосен желтеют. А лесной океан Боурумикая становится пёстро-сероватым.

Над «холмами-островами» тихо плывут в голубой синеве белые пушистые облака, и уже сияет дом Боура, правда, он ещё не одаривает землю своим теплом, а просто светит и радует глаз. Лучи солнца игриво сверкают в кристалликах тающего снега. Вся земля покрыта кусками прозрачных, гладких и капающих ледышек, под которыми виднеется завалявшаяся жёлтая трава. В низких проёмах окаменевшей древней почвы и расщелинах у корней древесных старцев начинают свой путь бурные ручьи, пока ещё тихо журча, но с каждым днём всё больше набирая темп. Появляется разнообразие звуков и запахов, которые заменяют собой зимнюю тишину и безжизненность природы. Всё вокруг наполняется светом и запахами приходящей весны, а лёгкий тёплый ветерок начинает слегка колыхать верхушки высоких сосен. Это дует первый весенний ветер.

Просыпается многочисленный и довольно богатый животный мир Боурумикая. Птицы прилетают из южных далей и начинают вить свои гнёзда. Мелкие пушистые зверьки и разнообразные грызуны выбегают из своих норок, шустро выглядывают то здесь, то там и совершают игривые прыжки. Пробуждается от зимней спячки и вылезает из своей лежанки самый большой лесной зверь – рурат, косматый увалень, не знающий конкурентов среди местных хищников.
 Богиня весны Радаюна, вечно юная и милая, спускается с порога дома отца Боура, чтобы разбудить все живое своим теплым дыханием. Начинается новый виток жизни этого прекрасного северо-западного древесного мира. Боурумикай наполняется жизнью.

В чащах в эту пору ещё держит свои позиции зимняя тишь, нарушаемая лишь изредка активностью мелких зверьков, радующихся потеплению. Вот и сейчас внезапно тишина одной из чащ древнего леса наполнилась раскатистыми звуками бегущих ног. Они шлёпают по грязи и взрывают под собой талый снег. Две фигуры быстро мелькают между деревьев. Это двое молодых парней бегут напрямик, через лес, пытаясь перегнать друг друга. Одинакового и достаточно высокого роста, крепкого телосложения и в заляпанной грязью, местами рваной, но явно удобной и легкой, не сковывающей движений одежде, они бегут очень быстро, не отставая друг от друга. И бег их все больше становится похож на бег состязающихся в скорости коней, называемых как в здешних краях, так и в других пределах нокру, если это конь, и нокра, если лошадь. Они с легкостью перепрыгивают через упавшие ветки деревьев, кусты и лежащий сухостой, как настоящие дикие нокру, издавая соответствующие звуки и не уступающие им в скорости. Эти ребята обладают, похоже, не хилой закалкой, так как бегут по холодной и местами ещё покрытой снегом земле босиком и в одеянии, которое впору носить лишь летом. Во время этого соревнования они то и дело впрыгивают в лужи, которые щедро обливают их грязью, но это их нисколько не смущает и не останавливает, а, видимо, даже веселит.      

Соревнующихся босоногих бегунов зовут Рэндис и Тормэл. Они воспитанники живущего в пол дня неспешной ходьбы отсюда странствующего учителя-аскета, мастера древних таинств по воспитанию и закалке духа и тела, которого очень уважают и одновременно побаиваются все видевшие его и слышавшие о нем. Поскольку большинство жителей Боурумикая не видели лица этого странствующего мастера, а кто видел то только лишь его странное одеяние, покрытое древесной корой и листьями, поэтому его прозвали Микадун. В переводе с боуринского – единого языка всех народов Боурума – мира боуринов, Микадун означает лесная тень или безликий лесовед. Ученики лесного мастера Рэндис и Тормэл, которые к тому же являлись друг другу родными братьями-близнецами, в своей внешности вели прямую линию к «пришедшим» - народам, появившимся в этом мире менее десяти веков тому назад, имевшим отличную от других древних народов внешность. Но на пришедших они походили не всеми своими чертами. Так, например, братья имели уши с боуринскими изгибами и остротой, боуринскую широкую кость, нечеловеческую крепость кожи, а также изумрудный цвет глаз, не имевший место быть ни у одного из народов, населяющих этот мир. Отличительных же признаков друг от друга у Рэндиса и Тормэла имелось не так много, как, впрочем, это и бывает у настоящих близнецов, разве что у Тормэла волосы другого типа, длиннее да темнее. Даже ширина плеч и мускулы у них одного размера, окружности и диаметра, не говоря уже об объединяющей их молодости. Проще говоря, равны как на подбор. Их отношение к борцам, помимо закалки и хорошего телосложения, выдавал ещё тот факт, что их руки от кисти по локоть были замотаны тряпичной лентой, которую обычно используют мастера рукопашного боя. 
– Я всё равно обгоню тебя! – крикнул Тормэл.

