Алиана

АЛИАНА

Часть первая, в которой все началось и продолжилось

1
    Море, которого нет ни на одной карте, всегда было теплым и спокойным, волны словно покачивались без движения, лишь иногда создавая над собой пенистые гребешки, и тогда движение волн становилось видимым, а пенистый гребень искрился и сверкал разноцветными искрами, чего не было ни в каком другом море. И небо над этим морем всегда оставалось голубым с редкими белыми прозрачными облаками, они скользили, подгоняемые легким ветерком. А ночью над морем светились такие крупные и яркие звезды, каких нигде больше не увидишь, когда же наступало полнолунье, само море из глубины его начинало светиться. А темных туч, которые пригоняет жестокий упругий ветер, туч полыхающих молниями, гремящих сотрясающим громом, льющих дождь, от которого становится непонятно, где небо, а где море, такого никогда здесь не было. Если какое беленькое облачко и проливалось дождем, то это был теплый дождь, к тому же такие облака не закрывали солнце и падающие в море капли становились от его лучей еще теплее. А еще капли дождя приносили с собой радугу, она была яркой и красивой и все семь цветов — от красного до фиолетового — всегда переливались в этой радуге.
    И вот, если присмотреться к такой радуге, то можно увидеть, как по ее крутому боку кто-то быстро поднимается. Прозрачные силуэты — некоторые люди сказали бы даже призрачные — они добегали до самого верха и тутже соскальзывали вниз, и если бы кто-то мог прислушаться, то услышал как они весело смеются и визжат, ну, точно как девушки, когда скатываются с ледяной горы.
    Впрочем, развлекаться, скатываясь с радуги, это слишком уж похоже на сказку, а мы, хоть и не обещали говорить правду и ничего кроме правды, сказки рассказывать не собираемся, ведь каждому известно, радуга, это преломленные в падающих каплях солнечные лучи… Нет, стоп! Всякие умные рассуждения оставим ученым, потому что когда не знаешь чего-то, только и остается, что рассуждать с умным видом, вот пусть и рассуждают. А нам никто не говорил, что на солнечном луче нельзя прокатиться. Или просто прогуляться по нему. Здесь, наверное, так — кто-то может, а кто-то нет. И вот тот, кто не может, тот говорит, что нельзя, а вот кто может… А кто это может, тот ничего не говорит, тот просто катается и гуляет. А ученые с очень умным видом рассуждают: можно или нельзя — то есть рассуждают о том, чего не знают. Но им так положено, потому что их просто перестали бы называть учеными, если бы они перестали рассуждать о том, о чем понятия не имеют.
    Да, и еще, что касается того, сказку мы рассказываем или не сказку, тут каждый как хочет, так пусть и думает, не спорить же из-за таких пустяков. А если даже и сказку? Кому от этого хуже?
    Так вот, в этом море, которого не было ни на одной карте, корабли не плавали, и даже небольших рыбацких лодок здесь не было, хотя рыбы водилось много.
    Больших кораблей и рыбацких лодок и шхун здесь не было не потому, что этого моря не было ни на одной карте, а потому что море это было волшебным.
    Нет, это не совсем точно, что ни корабли ни лодки никогда не появлялись здесь. Совсем редко, но такое случалось. Но чтобы попасть сюда нужна была очень-очень большая удача. Хотя, можно ли это назвать удачей? Ведь выбраться из этого моря было еще труднее, чем попасть в него, потому что не может два раза подряд так сильно повести. Это все равно что в лесу кинуть камнем наугад и попасть в какое-то дерево, а потом взять другой камень, закрыть глаза покружиться на месте и с закрытыми же глазами снова кинуть камень и попасть в то же самое дерево. Получится? Нет конечно, хоть всю жизнь кружись и кидай эти самые камни.
    Так вот, иногда, очень-очень редко, но такое случалось, что какое-то судно или суденышко оказывалось в этом море. И тогда всем людям, которые находились на этих судах или суденышках становилось очень страшно. Особенно страшно им делалось ночью, потому что даже самые опытные и знающие моряки не могли найти на небе ни одной знакомой звездочки и, тем более, созвездия. И они, эти корабли и суденышки так бы и плавали по этому морю всегда. Так что за столетия, которые люди плавали по морям и океанам в этом море скопилось бы достаточно много разных кораблей и лодок. Если бы не ОНИ.
    Людям на корабле или лодке неожиданно для себя попавших неизвестно куда,  становилось так страшно, как никогда до этого страшно не было, потому что сколько ни плыви по этому морю, а все равно остаешься на одном и том же месте. И даже, когда капитан, пытаясь скрыть испуг в голосе, говорил рулевому: "Право руля", корабль кажется поворачивал, но звезды оставались на своих местах, слово поворачивались по команде капитана вместе с кораблем. Ну и если сказать "Лева руля" выходило то же самое. Даже пираты, которые никого и ничего не боялись, если попадали в это море, а такое пару раз случалось за несколько столетий, так вот, даже пиратам, становилось так страшно, что разбойники эти от страха начинали пить свой ром, который, как всем известно, они только и пьют, а потом начинали ругаться и проклинать все, потому что, когда ругаешься, страх не так сильно чувствуешь, и стрелять начинали из пистолетов и ружей, сами не зная, зачем и в кого. А иногда начинали стрелять и друг в друга, обвиняя друг друга в том, что оказались неизвестно где (что, в общем-то, говорит о том, что пираты не были такими уж смелыми, какими из часто изображают). Но стреляли разбойники напрасно, потому что от стрельбы и разлитого по палубе рома, на корабле начинался пожар и когда огонь доходил до погребов, где у пиратов хранился порох, корабль взрывался и тонул.
    Но тем, кто не поддавался панике и не губил сам себя, удавалось выбраться из этого моря. Но только удавалось им это не самим. Им помогали. Но те, кому помогли, даже не догадывались, что им помогли, а просто, неизвестно как, моряки оказывались в таком месте, откуда уже могли определить по солнцу или звездам, в какой стороне их дом. И как мы уже сказали или почти сказали, помогали им в этом ОНИ.
   ОНИ — селены. Возможно, название это связано с Луной, а возможно, и богиней Селеной, дочерью Гипериона и сестрой Гелиоса, бога Солнца. Впрочем, имя богини тоже связано с Луной. Тем более, и Луна и Солнце для селен были очень важны. Об этом чуть позже. Но, очень может быть, что селены называли себя так по какой-то другой причине, о которой они и сами не знали, а уж мы об этом, тем более, не знаем и не узнаем никогда. Да это и не имеет значения, ведь не знаем мы, почему ромашку называют ромашкой (хотя, может, кто-то и знает), но для тех, кто не знает, она от этого не становится цветком менее привлекательным.
    Селены помогали людям, попавшим на своих суденышках в их Волшебное море, по двум причинам: первая — им совсем не хотелось, чтобы в их море находился кто-то посторонний. Конечно, они могли бы просто потопить эти корабли, но была, как сказано, вторая причина, по которой они помогали людям найти выход из их моря. И эта вторая причина то, что селены были добрыми. Селены не желали никому зла, возможно, потому что они не знали, что такое зло, а возможно, они просто были такими, что не желали никому зла.
    В воде селены почти невидимы, потому что были такие же прозрачные, как вода и только когда они выплывали на поверхность их можно было разглядеть, если, конечно, знать куда смотреть и смотреть очень внимательно. На поверхности воды их влажные тела казались созданными из стекла, только из стекла такого гибкого и пластичного, что любая танцовщица им позавидовала бы. Но вот рассматривать их было некому.
    Селены дружили с дельфинами, а еще с осьминогами и кальмарами, но с этими меньше, потому что осьминоги и кальмары были сами по себе не очень-то разговорчивы, они любили изображать из себя мудрецов, которым все-все известно. Особенно осьминоги. И только некоторые из селен общались с ними, те, которые любили пофилософствовать, а так как селены были женщины, а женщины и, тем более, девушки не очень-то любят философствовать, а чаще терпеть этого не могут, то с осьминогами им было скучно. А вот дельфины, это совсем другое. Во-первых, дельфины веселые и, значит, с ними весело, а потом, хоть дельфины и не философствуют, как осьминоги, но знают не меньше, а то и больше тех, потому что много где бывают и много чего видят и, значит, много чего интересного могут рассказать, часто странного и удивительного, и даже такое, чего дельфины и сами не могут понять и объяснить.
    Иногда селены, забавляясь, могли помочь дельфинам поохотиться на рыб и даже за компанию с дельфинами съесть одну-две штучки мелких рыбешек, хотя есть им было необязательно, потому что основные силы давало им солнце.
    Не любили селены только акул. Не любили и потому что акулы были врагами их друзей дельфинов и если акула была большая, она могла напасть на дельфина, когда он один и рядом нет друзей и даже убить могла дельфина и еще, потому что акулы были вечно голодные, а поэтому вечно злые. Обычно селены прогоняли акул просто — они говорили акуле, чтобы та убиралась и, как правило, акула не спорила с селенами, даже если та была одна. Но встречались огромные и очень наглые акулы, которые прожили уже тысячу лет, а может и больше, и такие пытались напасть даже на селену, если та была одна, тем более, селена раз в сто меньше такой огромной акулы. Но хватало одного мгновенья, чтобы даже самая огромная акула поняла, кто из них сильнее. Из тела селены вырывался словно электрический разряд, от которого акула начинала кружиться и метаться как маленькая рыбешка, попавшая на крючок. И как только после этого акула приходила в себя, она уже не споря, старалась убраться как можно подальше и никогда больше не заплывать в Волшебное море. Только это был совсем не электрический разряд, а это была сила Солнца.
    А вот сейчас надо рассказать, откуда у селен была такая сила. Но тут все очень просто, тем более, уже было сказано, что в основном силы селенам давало солнце.
    Днем селены выплывали на поверхность моря и резвились и играли или просто лежали, покачиваясь на волнах. А некоторые плыли к берегу и выходили из моря на белый-белый песок. На песке под солнцем они гонялись друг за другом визжа и смеясь, как и обычные девушки, когда разыграются в салочки или прятки и им от этого становится очень весело и хорошо. Но Солнце не только согревало их прозрачные тела. Большая часть лучей, конечно, проходило сквозь них, но некоторые лучики в них оставалась. И это давало селенам силу, чтобы жить и чтобы быть сильными, даже сильнее самых огромных акул.
    Но если днем селены получали для своих тел силу и энергию, то ночь давала им совсем другое. И темный непроглядный мрак неба и свет ярких звезд давал селенам то, без чело сила совсем ничего не значит. Из ночного неба они впитывали знание и умение, как пользоваться своей силой — ночное небо давало им часть той мудрости, которая копилась во вселенной миллиарды миллиардов лет.
    Но самым главным в ночном небе была для них Луна. В полнолуние все селены всплывали на поверхность и лежали, покачиваясь на волнах, под холодными и загадочными лучами, которые, казалось, и были всего лишь отражением солнечных. Селены не понимали, почему их притягивает этот таинственный свет, но они наслаждались им, как люди наслаждаются музыкой или стихами. И они чувствовали приятную боль, боль счастья и чего-то еще, чего-то непонятного, от чего люди плачут и становятся добрее и от чего хочется любить весь мир. И эта музыка и поэзия лунного света, как и солнечные лучи не вся проходила сквозь их прозрачные тела, часть, как и солнечные лучи оставалась в них. Ни одна из селен не понимала, что музыка и поэзия луны пробуждает в них желание любить и быть любимыми. Но только откуда селенам было это знать. Они лишь чувствовали волшебную боль и чудесные, но расплывчатые мечты, даже не понимая, что они навеяны обрывками из рассказов дельфинов о другом мире, злом и жестоком, из которого к ним иногда по непонятной ни для кого случайности раз в десять или в тридцать лет попадали корабли или рыбацкие лодки и шхуны.
    Но если кто-то думает, что селены только и делали, что резвились под солнцем и наслаждались луной, тот ошибется. У селен было много и других занятий. Ну, например, они украшали свое море: устраивали около своих домиков на дне моря лужайки из водорослей и украшали свои дома и подводные камни и скалы поблизости от них кораллами и ракушками, ну еще драгоценными камнями и всякими другими вещами, которые остались на потонувших кораблях.
    Кто-то скажет, что это глупое занятие, оттого, что им нечего делать. Но почему же тогда никто не называет глупостью, когда хозяйка убирает свой дом и раскладывает и развешивает разные салфеточки и коврики? Не говоря уже о тех людях, профессии которых называют дизайнер или, допустим, архитектор. Кто-то скажет, что архитектор, пытаясь построить самое прекрасное в мире здание, занимается глупостью? Никто не скажет. А чем отличается украшение подводного мира? Ничем. Не говоря уж о том, что селены были очень талантливы, они ведь впитывали свой талант из света Луны и мрака космоса. И если бы кто-то мог посмотреть и увидеть дома селен, то понял бы, что такое настоящая красота. И если построенное талантливыми архитекторами называют застывшей музыкой, то построенное селенами можно было назвать застывшей песней, потому что не только музыку можно было почувствовать в созданном ими, но стихи. Ну вот, теперь, наверное, никто не станет говорить, что селены занимались глупостями от скуки, от нечего делать. Впрочем, у них были и другие дела. Но ладно, сразу всего не перескажешь.
   
    2
    Был самый жаркий час дня, когда солнце в самом зените. В этом море солнце всегда поднималось до самой высокой точки на небе, потому что здесь не было ни зимы ни лета, а значит и осени и весны тоже не было. Поэтому получается, что в Волшебном море и четырех сторон света не могло быть, а только две: восток и запад (откуда солнце поднимется и куда опускается). Поэтому так и пугались сразу моряки, которые очень редко, но все же заплывали сюда, сначала пугался матрос, стоящий у штурвала, он звал капитана и тогда страшно становилось самому капитану, потому что стрелка компаса крутилась, как щепка в луже и показывала что угодно, но только не север и юг. Но и как она могла показать их, если их здесь не было?
    Все селены до одной находились на поверхности моря. Они, как обычно, или просто лежали на воде под лучами солнца, чувствуя, как в их тела входит его сила или резвились и играли друг с другом.
    Две из них — Риала и Алиана — решили в этот раз побыть на берегу. Это еще и тем для них интересно, что когда они выходили из моря и мокрые начинали кататься по песку, их тела становилось видно так же, как если бы простой человек, искупавшись, вышел на берег и тоже покатался по песку. И вот если бы какой-то художник увидел селену покрытую тонким слоем мельчайшего белого песка, он сначала упал бы в обморок, а потом схватил бы кисти и краски и сразу стал рисовать, потому что тела селен были так красивы, так гармоничны в своих пропорциях, что среди людей только один на несколько миллионов мог бы сравниться красотой тела с любой из селен.
    Алиана и Реала уже набегались по берегу и успели слегка устать. Они любили играть и в теплой прозрачной воде и на берегу, потому что были молодыми и веселыми (впрочем, старых среди селен и не было и понятия "быть молодой" или "быть старой" они не знали, а если бы и знали, то такое для них было бы  относительным). Но если возраст Алианы и Реалы считать по человеческим меркам, то каждой из них было не больше пятнадцати-шестнадцати лет. Теперь они лежали рядом и разговаривали.
    Да, еще надо заметить, что берег Волшебного моря не был бесконечным песчаным пляжем, уходящим за горизонт. Довольно далеко, но все же не так и далеко берег окружали скалистые горы. И эти скалы были тоже не простыми. Если бы какой-то даже самый лучший в мире скалолаз попытался забраться на вершину этих скал, то у него ничего бы не получилось. Не потому что не хватило бы умения, а просто если подниматься по этим скалам вверх, то сколько бы кто-то ни поднимался, вершина оставалась бы от человека на том же расстоянии, как и в самом начале, когда он стоял только еще у ее подножия.
    Алиана и Реала лежали на горячем песке и негромко разговаривали. Сейчас они говори о таком, что интересовало обеих, но интересовало по-разному. Как, например, двое людей, которым очень интересно, как устроена музыкальная шкатулка, стоят и смотрят на нее. Но одному это хоть и интересно, но он ни за что не станет разбирать ее, потому что побоится сломать, а другой, только и мечтает, как эту шкатулку разобрать до винтика и все увидеть и потрогать.
    — Ты хотела бы посмотреть на тот мир, о котором рассказывают дельфины и из которого иногда в наше море попадают люди, которых называют моряки? — спрашивала Алиана.
    Риала не ответила сразу, ответила чуть подумав.
    — Не знаю, — все еще думая над вопросом Алианы, заговорила Риала. — Мне кажется нет. Тех, кого мы видели здесь, часто бывают очень недобрыми, не лучше акул. Они могут делать больно друг другу и даже убивать.
    — Это они от страха, — немного заступилась за людей Алиана.
    — Если они могут делать плохое от страха, — не согласилась Риала, — значит и не от страха тоже могут делать.
    Риала была селенной, которая хоть очень редко, но общалась с одним старым осьминогом и, значит, совсем немного, но могла и пофилософствовать.
    — А мне бы хотелось посмотреть, как они живут, — сказала Алиана. — Дельфины рассказывают, что они живут не в море а на суше, потому что сами почти не умеют плавать, поэтому и по морю плавают в этих своих кораблях и лодках, как они их называют, а без них они в воде быстро тонут.
    — Ты не первая, кто задумывается над этим, — сказала рассудительная Риала. — А были и такие, кто даже делал такую глупость. Уходили, чтобы посмотреть как живут люди. Только ни одна из них не вернулась обратно.
    — Да, я знаю, — согласилась Алиана.
    — Конечно знаешь, не хуже меня. И знаешь, что дельфины рассказывали. Их тела, оттого, что их не омывает постоянно чистая вода Волшебного моря, становились постепенно темнее, и от этого они делались похожим на людей, которые время от времени попадают сюда на лодках. А что потом с ними происходило — неизвестно.
    — Да нет, — заговорила Алиана успокаивая подругу, — я, конечно же, не собираюсь никуда уплывать или уходить отсюда. Я просто сказала, что мне интересно. Только и всего.
    Риала хотела что-то ответить, наверное предупредить подругу, что хоть это и интересно, но чтобы она не задумывалась подолгу над такими вещами, от которых бывают неприятности, потому что чем больше думаешь, тем больше хочется сделать ту глупость, о которой думаешь.
    Но в это самое мгновенье случилось такое, чего никогда еще не случалось в Волшебном море.
    Едва заметный, почти не ощутимый, словно его совсем и нет, прозрачных тел селен коснулся теплый ветерок. Это был даже не ветер, а как бы легкое прикосновение воздуха. Но селены все до одной в то же мгновенье испытали чувство удивления, потому что такого не было еще никогда — воздух над их морем был всегда неподвижен.
    И, удивленные, они посмотрели в ту сторону, с которой воздух прикоснулся к их телам.
    И увидели там они, далеко-далеко, у самого горизонта темную полоску над морем. Эта темная полоска была почти невидима, человек ее даже не заметил бы, как и не ощутил бы того движения воздуха, которое сразу ощутили селены. Но все чувства селен были намного острее человеческих и зрение намного лучше. Поэтому они сразу и почувствовали и увидели это необычное, чего никогда прежде не видели и не чувствовали.
    Удивляться селенам раньше приходилось, ну, например, когда они слушали рассказы дельфинов, это чувство было для них знакомым, но, увидев, чего они прежде никогда не видели, селены ощутили и другое чувство, оно было неприятным. Такого они прежде не ощущали и как называется такое чувство не знали. Вот когда мы, простые люди, ощущаем подобное, то называем это — тревогой. Тревога, все знают, это почти то же, что и страх, но не совсем, это когда человек еще не знает, нужно бояться или расстраиваться или же не нужно и все обойдется и ничего плохого не случится.
    Но не обошлось.
    Неуловимое движение воздуха превратилось в ветерок, затем в ветер, потом в бурю, а скоро и в ураган. Незаметная темная полоска на горизонте становилась сначала широкой серой полосой, потом темными облаками, затем черными, как ночное небо тучами. И начался ураган, который на море называется штормом.
    Молнии сверкали без перерывов и раскаты грома слился в один непрестанный тяжелый гул. Ливень не хлестал тяжелыми холодными каплями, а словно лился в море, да так оно и было, потому что волны поднялись такие огромные, что доставали до туч и вода принесенная по небу не падала вниз, а будто слизывалась этими волнами, шум от которых смешался с беспрестанным гулом грома сделался до того невыносимым, что ни один человек, окажись он здесь, не выдержал бы такого.
    Три дня и три ночи продолжался этот ураганный шторм. Только сказать три дня и три ночи неправильно. День ничем не отличался от ночи, потому что сквозь черные тучи не мог просочиться даже самый слабенький лучик солнца. На четвертые сутки ветер начал стихать, в огромной туче, закрывшей небо уже заканчивалась вода и она распадалась на отдельные тучи и уже не таким черные, волны становились меньше, Волшебное море, казалось само испуганное происходившим, успокаивалось.
    Селенам этот шторм никакого вреда не принес. Волшебное море было глубоким, а на глубине волны не могли принести никакого вреда, если не считать, что их тревога превратилась в более сильное чувство, которого, как мы уже говорили, селены прежде не знали, и которое называется страх. И если света Солнца не было, то в глубине моря света было достаточно — там много было светящихся рыб, моллюсков и совсем крошечных существ, которых и разглядеть-то почти невозможно, но которые светились и от этого казалось, что светится сама вода.
    Но и страх, которого селены не понимали, не мешал им время от времени подниматься на поверхность. А две из них, несмотря даже на это непонятное чувство, поднялись на гребень огромной грохочущей волны и прокатались на ней, раскрыв широко глаза, может от ужаса (еще одно слово, которого они не знали) и восторга одновременно, любуясь сверкающими вокруг молниями.
    Потом тучи ушли совсем, остались лишь облака, они были пока еще серыми, словно покрытые грязью, но в просветах между ними уже начало выглядывать Солнце. И тогда все селены поднялись на поверхность моря и стали обсуждать, что же это такое было, чего быть никогда не должно. Но так и ничего не решили. И тогда один из дельфинов предложил им обраться к самому старому осьминогу. Осьминог этот вообще ни с кем не общался, потому что считал себя таким мудрым, что не знал достойных того, кому он может сказать хоть пару слов. Но происшедшее было исключением из всего когда-либо происходившего, значит, как рассудили селены и осьминог должен был сделать исключение и сказать хоть что-то.
    К этому мудрому осьминогу в сопровождении дельфина отправилась селена, которая из всех остальных тоже считалась самой мудрой, она чаще всех остальных общалась с другими осьминогами, так что для нее старый осьминог мог сделать исключение.
    Остальные остались ждать ее возвращения на поверхности моря.
    Облака поднимались все выше и становились все прозрачнее, Солнце уже по-прежнему светило ярко и лучи его были такими же горячими, как и прежде, море почти совсем успокоилось. Вот только сами селены, узнавшие теперь не только, что такое тревога, но и даже страх, прежними не были. Тревога в них осталась, а в некоторых еще даже страх остался.
    Долго ждали селену, поплывшую разговаривать со старым осьминогом. Солнце уже опустилось совсем низко, почти к самому горизонту, когда увидели, наконец, что посланная к осьминогу селена возвращается. Она плыла, держась за плавник дельфина, видно много сил ей пришлось потратить, чтобы поговорить с осьминогом, который не считал для себя достойным разговаривать хоть с кем-то. А когда она подплыла то все, то долго молчала. И от этого ее молчания в других селенах неприятное чувство тревоги и страха становилось еще сильнее.
    — Это злой волшебник, — начала наконец говорить приплывшая селена, сказав сразу самое главное.
    Вот что узнала селена, посланная к старому осьминогу:
    Злой волшебник, колдун, имя которого старый осьминог даже побоялся произнести, прилетал к ним и три дня и три ночи кружил над их морем. Старый осьминог знал, что колдун этот давно искал Волшебное море, которого не было ни на одной карте, и где жили селены. Он, осьминог, знал, что когда-то колдун найдет это море. Он знал это потому что сам немного был колдуном, но так как у осьминога не было никаких колдовских книг, да вообще он был самоучкой, то и колдуном был так себе. Но какой ни какой, а все же знал, что их море когда-то найдет злой и сильный колдун. И вот тот нашел его.
    Пока злой волшебник только присматривался, хотел убедиться, что нашел именно то, что давно искал.
    — Он сказал, — пересказывала слова старого осьминога селена, — буря, ураган, шторм, не только для того, чтобы напугать тех, кто живет в этом море. Посмотрите повнимательней.
    Селена, которая разговаривала со старым осьминогом, сказала это всем и все стали внимательно осматриваться. Сначала никто ничего не увидел. Но вдруг одна из селен удивленно сказала:
    — Наше море. Оно чуточку обмелело.
    И когда она это сказала, все сразу это заметили.
    — Штормом, так назвал происходившее старый осьминог, — продолжила селена, которая с ним разговаривала, — злой волшебник вылил часть воды из нашего моря в другие моря. А он может прилетать много раз, до тех пор, пока наше море совсем не обмелеет и не превратиться в сушу.
    — Зачем ему это? — спросила сразу многие.
    — Старый осьминог не знает, — ответила селена, которая разговаривала со старым осьминогом. — Но он предположил три вещи.
    — Какие? — снова спросили сразу многие.
    — Возможно, ему нужен наш талисман, который и оберегает наше море и делает его волшебным, невидимым, поэтому колдун и угрожает нам. Еще старый осьминог предположил, что колдун хочет взять не что-то, а кого-то. Кого-то из нас, кто будет его женой. Но может он хочет и совсем завладеть нашим морем, а нас всех сделать своими рабынями.
    — А кто это — жена? — спросила одна из селен.
    — А кто такие рабыни? — спросила другая.
    — Я не знаю, — сказала, та, которая разговаривала со старым осьминогом.
    — Мне кажется, я знаю, что такое жена? — предположила еще одна селена.
    — Что это? — спросили ее.
    — Мне знакомый дельфин рассказывал, — стала объяснять селена, — что жена это та, которой кто-то что-то захочет, то и прикажет сделать и она должна это делать, а если не сделает, то ее за это побьют.
    — Как это побьют?
    — Не знаю. Может как это делаем мы, когда выгоняем акул из нашего моря?
    — Тогда рабыни, это наверное, когда много жен их называют рабынями, — предположила какая-то из селен.
    — Да, — согласились все. — Наверное именно так.
    — Так это или не так, — снова заговорила селена, которая разговаривала со старым осьминогом, — но что бы тот злой волшебник ни придумал, для нас все это плохо.
    С этим ни одна из селен не могла поспорить, потому что каждая понимала, что так и есть и доказательством тому, что море их чуточку обмелело, а если тебе желают хорошего, разве станут перед этим делать плохое? Да еще и так делать, что Солнце не показывается целых три дня. И ни Луны и звезд не видно целых три ночи.

3
    Злой волшебник сидел в своей конуре и изучал недавно найденную и очень ценную книгу для колдовства. Колдовать он любил, потому что от колдовства всегда делалось кому-то плохо, а это очень нравилось колдуну, но была еще более важная причина, чем просто удовольствие от колдовства. Но начиналось все с этого, с удовольствия от того, что другим плохо. Много лет назад, сколько именно злой волшебник и сам не знал (хотя он мог бы подсчитать, но не хотел, потому что не хотел знать, как много ему лет), так вот, много времени назад, когда злой волшебник еще не был злым волшебником и колдуном, а был подмастерьем у сапожника, а таких подмастерьев у сапожника было пятеро, он любил подстраивать своим товарищам, разные пакости. Кто-то из ребят разобьет случайно чашку, а он пойдет, так, чтобы никто не знал, и наябедничает сапожнику, и получает удовольствие, когда видит, что того мальчишку наказывают. Ну и другие всякие гадкие вещи он делал. А позже стал делать и хуже: когда никто не видит его, он испортит, например, уже готовые сапоги, а потом пойдет и потихоньку скажет сапожнику, что это сделал какой-то другой мальчишка, и сапожник того наказывал, да еще как, не то что за разбитую глиняную чашку. А еще позже злой волшебник, а тогда еще мальчик, понял, что все его подлости могут приносить не только удовольствие, но и пользу и даже выгоду. Стал он подстраивать такие вот подлости людям, которые ему не нравились или кому он в чем-то завидовал или когда мог лучше устроить свою жизнь, если кто-то другой пострадает и не будет ему мешать и мешать исполниться его желаниям. Или кто-то был не согласен с ним и несогласие другого могло нарушить его планы.
    А потом этому недоброму мальчику повезло. Во всяком случае, он так посчитал. Мальчика этого увидел старый злой волшебник и забрал его у сапожника. И стал теперь мальчик не учеником сапожника, а учеником колдуна. Но никакого везения в этом не было, просто старый злой волшебник должен был передать свое умение делать зло, и он знал, кому это свое умение передаст с той самой минуты, когда мальчик только родился. Старый злой волшебник стал следить за жизнью мальчика и ждать, когда наступит время взять его себе, ну и, конечно, он следил за ним, чтобы быть уверенным, что не ошибся в нем, потому что и волшебники, случается так, что ошибаются. Но тут не было ошибки и мальчик стал учеником злого волшебника. Вот тогда он понял самое главное, узнал о самой большой пользе, которую приносит ему зло. Когда он делал, что кому-то становилось плохо от его колдовства, то человек тот терял свою силу, а еще уверенность и радость, которую он раньше получал от жизни, а ученик злого волшебника — пока еще ученик — мог тогда подобрать все это и забрать себе, а потом он научился так колдовать, что и подбирать не нужно было, а сила человека и вся жизненная энергия сами переходили в колдуна и он сразу испытывал злое удовольствие и наслаждение, которое ни с чем сравнить было нельзя, разве только с властью над многими людьми одновременно. Но тут была такая неприятность, что ни царем ни королем он стать не мог, все это передавалось по наследству. Разве что будущее исправит такую несправедливость.
    Старого волшебника, который взял нехорошего мальчика себе в ученики, звали Нугам и он знал всегда, какое имя должно быть у его ученика — Магун. Это и было то имя, которое побоялся произнести осьминог-философ, который все знал или, точнее, считал, что знает все, потому что на самом деле всего не может знать никто.
    А потом злой учитель Магуна умер. Умирал он страшно. Языки пламени вырывались то из одной части его тела, то из другой. И так осталась от него кучка пепла. И, казалось бы все, не стало Нугама. Но это было не так. Но об этом Магун догадался лет через сто. Не весь Нугам сгорел, а только тело его, и успел он главное передать ученику своему Магуну. Душу он свою черную успел передать. А если бы не успел, то гореть бы его душе веки вечные в огне жарком синем пламенем. Магун понял это потому, что ему стали открываться тайны, которым его никто не учил и которые он нигде ни в одной книге не прочитывал. И так же Магун понял теперь еще одно, что нужен был своему учителю, именно для того, чтобы тот не исчез в никуда, а перешел в него вместе со всеми своими знаниями и знаниями тех, кто был его учителем и учителем его учителя, а до того учителем учителя его учителя и всех предыдущих тоже.
    Конура колдуна была точно такой же, а правильнее сказать, осталась такой же, какой и была, когда Нугам привел в нее будущего Магуна: два человеческих черепа на деревянном не струганном столе, под каждым черепом горела черная свеча, эти черепа были светильниками в темной конуре; на деревянных стеллажах разные банки и склянки с жидкостями и порошками, заспиртованными корешками и засушенными насекомыми и другими разными вещами нужными для колдовства; и, конечно, старые книги, многие переплетены человеческой кожей или кожей мифических существ, которых мы простые люди только называем мифическими, но которые никакие не мифические и не мистические даже, а были они самыми настоящими, только давно вывелись, а другие прятались теперь от человека, потому что боялись, что их поймают и станут изучать.
    Ну что еще сказать о конуре колдуна? А в общем, нет смысла описывать ее, каждый и сам хорошо представляет, как такое место выглядит. А правильнее так — как кому хочется, тот пусть так и представляет, конура от этого ни хуже ни лучше не станет.
    Внешность злого волшебника тоже была такой, какой и должна быть: небольшого роста с длинными блестящими от жира волосами и бородой, волосы которой были еще длиннее чем волосы на голове. Цвет волос ни седой, ни темный, а такой, который называют пегим. На вид ему было лет триста или четыреста.
    Злой волшебник сидел за столом и изучал или пытался прочесть что-то нацарапанное на одной из страниц книги, сделанной из шкуры волка, а может шкуры дракона, с живота, где помягче.
    В это время оттуда-то издалека, как из другого мира, послышался звук напоминающий звонок телефона.
    Магун еще некоторое время пытался изучать интересную и нужную ему страницу, но потом недовольный отложил книгу в сторону и поднялся с деревянного табурета.
    Он направился к стене, на которой висел ковер с изображением странных страшных существ и непонятных знаков. Отодвинув рукой ковер, Магун шагнул вперед. Казалось он сейчас ударится лбом в стену, на которой висел этот самый ковер. Но ничего подобного не случилось. Он так же спокойно прошел сквозь стену, как человек погружается вводу.
    Он вышел с противоположенной стороны этой стены. Только сказать "этой стены" будет не правильно, потому что противоположенная сторона неожиданно оказалась совершенно другой. И вообще здесь все было другим: современная и очень роскошная комната, а точнее квартира, потому что из этой комнаты двери вели в другие комнаты и помещения, и была винтовая лестница, которая вела на второй этаж квартиры. И обстановка была самой современной, а на стенах висели картины известных художников: и тех, которые уже умерли и тех, которые могут еще долго прожить, если, конечно, их картины будет покупать и они не умрут от голода, после чего их картины станут очень дорогими и их сразу все раскупят. Почему все эти картины висели в одной комнате, да еще и вперемежку?.. Кто его знает.
    Если бы кто-то видел то, что мы сейчас рассказали, он наверняка решил бы, что где-то в стене, в том месте, откуда вышел злой волшебник, есть потайная дверь. Но только это не так. Никакой потайной двери там не было. Да и вообще, никакого помещения, даже самого маленького за стеной не могло быть, потому что за стеной была другая квартира, соседская, и сосед этот, хоть был он человеком очень богатым, не отдал бы и кусочка от квадратного метра своей квартиры, потому что всем известно, что богатые даже за крошечные кусочки своего богатства, цепляются сильнее чем грудной младенец за грудь матери и этот их собственный квадратный метр для них дороже чем глоток материнского молока для младенца. Так что никакой каморки не могло быть за стеной, в которой, тем более, не было даже потайной двери. Каморки злого волшебника не могло быть… и все же она была.
    Но с переходом из старой каморки, пропахшей потом и тлением, изменилась не только обстановка. Теперь вместо трехсотлетнего злого волшебника с пегими волосами в современной квартире стоял сорокалетний невысокий мужчина в темно-синем костюме от Версаче, в туфлях сделанных на заказ в Италии, белой сорочке и галстуке, который стоил столько, что на эти деньги какая-нибудь пенсионерка "тетя Глаша" могла бы прожить пару месяцев довольно роскошно по ее понятиям.
    Никакой бороды у мужчины не было, а был он выбрит так чисто, что его круглые полноватые щеки поблескивали от света падавшего через большое окно, длинных волос на голове тоже не стало, вместо них появилась лысина от лба до макушки, а там, где волосы еще росли, они были аккуратно подстрижены.
    Кроме блестевшей большой залысины и круглых лоснящихся щек, у мужчины угадывался под пиджаком тоже кругленький, как и щеки, животик, только побольше щек. В общем, мужчина, как мужчина, если не считать дорогого пиджака и роскошной хоть и не сказочной квартиры, которая можно не сомневаться, была его, а не чьей-то еще.
    Из одной из дверей показалась симпатичная, чуть полноватая женщина лет тридцати. Судя по белому небольшому передничку, она не была в доме хозяйкой, а была горничной, домработницей или кем-то в этом роде.
    Мужчина махнул ей рукой, давая понять, что сам возьмет трубку.
    Он подошел к звонившему телефону.
    — Депутат Государственно думы Магунов, — назвался он.
    Не знаем, бывают в сказках депутаты или нет, но мужчина, который совсем недавно был злым волшебником назвался именно депутатом, возможно, чтобы там, откуда звонили, поняли, что разговаривают не с домработницей, но, возможно, ему нравилось называть себя депутатом думы потому что известно, что часто он говорил даже не дума, а парламент, а себя называл, тоже довольно часто, парламентарием и нет никакого повода не верить ему или считать, что он пошутил. Даже наоборот, если послушать, о чем он стал говорить дальше по телефону, то никаких сомнений не останется.
    Сначала, правда, после того, как поздоровался с тем, кто ему позвонил Магунов стал спрашивать, как тот провел вчерашний вечер и хороший ли пар был в сауне и каких раков подавали к баварскому пиву, но оказалось, что раки были мелковаты, а вот икорка черная и красная тоже очень даже ничего была, хорошая была икорка. Вот после этих самых приветливых разговоров он заговорил о другом, что подтверждало, что он из себя представлял в этом, современно мире.
    — Нет, нет и еще раз нет, — высоким, но убежденным в своих искренних чувствах голосом говорил депутат Магунов. — Моя политическая платформа крепко стоит на рельсах истины и правды, и борьба с коррупцией есть ее путь, по которому она направлялась и будет катиться дальше. И мое выступление на заседании представителей фракций именно этому кровоточащему вопросу и будет посвящено.
    И дальше он говорил в телефонную трубку что-то подобное, а потом положил ее и задумался ненадолго. Подумав некоторое время он сказал: "Так" и позвал:
    — Иванов, Петров, Сидоров!
    Как только он позвал, выкрикнув эти фамилии, в комнату вбежали три серые крысы.
    Магунов увидел их и сразу заругался:
    — Я сколько раз уже говорил, чтобы в моем присутствии и, вообще, в моем доме в таком виде не шнырять, это вам не подвалы, там пожалуйста, даже там так предпочтительней, а в моем доме в моем присутствии и вообще и тем более в обществе, в которое я вас ввел, чтоб выглядели, как порядочные приличные люди.
    Три серые крысы сразу стали увеличиваться в размерах, у них начали появляться и руки и ноги, а длинные хвосты укорачиваться. И через несколько мгновений перед Магуновым стояли три вполне нормальных человека, которые ничем не напоминали о только что прибежавших крысах. Ну, разве только в глазах у них осталось что-то крысиное. А так, люди, как люди.
    — Ну вот, другое дело, — похвалил Магунов. — Теперь докладывайте. Ты Иванов. Только коротко, детали позже.
    Магунов посмотрел на одного из троих, щуплого и невысокого.
    — Значит так, — начал Иванов. — Доподлинно выяснил.
    Иванов порылся в карманах пиджака местами чуть помятого и не дорогого в отличии от пиджака своего хозяина, потому что понятно уже, что Магунов был начальником и хозяином этих трех крыс. То есть, теперь они уже, конечно, не были крысами, во всяком случае, не были на них похожи, если только очень внимательно не приглядеться к их глазам. Из одного из карманов Иванов вынул клочок бумаги, местами обгрызенный.
    — Значит так, — продолжил Иванов, разглаживая клочок бумаги. — Доподлинно, значит, известно, что депутат Сапыгин, есть ни что иное, как оборотень.
    — Оборотень? — удивился Магунов. — Что-то я в нем и намека на волчье не замечал.
    — А он и не в волка оборачивается, — объяснил Иванов. — Он кабан-вепрь. И так же тайный ваш враг.
    — Враг? — удивился Магунов.
    — Да, — подтвердил Иванов. — У него есть мечта, свинью вам подложить.
    — Жирную?
    — Очень.
    — А что я ему сделал?
    — Вы против него выступали и критиковали.
    — Угу, — кивнул Магунов. — А я и забыл. Тогда все понятно. Дальше.
    — Дальше у нас, — продолжил Иванов, — депутат Кирин. Этот никто иной, как вампир.
    — Вампир? — снова удивился Магунов. — А солнца не боится.
    — А он не такой, — снова принялся объяснять Иванов, — которые днем в гробу спят, а ночью а охоту выходят и сонную артерию людям перегрызают.
    — А! — догадался Магунов. — Он комар какой-нибудь малярийный или, может, мышь летучая?
    — Ни то, ни другое. Он клещ энцефалитный. А вот мыши-то летучие есть в услужении у него.
    — Ага, — кивнул довольный Магунов. — Ну а третий, про которого я вам приказал выяснить?
    — Про Земфирина? Земфирин — самый что ни на есть покойник. Уж лет десять, как подох. Как говориться: люди гибнут за металл. Не захотел он поделиться деньгами нечестным путем заработанными, утаил от своих благодетелей, — Иванов смущенно преступил на месте и хмыкнул тоже смущенно, — как говорится, скрысятничал. Вот и зарыли его на пустыре. Но потом отрыли. Он на авторитета сейчас криминального работает, на Стрёмова. Тот его из могилы вытащил, оживил способом, которому его в Африке старый негр научил, и в думу протащил. Так что Земфирин, самый что ни на есть зомби и что Стремов прикажет, то Земфирин и исполняет.
    — Стрёмов, — проговорил Магунов и глаза его на мгновенье стали злыми, и в это мгновенье, когда злость Магунова выползла наружу через глаза, он снова сделался похож на колдуна, который недавно сидел в вонючей коморке и разбирал старинную надпись нацарапанную на звериной шкуре. — Не он ли и есть мой соперник коварный? И тайный. Не он ли рыщет в поисках Волшебного моря? — И улыбнулся зло и проговорил так же зло с этой своей улыбкой. — Опоздал, разлюбезный, не со мной тебе тягаться. Опоздал.
    Магунов посмотрел на троих с крысиными глазами.
    — Вот какие будут задания, — сказал он и посмотрел теперь сначала на Иванова, — Ты настрочишь мне доклад о борьбе с коррупцией. Не забудь упомянуть, так, между делом, о наркомании, но об этом совсем немного, только суть. И еще о превышениях полномочий силовых структур, а конкретнее об МВД. Ты, — Магунов посмотрел на Петрова. — Ты дашь задание тем своим сородичам, кто живет в домах, в соседстве с моими разлюбезными коллегами, депутатами-парламентариями, чтобы вынюхивали об их всяких делишках, мыслишках и страстишках.
    — Хотел все сказать, да не решался, что некоторые их сородичей наших, строптивы бывают, и говорят, что выполнять чужие приказы для всяких там, не собираются. "Всяких там" это для всяких таких вроде нас, — уточнил Петров и посмотрел на Иванова и Сидорова.
    — А ты им передай, что крысиного яда у санэпидемнадзора на всех недовольных хватит. А я ведь могу поставить вопрос ребром на заседании парламента. Это с одной стороны. А с другой, пообещай им чего-то такого эдакого, лакомого, чтоб духу у них не хватило от этого отказаться, в общем, умасли, как можно.
    — Понял, — кивнул Петров.
    — А тебе, — посмотрел Магунов на Сидорова, — и самое простое и самое сложное одновременно. Тебе слушать глас вопиющего в пустыне. То есть, все твои орды несметные пусть выслушивают, вынюхивают, высматривают, о чем говорит народ, что думает и чем дышит.
    Магунов отдал задание каждой отдельной крысе. Потому что, хоть были у них человеческие фамилии и даже внешность могла становиться человеческой, но, как всем понятно, были эти трое, все же, самые что ни на есть крысы.
    — И вот что, — вспомнил Магунов, — плавать уметет хорошо?
    — А как же, в канализации без этого никак, — подтвердит Иванов.
    — Ни в дерьме ни в родниковой водице не потонем, хоть нарочно топи, — добавил Петров.
    — А придется поплавать еще и в морской.
    — В морской оно, конечно, не большое удовольствие по сравнению с пресной, — рассудил Сидоров, — не говоря уж о канализации, где одно удовольствие, а не жизнь. Но если надо…
    — Да-да, в чистой морской воде, — уже задумчиво и только себе стал говорить Магунов, — Ничего-ничего, вот станет моим Волшебное море, а с ним и талисман и, главное, селены. Тогда против меня никто не устоит, в них сила космоса и солнца, кто против этого поспорит. Хоть весь мир гори огнем атомным, а море волшебное, каким было таким и останется. А селены сами не знают на что способны, дуры. А все почему? А потому что добренькие. А зло и добро две стороны одной медали, как магнит, где без отрицательного заряда не станет и положительного.
    И тут мелькнула мысль у колдуна: "А вдруг этот талисман не что иное, как великая книга Велеса?" Ведь ходят слухи, что силены знают, где хранится книга эта. Не подделка, о которой некоторые говорили, что видели ее, держали в руках и даже фотографии дощечек, на которых она написана печатали в журналах. Не та, а другая, настоящая, в которой собраны великие знания, а знания эти пришли от славянских языческих богов и если найти ее, то сила богов окажется в руках его, злого волшебника Магуна. Конечно, прячут ее селены не на дне своего моря, а где-то в другом месте. И, конечно же, не знают они всей силы этой книги, А то бы разве позволили они три дня и три ночи бушевать урагану над их морем. Конечно это только предположение, но предположение самое близкое к тому, что может быть талисманом селен.
    Снова Магунов посмотрел на троих, стоявших перед ним и приказал:
    — Все, свободны. И живо за дело. Да, и кликните мне по дороге Вована и Коляна.
    Все трое стразу повернулись, поспешили к двери. Когда вышли негромко заговорили между собой, идя по большой квартире.
    — Не иначе задумал что-то хозяин, — предположил Иванов.
    — И что-то не простое, — согласился Петров.
    — А я думаю, он в президенты решил баллотироваться, — сделал вывод Сидоров.
    — Ну нет, — не согласился Иванов. — В президенты это само собой, уже известна и платформа: народу — хлеб, богатым — золото, детям пряники печатные, недовольным — инопланетяне и терроризм. Пусть пришельцев ждут и боятся, террористов боятся и ругают, а власть тогда ругать не станут, а станут ждать от нее защиты и спасения. И все это под общим лозунгом: "Миру — мир, войне — пиписька".
    — Да, тут что-то посерьезней — снова согласился Петров.
    — Посмотрим, — рассудил Сидоров. — Нам хуже не будет. Удастся, что задумал, мы поднимемся, советниками станем первыми, не удастся, шмыгнем в колодец канализационный, только наши хвосты и видели.
    Подошли они за разговором к выходу все трое. А у выхода — одна на стуле мягком, а другая в кресле кожаном — отдыхали две собаки. На стуле устроился бультерьер, а в кресле расположился питбуль. Глаза собак были закрыты, но они не спали и как только показались Иванов, Петров и Сидоров, обе собаки вскочили разом, зарычали и на пол прыгнули.
    — Но, но, — погрозил им Иванов. — На кого тявкаете?
    — На своих бросаетесь? — поддержал Петров.
    — А не хотите, чтобы мы жалобу сочинили и настрочили Магунову, который в одном лице и наш хозяин и ваш господин.
    Собаки бросаться на троих не стали, но чуть слышно рычали все же, и очень недовольно. А потом обе собаки, как и три крысы до этого, стали в людей превращаться. И превратились они в крепеньких таких и плотненьких по виду бывших спортсменов-штангистов, а может борцов греко-римской борьбы. Колян, который был до этого бультерьером, был чуть пониже, Вован, тот что питбульем, ростом повыше. А еще они напоминали два гриба-боровичка.
    — Наш господин и ваш хозяин потребовал вас к себе, — сообщил Иванов.
    — И чтоб живо, — добавил Петров.
    Сидоров ничего не сказал Вовану и Коляну, бывшим минуту назад собаками бойцовыми, а теперь полноценными телохранителями, у которых даже пистолеты под подмышками виднелись. Он, Сидоров уже превратился в крысу и шмыгнул в какую-то дыру. Иванов и Петров так же вслед за Сидоровым быстренько превратились в крыс и тоже в какие-то дыры прошмыгнули.
    — Терпеть не могу крыс этих, — проговорил Колян.
    — Так и бы перегрыз пополам, — согласился с ним Вован.
    — Родственники наши, терьеры, так и делают, а мы разговоры разговариваем всякие с ними.
    Обсуждали они это, шагая хоть и вперевалку, но быстро в ту комнату, куда позвал их Магунов.
    А скоро они вместе с Магуновым вышли из подъезда, сели в представительский "Мерседес" с шестилитровым двигателем: Колян, который на самом деле был бультерьером, за руль, Вован, который питбуль, рядом. Сам Магунов с комфортом устроился на заднем сиденье.
    Машина плавно тронулась с места, выехала из двора, обнесенного забором из прутьев металлических в два с лишним метра высотой и на концах как пики заостренных, где у ворот охранник в будке сидел и охранял и, повернув, машина скрылась.
   
