Ночь на поле Куликовом

                НОЧЬ НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ
 
Давно мечтал об этом – и вот сбылось. Никому и ничего ни говоря, я покинул шумную Москву и приехал туда, где давно уже даже нет намёка на суету. Поезд почему-то задержался, так что мне уже в сумерках пришлось добираться до мглистого, легендарного Поля, кое-где обагрённого остатками закатной крови. Сначала было тихо. Странно тихо и жутковато, как бывает в сумерках на кладбище. А потом над полем стали кричать во всё горло – хрипеть и картавить – чёрные тучи воронов, летящих откуда-то из ближайшего берёзового леса, как будто спешащих на свой великий пир. А потом почудились волчьи голоса – тоже где-то за краем соседнего леса – как будто волчья стая выходила праздновать на кровавом Поле. Я понимал, что это совсем не так – всё это фантазия и собственная сказка, но не верить в это я уже не мог…
В ту далёкую ночь, проведённую на Поле Куликовом, передо мной промелькнуло видение русского духа и лучезарного ангела. В ту ночь передо мной раскрывались ярчайшие картины прошлого – во всей своей красе и неотвратном ужасе. Я видел, как вечерний, туманный ветер, одетый красноватыми облаками, не спеша, ковылял по ковылям, точно раненый; ветер падал, бездыханно распластавшись по траве, потом стонал, ворочался в кустах и отползал куда-то к берегам Непрядвы – напиться. И в это же время запах полыни крепчал на ветру – жирной, высокой полыни, в зелёное тесто размятой, растерзанной  подковами бесчисленной конницы. Однако сильнее полынного духа над Полем Куликовым пластался жуткий запах горелого мяса и запах горелой земли. И небо уже выгорало дотла, тушевалось до пепельных сумерек.
А потом Стожары стояли над землёй, сурово поблёскивая остриями пронзительных копий. Стожары тихонько подрагивали в холодеющем воздухе и чуть слышно, призрачно позванивали. А следом за сверкающим созвездием Стожар над землёй заблестела восходящая луна – огромный шит в руке незримого богатыря, который тихой поступью шагал на помощь русскому воинству. И чем ближе к Полю подходил тот богатырь, тем сильнее горел его щит, и мне было явственно видно всё то, что тут случилось много веков назад.
Русская земля, в те поры не знавшая ни сохи, ни плуга была на месте боя безобразно, безжалостно перепахана – живого куска не найти. Земля была не только перепахана копытами коней, колёсами повозок – земля была засеяна телами и густо, щедро полита кровью. И никогда не забыть мне, как в ту далёкую ночь – страшно прекрасную ночь – я при свете луны вдруг увидел большого орла, пролетавшего над полем Куликовым. Это был такой большой орёл, каких в природе не существует.  И очень хорошо мне было видно, как из груди орла торчит татарская стрела – непомерно большая. Стрела тянула птицу вниз, к туманному, чёрному долу, к пустому оврагу – последнему пристанищу пернатого царя. Глухо оглашающий округу предсмертным клёкотом, орёл сопротивлялся своей погибели; разгребая крыльями туманы и дымы, этот сказочный Русский Орёл пытался быть выше себя самого – гордо выпячивал грудь, втягивал взъерошенную голову и накалял глаза последним жаром, догорающим в груди; сердце больно билось где-то рядом с отравленным татарским наконечником, голова туманилась ядовитой кровью. Теряя силы, падая на землю, Русский Орёл хватал когтями дымный воздух и старался в последнем падении накрыть собой бегущего ковыльника – степного зайца, в которого переселился вражий дух, испуганно кружившийся теперь среди кустов, человеческих тел и порубленных белых коней…
А через несколько минут я вздрогнул и отвлёкся от орла, потому что где-то сбоку – по наклонной плоскости – вдруг покатился огненный шар. Он катился с гудением, с треском, напоминающим гудение метеорита, вошедшего в слои земной атмосферы. Присмотревшись, я понял, что никакой это не метеорит – это  горела кочевая кибитка, запряжённая гнедыми рысаками, ослепшими от боли, обезумевшими. Трубами подняв хвосты, кони храпели, вылупив глаза и, ничего не видя пред собой, несли кибитку и себя – под крутой обрыв. И очень скоро этот огненный шар укатился в тартарары, и на какое-то время перед глазами стало темно, и я остановился, чтобы ненароком не упасть куда-нибудь или не наступить на мёртвое тело русского или татарского воина. А кроме этих воинов тут ещё было полно и зверья – степные лисы, выводки волчат, во время страшной сечи копытами затоптанные в грязь, пытались приподняться там и тут, пытались куда-то ползти на переломанных лапах. Слабый скулёж доносился и тихие стоны стояли над потемневшим Полем Куликовым.
И над всем над этим витал какой-то лучезарный ангел – я это тоже помню очень хорошо! Лучезарный ангел мне виделся почти что до рассвета. Летая над безбрежным Полем Куликовым,  осеняя землю золотым крестом, лучезарный ангел тихо распевал молитву о Христе, распятом при Понтийском Пилате. Слова молитвы этой падали в сердца и души умирающих русичей, как падают зёрна в раскрытую землю, чтобы зацвести, заколоситься новой жизнью. Так было – думал я той давней ночью – так было и так будет, и потому не страшно умирать, особенно если ты жизнь отдаёшь за Россию, без которой тебе не прожить!