Кукла

Татьяна Лестева

 –  Я не хочу спать, я просто полежу и поговорю с тобой, –  опять попросила Маня.
– Хорошо, полежи спокойно, и давай помолчим, –  ответила я ей.
Но полежать, молча, Маня просто не могла.
–  А когда ты была маленькая, ты играла в куклы?
–  В куклы? Конечно, играла, но позже. А вот когда была маленькая, не играла. У меня просто не было куклы.
–  Как не было? – удивилась Маня. –  Совсем?
–  Да, наверное, совсем. Была же война. Вот если хочешь, я тебе расскажу про первую детскую обиду, связанную с куклой.
–  Ой, расскажи, –  обрадовалась Маня.
Она готова была слушать всё, что угодно, лишь бы не спать днём.
–  Хорошо, слушай. Мы жили тогда в эвакуации в глухой деревушке Мазейка в Липецкой области, куда не заглянула война. Отец был на фронте. Жили в школе, где работала мама, а до призыва в армию мой отец в ней был директором. В этот сентябрьский день 1944 года все были в приподнятом, радостном настроении. Ликовала не только наша семья, но и вся школа, и деревня. Из действующей армии вернулся израненным, больным, но живым мой отец. Близилась победа, и его демобилизовали из армии. Все радовались. И только я стояла в сторонке, молча, обиженная, с надутыми губами, очень грустная.
–  Таня! Папа приехал! – радостно сказала мне сторожиха, жившая, как и мы, в школе.
–  Нет, дядя, –  не согласилась я с ней.
–  Таня, ты посмотри, вспомни, это же твой папа.
–  Нет, дядя, – упрямо повторила я. –  Папа приедет и привезёт мне куклу. А дядя не привёз.
Да, обида была нешуточная. В письмах с фронта отец каждый раз писал, что когда кончится война, он вернётся и привезёт брату машинку, а мне красивую, большую куклу. Он выполнил обещание только наполовину: где-то ему удалось купить машинку для брата, а вот с куклой не получилось. И радость от встречи с отцом сменила детская обида.
–  А ты плакала? Мне тоже было бы обидно, если бы кому-то привезли подарок, а мне нет, – поддержала меня Маня.
–  Я не помню, плакала я или нет. Но откуда же было знать девочке трёх с половиной лет от роду, что шла война настоящая, жестокая, не кукольная.
–  А кукла? У тебя её так и не было?
–  Нет, Маняша, отец выполнил своё обещание. И через пару лет, когда мы уже вернулись домой, привёз мне из Москвы долгожданную куклу. Она была такая красивая! У неё была розовая гуттаперчевая голова с большими васильковыми глазами из-под длинных ресниц, розовые руки и ноги, а вот тельце было мягким на ощупь. Мы с бабушкой сразу сшили ей много новых платьев и шапочек. Какое это было счастье! Первая в жизни кукла, да ещё такая большая!
Но, дети войны, мы не умели играть с ней. Да вокруг и были одни мальчишки: старший брат с ватагой его друзей и двоюродный брат - мой ровесник. Мы играли в войну, в партизан, я была санитаркой, лечили раненых в госпиталях.
И однажды эти противные мальчишки придумали, что кукла ранена, и нужна операция, чтобы спасти ей жизнь. Кто-то взял нож и распорол моей первой кукле животик. Оттуда посыпались опилки. И от её мягкого тельца осталась только разрезанная тряпочка, из которой безжизненно свисали гуттаперчевые ручки и ножки. Вот тут-то я заплакала!
–  Ой! Бедная кукла! – погрустнела Маня.
–  Разочарование мальчишек - продолжила я рассказ. –  Было полным: такого никто не ожидал. Почему-то куклу не починили, и её короткая жизнь бесславно закончилась где-то в чулане за большим бабушкиным сундуком.
–  А потом? У тебя были другие куклы?
–  Потом была мирная жизнь, кукол мне покупали, но запомнилась только первая кукла и первая обида из-за куклы. А ты, Маняша, помнишь свою первую куклу?
–  Первую? – Маня задумалась. –  Нет, не помню. У меня их сейчас… –  Она замолчала, как будто пересчитывала своих кукол. – Я пойду сосчитаю.
Она встала и побежала пересчитывать своих кукол. Считать она уже умела до ста.

Рисунок Татьяны Партиной