– Не в этот раз, брат, – хвастливо отрезал Рэндис и остановился у края обрыва так, словно сорвал финишную ленту. С этого места открывался вид почти на весь Боурумикай, а также на почитаемое местным народом озеро Вычонур, то есть великое черное озеро, названное так потому, что имело отношение к какому-то важному историческому событию, и потому, что вода в нём всегда казалась черной, но зачерпнувший её всегда мог увидеть обычную прозрачность. Размеры этого озера поистине огромны, а форма, если смотреть с высоты птичьего полёта, вычерчивается почти в идеальный круг. Летом оно смотрится как чёрное круглое пятно на огромном зелёном ковре, а зимой – как кратер на доме Моугура. Вычонур удивляет и завораживает своей величественностью и красотой в любое время года. Также удивляет ещё тот факт, что, на сколько хватает глаз, вокруг него нет ни одного мало-мальски заметного озерца, а только редко встречающиеся ручьи, речушки да сплошной лес. Воды этого озера, несмотря на то, что они чёрные, круглый год щедро одаривают рыбаков обилием рыбы. Она является основой питания и торговли живущего у озера и почитающего его как святыню народа, чьи поселения с причалами и верфями усыпаны по его берегам. Зовется сей народ «боуртуурцами».

Рэндис позволил себе оглянуться вокруг и его лицо засияло блаженной улыбкой. Но это выражение царствовало на передней части головы не долго и моментально сменилось на испуганное удивление, так как произошел несчастный случай. Тормэл, увидев своего брата, стоящего уже в оговоренном месте окончания состязания, так разозлился проигрышу, что в итоге потерял внимательность, запнулся о выпятившийся древесный корень, упал в мокрую грязь и понесся на животе вперед в неуправляемый заезд. Рэндис захотел удержать стремительно несущееся тело брата, но не смог, и они оба покатились со склона вниз вместе с грязевым потоком.

Теперь два брата приняли поневоле участие в другой разновидности соревнований, и, подобно саночникам, катились с горы с необычайной скоростью. Правда, в отличие от соревнующихся саночников, которые обычно катаются по специально сделанным для них горкам, братья подвергались куда большей опасности, так как им приходилось лететь не по гладкой ледяной поверхности и не в санках, а на своей спине в селевом потоке вместе с камнями, отбивая себе бока, стараясь увернуться от стволов деревьев и выпячивающихся корней. Схватившись друг за друга, с дикими воплями они катились так минут пять и, наконец, вылетели прямо на ледяную поверхность озера.

Все грязные и мокрые с ног до головы, они теперь походили на земляных монстров, только что вылезших из своего подземного логова. Любой другой человек после всего такого с ним произошедшего давно бы уже потерял сознание или даже на худой конец свалился замертво, но только не эти ребята, ведь для них это лишь самая обычная ежедневная утренняя пробежка с небольшими изменениями, ибо не может быть по-другому у воспитанников загадочного безликого лесоведа.

Два брата лежали на льду и, вместо оханья и аханья, начали громко смеяться. И так они лежали бы и ржали друг над другом, если бы лёд был зимним, но, к их несчастью, он оказался весенним.

«КРРРР», и трещина прошла прямо под их спинами. Тут смех сразу же стих. Рэндис и Тормэл резко переглянулись испуганно удивленным взором и тихо, с максимально возможной для них осторожностью принялись вставать. Но лёд оказался хитрее и в один миг обрушился под ногами Тормэла. Из-за столь неожиданного и резкого падения он не успел подготовить себя и не смог ни за что ухватиться, а просто пошёл на дно подобно каменной глыбе. Но самое главное, он не успел толком набрать воздуха и закрыть рот, что в итоге привело к заглатыванию большого количества воды, в результате чего, оказавшись в ней, он стал захлебываться. Холод ледяной воды впился в тело неудачливого бегуна тысячью иголок. Тормэл начал ощущать, что уже не сможет всплыть. Но тут произошло нечто очень необычное и неожиданное для неудачливого бегуна-ныряльщика. Когда Тормэл уже начал прощаться с жизнью, вода вокруг него в прямом смысле этого слова ожила. Одна из частей воды неведомым образом уплотнилась, приняв образ некоего щупальца, и схватила его за торс. Что-то стало толкать Тормэла наверх. Он постарался всмотреться вниз, во мрак тёмной ледяной воды, и то, что он увидел, вызвало у него крайнее удивление и страх. Широко раскрытые глаза его остановились, взирая невероятное. Непонятное свечение, хотя нет, это нельзя назвать свечением, так как данное слово подразумевает свет, а это была тьма, самая невероятная и противоестественная, являвшаяся темнее темного дна озера, чернее чёрного цвета, она шла отовсюду и ниоткуда. Темные сгустки, светящиеся черным светом и принимающие форму щупалец, шевелились и все сильнее толкали Тормэла к заветной дырке-проходу в ледяном потолке, где на той стороне его с тревогой ждал Рэндис. И вот спасительная рука Рэндиса ухватила его и вытащила на поверхность. 