    4
    Волшебное море, которого не было ни на одной карте, казалось спокойным и прекрасным, как и всегда, если не считать трех дней шторма. Вода из-за небольших волн искрилась под лучами Солнца разноцветными искрами, словно поверхность была усыпана бриллиантами, которые по какой-то волшебной причине не тонули. Играя, выныривали из воды дельфины и снова уходили под воду, разрезая ее симпатичной по детски мордочкой. Да и сами селены, казалось так же беспечно как и прежде или лежали на воде под солнцем или резвились и играли друг с другом и с дельфинами.
    Многие из них уже не думали о том что случилось, но это и не удивительно, потому что времени прошло достаточно, чтобы успокоиться, по нашим, по человеческим понятиям уже несколько месяцев, а ничего плохого больше не случалось. Так что самые беспечные перестали думать о том непонятном ураганном шторме. К тому же, хоть море и было волшебным, но это не значит, что все там всегда одинаково и день на день похож, как одна капля воды на другую. Нет. Даже корабли иногда появлялись и лодки в этом море. И акулы заплывали. А еще селены вернули воду, которую расплескало штормом из их моря. Так что, волноваться особенно, казалось не из-за чего. И осьминогам не все верили, потому что эти самые осьминоги не всегда оказывались правы, значит и старый осьминог мог ошибаться. Тогда зачем верить в какого-то злого волшебника, который устроил бурю-ураган и шторм, если от этого только неприятные чувства появляются. Может шторм этот занесло в Волшебное море из обычного так же, как заносит в него корабли из обычных морей и океанов. Так думали многие.
    И надо сказать, не совсем они были неправы. Волшебнику злому в тот раз повезло, причем втройне. Такое везение случается раз в сто лет. Колдун это знал и использовал свой шанс, чтобы напугать селен. А когда один раз уже напугал, то потом несложно и совсем запугать, так считал он, потому что главное, чтобы появился страх.
    Первое везение было в том, что в обычном море-океане, рядом с волшебным морем селен разыгрался сильный шторм; второе, что именно в этом месте сам собой вдруг открылся огромный вход в Волшебное море (он всегда открывается сам собой и вдруг и всегда в разных местах, селены же знали только два-три места, где можно открыть их море, сказав волшебные слова, сделать совсем небольшой проход, ну не больше того, чтобы в небо смог проплыть корабль); и третье везение, что колдун в тот момент оказался поблизости, хотя это не такое уж и везение, потому что злой волшебник много времени проводил в поисках Волшебного моря. Так что ему только и оставалось, что ветер, тучи и волны направлять в этот открывшей вход в море, где жили селены.
    Но чтобы самому устроить в Волшебном море шторм, ему даже и мечтать не приходилось.
    Ураган, бурю он, конечно, устроить мог. Но не такой сильный. Даже в обычном море, чтобы устроить подобное, нужна волшебная Книга Велеса, а у колдуна ее нет. Зато теперь есть догадка, очень похожая на правду — что книга эта у селен. Видимо, кто-то из прежних колдунов, чья сила и знания переходили в него, вложил в него эту догадку. А будь у него эта книга… да он давно уже всем миром завладел. Стал бы сначала президентом, а потом сказал бы: "Хочу быть президентом над всеми станами и народами" (потому что все президенты хотят быть главными во всем мире, а не только в своей стране, так уж они устроены), и стал бы, а кто ему запретил бы тогда? Потому что с книгой Велеса все можно: хочешь землетрясение — пожалуйста; хочешь наводнение или наоборот засуху — только прочти в Книге, как это сделать и сделай так, как записано и все будет; а захочешь чтобы вулкан начал извержение — начнет. Или все это вместе, сразу и одновременно. Да, с волшебной Книгой Велеса и не такое еще можно натворить, если использовать ее для зла. А можно сделать и такое, что превратилась бы Земля в то, что называют Раем. Только где она, книга эта, никто не знает. И это хорошо. Потому что попади эта книга даже в руки человека, который решил бы устроить Рай земной, он все равно понаделал бы много нехорошего. Потому что люди так устроены, они считают себя всегда умнее других и считают, что они всегда правы. А кто спорит с ними, с такими добрыми умными и справедливыми, тот не прав, тот, значит хочет остальным людям зла. И его, того, который спорит, нужно наказать. Вот и стал бы наказывать добрый человек, который решил превратить Землю в Рай, одного второго, пятого, десятого, сотого и так далее, потому что кто прав, а кто нет, никогда неизвестно, поэтому все и считают себя правыми.
    Так вот, многие селены стали уже привыкать, и все больше убеждаться, что все прошедшее было случайностью, как неожиданно, а такое всегда происходило неожиданно, в их море появилась яхта. Она была очень красивой. Вся белая и с белыми парусами и мачтами. Только если присмотреться внимательно, то можно понять, что в белый цвет она перекрашена недавно, и паруса белые тоже совсем новенькие. Правда, и в этом ничего удивительного. Но когда мы узнаем, кто находится на этой яхте, то сразу станет понятно, что такой белой и светлой сделали ее для маскировки, как выражаются всякие военные солдаты.
    А на яхте на этой, вот кто находился: был там один старичок, с беленькой, как паруса яхты, бородкой, две собаки — питбуль и бультерьер и три крысы, но те больше любили сидеть в трюме.
    Как попала яхта в Волшебное море? Но это просто. Злой волшебник, превратившийся в старичка с белой бородкой, уже давно, больше двух, а то и трех месяцев плавал на яхте там, где должно находиться Волшебное море. Он запомнил это место во время шторма.
    Сам он не постоянно находился на яхте, у него было много других дел. Но все же главным в своей жизни для него было найти Волшебное море, поэтому, как только выдавалась свободная минута, он тут же прилетал на яхту. Прилетал он не на вертолете или гидросамолете, как можно подумать. Это было неудобно и долго. И не только неудобно и долго, а еще, кто бы ему позволил летать над чужими границами и странами без особого разрешения? Да и получи он подобное разрешение, то многие заинтересовались бы, особенно коллеги из думы, они ведь очень любопытные эти его коллеги, потому что у большинства из них характер, прямо сказать, не лучше, чем у сварливой женщины или старушки какой, которая постоянно подглядывает через глазок в двери за соседями — кто к кому пришел и кто от кого ушел, а уж такой факт как полеты через чужие страны и границы на вертолете или гидросамолете их не на шутку заинтересовал бы. Поэтому летал злой волшебник из дома на яхту и обратно на метле — и быстро и никакие тебе визы не нужны. Впрочем, не на одной метле. Саму метлу лет двести назад он украл у одной ведьмы, и та, хоть и догадывалась, кто у нее украл метлу, но требовать вернуть не решалась, потому что боялась злого волшебника, сил-то у него колдовских было больше, чем у старой ведьмы. А недавно, лет сто назад, он тогда был выборным гласным при земском собрании от горожан, злой волшебник потрудился, и в своем загородном доме, собственными руки изготовил в комплект к метле еще и ступу из дуба трехсотлетнего. Впрочем, поработать, постолярить-поплотничать для него было в удовольствие. Слесарную работу не любил, не любил он с железками возиться, А вот плотницкая и столярная, особенно столярная, для него в удовольствие. И даже летала ступа уже, расписанная узорами, а он нет-нет, да еще какой узор вырежет на ней стамесочками из немецкой стали крупповской. Тем более, лаками он ее никакими не покрывал, чтоб ходовые качества ступы не ухудшить — дерево дышать должно, полет тогда будет быстрым и ровным. А вот воском наващивал от влаги и для красоты. Так что летал он теперь со всеми удобствами в огромной расписной ступе.
    На яхте же постоянно находились две крысы из трех, и на то время, пока они одни в океане, колдун запретил им превращаться в крыс, чтобы яхта не оставалась без управления и главное, чтобы следили за приметами, по которым можно найти Волшебное море. Телохранители питбуль и бультерьер всегда были около своего хозяина и в ступе вместе с ним летали, и одна из крыс тоже, хоть и не очень им всем это нравилось.
    Колдун зал, что второй раз этот проход, в который он направил шторм в Волшебное море, не откроется, а если и откроется то через тысячу, а может через десять тысяч лет, а может через сто тысяч, в общем, когда звезды сложатся так, чтобы море в этом месте снова открылось. Так долго ждать он не мог и искал место, где он своими заклинаниями откроет какую-нибудь небольшую дверцу в Волшебное море, пусть хоть такую маленькую, в которую только крыса сможет пролезть, точнее проплыть. И вот, как мы теперь видим, он нашел что искал, да еще как ему повезло, вход оказался таким, что целая яхта, хоть с трудом, но смогла войти в Волшебное море.
    Нашел, он вход в Волшебное море по безошибочной примете — он увидел, что в одном месте вода на совсем небольшом пространстве такая чистая и прозрачная, какой нигде больше, ни в одном другом море ни в океане нет. Злой волшебник сразу понял, что нашел, что искал, что здесь открылся на какое-то время вход в Волшебное море.
   
5
   Селены, как только увидели яхту, сразу исчезли с поверхности моря. Хоть и были они прозрачными, как самое чистое стекло, но все же на поверхности заметны немного. Под воду они опустились совсем неглубоко, чтобы можно было наблюдать, что будет происходить дальше. Но колдуна им было не обмануть, он-то сразу их увидел, как только яхта оказалась в Волшебном море и видел, как они почти одновременно опустились под воду.
    Крысы, по приказу колдуна, выбрались из трюма на палубу, сейчас они снова стали Ивановым, Петровым и Сидоровым. И собаки были уже не собаками, питбулем и бультерьером, а людьми, Коляном и Вованом.
    И вот когда на палубе собрались все, кто был на яхте, старичок с беленькой бородкой стал удивленно охать, осматриваться вокруг, смотреть на повисшие без ветра паруса и снова охать, потом на компас смотреть и охать еще громче и жалобнее. Вслед за ним то же самое стали делать и все остальные.
    Все это продолжалось довольно долго, так что и старичок и другие, кто бегал и испуганно вскрикивал и охал и даже плакал, начали уставать и уже меньше бегать и проклинать неизвестно кого, за то, что попали неизвестно куда.
    Злой волшебник все правильно рассчитал. Да и не рассчитывал он, а знал, как поступят селены. И по волшебным и колдовским книгам знал и в особенную глиняную миску заглядывал с водой наговоренной, которая показывала ему, словно он телевизор смотрел, прошлые случаи, когда корабли попадали вдруг неизвестно куда, а потом неизвестно как снова оказывались там, откуда могли домой вернуться. Да и так понятно, не оставят селены в своем море ненужную им яхту, которая будет только мешать их мирной жизни. И топить они ее, конечно не станут, уж слишком добренькие эти селены.
    Солнце опустилось к горизонту. Начинало темнеть. Три крысы и две собаки, которые так и оставались людьми, лежали на палубе и теперь уже только время от времени охали и стонали, а потом, переглядываясь между собой (крысы между собой, собаки между собой) и хитро ухмылялись. Старичок же с беленькой бородкой все ходил по палубе и тихо плакал.
    И вот в то время, когда половина солнца, ставшего большим и багрово-красным на закате, скрылась за горизонт, все шестеро почувствовали легкое движение яхты, для простых людей незаметное, но только не для них. Колдун строго взглянул на пятых своих помощников, которые чуть не вскочили на ноги и те остались на своих местах и продолжили так же охать время от времени. А старичок, вытирая слезы белым платочком, с этого мгновенья стал внимательно всматриваться в небо, где уже начали появляться первые звезды.
    А когда почти совсем стемнело, колдун увидел, что звезды на небе меняют свое положение. И начали появляться знакомые созвездия. Это значило, что их яхта выходит из Волшебного моря в самое обычное.
    Все было приготовлено заранее, и для того, что произошло дальше, никакого колдовства не было нужно.
    Старичок нагнулся, схватил пакет, лежавший на палубе и быстро швырнул его в воду. Старичок знал — правда, теперь это был уже не беленький старичок, а тот самый злой волшебник с пегой длиной бородой, которого мы увидели в первый раз в его колдовской каморке — так вот, колдун знал, что в воде содержимое пакета сразу раствориться и вода вокруг яхты станет усыпляющей.
    — Сети! Скорее, скорее! — закричал колдун своим помощникам.
    Помощники вскочили, схватили давно приготовленную сеть и бросили ее за борт.
    — Тяните, тяните! — колдун суетливо бегал вокруг своих помощников.
    Сеть поднялась над водой и сразу было видно, что она не пустая.
    — На палубу ее! Скорее, быстрее! На палубу! — кричал колдун, а сам нажимал кнопку, которая заводила бензиновый двигатель яхты.
    Мотор заработал, винт яхты закрутился и она стала набирать скорость так быстро, что паруса ей были теперь не только не нужны, а даже мешали быстрому ее ходу. Поэтому Иванов, Петров и Сидоров полезли на мачту, чтобы убрать паруса. А Колян и Вован в это время получше заматывали сеть, которая теперь лежала на палубе и в которой что-то было.
    И не только злому волшебнику и его помощникам, а любому понятно, что в сети было не "что-то", а "кто-то". Любому понятно, что в сеть попала одна из селен, которая ничего не могла сделать, усыпленная снотворным зельем, которое приготовил колдун.
 
6
В темной-темном лесу стояла темная-темная скала. На темной-темной скале, стоял темный-темный замок. В темном-темном замке жил злой волшебник. Иногда там он жил. На самой вершине скалы был построен замок из темного-темного камня, но темным замок был не только по этому, а потому что темные силы и окружали его и внутри находились. Построен замок этот был еще тысячу лет назад. А некоторые ученые историки говорили, что даже больше, чем тысячу. Но все это были только догадки, потому что оказаться внутри замка, чтобы предположить более точно, когда он построен, никто не мог. В этот замок никогда никого посторонних не пускали. Да и добраться не то что до замка, а и до самой скалы было не так просто, потому что окружал ее не только темный лес буреломный непроходимый, а и болота с трясинами сосущими безобидней травой прикрытыми и омутами бездонными на родники с хрустальной водой похожие. К тому же туман, который был испарениями этих болот, застилал все вокруг серой дымкой с ядовито-желтым оттенком, и поднимался он чуть ли не до самой вершины темной скалы, так что замок только тенью проступал в этом тумане, да и тень эту не всегда было видно, а только в самую хорошую погоду, когда туман чуть-чуть рассеивался.
    Хоть и иногда только жил злой волшебник в этом замке, но это было любимым местом его отдыха и работы, потому что отдыхала там его темная душа — злого волшебника, колдуна и депутата думы Магунова. И именно сюда он и прилетел в своей ступе с метлой, вместе с пленницей селеной.
    Эта самая пленница совсем немного, но знакома нам, это та самая селена, которая вместе со своей подругой любила выходить на берег и кататься по песку и становиться от этого видимой, словно обычный человек, который также, выбравшись из воды покатался по песку. Это та селена, которую завали Алианой, подругу ее завали Риалой и ей очень повезло, что она не оказалась второй пленницей, потому что так же, как и Алиана Риала почти мгновенно уснула, как только колдун бросил в воду сонный порошок, но сеть только задела ее, так что спящая Риала закружилась в воде, словно в танце, а вот Алиана оказалась в самой сети.
    Все еще спящую селену, колдун с помощниками стразу отнес в подвал. А в подвал этот не то, что лучик солнца, а и капелька дневного света не могла просочиться. А чтобы подвальная тюрьма селены как-то освещалась, в нее с болота помощники Магунова натаскали гнилушек, которые светились холодным фосфорным светом.
    Колдун все рассчитал. Он знал, что проспав даже в полной темноте три дня и три ночи после его сонного растворимого в воде порошка, у селены будет еще много сил и она сможет выбраться из подвальной тюрьмы, расплавив стальные двери, поэтому он нагнал такого холода в помещение, где находилась селена, что ее тело стало тратить слишком быстро запасы своей энергии, чтобы не превратиться в кусочек льда. И когда на четвертые сутки Алиана очнулась, то первое, что она почувствовала, это непонятную для нее необычную слабость, такую сильную, что пальцами сначала она едва могла пошевелить. Слабый свет гнилушек ее не удивил, в море ночью бывает почти такой же свет в воде от светящихся рыб, моллюсков и всего остального, что может светиться в темноте. Но тут же она поняла, что совсем не в воде она находится, а в какой-то каменной пещере. Алиана очень испугалась. Этот страх был вторым в ее жизни, первый был во время шторма, но тогда страх был не такой сильный, потому что она была не одна, рядом было много ее подруг. Страх рождает страх. И испугавшись сильнее, чем в первый раз у Алианы началось то, что люди называют паникой. И тогда она, несмотря на сильную слабость, вскочила на ноги и заметалась по маленькой каменной пещере, которая была ее тюрьмой, правда пока что она об этом не догадывалась. У нее вообще не могло быть никаких догадок, ведь ни о чем подобном она не слышала и не знала. И когда Алиана наткнула на стальную дверь, она поняла, что это может быть выходом. Но выход был закрыт, к тому же, как только она толкнула руками дверь, сразу почувствовала такой сильный обжигающий холод металла, что второй раз не решалась толкнуть дверь. Тогда Алина собрала все оставшиеся силы и поступила, как селены поступали, когда прогоняли больших акул. Она протянула руки к двери и два луча слово выскользнули из ее ладоней и ударили в эту стальную и ледяную от холода дверь.
    Если бы Алиана не проспала три дня и три ночи в холоде таком сильном, какой колдун только мог устроить, она бы освободилась. Но сейчас у нее этого не получилось. Дверь лишь оплавилась и то совсем немного, и поэтому продолжала оставаться закрытой и такой же прочной. А несчастная селена растратив последние силы опустилась на пол. У нее из глаз потекли слезы, которые удивили ее, потому что раньше она не знала, что такой слезы, хоть, возможно, и плакала. Возможно, Алиана плакала раньше, когда большая акула убила дельфина, с которым она дружила или когда огромная медуза сильно ужалила ее и было очень больно. Но слезы в воде не видны. А сейчас она видела свои слезы. Она чувствовала, как из глаз ее вытекают капельки влаги, на уголках губ она ощутила их вкус, он был таким же соленым, как морская вода, а потом капельки влаги падали на пол. Пол ее тюрьмы (правда, сама Алиана не знала этого слова), хоть тоже был холодным, но не таким холодным, как стены и дверь. Злой волшебник сделал это специально, чтобы пойманная им селена не замерзла совсем и не превратилась в кусочек льда, она нужна была ему живой. И сейчас Колдун сидел и радовался. Он радовался, потому что видел все, хоть был далеко от своего замка.
    А видел он все, потому что заранее прикрепил к потолку подземелья, где собирался держать пленную селену, телекамеру. И сейчас сидел перед монитором компьютера и наблюдал за всем, что происходит. И когда он увидел, как совершенно обессиленная селена сидит на полу и плачет, он понял, что теперь она не опасна. Впрочем, в увиденном было и над чем призадуматься. Но призадуматься он решил попозже, а пока нужно было отдать важные распоряжения.
    Колдун взял трубку телефона и, потыкав пальцами в кнопки, набрал нужный ему номер. Ответил ему крысеныш Сидоров, который дежурил сейчас в его темном замке.
    — Слушаю, хозяин, — сказал Сидоров в трубку.
    — Переведи ее в другое помещение, — стал распоряжаться Магунов, — в то, которое я приготовил для нее, в круглую башню на самом верху.
    — Слушаюсь, — не очень бодрым голосом ответил Сидоров.
    — И смотри, соблюдай технику безопасности, как я учил вас. А я скоро буду. Да, — вспомнил Магунов, — дай ей воды. Пусть пьет сколько хочет, это ее поддержит, но сил не прибавит. И можно еще небольшую рыбку и водоросли, те, что морской капустой называют. Только не консервированные, а которые в аквариуме растут вместе с рыбками.
    — А вдруг она меня ударит током? — забеспокоился Сидоров. — У меня в телевизоре видно было, что она с дверью сделала.
    — Не станет она тебя трогать. И потому что сил у нее нет и потому что техника безопасности есть. И вообще, она током не бьет.
    Сидоров только хотел спросить, а чем же тогда она бьет, но не успел, Магунов положил трубку.
    Сидоров тоже положил трубку телефона, только был он очень недоволен, что именно его смена пришлась на тот момент, когда пленница пришла в сознание. Потому что хоть током, хоть не током, но чем-то она бьет.
    — Тоже мне, техника безопасности, — бормотал он недовольно и боязливо. — Взять с нее слово, что она меня не тронет. Да с меня хоть тыщу слов возьми, а будет возможность, так вцеплюсь зубами, что мало не покажется. А чем она лучше меня. Или чем она хуже меня?
    Раздумывая над этим вопросом, чем селена хуже или чем селена лучше его Сидоров стал спускаться в подвал. Хоть и любил он темные подвалы больше, чем светлые просторные комнаты, но сейчас спускался туда с неохотой и страхом.
    Впрочем, техника безопасности не ограничивалась только тем, чтобы пойманная селена дала слово, что не причинит вреда крысенышу Сидорову. Был и еще один способ обезопасить себя. Такой же простой, а значит надежный, как и первый. Сидоров зазвал себе в помощь сотни три других крыс. По совету Магунова он, чтобы те помогали ему, прикармливал их сыром, потому что бесплатный сыр не только мыши любят, но и крысы тоже.
    А Магунов, когда положил трубку телефона, задумался над тем, что увидел. Мысли его были вот какими. Когда селену отнесли в подвал, то, чтобы видеть ее, ее измазали местами краской. В темноте эта краска светилась, а если темноты не было, то краска казалась как бы обычной — белая с чуть зеленоватым отливом. Но когда селена очнулась и в слабом свете гнилушек стала испуганная метаться по подвальной комнатушке, то колдун сначала даже глазам своим не поверил, но потом поверил. А удивило его вот что: все селены так прозрачны, что прозрачнее любого стекла, их почти совсем не видно, а только как бы марево от раскаленного воздуха видно и это вполне объяснимо самой обычной наукой физикой — свет искривляется даже в самом прозрачном веществе, но тело селен это не вещество, а именно тело, гибкое и подвижное, поэтому свет при их движениях искривляется всегда по-разному и поэтому оно, тело и видится таким вот тепловым маревом. Но сейчас, когда пленная селена очнулась, колдун увидел не только светящуюся краску, которой ее измазали, а видел он прозрачно тело, которое стало теперь не таким прозрачным, как несколько дней назад.
    Мы-то знаем об этом, потому что Алиана в своем разговоре с подругой на берегу Волшебного моря упоминала про это. Но злой волшебник не слышал их разговора и, значит, ничего не знал.
    Колдун долго думал над своим открытием, но всякие гипотезы отметал в сторону, кроме одной и, надо заметить правильной — если селена долго не находится в воде, то со временем она теряет свою прозрачность. И вполне возможно, что через какое-то время пойманная им селена станет такой же видимой, как и самый обыкновенный человек. Конечно, эту догадку нужно было проверить, что нетрудно, потому что со временем она сама собой проверится. А пока Магунов задумался над тем, что если догадка его правильна, есть ли польза от этого ему? Или наоборот? Но потом решил этот сложный вопрос просто — пользу можно извлечь из всего, если подойти к этому с умом. А вот чего нельзя о Магунове сказать, так это то, что он был дураком. Нет, дураком он не был.
 
7
Круглая башня, на самом верху замка, в которую перевели пленную селену, была сделана, как и весь замок, из огромных темно-серых валунов. Если пройти поперек этого круглого помещения, то сделать можно было не больше десяти небольших шагов. Зато потолок здесь был высоким и нужно десяти Сидоровым, когда они были не крысами, а превращались в людей, встать на голову друг другу, чтобы дотянутся до потолка.
    А еще, это самое главное, в этой башне были окна. Правда, такие маленькие и узкие, что скорее их можно было назвать бойницами, чем окнами. Но в бойницах не устанавливают толстые железные решетки, да и высота, на которой окна находились, не позволяла бы в кого-то стрелять, они были расположены приблизительно на половине расстояния от пола до потолка. Зато целых четыре.
    Они выходили на восток, юг, запад и север. А это значило, что в три из четырех окошек в хорошую погоду могло заглядывать солнце. Правда, небольшой солнечный лучик утром с востока и вечером с запада мог быть только виден отраженным на противоположенной от окна стене. Зато днем, из южного оконца, солнечный луч падал на пол, у самой стены и это значило, что пленная селена может на несколько минут подставить свое тело так нужному ей солнечному лучу.
    Конечно, это не было случайностью. Магунов все рассчитал. Ему нужна была живая селена.
    Алиану не перевели в прямом смысле из одного помещения в другое, для того, чтобы идти самой, она была слишком слаба, а надо ведь было подняться из самого глубокого подвала замка, на самый его верх по крутым каменным лестницам. Поэтому крысам, помогавшим Сидорову, пришлось потрудиться. В подвале сотни полторы их сбились вместе, плотно прижавшись одна к другой, так что получился настоящий серый ковер из этих крыс, только ковер не простой, а живой. Другие полторы сотни крыс, затащили селену на этот живой ковер и он — ковер из крыс — пополз по лестницам. В общем-то, крысам было нетрудно затащить селену наверх. Без воды и без еды, а главное, истратив свои силы на борьбу ее хрупкого тела с холодом, селена стала легкой словно пушинка. Ну, не совсем как пушинка, это, так сказать, образно, но все равно, селена была такой легкой, что крысы, тащившие ее, почти и не чувствовали тяжести.
    Что касается техники безопасности, то Сидоров не только выполнил, но и усовершенствовал ее, эту технику. Он разумно решил, что не стоит самому договариваться с селеной и брать с нее слово, что она ничего ему не сделает и за это ее переведут в другое помещение, где есть даже дневной свет. Чтобы не рисковать, Сидоров вместо себя послал договариваться с пленницей одну из крыс. И выбрал он не какую-то там первую попавшуюся, а одну единственную из всех, которая была белой.
    Белая крыса в любой стае найдется, даже если на самом деле она будет не белая. Даже среди депутатов думы наверняка есть парочка, а то и штуки три белые крысы, или белые вороны ("белая ворона" — так привычней, к тому же, белая ворона в этом повествовании тоже появится, чуть позже). Но речь сейчас не о депутатах, а о крысах. Тем более, с депутатами лучше не связываться, потому что у них, у депутатов в большинстве, характер как у недовольной своим мужем женщины. А пробовал кто-нибудь связываться с толпой недовольных своими мужьями женщин? Если нет, то советуем и не пробовать. Вот тоже самое и с депутатами.
    Ну ладно, мы остановились на белой крысе. Именно ее, белую крысу Сидоров и выбрал для переговоров с плененной селеной. Выбрал он ее не по каким-то там причинам, например, что белый цвет приятнее для глаз, чем грязно-серый или по каким либо другим психологическим своим выводам, нет, психология не была сильной стороной его натуры, точнее, она для крысеныша Сидорова вообще не существовала, его сильной стороной была врожденная хитрость и еще острые зубы. Выбрал же он для переговоров с селеной белую только потому, что она была белая. Эту белую крысу всегда и остальные крысы дразнили и даже недобро подшучивали над ней, хотя сама она никому ничего плохого не делала.
    Алиана, когда к ней в чуть приоткрытую дверь прошмыгнула крыса, даже обрадовалась, потому что находиться совсем одной для нее оказалось непереносимым, она ведь привыкла всегда, постоянно быть в окружении подруг. И, конечно, Алиана стала спрашивать, что с ней случилась (ведь она так быстро уснула, что ничего не поняла и не помнила), спрашивала где она находится, ну и все остальные вопросы задавала, которые задал бы в подобной ситуации любой другой человек. Но белая крыса, которая, надо заметить, ни капельки не была настроена с враждебностью к пленной, все же мало на что могла ответить, разве только на то, где они сейчас. А большего белая крыса и сама не знала.
    Алиана, конечно, сразу согласилась, никого не трогать и не пытаться бежать (да и не смогла бы она сейчас, сейчас она была слабой и беззащитной), а за это ее переведут в другое помещение, более теплое и к тому же, что главное, там есть дневной свет. Она даже удивилась про себя — зачем это обещать, почему она вообще должна кому-то что-то делать плохое. И еще удивилась: почему она должна кому-то что-то делать плохое, если ей делают хорошее — из холодного темного помещения, переведут в теплое и светлое.
    Ну, а дальше Алиану, так как она сама идти не могла от слабости, перенесли на своих спинах крысы. Но об этом уже говорилось.
 
8
Магунов прилетел в свой любимый замок в своей любимой ступе в тот же день, но только к вечеру. Днем было много дел: во-первых нужно было получить две взятки — одну за разрешение на строительство нового магазина, вторую, за то, что он устроил так, что вора не посадят в тюрьму. Взятки, конечно, он брал не сам лично, а через посредников. В первом случае через своего парикмахера, во втором, через домработницу.
    Потом были еще важные дела. Целых три часа он заседал в думе, где решался вопрос о новом указе президента. Все депутаты знали, как они поступят — как поступают женщины: сначала скажут "нет", чтобы убедить претендента в чистоте и искренности своих помыслов, а уж при следующей встрече (на следующем заседании) согласятся. К тому же Магунов не мог пропустить это заседание потому еще, что выступал на нем с речью, где призывал усилить борьбу с коррупцией.
    Были и еще кое-какие дела.
    И по дороге кое-что произошло. Не сказать неприятность, но неприятное, потому что вызвало в Магунове чувство зависти, да и время он бесполезно потерял. А случилось вот что. Летел он не спеша, хоть и хотелось ему увидеть поскорее свою пленницу, пришедшую в сознание, но и обдумать первую встречу нужно было хорошенько.
    И вот, примерно на полпути к замку, пролетев буквально в нескольких шагах, если было воздуху можно было ходить, дорогу ему пересекла какая-то красавица разодетая по-восточному. Пролетела она на новеньком персидском ковре-самолете. Она полулежала на нем. Из колонок небольшого, но дорогого музыкального центра, расположенного рядом на ковре, доносилась музыка, совсем не восточная, да и сразу было понятно, что красавица не из восточных женщин, а была она блондинка с пшенично золотистыми волосами, хотя бедра у нее были во восточному роскошны. В общем, она была как раз такая, каких любят тамошние мужчины. Тут же стояли золотые блюда с фруктами и кувшинчики с вином. Ясно, что ковер-самолет красавица не сама для себя приобрела, а подарил ей за красоту ее и ласки неискренни какой-либо колдун или волшебник. Но не красавица вызвала зависть Магунова, на красавицу ему было  наплевать, да и обходились они недешево. Как-то он решил было прицениться, выбрать себе красавицу, но когда посмотрел на ценники, которые болтались на них, передумал. А вот ковер-самолет…
    Магунов так задумался и размечтался, что его ступа сама собой повернула и полетела вслед за ковром-самолетом с белокурой красавицей в восточном костюме.
    Как ни любил Магунов свою метлу со ступой, о приобретении ковра-самолета задумывался давно. Но были некоторые трудности — ковер-самолет можно было достать только на Востоке, у тамошних волшебников, магов или джинов. Он даже купил бы такой ковер. Но его не купишь. То есть, купить можно, но не за деньги, а потребовал бы с него продавец или тайну какую волшебную выдать или служить на него лет сто пришлось бы. А это Магунову совсем ни к чему. Самое лучшее, конечно, украсть. Но и украсть так просто не украдешь, точнее украсть-то можно, да не обойдется все это так легко, как с нашей какой-нибудь доморощенной ведьмой — украл у нее, та утерла слезы и сопли и начала шарить по углам, вместо метлы с известной фирмы брендом на ручке, помело какое-либо старенькое завалящее искать. Нет с восточным народом такое не пройдет. Они же мстить очень любят. Кумысом не пои, пловом не корми дай только повод кому-то за что-то отомстить. И обрадуется джин какой, что у него украли его вещь, значит появился у него теперь враг, пусть и не кровный, но хоть какой ни есть, и, значит, теперь будет чем заняться от скуки — объявить джихад. А Магунову делать больше нечего, как только с джинами воевать, потому что укради он даже у простого колдуна, тот за помощью к джину обратиться. И победить-то его не победишь так просто, а надо джина этого в какой-то сосуд упрятать и на самое глубокое дно самого глубокого океана бросить. А что такое получиться, об этом глупо даже думать. Джин это тебе не колдун, у джина сил побольше, чем у десятка магуновых. Вот когда он достанет книгу Велеса. Тогда…
    Магунов размечтался, хоть никогда и не был любителем помечтать. Но оплошность с каждым может случиться. Опомнился он только когда услышал веселый смех красавицы. Тут только он понял, что летит не в ту сторону. Обругав себя, он повернул в сторону нужную ему. "Мечтать не вредно", — такое мог сказать только глупец. Очень даже вредно мечтать. Во-первых, понапрасну тратится время. Пусть он и не спешил, но одно дело не спешить, а другое напрасно терять время. А главное — мечтания всякие расслабляют человека и делают ленивым и неспособным к свершению серьезных дел. Но ковер-самолет… Да нужна Книга Велеса, тогда он любого джина хоть в бутылку заткнет, хоть за пояс.
    На крышу той самой круглой башни, в которой теперь находилась пленная селена, Магунов опустился, как уже было сказано, только к вечеру.
    Первый разговор с пленницей Магунов считал самым важным. Испортить все легко, а исправлять потом кто знает сколько придется. Переговорив с Сидоровым и узнав, что первой с пленницей общалась белая крыса, Магунов переговорил и с ней. Про себя решил, что пусть эта крыса в будущем прислуживает селене. Еще раз все обдумав, Магунов направился к пленнице.
    В круглую башню вошел тот самый беленький старичок, который плакал и страдал, когда попал на своей яхте неизвестно куда и не знал как оттуда выбраться.
    Круглая башня еще тем отличалась от подвала, что ночью освещалась не гнилушками с болота, а электрическим светом, правда светом холодным, неоновым, зато пленница могла включать и отключать его по своему желанию.
    Старичок с беленькой бородкой осторожно приоткрыл дверь и осторожно протиснулся в круглую башню, беспокойно оглянувшись, перед тем, как закрыть за собой дверь, будто бы опасался, что кто-то может следить за ним.
    Селена сидела прижавшись спиной к камням на южной стороне башни. Огромные камни с той стороны немного прогрелись за день и теперь, возвращая накопленное тепло, давали селене капельку сил. К тому же она могла теперь пить сколько угодно воды и еще дали ей для подкрепления сил рыбешку, окунька морского с небольшим пучком водорослей. Так что самую чуточку, но силы к ней вернулись и она могла теперь разговаривать без особого труда и даже, как видим, сидеть, опираясь спиной о стену.
    Колдун знал, конечно, много, но не все, и тем более, о селенах. Да и сами селены о себе не так уж много знали. Но получалось так, что злой волшебник, сам того не сознавая, превращал селену в простую девушку, давая ей питаться обычной пищей, пусть и морской и не давая ей солнца столько, сколько бы ей хотелось. И совсем лишил возможности окунуться в морскую воду, не говоря уж о воде Волшебного моря. Правда, даже мы (пока что) и сейчас не знаем, что получится, если селена превратиться в обычную девушку, а потом снова получит возможность столько бывать на солнце, сколько она захочет. Получит ли она снова прежни силы или нет, или случится что-то другое? Мы этого пока не знаем. Впрочем, в намеренья колдуна не входило давать когда-либо свободу и, значит, возможность сколько угодно находиться на солнце пленной селене.
    Старичок, как только закрыл осторожно за собой дверь, приложил к губам палец, давая понять селене, чтобы она не зашумела от удивления или страха, хотя и знал, что она шуметь не станет. А сам в это время рассматривал насколько прозрачность селены уменьшилась. Рассмотрев, подумал, что селена еще не очень видна, все еще слишком прозрачна, но если так пойдет дальше, то надо бы для нее приготовить одежду, потому что без одежды, если прозрачность ее станет уменьшаться и дальше, ей станет стыдно разговаривать с другим человеком, а для пользы дела ничто не должно мешать его общению с селеной.
    — Вы не знаете меня, но не удивляйтесь, — шепотом заговорил беленький старичок, бесшумно прикрывая дверь.
    Алиана сначала непонимающе смотрела на беленького старичка. Но потом вспомнила его. И колдун стразу понял, что селена узнала старичка, "случайно" попавшего в Волшебное море, понял он это по блеснувшим удивленно глазам селены.
    — Я несчастный пленник пиратов, — продолжил беленький старичок, словно не догадался, что селена узнала его. — Главным у этих разбойников есть ни кто иной, как великий маг и волшебник Магун. Он забрал мою прекрасною яхту себе, а меня взял в плен, чтобы я никому не рассказал, что он мою яхту забрал себе. А перед этим он усыпил меня и мою команду. А потом он заколдовал всю мою команду и они теперь служат ему и думают, что всегда ему служили. Меня он только заколдовывать не стал, потому что ему хочется иметь своих пленников и поэтому он сделал меня пленником. А еще, потому что за пленников можно взять выкуп и он попросит за меня выкуп и, когда ему дадут, что он просит, тогда он, конечно, выпустит меня, потому что Магун всегда честный и справедливый и всегда выполняет свои обещания. Вот только яхту он мне не вернет, потому что считает ее своим трофеем.
    Беленький старичок говорил много и спешил все сказать. Ему нужно было сразу объяснить селене свое присутствие, чтобы она не заподозрила чего и не стала позже свои подозрения рассматривать с разных сторон. Поэтому, — решил Магунов, — надо стразу же не давать почву ее догадкам, а тем более, сомнениям. Вот он и спешил, все придуманное им, в первую минуту изложить пленнице и если она сразу поверит, то не станет потом задумываться над тем: что? почему? и как?
    — Но до того, как уснуть, я видел, что волшебник этот со своими пиратами вытаскивают что-то из воды, которая тоже стала отравленной и сонной, как и все вокруг. И пока я здесь находился, я поразмышлял и посопоставил всякие факты и догадки и понял, где я был перед тем, как меня схватил великий Магун и кого он вытащил из воды и сделал пленницей как и меня пленником. Я ведь слышал о Волшебном море и знаю, кто там живет. Только раньше не верил в это. А теперь вот убедился и поверил.
    Беленький старичок, а по-настоящему — Магунов, говорил и незаметно, но  внимательно присматривался к своей пленнице. Верит она или нет? — думал он. Кажется селена верила ему. Но все же она была еще слишком прозрачна, чтобы можно было с уверенностью это утверждать.
    — А сегодня я услышал, как кого-то перетаскивают по лестнице и сразу подумал о том, кого Магун взял в плен одновременно со мной, — продолжил старичок. — Я порасспросил своего охранника и он подтвердил мою догадку. Тогда я попросил его позволить мне поговорить с другим пленником, потому что мне очень тоскливо здесь. За это я пообещал ему подарить свою белую морскую фуражку с золотыми рыбками и он согласился. Но он меня не отпустил бы, если бы боялся, что я убегу, но он знает, что я не убегу, потому что вокруг здесь болота с бездонными трясинами. Поэтому он не боится. И вот я здесь и разговариваю с вами.
    Беленький старичок замолчал и стал ждать, что скажет селена. И она сказала. Она спросила тихим голосом:
    — Зачем я ему?
    Магунов так обрадовался этому вопросу, что чуть не засмеялся от радости, потому что вопрос этот означал, что селена поверила его рассказу. А так бы она спросила о чем-нибудь другом, например, кто он такой этот беленький старичок, который стоит перед ней.
    — Но я же сказал, великий Магун любит, чтобы у него были пленники. А еще потому, что за пленного можно получить выкуп.
    — Но я ничего ему не смогу дать такого, что ему понравится. У меня даже белой фуражки нет.
    — А он и не попросит у вас белую фуражку. Магун любит всякие тайны и секреты. Может у вас есть какой-то секрет или тайна. Тогда, когда он спросит о таком тайном секрете, вы скажите ему и он отпустит вас.
    — У меня нет никаких тайн и секретов.
    — У каждого есть тайны, — не согласился старичок. — А еще мне сказал мой охранник, что он хочет подарить вам всякую одежду. Потому что он думает, что может быть вы можете перестать быть прозрачной и станете совсем видимой. Такое может быть?
    — Да, — ответила Алиана и снова заплакала, второй раз в этот день. — Если я долго буду находиться без морской воды, то скоро мое тело станет таким же как у обычных людей.
    Магунов замолк на некоторое время, сразу начав обдумывать услышанное. Но тут же опомнился, решил, что обдумает позже, а то как бы эта селена не заподозрила чего. И поэтому спросил. Но спросил не просто что-то, а то, что представляло для  него не меньший интерес, а может и больший.
    — Но я еще слышал о каких-то ваших способностях, о том, что вы можете быть очень сильной и что это у вас от солнца. Эти способности тоже пропадут?
    — Я не знаю, — ответила Алиана. — Может быть.
    — Хорошо бы, — проговорил беленький старичок сам себе, но тут же спохватился и сказал уже селене: — Хорошо бы, чтобы не пропали.
    И тут же он заторопился.
    — Ну, мне пора, а то мой охранник скажет, что я слишком долго пробыл здесь и потребует с меня еще что-нибудь в уплату. А я лучше в другой раз отдам ему что-нибудь, чтобы еще раз к вам прийти поговорить.
    — Значит вы еще придете? — с надеждой спросила Алиана.
    Алиана спросила об этом, потому что одиночество для нее было непереносимо почти так же, как отсутствие солнечного света и морской воды. И даже этот разговорчивый старичок, болтовня которого в другое время наскучила бы ей в две минуты, сейчас был спасением для нее от тоски и страха. А эти два чувства, которые Алиана ощутила сразу же, как только пришла в себя, не отпускали ее ни на минутку. А болтовня старичка заставила ее хоть немного меньше обращать на них внимание.
    — Конечно приду. Обязательно приду, — пообещал беленький старичок и, приоткрыв дверь, снова опасливо осмотрел все снаружи.
    Старичок острожено протиснулся в приоткрытый дверной просвет и исчез. Дверь так же тихо закрылась. А потом послышался скрип запираемого засова с наружной стороны двери. Алиана поняла, что это ее закрыл охранник, который разрешил старичку за белую фуражку с золотыми рыбками навестить ее.
    Алиана, оставшись одна, ощутила еще большую тоску и больший страх, чем прежде. Она раньше и не подозревала, что в ней могут находиться такие отвратительные чувства. А потом она задумалась. Если ее, тот, кого старичок называл волшебником Магуном, захочет освободить взамен за открытую ею тайну, то какую тайну она может ему открыть? Она не знала никаких тайн. А потом она подумала, а вдруг он потребует от нее чужую тайну? Как тогда быть, ведь чужие тайны нельзя раскрывать никому. Даже за свою свободу. Но тут же успокоилась, потому что у нее не было ни только своих тайн, но и никаких чужих она не знала и, значит, тут ей волноваться не о чем.
    Вдруг Алиана услышала тихий шорох. Она посмотрела в сторону, откуда он донесся и увидела белую крысу. Алиана обрадовалась. Она подумала, что может белую крысу послали, чтобы та следила за ней и все рассказывала своим хозяевам, ведь эта белая крыса уже приходила к ней перед тем, как ее перевели, а точнее, перенесли в другое помещение. Если так, то все же Алина будет не одна. Этому она и обрадовалась. И девушка не ошиблась. Впрочем, она еще не была настоящей девушкой в нашем понимании, потому что была еще слишком прозрачна и призрачна. Но скоро она станет самой настоящей девушкой. Очень стройной и очень красивой девушкой лет шестнадцати или семнадцати. И, конечно же, очень необычной, а может быть даже необыкновенной. Но это позже. А пока Алиана обрадовалась белой крысе, потому что снова была не одна. А если белая крыса захочет с ней поговорить, то это будет совсем хорошо. И крыса захотела с ней поговорить.
    — Это правда, что ты жила в Волшебном море? — спросила белая крыса.
    — Правда, — ответила Алиана и улыбнулась крысе.
    Крыса удивилась, потому что ей никто никогда не улыбался, а потом, сама не сознавая, улыбнулась в ответ. Получилось эту нее плохо, и кто-то, увидев ее улыбку, сказал бы, что белая крыса окрысилась, но это было не так, белая крыса улыбнулась, только улыбаться она не умела, не приходилось ей улыбаться никогда прежде.
   
9
Магунов начинал сердится. Со злости он даже крысу Иванова, который не вовремя кашлянул, превратил в лягушку и лично вышвырнул из окна замка, в болото. Но потом передумал, преданные слуги, даже преданные из корысти, большая редкость, и брать нового глупо, неизвестно, что за крысеныш ему попадется, а то станет еще докладывать все врагам его. Так что Иванова вернул он обратно на прежнее место и на прежнюю должность — одного из трех доверенных секретарей.
    А злился Магунов оттого, что прошло уже времени немало — вторая неделя пошла — а еще ни одной, даже самой маленькой тайны о селенах, как хитро он все ни придумывал и ни обставлял, он не выведал у пленницы.
    Пленная селена к этому времени сильно изменилась внешне. От ее прозрачности мало чего осталась, хотя все еще и было видно сквозь нее, но уже плохо. Прозрачность ее стала матово-белой. Впрочем, не сквозь всю селену можно было теперь смотреть, потому что большую часть ее сейчас закрывало платье с длинным рукавом и колготки. Был у Алианы и другой костюм: джинсы фирменные "Levis" из магазина-распределителя думского (может Магунов и купил бы по жадности своей подделку китайскую или малайскую на рынке или в ГУМе или другом центре торговом каком, да в своем магазине фирма стоила дешевле рыночной подделки) и кофта на кнопках. Ну и на кроссовки и на туфли к платью, даже на колготки дешевые, чтоб ноги селены не просвечивали, Магунов расщедрился. Но иначе нельзя, деньги тратились для пользы дела. А в таких случаях Магунов мог быть даже щедрым, для пользы-то дела.
    Волосы пленной селены были роскошны. К тому же волосы к этому времени почти совсем потеряли свою прозрачность. Густые, светлые с голубоватым отливом, они доставали ей до самых пяток. Скрепя сердце Магунов пошел на то, чтобы обрезать такие чудесные волосы. Жалел он их не оттого, что любил красивое, а просто это красивое принадлежало ему — раз селена его пленница, значит и волосы ее ему принадлежат. Но, обрезав волосы селены по лопатки ей, он все же послал одного из своих крысенышей, чтобы тот продал их в Большой театр на парики, не выбрасывать же такое богатство. И оказалось, что волосы селены все расходы на одежду окупили и даже еще осталось сколько-то денег. Так что Магунов порадовался, что принял героическое решение обрезать селене волосы.
    Сама Алиана ничуть не пожалела о потерянных волосах. Она никогда не думала особенно о них и не думала, нужны они ей вообще или нет. Ведь и раньше они не нужны были даже для того, чтобы грудь ими прикрывать. От кого? От своих подруг что ли? Тем более, селены все были красавицы. Или от осьминогов или дельфинов? Так и тем и другим — потому что осьминоги просто знакомые, а дельфины просто друзья — все равно какая грудь у какой селены и какие волосы. Так что, когда ей сказали, что волосы нужно обрезать, она только плечами пожала. Это была такая мелочь по сравнению с тем, что она потеряла свободу, что в общем-то, можно сказать, не было ничем. К тому же, стоит добавить, и оставшимся волосам любая фотомодель позавидовала бы.
    А Магунов был очень недовольный. Не мог он придумать способ, который помог бы обмануть селену и выведать у нее тайну так ему нужную. Сейчас, когда он поймал наконец селену и упрятал ее в своей замок неприступный, он уже стал считать, что тайна Волшебного моря и селен это главное в его жизни, что он должен добыть. Впрочем, возможно, так оно и было. Ведь когда Магунов получит то, что хочет — тайну нужную ему — он властителем мира станет. И тогда хоть президенты всякие, русский, там, или американский или хоть королева английская, будут у него на посылках, как золотая рыбка у старухи с разбитым корытом. Только у старухи ничего не получилось. Но он-то не старуха, он — Магунов!
    А в то время, пока Магунов крысу Иванова то в лягушку превращал, то обратно лягушку в крысу Иванова и ходил и злился, Алиана и белая крыса совещались тайно. (Кстати, имя белой крысы оказалось необычным, звали ее Изольда, так что, кроме того, что она была белая, а в придачу еще и добрая, ее еще и звали, можно сказать, не по-человечески. Другие-то крысы были Маньки да Дуньки, да Параши всякие, а которые мужского рода тоже соответственно, а тут, нате вам — Изольда — просто курам насмех). Так вот, Алиана и Изольда тайно совещались.
    Совещание тайное затеяла белая крыса Изольда. Но это и понятно, Алиана о таких вещах, как тайные совещания и заговоры понятия не имела. А Изольда все же воспиталась в более просвещенном обществе и, как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.
    Белая крыса Изольда знала, что в круглой башне, как прежде в подвале, установлена была подсматривающая и подслушивающая аппаратура. Но без изъяна ничего не бывает, а если нет такого изъяна, то его можно сделать. И тогда Изольда забралась по каменной стене к аппаратуре подсматривающей и помазала кусочком масла сливочного (она это масло специально припасла именно для этого) самый краешек стекла подсматривающего, так что все внутри башни круглой видно, а одно место видно, да не очень, а как-то мутно и непонятно. Потом Изольда взяла кусочек глины и дырочку микрофонную им залепила. Не совсем залепила, а так, что, когда громко в круглой башне говоришь, то слышно тем, кто подслушивает, что там говорят, а если говорить шепотом, то не слышно ничего, разве кажется, что шорох какой или ветер далеко где-то шумит в лесу. И вот после этого подозвала белая крыса Алиану в то место в круглой башне, которое хоть и видно в подсматривающую аппаратуру, но так плохо видно, что, в общем-то, и не видно ничего, забралась к ней на плечо и тихо заговорила.
    — Убегать тебе надо отсюда, — в самое ухо Алиане прошептала Изольда.
    Алиана удивленно раскрыла глаза, хотела сказать что-то, но Изольда прижала к губам ее свой белый хвост, давая понять, что говорить нужно тихо. И Алиана поняла ее и заговорила тихо.
    — Как же я убегу отсюда? — зашептала она близко от уха Изольды. — Если бы были у меня силы, как раньше, я бы разрушила эту башню и никто бы не удержал меня. А сейчас я солнце вижу только три минутки в день и да то, такой кусочек маленький, что ладонью можно прикрыть. Так что сил у меня сейчас меньше, чем у тебя. А ты разве сможешь разрушить такие толстые стены.
    — Конечно не смогу, — согласилась  Изольда. — Да если и разрушить, то по болотам далеко не убежишь, хоть я и привычная бегать где угодно и ты все еще ловкая, хоть и слабая совсем. Нас быстро догонят. Ведь замок этот не только сородичи мои стерегут. Снаружи его вороны круглые сутки облетают и высматривают, не крадется ли кто к замку или от замка. А их столько здесь ворон, что они кого хочешь заклюют насмерть, хоть слона, если вместе налетят.
    — Кто такой слон? — спросила Алиана.
    — Неважно, — махнула хвостом Изольда и продолжила. — Да еще в лесу и на болотах водяные и лешие лесные, да кикиморы болотные. Немного их, пара водяных, да пара леших, да кикимор столько же. Они тоже служат колдуну Магуну, потому что боятся его.
    — Расскажи мне, кто он такой, этот колдун. Я ведь ничего не знаю про него.
    Тогда белая крыса Изольда, все что знала, рассказала Алиане. И про то, кто он такой колдун этот и про то, что беленький старичок это тоже он, только превращается в такого, что на себя не похож. И много чего другого рассказала Изольда Алиане, что мы, в общем-то, знаем, а значит и пересказывать незачем.
    Алиана выслушала рассказ Изольды и вздохнула так тоскливо, что белая крыса чуть не расплакалась. Но она все же воспитывалась среди крыс, поэтому приучилась не проявлять свои чувства.
    — Но если все так, — заговорила Алиана, — как ты рассказала, то убежать отсюда невозможно.
    — Невозможного нет, — перебила Алиану Изольда, — когда будешь уверена, что невозможного нет. Невозможное есть, когда считаешь, что невозможное есть.
    — Хорошо, — согласилась Алиана. — Я буду считать, что невозможного нет.
    — Вот и правильно, — похвалила ее Изольда. — Поэтому больше не перебивай, мне еще многое тебе нужно сказать, а времени мало, потому что те, кто следит за нами и подслушивает, задумаются, почему это мы совсем не разговариваем и почему нас не видно. Подумают еще, что мы спрятались и шепчемся.
    — Я слушаю тебя.
    — У меня есть знакомая, можно сказать, подруга, — начала рассказывать Изольда о плане, который она придумала. — Эта ворона. Она белая ворона в своей стае, как я белая крыса в своей.
    — И чем же сможет помочь ворона, пусть даже белая? Она ведь не сильнее нас с тобой и не сможет разрушить такие толстые стены?
    — Для того, чтобы убежать отсюда, нужна не сила, а хитрость. А у меня хитрости столько, что у тебя сил столько не будет, хоть ты круглые сутки без перерывов на ночь лежи на солнце.
    — Нет, ночь прекрасна, — мечтательно вспомнила Алиана. — Особенно, когда полная луна. В такие ночи слышишь удивительную прекрасную музыку.
    — Если будешь меня перебивать и мечтать, то больше никогда не услышишь никакую, даже самую отвратительную музыку.
    — Я отвратительную и не хочу слушать.
    — Тогда слушай меня.
    — Слушаю.
    — Я уже обо всем переговорила со своей знакомой белой вороной. Зовут ее, кстати, Клара. И сейчас Клара летит в одно место кое-что сказать кое-кому.
    — Кое-кому это кому?
    — У каждого есть враги, — продолжила Изольда.
    Алиана ее перебила.
    — У меня нет, — сказала она.
    — Может у тебя их и не было раньше, когда ты жила в своем Волшебном море. А теперь ты живешь среди людей, а здесь враги есть у всех. А если не согласна, то скажи, кто такой колдун, он друг тебе или он враг тебе?
    — Не друг, это точно.
    — Тогда не перебивай. У каждого есть враги, сказала я, а у такого, как колдун Магун их столько, что не перечтешь. Но он сильный и его боятся, а то бы давно уже отравили или превратили в червяка и скормили жабам. Но если он достанет то, что ищет, то станет еще сильнее.
    — Ты говоришь о волшебной Книге Велеса, о которой у меня расспрашивают, то злой черный старик, до добренький беленький.
    — Вот объясняла, объясняла, а она все не понимает. И злой черный старик и добрый белый, это все один и тот же, это колдун Магун и есть. У людей так принято правду выпытывать, сначала злой требует сказать и пугает, а потом добренький утешает и тоже просит сказать ему то же, что и злой спрашивал.
    — А зачем?
    — Зачем, зачем. — передразнила Изольда. — Затем, что так принято у людей. А если, то злой, то добрый ничего не добиваются у того, у кого хотят узнать что-то, тогда они начинают ему больно делать.
    — Больно делать? — удивилась Алиана.
    — Да. Кусают, царапают или еще чего похуже выдумают, чтобы выпытать, что им хочется. Ты, конечно, в своем Волшебном море ничего такого не слышала, что я тебе скажу, поэтому ты мне просто верь, а не перебивай всякими детскими вопросами.
    — Хорошо, — кивнула Алиана.
    — Так вот. Обращаться за помощью к какому-то там рыцарю в золотых латах или принцу на белом коне бесполезно. Они, конечно, воюют со злом, только война эта хоть и нужная, но бессмысленная. Добро и зло будет воевать вечно и никто никого не победит. А если бы даже и победило добро, то толку мало, потому что ему станет нечем больше заниматься и придется выдумывать новое зло, с которым надо воевать. И все сначала.
    — Как много ты знаешь, — удивилась Алиана. — Дельфины, которые приплывают в Волшебное море тоже много знают. И про рыцарей знают и про принцев, но все равно меньше тебя.
    — Это потому что я ближе к людям могу подобраться и больше услышать. Все, не перебивай, слушай дальше. Так вот, поэтому мы сговорились с белой вороной Кларой о другом и она сейчас летит туда, куда нужно.
    — А куда нужно?
    — Я про колдуна, который тебя украл, все знаю или почти все. И знаю многих его врагов. И вот скоро моя подруга, белая ворона, уже прилетит к одному такому врагу Магуна. Он бандит, разбойник и вор, зовут его Стремов. Сам он всегда очень занят, потому что детские садики строит и потом фотографируется вместе с детьми около этих садиков. Так что времени у него мало, поэтому у него есть свой мертвец, который для него делает всякие злые вещи, избивает кого-то или совсем убивает. А когда ничем таким не занимается, то мертвец этот вместе с Магуном и другими всякими садятся в одном месте, которое Думой называется и думают, чтобы им еще такое придумать, чтобы денег побольше в подушки и матрасы напихать. Потому что на подушках и матрасах деньгами набитых, жадным людям очень сладко спится.
    — Ты же сказала, что Магун и тот, другой, Стремов, что они враги. Почему же мертвец, с Магуном вместе про деньги думают?
    — Потому что вместе воровать легче. А враждуют они уже потом, когда наворованные деньги делить начинают.
    — И что белая ворона скажет этому разбойнику, который детские садики строит?
    — Она расскажет ему, что ты у Магуна в плену и что скоро ты расскажешь ему, где нужно искать Волшебную Книгу. И он тогда очень испугается. А когда он испугается, что он сделает?
    — Убежит и спрячется.
    — Нет, он не спрячется, потому что прятаться ему некуда. А значит он решит, что нужно тебя выкрасть и самому у тебя выведать секрет, где храниться Волшебная Книга.
    — Но чем же лучше от одного злого человека попасть к другому злому человеку? Я все равно не стану детские садики строить, если это так плохо.
    Белая крыса только лапкой махнула, рассудив, что со временем Алиана и сама все поймет. Но сказала:
    — Детские садики тебя никто не заставляет строить. И попасть от одного злого человека к другому, в этом, конечно, ничего хорошее нет. Но мы сделаем так, что от одного избавимся, а к другому ты не попадешь.
    — А как это можно сделать?
    — Все, больше я пока тебе ничего не скажу.
    — Почему?
    — Потому что я суеверная и потому что мы и так уже долго прячемся от тех, кто подсматривает за нами. Они могут забеспокоиться. Вот когда все начнется, тогда я скажу, что тебе нужно делать. Только тогда уж не задавай глупых вопросов, а делай, что скажу. А спросишь потом.
    — Хорошо, — согласилась Алиана.
 
