Полная рюмка

     Василь Василич любил застолье. Опрокидывал в рот содержимое лихо, не пролив и капли из наполненной с горкой рюмки. Именно горкой, потому что считал, если выпить полную до краев рюмку, да еще пожелать: «Пусть твоя жизнь будет такой же полной, как эта рюмка», то это обязательно сбудется, как пожелание огромного богатства. Поэтому всегда присовокуплял
     – Хочу много денег!

     Он был полковником нашей родной советской армии. Направлен был  в Среднюю Азию для укрепления  перестройки.  Его полк перекинули из одной республики в другую, когда там начались волнения, переросшие в гражданскую войну. Для него внешне почти ничего не изменилось. Говорил,
   
    - Что то, что это всё одно… Тягучая, невыносимая для европейца,  среднеазиатская летняя жара. Незнакомая речь, необычные обычаи  местных людей.  Радуют лишь горы фруктов, зелени, азиатских сладостей  на ярких, душистых рынках.   Красивые, не по-русски,  азиятки с бровями-крыльями вразлёт, длинными чёрными косами,  веером вразбежку  из-под,  вышитых золотом тюбетеек. Только здесь ухают пушки.  Танки скрежещут по асфальту. Трещат выстрелы автоматов в руках, обезумевших от крови и анаши, боевиков. Здесь от души можно поиграть в войнушку.

    Лилась кровь в центре города, лилась в кишлаках.  Обгоревшие трупы совсем молодых ребят валялись на улицах, как ненужный хлам, и никто не убирал их… Старший русский брат, в лице русских военных, должен был положить конец кровопролитию. Вот его для этого сюда и прислали. Василь Василич  ждал назначения генералом. Уже и папаху генеральскую сшил и мундир генеральский был заказан.

    Почти все русскоязычные  уезжали, война немного затихла, и военные вывозили транспортными самолетами свои семьи и имущество. Один из наших друзей, военных, предложил отправить моих детей  - дочь с зятем и внучку до подмосковного военного аэродрома Чкаловский. Сделать это можно было только через Василь Василича, с которым он нас и  познакомил тогда. Василь Василич запросил, в обмен на отправку детей, хорошее азиатское застолье с пловом, араком и жареным барашком. Застолье, как на свадьбу.
   
    -Хай, ладно.
    Сказали мы, и после проводов детей закатили пир на последние копейки. И для Василь Василича, и для нашего друга. Мы согласились с радостью. Во-первых, обрадовались, что дети выберутся из бедлама гражданской войны. Во-вторых, нам казалось, что это наилучший вариант. Ведь поезда не ходили, а гражданские самолеты не летали.

    На этом пиру друзья наши веселились от души, а нам было не до веселья. Оказалось, дети простудились в грузовом самолете. Денег едва хватило, чтобы добраться до Москвы. И как сложится их, дальнейшая жизнь в России было неизвестно. Квартира их осталась, здесь в Душанбе, брошенной, а в России своего жилья не было.

    Провожая гостей за порог квартиры, встретили соседку Фирузу из квартиры напротив. Увидев наших гостей, она вскрикнула, закрыла лицо концом платка и стремительно влетела в свою дверь. Это было очень необычно. Она жена Совминовского  работника отличалась сдержанностью и вежливостью, между прочим, свойственной азиатским женщинам. А тут даже не поздоровалась и не ответила на наши приветствия.

    Спустя некоторое время она позвонила в дверь и попросила извинения за такое необычное поведение и объяснила его тем, что Василь Василич оказался тем, тем самым, главным, который  когда-то весной встретился ей в подвале здания Госплана. Тем самым главным, о котором ходили невероятные слухи.  Она уже успокоилась и сказала,
 
    -Всё же  тогда из  подвала  удалось вызволить сына, благодаря ему…

    Дело было так. Весна 1992 года  в Средней Азии  бурлила народными волнениями. Цвёл миндаль, его нежный запах разливался в воздухе, и не верилось, что вот-вот грянет настоящая кровопролитная война. Толпы народа расположились на двух площадях и противостояли друг другу. Хотя весна только началась, а солнце уже жгло немилосердно. Нам с подругой нравилось, что головы свои они укрывали пилотками, сделанными из нашей газеты.  Мы спешили домой после работы. Боязливо озирались на живой опасный коридор. Молодые ребята стояли вдоль дороги по улицам  с палками, железными арматуринами, прутьями.

    Дома я не застала сына  и решила обзвонить его друзей.  Телефон глючил. В то время это случалось часто на нашей АТС. Поэтому я решила позвонить от соседей напротив. У них телефон был подключен к другой АТС, поэтому  всегда можно было дозвониться. Соседка Фируза доброжелательно позволила мне звонить от нее, но я не успела этого сделать, как прибежала другая соседка и прокричала Фирузе, что её сына Самира схватили какие-то парни и потащили в подвал здания Госплана.
   
    Здание Госплана было одним из приметных. Многоэтажное, из стекла и бетона в центре города.  В блеске его окон многоразово отражалось солнце. Фонтан сверкал бриллиантовыми струями и овевал влажной прохладой. Возле него сразу после постройки назначали свидания.  Но это было.  А теперь фонтан не работал, пыльная и грязная чаша его завалена грудами мусора. Окна здания грустно поблекли, и оказалось, что в нём есть подвал. Про этот подвал ходили страшные слухи, но ни подтвердить, ни опровергнуть их никто не мог. Фируза попросила меня никуда до ее возвращения не уходить и побежала в ту же секунду на выручку сыну.