Тормэл, оказавшись на поверхности, сразу же вылил изо рта несколько литров воды, с минуту отхаркивался, кашлял, а потом долго не мог прийти в себя, хотя брат кричал, тряс и теребил его. Он лежал на льду в неподвижном состоянии с широко открытыми глазами, которые даже не моргали. Рэндис начал активно его растирать и растирал так продолжительный отрезок времени. Спасла только сильная пощёчина.

– Да что с тобой, ты же и раньше нырял в прорубь и ничего, а тут вдруг такое, – тревожным запыхавшимся голосом начал говорить Рэндис своему очухивающемуся брату.

– Там… в озере что-то есть… оно… оно живое… и… оно… ну да, оно спасло меня, – каким-то заворожённым голосом сказал Тормэл, как будто вел спор с самим собой.

– Что за бред ты несешь, видно, ты слишком сильно окунулся в эту прорубь. Надо срочно возвращаться, осушить тебя и показать учителю, – сказал Рэндис, продолжая растирать своего брата, одновременно помогая ему встать.

– Да, надо идти, – как-то безучастно пробубнил Тормэл, вставая на ноги и пошатываясь.
– Ну-ка давай, приходи в себя! Ты же борец брат, настоящий борец. Нам же с тобой никакой мороз и никакая ледяная вода нипочем. Давай-ка осторожнее, давай идти тихо, вон там лед прочнее, – крепко схватив за плечи брата, приговаривал Рэндис, пробуя его приободрить, одновременно направляя туда куда нужно.

– Знаешь, я т-т-такого еще… ни-и… никогда не видел, – дрожа от холода, запинаясь и заикаясь, начал говорить Тормэл. Он шел медленно, слегка прихрамывая, его лицо стало белее снега, глаза не моргали, а лицо изображало растерянность, страх и непонимание одновременно.

– Ну ладно тебе, успокойся и расскажи толком, что с тобой произошло, – с дружеской подбадривающей интонацией проговорил Рэндис.

– Да говорю же, там, на дне озера, что-то есть! Я видел собственными глазами, как вода ожила! Понимаешь, вода в этом озере живая и обладает разумом! – разозлившись и отдернув руку брата, прокричал Тормэл, уставившись на Рэндиса своими выпученными глазами с испепеляющим взглядом.

Братья стояли и смотрели друг на друга: один с решительностью и злостью, другой со спокойствием и сочувствием. Постепенно злость Тормэла спала, он нахмурил брови и отвернулся.

– Может, тебе это всё показалось? – по-прежнему говоря по-дружески, положив руку на плечо брату, напомнил Рэндис.

– Конечно, я понимаю, в это трудно поверить. Может, ты и прав, я струхнул и мне все это причудилось. Но, может, не зря боуртуурцы это озеро так почитают, постоянно жертвоприношения ему делают, а их правитель и жрецы даже с ним общаются!? А помнишь, нам учитель давненько как-то обмолвился об этом озере, что оно не такое, как все остальные?! – начал крайне оживленно говорить Тормэл с огнем в глазах и как бы с ожиданием ответного понимания брата. 

– Ладно, пойдем, надо быстрей возвращаться, а то опять без еды останемся, – высказался Рэндис, как бы подводя всему этому итог. Потом он развернулся и пошёл к берегу, а Тормэл, опустив голову, поплёлся за ним, съежившись и потирая руками плечи. Братьям предстояло пройти не такой уж маленький путь до берега, так как их выбросило на весьма приличное расстояние, шагов на тридцать, не меньше.

Если раньше братья были похожи на земляных монстров, то теперь на водяных. Грязь после купания смылась, и они шли насквозь мокрые. Конечно, если бы не их закалка, приобретенная скорее всего после многолетних тренировок с Микадуном, то результат всего их последующего похода до того места, откуда они вышли, являлся бы совсем плачевным. Братья не беспокоились за свое здоровье, и такое купание в ледяной воде им вряд ли как-то смогло бы повредить.

Рэндис после минутной ходьбы вдруг остановился, решив, наконец, всё же оглядеться вокруг и охватить своим взглядом все, пока ещё ледяные, просторы озера и окаймляющую его береговую линию, как вдруг его взгляд остановился, и он увидел, вдалеке очертания города. Это была та самая столица боуртуурцев, носящая такое красивое и звучное название Боуртуурия, которое всегда ему очень нравилось. Рендис любил слушать рассказы учителя об этом городе, восхищался его героической и просто славной историей. Он остановился и принялся, завороженно смотреть на город своей мечты. «Ах, как бы я хотел там побывать», – подумал он и не услышал, как произнёс это вслух.