10
Войны между злыми людьми давно кончились. Кончились они, когда люди эти поделили между собой все, что можно поделить. Но ненавидеть друг друга они меньше не стали, потому что все эти люди всегда очень жадные и считают, что все, что досталось другим, должно принадлежать ему. Но у них появились свои законы, которые если нарушишь, то скажут про тебя, что ты беспределом занимаешься и все тогда с радостью накинутся на одного, чтобы, вроде как, наказать за это, на самом же деле, чтобы отобрать у того все и разделить между собой так честно, как честно они это считают. А честно для них это так, чтобы простым людям ни кусочка не досталось, а все только им.
    Но когда к Стремову прилетела белая ворона и рассказала ему о пленнице Магунова, Стремов понял, что без новой войны не обойтись.
    Уже давно стемнело и наступила ночь, но сразу, не медля ни секунды, Стремов позвонил одному знакомому генералу, с которым у него были всякие дела, при помощи которых они добывали деньги и коротко рассказал все, что сказала ему белая ворона Клара. А долго и не надо было рассказывать, потому что генерал все сразу понял. Была небольшая трудность, генерал этот служил на государственной службе и, значит, нужен был повод, чтобы оказать помощь Стремову. Но Стремов уже пока набирал номер генерала все успел обдумать и повод придумал. А повод простой: надо сказать, что нехорошие люди захватили заложницу, которая Стремову была племянницей двоюродной и требуют за нее выкуп большой и если Стремов заплатит этот выкуп, то у него не останется денег, чтобы детские садики строить.
    Генерал тут же одобрил придуманную Стремовым историю и, рассказав ее кому нужно, тут же получил три вертолета. Два самых больших, какие только есть, МИ-26 они назывались и двести человек специально обученных солдат, чтобы освобождать заложников. Эти двести человек разместились в двух вертолетах. А в третьем вертолете, поменьше, он назывался МИ-8, еще людей посадили, человек пятнадцать, только это были уже люди самого Стремова вооруженные не хуже генераловых солдат, а то и лучше. И скоро уже все три вертолета летели к темной скале, на вершине которой был построен темный замок.
    Но еще раньше, пока солдаты еще только бежали к вертолетам, которые прогревали моторы, белая ворона Клара успела еще кое-что рассказать и посоветовать Стремову. Она рассказала, где именно Магунов держит пленницу и в каком месте башни нужно пробить дыру, через которую его люди проберутся внутрь и захватят пленницу. Клара даже план клювом нацарапала на полированном столе. И тогда, пояснила ворона, пленницу Магунова легко уже заберут люди Стремова и она станет его, Стремова пленницей.
    Стремов торопливо похвалил ворону Клару и дал ей в награду кусочек сыра. Белая ворона Клара, не раздумывая съела кусочек сыра и улетела. Она спешила. Теперь ей нужно было поскорее вернутся обратно. Так у них по плану было намечено с крысой Изольдой.
    … Магунов сидел и придумывал способ при помощи которого он сможет выведать у пленной селены ее тайну. И способ такой он придумал. Во всяком случае, ему этот способ понравился, потому что, как посчитал Магунов, теперь у него все получится. А способ был простой и Магунов даже удивлялся, как он раньше не додумался до него. Всего-то навсего, нужно загипнотизировать пленницу и даже не колдовским, а самым простым гипнозом и тогда, спящая селена все ему расскажет.
    Но удачный придумал способ Магунов или нет, узнать ни ему ни кому-то другому не удастся, потому что в тот момент, как Магунову пришла в голову эта мысль и только он успел порадоваться ей немного, как услышал вдалеке гром.
    В первое мгновенье гром не привлек особого внимания Магунова, а только отвлек слегка от мыслей, которые его порадовали. Но почти тут же Магунов удивился, потому что гром был какой-то необычный, он не прерывался и не затихал, чтобы потом снова загрохотать, а гремел ровно и однообразно и быстро усиливался. И тогда Магунов стал предполагать и догадываться, что именно происходит.
    И когда Магунов предположил самое плохое, а это и оказалось самым правильным предположением, он очень испугался.
    В том, что Магунов испугался, ничего удивительного нет. Колдуны они по природе своей трусливы. Именно из трусости многие и становятся колдунами, потому что так легче навредить кому-то и остаться незамеченным. Ведь смелые люди честно говорят своему противнику, что он им не нравится и предлагают драться справедливо один на один и даже тем оружием, которое выберет противник. А трусливый спрячется в своей коморке и колдует, колдует, чтобы навредить.
    Но хоть Магунов и испугался сильно, но делать-то было нечего. Колдовать поздно, враги его будет здесь раньше, чем он сможет даже самое простое — отвести им колдовством глаза. Поэтому он распорядился всем крысам и воронам готовиться к битве. И даже послал посыльных, чтобы те собрали ополчение из водяных, леших и кикимор. Пусть небольшой отряд, да все подмога.
    Впрочем, Магунов знал, что лично он не пострадает. Ведь драться сам он не будет. К тому же, он в любую секунду может спрятаться в такое место, где его никто никогда не найдет и это успокаивало его и делало смелее.
    Битва началась и она была страшной. Особенно страшной она была для тех солдат, которых послал генерал. Это были честные солдаты и они летели, чтобы честно освободить заложницу. А, как известно, честным людям всегда достается самое трудное и опасное. Они первыми стали спускаться по длинным, сброшенным с вертолетов веревкам.
    Было так темно, что люди почти ничего не видели. Прожектора, включенные на вертолетах, мало помогали, они высвечивали только кусочки скалы и замка и леса с болотом, который окружал скалу. И на солдат, которые прилетели спасать заложницу тут же напали вороны. Черно-серые, эти вороны совсем не были видны в темноте, а в лучах прожекторов, они только мгновенье мелькали темной маленькой тенью. И они налетали по десятку одновременно на спускавшихся по веревкам людей и клевали их своими большими острыми и крепкими как сталь клювами. Солдаты срывались с веревок и падали вниз, в темноту. Многие сразу разбивались насмерть, а которые не разбивались, на тех нападали крысы и кусали их и царапали своими крепкими когтями. Крысы знали, что главное, это перегрызть человеку горло. И это хорошо получалось у крыс. А тех солдат, которым удавалось спуститься по веревкам чуть подальше от темной скалы, туда, где начинались болота, на этих уже нападали водяные, кикиморы и лешие. И они их хватила и заволакивали в болота, в самую трясину, откуда уже выбраться невозможно.
    А вот люди Стремова, на вертолете, который был поменьше, не спешили ввязываться в битву. Они облетели башню, нашли нужно место, где пробить дыру, чтобы пленница Магунова не пострадала — так им строго-настрого приказал Стремов — и несколько раз выстрелили в это место в стене из небольшой бронебойной пушки. В толстой стене образовалась дыра.
    Но хоть и хитрые были эти люди, но не были они такими опытными, как те солдаты, которые сейчас умирали для того, чтобы эти могли спокойно сделать свое дело — похить у похитителя заложницу. Эти, люди, которых послал Стремов, могли бы спокойно сделать свое дело, если бы знали как это сделать. На крышу башни они не могли посадить вертолет, он хоть и был меньше первых двух, но все де слишком большой, чтобы сесть на крышу башни. По веревкам эти люди тоже не могли добраться до дыры, которую они проделали в стене башни. Точнее, один попробовал, да почти сразу сорвался, хотя вороны его и не заметили, потому что на этом вертолете специально не включали прожектора и другие лампочки, чтобы оставаться незаметными.
    А в то время, пока эти люди совещались и спорили, как забраться в дыру, чтобы украсть заложницу и сделать ее не чужой, а своей заложницей, в это самое время по стене, рядом с ними карабкалась верх белая крыса. Между огромными камнями, из которых была построена башня, Изольде нетрудно было найти расщелины, по которым она могла спокойно забраться наверх башни. Будь Изольда одна, она давно уже была бы на крыше. Но, чуть ниже, держась Изольде за хвост, на крышу карабкалась почти совсем превратившаяся в обычную девушку, Алиана.
    Ели бы Алина не была так слаба, она и сама бы смогла забраться, без посторонней помощи. Но сейчас без помощи Изольды и Клары, Алиана не могла обойтись. "Ночью все кошки серые". Не только кошки. Изольду и Клару, хоть и были они белыми, но ночью тоже не так уж легко было разглядеть. И их никто не видел. Клара тоже помогала Алиане, как могла. Она вцепилась когтями в ее одежду и тоже сильно махала крыльями, подтягивая девушку вверх.
    Они поднимались, но очень медленно. К тому же Алиана видела все, что происходило вокруг, оказывается у нее было такое зрении, что она и ночью видела не намного хуже, чем днем. И Алиана видела, что происходит. Она видела, что умирают люди, которые прилетели, чтобы спасти ее. И снова из глаз Алианы текли слезы.
    Изольда говорила ей только одно:
    — Ты обещала, что будешь делать все что я скажу, значит ты должна выполнить свое обещание. — И лезла все выше, таща, державшую ее за хвост Алиану.
    Клара была помногословней. Если бы в этот момент у Алианы было время предаться воспоминаниям, то Клара напомнила бы ей осьминогов, потому что как и те любила пофилософствовать.
    — Эти люди солдаты, — объясняла Клара. — Он выбрали себе такую работу, чтобы драться, спасая других. А вот если тебя схватят другие, которые прилетели с ними, чтобы схватить тебя, тогда ты станешь пленницей другого злого человека. И когда-нибудь он у тебя выпытает твою тайну. А знаешь, что тогда будет. Тогда хуже станет не только этим солдатам, но и все людям и тогда даже твое Волшебное море перестанет быть волшебным, потому что он заберет его себе. Поэтому ползи вверх, а не плач.
    И Алина продолжала карабкаться, подгоняемая упреками одной своей спасительницы и уговорами другой.
    И наконец они добрались до плоской крыши.
    — Она здесь, — радостно сообщила Изольда, как только перебралась через угол, который скрывал крышу.
    О чем именно сказала Изольда нетрудно догадаться. Нужно только вспомнить, что Магунов садился в своей ступе на эту самую крышу.
    Потом и Алиана выбралась наконец на крышу. Клара отпустила ее и, подлетев к ступе, села на ее край.
    — Метла здесь, внутри, — тоже радостно сказала Клара.
    — Скорее, — торопила Алиану Изольда. — Быстрее забираемся в нее и полетели отсюда.
    — Но как мы полетим? — удивилась Алиана.
    — Очень просто. Клара подслушала волшебные слова, которые говорил Магун, чтобы ступа летала, — объяснила Изольда и спросила Клару. — Ты не забыла их?
    — Я не слабоумная, — Клара сделал вид, что немного обиделась.
    — Тогда говори скорей.
    — Если я скажу, то это корыто не полетит. Нужно чтобы человек сказал. Тогда полетит.
    — Ну, скажи Алиане. А она уже скажет ступе с метлой, чтобы они летели.
    — Запоминай и повторяй, — сказала Клара Алиане, которая как и Изольда уже забралась в ступу: — Кыр-быр-мыр-гыр-тыр-пыр-фыр. Запомнила? Теперь повтори.
    Алиана повторила слова, которые сказала Клара.
    И ступа приподнялась над крышей.
    — Ура, — закричала Изольда. — Получается.
    — Теперь возьми метлу, — сказала Клара девушки и управляй.
    — Как управлять? — спросила растерянная Алиана.
    — Как хочешь. Как лодкой управляют. Ты это должна знать, раз в воде всю жизнь прожила.
    Алиана видела, как люди управляются на лодке с веслами и взяв метлу, стала словно бы грести.
    И опять получилось. Ступа сдвинулась с места. А потом она медленно полетела.
    — Скорее, скорее, — торопила Клара, летая вокруг ступы. — А то нас заметят. Тогда никуда уже не улетим.
    Но ступа хоть и летела, но летела слишком медленно. Правда было и другое, чего ни Изольда ни Клара, ни, тем более, Алиана не знали. А это было то, что когда ступа летела, то ее переставало быть видно. Точнее, ее переставало быть видно после того, как сказать волшебные слова, чтобы ступа вместе с метлой полетели.
    А вот медленно ступа летела, потому что Клара не совсем правильно сказала волшебные слова, которые повторила Алиана, потому что Клара довольно сильно картавила.
    И невидимой ступа была не полностью. Одна ее часть, оттого, что не все слова были сказаны правильно, осталась видимой. Эта часть ступы и затормаживала движение, во-первых, потому что летящей части ступы было тяжело тащить не двигавшуюся самостоятельно часть, а к тому же, кто разбирается в разных науках, тот сразу скажет, что еще и потому затормаживалось движение, что видимая часть тормозила от сопротивления воздуха.
    И все же ступа летела. Пусть небыстро, но летела. И еще. Даже видимую часть ее никто не заметил. Но это сложно — заметить небольшой кусочек чего-то летящего в темноте. Люди ведь в темноте не видят, значит, из вертолета ее не видели. Да и у ворон зрение в темноте не лучше, чем у людей, так что и серые вороны ее не видели, тем более, они были заняты войной.
    Долго ли коротко ли так летели Алиана с ее новыми подругами, но, видимо, не очень долго. Только еще начало светать, когда показать опушка заколдованного Магуном леса.
    И совсем немного оставалось до последних деревьев, как ступа, не выдержав тяжести своей видимой части, а может и не желая больше лететь, раз ей не совсем правильно сказали колдовские слова, рухнула между деревьев на землю и развалилась пополам. И метла, ее держала в руках Алиана, метла, застряв между двух толстых сучьев, тоже пополам сломалась.
    — Ну вот, прилетели, — недовольно стряхивая с мордочки комочки глины, проговорила Изольда.
    — Прилетели, — согласилась с ней Алиана, поднимаясь с земли и осматриваясь.
    Для Алианы все, что она видела вокруг было новым и удивительным. Настолько удивительным и настолько новым, что ради этого — она так подумала — стоило на какое-то время покинуть Волшебное море.
    — Интересно, — опускаясь на землю проговорила Клара, — лес здесь все еще заколдованный или уже нет?
    — От кривой березы и к опушке уже незаколдованный, — услышали неожиданно все трое довольно высокий, но скрипучий голос. — А если от той же кривой березы и вглубь, то там заколдованный. А вы устроились как раз на нейтральной полосе.
    Все трое посмотрели в ту сторону, откуда послышался голос и увидели небольшого роста мужичка.
   
    11
Изольда и Клара сразу поняли, кто это такой. Клара взлетела на ветку дерева и оттуда угрожающе заговорила.
    — Только подойди к нам. Я тебе сразу глаз выклюю.
    А Изольда подскочила ближе к мужичку и тоже стала угрожать.
    — А я тебе нос откушу, — пообещала она. — И тогда придется тебе вставить вместо носа сучок и тогда уже выглядеть будешь, как и положено выглядеть лешему.
    Да, это был леший. И Клара с Изольдой не могли не понять этого сразу. Они и поняли.
    — А чего вы сразу набрасываетесь с ругательствами. Я вам чего плохого сделал? Я наоборот, объяснил вам, чего вы не знали.
    Леший сказал это и боязливо отступил на шаг. А то ведь и правда, возьмут и откусят ему нос, а то и того хуже, в глаз клюнут.
    — А скажи-ка, — подозрительно спросила Изольда, — почему это все твои родственнички на войне там дерутся, — махнула она лапой в сторону замка Магуна, — а ты тут разгуливаешь?
    — Да, — поддержала Изольду Клара, — какого лешего ты здесь делаешь?
    Леший гордо упер кулаки в бока.
    — А потому, что Магун мне не указ, — даже с некоторой злостью и гордостью ответил он. — Я и ушел на самую опушку жить, где лес не заколдован, чтобы не подчиняться ему. Не люблю когда мной командуют.
    — Это хорошо, — решила Клара. — Кто не любит, когда им командуют, тот и сам не очень-то норовит покомандовать другими. А кто не любит другими командовать, тот и к обману не так расположен.
    В это время заговорила, стоявшая молча, но с любопытством разглядывавшая лешего Алиана.
    —  Скажите, а вы не знаете случайно, в какой стороне находится Волшебное море? — спросила она и любопытство в ее глазах сменилось надеждой.
    — Волшебное море? — переспросил леший и задумался.
    Он прошелся взад-вперед, почесал затылок длинными ногтями похожими на когти, поскреб также задумчиво ими свой живот. Потом пожал узкими плечиками.
    — Слыхать-то я слышал про Волшебное море. Да думал, что это сказки.
    — Нет, не сказки, — уже поняв, что леший не знает, где ее родное море, стала грустней Алиана. — Я там жила.
    — Вона как, — проговорил леший, с интересом рассматривая Алиану. — Далеко тебя занесло.
    — Ее не занесло, — объяснила Клара. — Ее Магун украл и принес сюда. Вот в этой, кстати, самой ступе.
    Клара указала клювом на разбитую ступу.
    — Так это про тебя, — с еще большим интересом посмотрел на Алиану леший, — вот уж третью неделю разговоры тут всякие разговаривают. Ценную пленницу какую-то, говорят, Магун себе раздобыл.
    — Про нее, по нее, — немного недовольно подтвердила Клара. — Только ты не вздумай болтать каждому пеньку глазастому, что видел ее.
    — А ступу с метлой отдадите? Тогда я ни словечка никому не скажу. Как тины болотной в рот наберу.
    — А зачем тебе ступа-то разбитая? — спросила Клара.
    — Как зачем? Да я ее клеем деревянным склею, обручами из орешника стяну, а то и железные закажу у кузнеца знакомого. Так она лучше новой станет. И метлу отремонтирую.
    — И будешь летать туда-сюда над болотом. А тут-то тебя Магун и застукает, недовольно предположила Клара.
    — И спросит тебя с пристрастием, — продолжила мысль Клары Изольда, — откуда у тебя ступа. А ты тут и скажешь, откуда она, да куда пошли те, кто на ней прилетел.
    — Не застукает, — не согласился леший. — Во-первых, сам-то я летать на ней не буду, мне это не к чему. А продам я ее одной кикиморе знакомой. Она давно уже в Бабы-Яги метит подняться. А какая Баба-Яга без ступы с метлой? А уж она-то хной ее покрасит, цветочками полевыми украсит, так никакой Магун ни в жизнь не узнает, что это его бывшая ступа.
    — Да бери, — разрешила Клара. — Нам-то она разбитая все равно ни к чему. А ремонтировать всякую технику, не женское это дело. Так что мы все равно ее здесь бы бросили.
    — Вот и ладушки, — обрадовался леший. — А я вам за это тоже доброе дело сделаю. Где море-то волшебное, сказал уже, не знаю. А вот про озеро про такое знаю. И знаю, что русалки в этом озере живут. А они, глядишь, и про море поболе моего знают. Может чего и присоветуют.
    — Волшебное озеро? — снова оживилась Алиана. — Где оно?
    — Не то, чтоб слишком далеко, да не так уж и близко. Дня два, а вам, глядишь, и все три надо итить в сторону солнца полуденного.
    — Полуденного? — радостно переспросил Алина.
    — Ага, — подтвердил леший. — И дойдете так до реки. Река-то широкая, не каждый ее переплывет.
    — Переплывем, не беспокойся, — сказала Изольда.
    — А не переплывем, так перелетим, — поддержала ее Клара.
    — Ну и ладно, — согласился с ними леший. — А уж сразу за рекой этой лес начинается. Лес-то обычный больше. Хоша и там волшебные места имеются. И там, если вглубь подальше зайти, где чащоба непроходимая, моих родственничков встретите. А как встретите кого из них, передайте тому привет от Флора, от меня значит. Ну и скажите, что вам нужно озеро Колдовское. Вот озеро-то одно из колдовских местов и есть. Только его еще найти нужно. Ну, так любой мой родственничек вас проводит к озеру этому, или куда скажите еще, потому что уважают меня за то, что хороший я и что Магуну не служу, за это тоже уважают.
    — Ну, спасибо и на том, — поблагодарила Клара.
    — Не на чем, — отозвался леший Флор.
    Он уже взялся за край одной из половин разбитой ступы, и, приподняв ее, потащил за густой ореховый кустарник.
 
12
На небе не было ни облачка, и к полудню, когда солнце оказалось в самой высокой своей точке, оно стало с такой силой припекать, что даже Клара с Изольдой немного утомились от жары, особенно Изольда. А вот Алиана — она чувствовала, как с каждой минутой ее силы возвращаются к ней.
    Они двигались прямо к этому обжигающему полуденному солнцу, то по высокой, уже давно высохшей от росы траве, то через поле созревающей пшеницы, то по лугам с зеленой мягкой травой.
    Алиана разделась совсем, чтобы всем телом впитывать солнечные лучи. Она чувствовала себя почти счастливой. Ей не хватало только моря. Но это, она знала, будет не скоро, когда она увидит даже не свое Волшебное море, а хотя бы самое обычное. Но свобода — она поняла это теперь — было для нее самым главным в жизни.
    Изольда с Кларой ее сразу предупредили, чтобы она не вздумала выбрасывать одежду, а несла ее в руках. Потому что, как они объяснили, люди, если они им встретятся, не станут даже разговаривать с Алианой, если она будет без одежды, и даже если она не успеет надеть на себя всю одежду, даже из-за такой мелочи они будут ругаться.
    Зачем нужна одежда не только Алиана, но и Клара с Изольдой не очень-то понимали. Но они точно знали, что одежа нужна обязательно. Так что Алиана скрутила одежду в узел и держала в руке.
    Изольде было тяжелее всех пробираться между высоких стеблей растений, особенно в созревающей пшенице или ржи, которую люди насеяли для себя. Так что Алиана предложила Изольде забраться к ней на плечо. Изольда не стала заставлять себя уговаривать, а запрыгнула на правое плечо Алианы, захватив с собой небольшой лопух, которым закрылась от обжигающих солнечных лучей.
    Клара не страдала так сильно от жары, как Изольда. Она летала и встречный воздух обдувал ее. Иногда Клара поднималась довольно высоко, она высматривала дорогу впереди, выбирала такие места, где меньше высокой травы. Потом она опускалась и тоже садилась на плечо Алианы, на левое, и рассказывала, куда лучше идти, чтобы идти было легче.
    Во второй половине первого дня пути Алиана и две ее спасительницы, а теперь можно сказать уже и подруги, дошли до небольшого перелеска, в глубине которого был овражек, по дну которого по отшлифованным разноцветным камешкам с журчанием бежал небольшой, но прозрачный и чистый ручей.
    От голода Изольда и Клара не страдали, потому что почти созревшие пшеничные и ржаные зерна были хоть и не лучшей заменой бутербродам с колбасой и сыром (а обе они предпочитали съедать только колбасу и сыр), но все же и злаковые зерна вполне утоляли голод, а в одном месте им попалось поле засеянное горохом и они съели по нескольку сочных зеленых стручков с круглыми шариками горошин внутри. Алиана тоже попробовала и пшеницу и стручки гороха, все это для нее было вполне съедобным, но все же не то, что морские водоросли.
    А вот от жажды все трое страдали и поэтому небольшой прозрачный ручеек в глубине перелеска очень их обрадовал. Они вволю напились. Здесь же решили немного и отдохнуть.
    — Не нравится мне все это, — усевшись невысоко на ветку дерева сообщила своим спутницам Клара.
    — Что тебе не нравится? — спросила улегшаяся в густую пушистую мягкую траву Изольда.
    — Уже больше половины дня прошло и мы немаленькое расстояние преодолели, а все так тихо, мирно, спокойно. Даже ни одного человека не встретили за больше чем полдня пути.
    — Чего же в этом плохого? — спросила Изольда.
    — А то, — стала объяснять Клара, следя одним глазом за земляным червяком, который как раз из земли и показал свою голову, а может хвост. — Не нравится мне, что все так хорошо и хорошо, потому что все хорошо и хорошо продолжаться вечно не может, потом обязательно станет плохо.
    — Ты бы не каркала, — чуть рассердилась Изольда.
    — Я не каркаю, — ответила Клара. — А просто то, что я сказала, есть философия жизни.
    Клара сказала это и тут же сорвалась с дерева вниз. Приземлившись около вылезшего наполовину червяка, она схватила его клювом, дернув, подбросила вверх, а когда он стал падать, поймала клювом же и проглотила. Потом она снова взлетела на свою ветку на дереве.
    — А я считаю, — не согласилась Изольда, — что когда будет тебе плохо, тогда и плач.
    — А я считаю, — не согласилась теперь Кара, — что все нужно предусмотреть и рассчитать заранее, чтобы потом не было плохо и не плакать.
    — Знаете что, — поднялась на ноги Алиана. — Давайте не будем спорить, а пойдем дальше.
    — Правильно, — сразу поддержала ее Изольда. — Потому что, чем больше будем идти, тем быстрее придем.
    — Вот с чем не поспоришь, с тем не поспоришь, — не стала на этот раз противоречить и философствовать Клара. — Разве только с одним, кто-то пойдет, а кто-то полетит.
    И они готовы были уже отправиться дальше. Но в этот момент услышали приятный, даже, можно сказать, ласкающий слух голос.
    — А я бы на вашем месте, — раздался этот голос из-за куста, — подождала бы до ночи.
    Алиана, Изольда и Клара вздрогнули, хоть голос и был нежным и приятным для слуха, но и неожиданным он для всех был. И все трое уставились в ту сторону, откуда голос послышался.
    И тогда из-за куста вышла лиса. Она была вся рыжая и только кончик ее хвата был белым.
    — Ты что, следила и подслушивала? — тут же ощетинилась Изольда.
    — А что же еще она могла делать, — поддержала Изольду Клара.
    — А я еще могла, — подойдя ближе сказала лиса, — не следить и не подслушивать, а просто проходить мимо и просто услышать ваш разговор.
    — Ей нельзя верить, — быстро и враждебно заговорила Клара. — Лисам вообще никогда и ни в чем нельзя верить. Они все обманщицы.
    — Ты так говоришь, — насмешливо сказала лиса, — потому что веришь всяким басням. Да мало ли чего не расскажут для красного словца всякие эзопы. Они могут даже сказать, что мы зрелый виноград от незрелого отличить не можем. А я скажу, что зрелый виноград любая лиса сразу отличит от незрелого, а если он незрелый, так нужен он любой лисе, как тебе, ворона, вторая голова, потому что, если бы у тебя была вторая голова, ты бы только тем и занималась, что сидела бы на ветке и спорила сама с собой в какую сторону лететь.
    — Давайте, послушаем, что она скажет, — заговорила Алиана. — А тогда уже решим, верить нам или не верить.
    — Да можете не верить, — обиделась лиса. — Я вообще могу ничего не говорить, а просто уйти и все.
    Лиса повернулась и собралась уходить.
    — Подождите, не обижайтесь, — остановила ее Алиана. — Нам нужно знать, что вы скажете.
    — Да, — поддержала Алиану Изольда. — Знать нам нужно, чтобы знать, что делать.
    — Пожалуйста, не уходите, — попросила Алиана.
    Лиса остановилась.
    — Хорошо, — согласилась она. — Но только пусть эта белая ворона попросит у меня прощения, за то, что оскорбила меня в моих лучших чувствах ни за что.
    — Это какие же у тебя лучшие чувства? — спросила Клара, пока еще не решив, будет ли она извиняться перед лисой или нет.
    — А такие, — стала объяснять лиса, — что я хотела сделать доброе дело и предупредить вас об опасности, а ты на меня набросилась со всякими глупыми обвинениями.
    — Клара, — сказала Изольда. — Я бы на твоем месте извинилась, и тогда бы мы смогли выслушать эту рыжую, а потом, если надо, сделать наоборот.
    — Ну, если только наоборот, — подумав, согласилась Клара и повернулась к лисе и сказала: — Была неправа, не раскаиваюсь, но прошу меня извинить.
    — Ладно и так сойдет, — удовлетворилась и таким извинением лиса.
    — Так почему нам сейчас нельзя идти, а только ночью? — спросила Алиана.
    — Да потому, — начала лиса рассказывать. — Забегала я тут на хуторок один, пока хозяин с собаками в ближний лесок ходил. Меня он все ищет, только не найдет никогда, потому что я его привычки знаю лучше, чем он сам себя знает. У него и собаки не умнее, чем сам хозяин. С кем поведешься, как говорится. Так вот, забегала я к нему в гости так, от нечего делать, посчитать сколько там кур развелось, да сколько уток осталось. Смотрю, а на хуторке гости незваные, приехали на машине своей, от которой такой запах, что в обморок упасть можно. И вот эти самые гости с хозяйкой разговаривали.
    Лиса замолчала, как бы припоминая всякие подробности.
    — Да о чем они разговаривали-то? — не выдержала лисью паузу Клара. — Не иначе советовали, чтобы хозяин всех собак с собой на охоту не уводил, а оставлял парочку, чтобы кто ни попадя не считал ихних кур и уток, и гусей в придачу.
    — А вот сарказм твой не к месту, — улыбнулась лиса, — потому что разговор касался всех вас троих.
    — А с чего это ты решила, что нас? — спросила Изольда.
    — А потому что говорили про девушку с голубыми волосами всю беленькую и прозрачненькую.
    Лиса повернулась к Алиане и посмотрела на нее внимательно.
    — Вот только, — сказала она, — не вижу я чтобы эта девушка была прозрачненькой. Да и не такая уж кожа у нее беленькая.
    Алиана посмотрела сначала на свои руки, потом на свои ноги. И увидела, что права лиса, от ее прозрачности и следа не осталась, и даже наоборот, кожа ее под лучами солнца стала совсем как у самой обычной девушки, только что загореть она еще не успела.
    — Но волосы-то голубые, как те люди говорили, — наивно сказала лиса.
    Да, волосы Алианы остались прежними — светлыми, с голубым, как морская волна, отливом.
    — А еще эти люди говорили, — продолжила лиса свой рассказ, — что с девушкой этой, с голубыми волосами, еще должны быть в попутчицах белая ворона и белая крыса.
    Изольда и Клара посмотрели друг на друга, как бы убеждаясь, что они белые и что значит говорили именно о них.
    Потом посмотрели на лису.
    — Ну и что же такого особого говорили эти гости незваные о девушках разных и о воронах и крысах белых? — спросила белая ворона.
    — А то говорили, — стала отвечать на вопрос вороны лиса, — чтобы хозяйка передала хозяину, когда вернется, что троих этих, особенно девушку, нужно поймать, а если не поймать, тогда задержать, а если не задержать, тогда сообщить куда надо, что видели их. И всем встречным и поперечным, чтобы сообщали хозяйка с хозяином этого хуторка то же самое, что им сообщили. И обещали те люди, что награду деньгами сообщивший получит немыслимую, так что только и останется им в их жизни, что деньги полученные считать и пересчитывать и больше ничего не делать. А если, сказали, не сообщат куда надо о девушке, тогда не награду они получат, а наказание какого никому не захочется.
    Рыжая лисица замолчала. Молчала и Алиана. И Клара с Изольдой тоже молчали.
    Клара заговорила первая.
    — А что же ты не побежишь и не сообщишь и награду не получишь?
    — Чтобы я и людям стала помогать?! — возмутилась лиса. — А потом, мне что, делать больше нечего, как только деньги считать и пересчитывать?
    — Это да, это правда, — согласилась с доводами лисы Изольда. — Рыжей гораздо интересней уток и кур считать и пересчитывать.
    Но Клару слова лисы не убедили.
    — А если все это не такая уж и правда? — засомневалась она, потому что до конца, полностью все же не верила лисице. — А если мы поверим и останемся здесь до ночи, а к нам в это время подкрадутся, окружат со всех сторон и тогда уж нам и деваться некуда. Ну я-то, допустим, могу еще улететь попробовать, меня не так легко поймать, Изольда тоже может спрятаться в нору какую, так что ее и с собаками не сыщешь. Тем более, ты сама сказала, нас с Изольдой не так уж и ищут. А куда тебе-то тогда деваться? — посмотрела белая ворона на Алиану.
    Алиана хотела что-то ответить Кларе, но лиса заговорила первая.
    — А вы можете проверить мои слова. Чего проще как тебе ворона взять и слетать на хуторок и когда хозяин вернется, подслушать, что хозяйка ему станет говорить. И тогда убедишься, правду я сказала или не правду.
    — Ага, — проявила недовольство Клара. — Полететь и подсмотреть и подслушать. Говоришь такое, будто не видишь, что я белая ворона и сразу меня увидят и уличат и поймут, что беглянка рядом где-то.
    — Ворона, ты не перебивай, а сначала дослушай до конца, когда тебе умное советуют умные, — улыбнулась Кларе лиса, только улыбка эта разозлила ворону, но, ворона промолчала, а лиса продолжила: — Совсем рядышком здесь, на краю перелеска этого, мальчишки, дети хозяина и хозяйки костер вчера разжигали и в костре том картошку себе пекли. Картошку они давно съели, а какая недопеклась выбросили и костер давно погас. А вот угольки-то от костра остались. Так тебе, ворона, ничего не стоит угольками теми из блондинки перекрасить себя в брюнетку. И тогда никто из людей и думать не подумает, что ты та самая ворона, про которую им непрошенные гости рассказывали, как о примете, по которой можно поймать девушку с голубыми волосами. А еще лучше, устройся где-нибудь в теньке и сиди и не каркай, так тебя и вообще никто не увидит.
    Лиса улыбнулась снова и замолчала. И все остальные молчали и думали над словами лисы. Потом ворона сказала:
    — А что, я так и сделаю.
 
13
Ночь была прекрасна. Во всяком случае, она прекрасной была для Алианы, которая давно уже не видела ночного неба и луны со звездами. Конечно, луна была не такой большой, какой она бывает над Волшебным морем и звезды не такими яркими и небо не таким темным. Но все же.
    Алиана слышала даже музыку, словно лившуюся на нее сверху. Это была музыка Луны и бездонного космоса. Она звучала совсем тихо, даже Клара с Изольдой ее не слышали. Но Алиана улавливала эти звуки. И в груди своей она чувствовала мягкую грусть. Наверное это была грусть по своему Волшебному морю и своим подругам селенам, но и надежда была в этой тихой грусти, что она вернется домой и эта надежда ласкала ее.
    Лиса не обманула. Клара, когда вернулась, пересказала почти слово в слово то же самое, что им рассказывала лиса.
    Рыжая лисица тоже была сейчас с ними. Она сама вызвалась проводить их немного, потому что хорошо знала все в округе. А еще она научила их одной хитрости, как ночью не сбиться с пути. Лиса рассказала беглянкам, правда, беглянкой была одна Алиана, но это все равно, так вот, лиса рассказала им, что ночью, чтобы идти в сторону полуденного солнца нужно идти в противоположенную сторону от самой яркой звезды, потому что та звезда находится в противоположенной стороне от полуденного солнца. Это лиса слышала от людей и потом проверяла не один раз и всегда оказывалось, что это правда.
    В том, чтобы идти ночью было и еще одно преимущество и немаленькое. В округе, как и везде было много ворон. И кто бы мог утверждать, что среди сотен серых родственниц Клары не найдется одной-двух служащих Магунову и посланных им, чтобы выследить беглянку. Нет, за подобное никто не мог поручится, а вот в обратном, в том, что в стае простых серых ворон обязательно найдется шпиона Магуна, в этом ни Клара ни Изольда не сомневались. Но в темное время у ворон зрение не лучше, чем у людей, а может даже хуже, а то с чего бы им даже вечером, когда еще не совсем темно натыкаться на провода и на ветки одиноких сухих деревьев.
    Клара, хоть она была и белая ворона, в этом вопросе ничем не отличалась от своих серых родственниц, поэтому она сидела на плече у Алианы и не каркала.
    Все четверо прошли не больше трети пути, который они рассчитывали пройти за ночь, как лисица стала принюхиваться и даже немного засуетилась.
    — Что с тобой, — спросила ее Алиана.
    — Там, чуть в стороне, — и лисица указала, где именно, — деревенька небольшая. Меньше десяти домишек.
    — И что? — спросила недоверчивая Изольда.
    — А то, что стоило бы разведать и узнать последние новости, — объяснила лиса.
    — Зачем это нам нужны всякие новости, — не согласилась с лисой Клара, — когда нам нужно идти вперед.
    — Знаете что самое главное, чтобы победить врага или, как в нашем случае, а точнее в вашем, чтобы не попасться к нему в лапы?
    — И что же это? — ехидно спросила Клара, пытаясь в темноте разглядеть лисицу.
    — Знать его планы. Когда знаешь, что враг замыслил и как он поступит, то всегда можно обвести его вокруг хвоста и посмеяться над его глупостью.
    — Вообще-то, лиса права, — признала правоту лисицы Изольда. — Лично мы всегда так поступаем.
    — Вы, это крысы? — уточнила Клара.
    — Но не Божьи же Коровки. Тех и так никто не станет трогать, на них только посмотреть стоит и сразу видно, что они ядовитые.
    — На самом краю этой деревеньки, — продолжала лиса, — есть домишко ветхий. В домишке этом живут старик со старухой. Помню как-то они по сусекам поскребли, по амбарам помели и насобирали разной пшеницы да ржи, да овса всякого на целый колобок. Попробовала я этот колобок. Так лучше б и не пробовала. Мало того, что не поймешь какое тесто получилось, так в нем еще пока они скребли по сусекам и выметали из амбаров, пыли всякой набралось больше, чем зерна. Так вместе с пылью и паутиной и запекли его. Нет, напрасно я его тогда съела. Пусть бы уж катился себе и катился, а там, глядишь воробьям бы попался. Вот тех бы он порадовал.
    — Ну, хватит воспоминай грустных, Рыжая, — перебила лису Изольда. — Давай лучше посоветуемся, как подойдем к деревне незаметно для собак, и что говорит будем этому деду с бабкой, чтобы они нам все сказали, что знают.
    — Посоветоваться, это первое дело, — согласилась с Изольдой Клара. — Потому что одна голова хорошо, а четыре лучше.
    Посовещались они, посоветовались, Алиана, правда, больше молчала, потому что обычаев людских не знала. И решили ворона белая и крыса белая и лисица рыжая, что должна Алиана в дом к старику со старухой постучаться и сказать им, что с пути сбилась и не знает теперь, в какую строну ей дальше идти. А там и выведать все, что нужно им, про то что их ищут и как ищут.
    Алиана сначала не согласилась робко. Не привыкла она даже в мелочах самых мелких обманывать. Ведь не сбивалась она с пути, знала куда идти — в сторону противоположенную самой яркой звезде.
    Но тогда хитрая лисица сказала.
    — Ну, если ты знаешь, то покажи эту сторону.
    Алиана посмотрела на темное небо, где сверкали и мерцали большие и маленькие звезды и удивилась, потому что многие звезды перестало быть видно. Оказывается пока они совещались и обсуждали, на небе появились облачка ночные. И как Алиана не старалась увидеть самую яркую звезду, найти ее не смогла.
    — Ну вот, теперь тебе никого обманывать не нужно, потому что ты и правда не знаешь, в какую сторону идти.
    Алиане ничего не оставалось, как согласиться.
    Подошла Алиана к ветхой двери, которая висела на одной петле, а вместо другой был прибит кусок кожи и постучала кулачном по потемневшем от времени деревянным доскам.
    — Кто там? — послышался изнутри старческий женский голос.
    — Я путница и сбилась с пути, — ответила Алиана, как научили ее ворона и лисица.
    Дверь заскрипела единственной своей металлической петлей и приоткрылась. В проеме показалась мерцающая на сквозняке свечка, а за ней Алиана увидела сморщенное лицо старушки. Старушка рассмотрела Алиану и заторопилась даже.
    — Проходи, миленькая, проходи, — заговорила она открывая дверь шире и пропуская Алиану.
     Девушка вошла.
    — Проходи, проходи, — снова стала приглашать старушка, а сама закрывала перекосившуюся дверь.
    На лавке сидел такой же сморщенный, как и старушка старик и, прищурившись, так, будто плохо видел, рассматривал Алиану.
    — Ой, да какая же ты худенькая, да какая же ты тоненькая, — запричитала старушка, когда увидела девушку полностью. — Да откуда ж ты такая?
    — Издалека я, — начала говорить Алиана.
    Но ее перебил старик. Он стал выговаривать старухе.
    — Что же ты с расспросами-та своими лезешь, — беззлобно заругался он. — Ты сначала накорми гостью, напои, а потом и расспросы расспрашивай.
    — И то правда, — согласилась старуха и стала накрывать на стол.
    Только сказать, что стала накрывать будет не совсем правильно, а может и совсем неправильно. Потому что даже скатерти у старика со старухой не было. А все, чем могли угостить гостью старик со старухой так это кочанчик капусты, да пара морковок, да еще печеная тыква.
    — Вот, чем бог послал, — говорила старушка, нарезая в деревянную миску капусту, морковку и тыкву.
    — Да, чем богаты, тем и рады.
    И еще в глиняную кружку налили ей ключевой воды из кувшина.
    Но круглые ломтики моркови понравились Алиане, а особенно ей понравилась капуста, потому что напомнила морскую капусту.
    — Так куда же ты направляешься? — снова стала спрашивать старушка. — И не страшно тебе темной ночью одной идти?
    — Я в ту сторону иду, куда светит полуденное солнце, — честно отведала Алиана. — И одной мне не страшно, потому что я не одна. Со мной Изольда еще и Клара. И еще лисица.
    — Лисица рыжая? — совсем не удивилась старушка. — Она что же, ручная у тебя?
    — Нет, — ответила Алана. — Она только дорогу нам немного покажет, а потом пойдет по своим делам.
    — А что же они не зашли, попутчики-т твои? Или стесняются? — спросила старушка.
    — Наверное, — пожала плечами Алиана.
    — А кто же такие Изольда с Кларой? — решил спросить и старик.
    — Изольда, это белая крыса. А Клара это белая ворона. Они помогают мне.
    — О-хо-хо, — вздохнул старик, а потом сказал: — И волосы-то у тебя голубенькие, прям как волна морская. И худенькая ты и тоненькая такая, что можно сказать, насквозь просвечиваешься.
    — Да, — поддержала старуха старика. — Прям в точности такая, про кого говорили люди приезжие.
    — А что эти люди говорили? — спросила Алиана и посмотрела голубыми-преголубыми глазами на старуху, а потом на старика.
    Старик со старухой переглянулись и старуха стала рассказывать.
    — Приехали они на двух машинах больших. А говорили эти люди, что убежала из-под стражи девица с голубыми волосами. А с ней еще скрываются ворона белая и крыса белая. И рассказывали, что эта девица разбойница, каких свет белый не видел. И еще говорили, что если эту девицу поймать и куда следует сообщить, то награду за нее дадут такую большую, что и дом можно новый отстроить в целый три этажа и машину дорогую купить и коров купить хоть целое стадо вместе с пастухом наемным, который за этими коровами следить будет и ухаживать.
    — Да-а, — подтвердил старик. — По всем домам ходили и это самое говорили.
    Алиана смотрела на старика со старухой и не знала, что им ответить, потому что понятно ей стало, что догадались они, про нее говорили люди, приезжавшие на двух машинах больших.
    — Так значит тебя они искали? — прямо спросила старуха.
    Алиана молча кивнула головой.
    — Да-а, — снова протянул старик, — а на разбойницу-то ты не очень похожа.
    — Вот несчастненькая-то, — покачала головой старуха. — И чего же этим иродам надо от тебя? Что же ты им сделала такого такая маленькая и слабенькая?
    — Ничего, — тихо ответила Алиана.
    — Да-а, — в третий раз протянул старик. — Так оно всегда и бывает. У сильных всегда так, всегда все кругом виноваты. Им нужны виноватые, чтобы в недобрых делах, которое они натворили, других можно было обвинить.
    — Но нас ты не бойся, — стала успокаивать Алину старушка. — Мы никому не расскажем, что видели тебя. У нас все что нам нужно есть, а машины дорогие и стада коров нам ни к чему. В наши годы с ними только морока одна.
    — И еще дадим мы тебе совет, — сказал старик. — Если тебя еще кто-то станет спрашивать, куда ты направляешься, то не говори никому, что идешь в сторону полуденного солнца. А то ведь тем людям на машинах тебя совсем легко найти будет. А говори просто: иду себе и иду.
    — Спасибо. Я так и буду говорить.
    — А еще вот что тебе скажу, — продолжил старик. — Может пригодится. Люди те, которые тебя ищут, не очень-то ладили между собой. И одни других все пугали каким-то Магуном, а другие им на это, что авторитетнее Стремова не найти никого и что еще, говорят, посмотрим, кто кого одолеет.
    — Да вот, — подтвердила старуха, жалея девушку. — А и не ладили, а и вместе тебя бедолагу разыскивали.
    — А тут ничего странного, — стал разъяснять старик. — Недобрые люди всегда вместе собираются на недобрые дела, как волки, чтоб добычу было сподручнее схватить. Только в волках-то меньше злобы, поймают какого лося, съедят его бедолагу, и разбегаются мирно. А у людей-то по-другому. Натворят всего непотребного, награбят-наворуют, а опосля начинают воевать между собой, потому каждому хочется всю добычу целиком захапать. Так уж у таких людей принято.
    — А давно они здесь были? — спросила Алиана.
    — Да днем еще, — сообщила старуха. — Да еще, что мы поняли, ищут-то тебя не одни только эти, которые сюда приезжали, а по всей округе полным полно таких. Так что, девонька, трудно тебе придется, чтобы не попасться к ним в лапы.
    — Пойду я, — сказала Алиана, поднимаясь из-за стола.
    — Да куда же ты на ночь глядя? — забеспокоилась старушка. — Тебе бы поспать, сил набраться.
    — Я днем высплюсь. Где-нибудь в перелеске найду полянку солнечную и посплю. А ночью идти лучше, потому что никто нас не видит.
    — Ну, как знаешь. Насильно-т удерживать не станем. Только почему ты сказала на полянке солнечной спать? Спать-то в теньке лучше. На солнце-то перегреешься.
    — Нет, — засмеялась Алиана. — Я не перегреюсь.
    — Ну иди, — согласилась старуха. — Жаль вот только чайком из листа смородинного угостить тебя не сможем. Дровишек-то есть немного у нас в печурке, а вот огниво все стерлось ни искорки не дает, сколько ни три.
    — Да, — вздохнул старик. — Да и нам чайком побаловаться было б неплохо. Да что уж теперь.
    Алиана посмотрела на небольшую печурку, где были сложены дрова для растопки. Она поднялась со скрипучего табурета, подошла к печке, присела и протянула руку к дровам.
    И неожиданно, старушка даже охнула, дрова ярко вспыхнули красно-белым огнем и затрещали, сгорая, мелкие сучья.
    А девушка, которая зажгла дрова в печурке, она сама в первый раз а жизни увидела живой огонь. Алиана сидела на корточках не двигаясь и смотрела на огонь и чувствовала непонятную радость и грусть одновременно. А может и понятную, но только для нее, а так как она ничего не сказала, то нам эта грусть ее непонятна, хоть и нас самих всех языки пламени костра, ну или огня в печи, притягивают и завораживают.
    Но тут Алиана вспомнила о подругах, которые ее ждали.
    — Пойду я. Спасибо вам. До свидания. — Алиана сказала это и направилась к двери.
    Девушка вышла, а старик со старухой долго еще не могли ничего сказать, а только смотрели на пылавший в печке огонь.
    — Чего же это мы, — заговорил первым старик. — Надо кастрюльку поставить, воду вскипятить для чайка. А то дровишки-т скоро догорят.
    — И то, — согласилась старуха.
    Она поднялась, налила из ведра воды в закопченную кастрюльку и поставила ее на печь над огнем.
    — И зачем они ее ищут? Интересно, — спрашивал старик, когда они со старухой уже пили из алюминиевых кружек чай заваренный смородиновым листом.
    — Да что тут непонятного. Девка-то хоть и худая и тощая, аж смотреть не на что, а все равно красавица-та какая. А если откормить, так станет куда уж там. Видать хотят себе в жены взять, а то просто в любовницы. Сейчас это так принято у богатых.
    — Да, — согласился старик. — что хотят, то и делают.
    — Вот то-то, — поддержала старуха. — Богатым хорошо быть, что хочешь, то и делаешь.
    — Да, хорошо, — снова согласился старик, на этот раз задумчиво.
    Когда Алиана вышла из дома старика и старухи, в темноте ее поджидали крыса, ворона и лисица.
   