    Я ждала ее долго. Может быть часа два. Не могла уйти, так как Фируза оставила квартиру открытой. Поискала ключи. Но не нашла и сидела, ждала ее. За это время сын мой вернулся домой и рассказал , что сына Фирузы Самира схватили боевики,  у него нашли кухонный топорик для рубки мяса. Сын мой тоже носил с собой такой же, несмотря на мои строгие запреты. Оправдывался тем, что выходить из дома не вооружившись, было опасно.

    Фируза вернулась с сыном. Опухшее лицо со следами слёз. Втолкнула в дверь сына-подростка. Он был с синяками под глазами, в крови, ссадинами на лице и руках, сильно хромал. Одежда его испачкана и порвана в лохмотья. Плача и возмущаясь, она рассказала о страшной картине, что увидела в подвале.

    Сначала ее туда не пускали охранники. Это были советские солдаты и боевики. Она плача, просила их отпустить сына, которого только что туда привели. Но они не слушали ее и отвечали одно, что отпустить они не могут, это не в их компетенции, так как они здесь только охраняют. Впустить туда в подвал тоже не могут – это запрещено. В это время к ним подошел один знакомый земляк Фирузы. Бросилась к нему, с воплем о помощи. Он велел пустить ее в подвал и посоветовал ей обращаться только к Василь Василичу - полковнику, он там был главным. Что за Василь Василич? Что-то у наших таких имён не было. Как он ее встретит? Почему русские в подвале, ведь распри идут между кланами местной аристократии?  Мысли мелькали у нее в голове, пока она спускалась по лестнице вниз.
    Спустившись,  увидела у стен связанных местных ребят. Они лежали лицом к стене. Руки заломлены назад, пятна крови на одежде и стенах. Поразилась и испугалась  страшно. У нее в голове мелькали ужасные картины расправы с сыном неизвестных злодеев.
Провожающие велели не смотреть, идти быстрей. Перед грязной дверью в крови, ей велели остановиться, и ждать. Один из провожавших вошел в дверь, и она услыхала, как он по-русски просил принять Фирузу, так как она жена видного работника  республики. Ему ответили грубо. Дескать, как раз дети этих "видных" и устраивают беспорядки, но после согласился принять ее.

    Войдя, Фируза увидела избитого сына, сидящего на полу. А за столом военного в камуфляже, без погон. У него было красное жирное лицо и циничная ухмылка. Это был русский. Фируза стала умолять отпустить сына, оправдывая его, что он ни в какие организации не входит. Ему только 13 лет, хоть он и выглядит старше.  Он здесь рядом живет в домах Совмина. Что его отец прибьет, если узнает, что он был с топориком, и вместе с пацанами, на площади.

     Василь Василич упрекал ее, что она не следит за сыном, а еще из семьи, которая в правящей верхушке республики. Отпустить Самира он не хотел, говорил, что надо провести следствие - с кем он был? Кто его направлял? Почему был вооружен? Фируза упала на колени и стала рыдать и просить отпустить сына, уповая на то, что и у него - военного может быть сын, который тоже может попасть в переделку, когда идет война. И что у Самира не то оружие, которое выдавали прямо на площади, а кухонное  орудие обороны. Что ведь в такое время нельзя и из дому выйти без чего-нибудь, что пригодится при обороне.
    Обещала подарки сделать Василь Василичу - отблагодарить его. Обещала задать сыну трепку и никуда его не выпускать. Но тщетны были ее просьбы. Стоя на коленях перед мужчиной Фируза чувствовала, что ему это доставляет удовольствие, и она распласталась на полу, и стала хватать его за ноги и говорить, что никуда отсюда без сына не уйдет. Пыталась целовать его ботинки. Потом сняла с пальцев золотые кольца, трясущимися руками вынула из ушей серьги, засовывала ему в карманы, он как будто сопротивлялся, но всё же оставил их у себя.

    Тут позвонил телефон, и после этого звонка Василь Василич  велел Фирузе забирать сына, и уходить. Самиру посоветовал не попадаться больше. Что ему говорили по телефону и, что он отвечал, она не слышала. Быстро схватила Самира за руки в наручниках и стала выталкивать его из комнаты. На выходе из подвала охранники сняли с него наручники. Вот такую историю она рассказала вернувшись.

    Конечно же, в следующую нашу встречу с Василь Василичем я не преминула сказать ему, что знаю о подвале в здании Госплана. И что я не одобряю его вмешательство в распри. Он страшно разозлился. И без того красное лицо превратилось в багровое. Он тотчас же стал собираться уходить и пенял нашему другу, что тот его познакомил не с «теми людьми».

    Прошло много лет. Василь Василичу дали прекрасную трехкомнатную квартиру  в Ивантеевке. «Генерала ему не дали», но он вывез из войны две «Волги». Одну разбил, другую продал. Теперь он занимается предпринимательством в Москве  – богат. Построил загородный дом –дворец. Ездит на Кадиллаке. У жены Мерс. Так что, пейте водку из рюмки горкой, приговаривая «Чтобы моя жизнь была такой же полной – богатой».