Этот прекрасный белокаменный город, великая столица Боуртуурия, сердце и голова боуртуурского царства, располагается у правого южного берега озера, стоит на искусственно построенном из огромных каменных блоков постаменте и образует некое подобие острова. К городу-острову ведёт длиннейший каменный мост, соединяющий его с южной окраиной суши и зовущейся среди боуртуурского народа Копьём Туура. В нескольких километрах от правого берега озера возвышаются две одинокие остроконечные высокие скалы: чёрная - Теор и белая - Оур.  По преданию боуринской легенды раньше здесь располагалась одна огромная скала Анаорун, что в переводе с древнебоуринского означает надменная или эгоистичная, но Великий Боур расколол её надвое своей огненной секирой, тем самым наказав её, а заодно ещё и указав место для постройки города Тууру. Про эти две скалы боуртуурским народом сложено множество легенд. 

Город-остров окружён высокой стеной с многочисленными боевыми, дозорными башнями, бойницами и единственными, но титанически огромными и величественными арочными воротами. Боуртуурия изначально целиком и полностью строилась из белого камня когда-то существовавшей единственной в Боурумикае белой горы Оур. Но, будучи полностью каменным, город с годами постепенно всё больше обрастал деревянными постройками. У стен на отдельных деревянных сваях расположились многочисленные причалы, верфи и торговые пристани с большим количеством причаливших к ним лодок и парусно-вёсельных кораблей. Там всегда было много народа, и ежедневно кипела работа всевозможных торговцев, купцов, лавочников, ремесленников и хитрых перекупщиков. Интересные большие портовые деревянно-веревочные краны-погрузчики не переставали работать даже ночью. Да, именно краны, а не рабы на своих спинах перетаскивали товар из лодок на причал и обратно, так как боуртуурцы всегда отличались своим демократичным социальным укладом и особой изобретательностью. Кстати сказать, рабство в Боуртуурии отсутствовало и даже запрещалось специальным законом. Основным товаром являлась, конечно же, рыба, но не единственным, т.к. самые умные, находчивые и предприимчивые купцы знали, что на лодках и ладьях можно перевезти другого товара быстрее и больше, чем на повозках. И поэтому купцы часто фрахтовали суда для перевозки самого разного товара, начиная со шкур, одежды и заканчивая посудой и оружием. Боуртуурцы уже давно отошли от бартерного вида торговли и чеканили полновесные медные, серебряные и золотые монеты с изображением Великого Туура. Соответственно вид металла определял ценность монеты. Привезённый груз с кораблей и лодок, как и сами приплывшие боуртуурцы, поднимались на стену с помощью канатов. Эти причалы и верфи с торговыми пристанями являли собой хорошее дополнение для города и удобства горожан, но при штурме города оказывались самым слабым местом. А в целом это был большой неприступный город с численностью населения более пятидесяти тысяч жителей. По сути, в нём жила половина всего населения Боуртуурского царства, так как всех боуртуурцев насчитывалось не более ста тысяч. Это было не самое крупное, но довольно большое царство в этом мире. Город-столица Боуртуурия являлась также центром торговли, науки, различных искусств и ремёсел, и местом, где жила вся знать вместе с монаршей семьёй и правителем. За всю более чем тысячелетнюю историю города-острова никому из многочисленных врагов Боуртуурии не удалось его взять ни штурмом, ни осадой, ни мором и даже хотя бы одним воином пробраться внутрь. Боуртуурия никогда не знала дворцовых переворотов и междоусобных войн. Это государство имело касту очень умных и благородных жрецов, являвшихся одновременно учёными. Кроме того, боуртуурский народ объединяла борьба с общим врагом – моугурами, жутамами и зуварами – дикими племенами лесных боуринов, также как и боуртуурцы живущих в Боурумикае, но которые сильно от них отличаются своим социальным укладом.

Моугуры, жутамы и зувары не лучшие представители боуринской расы, и имеют дурную славу. Они более чем другие боурины отреагировали на развал единой боуринской империи, который произошёл тысячу лет назад, и отвергли основную боуринскую религию, так как считают, что Боур предал их, поклоняясь теперь другим богам. Их злоба и отчаяние привели их на тёмную сторону. Моугуры поклоняются Моугуру – хозяину луны, жутамы духам ночного леса, называемым боуринами – Жути, а зувары вообще никому не поклоняются, так как настолько одичали, что считают себя звурами – волками, носят их шкуры и даже перестали разговаривать, а только рычат и воют. Зувары даже едят сырое мясо и практикуют канибализм. Врагами этих диких племен падших боуринов стали не только люди, но и все остальные боурины, которые остались верны Боуру. Они очень воинственны, и при каждом удобном случае совершают набеги на пограничные города пришедших и боуртуурцев. Именно из-за них люди прозвали этот лесной край «Боуринской жутью». Туаросские и пиврисские обозы иногда пропадают без вести на окраинах Боурумикая. Впрочем, не стоит углубляться в эту тему, а надо бы продолжить описание того, что предстало перед взором того, кто не относился ни к одному из этих народов.