14
Хоть и не видно было самую яркую звезду на небе, но лисица без всяких звезд знала, в какую сторону идти. Алиана шла следом за лисой, рыжий хвост которой, а в ночной темноте просто светлый, мелькал в густой траве.
    Изольда и Клара сидели на плечах Алианы — Изольда на правом, Клара на левом — и обсуждали неожиданную новость, про которую им рассказала Алиана.
    — С одной стороны это плохо, — говорила Клара.
    — Плохо, — соглашалась Изольда.
    — Но с другой…
    — Не так, чтобы очень, — закончила фразу Клары Изольда.
    — Да, не очень. Потому что теперь они станут вредить друг другу не открыто, а тайно.
    — А это хорошо, — снова согласилась Изольда и добавила. — И если хорошенько подумать, то можно что-то придумать.
    — Придумать всегда что-то можно, — кивнула клювом Клара.
    — Разделяй и властвуй, — высказалась Изольда.
    — Тайно разделяй и тайно властвуй, — усовершенствовала мудрость Клара.
    В это мгновенье над Алианой, а значит и над Изольдой с Кларой мелькнула тень. Быстрая, почти невидимая. Всех троих только ветерком чуть заметным обдало, когда тень эта мелькнула.
    — Не нравится мне это, ой, не нравится, — пробормотала Изольда.
    — А кому же это понравится, — согласилась Клара. — И что ей надо? А? Изольда?
    — Почем мне знать.
    — Почем, почем? — передразнила Изольду Клара. — Твоя родственница, ты должна знать.
    — Не родственница она мне, — возмутилась Изольда. — Я — грызун, а она кровопийца.
    — Кто это? — молча до этого слушавшая рассуждения Изольды и Клары, спросила Алиана.
    — Мышь это летучая, — объяснила Изольда. — И не понятно, чего она к нам привязалась, уже второй раз над нами прошмыгнула.
    — Непонятно-то, непонятно, — пробормотала Клара. — Да как бы она нам беды какой не накликала.
    — Знаю точно, — сказала Изольда, — ни у Магунова, ни у Стремова эти кровопийцы на службе не состоят.
    — Не ты одна знаешь, — подтвердила Клара, — я это не хуже твоего знаю, а потому пока особенно не волнуюсь.
    А летучая мышь в третий раз пролетела над головой Алианы. И такой наглой была эта мышь крылатая и уверенной была в своей безнаказанности, что даже крылом своим волосы девушки задела.
    Да только не прошло ей это даром.
    Почти в то же мгновенье взметнулся вверх светлый силуэт, лязгнули зубы и светлый силуэт снова упал в траву.
    — Поймала? Схватила? — в один голос вскрикнули вопросом Клара и Изольда.
    Из густой травы послышалось только приглушенное рычание.
    — Схватила, — обрадовалась Изольда и мгновенно спрыгнула с плеча Алианы и исчезла в траве.
    — Поймала, — вслед за Изольдой обрадовалась Клара и, расправив крылья, спланировала к тому месту, где упала в траву лиса.
    Все правильно, именно Рыжая, увидев, как летучая мышь в третий раз пролетает над ними, изловчилась и, высоко подпрыгнув, схватила за перепончатое крыло летучего вампирчика.
    Когда Алиана подбежала к ним, лисица держала своими крепкими, посильней, чем у иной, даже большой собаки зубами летучую мышь за одно крыло. Другое крыло своими острыми, как иглы зубами уже успела схватить Изольда. А Клара расхаживала взад-вперед и решала, с чего она начнет допрос.
    Начала она допрос с таких слов:
    — С кем ты работаешь?
    Мышь пропищала что-то невразумительное.
    — Так и запишем, — продолжила Клара, — отвечать временно отказывается.
    И, сказав это, Клара слегка ударила своим стальным клювом по голове мыши.
    — Зачем ты. Не надо. Ей же больно, — заступилась за летучую мышь Алиана.
    — Вот что я тебе скажу, — стараясь разглядеть в темноте Алиану, стала говорить ей Клара. — В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Вот если бы мы заплыли в твое Волшебное море и стали бы там устанавливать свои порядки. Тебе это понравилось бы?
    — Нет, — проговорила Алиана.
    — Так вот, — кивнула клювом Клара. — У нас здесь свои порядки и мы их устанавливаем. Поэтому отойди в сторонку, посиди на травке, заплети себе косичку голубенькую. А мы к тому времени все вопросы уже и решим.
    Алиана вздохнула и послушно отошла в сторону. Она села на траву, но косичку заплетать не стала, а стала просто вспоминать свое Волшебное море и представлять, что сейчас делают ее подруги и, главное, что они сейчас говорят о ней, Алиане и что лучшая ее подруга Риала грустит и жалеет, что Алианы нет рядом.
    — Ну вот, — через некоторое время услышала Алиана голос Клары. — Вот теперь становится понятно, что дела такие, что хуже уж и некуда.
    — Ничего подобного, — не согласилась с ней Изольда, — может быть и еще хуже.
    — А может быть не надо, чтоб было хуже, — сказала Клара.
    Алиана поняла, что три ее подруги-попутчицы узнали все, что хотели узнать. Она поднялась с прохладной травы и подошла к ним.
    Летучая мышь висела на ветке дерева, привязанная к ней гибким прутиком. Другим таким же прутиком были связаны ее кожистые перепончатые крылья.
    — Ну ты, потомок птеродактиля, — обращалась к мыши Клара. — Какую смерть ты выбираешь? Мы можем тебя съесть, а можем и не есть, потому что не голодные мы сейчас. Тогда мы просто откусим тебе крылья и отпустим. Что тебе больше нравится?
    — Пожалуйста, не надо ее есть, — стала просить Алиана. — И крылья ей откусывать не надо. Она же вам все сказала.
    — Может все, а может и не все, — проговорила недоверчивая Изольда.
    — Я согласна с Изольдой, — поддержала крысу лисица, которая была не настолько недоверчива, как крыса, зато умна и хитра, и очень опытна от рождения, что бывает когда опыт передается по наследству вместе с инстинктами.
    — А если мы ее отпустим, она полетит к своему хозяину и расскажет ему, где нас искать, — стала рассуждать Клара. — А это не очень приятно, когда знают, где тебя искать, когда хотят сделать тебе какую-нибудь подлость.
    — Я не полечу и ничего не расскажу, — пискляво стала выгораживать себя летучая мышь.
    — Ага, — усмехнулась Клара. — Считай, что мы все тебе поверили. Можешь еще что-нибудь сказать, мы тебе снова поверим.
    — А я вам расскажу такое, — решила использовать последний свой шанс летучая мышь, — что если вас поймают и узнают, что я вам это рассказала, то со мной такое сделают страшное, что вам и не придумать никогда. Поэтому, чтобы со мной такого не сделали, мне придется поступить совсем наоборот и не говорить, что я вас нашла и знаю, куда вы идете, а указать совсем другую сторону.
    Все задумались.
    — В этом есть смысл, — сказала Клара.
    — Все будет зависеть от того, что она нам скажет, — проговорила лисица.
    — И если мы не поверим сказанному, ты никогда уже не попьешь живой крови, — пообещала Изольда.
    — И мертвой тоже, — добавила Клара.
    — Ну, говори, — сказала лисица и, шагнув к ветке, к которой была привязана мышь, обнюхала летучего вампирчика. — И учти, когда мне врут, я это по запаху чувствую.
    — Скажу, скажу, правду скажу, — быстро заговорила мышь, обнадеженная, что не обязательно эта ночь может кончится для нее печально. — Я уже сказала, что мой хозяин Кирин и что он вампир и что он вместе с Магуновым и Стремовым в думе заседает и законы выдумывает, чтобы им всем хорошо жилось. И вы сами догадались, откуда Кирин узнал про пленницу, которую держал у себя Магунов.
     — Это я догадалась, — похвасталась Изольда, — только тут и догадываться нечего, потому что и так всем известно, что все там в этой думе друг за другом следят и шпионят и для этого даже слуг и прислужников подкупают и перекупают, шантажируют и пугают.
    — Вот так и Кирин все узнал, — продолжила летучая мышь, — когда подкупил и заставил на себя работать одну крысу и одну ворону.
    — Ну, с этим все понятно, дорогая моя, — перебила летучую мышь лисица. — Ты говори о том, что мы еще не знаем.
    — А не знаете вы вот что, — начала говорить о главном летучая мышь. — Хозяин Земфирина Стремов, когда понял, что упустил ее, — мышь указала носом на Алиану, — сразу объединился с Магуновым, это у них по необходимости, чтобы удачнее охотиться за вами. Это вы знаете. Но есть еще оборотень Сапыгин, враг Магуна, и он объединился с моим хозяином вампиром Кириным, по выгоде обоюдной они объединились. Это не все знают, но тоже секрет не большой. Но вот чего никто не знает — оборотень Сапыгин тайный союзник Стремова. Как я сказала, об этом никто не знает, а я узнала случайно — упала в вентиляцию в доме Кирина и услышала тайный разговор, где как раз тайный союзник Стремова, оборотень Сапыгин рассказал об этом своем тайном союзе со Стремовым моему хозяину вампиру Кирину и, значит, он теперь с Кириным против Стремова. Но Стремов об этом не знает и оборотню Сапыгину доверяет. А когда Сапыгин его предаст в нужный момент, она с Кириным его победят тогда, и останется Магунов один против оборотня Сапыгина и вампира Кирина. И тогда те двое тоже победят Магунова, потому что их двое. Так они рассчитали. А уж после этого они захватят ту, которая была пленницей Магуна и все, что нужно у нее узнают.
    — Чего-то я ничего не поняла, — призналась Клара.
    — Меньше философствуй, а побольше думай, — посоветовала лисица.
    — Я вообще не философствую, а тоже ничего не поняла, — поморгала бусинками глаз Изольда.
   — А тут и понимать нечего, — стала объяснять лисица. — Оборотень Сапыгин предаст авторитета Стремова и тому конец настанет. А Магунов останется один. И тогда оборотень Сапыгин вместе с вампиром Кириным нападут на колдуна Магуна. Вот и все.
   — Так это прекрасно. Прекрасно, — захлопала крыльями Клара. — Пока они будут между собой драться, мы так далеко уйдем, что нас никто никогда не найдет.
   — Эх, ворона ты ворона, — как бы даже ласково сказала лиса. — На мякине тебя может и не проведешь, а вот подбрось тебе какаю другую приманку, так ты сразу в капкан залезешь.
    — Это почему это я в капкан залезу? — обиделась белая ворона.
     — А потому что ты не понимаешь простого. Если раньше эту девушку с голубыми волосами, — лиса посмотрела на Алиану, — ловили только двое, то теперь их будет четверо. А делить они ее станут только после того, как поймают.
     — Откуда только такие умные берутся? — все еще недовольно пробормотала Клара.
     — Из леса, вестимо, — ответила лиса.
 
15
Подумали лисица, ворона и крыса, посовещались между собой, не спрашивая совета у девушки, потому что понимали, что в военных хитростях она все равно ничего не смыслит,  решили отпустить летучую мышь, потому что лиса сказала, что нюхом чувствует, что та сказала правду. Только лисица, которая из всех троих была самая непростая на хитрости, взяла еще слово с мыши летучей, что та им теперь все докладывать будет, что делают и что задумывают враги ихнии и велела кровью за это слово расписаться.
     Мышь летучая сразу согласилась на такие условия, потому что понимала, что выбора у нее нет. Только попросила, что сама себя укусит за лапку, чтобы кровь пошла, которой расписаться надо. Но это и понятно, ведь у них, у летучих мышей-вампиров во рту специальное вещество вырабатывается обезболивающее и когда они кусают, то никто даже не чувствует, что того кусают.
     Укусила сама себя мышь и поставила на белой коре березы крестик капелькой крови своей.
     По правде говоря, мышь и сама не любила вампира Кирина. Злой был он и за всякую даже самую мелкую провинность скармливал подруг ее огромным котам, сибирскому и персидскому, которых специально для этого в клетках держал впроголодь — давал он им только маленькую упаковочку корма кошачьего "Вискас" и то не каждый день, чтоб злыми были и голодными. Клещ энцефалитный, клещ он и есть.
     Перегрызла Изольда прутики, которыми связаны были крылья мыши летучей и та сразу упорхнула в темноту и растворилась в ней, так, что будто и не было ее.
     Алиана же со своими спутницами направилась дальше вслед за лисой, которая указывала дорогу.
     Остаток ночи прошел без приключений. А когда стало рассветать невдалеке показался еще один перелесочек очень удобный для дневного отдыха. Но главное, скрытые густой листвой деревьев, они могли переждать там светлое время в безопасности.
     Правда, теперь они знали, что и ночью не так безопасно, потому что вампир Кирин послал мышей летучих на поиски. Но летучая мышь ночью не так опасна, как вороны колдуна Магунова днем, а тем более бандиты Стремова на машинах и вертолетах. Мышь она только по писку своему отраженному понимает, что кто-то там есть неподалеку. Но разглядеть кто именно не сможет, пока не подлетит вплотную. Да и наученные опытом прошлой ночи и лисица и крыса Изольда еще раньше писк, который у мышей летучих вместо зрения, услышат. Не говоря уж об Алиане, у которой слух как у лисы вместе с крысой вместе взятых. Ну а когда они этот писк услышат, то просто лягут в траву и шевелиться не будут и мышь подумает, что ей показалось, что ошиблась она. И улетит.
     Алиана решила использовать вынужденный отдых, не без пользы. В перелеске она нашла небольшую полянку, где листва деревьев не скрывали солнце. На этой поляне она могла лежать и набираться сил от солнечных лучей, тем более, ночные облачка исчезли с неба и солнце снова светило в полную силу.
     И Клара тоже решила, что сидеть в ветвях деревьев и ничего не делать, скучно и неинтересно. Тем более, она расстраивалась, что ночью из-за ее зрения от нее никакой пользы нет.
     Еще в прошлый раз, когда Клара перекрашивалась в темный цвет по совету лисы, она подумала, что изменять свою внешность ей придется и в будущем. Поэтому завернула пару угольков в небольшую тряпицу, которую нашла неподалеку от костра — видимо, мальчишки, которые пекли там картошку, разбаловались и, играя, кто-то из них зацепился за ветку и оторвал от рубашки кусок материи. Тряпицу с угольками Клара привязала к своей лапке, так, что маленькая ноша вовсе не мешала ей.
     В этот раз Клара не могла, как в прошлый изваляться в углях от погасшего костра. Тогда Алиана взяла уголек и стала раскрашивать Клару. И когда Алиана закончила с Клариным макияжем, то даже Изольда, которая никогда ничему не удивлялась, сейчас удивилась.
     — Лучше настоящей, — сказала Изольда.
     Это было небольшим преувеличением, но одновременно и правдой. Можно было подумать, что Алиана всю жизнь только и занималась тем, что перекрашивала белых ворон в серых. Где нужно перья Клары были чуть темнее, где нужно, чуть светлее. Даже лучший художник, который только бы тем и занимался, что рисовал ворон, не смог бы раскрасить Клару лучше.
     Но для самой Алианы было странным, что все удивляются, как это у нее так получилось. Ведь это было совсем простеньким делом для девушки, которая много лет впитывала в себя способности из темной бесконечности Космоса и магического сияния Луны. Любая из ее подруг селен смогла бы это сделать не хуже. И любая из подруг Алианы, была способна на гораздо большее. Они могли бы сочинять прекраснейшею музыку или стихи, танцевать, завораживая своим танцем простых людей или петь околдовывая своим голосом. Правда, ни одна из селен не знала об этом. Не знала и Алиана этого о себе. Да и откуда было знать, если они никогда не пели и не танцевали для простых людей.
     Рыжая лисица осмотрела Клару со всех сторон, но ничего не сказала.
     Дело было не в том, что ей понравилось или не понравилось. И даже не в том, что лисица не привыкла хвалить кого-то по таким пустякам, как раскрашивание ворон. А в том было дело, что перелесок, в котором они сейчас находились, был самым дальним местом, куда лисица когда-либо забредала. И дальше дороги она уже не знала. Поэтому лисице было не до вороньего макияжа, а мучила ее сейчас  мысль, что ей дальше делать?
     Конечно, лисица не обещала проводить Алиану и белую ворону с белой крысой до того самого леса, в котором находилось Колдовское озеро. Да они могли и сами найти дорогу, если, конечно, как в прошлую ночь облака не закроют самую яркую звезду, от которой нужно идти в противоположенную сторону. Но Рыжая, которая всегда, всю свою жизнь провела одна, а теперь вот встретила кого-то, кому она была нужна, сразу привязалась к этим троим и теперь ей было грустно с ними расставаться.
     Белая ворона, которая на время снова стала серой, улетела на разведку. Белая крыса принялась острыми зубами перегрызать небольшое деревце, чтобы Алиана могла укрыться ее густой кроной, если в небе появится одна из ворон Магуна, которых тот, конечно же, послал на поиски сбежавшей пленницы.
     А Рыжая была занята непривычным для себя делом. А точнее, непривычным для себя бездельем. Хотя, не такое это было и безделье, потому что лисица решала, что ей делать дальше.
     И Рыжая решила: она проводит девушку до реки, за которой начинается темный лес с Колдовским озером, в котором живут русалки.
   
16
Ночь наступила и путницы прошли уже довольно большое расстояние, двигаясь в сторону полуденного солнца, которого сейчас на небе не было. Зато самая яркая звезда видна была хорошо. В эту ночь на небе не было ни одного облачка.
     До реки, за которой начинался местами волшебный лес, про который говорил леший Флор, оставалась одна или две ночи пути. Складывалось все на редкость удачно. Так удачно, что Клара снова была недовольна.
     — Ни одной соплеменницы своей не встретила за целый день, — ворчала она, — не то что тех, которые Магуну служат, а и просто свободных и гордых ворон. Никаких машин рыскающих и разыскивающих, ни вертолетов-геликоптеров с наблюдателями вражескими. И сейчас, ни ты Рыжая ни ты Изольда мышиного писка ультразвукового не слышите. И даже ты, Алиана, не слышишь. А уж у тебя-то слух, что и сама мышь позавидует. Даже музыку слышишь, которую кто-то там на луне играет.
     — Всегда ты чем-то недовольна, теперь-то чем? — спрашивала Изольда Клару.
     Изольда, истомившаяся за целый день бездельем, сейчас не могла сидеть спокойно и то бежала вслед за Рыжей лисой, точнее, за ее хвостом, то забиралась на плечо Алианы, то снова спрыгивала с плеча девушки и обегала все вокруг, выискивая неизвестно что даже ей самой.
     — Чем я недовольна? — переспросила недовольная Клара. — А тем, что все слишком хорошо и гладко.
    — Что в этом плохого? — спросила Алиана.
     — А именно то и плохо, что хорошо, — ответила Клара.
     — А если б было плохо, то было бы лучше? — снова спросила Алиана.
     — Если совсем плохо, то не лучше, — как бы согласилась Клара. — Но немного плохого не помешало бы.
    — Зачем?
    — А затем, — стала объяснять Клара, — что когда все хорошо и хорошо и даже очень хорошо, то потом станет так плохо, что мало не покажется.
    — На тебя не угодишь, — проговорила Изольда. — И плохо для нее плохо, и хорошо все равно для нее плохо.
    — Хорошо для меня не плохо, — не согласилась Клара. — Но вот пусть хоть тучки небольшой на небе и то не помешало бы, чтобы не было все так хорошо.
    — Ты скажи еще ливня проливного с грозой, — подразнила Клару Изольда.
    Но в это время обернулась Рыжая лисица и сказала:
     — Я бы не относилась с таким пренебрежением к словам Клары.
     — Это почему это? — спросила Изольда.
     — А потому, — отвечала лисица. — По-твоему напрасно ворон вещуньями зовут? А зовут их так, потому что неприятности они за версту чуют.
     — Я их, эти неприятности не за версту а за семь верст чую.
     — Ну и что ты учуяла? — спросила Изольда.
     — Не знаю еще. А только нехорошо это, когда все слишком хорошо, — повторила Клара.
     — А я тебе скажу, — заспорила Изольда, — когда станут тебе перья выщипывать, тогда и каркай благим матом. А чего раньше времени панику разводить.
     — Я ничего не развожу, а просто говорю, что надо быть поосторожней. Тогда неприятность, можно и обойти стороной.
     — Да? — снова заспорила Изольда. — А в какой стороне эта неприятность? Ты знаешь? Может эта неприятность как раз в той стороне, которой ты ее обойти хочешь.
     — Тогда знаете, как давайте сделаем? — заговорила Алиана, которой был и интересен спор Клары с Изольдой и развлекал ее. — Давайте не будем сворачивать в сторону, раз не знаем в какую именно сторону сворачивать, а пойдем прямо, потому что так дорога короче.
     — А я и не говорю, чтобы нам в сторону сворачивать. Я просто сказала, что не нравится мне, когда все очень хорошо.
    — Впереди снова какой-то лес, — поднимаясь на задние лапы сказала Рыжая лиса.
    — Какой еще лес? — спросила Изольда.
     — Не знаю, — ответила лисица.
     — Ты же все знаешь в здешних местах, — удивилась Изольда.
    Рыжая лисица присела на свой хвост, вздохнула и призналась, что они ушли так далеко от ее родных мест, что там, где они находятся сейчас, она никогда раньше не бывала и ничего здесь не знает.
     — Ну вот, — сказала Изольда Кларе, — ты хотела какую-нибудь неприятность, вот она и есть.
     — Хорошо бы, если б это была сама неприятность, а не ее начало, — все еще недовольно ответила Клара.
     Между тем, они совсем близко подошли к лесочку, о котором первая сказала лисица, но который первой заметила все же Алиана, только она ничего не сказала о нем, потому что не обратила внимание. Мало ли им всяких лесочков и перелесков на пути попадалось и оврагов разных, заросших деревьями и с ручейками бегущими по дну.
     И в этот момент Алиана услышала писк летучей мыши. Потом его услышала Изольда. А потом Рыжая лисица. До первых деревьев оставалось совсем недалеко и все четверо со всех ног побежали к этим деревьям. Точнее, побежали Алиана и Рыжая лисица. Клара так и осталась сидеть на плече у девушки, потому что деревьев она не видит даже когда они совсем рядом, и может удариться о дерево, если полетит и может разбиться насмерть. Изольда же, хоть и быстро бегала, но по густой траве она не могла бежать, как Алиана и лисица, а потому она ухватилась за пушистый лисий хвост и тащилась за Рыжей, которая не была против, потому что раз уж спасаться так спасаться всем. А этот лесок спасет их от новой летучей мыши, которую им едва ли посчастливится так удачно поймать, как первую. Лес спасет их от летучего вампирчика, потому что крылатая мышь не отличит дерева от чего-то другого, особенно если стоять между деревьев и не двигаться, не шевелиться. И тогда летучая мышь подумает, что никого в этот лесочке нет, поэтому нечего здесь делать и надо улетать и искать в другом месте.
     Так думали все четверо.
     И, в общем-то, правильно все они думали. И правильно все они делали. Если бы только ни небольшая ошибка в их рассуждениях. А точнее говоря, если знать, что произойдет дальше, то очень большая. Но то, что произойдет дальше, мы дальше и узнаем. А пока только скажем, что летучая мышь-вампирчик, от которой они так быстро убегали, чтобы та не успела их заметить, была не какая-то там летучая мышь, а была та самая, вчерашняя, которая дала им слово помогать и даже кровью своей расписалась на белой коре березы.
     Алиана и ее новые подруги все правильно рассчитали. Гнавшаяся за ними крылатая мышь не смогла увидеть их среди деревьев. Она покружилась, покружилась над небольшим лесом и полетела обратно, надеясь, что может быть не заметила беглецов, потому что они спрятались в высокой траве, когда она пролетала над ними. Летучая мышь полетела обратно, а не дальше, потому что знала, что нет смысла искать девушку и ее спутниц за лесом, до которого она долетела. Крылатая мышь знала, что этот лес им не пройти. Именно поэтому, именно потому что она знала, что это за лес она так и спешила догнать и предупредить четверых путниц. Она ведь дала слово. А данное слово нужно держать и выполнять.
     А случилось вот что, вот из-за чего летучая мышь так торопилась:
     Магунов, после того, как Стремов напал на него и пленная селена в это время убежала, затаил злость на Стремова еще большую, чем была прежде, хоть злость и раньше была такой, что казалось и быть больше не может. Но оказалось может. И в будущем он решил отомстить страшно Стремову. Но воевать и одновременно искать беглянку было невозможно и Магун придумал, как все устроить. И в первую очередь он решил заключить хитрый мир со Стремовым.
     Стремов, недоверчив был, как все нечестные люди, но после недолгих переговоров (а долго затягивать переговоры было нельзя, сбежавшая пленница Магуна могла скрыться безвозвратно), согласился на союз с Магуном. В будущем он, конечно же решил с Магуном расправиться.
     И стали они искать сбежавшую селену вместе.
     Стремов искал, на джипах-вездеходах и вертолетах-геликоптерах, и подкупая людей. Магун искал, разослав во все стороны ворон своих и колдовством своим.
     Именно на колдовство Магун рассчитывал больше всего. Он был уверен, что быстро найдет сбежавшую пленницу. Но не нашел. А не нашел он с помощью колдовства по двум очень простым причинам.
     Первая из них — когда ступа Магуна, на которой убежала, а правильнее, улетела пленница, упала и разбилась и была отдана лешему Флору, то леший очень правильно решил, что Магун не оставит просто так потерю своей вещи. Вещь нужная и ценная, а Магун уж очень жадный. Он даже если когда купит банку пепси-колы, так потом пустую не выбрасывает в мусор, как все, а сплющит и в автомат сунет, чтоб хоть какую денежку вернуть. А тут ступа, да еще с метлой.
     Так вот, леший Флор отремонтировал ступу и починил метлу, а потом продал ее за две полчетверти гнилой воды (в голову бьет получше самогона из сахарной свеклы) знакомой кикиморе, которая тут же поднялась до звания Бабы-Яги. После обоюдовыгодной сделки и обмывания ее, леший сообщил бывшей кикиморе, а ныне Бабе-Яге, чья это такая ступа и метла в придачу.
     Кикимора-то какая-никакая, а женщина, а значит посмелее будет, чем леший, который по своей натуре в общем-то мужик. Испугаться она испугалась, но не так сильно. К тому же две бутыли гнилой воды уже были отданы и в дело употреблены, а кикимора, которая какая-никакая, а женщина, не только посмелее лешего, который какой-никакой, но мужик, но и как женщина пожаднее. Конечно, с Магуном в жадности ее не сравнить, но все же. К тому же кикимора эта давно уже готовилась перейти в звание Яги, а значит, давно изучала всякие колдовские штучки.
     Ну и вот, от греха языческого подальше, решили они с лешим не только перекрасить хной ступу, а еще и заколдовать ее на то, чтоб никто никогда не узнал, где находятся ступа с метлой и как их найти. Да так кикимора, а ныне Яга на пару с лешим Флором постарались (а Флор тоже не дурак был начет колдовства), что сами потом с большим трудом нашли ступу и метлу, да и узнали ступу только по обручам, которыми Флор ее стянул для надежности.
     Но главным во всем этом оказалось не то, что ступа исчезла бесследно, а то, что колдовство кикиморы бывшей, а ныне Яги, вместе со ступой замело все следы сбежавшей на ней селены. В общем, постарались кикимора и леший и даже перестарались. Но, как говорится, запас карман не тянет.
     И вторая причина. Это касается уже самой селены. Магун не знал, что за два дня, проведенные под солнцем без морской воды, бывшая его пленница из селены превратится почти в самую обыкновенную девушку. В том смысле, что перестанет она быть прозрачной. А ведь колдовством своим искал он именно селену, а не какую-то там девушку, каких миллионы и миллионы. Так что и без колдовства бывшей кикиморы и лешего Алиану найти было не просто, а тут еще и какое-никакое, а колдовство ихнее.
     И вот как ни мучился Магун, как ни пыжился: и в глиняную волшебную миску смотрел с наговоренной водой и в шар хрустальный через стекло увеличительное смотрел, а стекло не простое, а вылитое на углях из костра, на котором ведьму недобрую сожгли. И даже кошку из соседней квартиры тайно поймал задушил собственными руками и внутренности вынул, и по ним пытался определить, куда путь селены лежит после побега. Да только все напрасно.
     Но это и понятно, потому что и третье объяснение есть неудачам Магуна. Хоть и не такое сильное колдовство, каким обладал Магун применили кикимора и леший, да все дело в том, что чтобы расколдовать что-то, нужно знать, каким именно заговором это что-то заколдованно. Это как ключ к замку подобрать. А как его подберешь этот ключ, когда не знаешь, где сам замок находится? Когда знаешь, то, конечно, и гвоздем открыть можно. А когда не знаешь, где замок тот?
     И чуть не отчаялся уже Магун, а с ним и Стремов. И быть бы им снова врагами открытыми откровенными и не найти бы им тогда ни за что селену сбежавшую, как вдруг являются к Стремову старик со старухой. И рассказывают старуха и старик, что видели они девку с синими волосами и такую тоненькую, что аж прозрачную. И просят выдать им обещанную награду.
     Магуну повезло тогда. Приди старик со старухой с другой момент, когда Стремов один был, не узнал бы Магун, что нашлась пропавшая селена. Но они вместе сидели и обвиняли друг друга в том, что пленница сбежала. Вот в этот момент и притащили к ним бандиты Стремова (а ныне охранники честного бизнесмена и благотворителя) старика и старуху.
     От радости чуть ли не целоваться стали Стремов и Магун, да вовремя опомнились.
     Выспросили они все подробности у старика и старухи. Стремов отдал им всю мелочь, которая у него в карманах нашлась. Магун тоже для приличия порылся в карманах, но не нашел ничего, хотя там и звякало что-то. Стремов велел еще бандитам, которые привели старика и старуху тоже всю мелочь из карманов выскрести и отдать.
     Тут старик заикнулся о машине, а старуха о доме трехэтажном и стаде коров. Тогда Стремов велел охранникам, которые привели старика и старуху, выгнать их и больше никогда не пускать и даже близко чтобы к ограде дома не подходили.
     Как только Стремов и Магун остались одни, Стремов достал из сейфа карту, линейку и готовальню.
     Полчаса Стремов мерил что-то на карте линейкой и отмечал циркулем, положив рядом компас. А через полчала показал Магуну маленький кружек на карте и сказала:
     — Здесь они.
     — Тогда берем вертолет и летим туда, — засуетился Магун.
     — Нет, — не согласился Стремов. — Вспомни, что рассказали старуха и старик. Как эта девчонка разожгла дрова в печи. А теперь подумай, что будет с вертолетом, который рядом окажется? А мы будем в этом вертолете.
     Уж кто-кто, а Магун знал силу селен и сейчас согласился со Стремовым. Но знал также Магун, что замышляет что-то Стремов, что хочет он один завладеть тайной селены. И посмеялся Магун про себя над наивностью Стремова, решив сделать вид, что во всем верит и доверят ему. А сам уже другой план придумывал, потому что догадался, какой план будет у Стремова.
     Да тут и догадываться было нечего, потому что Стремов сразу позвал своего слугу Земфирина. Стремов Земфирина когда-то убил, потом оживил и за свои деньги в Думу протащил и сделал коллегой Магуна. Так что вместе они, Земфирин и Магун, в Думе заседали, только партии у них были разные. Но что такое разные партии? Это как в оркестре, там тоже у всех разные партии, но музыка одна.
     А еще Магуна мучила загадка — как Стремов смог оживить покойника? Нет, совсем оживить нельзя, это понятно, Земфирин был зомби. Поэтому и друзей и знакомых у Земфирина среди покойников полно.
     А впрочем, не такая уж и загадка. В Африке Стремов наемником был. Там и научился мертвецов оживлять. Но Магуна мучила жестокая зависть, хоть и сильный он был колдун, а вот покойников оживлять не мог. Не та школа у него была. И многое Магунов отдал бы за умение это, мертвецов оживлять, да только знал, Стремов ни за что не расскажет ему, как это делается, даже если предположить невероятное, что они настоящими друзьями были бы и тогда Стремов не раскрыл бы свой секрет.
     — Смори сюда, — приказал Стремов зомби Земфирину. — Вот кружок. Здесь сейчас находится объект. Вот зеленый прямоугольник. Объект в прямоугольнике этом будет ночью. Нам очень повезло, сегодня ночью полнолуние. Поэтому что делать дальше, знаешь. Все. Иди.
     Земфирин ушел.
     "Что делать знает, — подумал про себя Магунов, — значит обсуждал уже Стремов с Земфириным этот план, отрабатывал. Ну, ничего, посмотрим еще, кто хитрее".
     — Ну, а мы туда чуть позже подгребем. Перед рассветом, — улыбнулся Магунову Стремов. — Когда уже все закончится.
     "Когда все закончится, — подумал Магунов. — И когда селена, которую он с таким трудом поймал в Волшебном море, будет спрятана Стремовым в таком месте, что и в сто лет не найдешь. Ничего-ничего, посмотрим-посмотрим".
     Как летучая мышь узнала обо все этом? Да очень просто. От обычной мыши, которая жила в доме Стремова. Эта домашняя мышь была романтичной экстрималкой. Она любила летать больше всего на свете. А летучая мышь, как раз именно та, которую Рыжая лисица поймала, подружилась с этой домашней мышью и по ее просьбе иногда катала ее на себе. Летать вдвоем было, конечно, тяжело, а вот планировать с крыши на крышу очень просто даже вдвоем. И домашняя мышь готова ради этого на все что угодно. А уж чужие секреты рассказать для нее было даже в удовольствие. Вот так Летучая мышь и узнала, что готовит Стремов и Магунов. Но не смогла все же предупредить Алиану и ее спутников, потому что те спрятались от нее, приняв за другую летучую мышь.
 
17
Когда ультразвуковой писк летучей мыши затих вдалеке, все четверо вышли из-за деревьев. Опасность миновала и можно было идти дальше. Только ворона все недовольно ворчала и даже неуверенно, но попыталась отговорить остальных идти через лес, а поступить, как не собирались они поступать — пойти не напрямую через лес, а обойти его. То есть, обмануть самих себя, а значит и уготовленные неприятности. Только остальные трое не послушались ее, даже Алиана сказала, что нечего теперь бояться, потому что неприятность уже была и улетела. Не понимали они, что улетела не неприятность, а совсем наоборот, улетела та, кто должна была уберечь их от неприятности. Хотя словно "неприятность" не совсем правильно или совсем неправильно, потому что неприятность, это что-то не очень значительное, а их ведь ожидала настоящая беда.
     Но только откуда они могли это знать. Разве что ворона что-то предчувствовала, но и то, не очень она доверяла своим предчувствиям, потому что ночь пугала ее и она думала, что от страха темноты ей только чудится, что ждет их впереди что-то нехорошее. А так бы белая ворона, конечно, настояла на своем.
     А лесочек, в котором они спрятались от летучей мыши и через который дальше лежал их путь, был не простым лесочком, и вообще, ни лесочком ни лесом он не был. Но Алиана и трое ее спутниц сразу вышли на узенькую тропинку, которая пересекала его и вела в нужном им направлении. Значит люди здесь ходили, раз тропинку протоптали. И это сразу сделало смелее всех четверых.
     Да, люди здесь ходили и даже тропинку протоптали. Но холили здесь в основном днем. И ничего особенного не случалось, хоть и страшновато некоторым было ходить здесь даже днем. А ночью редко кто решался пройти по этой тропинке, но находились и такие. И иногда разные страшные вещи они потом рассказывали. Но только всему этому и верили и не верили одновременно. Но так всегда и бывает.
     Рыжая лисица первой осторожно шла по тропинке между деревьями. За ней Алиана с Кларой на плече. Последней бежала белая крыса. Именно она, Изольда первой почувствовала что-то неладное, что-то нехорошее.
     Изольда предупредительно пискнула, еще не уверенная в своих опасениях. Но  лисица ее опасения тут же как бы подтвердила, потому что резко остановилась, так что Алиана чуть не наткнулась на нее. А лисица стояла как вкопанная и осматривалась по сторонам, принюхиваясь.
     Они остановились на небольшой поляне, которую пересекала тропинка.
     Клара должна была первой догадаться обо всем. Но убеждая себя, что она просто трусиха, которой мерещится неизвестно что, на что и внимания обращать не надо, она пропустила важное, как уже сказано, на что она первая должна была обратить внимание.
     Но услышав тихий писк Изольды, увидев странное поведение Рыжей лисицы и принюхавшись к ночному воздуху, Клара вдруг все поняла.
     — Это кладбище, — тихо сказала она.
     Вот главное и сказано, именно в этом оно заключалось. Лес этот был совсем не лес, а было это старое-престарое кладбище. Не хоронили здесь уже давным-давно никого. Потому и деревья здесь выросли большие, как в настоящем лесу.
     И понятно теперь, почему Стремов послал Земфирина в этот зеленый прямоугольничек на карте, который на местности (так выражаются военные солдаты и ученые геодезисты) был не прямоугольничком никаким, а кладбищем. В общем, к его товарищам послал Стремов Земфирина, к мертвецам. "Эти не подведут", — рассудил Стремов. И был совершенно прав, потому что мертвецы еще никого не подводили. Или может кто-то хочет сказать обратное? Может найдется такой человек, которого мертвецы подводили? Нет. Это только один живой человек другого живого человека может подвести, например под монастырь.
     Клара хоть и тихо сообщила о своем открытии, но совсем не из-за того, что испугалась. Вороне ли, пусть даже белой, бояться кладбища. Да и Изольда и Рыжая лисица не относились к кладбищам хотя бы даже с опаской. А что касается Алианы, так она вообще не знала, что это такое.
     Но что-то все же насторожило спутниц Алианы. Что именно они поняли почти сразу — запах мертвеца, запах, которого не должно быть, если этот самый мертвец находится глубоко под землей к тому же не одно десятилетие, а может уже и целых лет сто, а то и двести.
     А через несколько мгновений они его увидели. Из-за деревьев по тропинке он вышел им навстречу и, увидев их, остановился тоже. Одни только кости белые.
     Чуть в стороне от первого послышался шелест листвы. И между ближних деревьев стал виден силуэт второго мертвеца. А потом, с другой стороны от первого, появился и третий.
     А рядом, всего в трех-четырех шагах, вдруг зашевелилась земля. Земля приподнялась бугорком, который рассыпался и тонкие белые кости, они были когда-то рукой, кистью руки, появились из-под земли. Потом так же появилась вторая рука. И обе эти руки, от которых остались одни лишь кости, стали разгребать в стороны от себя землю. И скоро появился улыбающийся череп. Только улыбка у него была недоброй.
     — Я поняла все, — сказала Клара Алиане, но ее услышали и Рыжая лисица и Изольда. — Это Стремов послал своего помощника Земфирина. Тот сам мертвец и специальный помощник по самым гадким и страшным делам. Нам надо убегать.
     Алиана, Клара, Изольда и Рыжая лисица обернулись. Убегать было некуда. Сзади на тропинке и около нее стояло уже с десяток таких же мертвецов. Все они были голыми настолько, насколько человек вообще способен быть голым, то есть, одни голые кости.
     — А зачем он его послал? — спросила Алиана, снова почувствовав страх, о котором почти забыла.
     — Глупый вопрос, — ответила Клара. — Чтобы тебя схватить и снова посадить в темницу.
     — Ну нет, — сказала Рыжая лисица, — я никогда так просто не сдаюсь.
     — А я вообще никак не сдаюсь, — поддержала ее Изольда.
     На небе была полная луна — ночь мертвецов. И луна поднялась уже в самую свою верхнюю точку, в которую она поднимается на небе. И поэтому поляна была хорошо освещена и все было видно почти как днем.
     — А я, — начала говорить Клара, но так и не договорила, не стала договаривать.
     Клара сорвалась с плеча Алианы, ведь было светло от света Луны, так светло, что даже Клара хорошо видела все. Взлетев на высоту самых высоких деревьев, Клара замерла в воздухе на мгновенье, а потом, почти полностью сложив крылья, понеслась вниз, как падающий камень.
     Крепкий как сталь клюв Клары с такой силой ударил в лоб одного из мертвецов-скелетов, того, который стоял ближе всех к Алиане, что пробил в этом месте дыру, и с ожившего мертвеца, как ветром сдувает шляпу, сорвало продырявленный череп. Череп упал и покатился по тропинке, а потом по траве и где-то в ней затерялся.
     А Клара уже снова сильными взмахами крыльев набирала высоту, в то же время выбирая другую жертву.
     Рыжая лисица, еще до того, как упал первый череп после удара Клары, в два прыжка подскочила еще к одному мертвецу и в третий прыжок она вложила всю свою силу и ударила передними лапами в грудные кости мертвеца, там, где они срастались. Мертвец упал. А Рыжая лисица, схватив зубами за кость его ноги, закружилась на месте, а потом ударила мертвеца о дерево. Тот рассыпался, а кости разлетелись во все стороны.
     Белая крыса, которая не могла взлететь, как белая ворона, и ударить о дерево не могла мертвеца, как лисица, тем не менее, в уме и хитрости не уступала лисице, а потому она придумала другое. Изольда схватила зубами сухую но крепкую палку и прошмыгнув с ней между ног еще одного мертвеца, потянула за конец палки так, что ноги мертвеца переплелись и тот рухнул на землю. Но первый не успел еще упасть, а Изольда уже проделала то же самое с другим. Но делала она не как попало и как придется. А делала она это так, чтобы второй, споткнувшись и упав, упал на первого. А потом она продела то же самое с третьим,  но так, чтобы третий упал на первых двух. И кости их рук и ног как в капканы попали между костями груди и другими костями и не давали им освободиться, разве что оторвав кисть или стопу или вообще целую руку или ногу.
     И битва началась. Ее нельзя назвать кровавой. Но битва эта была страшной. И если кто не верит в то, что это страшно и если скажет, что видел я, как люди и дерутся и убивают даже, то пусть посмотрит на битву с мертвецами. А еще лучше, пусть он пойдет ночью в полнолуние на кладбище и с ними подерется, и пусть тогда он скажет, что страшнее. А если кто не видел битвы с мертвецами и не дрался с ними, тот пусть молчит и ничего не говорит.
     А Алиана растерялась. Она не знала, что ей делать. Но тут увидела она, как с нескольких сторон лисицу окружают мертвецы. И схватят ее вот-вот. Как ни была проворна и хитра лисица, но мертвецов так много… Растерянность селены вдруг пропала и Алиана вспомнила акул. А эти мертвецы, с которыми ее подруги сейчас дерутся, они чем лучше, тех акул?
     Чуть красноватым воздух стал и маревом поплыл, и протянулся едва заметный луч от тела, от ладоней Алианы к тем мертвецам, которые схватить готовы были Рыжую лисицу. И появился темно-сизый дым и запах от костей горелых тех мертвецов, которые к лисице подбирались. Они вдруг начали чернеть, их кости в угли превращаться стали и рассыпаться на глазах.
     На поляне, где шла битва уже нельзя сделать шага, чтобы не наступить на кость одного из мертвецов, которых поднял из могил Земфирин, и которые умерли во второй раз. И все же их не убавлялось. Кладбище было огромным и мертвецы все шли и шли к месту битвы сзываемые Земфириным. Они шли не по своей воле, они даже не знали, для чего их подняли из могил. И среди них при жизни их было много добрых и хороших людей. И умерев, они не стали от этого хуже и не добрее. Но им приказали колдовством и они не могли противиться. Заклинания Земфирина были сильнее их воли, по очень простой причине — в мертвых телах, в том, что осталось от тел уже не было воли, которая заключалась прежде в душе. А кто не верит в это, пусть тогда скажет, где доброта и недоброта человеческая находится. И Земфирин управлял ими, как марионетками, только вместо ниток были слова, а слова бывают сильнее не то что тонкой нити, а даже стального каната.
     Лисица, Клара и Изольда едва держались на ногах, а точнее, на лапах и крыльях.
     Но хуже всего было то, что у Алианы стали кончаться силы. Она не была уже прежней селеной. Ее тело потеряла свою прозрачность и сила Солнца, которую ее тело могло накапливать, не проникало в нее днем с такой же легкостью и в таком же количестве, как это было раньше, в Волшебном море. И Алиана чувствовала, что еще немного и ее силы совсем закончатся. И тогда она снова станет пленницей.
     И в этот момент случилось новое, неожиданное.
     Алиана услышала музыку.
     Девушка замерла и прислушалась.
     Это была музыка Луны и бездонного космоса.
     И тут поняла Алиана, что есть в ней и другая сила. Сила которая никогда не кончится, не иссякнет, не ослабеет. Как называется эта сила она не знала. Но чувствовала ее всем своим телом.
     Сначала девушка просто слушала эту музыку. А потом она зазвучала в ней самой. И Алиана поняла как победить. Победить не убивая, пусть даже мертвецов, а победить оставив их в покое и дав им возможность оставить в покое саму Алиану и ее подруг. Но как им это объяснить, если они не только ничего не понимают, но и не чувствуют.
     Но музыку даже камни слышат.
     Голос девушки зазвучал вначале тихо. Но и в этом негромком голосе, было столько уверенности и силы, что его услышал каждый в этом лесу-кладбище. И все замерли постепенно, не понимая, что они слышат и откуда доносится этот голос. Та сила, которая была теперь уже навсегда заложена в Алиану, как и в каждую селену, была сильнее магии, которой Земфирина научил Стремов, потому что то, что было заложено в селенах называлось — искусство, а искусство сильнее всякой магии и колдовства, только мало кто знает об этом, потому то мало кто об этом думает.
     И еще одно главное — Луна. Не знал Стремов, что значит для селен Луна, а может быть и для Луны селены. И никто не знает, даже сами селены.
     Для Стремова было важно, что Луна может управлять не только желаниями людей, но и поступками мертвецов. А большего он не знал.
     А свет Луны усилился во много раз. И удивительным было еще одно, Алиана не понимала тех слов, которые слетают с ее губ. Она, селена, способная понимать не только все на свете человеческие языки, но язык и животных и насекомых не понимала тех слов, которые являлись в звуках ее голоса. И она не понимала уже, ее ли это голос разносится над лесным кладбищем или это свет Луны пропитывая собой Алиану, превращается в звуки.
     Алиана пела, и не понимала слов, которые она пела, но мелодия песни, она была так прекрасна, она была такой, за которую отдал бы душу любой музыкант-композитор. И было это потому, что мелодия была настолько прекрасна, насколько непостижима истина, а значит эта мелодия была непостижимо прекрасна. И настолько же прекрасен был голос девушки.
     Мертвецы, поднятые Земфириным из могил и направленные им расправится с подругами Алианы, а саму ее схватить, вдруг перестали слушаться колдовских указаний. Первые мгновенья мертвецы казались растерянными. Но через какое-то время, совсем небольшое, в них стала появляться уверенность в своих действиях. А действия их были теперь простыми — они больше не нападали, не стремились схватить Алиану, они медленно, словно задумчиво разворачивались в разные стороны, каждый в ту, откуда пришел и медленно, словно прислушиваясь к звучащему голосу селены расходились, разбредались по своим могилам. Они не желали, чтобы их тревожили дальше и заставляли делать то, что им совсем не нужно. Возможно, кто их знает, им совсем не хотелось — если им вообще хотелось чего-либо — чтобы их кости были разбросаны так же, как кости многих, кто пришел первым и валяется теперь на земле раскиданный по частям и, тем более, сожженный необычной непонятной силой этой тоненькой хрупкой девушки. Да, неизвестно, чего им хотелось, чего не хотелось, но главное, они расходились и не собирались возвращаться обратно на эту поляну.
     Все кончилось. И ушедших мертвецов не стало видно за деревьями.
     И тут, тихонько, но зло рыча на поляне появилась Рыжая лисица. Только что она была рядом, потом исчезла на минуту, и вот снова появилась. Но уже не одна. Рыжая тащила за штанину упиравшегося человека. Впрочем, Алиана не могла понять (ну и другие люди тоже), что это не настоящий человек, а такой же зомби, как и только что разошедшиеся по свом могилам мертвецы. Но этот был не только одет в дорогой костюм, но и вся плоть его была на месте. Во всяком случае, видимая плоть была на месте. Но лисицу, ворону и крысу обмануть было нельзя. Они сразу поняли, кто это такой или что это такое.
     — Он прятался вон там, — указала лисица тонкой мордочкой в сторону кустов. — Оттуда и руководил всем.
     Клара не сказала ни слова. Она в один взмах крыльев поднялась с земли и оказалась на голове Земфирина. А потом, размахнувшись своим тяжелым клювом с силой ударила сверху Земфирину прямо в глаз. Больно было ему или нет, неизвестно, но Земфирин завыл, схватившись за глаз. А пока он держался за глаз, Изольда успела забраться по его спине к самому воротнику (дорого, от Версаче) пиджака и ухватила Земфирина своими острыми зубами за ухо и дернула его. Ухо осталось у нее в зубах. Изольда спрыгнула вниз, выплюнула ухо, а потом вытерла мордочку о траву.
     Земфирин стал убегать. Лисица прыгнула за ним вдогонку и ухватила за ногу под колено. Но Земфирин так рванулся, что зубы лисы, разорвав на его ноге сухожилия, щелкнули. А Земфирин бежал уже между деревьями куда-то. Наверное, к вертолету, на котором прилетел. Он не бежал, он прыгал на одной ноге, а другая, прокушенная Рыжей лисицей, волоклась за ним следом.
     Рыжая вначале решила погнаться за ним, но передумала.
     — Хотела ему ногу откусить,  — сказала она, — но теперь уже ладно.
     — Давайте скорее уйдем отсюда, — сказала Алиана.
     — Да. Мне тоже здесь не очень нравится, — согласилась с Алианой лисица.
     — И мне, — согласилась с лисицей и Алианой Изольда.
    — А мне и подавно, — согласилась с Алианой, лисицей и Изольдой Клара.

