Катюша и кукла

          
          Шла зима последнего года  Отечественной войны. Катя вспоминала свой город. Почему-то вспоминались  опрокинутые копры. Терриконы печальные и грустные. Раньше она очень любила видеть их синие конусы в обрамлении зелени садов. Шахты. Город детства, город первой любви, родина. А её лишили дома, города, родных в неполных 17 лет,  угнали в один из дней 1942 года, когда немцы пришли в город и стали наводить свои порядки.
               
         Особенно ранили в воспоминаниях опрокинутые копры. Раньше они радовали. Ажурные с развевающимся красным флагом, колёсами – штурвалами, как маяки.  Недалеко от дома шахта Воровского,  слева – Красина, вдали – Артема. Опрокинули копры взрывами наши, когда уходили из города, ожидая наступления немцев на Дону.
         
       Больше вспоминать не хотелось. Душили злоба, непреодолимая ненависть. Угнали от дома в свою неметчину,  чтобы сделать рабами. «А я вот казачка, и никогда рабыней не буду»- думала Катя, и в сухих её глазах сверкало ожесточение. Теперь она никак не была похожа на ту куколку, которой её прозвали, в довоенные времена, за милое личико и ладную фигурку.
         
        Сегодня её бросили сюда, в этот зловонный подвал, чтобы сломить. «Лучше умру, а не покорюсь», -  упрямо сказала себе вслух она. Саднили раны на изрезанных  руках. Эта кукла оказалась очень травмирующей. Она не только Кларку поранила, но и руки Кати сильно порезала.  Видно с небывалой силой сжимала Катя этот обломок игрушки в своих руках, что так сильно порезалась.
          
       В их сладком цеху на шоколадной фабрике, не трудная была работа, и Катя притерпелась к сознанию, что всё же работать на этих бошей придётся. Чувствовала - войне скорый конец. Уже были налёты авиации  на их городок. Она неторопливо фасовала конфеты в коробки и краем глаза следила, не смотрит ли Кларка-надсмотрщица, и тогда плевала в коробку, и мысленно произносила: «Чтоб вы все сдохли от этих конфет!»
          
       Кларка-надсмотрщица была злой худощавой немкой в уже немолодом возрасте. Она следила за русскими и украинскими девушками, пригнанными на работы в фатерлянд. Уж если заметит, что какая-нибудь из них задумалась,  отвлеклась или того, хуже отлынивает, резиновая веревка  тут же пригождалась.  Девушки в общежитии, после работы в немногие часы отдыха, рассматривая рубцы, на руках и спине шепотом проклинали бесовку. Так называли её про себя они.
         
        Кларка и действительно была бесовкой и садисткой. Она получала особенное удовольствие, когда унижала девушек или доводила их до слёз, но Катерина никогда не плакала, а закусив губы до крови только злобно, испепеляющим взглядом смотрела с пылкой ненавистью в глазах на надсмотрщицу. Такой взгляд Кларка трудно переносила и верёвка в её руках не раз взвивалась над Катей, оставляя свои несмываемые багровые следы на её спине. Бить по лицу не осмеливалась, натыкаясь на непреодолимый бешеный гнев в Катиных глазах, который вот-вот готов был взорваться и грозной лавиной обрушиться на садистку. Она всё время думала, каким бы способом погасить этот ненавистный огонь в глазах Кати.
       
       Однажды она подслушала, как девушки в своём сарае-общежитии пели «Катюшу». По-видимому, она понимала немного по-русски, также  как,  и девушки, за три года жизни в Германии, сносно знали немецкий язык. Это пение её взбесило, она забежала в помещение и закричала: "Silence, Russisch Schwein!". (Зилен русиш швайн) «Молчать, русские свиньи!». А вывели её из себя другие слова этой песни, которые ходили во времена войны,  невероятным образом попавшие в Германию ещё до прихода туда наших войск.
Разлетались головы и туши,
Дрожь колотит немца за рекой.
Это наша русская «катюша»
Немчуре поет за упокой.
           Девушки замолчали.
          А на следующий день, утром, Кларка принесла в цех целлулоидную куклу голяшку. Она подняла её над головой и громко сказала: «Das ist, was den russischen Schweinegrippe bald geschehen! Sehr bald!» -  (Дас ист ва ден гуле русише швайнгруппе байт гешехен ши байт)«Вот что будет с русскими свиньями скоро! Очень скоро!»  И она стала, остервенело,  отрывать у куклы руки - одну, потом другую. Потом  ноги, одну за другой,  и наконец,  оглядев всех сузившимися глазами, голову. Слышался треск целлулоида и какой-то стонущий звук, как будто кукла была живая и ей живой выворачивали члены. В цеху все замерли, и русские девушки и немки, работающие здесь же.
          У Катюши сдавило в груди,  дыхание спёрло, кровь толчками била в  виски. Горячей волной гнев затопил всё её существо. Мгновенно пролетело в мозгу лицо её старшего брата, демобилизованного на фронт в  первые, же дни войны. Сейчас, здесь, она ничего не знала о нём, и боялась думать о плохом.
           Внезапно она подбежала к Кларке, и, не успела та, что-то предпринять, вырвала обезображенную куклу у неё из рук. Не помня себя от ярости, стала бить этим обрубком Кларку, шипя: «Это вы, поганые фрицы, сдохнете, сдохнете! Скоро сдохнешь, как только наши придут! Сука! Сука!». Обрубок раскололся, но не развалился. Катя крепче стиснула острые обломки и не замечала, как они резали её руки. Горячая кровь стекала и брызгала во всё стороны. Другие немки подбежали, пытаясь остановить её, но это было невозможно. Целлулоидный обломок резал руки, но Катя этого не замечала. Крик немок и русских девушек, стоны Кларки, вопли Катюши: « Вот тебе, вот тебе, гадина!», привлекли внимание работников из других цехов. Прибежал помощник бауэра  (хозяина). Он обхватил Катю сзади и повалил на пол. Падая, Катя повалила  надсмотрщицу, и, пытаясь ударить её ещё – ударила немца. Он озверел и так, саданул девушку,  по голове кулаком, что  она потеряла сознание и пришла в себя только в подвале.
          На другой день её привели к хозяину.  Хозяин пожалел девчонку, когда узнал о том, почему она набросилась, на Кларку,  и не стал заявлять в полицию.  У него под Сталинградом был убит сын. Он тоже чувствовал, конец войне и то, что она закончится не победой  Гитлера, точно знал.
           Кларка на работу не выходила целую неделю, а когда вышла, то на ней не было лица – немки шёпотом говорили, что она только что узнала, что её муж был сильно ранен на восточном фронте, и ему оторвало ногу. Как хозяин смог уговорить Кларку, не жаловаться в полицию до сих пор тайна для Кати и её подруг по несчастью.
           Они после победы встречались, вернувшись на Родину.  Подруги приезжали в город Шахты. Любовались синими терриконами, про которые много рассказывала Катя там, в неметчине. Общались. Пировали. Вспоминали, как Катюша неистово долбала куклой ненавистную надсмотрщицу. Соболезновали. Руки у Кати до сих пор  болят  и не дают забыть этот случай никогда.