Взор Рэндиса поймал центральный элемент озерного города-острова – дом правителя Боуртуурии. Это самое большое, самое красивое и самое высокое строение, с самой большой крышей, украшенной статуями первых царей и прославленных героев. Оно возвышается, словно гора над каменным лесом остальных домов. На самой верхушке крыши, на золотом штыре находился священный символ всех боуринов. Огромное, отполированное, сделанное из чистейшего золота, солнце с девятью острыми лучами, изображающее дом Боура. Оно походило на гигантскую золотую монету, которая в хорошую солнечную погоду светилась ярче самого чертога Боура. Только вместо изображения Боура, восседающего на троне, как это обычно изображалось у всех остальных боуринов, в центре этого Боуринского Солнца был изображён во весь рост с щитом в левой руке и копьём в правой Великий Туур – первый правитель, обожествлённый пророк, великий законодатель, двоюродный брат последнего боуринского императора, полководец, воин-герой, послуживший названием для своего народа, мудрец, приведший их к Вычонуру.

Для большего понимания боуртуурского народа, являющего собой одно из ответвлений самой древней расы этого мира, стоит узнать о том, кто же такие «боурины». «Туаросы» и «Пиврисы», они же «пришедшие», относящиеся к расе людей, самой молодой расе древнего мира, определяют Боуринов следующим образом: «имеющие разум, коллективные существа с кожей коричневого цвета, оранжевыми глазами, крупными чертами лица, ушами и головой неправильной формы при выпуклом затылке и лбом, надвигающимся на большие брови. Часто бывают лысыми или с рыжими, золотисто жёлтыми волосами. Ростом они в большинстве своем со среднего человека, но только более крепкие, с толстой кожей и костью, широкими плечами, широкой грудной клеткой, мощными длинными руками и ногами, которые чуть короче человеческих. Их взрослые мужчины всегда при оружии, умело им пользуются, крайне агрессивны, обладают большой физической силой. Очень воинственны, а присущая им смекалистость делает их крайне опасным противником». Так преподносят молодым бойцам в военных училищах Туаросии и Пиврисии учёные мужи и бывалые командиры, зачитывая из учебника основные понятия о главном враге человека – Боурине.
Да, Боурины являются самым главным врагом для «пришедших» в этом мире. Именно они главная причина того, что человек чувствует себя здесь чужаком.
Более точно можно понять боуринов, если немного отойти от туаросских и пиврисских военных справочников и поговорить о них по-простому.

Как правило, все боурины поклоняются единому богу, которого они называют – «Боур» – хозяин огня и света, отец всех боуринов. Отсюда и их название – «Боурины». Согласно их верованию, Боур живёт на небесном светиле, называемом домом Боура. Их виды, племена и народности поделены на кланы. У них тоже, как и у людей, есть своя цивилизация. Правда точно неизвестно, сколько времени она существует, но с уверенностью можно сказать, что намного больше людской. Люди разделяют боуринов на «степных», «горных» и «лесных», по принципу их места обитания и образа жизни.

– Пойдем, брат. Не смотри на этот город, мы там чужие, – положив руку на плечо заворожённому брату, сказал немного отошедший от своих страхов Тормэл, заметивший, куда смотрит Рэндис. Он даже не повернулся в ту сторону, куда смотрел брат, так как знал про слабость Рэндиса завораживаться этим городом. Сам же он в не меньшей степени хотел побывать там, но всегда относился к такой возможности саркастически, а в данный момент ему вообще было не до этого. Опечаленные братья опустили головы и неспешно пошли к берегу.

И тут неожиданно что-то со свистом воткнулось в лед прямо у ног Рэндиса. Это была боуринская стрела. Братья сразу узнали её, большая, с позолоченным опереньем. Они видели такие штуки и раньше, когда однажды уходили от их погони. Кто-то с берега закричал на боуринском: Эй вы! Ничтожные пришедшие! Идите сюда, а то во второй раз мы не промахиваемся!

Это были боуртуурские воины. Да, это те самые боурины, что относятся к разряду лесных. Они вобрали в себя всё самое лучшее от боуринской расы – это сила духа и тела, трудолюбие, благородство, а из характера – гордость, упорство, бесстрашие, свободолюбие, но добавили и часть нового – это острый ум, изобретательность и постоянное самосовершенствование. Но, к сожалению, хоть они и не так уж сильно и яростно ненавидят людей, как это делают остальные боуринские народы, но всё равно считают их врагами. Ведь в последнее время люди зачастили в их лес, и вместо дружеского визита, как этого от них ожидали, предпочитали тайно следить за ними, что-то постоянно вынюхивали. Люди даже похитили троих боуртуурцев и безвозвратно увезли их в неизвестном направлении. Боуртуурским воинам теперь велено быть всегда начеку, а завидев пришедших, брать их в плен живыми или мертвыми, если будут сопротивляться. 
 