18
До рассвета Алиана и три ее подруги добрались до густо заросшего деревьями и кустарником оврага. Такой овраг называется балка. Они решили провести день у прозрачного ручейка, бегущего по мелким камешкам на самом дне оврага.
      Но Кларе не сиделось спокойно. Она попросила Алиану разукрасить ее угольками под брюнетку и полетела за сведеньями, которые заключались в сборе всех вороньих сплетен. Так что Клару раньше, чем к вечеру не ждали, но она вернулась обратно не прошло и часа.
     — Что-то случилось? — спросила Изольда, видя, что Клара слегка, совсем чуть-чуть, взволнована.
     — Новостей столько, что все сразу и не упомнишь, — ответила Клара и уселась на нижний сук небольшого дерева.
     — А ты бери с собой веревочку и узелки завязывай на память, — посоветовала Рыжая.
     Рыжая лисица сейчас была очень занята, она пыталась поймать в ручье совсем маленьких, величиной с мизинец Алианы блестящих рыбешек.
     — Ну, рассказывай уже, — потребовала Изольда.
     — Первое, — начала рассказывать Клара. — Взлетев на высоту птичьего полета, я увидела. Что бы вы думали я увидела?
     — Ничего мы не думаем, — не стала гадать Изольда. — Давай рассказывай, не тяни.
     — Я увидела блещущею на солнце реку, преграждающую нам путь от одного края до другого. А за рекой бесконечный лес. Я поднялась даже еще выше, на следующую высоту птичьего полета, но лес за блестящей рекой такой огромный, что и оттуда я не увидела его конца или края. Бесконечный бескрайний лес открылся предо мной с высоты второго птичьего полета.
     — Ты прям из вороны-философа стала вороной-поэтессой, — сказала Изольда.
     — Это тот самый лес, про который говорил леший Флор, — вскочила с земли Алиана. — А озера ты не увидела в этом лесу?
     — Ну нет, — вздохнула Клара. — Слишком много ты хочешь. К тому же, ты разве не помнишь? Озеро заколдованное и нам придется просить родственников лешего Флора, чтобы показали нам, как добраться до этого озера.
     — Да, правильно, — согласилась Алиана.
     — Но это еще не все, — продолжила свой рассказ Клара.
     — Да не тяни же, — снова поторопила ее Изольда.
     — Как вы могли уже заметить, в небе сейчас много разных птиц, а среди них и моих прямых родственниц по отцовской и материнской линии. Так вот, я узнала новость немаловажную. Когда Земфирин вернулся несколько часов назад к ожидавшим его Стремову и Магунову, которые надеялись, что он привезет им уже связанную Алиану или скажет, где он связанную ее оставил, чтобы они могли за ней отправится сами. А он вместо этого привез весть о полном своем поражении. Магун набросился на Стремова с обвинениями и даже оскорблениями. На что Стремов ответил тем, что ударил Магуна в глаз кулаком и набил ему синяк такой, что и глаза не видно.
     — Очень интересно, жалко меня там не было, — пожалела Изольда.
     — Магун испугался и убежал. А потом рассердился и поехал жалобу сочинять на Стремова, что его, депутата Магунова, лицо неприкосновенное ударили кулаком в неприкосновенный глаз.
     — Ну, это глупо, — решила Изольда. — Стремову ничего не будет, разве только взяток всем придется давать много.
     — Не придется, — не согласилась Клара. — Стремов тут же посадил Земфирина за стол и стал диктовать ему, что на него, на Земфирина без всяких видимых причин напал его коллега Магунов и выбил ему глаз, оторвал ухо и укусил его за пятку.
     — Не за пятку, а под коленкой, — уточнила лисица.
     — Это не важно, — продолжила Клара, — главное, что Земфирину нанесены неизгладимые травмы, после которых он ослеп на один глаз, оглох на одно ухо и стал хромым на одну ногу. И что именно за эти нанесенные увечья Земфирин, а не Стремов нанес ответный удар Магунову в глаз.
     — Все это хорошо. Но нам-то от этого ни холодно ни жарко, — сказала Рыжая лисица.
     — А вот ты и не права, — сказала Клара. — Раз Магунов и Стремов заняты враждой, то нам это очень выгодно, потому что сейчас мы можем спокойно идти весь этот день и не прятаться. И уже до вечера мы будем у той самой реки, за которой начинается бескрайний лес, в котором находится Колдовское озеро.
     — Клара права, — согласилась с белой вороной белая крыса.
     — Да, — согласилась и лисица, и добавила: — Тем более, если мы сейчас упустим время, к вечеру они начнут еще большими силами разыскивать нас. Не говоря уж о том, что теперь они знают, куда мы идем. Во всяком случае, знают в какую сторону. И им ничего не стоит найти нас даже ночью.
     — А еще вы забыли, — напомнила Изольда, — о Кирине и Сапыгине, из которых один вампир, а второй оборотень. А это значит, что и тот и другой особенно опасны именно ночью.
     — Тогда, тем более, давайте не будем терять время и пойдем к реке, за которой лес и озеро, — сказала Алиана.
     — Давайте пойдем, — согласились все.
     Все согласились и тут же отправились в путь, ведь им не нужно было собирать и укладывать вещи, думать: "Забыла я что-то или все взяла?" и на полпути вспомнить, что не захватила с собой заколку для волос и обнаружить, что один накладной ноготь куда-то подевался.
     В траве стрекотали кузнечики, над цветами жужжали пчелы и шмели, в небе пели жаворонки, солнце светило так ярко и жарко, что Алиана быстро набирала истраченные в ночной схватке с мертвецами силы.
     Когда прошли половину пути — это сообщила Клара, которая постоянно летала, то набирая высоту, то опускаясь чуть не до самой земли, она выбирала лучшую дорогу и следила заодно, не грозит ли им какая опасность — перед Алианой и ее подругами возникла неожиданно преграда.
     Вначале никакой преградой это не показалось ни Кларе, которая следила за дорогой сверху ни трем остальным путницам-беглянкам, когда они подошли к этой преграде ближе. Это была просто песчаная полоса, взявшаяся, правда, неизвестно откуда, потому что вокруг были зеленые луга с яркими цветами и небольшие перелески да овраги заросшие травой и кустарником. Ну откуда среди всего этого взяться вдруг песчаной полосе, когда до реки еще далеко и даже ручейка никакого не видно поблизости и никакого карьера, в котором добывают песок?
     Но как бы там ни было, а чего только на белом свете ни встретишь ни увидишь. И Рыжая лисица, бежавшая впереди, не раздумывая ступила на песок и пошли по нему. Песок, правда, был горячий, он раскалился под солнцем, но перебежать эту полосу всего-то ничего, поэтому лисица и побежала.
     Но не успела она сделать и нескольких шагов, как ноги ее ушли в этот песок по самый живот. Лисица попыталась выбраться из песка, но чем больше она вырывалась из этой западни, тем сильнее увязала.
     — Это зыбучие пески. Это зыбучие пески, — закричала верху Клара, первая догадавшаяся о том, что происходит.
     Клара была уже внизу и когтями и клювом она уцепилась за рыжие волосы и что было сил в ее крыльях, тащила лисицу наверх. Рыжей хоть и больно было от клюва и когтей, но она понимала, что по-другому поступить нельзя, чтобы освободить ее от этой неожиданной западни, которая даже больше, чем западня, потому что еще две-три минуты и лисица вся целиком уйдет в песок и даже кончика хвоста не останется на поверхности.
     Алиана хотела подбежать к лисице, но Изольда так страшно закричала:
     — Не смей бегать по песку. Утонешь в нем. Это не вода, и отсюда не выплывешь.
     Изольда так закричала, что Алина сразу послушалась ее. Но и стоять и смотреть, как ее подруга погибает, она тоже не могла.
     И тогда Алиана легла на песок у самого края, где он начинался. Здесь песок лежал еще на твердой поверхности и не утягивал в себя. Алиана дотянулась руками до лисицы и ухватила ее за хвост.
     — Поосторожней, не оторви мой хвост, — пошутила Рыжая лисица, хоть и было ей очень страшно сейчас.
     А Изольда нашла где-то прут от орешника, каким-либо мальчишкой случайно брошенный и протянула его лисице. Та ухватилась за прут зубами. Изольда также схватила зубами прут, только с другой стороны и, изо всех сил упираясь лапками в землю, стала помогать остальным выручать лисицу.
     Хорошо еще не много успела пробежать по песку лисица и увязла в нем у самого края, где он становился зыбучим. Так что, стараясь изо всех сил, три подруги Рыжей лисицы вытащили ее на твердую поверхность.
     — Это же надо, — говорила лисица отряхивая с себя песок. — Как я могла оказаться такой глупой? Никогда себе такого не прощу. Ведь когда я пошла по песку нюхом почуяла, что под ним вода. А как глупая курица все равно пошла по нему.
     — Не расстраивайся, — успокаивала ее белая ворона, — и на старуху бывает проруха.
     — Я не старуха, — сказала лисица.
     — Ты меня извини, что пришлось поцарапать тебя, — извинилась Клара.
     — Глупости, — махнула лапой лисица. — Подумаешь шкуру поцарапала. Зарастет. Главное, чтобы голова была цела.
     — Вот это верно, — согласилась с лисицей Изольда.
     — Ладно, — сказала Алиана, — давайте обойдем это место и дальше пойдем.
     Но когда все четверо посмотрели по сторонам, то удивились, а еще больше испугались — они стояли на небольшом зеленом островке, покрытым травой и цветами, а вокруг них было насыпано кольцо точно такого песка, в котором чуть не утонула лисица.
     — И что бы это могло значить? — сказала Клара, которая испугалась меньше других, потому что ей бояться было нечего, для нее перелететь через окружавший их зыбучий песок было проще, чем воды напиться.
     Для Изольды тоже большой опасности не было. Ее спокойно могла перенести Клара. Но вот Алиана и Рыжая лисица попали в западню.
     — Это Магун, больше некому устраивать такую пакость, — решила Изольда.
     — А мы-то понадеялись, что отделались от него хоть на сегодняшний день, — согласилась с Изольдой лисица.
     — Это я виновата, — чуть не со слезами проговорила Клара. — Я должна была понимать, что Магун ни на минуту не оставит в покое Алиану, пусть даже у него и синяк под глазом.
     — Ни в чем ты не виновата, — стала успокаивать ее Алиана. — Потому что, если бы мы просидели в овраге до вечера, то он такое бы придумал, что мы уж наверняка не выбрались бы из его капкана.
     — Да, — согласилась с Алианой Изольда. — Ему и придумывать ничего не надо было бы, а он на нас напал бы ночью и все. Потому что теперь он знает, где мы находимся.
     — Ничего, не такой он уж хитрый, каким считает себя, — сказала лисица. — И похитрей его найдутся. Он еще сам в свой капкан попадет.
     — Только пока что мы в капкане, — вздохнула Изольда. — И чтобы заманить Магуна в его капкан, как ты Рыжая обещаешь, нам сначала нужно из этого выбраться.
     — И выбираться нужно как можно скорей, — заговорила опасливо и сердито Клара. — А то как бы он сюда средь бела дня не нагрянул, Магун этот. Место-то пустынное. А то еще и моих родственничков пришлет такую стаю, что и солнца видно не станет.
     — Я когда жила в своем Волшебном море, — заговорила Алиана, — мы с подругой развлекались иногда, делая из песка разноцветные стеклышки. Ими мы дома свои украшали. Но чтобы делать разноцветные, нужно в песок добавлять разные вещества. Но нам ведь разноцветные и не нужны.
     — К чему это ты? — не поняла Клара.
     — А вот к чему.
     Алиана сказала это, а потом приподняла чуть руки. И друг воздух перед ней поплыл раскаленным маревом. Песок, куда направлено было это раскаленное красноватое марево, начал словно бы таять, как тает снег, превращаясь в воду. Только это была густая вода. И через несколько секунд на песке появилась расплавленная прозрачная дорожка, потому что песок превратился в жидкое стекло.
     — Надо подождать немного, пока остынет, — сказала Алиана.
     Тогда Клара принялась летать низко, чуть не задевая крыльями за блестящую зеркальным блеском дорожку, которую из песка сделала Алиана, чтобы поток воздуха от ее крыльев поскорее остудил расплавленный песок превращенный в стекло.
     Скоро жидкое стекло остыло и затвердело.
     — Только осторожнее надо по нему идти, — предупредила Алиана. — Слой стекла не очень толстый.
     — Тогда я первая испытаю, — сказала Клара. — Я ведь могу взлететь если что.
     Клара пошла по стеклянному мосту сделанному Алианой в кольце зыбучего песка окружавшего их. И ничего, все обошлось, пошла и прошла.
     Вслед за ней, скользя острыми коготками, пробежала по стеклянной дорожке Изольда.
     — Теперь я, — сказала лисица и осторожно ступила на стекло.
     И Рыжую лисицу стеклянный мост выдержал.
     Алиана как и лисица очень осторожно ступила на стекло. Хоть была Алиана тоненькая и худенькая, но весила все же больше лисицы. Но и Алиана удачно прошла по стеклу. Только перед самым концом ее пути стекло треснуло, оно там оказалось тоньше всего. Но это было уже не опасно и Алиана прыгнула со стеклянной дорожки на траву.
     — Давайте пойдем скорее к реке, — сказала Изольда.
     — Только давайте и вокруг себя будем за всем наблюдать хорошо и внимательно, — сказала лисица.
     — Неплохо бы придумать что-то и сделать так, чтобы этот Магун не мог следить за нами, — помечтала Клара.
     Только Клара на этот раз ошибалась. И все остальные вместе с ней тоже. Не был Магун в этот раз виноват. И не он сделал, что дорогу Алиане и ее подругам сначала преградил, а потом и совсем их окружил зыбучий песок. Потому что в это самое время Магунов и Стремов устроили мирные переговоры.
     Мирные переговоры для тех, кто ненавидит друг друга очень нужное и важное дело. Ну, зачем мирные переговоры были нужны Магунову и Стремову понятно — чтобы решить, как лучше и быстрее поймать сбежавшую селену, ведь если ловить по отдельности, то они только мешать один другому станут и никогда ее не поймают. Ну а важными эти переговоры были потому, что на них враги, улыбаясь друг другу и рассматривая друг друга со всех сторон, решали, как им лучше обмануть друг друга, когда задуманное злое дело будет сделано. А может и не только потом, когда все будет сделано, а может и сейчас прямо на переговорах они смогут обмануть друг  друга, а может и совсем отделаться кто-то от кого-то.
     Для этого и принес на переговоры Магунов французский коньяк столетней выдержки в непрозрачной черной бутылке, на вид шероховатой, но когда потрогаешь, гладкой. А Стремов принес виски из Сан-Франциско, в квадратной хрустальной бутылке, то самое, что на тамошнем конкурсе первое место заняло.
     В коньяк же Магунов накапал наколдованных капель, которые сразу бы превратили Стремова, как только он выпил бы хоть самый маленький глоток, в крысу. Ну а с крысой-Стремовым Магунов очень легко бы справился. Точнее с этой крысой, которая раньше была Стремовым, справились бы другие крысы, которым Магунов был хозяином и Стремов стал бы тогда подчиняться и служить ему, как все остальные крысы, которые ему служат и подчиняются. Сам же Магунов выпил наколдованное противоядие, чтобы самому в крысу не превратиться.
     Ну а Стремов в свое виски из Сан-Франциско бросил маленькую ядовитую таблеточку, которая сразу зашипела и растворилась и которая хоть и не была наколдована, но от которой Магунов тут же бы умер, потому что ядовитая. А потом Стремов, способом, которому его научил в Африке старый негр, превратил бы его в зомби, каким был его слуга Земфирин и тогда Магунов, как и Земфирин служил бы ему. Естественно, Стремов тоже проглотил противоядие от своего яда — другую маленькую таблеточку.
     Но и Магунов и Стремов слишком хорошо знали, чего можно ожидать друг от друга, поэтому Стремов сказал, что коньяк, особенно французский и особенно столетней выдержки от не пьет, от него у него всегда бывает изжога. А Магунов так же сказал, что виски особенно из Сан-Франциско, он тоже никогда не пьет, потому что от этого самого виски у него расстройство в животе бывает.
     Так что сидели оба врага за столом перемирия и каждый пил свой коньяк и свое виски и обсуждали план, как им дальше ловить сбежавшую селену.
     Вот и получается, к зыбучему песку они никакого отношения не имели, да и не могли, потому что не погубить им нужно было селену, а поймать ее.
     Тогда кто-то спросит, откуда же взялся этот самый песок? Да все очень просто. Лес, где было волшебное озеро, находился уже недалеко, за рекой, до которой, правда, нужно было еще дойти, но не много и идти-то до реки осталось. И, как уже говорилось, хоть весь лес и не был волшебным или там заколдованный, но и волшебные и колдовские места попадались в этом лесу. Ну, Колдовское озеро, где жили русалки, про это уже мы знаем. А еще одним из таких мест была поляна вся заросшая одуванчиками. Вот ветром и принесло через реку и еще чуть дальше семена этих одуванчиков на их парашютиках, и когда все семена одуванчиков опустились, из семян скоро выросли одуванчики. Но они только с виду были простыми, но простыми не были. Одуванчики эти очень не любили, когда кто-то ходил по ним и топтал их. И для этого они делали так — они, когда видели, что по ним может кто-то пройти, сразу превращались в песок. Но зыбучим песок был не нарочно, просто в том месте, где выросли непростые одуванчики неглубоко под землей протекал подземный ручей с газированной водой и поэтому когда одуванчики превращались в песок, он внизу становился влажным и газированным и это делало его зыбучим.
     Вот так и получилось, что Алиана с подругами попали в этот самый зыбучий песок.
   
19
Уже был вечер, когда четыре подруги подошли к берегу широкой реки, той самой, про которую говорил леший Флор. А на другой стороне реки виднелся местами волшебный лес. Отсюда, издалека он казался не зеленым, а почти совсем черным, потому что солнце было сбоку и так низко, что даже верхушки деревьев не освещало. Солнце находилось с правой стороны, откуда текла река, небольшая его часть, казалось опустилось уже прямо в воду, из-за чего вода так искрилась, что даже глазам было больно смотреть в ту сторону.
     Как только путешественницы-беглянки подошли к реке, Алиана негромко, но очень радостно вскрикнув, пригнула в воду и стала резвиться в воде, кувыркаться и плавать и на поверхности и под водой. Она очень напугала всех трех своих подруг, потому что слишком долго пробыла под водой. Оказалось, что хоть Алиана теперь и похожа на самую обыкновенную девушку (только очень красивую и стройную и со слегка голубыми волосами), но плавать она может так же, как и прежде и как и прежде сколько угодно может находиться под водой.
     Но когда Алина вышла на берег, она была уже не такой веселой. Оказалось, что речная вода совсем не то, что морская, а тем более вода в волшебном море. Она и прозрачной не была, так что видеть под водой можно было всего на несколько метров вокруг себя, и запах воды был конечно совсем не морской, она пахла и тиной и еще чем-то гораздо хуже тины, возможно в эту воду сбрасывали всякие отходы из заводов стоящих на берегу реки, да и небольшие корабли и моторные лодки оставляли в воде запах бензина, керосина, масла и всего остального подобного.
     Алиана вытащила из волос запутавшегося в них серо-зеленого рака, положила его на берег рядом с водой, чтобы он вернулся к себе в реку и грустно вздохнула, потому что ей очень-очень сильно захотелось оказаться в ее Волшебном море.
     До того когда совсем стемнеет, оставалось еще достаточно времени, чтобы можно было доплыть до середины реки, а то и дальше и только к другому берегу подплыть уже в темноте. Но прежде надо было решить — безопаснее ли начинать перебираться через реку, когда еще светло или все же подождать когда совсем стемнеет.
     А у Рыжей лисицы был еще один сложный вопрос, свой, личный — идти назад в угодья, где она жила с самого рождения, охотилась в лесу и поле и наблюдала за курятниками и утятниками или отправиться дальше вместе с новыми подругами? Но если она переправится через реку, то, возможно, никогда уже не вернется в свои родные края.
     А тут еще белая ворона Клара стала каркать:
    — Ну, Рыжая, — сказала Клара, — давай прощаться.
     И лисице стало так тоскливо, от этого вороньего карканья, что чуть плакать не захотелось, так ей не захотелось расставаться с подругами, ведь раньше-то у нее никогда подруг не было. Лисы почему-то не дружат друг с другом. А вот с белой вороной, с белой крысой и со светловолосой девушкой (у которой волосы не совсем светлые, а с голубоватым отливом и когда она резко поворачивала голову, волосы так колыхались, что казалось совсем это не волосы, а будто это вода струями стекает с девушки), вот с этими троими лисица почему-то подружилась и расставаться ей с ними ей не хотелось.
     — А чего ты раскаркалась, — сказала Рыжая сердитым голосом, потому что боялась, что голос будет грустным. — Может я совсем и не собираюсь прощаться. Может мне интересно посмотреть, какой он там лес с Колдовским озером.
     — Интересно-то интересно, — согласилась белая ворона, — а только как ты на ту сторону реки переберешься? Вот я, например, просто возьму и перелечу. Изольда, например, хоть и плавает, а только такую широкую реку, до которой, как сказал один знакомый моей бабушки, правда, про другую реку, что редкая птица долетит до середины ее, так даже она, Изольда и то не переплывет.
     Изольда хотела возмутиться, но передумала, а то Клара еще скажет: "Ну и плыви", а Изольде этого совсем не хотелось, потому что река правда была широкая и можно и не доплыть до другого берега. А такой жизненный исход Изольде совсем не нравился. Так что она промолчала.
     А Клара продолжила как будто мысли Изольды подслушала.
     — Но Изольду-то я могу перенести на другой берег, хоть, конечно и есть риск, что она упадет в самом глубоком месте. А тебя-то не смогу же я перенести, даже и с риском для твоей жизни.
     — Но я-то хорошо плаваю, — заговорила Алиана, которая до этого молчала, потому что ей было грустно, что она расстанется с одной из своих подруг. — Ведь я могу плавать сколько угодно. И я помогу Рыжей добраться до другого берега.
     — Это другое дело, — согласилась сразу Клара, потому что, по-правде говоря, ей тоже не хотелось, чтобы Рыжая осталась и не пошла ними дальше.
     — А мне не нужно помогать, — заявила Рыжая гордо.
     — Ну, ты от помощи, тебе на голову свалившейся, не отказывайся. А то нам больше делать нечего, как сидеть потом на берегу и говорить разные добрые слова про тебя, как ты кур воровала и мышей ловила. А они какие-никакие дальные-придадальные, а нам с Изольдой родственники.
     — Не дождетесь, чтобы разные добрые слова про меня говорить, — сказала Рыжая. — Вы лучше вон туда посмотрите.
     И лисица указала узкой мордочкой в сторону.
     — Ну что там? — спросила белая ворона.
     — Особенно умным и дальнозорким подсказываю, — как будто бы серьезно и как будто бы без издевки сказала Рыжая, — что там камыши.
     — И что? — снова спросила ворона.
     — Я поняла, я поняла, — радостно запрыгала Изольда. — Из камышей можно выбрать самые сухие камышинки, отгрызть их, собрать в одну кучу и связать. И получится плот.
     Обрадовалась и запрыгала Изольда, когда поняла, что лисица хочет перебраться на другой берег на плоту, не только потому что порадовалась за Рыжую. Изольда порадовалась и за себя тоже, потому что слова Клары, что есть риск что Изольда может упасть в самом глубоком месте реки ей не очень понравились, тем более, белой крысе и не нужно было самое глубокое место, чтобы утонуть. Ей хватило бы и самого мелкого. А теперь она без всякого риска может переплыть вместе с лисицей на этом самом камышовом плоту.
     Все тутже направились к тому месту, где у реки рос камыш и принялись отбирать высохшие камышинки, срывать их и собирать в кучу. Когда собрали камыша столько, что за горкой камышин могли спрятаться не только Клара, Изольда и Рыжая, но и Алиана вместе с ними, если присядет на корточки, решили что достаточно, чтобы сделать небольшой плот. И только тут растерянно остановились. Как именно сделать плот, никто из них не знал.
     Но это и понятно, они ведь все были женского или можно сказать девчоночьего пола, что одно и тоже. А женщинам или девочкам-девушкам нравится не всякие конструкции конструировать и собирать, а нравится им больше шить и вышивать всякие салфеточки и гобелены, а потом на столы и тумбочки для красоты раскладывать или на стенку вешать, потому что все женщины очень любят украшать все. А вот починить телегу или сделать плот, это совсем не девчоночье занятие.
     Но оказалось, что все да не все не знают. Клара-то, оказалось, кое что знала, только сразу не сказала. Клара видела раньше как мальчишки из камыша плоты делают и, как вякая ворона, а особенно белая, Клара была любопытна и подсматривала, что это такое мальчишки делают и как и зачем. И теперь, подождав, когда все совсем растеряются расстроятся и загрустят, она насмешливо и гордо сказала:
— Эх вы, — заговорила Клара, — на плоту собрались плавать, а как плот сделать и не знаете.
    — А ты что, знаешь? — с надеждой спросила Изольда.
     — Еще бы мне и не знать.
     И, выждав некоторое время, чтобы все успели поволноваться и понадеяться на ее способности, Клара начала учить и рассказывать. Правда, она не сказала, что не сама придумала, как плот сделать, а подсмотрела, как мальчишки делают.
     — Сначала, — начала учить Клара, — нужно сделать из камыша много снопов, какие в поле стоят, только поменьше и перевязать их надо не в одном месте а по все длине. А потом уже прикрепить их один к другому. Вот и получится плот.
     Все радостно заговорили: "Правильно, правильно" и еще: "Молодец, Клара". А Алиана еще сказала, что знает как сделать веревки, которыми перевязывать и связывать камыш. Она это знала, потому что ей приходилось из морских водорослей сплетать веревки, если это нужно было. Но ведь так же можно было сплести веревки из длинной травы, тем более от вечерней росы трава стала гибкая, неломкая.
     И снова все дружно принялись за работу. И скоро плот был готов.
     Плот, когда его столкнули в воду, не казался слишком прочным и надежным. Но Рыжая сказала, что это лучше, чем ничего. Изольда с ней согласилась и только теперь сказала, что тоже поплывет вместе с Рыжей на плоту.
     За Изольдой и Клара захотел плыть, а не лететь.
     — А то еще мало ли что, — объяснила Клара. — И придется вас выручать.
     Но все, конечно поняли, что Кларе просто интересно прокатиться на плоте. Но и не это было главным, почему она тоже решила плыть. А просто пока собирали камыш, а потом делали плот времени прошло немало и солнце не только скрылось за реку, но даже отблесков зари не стало видно и теперь реку и лес вдалеке освещала луна. А вороны, как нам уже известно, не очень-то любят летать по ночам.
     Лисице пришлось лечь на камышовый плот, потому что стоять она не могла, ее тонкие лапы проскальзывали между камышин и оказывались в воде. С трудом, но Рыжая забралась на этот плот. Зато когда легла на его середине от правой и левой стороны плота, хотя правильно сказать не плота, а плотика, но это не важно, можно называть и плотом, так вот, когда легла, то не только ей самой стало удобней, но и плот стал устойчивей держаться, придавленный к воде ее весом. Длинны плота как раз хватило от передних вытянутых лап до задних, тоже вытянутых. Правда, плот прогнулся, там где лежала лисица, и живот ее, да и лапы тоже чувствовали воду, но на это Рыжая внимания решала не обращать, потому что вода в реке была теплой.
     Белая крыса устроилась на одном углу плота, впереди, слева от лисицы, там воды не было, а белая ворона на правом углу, там тоже не было воды. Но прежде, чем опуститься на плот, Кларе пришлось постараться и усердно помахать крыльями, потому что в темноте она боялась промахнуться и опуститься в реку вместо плота. Изольда тутже стала ругаться на Клару и говорить ей, чтобы она больше не махала своими крыльями, потому что плот от этого может рассыпаться. И Рыжая тоже сказала, чтобы Клара не распускала больше свои крылья, тем более, что левым крылом Клара несколько раз ударила Рыжую по носу, так что той даже захотелось схватить белую ворону зубами за крыло и вырвать ей несколько перьев, чтобы в следующий раз не размахивала ими перед носом. Но раз они теперь стали подругами, лисица сдержала свое благородное негодование.
     Алиана ступила в воду и осторожно оттолкнула плот. Потом она дошла до того места, где было уже достаточно глубоко и поплыла, толкая плот перед собой. И пусть вода была темна и непрозрачная, и пусть пахла она тиной и керосином и все же, несмотря ни на что, плыть для Алианы было таким наслаждением, что мало кто ее мог бы понять. Разве что Клара и то, белая ворона могла бы понять это, только если б ей связали крылья и не давали возможности летать, а потом бы дали такую возможность.
     Долго ли коротко ли они плыли, это мы знаем — не долго. Ночь только стала настоящей ночью, а не чем-то средним между ночью и вечером, а другой берег уже начинал чувствоваться — по запаху травы, ночных цветов и, главное, по запаху леса (пахло деревьями, грибами, мхом, лесными ягодами, муравейником и много еще чем, чем пахнет в лесу) и еще стал слышен шелест множества листьев, потому что ветра хоть совсем и не было, но листья все равно чуть-чуть шелестели, и уханье филина казалось раздается совсем рядом.
     В этот момент случилось происшествие, которое могло показаться смешным, когда оно закончилось. Но, как оказалось, ничего забавного в этом не было, потому что было это началом новых неприятностей, а можно сказать, что и продолжением старых.
     Ночная бабочка. Она появилась и стала порхать над маленьким плотиком, когда берег был уже рядом и хорошо виден в свете луны. Крылья бабочки были темными и поэтому ее плохо было видно в темноте, но она была большая и поэтому ее все же было видно. Правда, Клара ее не видела совсем из-за свое куриной слепоты, а правильнее, вороньей.
     А бабочка попорхала, попорхала, а потом взяла да и села прямо на нос лисице. Та от неожиданности только головой мотнула. Бабочка слетела с лисьего носа, но совсем улетать и не думала, а все продолжа кружиться около плота.
     — Нет, я возмущена, — с возмущеньем и сказала Рыжая.
     — Чем? — сразу заинтересовалась Клара.
     — Да этой бабочкой. Такая наглая, — продолжала возмущаться лисица.
     — А, — в голосе Клары удивления не было. — Ночная бабочка. Я знаю слышала о них. Ни стыда ни совести у этих ночных бабочек.
     И только Клара сказала это, как бабочка решила сесть, только теперь не нос к лисице, а на клюв к белой вороне.
     Рыжая, возмущенная наглостью ночной бабочки, не сдержалась. Быстро взмахнув лапой ударила по бабочке. Нет, Рыжая только хотела ударить, но бабочка вовремя спорхнула в носа Клары и лисица ударила лапой по кончику Клариного клюва. Клара и каркнуть не успела, как оказалась в воде. Но тут же взмахнув крыльями взлетела. Но не только по клюву Клары ударила лапа Рыжей. Лапа ее лишь задела клюв, а потом с силой ударила по плоту.
     Плот, который и так уже начал рассыпаться (потому что сделан был все же не мужскими руками, да и вообще, руки было только две, у Алианы, у остальных же лапы тогда были, это потом у них уже стали не лапы… нет, забегать вперед не станем), так вот, плотик, который может и дотянул бы до берега оставшиеся несколько метров, а может и нет, от удара Рыжей развалился сразу, рассыпался на маленькие снопики, как их назвала Клара, а то и совсем камышовые тростинки. Так что не только белая ворона, но и Рыжая лисица и Изольда оказались в воде.
     Они тут же поплыли к берегу и через полминуты уже выбрались все — Алиана тоже — на берег, на густую мягкую и пушистую траву.
     — Ты что же творишь, что ты творишь, — сразу набросилась с руганью на Рыжую Клара. — Я вон лапу из-за тебя поранила.
     И действительно. Когда Клара садилась на берег, из-за своего плохого в темноте зрения она не рассчитала и опустилась слишком быстро и из-за этого одна лапка ее подвернулась и Клара слегка ее вывихнула.
     — При чем здесь я? — отряхивая от воды свою пушистую шкуру, так что брызги разлетелись в разные стороны, посыпавшись дождем и на Клару и на Изольду и на Алиану. — Если кто и виноват, так это бабочка. А я только хотела согнать ее с твоего длинного клюва.
     — Как-нибудь и без тебя бы справилась, — продолжала возмущаться белая ворона. — Помогай, когда тебя просят, а нечего лапами махать, когда не просят.
     Рыжая села на траву. Ей не хотелось ругаться с Кларой, потому что она понимала, что виновата, что та подвернула себе лапу. Но с другой стороны лисице и хотелось поругаться, потому что она так же понимала, что не виновата ни в чем, а виновата наглая ночная бабочка.
     Но Рыжая так и не успела решить, ругаться ей с Кларой или не ругаться, потому что вдруг раздался удивленный голос Алианы.
     — Посмотрите, — скала девушка.
     Сначала все посмотрели а нее, увидели, что сама она сморит вверх и тоже посмотрели вверх.
     Над ними порхала и кружилась уже не одна ночная бабочка, а было их уже много: и больших и маленьких, и темных почти черных и не очень темных серых.
     — Как красиво, — сказала Алиана.
     — Я бы сказал, странно, — не согласилась с ней белая крыса.
     — Что красиво, что странно? — не понимала Клара.
     — Бабочки, — объяснила Изольда.
     — Их что, очень много? — спросила Клара.
     — Я бы не сказал, что очень много, но сказала бы, что достаточно много, чтобы забеспокоиться.
     — Да, — согласилась с Изольдой Рыжая. — Интересно, что им нужно от нас?
     И в это время над ними промелькнула тень, которая была небольшая, но все же во много раз больше самой большой бабочки. А эти самые бабочки мгновенно разлетелись в разные стороны и потому что мелькнувшая тень расшвыряла их в стороны потоком воздуха и потому еще, что бабочки, видимо, испугались этой тени.
     — Летучая мышь, — негромко вскрикнула Изольда.
     Не успела она проговорить это, как тень снова промелькнула над четырьмя спутницами.
     Лисица вскочила на ноги. Она решила в следующий раз поймать ее, крылатая мышь летала низко и Рыжая смогла бы подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы схватить ее зубами.
     Но получилось совсем по-другому. В третий раз летучая мышь появилась со стороны реки, куда никто не смотрел и не стала пролетать над ними, а распустив крылья и резко затормозив в воздухе, она вдруг оказалась на спине лисицы.
     — Только не кусайте меня пожалуйста, — тут же послышался голос мыши. — Я же обещала вам помогать, даже кровью своей расписалась, поэтому и прилетела.
     — Точно, это она, — сказала Изольда. — Я узнаю ее по голосу.
     — Она или не она, — проговорила Рыжая, пытаясь посмотреть на мышь, то вправо выворачивая голову, то влево. — А только пусть она убирается с моей спины. А то я за себя не отвечаю.
     Мышь не стала проверять, насколько серьезно говорит лисица, а тут же сорвалась с ее спины и зацепившись лапами за ветку небольшого кустарника, росшего тут же, повисла вниз головой и заговорила, находясь теперь в удобном для нее положении.
     — Извините, — обратилась она теперь только к лисе, — что так невежливо на вас уселась. Но если бы я сразу здесь остановилась, где сейчас, то вы бы сначала проглотили меня, а потом бы уже стали разговаривать.
     — Думаю, я не стала бы после этого с тобой разговаривать.
     — Вот и я так подумала, поэтому и пришлось найти такое место, где вам неудобно было бы меня съедать.
     — Ну хорошо, — вмешалась белая ворона, — светскую беседу закончили, кто кого съест обсудили, о погоде не будем, давайте сразу о деле.
     — Я только хотела сказать, — заговорила о деле летучая мышь, — что эти ночные бабочки кружат над вами не просто так. Они следят за вами. И их, чтобы следить, к вам подослал Стремов по совету моего хозяина Кирина.
     — Кирин, это который на пару с каким-то оборотнем-кабаном… — Клара запнулась, вспоминая имя.
     — С Сапыгиным, — подсказала летучая мышь.
     — Во-во, — кивнула клювом Клара, — с ним, замышляют сделать пакость бандиту Стремову, а потом расправиться и с Магуновым.
     — Все правильно, — подтвердила летучая мышь. — Но пока Кирин как бы в дружбе со Стремовым. И вот он и подсказал ему, что надо, чтобы найти вас, послать ночных бабочек, потому что нас, летучих мышей, посылать нельзя, потому что вы можете быть уже в лесу. А мы в лесу летать не может, потому что слишком много деревьев и веток и мы как слепые становимся, так много звуковых отражений одновременно и все поэтому сливается и ничего не слышно. Это все равно как вам в тумане густом-прегустом быть.
     — Ночные бабочки? — недоверчиво проговорила Клара. — Да они забесплатно "спасибо" не скажут. Они такие, им за все плати. А уж врушки, что их словам и глупая курица не поверит, разве только петух, который еще больше глупый.
     — А Стремов их обманул. — объяснила летучая мышь. — Он им показал на большом-прибольшом компьютере целое поле ночных фиалок, а чтоб еще больше поверили, он разбрызгал самые настоящие, а не поддельные, какие везде сейчас продают, французские духи с запахом фиалок. А потом он их хочет обмануть и поймать всех сетью большой и навсегда заставить на себя работать.
     — Ну, это пусть хоть на черта лысого работают потом. А вот сейчас что ты посоветуешь делать с этими бабочками-шпионками? — спросила Клара.
     — Этого я не знаю, это вы сами придумайте. Я только сказала, что знаю, а что делать, не знаю. И еще могу плохое сказать.
     — Ну вот, и еще плохое, — негромко, но недовольно прокаркала белая ворона.
     — Я не виновата.
     — Ну говори еще одно плохое.
     — А еще одно такое, — продолжила летучая мышь. — Что никакие вездеходы в лесу этом не проедут и значит на машинах они не поедут за вами в указанное ночными бабочками место.
     — Ну вот, видишь, это уже не совсем плохо.
     — Как сказать, — не согласилась летучая мышь. — Потому что на вертолетах они тоже за вами не полетят. Потому что лес густой и сквозь листву они вас не увидят, хоть и будут знать, где искать, по наведенью бабочек.
     — Ну вот, ее одна хорошая новость.
     — Нисколько не хорошая, — продолжала портить настроение беглянкам летучая мышь. — Потому что есть Сапыгин, который тайный союзник Стремова, но создавший тоже тайный союз против Стремова с Кириным.
     — Да ты не повторяйся, все это мы знаем.
     — Так вот Сапыгин оборотень-вепрь. Это вы тоже знаете. А вот что ему подчиняются другие дикие кабаны, этого не знаете. И вот эти самые дикие кабаны и будут вас искать по подсказке ночных бабочек.
     — Час от часу не легче, — приуныла ворона, хотя ей самой-то кабанов боятся было нечего и тут же спросила: — А с чего всякие кабаны ему будут помогать и вообще слушаться его?
     — А с того, — ответила летучая мышь, — что он их подкармливает постоянно. И для этого на деньги Стремова покупает целые грузовики апельсинов, правда, подгнивших, но диким свиньям все равно, потому что они в них не разбираются. А еще и сам достает разные любимые ими продукты. Он их из думского распределителя берет. Всякие остатки и объедки, а еще испорченные продукты, которые должны распределяться уже по простым магазинам, он тоже переправляет этим самым диким кабанам. Они даже голосуют за него, когда это нужно. Он их в людей превращает на время, они проголосуют за него и снова в лес убегают, где снова в кабанов превращаются.
     — Вот и спешили в лес, — проговорила белая ворона, — вот и радовались, что нас здесь не найдет никто.
     — Я вам рассказала все, что знаю и теперь улетаю, — сообщила летучая мышь. — И больше я вас не увижу, потому что в лес за вами я не полечу, уже сказал почему.
     Летучая мышь сорвалась в ветки и исчезла в темноте.
     Некоторое время четыре подруги молчали, расстроенные. Первой заговорила белая крыса.
     — Ну, и что теперь будем делать? — спросила она.
     — А то же, что и делали, — ответила лисица. — Нам нужно найти волшебное озеро, вот и будем его искать.
     — А как же бабочки и кабаны дикие?
     — Сначала решим вопрос с бабочками, — сказала Клара.
     — Правильно, — согласилась с ней Изольда. — И если с ночными бабочками получится, то с кабанами вопрос сам отпадет. Ведь некому тогда будет указать, где мы.
     — Это как сказать, — не согласилась лисица.
     — Ну, тогда нужно поскорее найти родственников лешего Флора. Уж эти-то и с кабанами и с бабочками справятся, — продолжала быть оптимисткой Изольда.
     — Тогда чего мы стоим, — как будто бы удивилась Рыжая. — Идем в лес. А то мы слишком на виду здесь у этих самых ночных бабочек.
     И все четверо направились к лесу, который был уже совсем рядом. Только ворона не шла сама и не летела, потому что ночью летать не могла, а идти не могла, потому что нога у нее была вывихнута. Ворона забралась на спину к лисице и сказала:
     — Ты меня искалечила, ты меня и неси.
     Пока что Рыжая не стала спорить. Но при случае решила проверить, насколько сильно у Клары болит ее нога.
     А лучше других знавшая Клару Изольда не сомневалась, что Клара притворяется и с ногой у нее все в порядке. Но говорить ничего не стала, потому что так можно было и самой поссориться с Кларой и с Рыжей ее поссорить. А это совсем ни к чему, ведь неизвестно сколько еще времени им придется путешествовать вместе. Пусть уж Рыжая несет Клару, тем более, для нее это совсем не тяжело.
     — А еще, — сказала белая ворона, поудобней устроившись на спине лисицы, — неплохо было бы поймать одну, а то и двух бабочек.
     — Точно, — поддержала ее белая крыса. — И допросить их с пристрастием. Сказать им, что или съедим их или пыльцу с крыльев сотрем. Тогда-то они сразу во всем признаются и сами подскажут, как от них избавиться.
     — А зачем пыльцу с крыльев стирать? — спросила Алиана.
     — А затем, — стала пояснять Изольда. — Если бабочке стереть с крылышек пыльцу, они уже летать не смогут. А почему они без пыльцы летать не могут, не спрашивай, не знаю.
     — Но жалко их, — сказала Алиана.
     — Ага, нашла кого жалеть, — проговорила белая ворона. — Им не жалко шпионить за нами. И ладно бы еще им самим это нужно было, а то за обещанную плату.
     На это никто ничего не ответил. К тому же только что они прошли первые деревья, с которых начинался местами заколдованный лес.
   
20
Здесь, в этот месте, лес не был волшебным и заколдованным, а был самым обычным, потому что любому известно, что заколдованный лес он темный, густой, непроходимый и страшный (хотя, конечно, не всегда, а может быть и красивым, как колдовская поляна с одуванчиками, которые чуть не погубили Рыжую). Конечно, ночью и обычный лес все равно темный, но не такой темный, чтобы быть заколдованным. А Рыжая, только она вошла в лес, сразу почувствовала себя как дома, потому что любая лиса в любом лесу чувствует себя как дома.
     Но чувствовать себя как дома, еще не значит, чувствовать себя спокойно и безмятежно. И Рыжая не чувствовала себя так. Лисица постоянно вертела головой из стороны в сторону, а чаще смотрела вверх.
     — Что ты все крутишься, — недовольно заворчала Клара. — Ели ты так будешь вертеть головой, я могу упасть и еще больше повредить себе ногу. Ты же не хочешь, чтобы я еще больше повредила себе ногу, потому что ты тогда еще больше будешь чувствовать свою вину.
     — Я не буду еще больше чувствовать вину, — ответила лисица, продолжая смотреть вверх, — потому что я ее даже немножко не чувствую.
     — Ты бессердечная, — укорила Рыжую Клара.
     Лисица на это ничего не ответила, а сказала совсем о другом.
     — Они не отстают, — это сказала лисица.
     Все сразу поняли, о чем сказала Рыжая и все сразу тоже посмотрели вверх. И все, ну, кроме Клары, увидели, что бабочки не отстали и кружатся среди деревьев, наблюдая за путницами.
     — Вот и жалей их после теперь. — Изольда вроде бы ни к кому не обратилась, сказав это, но все же предназначались ее слова в основном Алиане, которая пожалела бабочек.
     — Ну, что будем делать? — спросила белая ворона, поднимая вверх голову, а в основном клюв, тоже пытаясь рассмотреть бабочек.
     — Тут нужна хитрость какая-то, — сообщила белая крыса и посмотрела на лисицу. — Рыжая, ты самая хитрая во всех лесах и их окрестностях. Придумай что-нибудь.
     — Когда знаешь, что делать, придумывать нечего, — ответила на это лисица.
     — Ты хочешь сказать, что знаешь что делать? — удивилась Клара.
     — А тут и знать нечего, — небрежно проговорила Рыжая. — Все просто и легко.
     — Ну так делай, делай, — заторопила ее Клара.
     — А вот сделать я этого не могу, — ответила лисица.
     — Чего же тогда говорить, что легко и просто, если не можешь, — укоризненно сказала Изольда.
     — Я не могу, а кое-кто очень просто может.
    — "Кое-кто", это ты на меня намекаешь? — наклонила голову Клара, стараясь увидеть большой черный глаз красавицы лисы. — Только легко и просто это было бы для меня днем. Днем, когда я в полном своем зрении, я бы с этими ночными гуленами в полминуты расправилась. Раз бы крылом своим гордым взмахнула и они бы на километр разлетелись. Да только ночные бабочки днем не летают, а ночью я плохо вижу.
     — Я и не думала о тебе, — отмахнулась от нее хвостом лисица. — Я говорила об Алиане.
     — А что я могу сделать? — удивилась селена, только теперь можно сказать, бывшая селена, а сейчас почти совсем обычная девушка. Но с очень необычными способностями.
     — Чтобы бабочки отстали от нас, — стала объяснять Рыжая, — нужен огонь, лучше несколько факелов, и воткнуть их в землю, от деревьев подальше и где трава позеленей, это чтоб не начался вдруг пожар лесной, потому что страшнее лесного пожара, ничего другого на свете не видела…
     — Точно, правильно, — перебила ее Изольда. — Так и нужно сделать. И тогда все бабочки слетятся на огонь, как осы на пустую банку из-под варенья.
     — Молодец Рыжая, — похвалила лисицу Клара. — Никогда не сомневалась, что у тебя хитрости почти столько же, сколько у меня мудрости. Но, не будем тратить слов на лесть, потому что все знают, что лесть вредна.
     — Правильно, — подержала ее Изольда и скрылась в густой траве.
     Изольда побежала собирать стебельки сухой травы.
     — Ну-ка, слезай с моей спины, — сказала Рыжая Кларе.
     И когда Клара охая и жалуясь на ушибленную лапу, спрыгнула на землю, лисица тоже убежала и скрылась с темноте.
     Уже скоро Изольда собрала довольно много сухой травы. А лисица нашла длинную палку с отросшими во все стороны ветвями на более тонком ее конце, так что между этими ветками было легко укрепить траву. Это путницы-беглянки и сделали довольно быстро, точнее это сделала Алиана, хотя и не понимала, зачем она это делает. А затем девушка так же по подсказке подруг воткнула более толстым концом палку в землю. Земля была чуть влажная и мягка, так что сделать это было не сложно.
     — А теперь поджигай, — скомандовала Клара.
     Алиана поднесла руку к довольно большому пучку травы, закрепленному на ветвистом конце палки. Факел ярко вспыхнул. Деревья вокруг осветились мерцающим светом.
     Алиана, хоть она и зажгла этот факел, увидела живой огонь второй только раз в жизни (первый раз было, когда она разожгла огонь в печурке в доме старика и старухи, которые потом пошли получать награду за то что наябедничали, что девушка, которую ищут, заходила к ним). И огонь снова показалось ей таким красивым, притягивающим, завораживающим, что она застыла на месте и не могла оторвать взгляд от пламени, которое напоминало ей маленькое солнце.
     — Все, уходим, — стала толкать девушку лапой Рыжая. — Сама же сделала огонь, сделаешь и еще и насмотришься тогда. А сейчас уходим.
     — Да-да, уходим и скорей, — взлетев на плечо Алианы поддержала Рыжую Клара.
     А все бабочки уже начинали слетаться к огню.
     — Скорее, скорее, — толкала носом Алину и Изольда. — Бежим отсюда скорей. А то при свете нас еще виднее.
     Алиана послушалась подруг, потому что давно убедилась, что они эту жизнь, в которую ее утащил колдун Магунов, знают лучше, а правильнее просто сказать, что они эту жизнь знают, а она нет. Поэтому, когда подруги ей что-то советуют, лучше их слушать и делать, как они говорят. И, кстати, поэтому она больше слушала, что говорят ее подруги, а сама говорила совсем мало.
     С сожалением Алиана отвернулась от пламени и направилась в сторону лесной чащи.
     А три подруги не просто так торопили Алиану, они хорошо знали, что сейчас будет. А будет то, что бабочки станут кружиться около огня и, конечно, все они подпалят себе крылышки и упадут на землю. И три подруги Алианы не сомневались, уже достаточно хорошо зная характер девушки, что она пожалеет даже этих подлых бабочек, которые шпионили за ними и вернется их спасать. Поэтому они так ее торопили, что даже не давали возможности оглянуться.
     Скоро самого огня не стало уже видно за деревьями и только виден был его отблеск на их верхушках.
     Три подруги Алианы успокоились и не стали больше торопить девушку. Тем более, лес становился все гуще и темнее и идти по нему было все труднее. Не лисице или Изольде, потому что те замечали всякий корень торчащий из земли и всякий холмик, сделанный кротом или какой-нибудь мышью землеройкой. А вот с Алианой могла случиться неприятность, она хоть и видала в темноте не хуже Рыжей или Изольды, но не привыкла ходить в таких местах, где постоянно только и жди, что наткнешься ногой на такой вот корень или холмик и ударишься или упадешь, или вообще провалишься в чью-то нору.
     — Нет, так дальше идти не пойдет, — сказала Клара, когда в очередной раз листья веточки проскользили по ее клюву и потом словно погладили по голове, отчего Клара испуганно вжала голову между приподнятых крыльев. — Надо найти компромисс.
     — Какой еще компромисс? — поинтересовалась Рыжая.
     — А такой, — стала объяснять Клара, — что идти надо, но идти надо днем, потому что в таком лесу, как этот, нас и днем никто не разглядит сверху, если будет следить. А значит ночью нужно отдыхать.
     — А я как раз днем привыкла отдыхать, — все же останавливаясь и усаживаясь на траву, сказала лисица.
     — Знаем-знаем, — кивнула клювом Клара. — Днем спать, а ночью по курятникам шастать и устраивать курам концерты с фокусами разными: "Вот курочки вас было шестнадцать, а как я уйду останется пятнадцать, Вопрос, куда подевалась курочка Ряба, которая на прошлой неделе снесла яичко не простое, а золотое". А вообще, пора бы уж привыкнуть, а проще говоря, адаптироваться к новому режиму.
     — Как же, привыкнешь, — не согласилась с ней лисица, — когда то ночью идем, то днем. А потом, я родилась такой, потому что все мои предки такие, что ночь для нас самое время бодрствования.
     — Богемная ты наша, — обозвала Рыжую Клара, было непонятно, то ли с насмешкой сказала, то ли с легкой завистью.
     — Скучная ты ворона, хоть и белая, — ответила на это лисица, делая вид, что зевает.
     В это время появилась Изольда, на время убегавшая куда-то.
     — Ну чего расселись, — заговорила она сразу, — на каких-то корягах и траве сырой от росы. Я там поляночку маленькую незаметную нашла. Сверху ее ветви деревьев прикрывают, а внизу трава мягкая, пушистая. Там и отдохнем, а то после переправы я все еще дрожу от сырости.
     — Когда это крысы сырости боялись? — проговорила Рыжая, но поднялась с земли, собираясь идти за Изольдой. — Ты дрожишь, оттого что испугалась, а не оттого что отсырела.
     — Ну идемте, идемте скорее на эту полянку, — нетерпеливо запрыгала на плече Алианы Клара.
     И все четверо направились к поляне, которую нашла для отдыха Изольда.
 
