всё не то...

Который день мучает память вкуса квашеной капусты… Но это так просто не понять. Это всё вместе, как кино или картинка в миниатюре.
… Отец рано начал брать меня с собой на электрички. Как только начала уверенно ходить. Это значит год. Один годик. Была хорошенькая маленькая и щебетунья удивительная! Пела песни. Всякие. Умела или не умела – скидка была на возраст. Танцевала, стихи читала и, просто так ходила по вагону и говорила, говорила с каждым. Маленьким, стареньким, молодым. Всем было смешно и любопытно – такой смешной, самостоятельный ребёнок, со своим смыслом в жизни.
 Отец мой, слепой мужчина. Время послевоенное и ещё не было артелей для слепых, где бы он смог заработать на семью денег. Вот и возил меня с собой, как ручную обезьянку. Больше подавали. Ребёнок же!
Пил, конечно. Помогал ещё и матери своей. А нашей семье( т.е. своей), доставались крохи. Я, почему-то, в садике заболевала на второй же
день. С папкой ездить нравилось очень. Всё можно было. Даже то, что мама дома никогда бы не разрешила. Я это рано поняла и дома была просто серой мышкой. Делала, как велели.
И вот приехали как-то с отцом домой, а дома даже хлеба нет. И кушать хочется ужасно.
 Папка достал чашку большую – мама ею закрывала сковородку, когда жарила картошку. Наложил капусты квашеной в чашку, а дома и масла постного нет. Ну что делать? Дети же! Снял свою шинель с вешалки и… по карманам. Достаёт целую горсть сахара и посыпает капусту. А сахар тот вместе с махоркой… и ведь ели! И с таким аппетитом!.. вот этот вкус и помнится почему-то. Вкусно было.
Я делала уже так. Нет. Не такой вкус. Наверно махра была другая. И как-то грустно от этого.  Много чего было в детстве. А повторить уже невозможно. Всё не то. Милое босоногое детство! Как всё просто было.
Были куры под столом на кухне и мы, дети, кормили их. Всё, что сами ели и им давали. Носили им камушки маленькие, бумагу рвали, крошки хлеба. По курам этим я считать училась. Пять штук и три яйца сегодня, а два завтра. Коза Дунька, жёлтая, большая и молоком пахнет. И мама, на корточках возле меня, заставляет выпить парное молоко. А я так ни разу и не попробовала. Только с подполья. Холодное. …Картошка на рыбьем жире жарится и я убегаю на улицу, чтоб не чувствовать этот запах. Его же тогда на розлив продавали, рыбий жир.
…Пёс наш Жулька, с которым папка ходил. Без меня. А папка наш мог завести зрячего в городе так, что он обратно дороги не найдёт.
Папка играл в шахматы и на турниры ездил в другие города. Но это уже, когда работал и клуб у них был свой. Играл на баритоне и на гармошке, в хоре участвовал. Был мастером матрацного цеха и хорошо зарабатывал.
А у меня вот и капуста есть, а не такая, как там, в детстве…

Насыпушка            

Наш посёлок на берегу, насыпушка с дырявой крышей.       
Столько лет! А забыть не могу. Бабы Кати я голос слышу.
Наша улица, и поворот. Пыльный шлях мимо школы, в гору,
А с горы мой отец идёт. Деловито и смело, и скоро…
Траур в доме, но для детей сытость радостная, беспечность.
На столе просто всё, без затей. Жизни, кажется, бесконечность.
… Осень. В сенках упал потолок. Много тётей и дядей. Ахают.
Мама. Садит нас в уголок. Гром с дождём на улице бахает.
Зимний день, всё бело кругом, будто скатертью речка покрыта,
А мы с мамой по льду идём – на узлах я, а мама с молитвой.
Из посёлка мы в город едем. Дали комнату нам в подвале.
Я больна. Сырой воздух вреден, но родители рады, что дали.
И не раз потом переезжали, обживались и снова меняли,
Но посёлок всегда обожали. Насыпушка. Там стены сияли.
Там безоблачным было детство. Там коза – Дунька и козлята.
Жулька – пёс  там знал своё место, на заборе из досок заплаты.
Там колодец с ведром на цепочке, в огороде малина медовая
И вода для купания в бочке, и там я – девчонка бедовая.
Износилась да измочалилась, и посёлка «первого августа» нет,
И беда потихоньку причалилась, а в душе насыпушки свет!
-------------