Поэтому отряд боуртуурских стражей, когда шёл по прибрежной дороге, направляясь на дальние северные заставы на смену другим стражам, услышав крики с озера и увидев существ, похожих на людей (пришедших) сразу же решили, что это очередные враждебные разведчики.
Братья-близнецы знали несколько языков этого мира, сами говорили на тироско-пиврисском – едином людском наречии этого мира, знали боуринский язык, его разновидности – боурхонский и явибоурский и в совершенстве владели боуртуурским. Безликий лесовед, которого они называли просто учителем, обучил их половине того, что знал, а знал он много, так как за те множество веков, которые прожил, он не только много путешествовал, повидал весь мир, увидев множество диковинных народов и существ, но и никогда не переставал учиться всему новому, постоянно самосовершенствуясь. Да-да! Услышав такой возраст, любой туарос или пивр, необычайно удивился бы и даже вовсе не поверил в это, собственно, как и не каждый житель Боуртуурии принял бы это за правду, хоть и отличались некоторые боуртуурцы большим долгожитием. Некоторые старожилы доживали до двухсот лет, а легендарный Туур вообще прожил более трёхсот. Также есть легенды, что в более ранних эпохах, включая эпоху первого царства единой боуринской империи, и побольше жили, но не более тысячи лет, не считая миф про императора Тобронда. Никто точно не знал каков возраст у Микандуна, даже два его единственных ученика.    

Поэтому Рэндис и Тормэл сразу поняли то, что крикнули им боуртуурцы, и остановились в оцепенении. Медленно развернувшись в ту сторону, откуда их так грубо прервали да ещё чуть не попали стрелой, они увидели неожиданную картину. На берегу выстроилось с десяток лучников, которые целились прямо в них. Тетива луков была натянута до предела, а острые железные наконечники стрел сверкали на солнце. 

– Что будем делать? – не отрывая глаз от стоявших на берегу лучников, прошептал Тормэл, обращаясь к Рэндису.

– Ну… пойдём к ним, раз так просят, – спокойно ответил Рэндис, хитро усмехнулся и подмигнул своему брату. Тормэл сначала ничего не понял, хотел было возмутиться, но потом смекнул что по чём и уподобился Рэндису. И они пошли навстречу своей судьбе.
Рэндис и Тормэл никогда раньше не попадались боуринам, хотя с малолетства, несмотря на строгие запреты учителя, постоянно бегали около их поселений, наблюдали за ними, но та хитрость и маскировка, уменье тихо ходить, красться, которому они еще годам к восьми овладели в совершенстве, не позволяло им себя обнаружить. Братья всегда, сколько себя помнят, жили в отшельничестве в лесу, вместе с безликим лесоведом, который заменил им родителей. Если б не этот нелепый случай с падением, то, возможно, боуртуурцы никогда бы их так и не заметили, но, как это часто бывает, у судьбы на их счёт была своя задумка.
– Вы кто такие!? – по-боуртуурски обратился к братьям-близнецам командир боуртуурской стражи в тот момент, когда они вступили на берег.

– Вы, видимо, не понимаете, что я вам говорю?! Ну да, откуда вам знать наш язык, вы ведь считаете себя слишком великой расой, чтобы что-то знать о нас, дикарях! Что вы тут делаете на нашей земле, да ещё и около главного города? Видимо, придётся посадить вас на цепь да выставить в клетке на центральной площади на всеобщее обозрение, – продолжал кричать командир боуртуурской стражи спокойно стоящим и продолжающим молчать Тормэлу и Рэндису.

Этого громкоголосого командира звали Бурибор, он имел большой, совсем не боуринский выдающийся рост, возвышаясь как гора над другими боуринами, и не менее выдающийся подбородок, которому позавидовал бы каждый боурин. Рэндис и Тормэл были ему по грудь. Оная детина с горой мускулов являлась одним из самых грозных и опытных боуртуурских воинов. Одет он был в тяжелые железные доспехи, а вооружен, по-видимому, всеми видами боуртуурского оружия: два топора торчали за спиной, четыре меча висели по бокам, метательные ножи, закрепленные ремнями вперекрест на груди, бумеранг за поясом, копьё, лук через плечо, сумка со стрелами. Кроме того, он сильно ненавидел людей, имея на это свои причины. Ведь люди похитили его брата, тоже командира стражи, с ещё двумя боуртуурцами два года назад у границ Боурумикая.

Бурибор совсем рассвирепел и, стоя вплотную к Рэндису и Тормэлу, кричал им прямо в лицо. Его оранжевые глаза налились рубиновой кровью и прямо испепеляли братьев взором, уставившись в их спокойные глаза. Командира боуртуурской стражи очень раздражало, что они пребывали в таком безмятежном спокойствии и не отвечали на его вопросы.   
    