21
Утро наступало постепенно, потому что деревья не давали солнцу сразу все осветить вокруг. Белая ворона каркнула, как бы проверяя, не охрип, не сел ли за ночь от ночной сырости ее голос, а на самом деле, потому что ей приятно было услышать свой голос и другим тоже, считала она.
     А потом белая ворона сорвалась с ветки, на которой провела всю ночь и, не боясь наткнуться на другие ветви, потому что теперь хорошо видела их, взлетела над самыми высокими верхушками деревьев.
     Когда ворона через несколько минут вернулась и снова уселась на ветвь, на которой провела ночь, все остальные ее спутницы уже проснулись и даже успели умыться росой, собранной с травы. Но если быть точным, то умылась утренней росой только Алиана. Даже небольшие капельки воды доставляли ей большое удовольствие.
     — Я осмотрела ближайшие окрестности леса и ничего подозрительного не увидела, — сообщила Клара. — Так что можем некоторое время спокойно двигаться вперед.
     — Вперед, это куда? — поинтересовалась Изольда.
     — Куда глаза глядят, — ответила Клара, — только не обратно к реке, а подальше в лес, как говорил леший Флор. Потому что всякие лешие, да кикиморы, да черти болотные да Бабы Яги Костяные Ноги живут в самых непроходимых чащобах, да болотах топких. А они-то нам и нужны, чтобы дорогу к Волшебному озеру показали. А я буду лететь на высоте птичьего полета и смотреть, не увижу ли чего.
     Все четыре путешественницы были хоть и девичьего рода, но, как уже говорилось, в отличии от девушек, которые живут в городах да деревнях им собираться долго не надо было. Это тем, чтобы отправиться хоть в совсем небольшое путешествие нужно непременно собрать с собой столько вещей, что и сами поднять и нести не смогут, поэтому и провожатые им всегда нужны, а наши путешественницы, сказали: пошли и тут же пошли без всяких сборов.
     Как случилось, что белая ворона, такая внимательная и зоркая днем проглядела новую страшную опасность, которая находилась совсем недалеко от них и о которой они были предупреждены, она и сама не знала. Но, скорее всего, Клара не была виновата, потому что опасность эта была хитрой и она — опасность — спряталась и затаилась в кустах и высокой траве.
     И все же опасность не стала слишком неожиданной. Рыжая, которая в любом лесу была как дома, почуяла опасность эту за полкилометра, а можно сказать и за полверсты. Ну, еще и легкий ветерок, который дул со стороны опасности тоже помог.
     Лисица неожиданно остановилась и чуть приподняв нос кверху, стала принюхиваться.
     — Что ты там обнаружила, чего я не рассмотрела с высоты птичьего полета? — ревниво спросила Клара.
     — То, о чем нас и предупреждали, — проговорила Рыжая.
     Изольда, которая тоже, вслед за лисицей стала принюхиваться, забравшись на поваленное дерево, подтвердила.
     — Я тоже их чувствую.
     — Кого вы чувствуете? — спросила Алиана.
     — Кабанов, — коротко сказала лисица.
     — А я чувствую запах свиней. Но наверное это и есть кабаны, потому что раньше диких кабанов я никогда не видела, — согласилась с Рыжей Изольда и предположила: — Значит одна какая-нибудь бабочка все же улетела. Не попалась в нашу ловушку.
     Клара ничего не сказала. Она чувствовала себя немного виноватой, оттого что не рассмотрела с высоты птичьего полета опасность, о которой предупреждала их летучая мышь. И, взмахнув крыльями, Клара поднялась снова над деревьями и полетела в сторону, откуда доносился запах диких свиней.
     — Теперь-то она их уже не проглядит, — сказала Изольда.
     — Не проглядеть-то, не проглядит, — подтвердила Рыжая, но тут же добавила: — Но главное найти возможность проскользнуть мимо них.
     Но Клара когда вернулась, сообщила не очень-то хорошие вести.
     — Они расположились в боевом порядке вокруг нас в форме лошадиной подковы и преградили весь путь и вперед, и вправо, и влево, — стала рассказывать Клара. — Сами бы они до этого никогда не додумались, потому что всегда бегают тоже цепочкой, но друг за другом, а не одна сбоку от другой.
     — Значит ими кто-то командует и распоряжается, — предположила лисица. — Найти бы этого командира и такое ему устроить…
     — Пожалуйста, — предложила белая ворона, — и искать не надо. Они сами нас ждут в катере моторном на реке. Надуются, наверное, что эти кабаны-вепри погонят нас обратно, а они тут-то нас и схватят.
     — Они, это кто? — спросила Изольда.
     — Они, — стала объяснять Клара, — это оборотень Сапыгин со своей командой. Какие-нибудь свиньи, которых Сапыгин превратил в людей. Только все равно видно, что это свиньи.
     — Придется пробивать огнем и мечом, то есть, я хотела сказать зубами, — поправила себя Изольда.
     — И клювом, — добавила Клара.
     — Огнем? — растерянно спросила Алиана.
     — Точно, — подтвердила Клара. — Будем воевать, как воевали с мертвецами на кладбище.
     — Но те были уже мертвецы, — все так же растерянно заговорила Алиана. — А живых я не могу убивать.
     — Почему это? — спросила Клара.
     — Потому что они живые, — словно удивилась девушка.
     — А ты предпочитаешь снова башню или вообще подвал темный и холодный? — спросила Клара.
     — Нет, я ничего такого не предпочитаю.
    — Тогда придется делать из кабанов копченые окорока.
     — Ничего не выйдет, — заговора лисица.
     — Это почему? — удилась Изольда.
     — А потому, — объяснила Рыжая и продолжила свои объяснения. — На кладбище мы были на поляне. И там мертвецы едва передвигались, хоть и много их было. А здесь деревья, кусты и высокая трава. И мы даже не увидим, как кабаны нападут на нас.
     — А что тогда делать? — растерялась Изольда.
     — Надо придумать какую-то хитрость, — сказала Рыжая.
     — Так придумывай, придумывай скорей. — Изольда даже на месте запрыгала от нетерпения, какую хитрость сейчас выдумает Рыжая.
     — А может ничего и не выдумывать, потому что можно не успеть выдумать. Или выдумаешь, а это не поможет. — Это сказал ни кто-то из четырех подруг, а голос послышался с верхушки сосны, росшей одиноко среди лиственных деревьев.
     Четыре подруги посмотрели вверх и увидели желтую сову. Сова смотрела на них одним своим круглым глазом, а другой задумчиво прикрыла.
     — А что же тогда, по-твоему, сидеть и ждать и ничего не делать? — заговорила с совой Изольда.
     — Если вас не затруднит, говорите мне "вы", — попросила сова, хотя таким тоном, что на просьбу это совсем не было похоже.
     — Мне нетрудно сказать "вы", но трудно ничего не делать, — продолжила свой разговор с совой Изольда.
     — А кто вам говорит, что вы должны ничего не делать? — спросила сова. — Я вам такого совета не давала.
     — А какой же совет ты... — заговорила Клара, но тут же исправила себя. — А какой же совет вы нам давали? Насколько я помню, никакого.
     — Пока нет, — согласилась сова. — Но вы меня и не просили еще дать вам совет.
     — Мы не против того, чтобы вы дали нам совет, — заговорила теперь лисица и голос ее был очень доброжелательным, потому что Рыжая знала, что сова никогда просто так не вмешается в чужой разговор и не станет, как говорится, бросать слова на ветер. — И если ваш совет нам подойдет, а тем более, окажется полезным, мы будем вам очень благодарны.
     — Ну что ж, — сказала сова.
     Она распахнула крылья и так быстро спланировала на землю, что показалось это тень мелькнула. А когда тень оказалась над самой землей, совы вдруг не стало, а на том месте, куда она должна была приземлиться, возникла, по другому и не скажешь, возникла женщина.
     Женщина, как женщина. Среднего возраста. На ней было платье с капюшоном, прикрывавшем ей волосы. Платье было желтого цвета с серым, чуть блестящим оттенком, длинное, до самой земли, точнее травы, оно лежало на ее теле мягкими тонкими складками.
     — Это не кикимора, — негромко сказала Рыжая.
     — И на Бабу-Ягу не похожа, — продолжила вслед за Рыжей гадать Изольда.
     — И уж не леший точно, — закончила предположения Клара.
     — Вы правы все, — улыбнулась женщина в желтом платье. — Я не первое, не второе и не третье. Но есть четвертое. Я фея.
     — Ну правильно, фея. Я так сразу и подумала, — сказала Изольда, которая на самом деле ни о чем таком и не думала.
     — Лесная фея, насколько я понимаю — добавила Рыжая.
     А белая ворона Клара осторожно, чтобы не обидеть фею, спросила:
     — А интересно было бы знать, вы добрая фея или не очень?
     Фея снова улыбнулась.
     — Ну, это зависит от того, — сказала она, — добрые или не очень те, кого я повстречала.
     — Мы добрые.
     — Мы очень добрые.
     Это заверили фею Изольда и Клара.
     — А я не знаю, какая я? — заговорила вдруг Алиана смущено.
     Фея посмотрела на нее и рассмеялась.

Часть вторая, в которой все продолжилось дальше

1
Был ясный день. Солнце сквозь листву искрилось в листве деревьев. Алиана, Изольда и Рыжая шли по невысокой густой и мягкой траве (Изольда бежала, но она всегда бегала), Клара перелетала с ветки одного дерева на ветку другого. А иногда поднималась выше деревьев, чтобы осмотреться.
     Фея в желтом платье, которая была и не добрая и не злая, а была добрая с теми, кто был добрым и злая с теми, кто был злой, помогла выбраться Алиане и ее подругам из окружения диких кабанов-вепрей. Сделала она это очень просто — для нее, для Феи это было простым — она превратила четверых кабанов в совсем маленьких лошадей, таких маленьких, что они были даже меньше, чем лошади, которых называют пони. А остальных кабанов она превратила в безобидных мышей.
     Каждая лошадка была в упряжи, к которой крепились маленькие сани, похожие на те, на которых дети катаются со снежных гор. Почему сани летом? Потому что в санках в лесу без дороги ехать гораздо удобней, чем на тележках с колесами, они постоянно попадали бы в разные ямы и рытвины или наскакивали на кротиный холмики и упавшие ветки деревьев, неторные из которых были довольно толстые и колеса тележек могли сломаться, а санки ехали ровно только чуть подскакивая на рытвинах и колдобинах всяких.
     В мышей и лошадок Фея превратила вепрей не навсегда. Хотя, может и стоило бы. Но владения Феи были не большими и ее волшебство действовало только в этих ее владениях. Так что, как только мыши выбегут за пределы владения Феи, они тут же снова превратятся в клыкастых вепрей. То же самое и с конями. Но у них, у фей всегда так, у другой, например, феи, очень известной и влиятельной, волшебство имело силу только до полуночи, а потом кони превращались в мышей, карета в тыкву, ну, и так далее, это все слышали и знают. Ну, а у лесной фей все действовало не по времени, а по расстоянию, то есть, как сказано уже, в пределах ее владений.
     Почему Фея в Желтом Платье заступилась за Алиану и ее подруг? Это тоже понятно. Она увидела, что в ее владениях происходят несправедливые беспорядки. А такого она потерпеть не могла и поэтому решила вмешаться и навести на своей территории порядок. Вот и вмешалась и навела.
     Она бы могла вмешаться раньше, когда подруги устроили огромный факел для ночных бабочек, ведь владения Феи начинались от середины реки. Фея тогда еще заметила приближающийся к лесу плот и решила посмотреть и послушать, кто это такие и зачем пожаловали. Ну, и посмотрела и послушала.
     В противоположенную от реки сторону владения лесной Феи доходили до огромного тысячелетнего дуба.
     Так, как Фея все видела и все слышала, то решила в беспорядки с бабочками не вмешиваться, так как считала, что каждый имеет право заступиться за себя и наказать злую подлость. К тому же бабочки со временем превращались в гусениц, которые поедали листья на деревьях в ее владениях, поэтому Фея решила, что если путницы избавятся от продажных бабочек то это не только им, но и ей на пользу пойдет.
     А вот в вепрями совсем другое дело. Тут сила была на стороне злого. И Фея решила заступиться за четырех подруг. И заступилась.
     Когда четыре подруги расселись по саням, Фея объяснила, до какого места можно ехать на этих санях запряженных в лошадок-вепрей. До того самого тысячелетнего дуба, до которого ее владения распространялись. Этот дуб даже ночью не заметить никак было нельзя, такой он был огромный.
     Дуб все четыре подруги увидели еще издалека. Даже ворона, у которой была куриная слепота увидела его, потому что к тому времени, когда подъезжали к нему, уже стало рассветать.
     Алиана, Изольда и Клара, остановили своих маленьких лошадок не доезжая до огромного дуба. Они приказали лошадкам, а по-настоящему вепрям клыкастым, ехать обратно. Пусть Фея в Желтом Платье сама расколдует их, а не они сами расколдуются, когда проедут тысячелетний дуб.
     Но не такой была Рыжая. Нет, она не была мстительной. Но если есть возможность наказать того, кто хотел тебе причинить зло, то почему и нет? И она поехала дальше. И проехала мимо дуба.
     Маленькие сани тут же исчезли, даже в тыкву превращаться не стали, наверное, потому что в лесу и тыквы-то никакие не росли. А вот маленькая лошадка превратилась в огромного, с клыками не меньше, чем рога у племенного быка, вепря.
     Лисица, как будто бы ни в чем не бывало, уселась на траву и стала смотреть на вепря и ждать.
     Эта огромная свинья с огромными клыками не сразу поняла, что с ней случилось раньше и что теперь. Какое-то время она кружилась на месте и удивлялась. А когда поняла, когда увидела Рыжую, спокойно сидевшую совсем рядом и с издевательской улыбкой смотревшую на нее, она тут же с такой яростью бросилась на лисицу, что ноги ее с двойными копытами сначала вырыли глубокую яму в земле, прежде, чем свинья-вепрь сорвалась с места.
     А лисица, даже и не спеша особенно, отскочила в сторону. Рыжая не спешила, потому что знала все повадки диких кабанов, ну, и вепрей тоже, потому что вепрь и есть дикий кабан, только размером больше. Ну и еще вепри в мифических историях попадаются, а не в жизни. Но иногда и в жизни все же появляются, как, например, в нашей сказке.
     Рыжая отпрыгнула в сторону, а вепрь, как огромный камень, катящийся во скалы, проскочил мимо нее. Ведь они, кабаны-вепри, ничего вокруг себя не видят, когда разозлятся, видят только своего врага перед собой.
     Пронесясь еще прыжков десять и больше не видя перед собой своего врага (хотя и не знал, почему лисица его враг), вепрь резко затормозил, оставив длинные борозды на земле от своих копыт.
     Покрутившись на месте, он снова увидел лисицу, которая строила ему глазки, а в общем-то, понятно, что издевалась.
     Вепрь снова бросился на нее. Но в этот раз Рыжая не стала отскакивать в сторону, а стала убегать.
     Вепри бегают очень быстро. Но только по прямой. Они продираются сквозь кустарники, так что кусты ломаются, как тонкий тростник. Деревца на их пути ломаются или выдираются с корнем.
     Но лисица не так глупа, чтобы тоже по прямой убегать от вепря, а тем более, продираясь сквозь кусты. Она бежала резко сворачивая то в одну сторону, то в другую и только лисий хвост доставался дикому кабану-вепрю. Да и то, не хвост доставался, а от хвоста доставалось вепрю. Лисица, уворачиваясь от него, кончиком хвоста ухитрялась ударить его по морде и чаще доставалось кабаньему пятачку, который у него вместо носа. Кабану-вепрю это было не больно, но это было так обидно, что от бешенства вепрь вообще перестал что-то видеть, кроме лисьего хвоста.
     И вот лисица друг побежала по прямой, словно так испугалась, что не понимала, что делает. Вепрь стал быстро догонять ее. И он ее догнал. Но в самое последнее мгновенье лисица все же отскочила сторону. А верь, ничего не видевший кроме лисьего хвоста, сделал последний, самый мощный и большой прыжок.
     Удар был такой силы, что даже тысячелетний дуб от сотрясения уронил несколько своих листьев.
     Да, именно в тысячелетний дуб в своем самом сильном и решительном прыжке ударился глупый вепрь. Несколько листьев дуба плавно полетели вниз и опустились на землю.
     А вот клыки вепря, от такого мощного удара, что даже несколько листочков сорвало с дуба, почти целиком вошли в крепкое дерево. Даже большой пятак его с такой силой прижался к коре, что кабан-вепрь и хрюкнуть не мог. Он только хрипел от усатости со свистом, открыв свою поросячью пасть. А вытащить свои огромные клыки из дерева, он уже никогда не сможет.
     Лисица подошла к вепрю и сказала:
     — Лучше бы желуди около дуба собирал, чем нападать на тех, кто ничего плохого тебе не делал.
     Вепрь только зарычал в ответ, зло крутя своих маленьким, скрученным в пружину хвостиком.
     Подошли к вепрю и Алина вместе с Изольдой и Кларой.
     — Он теперь что, так и будет всю жизнь стоять около дуба? — спросила немного растерянная Алиана.
     — И правильно, и так ему и надо, — ответила на это Изольда.
     — Не будет, — успокоила Алиану и разочаровала Изольду Клара. — Он так будет стоять, пока не проголодается сильно-сильно. А когда проголодается, начет рваться и метаться и сломает себе клыки. Вот и освободится.
     — Вот бы из его клыков вырезать какие-нибудь статуэтки красивые, — со вздохом сказала Изольда.
     — Ничего, — успокоила ее Клара. — кто-нибудь, когда-нибудь вынет эти клыки из дуба и сделает статуэтки.
     Но Изольда только расстроилась, что это не она сделает. Мы ведь забыли сказать, что Изольда была прекрасной резчицей по дереву. Да и не забыли, а просто к слову не приходилось, ведь у Изольды последнее время совсем не было возможности заниматься своим любимым делом. Изольда ведь в душе была художница. Как, например, и Клара певица.
     Клара сразу поняла грусть Изольды и сказала:
     — Хотя, конечно, как ты, Изольда, никто никогда ничего так красиво, я бы сказала даже прекрасно, вырезать не сможет.
     Слова Клары немного успокоили Изольду. Да и идти было пора. Нужно ведь поскорее найти кого-то, кто покажет Колдовское озеро.
     Сразу все подумали, что нужно было у Феи в Желтом Платье спросить про озеро это. Но в тот момент не до расспросов было. А сейчас, не возвращаться же обратно. Вот и пошли вперед.
   
2
Шли рощами березовыми, борами сосновыми, кустарниками ореховыми, полянами земляничными, зарослями малиновыми, а больше лесом смешанным и густым. В общем, шли куда глаза глядят.
     Изольде пришлось то на лисице верхом ехать, то на плечо к Алиане забираться, потому что трава здесь была такая густая и высокая, что белой крысе пробираться сквозь нее было очень трудно. Да и бурелома было полно.
     И вот в одном месте, казалось совсем ровном, споткнулась вдруг лисица о пенек. Да так споткнулась, что Изольда, на спине ее сидевшая, не удержалась и полетела и упала в траву высокую, подмяв ее под себя.
     Лиса, это не конь какой-нибудь, который хоть и о четырех ногах, а все равно спотыкается. Лиса она ведь такая, что в темноте не споткнется, да хоть с глазами закрытыми, куда наступить не ошибется. А тут вдруг такое.
     А споткнулась лисица о пенек из травы торчащий. Только хвост свой она могла отдать на спор, что пенька этого, до того, как она лапу занесла, чтобы шагнуть, не было на том самом месте, где он вдруг появился.
     — Надо же, — больше удивилась Рыжая, чем рассердилась, — только что его не было и друг откуда ни возьмись появился.
     Изольда выбралась из травы и забралась на этот самый пенек.
     А ворона белая, которая все видела, потому что днем зрение у нее было не хуже, чем у остальных, а может и получше, тут же кое-что сообразила.
     — Эй, ты, пенек с глазами, — обратилась она к пеньку, усевшись на ближайшее дерево. — Ты чего это путникам идти мешаешь, да под лапы лысину свою подставляешь?
     Пенек стал тут расти и подниматься из травы высокой, так что крыса белая, пискнув от неожиданности, перескочила снова к лисице на спину.
     Пока пенек из травы поднимался, все смотрели на него и молчали. А когда поднялся, то увидели, что совсем это не пенек, а мужичонка. Роста маленького, весь травой и листьями облеплен и лысина, про которую белая ворона не ошиблась, сверкает на солнце, словно ее дегтем березовым смазали.
     Тут-то и остальные поняли, что пенек этот не пенек, а самый что ни на есть леший.
     — А смотреть потому что надо, — заговорил в ответ мужичонка. — А то идут и под лапы себе не смотрят. Вон шишку какую набила. Посмотри.
     И мужичонка наклонился к Рыжей, чтобы показать, какую шишку она ему набила.
     — И ничего у тебя здесь не набилось, — рассмотрев, что ей показывал мужичок, сказала лисица. — Это шишка еловая и к лысине твоей она смолой еловой приклеилась.
     — Ну, еловая, так еловая, — не стал спорить мужичонка. — А только ходить надо все равно не куда попало, да как-нибудь.
     — Ну надо же, — возмутилась белая крыса, — сам же свою лысину поставил и сам же обвиняет теперь.
     — И ничего я не подставлял. От приятеля своего, от соседа, от водяного я возвращался, да притомился малость, потому что водицы гнилой мы с ним перебрали. Вот и прилег отдохнуть. А тут слышу, шагает кто-то, я и решил посмотреть. И на тебе, по лбу прямо и получил.
     — Ну извини тогда, — извинилась лисица, — пусть будет считаться, что мы оба не правы.
     — Оба, так оба, — не стал спорить мужичонка.
     — А скажи-ка, — снова заговорила белая ворона, — сам-то ты кем будешь, не иначе леший?
     — А то кто же еще? Леший я и есть леший. А вы-то чего это такой компанией шляетесь? — рассматривая всех четверых, спросил леший.
     — А мы тут шляемся именно потому, что как раз тебя-то и ищем, — начала серьезный разговор белая ворона.
     — Меня? — удивился леший. — А какого лешего это я вам понадобился?
     — А такого, — сказала белая крыса, — что ты нам должен показать, где Колдовское озеро находится.
     — Ну раз должен, значит должен. Значит покажу, — сразу согласился леший.
   
3
Почти в это самое время или чуть раньше Магунов со Стремовым, да Сапыгин с Кириным тоже не спали и даже не зевали.
     Уже когда поняли Магунов и Стремов, что отравить им друг друга не удалось, Стремов решил, применить другой способ. Он был такой же простой, как и отравить. Решил Стремов дружбу с Магуновым укрепить и недоверие и подозрительность его ослабить. И сделал он Магунову подарок, от которого тот никогда бы не смог отказать. Подарил Стремов Магунову ковер-самолет. Да еще какой. Настоящий персидский. Откуда он достал его? Да у него, у Стремова везде связи есть, ведь криминальные бандиты они по всему миру расплодились еще с тех времен, когда и не знали слова-то такого — криминал, а бандиты уже были. А уж как появилось это слово, то они стали друг с другом деловые отношения завязывать. Вот у Стремова и были во всем мире деловые отношения со всеми бандитами. Так что достать он мог все, что угодно.
     А вот откуда Стремов узнал, что Магунов мечтает о таком ковре, этого не знает никто. Мыслей читать Стремов не мог, это мы знаем, а Магунов о своей мечте никому не рассказывал, про себя мечтал. Так что непонятно это, откуда Стремов про мечту Магунова узнал. И узнать нам неоткуда. И уж от Стремова точно не узнаешь, потому что он, Стремов такой человек, что о своих секретах даже под гипнозом не расскажет.
     Магунов же, так обрадовался такому подарку, что ему и мысли не пришло: а откуда это Стремов узнал о его мечте. А еще Магунов не подумал об этом, потому что очень сильно расстроился, ведь теперь в ответ на подарок Стремова, он был должен тоже что-то подарить ему, Стремову. И это всю его радость от подарка отравляло. Ведь для Магунова кому-то что-то отдать просто так или подарить (что для него было одно и то же) было делом невозможным и невыносим. У него не жаба внутри сидела и душила его, как большинство жадных людей, а внутри у него целая крыса находилась, которая начинала его от жадности не только душить, а еще и царапать и кусать, а то и грызть.
     Но потом Магунову пришла в голову мудрая мысль. Он решил, что подарит Стремову перстень с черным драгоценным изумрудом, но только настоящий изумруд он заменит на поддельный, но перед этим наколдует его так, чтобы никто никогда не догадался, что камень не настоящий.
     Так он и сделал в тот же день.
     Но кроме того, что камень не настоящий, у Магунова была еще одна тайна в его подарке, от этого он радовался еще больше. Но он не знал, что и в подарке Стремова тоже была тайна, про которую знал только Стремов, да еще тот, кто продал ему этот ковер. Но об этом потом, позже, когда время придет.
     А Сапыгин с Кириным были заняты совсем противоположенным занятием. Они не мирились неискренне, а ссорились по-настоящему.
     Сапыгин обвинял Кирина, что его летучие мыши и глухие и слепые и безмозглые, раз не могут найти такую легкую добычу.
     Кирин же обвинял Сапыгина в только что полученных сведеньях, что его вепри упустили добычу, которая сама в руки давалась. И еще он ругался и говорил, что вепри  Сапыгина, не вепри, а свиньи ленивые и ни на что кроме колбасы и окорока не годятся.
     И вот, когда Кирин уже прицеливался к глазу Сапыгина, чтобы ударить в него поточнее, а Сапыгин обдумывал, в какое ухо Кирину кулаком заехать, вот в этот момент Кирину в голову пришла идея.
     Эта идея и раньше была в голове у Кирина, но раньше не находилось подходящего места для ее исполнения. А сейчас, когда эта девчонка из Волшебного моря бредет где-то по лесу, который без конца и края, то теперь эта идея очень подходящая.
     — Я напущу на них клещей, — сказал Кирин.
     Сапыгин уставился на него, еще не понимая. Клещ, конечно, для каждого, не только человека, но и животного, вещь отвратительная, но что толку, если из девушки или кого-то из ее спутников высосут немного крови?
     Так Сапыгин и сказал Кирину.
     — Ты ничего не понимаешь, — засуетился Кирин. — Я вывел такой сорт клещей, которые не хуже всякого жучка.
    — Какого еще жучка? — все еще не понимал Сапыгин.
     — А такого, который передает радиосигнал, потому что я вывел радиофицированных клещей. И только настроишь мой приемник на нужную частоту как он с точностью до одного миллиметра скажет, где именно находится искомый объект.
     Заметим, кстати, если кто-то еще, конечно, сам не заметил, что ни один из четверых, кто так стремился поймать сбежавшую из заточения селену, ни Магунов, ни Стремов, ни Кирин, ни Сапыгин, понятия не имели о том, куда это она направляется. Единственная мысль, которая им приходила в голову, что в большом лесу селена с подругами оказалась потому, что хотела в этот лесу спрятаться от них, от тех, кто хотел ее поймать.
     Но продолжим.
     Сапыгин некоторое время обдумывал сказанное Кириным, а потом все понял. И тогда оборотень Сапыгин радостно обнял вампира Кирина.
     — Ты молодец, — сказал он с мутной слезой на глазу от радости, — ты настоящий политик, бескомпромиссный и принципиальный.
     Кирин ничего не ответил на похвалу, но он был растроган этой похвалой и оттого из уголка его рта потекла красноватая слюна, словно ему только что выбили зуб. Но зуб ему никто не выбивал, а была это слюна умиления. И от этого самого умиления на льстивые слова Сапыгина Кирин чуть не укусил его, но вовремя сдержался, потому что подумал, неизвестно еще что получится, если вампир укусит оборотня. А эксперименты Кирин не любил.
     Помирившиеся компаньоны и не подозревали, что не только они могут использовать жучков, пусть даже это и энцефалитные клещи.
     И Магунов и Стремов тоже имели своих "жучков", чтобы подсушивать всех, кого только можно. Сейчас они уже расстались, и находились в разных местах. Каждый радовался, что подарил своему врагу очень важный в будущем для него, дарителя подарок, потому что в нужный момент этот подарок может погубит одаренного. Но оба не только радовались, но и подслушивали (радость делу не помеха) разговор Кирина и Сапыгина. Только у Магунова жучки были доморощенные, почти что как у Кирина — это были тараканы, которые сообщали Магунову то, что не удавалось подслушать крысам. А у Стремова жучки были заводские, изготовленные по последнему слову нанатехнологий. Но что лучше и надежней еще вопрос, никакая ведь самая технологичная технология не сможет сконструировать и собрать ни таракана, ни блоху.
    
     4
Леший оказался разговорчивым. Он говорил о погоде, о видах на урожай орехов, земляники, клюквы, брюквы и черники, жаловался, что медведи всю малину истоптали, рассказал о новой породе лягушек, которые вывела его знакомая кикимора — любительница французской кухни. Он так много говорил, что никто слова вставить не мог, даже хотя бы спросить, как его зовут.
     — И всем она распространяет версию, — рассказывал леший с блестящей лысиной, — что в Париже она была и там кухню французскую эту выучила. А как она могла быть в каком-то там Париже, если даже не знает в какой он стороне.
     Леший вдруг остановился и указал кривым пальцем вдаль.
     — Ну вот мы и пришли, — сказал он. — Дальше идете вон туда, через полянку эту сразу же за первыми деревцами после полянки увидите то самое Колдовское озеро. Правда, сейчас-то вы его не увидите, его ведь увидеть можно только ночью в полнолунье. Но вам повезло, ночь будет как раз полнолунная. Так что, полянку прейдете, мимо первых деревцов пройдете, до ночи подождете и откроется вам озеро ваше Колдовское.
     — А ты что, к нему прямо нас не проводишь? — спросила белая крыса.
     — Не, мне туда нельзя. Там чужие владения. Сунься я туда, мне так лысину намылят...
     — Что блестеть перестанет, — подсказала белая ворона.
     — Во-во, — согласился леший. — Да и влага здесь под травой. Вам-то чё на нее обращать внимания, вам-то она нипочем. А у меня сразу насморк изводить начнет.
     — С водяным всю ночь пил-гулял, наверное с берега не раз скатывался и воду падал. И ничего. А ноги промочишь и сразу насморк, — недоверчиво проговорила лисица.
     — Так это так и должно быть. Вон, на ветру стой хоть неделю, и ничего. А сквозняком продует маленько и все, пиши пропало, гроб с музыкой заказывай. Гроб-то еще ничего, деревьев-то много, есть из чего сколотить. А музыку где взять? Вот именно. Так что мне ноги промочить никак нельзя. Ну все, я свой долг выполнил, докуда надо вас довел. А дальше идите туда, — и леший снова указал пальцем. — На этом и прощайте.
     Четыре подруги посмотрели в сторону, куда указал леший. А когда снова хотели посмотреть на него, то лешего уже не было. Он исчез, словно сквозь землю провалился или растворился в воздухе.
     — Не нравится мне все это, — сказала лисица.
     — И мне не нравится, — согласилась с ней Изольда.
     — И на разведку не слетаешь, — заметила Клара, — раз озеро только ночью увидеть можно.
     — Но не будем же мы стоять не месте, — сказала Алиана. — Идти все равно куда-то надо.
     И, сказав это, Алиана направилась вперед, через поляну.
     — Эй-эй-эй, стой-стой-стой, — торопливо остановила ее лисица. — Это в морях и океанах будешь первая. Да и в реках и озерах тоже. А лес лучше меня никто не знает. Так что я первая пойду.
     — Правильно, — поддержали лисицу белая крыса и белая ворона.
     Алиане пришлось согласиться. Она действительно лесов раньше не видела и не знает, чего в лесу можно ждать и чего нет.
     Рыжая прошла мимо Алианы и первая направилась к противоположенной стороне поляны.
     Не нравилась лисице эта поляна. Прежде всего не нравилась водой, которая скрывалась под травой. Лиса хоть и не кошка какая, а все равно по воде не любит ходить. Но раз надо, то надо. Так что Рыжая шла осторожно вперед, но и постоянно принюхивалась. И то, что улавливал ее нос, тоже не нравилось ей. А нос ее чувствовал нехорошее.
     Лисица остановилась.
     — Что? — спросила ее Клара, которая не шла пешком по мокрой поляне, а летала кругами над Рыжей, Алианой и Изольдой, которая сидела на плече у девушки.
     — Тут тиной болотной пахнет, — ответила Рыжая. — А сейчас вот и трясиной запахло.
     И только лисица сказала это, как лапы ее провалились под слой травы, державшей до этого сцепленными корнями.
     Все повторилось почти как в тот раз, когда Рыжую чуть не засосал зыбучий песок. Только теперь Изольда не могла помочь Кларе и Алиане вытащить Рыжую из трясины. Но Клара с Алианой все же вдвоем справились с этим.
     Как только Рыжую вытащили из трясины, все поспешно отправились обратно, подальше от трясины.
     — Ну леший, ну попадись он мне, — злилась Изольда, особенно злилась оттого, что не могла в этот раз помочь подруге и обошлись без нее. — Вот попадись он мне, нос откушу.
     — Откушу, откушу, — услышали вдруг они знакомый голос, который передразнивал белую крысу. — А вот попробуй-ка, откуси.
     И из-за дерева показался леший.
     Клара бросилась на него будто она и не ворона, а коршун какой. Только леший так ловко увернулся от нее, что Клара чуть клювом в землю не врезалась. Изольда тоже попыталась наказать лешего и, забравшись с разбега на дерево, прыгнула, желая вцепиться лешему в нос. Но тот снова легко и ловко отскочил в сторону и Изольда, промахнувшись, шлепнулась в траву.
     — И не пытайтесь, — сказала им Рыжая. — Он в лапы нам не дастся.
     — Умные слова приятно и слышать, — похвалил лисицу леший.
     А Алиана сказала лешему:
     — Вы нехорошо и нечестно поступаете. И вам должно быть стыдно за то, что вы сделали.
     — Стыдно? — удивился леший.
     — Да, стыдно. Потому что вас попросили показать нам дорогу к Колдовскому озеру, а вы завели нас в болото. Хорошие лешие так не поступают.
     — А вот и не правда, — не согласился леший. — Я как раз так и поступил, как положено поступать порядочному лешему. Спросите у любого и любой вам скажет то же самое.
     — А вот другой леший, с которым мы познакомились, тот так бы не поступил, — не сумев откусить лешему нос, теперь тоже решила пристыдить его Изольда. — Он сам нам помог и еще говорил, что любой другой, хоть леший, хоть водяной, хоть кикимора болотная помогут нам, как и он нам помог.
     — Это какой это другой? — сразу заинтересовался леший.
     — А такой, которого зовут Флор, — ответила Клара.
     — Уж не тот ли Флор, который живет на опушке темного-темного леса. И живет на этой опушке, в таком неудобном месте, лишь бы не служить колдун тамошнему? — удивленный, спросил леший.
     — Именно он, — кивнула клювом Клара.
     — А что же вы сразу не сказали, что с моим семидеждысемиюродным братцем знакомы?
     — Как же, скажешь тебе, когда ты всю дорогу ботал, как приемник с батарейками безразрядными и сам никого не слушал, — ответила Клара.
     — Так вам и нужно было с того начинать, что передать мне поклон от Флора, сказать, что он вас ко мне послал, чтобы я вам помог. Тогда совсем другое дело. Потому что Флора я уважаю, за принципиальность его и смелость, и его бы просьбу помочь вам никогда бы не проигнорировал.
     — Ну вот, теперь и сказали, — проговорила лиса, со своей шерсти стирая тину влажной травой.
     — Ну теперь-то и дело совсем другое. Теперь-то, раз знаю, что с Флором знакомы, да он за вас просил. Теперь провожу вас до самого озера, аж к берегу подведу, хоть и не в большой я дружбе с русалками тамошними. Уж больно зазнаются они. И идти-то здесь всего ничего, к ночи как раз у озера и будем.
     — Вот ты бы поменьше говорил, а побольше делал, — посоветовала белая ворона.
     — А я очень даже могу совмещать дела с развлечением.
     — Ты что, болтовню считаешь развлечением? — спросила Рыжая, все еще раздраженная тем, что из-за этого лешего искупалась в болоте.
     — А как же? В нашем лесу редко кого встретишь, с кем можно поговорить. Кикимора да водяной. Да я с ними за тыщу лет о чем только не переговорил. Уж и говорить с ними не хочется.
     — Ну, мы идем или как? — спросила Клара.
     — Идем, идем, — заторопился леший. — Главное не отставайте и затемно на месте будем.
     Но обещания дойти затемно до Колдовского озера семидеждысемиюродный брат Флора выполнить не смог. Но не он был в этом виноват, а виноват в этом был вампир Кирин и его энцефалитные клещи.
 
5
Уже полпути, по словам лешего, прошли прошла до Колдовского озера Алиана с подругами, если считать от того места, где Рыжая угодила в трясину.
     Белая ворона подлетела вдруг к Алиане и ни говоря ни слова носом с ее плеча смахнула маленькое, но очень отвратительное насекомое.
     Леший, который все вокруг видел и все слышал, сразу перестал рассказывать (а рассказывал он всю дорогу не переставая) о пожаре, который почти начисто сжег владения другого лешего и заговорил о клещах.
     — Клещ это тебе к примеру не пчела. Пчела ужалит, так одно удовольствие, только здоровье прибавляется и от радикулита лечит. А клещ, он пьет кровь и пьет. Одно слово паразит. Да только я и их охранять и оберегать должен. Такая уж должность у меня. Но если расплодятся не в меру, то, конечно и их урезонивать надо.
     Не успел леший сказать это, как Изольда, сидевшая на спине лисицы, пискнула удивленно и хвостом брезгливо сбросила такое же маленькое насекомое, какое только что упало с дерева на девушку, а теперь на лисицу.
     А потом и сам леший, почесал за ухом и вытащил оттуда третьего клеща. Он раздавил его пальцами и сказал:
     — Что за напасть. Уж без разбору прыгают на кого угодно. За всю жизнь ни один клещ на меня не напал. А тут, на тебе.
     — Видно, пора их урезонивать, раз уж на самого лешего бросаются, — подсказала Клара.
     — Да-а, — протянул леший. — Видно, пора. Но и нам поспешать надо. Вот доведу вас до Колдовского озера и займусь. А пока что придется нам с дороги свернуть да к кикиморе в гости заглянуть.
     — А к ней-то зачем? — поинтересовалась белая ворона.
     — А у нее керосин есть. Целая канистра с вертолета-геликоптера упала в ее болото. Ценная вещ, ничего не скажешь. Она бережет его пуще глаза. Но нам даст, раз сам Флор за вас просил.
     Скольких еще стряхнули с себя путешественницы этих самых клещей, не сочтешь, пока до болота кикиморы дошли. Но дошли удачно и ни один клещ ни в кого не вцепился, потому что сейчас уже все следили внимательно за этим. А если б даже и вцепился, то помажь только то место с клещом капелькой керосина и тут же он отцепиться и убежит помирать.
     Кикимора для порядка поотказывалась сначала: "не дам" да "не дам", но потом пошла куда-то и вернулась с маленькой бутылочкой из-под "пепси-колы". Запах, конечно, был такой, что Рыжая и Изольда нюх свой потеряли, на время, конечно, но все же. Зато потом, когда пошли снова к Заколдованному озеру, то первый же клещ спрыгнувший с дерева на Рыжую, а потом и второй, на Алиану, свалились с них в обморочном состоянии бзиком к коматозному. Так что теперь этих, забиравшихся под кожу тварей и сосущих кровь, можно было не бояться. И все пошли быстрее, не заглядываясь особенно вверх на деревья, не упадет ли на кого этот маленький отвратительный паразит, подосланный Кириным.
     Впрочем, о том, что клещи подосланы Кириным никто и не догадался. Ну и еще леший позвал на помощь синиц и других мелких птиц, чтобы начали очищать его участок леса от нашествия клещей.
     А там и вечер наступил и остаток пути шли в темноте.
     До полуночи оставалось совсем немного, когда леший, отодвинув в сторону ветви орешника, сказал:
     — Ну вот и оно, Колдовское озеро.
     И когда все вышли на свободное от деревьев и кустарника пространство перед озером, то долго смотрели и не могли налюбоваться. Таким прекрасно красивым оно было в свете полной Луны.
     По правде сказать, любовалась этой красотой одна Алиана. Для остальных все было естественным и обычным: ну озеро, гладкое и блестящее, как огромное зеркало; ну Луна в ней отражается, словно не одна теперь эта Луна, а две их, и обе окружены такими крупными и яркими звездами, каких не бывает; и все деревья неподалеку от озера и берега его, густой мягкой травой поросшие, лунным и звездным светом этим залиты, таинственным, сказочным — ну чего здесь такого особенного?
     Но не для девушки из Волшебного моря.
     И снова услышала Алиана музыку Луны, пока еще едва слышную, да и то ей лишь одной... Но тут музыку Луны прервал леший.
    — Пора мне, — сказал он. — Не хочу я с русалками здешними встречаться. Поэтому пойду.
     — А чего это ты с русалками не ладишь? — спросила белая ворона.
     — Ну их, — отмахнулся леший. — Насмешки всякие устраивают, да шутки шутят. Раз в озере взяли да искупали. С тех пор я не ходил сюда больше. А вы, если Флора увидите, привет ему передавайте, поклоны всякие, ну, и все остальное, что найдется, передайте. А вам посоветую в ручье, что из озера вытекает, от керосина кикимориного отмыться. Потому что здесь, у Колдовского озера никаких клещей быть не может, русалки такого не допустят. А остатки керосина я за деревцем вон тем, — указал Флор, — в траве спрячу. Еще, глядишь, пригодится.
    Сказал это леший и направился к деревцу, на которое указал. Наклонился он, пряча бутылку в траву, а и не поднялся потом, а как и прошлый раз, растворился, словно его и не было.
     Искупаться в ручье, чтобы избавиться от запаха керосина. Такой совет лешего понравился всем, потому что противнее запаха керосина никто из подруг в своей жизни ничего не нюхал.
     Плескались и плавали. И в придачу еще мелким белым песком, из которого дно и берега ручья состояли, с себя оттирали последний керосин.
     И так разрезвились, что вздрогнули все, когда рядом веселый смех услышали.
     Все четыре путницы-беглянки посмотрели на тех, кто смеялся и увидели девушек. Их было пять или шесть. Они стояли на берегу ручья, смотрели на плескавшихся там белую ворону, белую крысу, рыжую лисицу и еще такую же как они девушку, только с голубоватыми волосами (у самих-то у них волосы были разного цвета — светлые да темные), и смеялись над тем, как те плещутся и кувыркаются в ручье.
     — И ничего смешного не вижу, — сказала белая ворона, но не рассерженно сказала это, а смущенно, даже сама не знала, почему она смутилась.
     А белая крыса прибавила к словам белой вороны, но не рассержено она сказала и не смущенно, а просто объясняя.
     — Вот если б вас керосином облить, вы бы еще не так в воде плескались.
     А вышла из воды, стряхнула с себя воду от ушей до хвоста и спросила:
     — А вы и есть русалки из этого озера Заколдованного?
     — Мы и есть русалки из Заколдованного озера, — ответила одна из девушек.
     — А почему же на вас ни чешуи рыбьей, ни рыбьих хвостов не видно? — спросила, выбираясь на берег и тоже отряхивая свои белые перья Клара.
     И действительно, эти девушки были такими, какими бывают обычные девушки и ничего такого — ни хвостов, ни чешуи рыбьей — о чем в сказках пишут, у них не было.
     — А зачем они нам? — словно удивилась одна.
     — Нам и без них хорошо, — сказала другая.
     — А вы здесь зачем? — спросила третья.
     — А мы здесь затем, — тоже выбираясь из ручья и тоже отряхивая от воды свою шкурку, ответила Изольда, — что мы убегаем от колдуна одного злого и еще некоторых других, кто за нами гонится.
     — А если быть точными, то убегает вот она, — повернула клюв в сторону Алианы Клара. — А мы ей помогаем убежать.
     — Как интересно, — сказала одна из русалок. — Расскажите нам все.
     — С удовольствием, — согласилась Клара.
     — Только пойдемте к берегу озера, — сказала еще одна русалка, — пусть и наши подруги послушают, чтобы потом им все не пересказывать.
     Русалок было может быть тридцать, а может и больше тридцати, никто из подруг не стал пересчитывать, сколько их точно. Но все русалки были молодые девушки и все эти девушки были красивыми.
     Начала рассказывать Алиана, потому что никого из теперешних ее подруг не было с ней, когда началась эта история. А уж продолжила Изольда, потому что она первая познакомилась с Алианой. А потом продолжила Клара. А потом продолжили Изольда и Клара вместе, перебивая друг друга и уточняя то, что упустила или не точно сказала другая. А в общем-то, они довольно толково рассказали, хоть и перебивали друг друга. Но по-другому и быть не могло, потому что когда женщина что-то рассказывает женщине, то которая слушает всегда поймет, что рассказывает или хочет рассказать другая. Это мужчинам нужны точные детали и описания, а женщине достаточно сказать: "Это было такое, не знаю какое, золотое и по краям серебряное ", и та женщина или девушка, которая слушает, сразу понимает, о чем говорит, та, которая рассказывает.
     А потом, когда Изольда с Кларой все-все рассказали и все-все друг за другом добавили и дополнили, русалкам из Заколдованного озера захотелось побольше узнать про Волшебное море. И тогда уже одна Алиана стала рассказывать о своем море. Она долго рассказывала. Ей было приятно вспоминать и рассказывать о своем Волшебном море. У нее даже слезинки капали из глаз, о которых она раньше, когда жала в своем Волшебном море, не знала и не знала, что она вообще может плакать.
     А все слушали и молчали и не останавливали Алиану, потому что всем было очень интересно слушать ее.
   