Окончательно взбесившись, Бурибор размахнулся своей громадной рукой с не менее громадным кулаком на продолжавших спокойно стоять человеческих близнецов, но вместо им ожидаемого смачного удара каким-то непостижимым образом промахнулся, после чего раскрутился, запутавшись в собственных руках, потом поскользнулся и с выпученными глазами упал в сугроб вниз головой. Его кулак пролетел прямо над головами человеческих братьев.
Этот промах был не случайностью, и Бурибор это сразу понял. Рэндис и Тормэл профессионально увернулись от удара. Только потом командиру боуртуурской стражи стало понятно их молчание и неподвижность. Они продумывали предстоящую схватку.

– Ах, вот вы как! Как вы посмели! Да, я Бурибор Могучидуб, сын Яробора Могучидуба! – вытащив голову из сугроба, с мокрым и очень недовольным лицом заорал Бурибор. В данный момент он походил на неуклюжего разъяренного рурата, разбуженного в разгар зимней спячки.
– Схватить их! – наконец скомандовал он своим подчинённым.

Реакция боуртуурских стражей оказалась незамедлительной. Два десятка полных решимости боуртуурцев побросали свои луки, вытащили мечи, бросились на Рэндиса и Тормэла в то время, как другой десяток держал их на прицеле.

Тут для двух наших героев сложилась почти безвыходная ситуация. И как бы они ни хотели вступать в драку, ситуация не оставляла им выбора. 

Микадун с малолетства обучал братьев-близнецов не только языкам, истории, философии и прочим наукам, но не меньшее внимание уделял различным видам единоборств, которыми владел в совершенстве. У него имелась своя философия, в основе которой лежала идея о том, что тело – это самое совершенное оружие. Он всегда любил повторять, что «…оружие, какое бы оно ни было, не сразу, но постепенно, с годами поглощает и порабощает своего владельца, так как он всё больше начинает надеяться не на себя самого, а на свою железку. Он слабеет не только телом, но и духом, думая, что, пока у него есть меч или лук, копьё или еще что-то, он может победить врага. Кроме того, когда войны утихают, оружие всё равно взывает к битве, к уже ненужным жертвам, а после чего случаются большие беды. Поэтому, что человек, что боурин, что кто-нибудь ещё, всегда будут рабами своих вещей, если будут надеяться только на них, забывая про своё тело…».

Так что удивлённые боуртуурцы разлетались в разные стороны, и их оружие им не помогало. Лучники же не решались выстрелить, так как они наверняка бы попали в своих, а Рэндис с Тормэлом, видимо, зная это, очень хорошо пользовались оказанной им возможностью. Но не каждый смог бы повернуть такую ситуацию себе на пользу, а только очень умелые и смелые воины, которыми они, по всей видимости, и являлись.

Братья-близнецы как, оказалось, имели умопомрачительную реакцию и являлись удивительно скоростными борцами. Они с невероятной лёгкостью увёртывались от ударов, извивались словно змеи, варьируя между боуринами, как рыбы между водорослей и одним точным ударом валили с ног противника. Это был невероятно искусный танец борьбы.

Боуртуурцам так и не удалось нанести ни одного удара Рэндису и Тормэлу. Помня о целившихся в них лучниках, которые уже готовились, видя неминуемое поражение своих сослуживцев, пустить стрелы в неведомых борцов, братья схватили по одному оглушённому боурину, словно игрушку, и, укрываясь ими, как щитами, бросили в тот самый ряд пока ещё стоявших стражей с луками. Лучники не решились стрелять в своих, на что и рассчитывали братья. Но стояли они на ногах недолго, так как в тот момент, когда на них упали бессознательные тела соратников, большая часть из них упала на землю, а другие в довершение всего были сразу оглушены стремительными ударами Рэндиса и Тормэла.
Все боуртуурские стражи были повержены, и два брата теперь стояли посреди кучи беспорядочно разбросанных и лежащих без сознания тел. Остался только один Бурибор, и, пока шла битва, он стоял в стороне, не шевелясь, напряжённо наблюдал, копил гнев и ждал своего выхода. Теперь они замерли друг против друга на расстоянии тридцати шагов, и на несколько минут вокруг них воцарилась опасная мрачная тишина.
 
Первым пошёл Бурибор. Он резко вытащил из-за пазухи два огромных резака и швырнул их в Тормэла и Рэндиса. Близнецы успешно от них увернулись и начали неспешно надвигаться на врага. Боуртуурский командир-гигант вытащил теперь четыре ножа, которые он решил пустить, резко развернувшись, намереваясь застать людей врасплох своим боевым мастерством, и они с ещё большей скоростью полетели в близнецов. Но и этой внезапности они смогли избежать с той же непревзойдённой и удивительной легкостью. Потом полетел гигантский топор, два меча, копьё и бумеранг, но и им не удалось попасть в цель или хотя бы краешком задеть чудо борцов. Всё запущенное оружие тупо втыкалось в деревья, либо безнадежно плюхалось в грязь. 