6
Кирин так быстро ходил по комнате, что почти бегал. Ему даже захотелось удариться головой о стену, но он сдержался, потому что подумал, что это, наверное, больно. Вести он получал не очень утешительные, а правильнее сказать, очень неутешительные вести он получал. Энцефалитные клещи, те которые подчинялись ему и которых чуть ли не всех он отправил по следу, сбежавшей от Магунова селены и ее подруг, гибли тысячами и сотнями тысяч. Они гибли, потому что в лесу, в который он их послал по следу беглой селены, откуда ни возьмись появилось такое огромное количество небольших птичек, которые с удовольствием склевывали всяких насекомых, что почти вся его армия была уничтожена. Это успели ему передать некоторые из клещей перед своей гибелью. И только один клещ, который удачно упал с дерева на плечо девушки, но который был тут же сброшен белой вороной, смог сообщить Кирину координаты того места, где это случилось. Но с того времени прошло уже несколько часов.
     — Но хоть что-то есть, — стал утешать себя Кирин. — А когда я поймаю эту селену, я смогу развести столько клещей, что весь мир заполню ими вместо людей. Или нет, людей я лучше заполоню. А еще заставлю на себя работать всех летучих мышей кровопийц, а то слишком мало их на меня работает, и больно сладко им живется, пьют кровушку у кого придется и все задарма. Ну нет, потомки птеродактилей, вы на меня еще поработаете.
     В это время, подслушивавшие Кирина Магунов и Стремов, хоть и находились в разных местах далеко друг от друга, но одновременно сказали:
     — Что-то есть у него. Интересно что? — сказал Магунов.
     — У него что-то есть. Что интересно? — сказал Стремов.
     И оба решили, надо узнать, что такое интересное сообщил Кирину клещ.
     Стремов, когда услышал, что именно проговорил в злости Кирин, подумал, что нужно узнать, что известно Кирину, а потом его уничтожить. После этих мыслей Стремов подошел к телефону и набрал номер Магунова.
     — Кирин знает что-то интересное для нас, — сказал Стремов Магунову.
     Магунов сразу догадался, что Стремов не сомневается, что он, Магунов, тоже подслушал разговор Кирина с самим собой, а то бы стал разве Стремов раскрывать такой сереет о Кирине, что тот что-то знает. Он спросил:
     — Есть ценное предложение? А может быть, бесценное?
     — К сожалению пока только ценное, — скромно признался Стремов, хоть скромным никогда и не был.
     Они разговаривали как два дипломата, которые оба знают, что оба врут, но оба делают вид, что друг другу верят.
    — Так в чем же суть предложения, а может и детали? — спросил Магунов.
     — Ты пригласишь Кирина к себе под важным предлогом, от которого он не сможет отказаться. А когда он придет, мы схватим его свяжем и станем бить, пока он не расскажет все. А потом подумаем, что с ним дальше делать.
     — Это прекрасный, хитрый и коварный план, — стал хвалить Стремова Магунов, — остроумный и до тонкостей продуманный.
     Стремову польстила похвала Магунова, но и на секунду он не забывал, что Магунов главный его враг.
     Но дальше Магунов спросил:
     — Но почему тебе не пригласить Кирина к себе?
     — Кирин ко мне не приедет, потому что боится. Он знает, что я знаю, что он строит против меня коварные планы, — объяснил Стремов.
     — Тогда я согласен, — согласился Магунов, но добавил: — Только сам бы я не хотел его бить, и если ты не против, то это за меня сделают мои телохранители.
     — Да хоть твоя домохозяйка, — согласился Стремов. — И даже лучше, если она. Потому что, если женщина начинает бить, даже своего друга, то становится безжалостнее самого злого врага.
     — Тогда не будем терять время, — сказал Магунов. — Я сейчас же звоню Кирину и приглашаю его. А ты подъезжай и все сделаем, как решили.
     Оба положили телефонные трубки. Но перед тем, как позвонить Кирину и пригласить его к себе, Магунов ненадолго задумался. А задумался он вот о чем:
     Кирин с Сапыгиным (а Сапыгин притворяется другом Стремова) в заговоре против этого самого Стремова, и они хотят его погубить, это хорошо. Но когда они справятся со Стремовым, то станут плести заговор против него, Магунова. А это плохо. Вот Магунову и нужно решить, погубить ли сначала вместе со Стремовым Кирина и Сапыгина, или наоборот, вместе с Кириным и Сапыгиным погубить сначала Стремова.
     Но тут Магунов вспомнил о перстне, который он подарил Стремову и успокоился, ведь с этим перстнем он всегда успеет расправиться со Стремовым. Так что лучше сначала расправиться с Кириным и Сапыгиным.
     Магунов набрал номер Кирина и когда тот ответил, стал говорить.
     — Мне нужна с тобой конфиденциальная встреча, — сказал Магунов.
    — По какому вопросу? — спросил Кирин.
     — По вопросу государственной безопасности.
    — И в чем заключается этот вопрос? — притворился удивленным Кирин.
    — В поимке государственной преступницы.
     — Но это не в моей компетенции, а в компетенции компетентных органов, — решил поупрямиться Кирин, чтобы не попасть впросак и потом не пожалеть, что попал туда.
     — Это в компетенции каждого честного гражданина, — ответил на это Магунов.
     — А нельзя ли немного подробней? — попросил Кирин.
     — Подробней подобные вопросы не обсуждаются по телефону, — сообщил Магунов, но потом сделал вид, что как бы обдумывает, чего нельзя совсем говорить, а на что все же можно намекнуть и продолжил. — Я лично поймал преступницу, которую и собирался передать в чистые, но бескомпромиссные и безжалостные руки компетентных органов. Но она убежала. И компетентные органы мне сказали, что раз я упустил государственную преступницу, сам я и должен ее поймать. Но так же компетентные органы добавили, что я могу привлечь к поимке преступницы любых нужных для этого мне индивидуумов. И вот я привлекаю тебя, Кирин. А большего я сказать не могу.
     Кирин уже понял, о чем с ним хочет говорить Магунов, а правильнее сказать, о ком. И понял, что обратился к нему Магунов, потому что знает, что он, Кирин, последним нападал на след сбежавшей пленницы Магунова. А знает Магунов об этом, конечно, потому что подслушивал все его разговоры. А может и подглядывал за ним. А если это так, решил Кирин, то лучше, чтобы Магунов был его союзником. Потому что с таким союзником гораздо проще победить его врага Стремова. А Сапыгина можно обмануть и не говорить ему ничего. А потом, когда они поймают бывшую пленницу Магунова, то можно и Магунова обмануть.
     Кирин так думал, потому что был глупым. А глупые всегда считают себя самыми умными. Вот он и подумал, что легко может обмануть Магунова.
     — Где мы встретимся? — спросил Кирин.
     — У меня дома. Это самое лучшее место для конфиденциальных разговоров.
     — Хорошо, — согласился Кирин. — Я скоро буду.
     Магунов договорился с Кириным, положил трубку телефона и стал думать дальше.
     Уничтожить врагов и конкурентов это важное дело. Но наиважнейшей задачей его было найти селену. А она пропала.
     Сначала в пламени, погибли почти все ночные бабочки, которых Стремов послал разведать, где именно находится селена. Но когда одна оставшаяся бабочка сообщила местонахождение сбежавшей селены и Стремов сказал Сапыгину (который притворяется другом Стремова, но Стремов знает, что тот притворяется, а сам притворяется, что не знает), чтобы тот приказал своим кабанам-вепрям схватить ее. В тот момент, когда селена была уже окружена с трех сторон вепрями, а на реке дежурила лодка, которая отрезала отступление селене, и когда все были уже уверены, что селена скоро окажется в их руках, она и три ее спутницы вдруг исчезли. Как сквозь землю провалились. Или прям, как фея какая сказочная провела беглянок сквозь плотные ряды кабанов. Но Магунов в сказки не верил. И вот с того  момента, как беглянки исчезли, о них так и не было ничего известно до последней минуты. Да и сейчас известно что-то только Кирину, который так просто своим секретом не поделится. Значит, правильное решение принял Магунов, расправится сначала с Кириным и Сапыгиным, а потом уже, когда поймают селену или за секунду до этого, он расправится со Стремовым.
   
7
Кирин сидел в мягком удобном кресле, прочно привязанный к нему толстыми пеньковыми веревками, на который в прежни времена вешали тех, кого приговорили к тому, чтобы их повесить. Веревка была из запасников Магунова. Много на этой веревке было зла и страха понавешено. Но и злобно глазами косил то в одну, то в другую сторону. Только сделать он ничего не мог, с этой веревки еще никто не срывался.
     Рядом на стуле, положив ногу на ногу сидел Стремов и курил очень дорогую сигарету. Магунов, хоть и не курил сам, потому что берег здоровье и никому в своем доме не разрешал курить, Стремову запретить этого не мог, потому что тогда Стремов может быть недоволен, а Магунову нужно было чтобы Стремов был всем доволен, тогда в последствии его легче будет обмануть.
     Сам Магунов тоже сидел на стуле, сдвинув колени вместе и положив на них локти, а на ладони он опирался подбородком.
     А еще в комнате были Вован и Колян, только сейчас они были не людьми, а бультерьером и питбулем. И еще здесь же находились Иванов, Петров и Сидоров, но и они были в своем настоящем виде — крысами.
     Бультерьер и питбуль стояли по обе стороны кресла, в котором сидел связанный Кирин, а крысы были в самом кресле, а точнее, они расположились на коленях и плече Кирина. Две на коленях, одна плече.
     Две крысы, которые сидели на коленях Кирина, уже успели его укусить, и он сейчас сидел и плакал от боли и страха.
     Третья крыса, кажется Петров, хотя кто их разберет, кто из них кто, когда они крысы, которая сидела на плече, готовилась тоже укусить Кирина и только ждала команду.
     Питбуль и бультерьер возьмутся за Кирина, когда станет понятно, что крысам не удалось заставить его заговорить.
     Ну, а уж если и тем не удастся, тогда уже за дело возьмется сам Стремов. Так они решили с Магуновым. Хотя сам Стремов не стал бы тянуть и начал бы сам сразу, так было бы быстрей.
     Магунов подал знак пальцем и крыса, сидевшая на плече, ухватила Кирина за нос и стала трясти его из стороны в сторону.
     Кирин завизжал и из глаз его покатились такие слезы, что крыса, трепавшая его за нос, сразу стала мокрой от носа до самого кончика хвоста.
     — Я все скажу, — закричал, наконец, Кирин, не выдержавший пыток. — Только не убивайте, оставьте калекой.
     — Давно бы так, — сказал довольный Магунов. — А то уж целых пять минут мучаемся. А он молчит, как старый партизан. Ты же не к фашистам попал, Кирин, а к порядочным людям. Так и относись к нам с уважением и расскажи все.
     — Расскажу, расскажу, — снова пообещал заплаканный Кирин.
    — Развяжите его и подведите к карте родины, — приказал Магунов.
     Собаки тут же стали превращаться в людей. А вслед за ними и крысы.
     Вован и Колян развязали веревки и подняли Кирина на ноги. Они подвели его к карте специально повешенной на стену Ивановым, Петровым и Сидоровым, пока Вован и Колян привязывали к креслу, извивавшегося словно червяк, Кирина.
     Кирин в тот момент от страха даже хотел превратиться в клеща энцефалитного, но Магунов крикнул ему со злостью:
     — Раздавлю, нога не дрогнет.
     И Кирин понял, что Магунов не шутит. И не стал превращаться в клеща.
     Кирина подвели к карте и он ткнул в нее пальцем и сказал:
     — Вот здесь.
     — Ты пальцем не тыкай, — рассердился Магунов. — Иголочкой наколи, чтоб место точное было. А то пальцем тычет, а мы ищи потом, обегай целый километр в радиусе. Иголочкой, иголочкой.
     Иванов протянул Кирину иглу и тот стал пытаться указать точное место, но руки тряслись. Тогда он взял одной рукой другую, прижал руки к карте и только тогда ему удалось точно уколоть карту в нужное место, оставив едва заметную дырочку. Это было то самое место, откуда подал сигнал клещ, который свалился Алиане на плечо и которого скинула с ее плеча белая ворона.
     — Так, хорошо, — Стремов поднялся со стула. — Времени терять не будем и сейчас же отправляемся в нужную точку. К утру как раз будем там.
     — На ковре-самолете полетим? — спросил Магунов, который еще не успел полетать на подарке Стремова ни разу и ему не терпелось испытать его, прочувствовать всю прелесть полета.
     — Ну, ты на чем хочешь лети, а я на вертолете, — сказал Стремов. — Мне так привычней. Да возьми с собой собак. Собаки все разнюхают и при необходимости пойдут по следу сбежавшей селены. А такая необходимость несомненно будет, так что нужно прочистить уши и носы твоим Вовану и Коляну.
     — А с этим делать будем что? — спросил Магунов, указав на Кирина.
     — Превращайся в клеща, — приказал Кирину Стремов.
     — Зачем, — затрясся Кирин.
    — Затем, что возьмем тебя с собой, а в вертолете места мало.
     — А может мне не надо лететь с вами? — попробовал отказаться Кирин.
     — Быстро превращайся в кого сказали, — прикрикнул на него Магунов. — Или хочешь, чтоб я тебя в котенка превратил и двух собак на тебя натравил?
     Больше Кирину не надо было повторять. Он тут же превратился в клеща. Но и оставаться на месте не хотел, а побежал клещ к щелке в плинтусе им замеченной. Но Стремов шагнул и наступил на клеща. И Кирина не стало.
   
8
Русалки захотели показать Алиане свое озеро. Конечно же, Алиана с радостью согласилась, потому что поплавать в воде, которая такая же чистая, как и вода в Волшебном озере, только не соленая, это было для нее таким удовольствием, что словами и не расскажешь.
     Белая ворона, белая крыса и рыжая лисица остались на берегу. Изольда, правда, нырнула в воду и проплыла немного, но быстро выбралась на берег, потому то она не выдра какая-нибудь, а белая крыса все же.
     Алина с русалками резвилась в воде и даже на время забыла обо всем. А еще русалки показали ей дно озера. И хоть озеро было глубоким преглубоким, Алиана легко опустилась туда вместе с русалками, потому что каким глубоким ни было Заколдованное озеро, Волшебное море все равно было глубже.
     Когда Алиана увидела дно Заколдованного озера, она очень удивилась. Все дно было усыпано драгоценными камнями: и зелеными и красными, и голубыми и розовыми, и желтыми и прозрачными — таким прозрачными, что в воде их и видно не было. Но все эти камни и цветные и прозрачные искрились такими яркими разноцветными огоньками, что с непривычки даже ослепляли. Так что на дне Заколдованного озера было так же светло, как днем на поверхности. И над всеми эти сверкающими камнями плавали разноцветные рыбки. А если бы Алиана и ее подруги подошли бы к Заколдованному озеру не в полнолуние, а в такой день, когда луна слабо освещает его, то увидели бы, что и поверхность озера светится слабым переливистым светом.
     Но хоть и было это красиво и немного похоже на праздник, девушка невольно сравнила эту красоту с красотой своего волшебного моря. Там дно не было усыпано драгоценными камнями. Ну, разве только теми, которые попали в море с потонувших пиратских кораблей, но все же на дне Волшебного моря было красивее, потому что все было живым: и водоросли, и кораллы, и все-все остальное. Даже подводные камни и подводные скалы были красивее этих искрящихся камней. И от того, что Алиана вспомнила свое Волшебное море и сравнила его с Заколдованным озером, ей стало грустно.
     — Мы охраняем эти драгоценности, — объяснила одна из русалок.
     — А зачем их охранять? — не поняла Алиана. — Они же вам не нужны.
     — Зато они нужны жадным людям, — объяснила другая русалка. — И не жадным тоже. И если даже добрый человек наберет себе здесь драгоценностей и уйдет, то очень быстро он станет жадным и злым.
     Насмотревшись на драгоценное дно озера, русалки и Алиана снова поднялись на поверхность его.
     А три ее подруги сидели на берегу и грустили и даже немного ревновали, что Алиане с русалками сейчас веселей, чем с ними. Изольда и Клара обсуждать русалок стали даже и говорить примерно такое, что вон та русалка немного полновата, а вон та немного худовата. Рыжая в обсуждение не вмешивалась, но и против слов Клары и Изольды ничего не высказывала.
     Алиана посмотрела на берег, где ее ждали три ее подруги, увидела, как те, притихшие, сидят на берегу и ей так жалко стало, что не могут они испытать такого удовольствия и такой прелести, которые сейчас испытывает она, оттого, что в воде, оттого, что плавает.
     И снова погрустневшая Алиана сказал об этом русалкам.
     Тогда несколько русалок отплыли немного и стали о чем-то совещаться.
     Когда они вернулись, то сказали Алиане:
     — Если хочешь и если они хотят, мы сможем помочь им и сделать, чтобы они тоже могли насладиться и чистой водой, и блестящими брызгами, и даже, если смогут до дна донырнуть, полюбоваться драгоценностями, которые мы охраняем.
     — Они не смогут, — неуверенно сказала Алиана, — особенно Клара, она даже на поверхности воды плавать не может, а уж нырять тем более.
     — Жди и увидишь, — скала одна русалка и исчезла под водой.
     — Куда она, — спроси Алиана других русалок.
     — Это наша Жрица, — ответили ей русалки. — Она больше всех знает и больше всех умеет. Она сделает так, что твои подруги смогут плавать и не бояться воды.
     Алиана подплыла к берегу и рассказала Кларе, Изольде и Рыжей, что только что сказали ей русалки.
     Все три подруги Алианы сразу стали отказываться. Им совсем не хотелось купаться, а тем более нырять. Ну, разве Изольда могла плавать под водой, и то совсем немного. Но Алиана стала уговаривать их и те согласились попробовать.
     Скоро та русалка, которая уплыла под воду и которую остальные называли Жрицей, вернулась. В руке она сжимала что-то похожее на изогнутый обломок палки без коры.
     Русалка-Жрица вышла из воды.
     Она подошла к белой вороне, белой крысе и рыжей лисице.
     Сначала Жрица наклонилась и стала гладить палкой по спине и бокам Изольды и говорила при этом какие-то непонятные слова. Потом тоже самое сделала с Кларой, а потом и с Рыжей. А когда она закончила это делать и распрямилась, то сказала одно последнее непонятное слово.
     И тут случилось прямо как в сказке. Три подруги Алианы вдруг закружились на месте. Они кружились все быстрее и быстрее и их совсем перестало быть видно, и только три небольших смерча из белого дыма появились над землей.
     А потом вдруг смерчи исчезли. И когда белые смерчи исчезли, Алиана не увидела своих подруг там, где они были до того, как превратились в смерчи из белого дыма. А стояли теперь там, где были подруги Алианы, три девушки.
     Одна девушка была выше других и худая, у нее были длинные белые волосы, не очень густые. На таких засматриваются мужчины, которые любят умных женщин, с которыми есть о чем поговорить.
     Вторая девушка была ниже других, она была плотненькая, но не полная, а как спортсменка гимнастка. Волосы ее были тоже белые, погуще, чем у первой, но и короче, потому что у нее была стрижка. Такие нравятся мужчинам, которые любят девушек, с которыми можно повеселиться и посмеяться.
     А вот третья, она была чуточку пониже первой и чуточку повыше второй, но была такой красавицей, что мужчины, когда таких красавиц видят, то сразу падают в обморок. У нее были шелковистые волосы, густые-прегустые, длинные-предлинные и рыжие-прерыжие.
     Девушки удивленно посмотрели друг на друга, потом стали осматривать себя. Маленькая, похожая на гимнастку даже покружилась на месте, пытаясь посмотреть на себя со спины, но у нее это не получилось. А потом эта, похожая на гимнастку, весело и радостно вскрикнула, подпрыгнула, сделала сальто и приземлилась на пальцы ног.
     — Ура, — закричала она, — мы стали настоящими девушками.
     И две другие девушки тоже стали радоваться и весело смеяться. Вместе с ними радовались смеялись и Алиана и другие русалки. Но, конечно они не радовались так, как первые три девушки.
     Когда девушки немного успокоились, русалка-Жрица сказала им:
     — Если снова захотите стать прежними, вот этот обломок седьмого ребра единорога вместе с колдовскими словами сделает вас такими, как прежде.
     — Нет!!! — в один голос вскрикнули три новые девушки.
     А маленькая добавила:
     — Если можно, выбросьте это ребро, который превращает девушек обратно в того... кем они были. Выбросьте так далеко, чтобы его нельзя было найти.
     — Успокойтесь, — сказала Жрица-русалка, — без вашего желания я вас ни в кого не стану превращать.
     — А сами мы, как-нибудь случайно, когда-нибудь не превратимся снова в кого были?
     — Нет, — ответила Жрица. — Мое заклинание сильное. Да и полнолуние сейчас, а в полнолуние волшебство усиливается во много раз. И чтоб вернуть вам прежнюю наружность, надо использовать обломок седьмого ребра единорога и знать заклинание, которым пользовалась я. Так что только я могу вас сделать прежними.
     — Нет, нет, пожалуйста, не надо, — торопливо сказала невысокая девушка.
     — Да, будьте так любезны, не делайте этого никогда, — вслед за ней сказала высокая девушка.
     Рыжая девушка ничего не сказала, а только улыбнулась улыбкой загадочной. И ее чуть раскосые лисьи глаза весело блеснули в свете полной Луны.
    
9
А в это же самое время, вот что происходило не так уж и далеко, но все же довольно далеко от Колдовского озера.
    На том самом месте, где днем на плечо Алианы упал радиофицированный клещ, стояли сейчас пять человек и две собаки.
     Собаки были двух пород, одна — питбуль и другая — бультерьер. Сразу всем понятно, что кличка питбуля Вован, а бультерьера Колян, такими же были их имена, когда хозяин превращал собак в людей.
     Хозяин, Магунов, стоял рядом с собаками. На голове его, закрывая глаза и еще пол-лица, был закреплен прибор ночного виденья, потому что была ночь. Этот прибор ночного виденья (хотя, правильнее сказать, очки ночного виденья, но это не важно) дал ему Стремов, хоть у Магунова и был свой, понятно, не заводской, а были это кошачьи глаза, по особому вынутые из кошки и наговоренные, но все же сквозь кошачьи глаза ночью было видно хуже, чем с прибором, который дал ему Стремов. Наклонив голову, Магунов смотрел себе под ноги.
     Стремов, тоже стоял рядом с собаками и с Магуновым с таким же прибором на лице какой он дал и Магунову и, как и Магунов, он наклонил голову, рассматривая траву под ногами.
     Двое других людей, это такие люди, которые нам неинтересны и они к этой истории имеют очень маленькое отношение, а к каким-либо другим историям и подавно никакого отношения не имеют. Так что говорить о них много не будем, скажем только, что это были подручные Стремова, его личная охрана, как Вован и Колян у Магунова. Только в собак Стремов не мог их превращать, а так они были ничем не лучше и не хуже собак.
     Зато мог Стремов на зависть Магунову оживлять мертвецов. Так что пятый человек, был совсем не человек, а ходячий покойник, зомби Земфирин. Зачем Стремов его взял с собой, он и сам не знал, но решил, что пригодится, все равно есть не просит.
     Было видно, что двое подручных Стремова чего-то боялись, и поэтому, то один из них, то другой трогали себе рукой подмышку, где под одеждой у них были спрятаны пистолеты. А фонарями, которые у них были вместо приборов ночного виденья, эти двое светили вокруг себя. А вокруг был лес. И лучи фонарей ничего кроме деревьев и кустов не высвечивали. Так что понятно, что вся компания находилась в лесу. В том самом лесу, про который нам известно, что он был самый обычный лес и только некоторые места его были колдовскими. А ночью в лесу всегда страшно, хоть лес обычный и только местами колдовской, все равно он дремучий и незнакомый и поэтому страшно.
     — Вот здесь она стояла, когда клещ упал на нее, — сказал Стремов и прочертил тростью, которую захватил зачем-то с собой, круг на земле между своими и Магунова ногами. — Не ошиблись клещевые "жучки" Кирина, безвременно ушедшего от нас.
     Стремов сказал это так, будто не имел никакого отношения к безвременному уходу Кирина от них. И, сдвинув прибор ночного виденья вверх, на лоб, Стремов показал пальцем на монитор планшетного компьютера, где мигала маленькая красная точка и  задал вопрос Стремов и себе и Магунову:
     — Все правильно, ошибки быть не может. Но вот в какую сторону она пошла отсюда?
     Магунову очень захотелось сказать: "Из-за тебя она щас ходит на свободе" и обругать Стремова нехорошими словами, но он не сделал этого, не обругал, оставив на потом. А вместо ругательств сказал:
     — А это уж мои Вовчик и Колянчик обнаружат, в какую сторону пошла. — И скомандовал: — А ну-ка, след.
     Питбуль и бультерьер покрутились на месте и одновременно побежали в противоположенные стороны.
     — Стоять. Кому сказал, стоять. Ко мне, — стал кричать на них Магунов.
     — Так, — проговорил Стремов насмешливо и недовольно. — Твои собаки нашли два следа, тот откуда она пришли и тот куда она пошла. Но какой из них какой определить не могут.
     — Тогда я предлагаю разделиться и пойти в обе стороны, — предложил Магунов. — Хочешь, я дам тебе одну свою собаку. Можешь любую выбирать.
     — Ищи дурака в волшебном зеркале своем, если оно есть у тебя. Твоя собака меня заведет в такую чащу, откуда я неделю выбираться буду.
     "И не выберешься", — мысленно проговорил Магунов, а вслух сказал удивленно и возмущенно:
     — Как? Ты мне не веришь? У нас же перемирие и, значит, мы должны честны друг с другом быть, больше, чем с самими собой.
     — Вот я честно и сказал тебе, что я думаю по поводу твоего предложения.
     — Ну и как хочешь, — сказал Магунов обиженным голосом. — Тогда сам предлагай.
     — Пойдем в одну сторону вместе, — стал предлагать Стремов, — до такого места, где можно увидеть след а не только унюхать. И тогда по видимому следу мы уже определим в какую сторону она пошла.
     Так и сделали.
     Собаки шли по следу, который чуяли нюхом. За ними Магунов и Стремов, снова надев на глаза приборы ночного виденья. За ними зомби Земфирин А вслед за всеми подручные Стремова, светя фонарями себе под ноги и по сторонам, а то и назад оглядываясь и светили туда, когда им чудилось, что за спиной у них кто-то есть. Со страху, чего не почудится.
     Но, откровенно говоря, им ничего не чудилось, потому что за ними на самом деле крался кое-кто. Да притом не один кто-то, а целых двое.
     Один из тех кто крался за Стремовым и Магуновым был Сапыгин. Как он узнал, что эти двое направляются на поиски селены, неизвестно. Впрочем, догадаться нетрудно, скорее всего, он подслушал или подкупил кого-то, кто подслушал, а потом передал ему.
     Сапыгин еще раньше Стремова привязал себя к вертолету, на котором тот собирался лететь на поиски селены и без всяких затрат и почти с комфортом прилетел в нужное место и опустился на небольшую полянку вместе со Стремовым.
     Конечно, приятней было бы лететь привязавшись к ковру-самолету, на котором в нужное место прилетел Магунов. Ни шума, ни тряски. Но как к нему привяжешься, когда Магунов хранил его дома, свернутым? Да даже если бы и не свернутым и не дома. Пришлось бы дырки для веревки проделывать в ковре, чтобы привязать себя. А тогда, кто знает, вдруг бы продырявленный ковер сломался и упал.
     Но как бы там ни было, Сапыгин, пусть только почти с комфортом, но смог незамеченным добраться куда надо. А уж следить незаметно, было и того проще. Сапыгин как только вертолет сел на поляну, превратился в дикого кабана, не вепря там какого, а в простого кабана, чтоб никаких подозрений. А так, как было полнолуние, то превратиться в дикую свинью было для него не только нужным делом, а и удовольствием. Потому что для Сапыгина в полнолуние одно удовольствие превращаться в свинью.
     Собаки Магунова его не беспокоили, Сапыгин знал, что они хорошо дрессированные и даже в людей превращаются, так что понапрасну тявкать не станут на какого-то там кабана, мало ли их в лесу, кабанов и других зверей. А сейчас тем более, ни на что внимания не обращали, так как шли по следу и боялись его упустить. Знали, тогда наказание будет строгое, за такое Магунов может их и в лягушек превратить.
     Вот и крался теперь кабан Магунов за Стремовым и Магуновым почти незаметно. Но иногда за листья задевал или на сухую ветку наступал, ведь кабан не волк и не умел бесшумно выслеживать добычу.
     Но не один кабан Сапыгин крался за Стремовым и Магуновым и остальной компанией. Совсем незаметно и тихо, даже тише, чем самый опытный волк, за всеми этими людьми и животными следил леший. И, конечно, леший сразу же догадался, что кабан, который следит за людьми и собаками, не простой кабан, а оборотень. А от этого лешему было еще интересней, что это такое на его участке леса происходит? Он понял все, когда Магунов и Стремов остановились в том месте, где на девушку, которую он проводил к колдовскому озеру, свалился клещ. Но и после этого леший решил себя еще не проявлять всем этим людям и зверям.
      А Магунов и Стремов приняли правильное решение, в какую сторону идти им. И они это скоро поняли, когда стали переходить ручей. Дно ручья и берега его были из мелких камешков — гальки. А вот там, где кончалась галька и снова начиналась трава была небольшая полоска влажной земли. Там и увидели они след девушки. И поняли, что правильно идут.
     Но только шли они и правильно и не правильно, потому что, до того, как пойти к Колдовскому озеру, Алиане с подругами пришлось идти к кикиморе болотной за керосином.
     Леший, когда понял, куда придет компания, которой дорогу указывали собаки, обогнал тогда их незаметно и к кикиморе один быстро пошел. И скоро был уже у ее жилища.
     — Эй ты, кикимора, ты где, иль спать улеглась, — позвал кикимору леший.
     — Ничего не спать, а прихворнула я, — отвечала кикимора, поднимаясь из-за болотной кочки. — Насморк у меня. А ты тут бродишь, хворать мне мешаешь.
     — Хватит хворать. К тебе гости идут.
     — Какие еще гости? Не хочу я никаких гостей.
     — Хочешь, не хочешь, а встречать придется. — И леший рассказал ей, кто к ней идет и зачем.
     И стали они тогда решать, как им поступить. Ведь дело-то непростое наклевывалось, потому что компания не простая. Один там оборотень, которых леший очень не любил, да и кикимора тоже, потому что слишком уж наглые все эти оборотни были, как будто бы хозяева они в лесу. Ну, а еще один, вообще колдун, да не простой какой, а тот, который весь темный-темный лес себе заграбастал, да еще их сородичей заставил служить ему.
     Вот и стали Кикимора и леший думать, как бы им доброе дело сделать и всех сразу в болоте утопить. И поняли, что со всеми разом им не справиться, особенно с колдуном. Тогда решили, что часть дела они сделают сами, а в другой части этого дела придется им помощи просить.
     Только кикимора все равно недовольна была и все ворчала.
     — И какого лешего мы встреваем в эту авантюру, — говорила лешему кикимора. — Ладно бандиты, собаки тоже бес с ними, и перевертень этот, который в кабана обратился, это все ничего, с удовольствием и радостью. И мертвяк ходячий, кто его боится. Покойниками этими ходячими только девок в деревне пугать, а больше ни на что они не годны. А вот колдун-та, колун. Как быть?
     — Ты бы не болтала, а думала, — злился леший. — На тех-то на остальных, как раз, нам начхать. А вот колдун в наш лес приперся, теперь так и заладит сюда. А как найдет способ добраться до сокровищ русалочьих, так и совсем тогда нам крышка. А кроме этого всего, что другие родственнички скажут о нас?
     — А что они скажут?
     — А то и скажут, что не откликнулись мы на просьбу Флора, не помогли той девке с подругами, так и нам тогда ни к кому с просьбами обращаться не придется. Потому что мы не люди какие-нибудь, которые сделают один другому доброе дело, а тот над ним только посмеется, дураком назовет и пакость в благодарность устроит. У нас, сама знаешь, как в стародавние времена и у людей было, сделал доброе кто тебе, добром ответь. А не сделаем мы, как просил Флор, с нами никто и знаться не станет.
     — Тогда думай, а нечего языком трепать, — рассердилась кикимора.
     Леший задумался. Потом сказал:
     — А чего тут думать. Задержать колдуна надо.
     — Ну, задержать-то еще куда ни шло, — согласилась кикимора. — Потому что утопить-то мы его все равно не сможем. Он ведь все хитрости знает и ко всему подготовлен.
     — Вот ты его и задержишь, — сказал леший. — А я побегу к Колдовскому озеру, русалок предупрежу, чтобы вместе подготовиться к приему гостя незваного. Он все равно ведь догадается, что компания та, к озеру направилась. Ведь девка та, хоть и не русалка, а все равно из тех же будет. Вот он и догадается, что к озеру пошла.
     — А как он озеро найдет? — спросила кикимора.
     — Найдет способ как найти.
     — Да, — согласилась кикимора, но тут же спросила: — А чего это ты пойдешь к озеру, а я задерживать буду.
     — Потому что болото, это твои владения, и ты тут лучше справишься.
     — Это да, — снова согласилась кикимора.
     — Тогда пошлел я, а ты тут распоряжайся.
     — Сначала помоги мне костерок соорудить, а то не бабье это дело костры разводить, а уж потом ступай, — решила кикимора.
     — Зачем тебе костер? — удивился леший.
     — Не твое дело, — не стал объяснять кикимора. — Раз дали мне распоряжение задержать, так я и задержу, а как уж выполню сама знаю.
     — А кто это тебе такое распоряжение дал? — удивился леший.
    — Так, ты ж и дал.
    — А, ну да. Тогда конечно, — согласился леший.

10
Под ногами захлюпала вода и Вован и Колян остановились, повизгивая. Не охотничьи они были собаки, а бойцовые, потому у них не было верхнего чутья, как у талантливых охотничьих собак.
     — Ну, и что дальше? — спросил раздраженно Стремов Магунова.
     — То же самое могу спросить у тебя, — огрызнулся Магунов.
    — Тоже мне собаки, — проговорил Стремов и пнул питбуля Вована ногой в бок.
    Вован, оскалил зубы, зарычал, но на обидчика не бросился. И команды не было и, к тому же, увидел Вован, как телохранители Стремова схватились за рукоятки пистолетов.
     — Ты чужое добро не трожь, — заругался на Стремова Магунов. — Своих вон пинай ногами, а моих нечего обижать. Я их сам если надо обижу.
     — Согласен, не прав, — согласился с Магуновым Стремов. — Хочешь, моего за это ударь.
     — Не нуждаюсь, — отказался Магунов. — у нас дела серьезные, а не разборки ваши бандитские, кто кому не так сказал и кто на кого не так посмотрел. Я вот думаю, зачем это они в болото полезли?
     — А затем, что дороги не знают, — решил Стремов.
     — Может это и так, — согласился Магунов. — Но и это плохо. Потому что возьмут в болоте, да потонут. Ворона да крыса, конечно, нет. А вот девка, селена, может потонуть. Здесь ей не море разливанное, а топь бездонная.
     Стремов хотел что-то ответить, но не сказал ни слова, а стал смотреть куда-то вперед. А потом указал тростью и проговорил:
     — А что это там за огонек мерцает?
     Магунов посмотрел в сторону протянутой трости Стремова и согласился.
    — Да, огонек мерцает.
     — Видно нашли сухое место и костер развели, — радостно проговорил Стремов. — Вот там-то мы их и прищучим.
    — Правильно, похоже не костер, — тоже радостно вскрикнул Магунов. — Скорей идем вперед. За ними.
     Но Стремова не провести так просто. Услышал он фальшивые нотки в голосе Магунова. И сразу подумал о Магунове нехорошее. И правильно подумал, хоть и не сказал ничего.
     Позвал Стремов своего собственного зомби и приказал ему идти вперед.
     Земфирину не нужен был ни прибор ночного виденья, ни фонарь, он как кошка в темноте видел. И еще одно хорошее качество у него было — он никогда не спорил.
     Хромая на одну ногу, прокушенную лисицей (но никто из преследователей, естественно, еще не знал, что больше нет ни рыжей лисицы, ни белой вороны, ни белой крысы, а есть три девушки), Земфирин проковылял вперед и пошел по болотной воде. А дальше стал перепрыгивать с кочку на кочку. Хоть и был нога у него хромая, а прыгал он ловко — здоровой ногой оттолкнется от кочки, а на другую кочку двумя приземлится, и снова здоровой ногой оттолкнется.
     За ним и остальные запрыгали по кочкам.
     Распределили очередь прыгать по кочкам Магунов и Стремов так: за Земфириным прыгала одна из собак Магунова, за ней один из поручных Стремова, потом сам Стремов, за Стремовым Магунов, за Магуновым еще одна его собака, а замыкал цепочку прыгунов по кочкам второй подручный Стремова.
     Но только так думали, что стремовский подручный цепочку замыкает. На самом деле, на некотором расстоянии от основной группы, цепочку эту замыкал кабан Сапыгин.
     А Магунова терзали сомнения. Он знал, что такое огонек на болоте. Ему быв да не знать. Западня это. Но были и другие мысли. Хоть и далеко огонек тот, но похож на костер настоящий. А еще, что толкало Магунова вперед — следы. Ведь, когда собаки их потеряли, как раз в ту строну направлялись, в какой и огонек светится. И, значит, прав тогда Стремов и это селена с теми, кто ей бежать помог находится там сейчас. А если это так. Как же мог Магунов не пойти, а позволить пойти одному Стремову, если есть подозрение серьезное, что его добыча может быть именно там. Тогда же она Стремову достанется. Такого Магунов допустить не мог, даже рискуя жизнью. Хоть, откровенно говоря, риска почти не было, потому что, предвидя всякое, Магунов надел на себя плащ непростой. Правда, и не наколдованный плащ этот, но такой, который надувается воздухом, если нажать на кнопочку одну на небольшом баллончике, так что и в болоте он не утонет. А еще, вокруг себя под плащом намотал Магунов веревку, ту самую, которой привязывал Кирина к мягкому креслу. Веревка нужна была, если поймают селену. Связанный этой веревкой не вырвется, если его не развяжет кто-то другой. Но и еще веревка ценной была для вот такой вот ситуации, как сейчас. Провались Магунов в трясину, утонуть не утонет, плащ не даст, но выбраться надо будет как-то, а тут-то веревка и  поможет.
     А еще в карманах Магунова лежало два пакетика сонного порошка, который он еще в Волшебном море применял. Тоже очень может пригодиться, потому что кто знает, чего можно ждать от этой селены. Все-таки женщина, а женщины создания ненадежные, потому что сами не знают, что в следующую минуту скажут или сделают.
     Но не приходило в голову Магунову, что перехитрить его могут. Не допускал он такого. А вот леший с кикиморой перехитрили. Против всех правил, развели они на небольшом сухом островке в болоте настоящий огонь. По-хорошему, нужно было набрать гнилушек побольше и в кучу их собрать и таким светом путников приманивать. Но знала кикимора, что гнилушками Магунова не обманешь, так что собрали они с лешим дровишек, побрызгали на них керосину и огнивом старинным подожгли.
     А до огня уже полпути по кочкам пропрыгали. И видно было теперь ясно, что огонь этот, самый настоящий костер.
     Магунов совсем приободрился и стал уже обдумывать, как в этом болоте избавиться от Стремова, когда селену поймают. И не сложным бы это делом было. О том же самом и Стремов думал. И он тоже думал, что сумеет он Магунова в болоте на веки вечные оставить, потому что приказал он своим подручным, по первому слову в Магунова стрелять. Колдун или нет, а если пули разрывные попадут ему в голову, то тут уж не до колдовства будет. Вообще ни до чего будет.
     Но тут случилось неожиданное.
     Скакнул Земфирин, который прыгал первым, на следующую кочку. И только собралась собака Магунова, питбуль Вован прыгнуть на кочку, которую Земфирин только что освободил, как видит, а на кочке той кошка серая с белой головой и белым хвостом.
     Стоит кошка, хвост подняла и нагло на Вована смотрит. А потом в придачу и слова обидные промяукала. Не вынес этой наглости Вован и, зарычав страшно, прыгнул прямо на кошку. А та ждала этого и перепрыгнула на другую кочку. Вован за ней, а она еще дальше.
     Увидел все это Магунов, понял все сразу. Да тут и любой бы понял, потому что, откуда на болоте кошке взяться? Кошку на болото и в голодный год "Вискасом" не приманишь. Стал он Вована звать. Но тому наглость кошкина, а еще и дух болотный, совсем разум помутили. И всегда послушный, он на этот раз словно не слышал криков Магуновых.
     А все, увидев такое, замерли на месте. Страшно всем стало, даже Стремову, который и черта не испугается. А вот, оказывается испугался и не самого черта, а только еще кошку чертову. Ведь что черти, что водяные, что домовые все из одной компании, можно сказать, паноптикум языческий. Ослабели от неверия в них, а все равно водятся.
      Рычание Вована все дальше слышалось. И вдруг смолкло. А потом послышалось тявканье жалобное вместе с воем заунывным. Понятно стало всем, в трясину попал питбуль.
     А тут еще одно. Вместо кочки, на которой только что стоял питбуль Магунова, увидел подручный Стремова голову чью-то. Не то человечью, не то козью, не то еще чью, не разберешь. И голова эта подмигнула ему глазом зеленым, хрюкнула, по козьи проблеяла, а потом говорит: "Привет".
     Подручный Стремова от страха и фонарь выронил, которым на голову с ним поздоровавшуюся светил. Закричал он и прыгнул назад. Чуть Стремова с кочки не сбил, да промахнулся и в воду шлепнулся. Повезло, там трясины не было. Вскочил он на ноги и по колено в воде помчался обратно. Сам не понимая, куда бежит, побежал правильно, туда где с фонарем стоял второй подручный Стремова, который ничего не видел еще.
     Пробегая уже мимо напарника своего, крикнул только:
     — Бежим.
     И второй подручный не стал ждать, чтоб его уговаривали, а побежал вместе с первым. Но и двадцати шагов не пробежав, наткнулись на кабана дикого, который тоже стоял и ничего не понимал. Наткнулся на кабана-Сапыгина первый подручный Стремова, уже испуганный до полусмерти, а так как фонаря у него теперь не было, то увидел он кабана уже в последнюю секунду. И не хотел кабан-Сапыгин, да пришлось. Поддел он перепуганного подручного на клыки свои и перекинул через себя так, что тот, закувыркался в воздухе. И может ничего бы, покувыркался бы и в воду шлепнулся, а только клыки кабана живот подручному Стремова разорвали и кишки наружу выпустили.
     Второй подручный видел все это, фонарем освещая. Он остановился как вкопанный и про пистолет забыл, который у него под подмышкой был. Назад бежать нельзя и вперед нельзя. Но повезло. Кабан почему-то сам развернулся и, словно его и не было скрылся в темноте.
     Второй подручный, побежал дальше назад. И так повезло ему, что бежал он бежал и выбежал к тому месту, где вертолет их стоял.
    Подручный не стал ждать хозяина. А может думал, что того уж в живых нет. Забрался он в вертолет, завел двигатель и улетел обратно, откуда прилетел.
     Стремов в это время стоял на кочке и не знал, что делать. Тут же на кочках стояли и Магунов и вторая его собака, теперь единственная, бультерьер Колян. И все трое они не знали, что делать.
     Кикимора в это же самое время была занята важным делом. Она во второй раз хоронила покойна. Палкой она заталкивала поглубже в трясину зомби Земфирина.
     — Мертвяки должны в земле лежать или в топи болотной, — приговорила при этом кикимора, — а не бродить по этим самым болотам.
     И так глубоко его затолкала, что Земфирину уже и во веки веков оттуда не выбраться. Но только Земфирин и не жалел об этом. Надоело ему быть ходячим покойником, отдохнуть ото всего хотелось, а не на хозяина, какого-то Стремова работать, все приказы его исполнять. Приятно ему было на веки вечные успокоиться в трясине. Тепло там было и тихо, и никто тебя ни за ногу ни за нос не укусит. Пошевелился он еще немного, чтоб поглубже в трясину засосало и успокоился и перестал шевелиться, как и положено покойнику. И, значит не стало больше зомби Земфирина.
     — Ну вот, — отбросив длинный-предлинный шест, которым заталкивала в трясину Земфирина, сказала кикимора сама себе, — что могла сделала, а больше с меня спросу нет. С Магуновым-то мне не справится. Не испугается он ни кошки по болоту бродящей, ни головы вместо кочки торчащей.
     Когда же Стремов и Магунов выбрались из болота обратно, откуда в него забрели, Стремов первым делом стал ругаться и грозиться, хоть тот и не мог слышать, бывшему своему подручному, который на вертолете его улетел.
     Магунов же первым делом превратил бультерьера в человека, в Коляна, потому что по следу им теперь не нужно было идти, потому что нельзя, а кто-то должен был всякие дела делать. Например, тот же костер разжечь, чтобы согреться после воды болотной.
     А вторым делом Магунов стал думать. И додумался он до чего и должен был додуматься. Понял Магунов, селена направилась к озеру Колдовскому. Больше некуда ей идти. И надеется эта девчонка, что русалки помогут ей.
     И, возможно, решил Магунов, не напрасно надеется.
     А озеро Колдовское тоже было бы приобретением ценным. Русалки его охраняют. Но с русалками попроще, с русалками можно в открытый бой вступить, это не селены, которых завоевать можно лишь хитростью и подлостью и никак по-другому. К ним хоть на лодке подводной атомной подплывай, если б можно было, а и тогда им утопить ее проще, чем ему, Магунову из рогатки воробья подстрелить. А в молодости ранней он большой специалист был из рогатки по воробьям, да и не только, а и кошке мог в глаз попасть с первого раза.
     Но русалки это потом. Сначала главное в его жизни, можно сказать, смысл его жизни — Волшебным морем завладеть. А для этого нужно селену поймать и все тайны у нее выпытать.
     А если это получится с морем, то русалки тогда с их озером Колдовским сами собой его рабынями станут и приносить ему эти камни драгоценные будут, когда он захочет и сколько захочет.
     Но как найти это озеро Колдовское, где селена сейчас прячется? Найти-то, когда-нибудь, найдет, да сколько времени драгоценного уйдет на это.
     И тут вспомнил Магунов кабана, который подручного Стремова на клыки поднял и через себя бросил. И тут же он понял, кто этот кабан. Сапыгин кабан этот, вот кто. Тайный союзник Стремова. Но не только, он еще и в заговоре с Кириным был против Стремова и, значит он не тайный союзник Стремова, а тайный враг его. А теперь, даже и захочет повернуть назад и по настоящему быть союзником Стремова, а Магунов знает такое, что не станет Сапыгин союзником Стремова, а всегда будет его тайным врагом, а его, Магунова наушником Сапыгин будет и помощником против Стремова.
     И вот он же, Сапыгин, поможет найти Колдовское озеро. Кому, как ни оборотню знать, где оно. А если не знает, то и лучше. Значит не знает, что в озере этом полно драгоценных камней, все дно ими усыпано. Но зато у Сапыгина в этом лесу, где он вепрем бывает, связи должны быть большие и прислужников много. А значит нетрудно будет Сапыгину узнать тайный путь к Колдовскому озеру.
     Значит надо поскорее найти Сапыгина и внушить ему, что никто на него не в обиде за то, что следил он за ними и даже одного подручного Стремова на клыки поднял. А это нетрудно внушить свинье, что ты с миром пришел. Почесал ей за ухом и она захрюкала счастливая и заулыбалась. Так и делают люди, когда свиней режут, почешут ей за ухом, а потом раз, и нож в самое сердце. А что кабан, что вепрь, разницы нет — свинья, она и есть свинья.
     Подумал обо всем этом Магунов и стал кричать:
     — Сапыгин, выходи. Сапыгин, выходи, не бойся.
     Стремов смотрел на Магунова, слушал, что он кричит и думал: откуда здесь мог взяться Сапыгин, но тут же вспомнил своего подручного, убитого кабаном и понял, что Сапыгин следил за ними. А Магунов, думал дальше Стремов, если кричит и зовет Сапыгина, значит надо кричать и звать, значит знает, что делать дальше.
     А ведь хотел только что Стремов разделаться с Магуновым и его слугой Коляном, даже пистолет с разрывными пулями приготовил, потому что один остался Стремов и стал бояться Магунова. Но ничего не поделаешь, придется подождать, раз Магунов знает что делать, а он, Стремов, не знает. К тому же, вертолет улетел вместе с подручным, а в какую сторону пешком идти, Стремов тоже не знает.
     И вот еще о чем думал Стремов пока Магунов кричал и звал Сапыгина: Сапыгин, думал Стремов, тайный враг Магунова, а так же Сапыгин был тайным врагом его, Стремова. Но сейчас нет Кирина и Сапыгин уже перестал быть его тайным врагом, потому что один боится быть тайным врагом. Значит, теперь он только тайный враг Магунова. И теперь Стремов сделает вид, что он друг Сапыгину и подмигнет ему незаметно, чтобы тот понял, что они теперь с ним тайные враги против Магунова.
     Из кустов высунулось свиное рыло, только с огромными клыками и на клыках кровь еще не засохшая.
     — Выходи, Сапыгин, — сказал кабану Магунов. — Мы давно уже знаем, что ты следом за нами идешь.
     Поросячье рыло повернулось и посмотрело маленькими глазками на Стремова.
     — Не бойся, что моего подручного убил, — сказал Стремов. — Ты не виноват, он сам на твои клыки наткнулся.
     Свиное рыло убралось обратно в кусты, а через две секунды из кустов вышел Сапыгин уже в человеческом обличии. Он был такой же толстый, как кабан и весил центнера полтора, то есть, килограммов сто пятьдесят.
     Сапыгин подходил к Магунову и Стремову с опаской, потому что был недоверчивый, как и все глупые или нечестные люди. А Сапыгин был и глупый и нечестный, а значит, вдвойне недоверчивый.
     Когда Сапыгин подошел, наконец, к Стремову и Магунову, те начали с ним деловой разговор.
     Сапыгин слышал, конечно, о Колдовском озере, но дорогу не знал, потому что никогда там не был. Он не был там потому что считал, что делать там ему нечего, а главное потому, что боялся русалок. Они бы сразу поняли, что он оборотень, а оборотней русалки не любили и Сапыгин мог бы и ног не унести от Колдовского озера.
     Когда Сапыгин сказал, что делать ему у Колдовского озера нечего, Стремов и Магунов сразу поняли, что он не знает о сокровищах лежащих не его дне.
     Может показаться странным, что оборотень, проводивший очень много времени в лесу и постоянно общавшийся со зверями, не знает, что Колдовское озеро полно драгоценных камней. Но это только на первый взгляд кажется странным, а если задуматься, то станет понятным, почему. Все просто. Никакое животное на свете не интересуется ни драгоценными камнями, ни золотом, ни просто деньгами. Они им не нужны. Для всякого животного всякий драгоценный камень, пусть даже алмаз величиной с футбольный мяч, цениться не больше, чем булыжник такой же величины, то есть, не цениться вообще нисколечко. А станут, например, животные между собой разговаривать о каких-то булыжниках, которые где-то валяются? Не станут. Вот они и не говорили между собой ни о булыжниках, ни об алмазах. Поэтому-то Сапыгин ничего и не знал.
     Но о русалках говорили. Главное, что о них говорили это то, что всякое безобидное животное, ну, заяц, там, или олень, может найти спасение, если за ним погонится волк, например, а он сможет добежать до Колдовского озера. Тогда, если сможет добежать, то русалки не дадут его в обиду и волка прогонят. Русалки, конечно, понимали, что так должно быть, потому что так устроено, что волки охотятся на зайцев, но они не хотели, чтобы на их территории кто-то кого-то съедал. Вот и прогоняли хищника.
     Но это не значит, что русалки плохо относились к волкам. Нет. Если волк придет просто так, то пожалуйста, ходи по берегу сколько хочешь, а можешь и искупаться. Только не ешь никого.
     Сапыгин сразу согласился помочь Колдовское озеро найти. Он позвал хорька знакомого, который знал, как к Волшебному озеру быстрее и безопаснее пройти. Сапыгин пообещал хорьку сто штук куриных бедрышек, если тот к озеру проводит Хорек согласился, но с условием, что к самому озеру он подходить не станет, только из-за деревьев его покажет.
    