Теперь у Бурибора осталось последнее и одно-единственное оружие. Фирменный традиционный боуртуурский вардиш - «борун». Совсем необычное для людей оружие, использующееся преимущественно только боуринами, оно напоминало гибрид копья, топора и сабли. История создания этого оружия окутана тайной и насчитывает две тысячи лет, но боуртуурский борун являлся самым молодым и отличающимся от других, так как имел самое длинное лезвие.
Бурибор воспалился отчаянной яростью: ведь он выжал всё своё мастерство до последней капли, выделывал самые неожиданные даже для него развороты, а эти людишки оставались невредимыми. Он стоял запыхавшийся, горячий как раскаленное железо, сжимал в руках свой огромный борун и выпускал пар из ноздрей, словно загнанный нокру.

– Это всё, на что ты способен?! – насмехающимся голосом выкрикнул Тормэл.
– Да я вас на части порублю!!! – закричал разгневанный Бурибор и сразу же побежал со своим боуртуурским вардишом на неуловимых близнецов. Взмах, ещё взмах, но всё мимо! Лезвие никак не хотело касаться увёртливых людишек. Два резких удара локтями Рэндиса и Тормэла, и гигант тут же был оглушен мощнейшим двойным ударом в лицо. Ещё более могучей силы последовал одновременный удар ногами в брюхо, после которого могучий Бурибор улетел шагов на пять, и упал в грязь без сознания.

Рэндис и Тормэл являли собой жгучую смесь уникальности и высокой бойцовской умелости, возможно, их даже можно назвать одними из лучших в этом мире по части рукопашного боя, но они не были убийцами. Поэтому все боуртуурцы лежали не мёртвые, хотя близнецам это не составило бы особого труда, а даже наоборот, было бы легче, чем стараться не превышать силы, а они всего лишь отдыхали, будучи без сознания, оглушённые. Через час боуртуурские воины должны обязательно прийти в себя. Братья-близнецы умели рассчитывать свою силу и хорошо знали свои способности. Кроме всего прочего, их учитель строго-настрого наказал им никого не убивать. Он всегда им повторял великую вселенскую истину – «чем больше умение, знание и сила, тем больше ответственности». Правда, братья пренебрегли ещё одним наставлением мастера: не показываться на глаза боуртуурцам, не вступать в контакт и тем более не драться.

Последний противник был повержен, и теперь Рэндис и Тормэл стояли одни на прибрежной дороге, усеянной бессознательными телами боуртуурских стражей.   

– Что же мы скажем учителю? – молвил Тормэл, почёсывая затылок и глядя на проделанную ими работу.

– Не знаю. Но возвращаться надо всё равно, – не оборачиваясь к Тормэлу, уныло ответил Рэндис.

– У нас ведь не было выбора, а они сами первыми напали, если бы не мы их, то они нас точно. Да вообще мы же их не убили в конце концов, а только так, слегка помяли и оглушили, – неуверенно и запинаясь, начал говорить Тормэл, как бы оправдываясь перед братом.

– Вот это мы и скажем учителю, – задумчиво и угрюмо сказал Рэндис, обернувшись к брату.
Пока братья говорили, совсем расслабившись и медленной походкой продвигаясь к лесу, Бурибор Могучидуб зашевелился. Он очнулся, сотрясаясь всем телом, привстал на колени и, тихо хрипя, начал что-то нащупывать, ухватившись в итоге за копьё. И в тот момент, когда он замахнулся, пытаясь кинуть копьё в спину одному из братьев, произошло нечто, совсем неожиданное для всех. Лёд озера в той его части, что находилась у берега и за спиной Бурибора, сотрясся от мощного удара. Что-то вынырнуло из озера, в буквальном смысле взорвав ледяной покров. Это был столб ожившей чёрной воды. Он обрушился на развернувшегося и исказившего свое лицо ужасающей гримасой, боуртуурского командира. Бурибор вновь свалился без сознания, оглушенный большой массой воды. Черная вода сначала образовала большущую лужу вокруг воинственного боурина, но потом поспешила скрыться в темных недрах чёрного озера.

– Ну что я тебе говорил? Это озеро живое! – возбужденно и радостно вскрикнул Тормэл, указывая рукой на новообразовавшуюся большую прорубь в ледяной глади озера.
– Невероятно, это действительно так. Но, похоже, оно на нашей стороне, – протянул Рэндис, оставаясь неподвижным и пребывая в каком-то завороженном состоянии, взгляд его остановился на том месте, откуда несколько мгновений назад неожиданно вынырнул водяной столб.

Братья еще долго стояли, всматриваясь в чудесное озеро до тех пор, пока их не спугнуло пробуждение одного из боуртуурцев. Рэндис и Тормэл вошли в лес и направились туда, где они жили, тренировались и учились вот уже пятнадцать лет, в холмистую часть Боурумикая, называемую в боуртуурском народе «холмами предков». Тормэл возбужденно разговаривал, живо жестикулируя, а Рэндис молчал и о чем-то думал. Они надолго запомнят это происшествие, и с этого дня их жизнь уже вряд ли будет прежней.