     11
     Долго радовались бывшая белая ворона, бывшая белая крыса и бывшая рыжая лисица, что нежданно негаданно они в настоящих девушке превратились. И долго еще радоваться будут, если повезет, то всю жизнь.
     Бывшая белая ворона, теперь просто девушка Клара, когда самая первая радость немного утихла, подумала и сказала, что теперь бывшую рыжую лисицу нельзя называть просто Рыжей.
     — Рыжая. Да это прозвище какое-то, — говорила Клара. — А нам, приличным девушкам нельзя называть друг друга по прозвищу.
    Бывшая белая крыса, а теперь просто девушка Изольда стразу согласилась с Кларой.
     — Конечно, имя девушке обязательно нужно. А то как же тогда знакомиться с незнакомыми людьми, — сказала она.
     Рыжеволосая красавица подумала немного и согласилась тоже, хотя и не обиделась бы, если б ее называли просто Рыжей.
     И начали Клара с Изольдой вспоминать и предлагать разные имена: Полина, Галина, Джульетта, Мари, Натали, Генриетта...
     Столько имен напредлагали Изольда с Кларой, что сами удивлялись, откуда они столько имен знают. Но только им же самим все имена и не нравились.
     Остальные не вмешивались. Русалки считали, что только близкие подруги вправе выбирать имя для рыжеволосой девушки. Алиана не знала, какие имена здесь, в этом мире есть вообще, она только знала те, которыми звали ее подруг в Волшебном море. Сама же рыжеволосая красавица решила, что пусть сначала выскажутся другие, тем более, у нее самой никаких предложений в отношении своего имени тоже не было.
     Наконец Клара и Изольда перечислили все имена, какие знали и стали повторяться.
     Тогда Клара сказала:
    — Имя должно соответствовать характеру человека или его прошлому.
    — Ага, как же, — не согласилась Изольда. — У тебя был характер или прошлое, когда тебя назвали Кларой? Не было. И у меня не было.
    — За то у нашей Рыжей есть, — ответила на это Клара.
    — И что тогда, Патрикевной прикажешь ее назвать, как в сказках всяких лис называют? — язвительно спросила Изольда.
   — А что, — вдруг оживилась Клара. — ну не Патрекевной, а если укоротить это имя и назвать Патрик.
    — Тогда уж не Патрик, а Патриция, — тут же исправила Изольда.
   — Или не Патриция и не Патрик, а Патри.
    — Мне нравится, — сказала вдруг Рыжая.
    — Какое именно? — спросила Клара.
    — Все три. И то, что имени целых три, мне тоже нравится.
   — Значит, Патри, Патрик и Патриция, — решила Изольда.
     — Да, Патрик и Патри. Но при случае, официально, Патриция. Да, в этом есть что-то возвышенное. А возвышенное для такой красавицы иногда просто необходимо, — высказалась Клара.
     То что Клара назвала Рыжую, а теперь мы тоже будем называть ее Патри или Патрик, или Патриция, так вот, то что Клара назвала Патри красавицей без всякой зависти и ревности, в этом нет ничего удивительного. Ведь ни одна из этих девушек не участвовала ни в каких конкурсах красоты, где красавицы так ревностно относятся к чужой красоте, что иголок и булавок в трусики подругам-соперницам готовы напихать. Да и вообще, подруги Алианы проще относились к жизни, чем остальные люди, и ни зависти ни лицемерия не знали.
    Как только имя для рыжеволосой красавицы было выбрано, всем сразу стало как-то легче, потому что, как оказалось, выбор имени не такое уж и простое дело. А можно сказать, что и очень трудное это дело.
     Но все закончилось и все снова стали веселыми.
     — Мне не нравится, что и я и Изольда обе такие беловолосые, — заявила вдруг Клара. — Я бы перекрасилась в какой-нибудь цвет потемнее. Тем более, я уже делала это прежде. Ты не против, Изольда, что я стану брюнеткой?
     — Нет, я не против, — ответила Изольда. — Становись брюнеткой, а мне нравится быть блондинкой. Только как ты перекрасишься? Не углем же, как прежде.
    — Да, об этом я не подумала, — загрустила Клара.
     — Это не трудно. И колдовства никакого не надо, — сказала одна из русалок. — Есть водоросли, из которых легко приготовить краску для волос. А на берегу растет много деревьев, литья и кору которых тоже можно использовать для окраски.
     И скоро Клара была уже брюнеткой. Все говорили, что такой цвет волос ей очень идет, и Клара радовалась. И все радовались, потому что у русалок редко выдавались такие веселые ночи похожие на праздничную ночь.
     Но долго радоваться они не могли, нужно было обсуждать вопрос гораздо более сложный. Как избавиться — теперь уже четверым девушкам — от преследователей. Потому что не простят подругам Алианы ни Магунов, ни Стремов, что помогали они ей убежать и помогают прятаться.
     А еще, Алиане нужно вернуться в ее Волшебнее море.
   Алиана спросила русалок:
    — Почему вы нам помогаете?
    — Почему тебе помогают твои подруги? — ответила за всех русалок, сама задав вопрос, та, кого русалки называли своей Жрицей.
     Алиана растерянно посмотрела на Клару, Изольду и Патри.
Изольда, Клара и Патри тоже удивись и посмотрели друг на друга. Но ни одна из них не могла ответить на этот вопрос.
     — Потому что вы попали в беду и вам желают зла нехорошие люди, — снова за всех ответила Жрица русалок. — А еще потому, что вы нравитесь нам.
     — Вообще-то да, — согласилась с русалкой Изольда. — Алиана попала а беду и мы стали ей помогать. И никакой другой причины нет.
     — Но я не все сказала, — продолжила русалка-Жрица. — Мы предложили бы вам всем, но лишь одна из вас чувствует себя в воде, как дома. Поэтому мы прелагаем тебе, Алиана. Оставайся с нами. И никто тебя здесь никогда не найдет. А твоим подругам мы дадим волшебную карту. По этой карте они смогут найти всегда дорогу туда, куда им нужно попасть. И дорога эта будет самой короткой и быстрой.
     — Это очень хорошее и мудрое предложение, — сказала брюнетка Клара, только голос при этом был такой грустный, словно ей сказали, что она снова превратиться в ворону.
     — Да, оставайся, — поддержала Клару Изольда и при этом незаметно пальцем смахнула слезу со щеки.
     Все посмотрели на Патри, что скажет она.
    Патриция махнула головой, так что волосы ее разлетелись в стороны золотым дождем и ничего не сказала, а потом отошла на несколько шагов и села на траву, обхватив руками колени.
    Алиана вздохнула.
    И теперь все посмотрели на нее.
    — Нет, — сказала Алиана грустно. — Волшебное море родное для меня, как это озеро для вас. А самое главное, мне нужно в мое Волшебное море, чтобы предупредить всех, какая беда нам грозим и мы тогда сможем что-то придумать и подготовиться к этой беде, чтобы спастись самим и спасти наше Волшебное море.
     Лица Клары и Изольды стразу стали веселыми и счастливыми. А Патрик посмотрела на Алиану, улыбнулась и сказала:
    — А я знала.
    — Так и должно быть и по-другому быть не может, — покачала головой русалка, которая была Жрицей. — Хотя мы и надеялись, что ты останешься. Но знали, что не останешься. Но все же решили предложить, чтобы потом не сомневаться, что поступили неправильно, не предложив.
    Алина засмеялась.
     — Если бы ты жила в Волшебном море, то наверняка дружила бы с каким-нибудь мудрым осьминогом, — сказала она.
    Русалка-Жрица тоже засмеялась.
    — Может быть, — согласилась она и обернулась к своим подругам.
    Одна из русалок протянула ей свернутый лист кувшинки.
    — Вот та самая карта, о которой я говорила, — сказала русалка-Жрица. — Она была создана много лет назад или столетий, а может тысячелетий, никто не знает. Тогда люди поклонялись солнцу и небу, луне и звездам, земле и огню и воде. Они тогда были свободными и честными, и души их были чистыми и прозрачными, как ночной воздух. Люди тогда умели понимать природу растения и животных. И они были справедливы и независимы. Но пришли другие времена, всех стали заставлять поклоняться новому богу, а кто не хотел, тех убивали. И люди начали становится другими. Они стали хитрыми, недоверчивыми, скрытными и корыстными. И полюбили деньги, потому что когда много денег, тогда они сами уже могли причинять зло другим. А что им не сделали злое, они нанимали людей, чтобы их охраняли от честных людей, которых они обидели. И стали тогда стремиться к богатству, власти, полюбили лесть. И появилось тщеславие, лицемерие, ложь, предательство…
    — Мы, — продолжила Жрица, — потомки тех людей, дочери тех, кто не захотел покориться, и мы те, кто сами не захотели покориться. Но, хватит об этом. Возьмите. — И Жрица протянула Алиане лист кувшинки.
    Алиана взяла его, но не знала, что делать с этим листом.
     — Надо только развернуть его и прочертить вот этим прутиком, — и русалка-Жрица показала небольшой прутик орешника, — от того места, где вы находитесь, до того, куда вы хотите попасть. — Только не потеряйте прутик, только он может прожить дорогу на карте.
     Алиана развернула лист кувшинки и он превратился в большой бумажный лист с нарисованной на нем картой.
    — Как только вы это сделаете, — продолжила русалка, — под ногами у вас проложится дорога, которая короче всех других дорог и идти по ней вы сможете так же быстро, как летают птицы, хоть этого вы и не будете замечать.
    — Но я не разбираюсь в картах, — сказала Алиана. — Я видела карты, которые были на потонувших кораблях. Но они быстро размокали и превращались в мелкие клочки бумаги, как только до них дотронешься. Но даже если они и не превращались в клочки бумаги, мне все равно не интересно было бы их изучать, потому что они никакого отношения к Волшебному морю не имели.
     — Я немного разбираюсь в картах, — сказала Клара. — Не сказать, чтобы очень хорошо, но я наблюдала иногда, как по карте прокладывают маршрут.
    — И я чуть-чуть, — неуверенно сказала Изольда. — Но,  думаю, что даже меньше Клары.
    — Ничего, — ответила Жрица. — Научитесь. Это совсем не сложно. А первую дорогу, до ближайшего города, я проложу вам сама.
    И только русалка-Жрица собралась провести по карте прутиком орешника, чтобы под ногами Алианы и ее подруг пролегла быстрая дорога, как появился леший. Он запыхался, потому что очень спешил, и от этого не смог сразу заговорить. Но по его виду все сразу догадались, что случилось что-то нехорошее. А что именно, и догадываться нечего. Все поняли, что к Колдовскому озеру приближаются те, кто устроил охоту на Алиану и ее подруг.
   
12
Рассвет должен был скоро наступить, но пока все еще была ночь. Ночь не темная, а освещенная серебристым светом полной луны и больших ярких звезд.
    На ковре-самолете сидело трое. Нет, правильнее сказать, лежало трое. Магунов и Стремов лежали на краю ковра. Надев на глаза приборы ночного виденья, они смотрели вниз, где между деревьями бежали хорек, а за ним, похрюкивая время от времени, бежал боров-кабан. Хорька почти не было видно, он маленький и сливался с землей.
    Кабану Сапыгину Стремов привязал на спину дубовые гнилушки, чтоб его лучше было видно, потому что даже с приборами ночного виденья кабана тоже не очень хорошо видно на темной земле, так как он сам темного цвета. Хорьку гнилушки привязывать не стали, слишком маленький он, да и ни к чему, раз Сапыгин следом за ним бежал.
    Когда Стремов привязывал кабану на спину гнилушки, то сказал, что если тот попробует скрыться, то он пристрелит его и пусть не думает, что оборотни бессмертные. Стремов знает что делать, как и все люди это знают. Конечно, первое дело осиновый кол. Но и без него можно обойтись, если голову оборотню отрубить или сердце вынуть. Так вот он, Стремов не станет делать ни того ни другого, он просто выстрелит Сапыгину в голову. Серебряных пуль у него нет, да и не надо, разрывные даже лучше. После разрывной пули голову Сапыгину разнесет на мелкие осколки, а сердце разорвет на мелкие клочки. И пусть в вепря сказочного не превращается, потому что когда-никогда, а домой он вернется, не может оборотень всегда быть в звериной шкуре, а только некоторое время. И тогда уж Стремов с ним и рассчитается.
     Сапыгин знал, что Стремов меткий стрелок, научился стрелять без промаха, когда еще наемником служил разных странах, больше африканских, поэтому убегать Сапыгин боялся. А превратись он в вепря, который не боится обычных, даже разрывных пуль, он все равно когда-то человеком обернется снова. А Стремов мстительный он сдержит слово и отомстит.
     А вот оставшийся телохранитель Магунова боялся высоты. Когда у Магунова была еще ступа с метлой, тогда ее ничего, в ней Колян не очень боялся летать. Уляжешься на дне ступы и не видишь, что летишь над землей. А вот ковер-самолет, совсем другое дело. Тут в какую сторону ни глянь, никакого тебе ограждения. Так что пробрался Колян на самую середину ковра, улегся на него и прижался, как мог и руки раскинул для уверенности и затих, лишь поскуливал изредка.
    Пока летели — какое же блаженство на ковре-самолете летать, нарадоваться не мог Магунов — в голову ему вдруг пришла такая коварная идея, что он от радости чуть с ковра не упал. Ведь в карманах плаща у Магунова пакеты с сонным порошком колдовским. А если селена там еще, у озера, то где она спрячется? Да конечно же, в озере. И вот тогда бросит Магунов в воду порошок свой и двух зайцев одновременно и убьет — и селену он схватит и Колдовское озеро захватит, потому что и русалки все уснут вместе с селеной и не один день спать будут.
    Но радовался он недолго. Другая мысль омрачила чело его. Спящие русалки и селена, которая больше всего ему нужна, на дно опустятся и там спать будут, потому что нет у Магунова с собой сети, чтобы сразу их поймать. А как их достать тогда оттуда? Озеро очень глубокое. Значит, надо водолазные костюмы к озеру быстро доставить. А это только Стремов сможет быстро, позвонит и скажет, чтоб ему водолазное снаряжение привезли на вертолетах и тут же привезут. И опять же, сам Магунов не умеет в костюмах этих плавать. Значит, другие нырять станут и другие первыми увидят сокровища.
     Но подумал еще, решил, увидеть-то увидят, да смогут ли взять. Без разрешения русалок, сокровища эти так могут приворожить, что не захотят водолазы и назад возвращаться, а так и будут сидеть на дне, на сокровищах этих, пока воздух не кончится. И после этого помрут.
     А что тогда? Расстроился сначала Магунов, но тут же снова настроился.
     А к тому времени Магунов и сам научится в акваланге плавать. А еще лучше, договорится с русалками, а правильнее, заставит их быть послушными. А чтоб они чего не натворили, добавлять будет понемногу сонного порошка в воду, чтоб были они полусонные.
    Вот такие светлые и радостные мысли были у Магунова пока они летели к озеру. А летели они со скоростью, с которой мог бегать хорек, а так бы уже давно были у озера, если б сами дорогу знали.
     И другие мысли тоже были у Магунова, только уже не такие радостные, но и не очень плохие, а так, средние. Думал он, что самому найти дорогу к озеру почти так же трудно, как и к Волшебному морю, если не знаешь этой дороги. Но все же проще, чем к Волшебному морю. Вот нанял хорька и он показал, а зачем кому надо к озеру этому, хорька не волнует. А вот попробуй договорись так же с дельфинами. Да ни за что не покажут дорогу к Волшебному морю. И с акулой бесполезно договариваться. Акула показала бы, но не покажет, потому что думает только кого бы съесть и больше ни о чем.
     Стремов планов не строил. А правильнее сказать, у него был один план. Когда поймают они селену, он покончит с Магуновым. Вот и все его планы.
     Сапыгин снизу подал сигнал, что они приближаются к озеру. Магунов и Стремов посмотрели вперед и увидели его, Заколдованное озеро.
   
13
Перед последними деревьями, после которых начиналась территория Заколдованного озера, хорек развернулся и побежал обратно в лес, унося в зубах расписку Сапыгина на сто штук куриных окорочков.
     Сам кабан Сапыгин, остался ждать внизу дальнейших указаний, хотя с удовольствием бы убежал вместе с хорьком. Но он боялся Стремова.
     Ковер-самолет завис над верхушками деревьев и Стремов с Магуновым устроили военный совет.
     Для Магунова было неожиданностью что все русалки находились сейчас на берегу а не в воде. Это разрушало его планы о быстрой победе, когда стоило лишь пролететь над озером и бросить в него пакет с усыпляющим порошком.
     Но повезло в том, что русалки собрались в одном месте. Магунов даже подумал, что, может быть, попробовать высыпать порошок прямо на них, но сразу отказался от этой идеи, порошок должен раствориться в воде и только после этого подействует.
    — Тогда действуем так, — решил взять в свои руки и тактику и стратегию всего предприятия опытный Стремов. — Русалок нужно загнать в воду. Для этого мы с твоим псом спускается на землю и уже втроем, третий Сапыгин, набрасываемся с трех сторон на этих девок, оставляя им единственный отход, к воде. Они прыгают в воду и тогда ты пролетаешь над озером и бросаешь туда свой порошок. А дальше уже все по предыдущему плану.
     — Так-то так, — согласился Магунов. — План, конечно гениален и прост. Но вопрос. Побегут ли русалки в воду?
     — Обязательно, — без сомнений в голосе ответил Стремов. — Русалки твои все до одной раздеты, а Проше говоря, голые, а что делает голая женщина, которая находится около воды и видит приближающегося к ней мужчину? Она сразу бежит в воду. Это психология.
    — Ну что ж, давай так и сделаем, — согласился Магунов.
     Магунов согласился, а сам хитро подумал: "Я буду на ковре в воздухе, мне ничего не угрожает. Если получится, то хорошо, а нет и всех этих троих дураков русалки утащат за собой в озеро, то мне и от этого ни тепло ни холодно. Я смогу дождаться в лесу наступления светлого дня и тогда уж русалки сами заберутся в свое Колдовское озеро. А тогда я легко и просто высыплю в воду порошок. Вот и все. Доставка подводных костюмов затянется без Стремова. Это плохого, потому что нужно все быстро делать, потому что неизвестно, здесь селена, с русалками или уже нет ее здесь. Похоже, что нет, потому что не видно ни крысы, ни вороны ни лисы. Зато Стремова уже не будет. Хотя, конечно, на этот критический момент с ним было бы все проще".
     Стремов хотел прыгнуть с ковра-самолета на верхние сучки огромного дуба, рядом с которым против всех законов гравитации завис ковер, и дальше по дереву уже спуститься вниз, но неустрашимый Колян так испугался, что весь ковер от его страха стал трястись мелкой дрожью.
     — Я что, кошка, чтоб по деревьям лазить, — чуть не плакал Колян.
    Да, Колян был собакой и по деревьям не лазил. Пришлось его обвязать веревкой, которая была припасена у Магунова и на ней спускать с ковра. Только и такой способ оказался для Коляна не слишком подходящим и на середине пути он стал так биться и дергаться, что будь это другая веревка, а не особенная, то бультерьер Колян точно бы выскочил из нее и упал на землю и, если бы не разбился насмерть, то поломал бы себе лапы. Нет, он был в человечком обличии, значит, поломал бы себе руки и ноги.
     Стремов спустился вниз, как и собирался, по огромному дубу.
     Он тут же приказал Сапыгину превратиться в человека, а потом объяснил кто и какое место занимает в их отряде: Колян с правого фланга, Сапыгин с левого, сам Стремов в центре.
     И операция началась.
     Трое мужчин выскочили из-за деревьев и с дикими криками бросились к бестолково — так подумал Стремов — столпившимся русалкам.
     Но не пробежали все трое и десяти шагов, как резко стали замедлять свой бег, а через пять шагов совсем остановились.
     Вместо бестолково столпившихся русалок, все трое вдруг увидели воинов в остроконечных шлемах и кольчугах, искрящих в лунном свете, с золочеными и червлеными круглыми щитами на одной руке и блестящими остриями копьями в другой, и с мечами на боку, пока еще в ножнах.
     Русалка-Жрица говорила Алиане и ее подругам, что они потомки не покорившихся людей. А в те времена все люди могли не только землю пахать и охотиться, но и защитить себя с оружием, если нужно, и не только мужчины, но и женщины.
     У воинов в полном боевом облачении неожиданно возникшим вместо русалок, были нежные девичьи лица и из-под шлемов спадали на спину длинные волосы, сейчас заплетенные в косы. Но от этого они не казались менее грозными.
     — Ничего, — хрипло, заглушая страх, заговорил Стремов. — Женщина, она и в шлеме женщина.
     И он приказал Сапыгину стать мифическим вепрем. Тот так и сделал.
     Магунов все видел. И он по примеру Сапыгина превратил Коляна в бультерьера.
     И снова бросились на русалок Стремов и теперь уже бультерьер и кабан-вепрь.
     Бультерьер и вепрь обогнали Стремова и потому что бегали быстрей и потому что Стремов на бегу вынимал из подмышки свой пистолет, заряженный разрывными пулями.
     Но бой начал первым все же Стремов. Как только выхватил он пистолет, то сразу начал стрелять в воинов-русалок. И убить он кого-то из них хотел, а остальные чтоб испугались и в воду спрятались. И себя он подбодрить хотел громкими выстрелами.
     Но только пули попадали в щиты и кольчуги русалок и разрывались, а пробить не могли и никакого вреда никому не делали. Непростыми оказались доспехи русалочьи.
     А Магунов увидел сверху то, что хотел увидеть. Правда, немного его это удивило.
     В самом центре отряда русалок-воинов стояли четыре девушки, на которых доспехов сверкающих не было. И у одной из них были волосы необычного цвета, при лунном свете они отливали синевой.
     Значит здесь она, не успела уйти. Но кто те три остальные, понять Магунов не мог. И мужичок какой-то непонятный стоял там и головой во все стороны вертел. Но это не имело значения, главное, селена здесь.
     И Магунов приказал ковру лететь вперед, в атаку. Не боялся Магунов, потому что видел, что луков со стрелами у русалок-воинов не было, а может решили, что не нужны они им сейчас.
     Пролетая над отрядом русалок, высыпал Магунов из одного пакета свой порошок. А вдруг да подействует, решил он, или глаза запорошит, а в глазах уже от слез растворится и тогда станет действовать.
     Но или не подействовал порошок его или ветерком отнесло его в сторону, оттого, что, опасаясь русалок все же, слишком быстро летел колдун и слишком высоко, в целых три, а то и четыре дерева высотой. Так что, никакого результата не было.
     На втором заходе Магунов решил лететь ниже и медленней. Осмелел оттого, что недосягаем оказался для русалок.
     Повернул Магунов ковер свой обратно и летел теперь ниже и тише. И пакет приготовил заранее, чтобы прям над русалками высыпать все.
     Но незамеченным Стремов для русалок не остался. И когда развернул он ковер свой и обратно полетел, русалка-Жрица бросила лешему ребро единорога и взглядом указала вверх.
     Лешему и указывать было не надо, он и так все понял.
     И вот Магунов на своем ковре-самолете снова оказался над ними и приготовился уже высыпать свой порошок. Тут леший бросил ребро в ковер.
     Пробило ребро ковер так легко, словно сталь лист бумажный. А потом, пролетев вверх еще выше, развернулось и вернулось обратно и в руке лешего оказалось снова.
     Ковер же, как птица большая, раненая дробиной маленькой, вверх метнулся, две мертвые петли сделал одну выше другой, а потом полетел к лесу, постепенно снижаясь, хоть колдун Магунов и не хотел этого. Но все же не упал ковер, а на верхушки деревьев опустился.
    Как Магунов не свалился с ковра, он сам удивлялся.
    Он спустился с дерева и стащил на землю ковер. И кода увидел, длинную узкую дыру в ковре, словно ножом сделанную, чуть не завыл от горя Магунов по-волчьи.
    Жадность Магунова сильнее страха была. Его ковер-самолет испортили. Конечно, можно починить и заштопать. Но все же. Совсем новенький, как дорогой автомобиль из магазина.
    Схватил тогда Магунов длинный предмет в тряпицу завернутый. Развернул его и оказался в тряпке завернут был меч волшебный. Этот меч, когда брал в руку даже самый трусливый человек, то делался смелым. Поэтому и не любил Магунов этот меч. Но на всякий случай на всякие дела нехорошие брал с собой. А не любил он этот меч именно за то, что смелым делал он любого. А быть смелым глупо. Смелые всегда первыми погибают. А несмелый, он за спиной смелого прячется, а как смелого убьют или ранят, то убежит. И так и надо и так правильно, разумно считал Магунов.
    Но жадность была в Магунове сильнее всего. И ковер совсем новый, почти нелетаный. Если б пару минут прошло, в себя бы пришел Магунов, он уже не осмелился бы на такое. Но сейчас, в порыве жадности, он схватил меч за ручку. И смелость в себе почувствовал необыкновенную.
    А пока с Магуновым в воздухе и на ветвях деревьев все это случалось, на земле все быстрей еще происходило.
     Первым к строю русалок подскочил бультерьер. И ведь жалко же, он единственный здесь не в чем не виноват, как и товарищ его питбуль не виноват ни в чем не был, а только в том, что попал он к хозяину злому и жадному и бесчестному. Но что делать.
     Подскочив к русалкам близко, прыгнул бультерьер на одну из русалок, хотел он ей в горло вцепиться клыками. Но три копья сошлись почти в одной точке и бультерьер напоролся на них. Завизжал жалобно. А копья русалок отбросили его в сторону и упал бультерьер в траву и сразу умер. И не стало бультерьера Коляна.
     Но почти в то же мгновенье упрямый и злой боров-вепрь, с налитыми кровью глазами налетел в другом месте на русалок. Два копья, что направлены в лоб ему были, тут же сломались, как щепки, оставив лишь царапины небольшие. Еще два копья, которые в бока ему попали, проскользили по этим бокам, оставив царапины длинные и глубокие, но все же для вепря безвредные.
     Хорошо, что русалки ловкими были и быстрыми, а вепрь упрям, но неповоротлив. Успели отскочить русалки от клыков его в стороны.
     Вепрь же, не сумев остановиться вовремя, в воду озера плюхнулся. Но тут же обратно на берег выскочил и снова на русалок бросился.
     А перед тем, как вепрь из воды выскочил, кто-то Алиану за руку дернул. Она обернулась. Это была Изольда. А рядом стояли Клара и Патри.
     — Что ты стоишь и смотришь? — сказала ей Изольда. — Не видишь что происходит?
     — Он же мифический сказочный. Они могут с ним сразу не справится, — это сказала Клара.
     — Алиана, если хоть одна русалка пострадает, ты не простишь себе этого и будешь всегда мучится, — это сказала Патри.
     — Я знаю, — ответила Алиана и шагнула вперед, к выбравшемуся из воды вепрю и уже снова мчащемуся на русалок.
     Но не успел вепрь Сапыгин. Жаркий луч ударил его в бок и опрокинул на спину, или он сам упал на спину от боли. Запахло паленой шерстью и мясом.
     Но тут же вепрь вскочил снова на ноги. Теперь он не обращал внимания на русалок, а только обидчица его, которая так больно сделала ему, как он не представлял, что может быть так больно.
     И опаленный и обожженный с одного бока и от этого взбесившийся Вепрь бросился на Алиану.
     И новая волна тепла и света вырвалась из тела Алианы. А вепрь мчался прямо на нее. И в этом луче света вдруг вспыхнул пламенем вепрь. И такой силы огонь был, что через короткое время, и пальцев не успеешь на руке сосчитать, от вепря лишь кучка пепла черного осталась.
     Русалки, которые не знали о способностях Алины были потрясены и восхищены силой такой хрупкой и слабенькой на вид селены, хотя не в правилах русалок было восхищаться и потрясаться. Но проявлять свои чувства было рано, битва еще не закончилась.
     Стремов, который наблюдал за всем и все еще надеялся, что вепрь справится с русалками, увидев силу девушки с чуть синеватыми в лунном свете волосами, все понял сразу. И кто она, он понял, и что не справится он с ней, да и не только он.
     И тогда Стремов спрятал свой пистолет, который здесь совсем не нужен был ему и побежал к деревьям, подальше от озера.
     В лесу Стремов стал пробираться к тому месту, куда, он заметил и запомнил, на деревья опустился ковер.
     И Магунов все видел. Но он сжимал рукоять волшебного меча и его смелость была необыкновенной.
     — Я вызываю любую из вас на поединок, — закричал Магунов все ближе подходя к русалкам.
    — Вот идиот, — пробираясь между деревьев, проговорил Стремов, который слышал, что кричит Магунова.
     — А тебе не стыдно вызывать девушку на поединок? — Это уже крикнула Магунову Патри.
    Магунов ничего не ответил, но Патриции ответила Изольда.
    — Какой стыд? — сказала она с сарказмом. — Уж я-то хорошо знаю этого, не знаю как его назвать, а ругаться не хочется. Ему стыдно бывает, только когда он не сможет кого-то обмануть или чужое присвоить. Вот тогда ему стыдно бывает так, что он головой о стену бьется.
    Но русалки по-другому отнеслись к вызову Магунова.
     — Ты не вмешивайся, — сказала Алиане одна из русалок.
     — Но это колдун, — сказала русалке Клара. — И огонь его победит лучше всего.
     — И он очень труслив, — добавила Изольда. — И если он сейчас такой смелый, то значит он что-то такое наколдовал, раз такой смелый и уверенный.
     — Он не наколдовал, — ответила русалка. — В руке его волшебный меч, поэтому он смелый. Но этот меч должен быть нашим, а чтобы так стало, мы должны победить его в честном бою.
     — Но Алиана разве не честно победила вепря? — решила немного поспорить Изольда, ей нравилось и было приятно, что ее подруга оказалась сильнее все здесь, и вепрь по сравнению с ней был не сильнее бабочки летящей на огонь. — И разве не огонь лучше всего справляется с колдунами?
     — Если она применит свою силу, от меча останется только кусок расплавленного металла, — объяснила русалка. — Но не волнуйтесь. Что значит смелость, которая дается волшебством и которая не настоящая, против настоящей смелости, данной от природы? К тому же он не умеет владеть мечом, это видно по тому, как он держит его. А раз так, то меч должен будет управлять человеком, а не наоборот, как должно быть. И главное, если он так труслив, то не мог этот меч добыть в честном бою. А уж если кто украл волшебный меч, то меч не станет тому подчиняется по настоящему.
     — Да, он украл его, я это знаю точно, — сказала Клара. — Он еще хватался всем как он ловко украл этот меч.
     Пока девушки обсуждали все это, одна из русалок отбросила в сторону копье и щит. А потом она сняла с головы и шлем и так же отбросила его в сторону. Она даже распустила косу, и в ее пшеничного цвета волосах засверкала луна. Сквозь короткую кольчугу просвечивало ее красивое тело. Но это всем известно, что все русалки очень красивы.
     Вынув из ножен свой меч, она пошла навстречу колдуну. Это была та самая девушка, которую подруги называли Жрицей.
     Бой длился недолго. Сталь звонко ударилась о сталь и волшебный меч, выбитый из руки колдуна, блеснув в лунном свете небольшой молнией, воткнулся в землю.
    — Я сдаюсь, я побежден, — упав на колени, поднял руки колдун и в голосе его было столько страха и унижения, что маленький ребенок не поверил бы, что минуту назад он мог вызвать кого-то на поединок, даже его, маленького ребенка.
     — Уходи, — сказала русалка-Жрица. — А меч этот теперь мой.
    Колдун вскочил с колен и быстро побежал к лесу.
     — Что вы делаете, — удивилась Изольда и в голосе ее был даже испуг. — Зачем вы его отпускаете. Его нельзя отпускать.
     — Он вызвал нас на поединок, и он остался безоружен. Поэтому мы не может сделать с ним, что должны и сделали бы, не вызови он на поединок, — объяснила русалка, стоявшая рядом четырьмя подругами.
    — Но он бы не был так благороден, — заметила Клара.
     — Если бы мы поступили, как поступает он, то уподобились бы ему. И стали бы таким, как он.
     — Тогда конечно, — согласилась Изольда. — Пусть идет. Стать такими, как он, ничего не может быть хуже.

14
Стремов добежал до того места, где ковер-самолет опустился на ветви деревьев. Ковер был уже внизу, лежал на траве. Стремов стал рыться в сумочках и мешочках, привязанным к кистям ковра. Он знал, что Магунов запасся как всегда на дорогу всем необходимым на все случаи жизни. Много было всякой дряни в мешочках и сумочках. Были вещи и нужные и хорошие. Но Стремов не трогал их, знал, неприятность от любой из них можно нажить без умения пользоваться.
      Наконец нашел то, что нужно — большую. Иголку и прочную нитку. Наверняка эти нитка с иголкой сами зашили бы дыру в ковре, но слова для этого нужные знать необходимо. А он не знал этих слов. Так что принялся Стремов вручную зашивать ковер-самолет. И кое-как, но зашил.
     Но тут Магунов появился, все еще трясущийся от страха. Но, увидев, что его добро вынуто из мешочком и сумочек и разбросано как попало, сразу страх потерял, потому что жадность почувствовал.
      — Как ты мог, — зашипел Магунов, потому что кричать все же боялся, — мои личные неприкосновенные вещи бросать?
     — Не шипи, — ответил Стремов, делая последний стежок и затягивая на нитке узелок. — мне твои вещи нужны как собаке. А искал иглу и нитку, чтобы ковер зашить и побыстрее отсюда убраться.
     — Ага, — снова зашипел Магунов, но уже чуть громче. — Хотел мой ковер-самолет украсть и без меня улететь.
     — Зачем бы его стал красть, если сам и подарил тебе?
     — Все равно, без сменяя хотел улететь.
     — Может и хотел, — не стал спорить Стремов. — А что, я должен был сначала подождать и посмотреть, как эта девчонка превратит тебя в пепел, а потом прах твой собрать и в урну погребальную насыпать? Так я не собирался похороны тебе пышные устраивать.
     Магунов немного успокоился.
     — А зашил-то смотри, вкривь и вкось, кое-как. А ковер-то мой теперь, раз его мне подарил. А поэтому зашивать нудно было аккуратно.
    — Вот как уберемся отсюда подальше, тогда и зашьешь аккуратно. А сейчас садись, полетели.
     Сел Магунов на ковер, приказал ковру подняться. Вроде ничего, слушается и в воздухе держит. Вернулись к ковру качества антигравитационные, хоть и кривая и косо зашит, а летает.
     Поднялся выше деревьев. Ничего, ковер хорошо над землей держался. Приказал подлететь — полетел ковер.
     Магунов поднял ковер повыше, на высоту четырех, а то и пяти деревьев. Оглянулись Магунов и Стремов, на озеро посмотрели. Все русалки не то плясали, не то просто прыгали веселились, победе своей радовались.
     А на горизонте уже посветлело. Рассвет наступал.
     — Ничего, я вернусь еще, — погрозил Магунов кулаком русалкам. — и так подготовлюсь, что вы у меня по-другому запляшете.
     Погрозил он русалкам, а ковру приказал еще выше подняться.
    — Зачем высоко так? — спросил Стремов.
     — Проверяю качества его летные, — ответил Магунов.
    Вот и лес кончился, река за ним.
     И тут приказал Магунов ковру набок свалиться, а сам за ремешок ухватился, заранее подготовленный.
     — Ты что делаешь, — только и успел крикнуть Стремов и с ковра скатился.
    Но не упал Стремов, а за какой-то мешок успел схватиться.
     Только у Магунова все рассчитано было. Он дернул за веревочку, который был мешок тот к ковру узелком бантиков привязан и веревочка развязалась. Вместе с мешком полетел Стремов вниз. А высота-то была в сто этажей, не меньше.
     Закричал Стремов и вниз полетел, чтобы на берег реки упасть.
     А Магунов обрадовался и только об одном пожалел, что не подарком своим, не перстнем с черным камнем он Стремова погубил. Не носил Стремов магуновского подарка. А как приятно бы было Магунову, когда бы яд из перстня в палец Стремова впитался и по-всему телу разлился. Страшной бы тогда была смерть Стремова.
     Но ничего, и так сойдет, — решил Магунов.
     Стремова тоже Магунов подозревал, что тот не просто так ковер-самолет ему подарил. И проверял он его много раз и много раз испытывал над самой землей летая. И осмотрел Магунов ковер до самой последней шерстинки и ничего подозрительного в ковре не нашел. Ковер, как ковер, только что летает. И успокоился Магунов. А напрасно. Ковер-то не только голосом управлялся.
     Не такой был Стремов человек, чтоб только кричать от страха. Так как высота была большей, то успел Стремов у карман руку опустить и сжать в ней маленький предмет, как пульт, каким автомобили открывают и закрывают. И нажать на копку перед самой землей успел.
     Ну мог ли подумать Магунов, что ковер его не только голосом управляется, но каким-то там электронным пультом. А управлялся оказывается. Да еще как. Лучше, чем голосом.
     Как только Стремов нажал на кнопку на пульте, ковер стразу лететь перестал. И не только лететь перестал, но и отключились у него антигравитационные качества. И с высоты стоэтажного дома ковер стал падать.
     Стремов в лепешку разбился. Даже косточки ни одной целой не осталось. Так и не стало Стремова.
     Магунов упал чуть подальше, вместе с ковром в реку у самого берега.
    Какой-то рыбак на лодке, который выплыл до восхода солнца чтобы порыбачить, увидел, как у берега шлепнулось что-то в воду. Подплыл на лодке своей. Смотрит, а там ковер в воде лежит, а на ковре человек мертвый. Рыбак не стал его трогать, а позвонил по мобильному телефону и вызвал речную полицию. А сам рыбак побыстрее уплыл, чтобы свидетелем не быть, потому что хуже, чем быть свидетелем ничего не бывает. Затаскают так всякие следователи прокурорские да дознаватели полицейские, что потом и рад не будешь, что мертвеца нашел.
   
*   *   *
А русалки прощались с Алианой и ее подругами, теперь уже самыми обычными девушками: Кларой, Изольдой и красавицей Патрицией или просто Патри или Патрик.
     И знали-то они друг друга всего ничего, всего одну ночь, правда, ночь была не простая, а полнолунная, а такие ночи можно назвать волшебными. Можно из такими просто назвать, потому что красивы такие ночи, а модно и не просто, а назвать их можно волшебными, потому они действительно волшебные или даже колдовские. В такие ночи даже трава и та становится волшебной, она или от болезней лечит или ворожить помогает.
     Но сейчас речь не о траве, а об Алиане ее подругах и русалках. Так вот, полная луна она волшебно действует на всех. Она сближает людей (некоторые даже влюбляются, но в нашей истории о любви речи не было, может потом как-нибудь это случится с нашими героинями и мы, конечно или возможно, расскажем об этом), так вот, такие ночи сближают людей, делают их души родственными. А что касается наших героинь и русалок, так тут и столько случилось за одну ночь. И настоящими девушками стали три героини и в битве участвовали, хоть и не женское это дело в страшных битвах участвовать, но они не только битву прошли, но и победили. А общая победа очень людей сближает.
     То же, что девушками стали три героини и помогли им в этом русалки, сделало русалок как бы крестными этих девушек, а их крестницами.
     И вот все это сблизило наших героинь и сроднил их с русалками так, что расставаться им очень не хотелось.
     Но расставаться было нужно. Три подруги Алианы все равно не могли жить в воде, да и Алиану им еще проводить нужно было. А самой Алиане нужно было спешить в свое Волшебное море, чтобы предупредить подруг селен, что им угрожает страшная опасность. Ведь не знали ни русалки, ни Алиана и ее подруги, что нет больше врагов их.
     Впрочем, кто знает, злое не так легко расстается с этим миром, где творить так легко и просто.
     Но продолжим.
     Русалки подарили Алиане и ее подругам карту волшебную. А ведь в самом начале нашей истории мы говорили, что волшебного моря нет ни на одной карте. Но ведь в начале истории никто не знал и мы в том числе, что существуют волшебные карты. И оказалось, что на этой карте есть Волшебно море. Почему, понятно, потому что карта волшебная.
     Русалка-Жрица разложила на траве волшебную карту. Клара, которая хоть и плохо, но все же разбиралась в картах, взяла в руку ореховый прутик и провела им по карте.
    И тут же под ногами у всех появилась дорога.
     — Я проложила дорогу до большого города, — сказала Клара, — если не ошиблась, конечно. Нужно же Алиане перед тем, как отправится в свое Волшебное море, посмотреть на большой город и как там люди живут.
     Тут Клара не сдержалась и расплакалась. Заплакала она и оттого, что сейчас им нужно будет расставаться русалками, которых они очень полюбили и которые их тоже очень полюбили и еще она расплакалась оттого, что скоро им нужно будет расставаться с Алианой. А вслед за Кларой слезы покатились и у всех остальных. Девушки ведь не мужчины, которые стараются не показать, что им хочется плакать, девушки, если хотят плакать, то плачут и не стесняются. И так, слезы покатились у всех одновременно и небольшим ручейком стекали в Колдовское озеро, то озеро стало немного похоже на Волшебное море, потому что чуть-чуть стало солоноватым от слез.
     А потом русалка-Жрица сказала что-то одной из девушек и та ненадолго скрылась под водой, а когда вернулась, в руках у нее было четыре платья. Правильнее сказать, это были не платья, а сарафаны, в таких девушки ходили много столетий назад, когда люди были простыми и независтливыми.
     — Нельзя же в городе появляться без одежды, — сказала русалка-Жрица.
     Клара, Изольда и Патри согласились, потому что знали это, да и Алиана знала, потому что они уже говорили ей об этом.
     — А еще возьмите это, — сказала русалка-Жрица и протянула Алиане прозрачный камешек, такой прозрачный, что в воде его и не видно было бы, но не в воде он сверкал и переливался такими яркими разноцветными искрами, что глазам было больно. — Сарафаны тоже не очень хорошая одежда для большого города, особенно если вы все будете одеты одинаково. Поэтому, когда придете в город, обменяйте этот камешек на то, что люди называют деньгами, а на те деньги вы купите себе другую одежду, какую сейчас носят в больших городах. Да и жить вам на что-то надо будет, теперь ведь вы не сможете добывать себе сами пропитание, во всяком случае первое время.
     Но, сколько не прощайся, а расставаться надо. И вот Алиана, Клара, Изольда и Патрик пошли по проложенной картой дороге. Шли они медленно, потому что им было грустно. Но это им только казалось, что они медленно шли, на самом деле они передвигались с такой скоростью, с какой летит самая быстрая птица, а самая быстрая птица это стриж, а стриж летает с такой скоростью, что даже некоторые самолеты не смогут угнаться за ним.
     В городе подруги, как посоветовала им русалка, обменяли искристый камешек на то, что называется деньги. Скажем не в пользу людей, что этих самых денег дали подругам раз в десять, а может и в сто раз меньше, чем стоил этот прозрачный искристый камешек. Но подруги этого не знали и даже не догадывались, что их обманули, а если бы и узнали, то совсем не расстроились бы. Почему? Но это всем понятно и без объяснений. Но если объяснять, то скажем — потому что они были такими.
     Зато теперь они совсем не выделялись среди других людей. И это им нравилось. Им не хотелось привлекать к себе внимание людей. Может быть только первое время, а потом станет по-другому, но пока это было так.
     Хотя, и не совсем так. Да, Клара и Изольда внешне были такими же, как большинство других девушек. А вот Патри и Алиана... На них сразу обращали внимание.
     Патри выделалась своей красотой и тем, что в какой-то другой стране называется шармом. И если мужчины не падали в обморок от ее красоты, а женщины тоже не падали в обморок от ее красоты, а большинство из зависти к ее красоте, то только потому, что в городах не принято падать в обморок, возможно оттого, что в городах везде ходят по асфальту, а падать на асфальт не так уж и приятно, а если не рассчитаешь, то и больно. Так что Патрик привлекала внимание и даже очень.
     И Алиана, хоть и не была такой красавицей, но чем-то она притягивала людей. Немного похоже на то, как притягивает магнит. И каждый, кто проходил мимо нее, останавливался и смотрел ей вслед, им всем очень хотелось догнать эту девушку с голубоватыми волосами и пойти за ней.
     Но в больших городах это тоже не принято. А если бы это было принято, то за четырьмя подругами шла бы сейчас такая огромная толпа, что все бы движение на улице остановилось.
     Понятно, что дело не в волосах, в большом городе каких только волос не увидишь и зеленые, и фиолетовые, и всех цветов радуги. А дело было неизвестно в чем. А если сказать понятнее, то в том, что Алиана была особенной и необычной. Это всем понятно.
    Вот почти и все.
     Но всех интересует будущее. И часто не только свое. Поэтому немного расскажем о будущем. Недалеком будем, потому что далекого мы и сами не знаем, но догадываемся, а кое-что, может все же и знаем. А еще потому не станем много говорить о будущем четырех подруг, что если говорить больше о их будущем, то получится история не меньше этой.
     Уже упоминалось, что Изольда была прекрасной резчицей по дереву. Изольда и стала художницей. Только теперь она стала изображать всякие картинки не на кусках дерева, а на холсте, кистью и красками.
     Клара стала журналисткой. Сначала она, правда, хотела и даже попыталась стать певицей, она всегда считала, что у нее чудесное сопрано. Но с карьерой академической певицы у нее не вышло почему-то, а в шоу-бизнесе ей не понравилось и она стала писать сначала к Интернете, потом и газетах об этих самых "звездах" шоу-бизнеса. А потом стала писать и о более серьезных вещах, так что у нее появились враги не только среди истеричных артистов, но и люди посерьезней, например политики, они ведь очень не любят, когда о них говорят правду и суют нос туда, куда они не хотели бы, чтоб его совали. А у Клары были две врожденные черты характера — она любила совать нос, куда не просят и любила говорить правду вслух. Скорее всего, по гороскопу она была Девой.
     А вот Патри, она много чего перепробовала и за очень короткое время. Была они и фотомоделью, и актрисой — снималась в кино, и звездой шоу-бизнеса тоже успела побывать и Клара даже написала о ней несколько статей, в своем духа, естественно. Только Патрик на нее не обижалась, а они вместе (Изольда тоже с ними) шли куда-нибудь в кафе и там читали статьи Клары, которые, честно говоря были написаны очень неплохо и даже с юмором — откуда что берется — и Патрик вместе с Кларой и Изольдой читали статьи Клары о ней и смеялись, потому что Патрик была совершенно беззлобной девушкой. Она была немного обидчива, но серьезно не обижалась никогда, а на Клару вообще никогда не обижалась. А еще она успела побывать женой олигарха, целую неделю ей была, но через неделю ушла от него. И тот стоял на коленях, плакал, прелагал отдать все, что у него есть, все свои миллиарды, лишь бы она осталась с ним. Но Патри, попробовав один раз и поняв, что это ей не нравится, не пробовала то же самое во второй раз. А еще она была телеведущей и ведущей какого-то телешоу. В общем, много чего она перепробовала и пока еще не нашла себя. А все коллеги Клары пытались разнюхать о Патриции как можно больше (правда, чаще ее все называли Патри или Патрик), и особенно о ее прошлом. Но тут и начиналось самое интересно, потому что узнать хоть что-то о ней, могли только с того момента, как Патри в первый раз появилась на обложке глянцевого журнала. Пылись подкупить ее подруг, Изольду и Клару. На Клару не очень рассчитывали или совсем не рассчитывали и не надеялись от нее получить какие-то сведенья — какой журналист выдаст другому журналисту известную только ему сенсационную информацию. А вот Изольду изводили. Но только напрасно. Подкупить ее, как и Клару было невозможно даже за все золото мира. Правда, никто не представлял, насколько безразличны к золоту эти девушки. К тому же, оказалось, прошлое и той и другой так же, как говорится, покрыто мраком тайны или тайным мраком. Так что всяких догадок и сплетен было больше, чем о прошлом графа Монте-Кристо. Но только ни одна догадка даже близко не стояла с правдой.
     А у трех подруг была своя тайная мечта. Им хотелось побывать в Волшебном море, куда ушла по проложенной на волшебной карте дороге Алиана. Даже не так само море их интересовало, как хотелось снова увидеть свою подругу, Алиану. И это было бы несложно, но случилось несчастье. Ореховый прутик, которым можно было проложить дорогу на волшебной карте куда-то исчез. Карта была, она хранилась у Изольды, а вот орехового прутика не было. И как ни искали его Изольда, Клара и Патрик, но найти не могли. И это было большим несчастьем для них. А в тайне друг от друга они иногда даже плакали.
     И это было бы концом всей этой истории, но надо сказать еще об одном странном происшествии.
 
  *   *   *
Речная полиция, которая приехала на место происшествия по звонку какого-то неизвестного человека, судя по всему рыболова, случайно оказавшегося на месте этого самого происшествия, приехала на это место и все были так удивлены, что высказать какую-то догадку по поводу того, что видят, сразу не смогли.
     А увидели они странную вещь. С первого, но опытного взгляда полиции, человек, упавший в воду у берега вместе с ковром, был мертв. Когда пощупали его пульс, то ничего не нащупали. И это подтвердило первое впечатление. Но мертвый человек это не странно, это обычно для полиции. Но вот почему этот человек, упавший откуда-то сверху, завернут в персидский ковер, это было совершенно непонятно. Но не мог же упасть из самолета человек завернутый в ковер. Хотя из вертолета вполне мог, решили полицейские.
     А еще нашли неподалеку второго человека. Этот-то разбился вдребезги.
     Загадка двух мертвецов, судя по всему, выпавших из вертолета была очень уж интригующей даже для привыкших к загадкам полицейским.
     Вообще-то, они до того привыкли к загадкам, связанными с трупами, что им и разгадывать их неинтересно было. Они и не разгадывали. А писали просто в своих рапортах и протоколах, что это самоубийство или смерть от утопления в нетрезвом виде.
     Но в этом деле решили разобраться. И повезли обоих мертвецов в морг, что там сделали вскрытие и узнали в чем дело. А пока судебные медики будут делать вскрытие (правда, второго и вскрывать-то не надо), полиция решила узнать, кто такие эти люди.
     Вот тогда случилось самое удивительное.
     Пока медики где-то там готовились к вскрытию, а полиция звонила и узнавала, где можно что-то узнать о двух трупах, один из трупов исчез.
     Это было странным и даже удивительным, хотя бы потому, что судебные медики тоже сказали, что оба человека мертвы, когда осмотрели и того и другого.
     Так вот, пока медики готовились, а полиция звонила, один из трупов, тот, который был завернут в ковер, исчез. Он исчез из морговского холодильника неизвестно как и неизвестно зачем. Так что странное событие теперь стало таким странным, что дальше некуда.
     А один из медиков (патологоанатомы вообще люди веселые и любят пошутить), он и был человек веселый и он пошутил:
     — Полнолуние нынче, — сказал он, — может покойничек прогуляться пошел.
     Шутник этот и понятия не имел, насколько он прав. Но и одновременно не прав.
     Покойник, по поводу которого веселый медик пошутил, совсем не был покойником. Он только притворился, что он покойник, потому что пришел в себя после удара о землю и воду, как раз в тот момент, когда приехала речная полиция. Но этому ненастоящему покойнику совсем не хотелось, чтобы его расспрашивали и узнавали, кто он такой и почему он вместе с персидским ковром упал откуда-то сверху.
    Поэтому он сначала притворился, что он покойник, для него ведь это было таким простеньким делом, что некоторым даже плюнуть трудней (например, человеку со вставной челюстью, ведь можно и челюсть выплюнуть). Так вот, он сначала притворился, а потом выбрал момент, когда рядом никого не было, встал и ушел из морга. Тем более, холодно было в морге, а этот покойник, который и не был покойником, не любил холод, ему нравилось тепло. Но, правда, не такое тепло он любил, которое бывает на углях или сковороде, когда черти поджаривают. И уж совсем не такое тепло ему нравилось, которое вырывается из тела хрупкой и на вид слабенькой селены.