Батюшка Дон кн. 4 гл. 3

Вечером 10 декабря в войска пришёл приказ Гитлера «Об освобождении окружённой группировки под Сталинградом».  Он не имел желания выводить 6-ю армию из окружения. Во время полуденного совещания в ставке предупредил Цейтцлера, что отход от Сталинграда невозможен, так как вся летняя кампания тогда теряет смысл. 
Утром 19 декабря части Манштейна после сильной артиллерийской и авиационной подготовки атаковали 51-ю армию. Им удалось прорвать оборону в районе Верхне-Кумской и к пятнадцати часам выйти частями 17-й танковой дивизии к переднему краю обороны 300-й стрелковой дивизии и 98-й стрелковой дивизии 1-го гвардейского стрелкового корпуса РККА.
Хрущёв и Василевский находились в штабе 51-й армии. Василевский попытался дозвониться до Сталина, но Москва не отвечала. Тогда он связался с командующим Донским фронтом генералом Рокоссовским и сообщил, что хочет перебросить 2-ю гвардейскую армию генерала Малиновского, чтобы блокировать наступление Манштейна.
Рокоссовский бурно запротестовал. Ерёменко отдал приказ 4-му механизированному и 13-му танковому корпусам остановить продвижение немецких танковых дивизий. 6-я танковая дивизия противника прошла уже тридцать километров и форсировала реку Аксай. После длительных совещаний в Кремле и напряжённых разговоров с Василевским, Сталин дал разрешение перебросить 2-ю гвардейскую армию на опасный участок.
Обстановка продолжала оставаться напряжённой. 21 декабря противник продолжил наступление в районе Громославки, сосредоточив до полка пехоты и сто танков. Части 98-й стрелковой дивизии к тринадцати часам дня отразили три атаки немцев. Войскам Манштейна оставалось пройти пятьдесят километров до встречи с окружёнными под Сталинградом. Однако судьба армии Паулюса решалась в 125 километрах к северо-западу.
Лучшим способом пресечь попытку 6-й армии прорвать кольцо окружения была блокировка ударной группы генерала Гота. После разгрома 1-го румынского корпуса угроза выхода советских войск в тыл группы войск «Дон» стала реальностью. 22 декабря противник, убедившись в бесполезности атак, начал отводить главные силы на юг, оставив часть сил на рубеже Громославка, Ивановка. Используя обходные маневры, 70-й стрелковый полк РККА в полдень овладел Верхне-Кумским. 7-й танковый корпус вышел на подступы к Котельникову с севера.
1 января 1943года Сталинградский фронт был преобразован в Южный, получив задачу выйти на рубеж Шахты-Новочеркасск-Ростов-Батайск и отрезать вражеским войскам группы армий «А» пути отступления с Северного Кавказа. Донской фронт приступил к завершающей Сталинградскую битву операции «Кольцо». Месяц оставался до полной капитуляции попавшего в капкан зверя, немцам в «котле» ещё предстояло съесть сорок тысяч отощавших румынских лошадей.

 
***
Был день, а всё равно, что стояла глубокая ночь. Постоянно, без остановки несколько часов валил густой снегопад, закрывавший свет.
- Куда ни посмотришь кругом снег! - мучился Иоганн Майер. - Падает, падает, падает без конца…
Спустя полтора месяца после начала окружения положение немцев оказалось на грани катастрофы. Солдат 6-й Армии Вермахта потерял всякую надежду на то, что можно будет снова увидеть далёкий родной дом.
- Самый быстрый способ закончить войну, - вздохнул Майер, - это потерпеть поражение.
- В войне побеждает тот, кто в ней не участвует… - напомнил Ульмер.
В бесконечном бою наступило относительное затишье, и боевые товарищи сидели, согнувшись в окопе в ожидании того, что будет дальше. Франц достал из бумажника фотографии и печально сказал, рассматривая их:
- Это всё что у меня осталось.
- Не говори ерунды! - возразил Иоганн.
Одна неизвестного солдата, а остальные фотографии его семьи и друзей. Иоганн тоже достал открытку с загнутыми краями, на которой был изображён родной Дрезден.
- Может нам повезёт, и мы вернёмся домой? - предположил Майер.
- Ты может быть, а я уже нет…
Неожиданно возобновился ураганный огонь, который возвратил их к действительности. Майер обернулся к напарнику.
- Конец! - в ту же секунду выдохнул Ульмер и замолк.
Безучастно прислонившись к его стенке окопа, он вдруг рухнул. Его колени подогнулись, и тело опустилось, как сдувшийся воздушный шар.
- Франц! - крикнул Иоганн, не веря в происходящее.
Майер с ужасом видел его простреленный насквозь левый глаз, но не мог поверить в страшную правду. У него вырвался пронзительный выкрик. Такой громкий, что возможность подобного крика вряд ли приходила в голову кабинетным учёным, работающим на войну:
- Нет!
Небо, снег, развалины Сталинграда, всё прочее, что сгубило их молодые жизни, закружилось перед ним в безумном танце.
- Я остался один из всего нашего пополнения, - подумал Иоганн.
Ярость потери погнала его вперёд. Он схватил пулемёт, неловко выбрался из окопа и побежал в направлении позиций противника, откуда был сделан роковой выстрел.
- Отомщу вам за друга! - выкрикнул он с перекошенным лицом.
В утренней мгле Майер видел тёмные очертания убегающих людей, и стальной механизм, бешено бивший отдачей от выстрелов по бедру, косил их, как коса траву.
- Ненавижу! - он кричал и бежал дальше, не заботясь о возвращении.
Иоганн стрелял, пока что-то не ударило в его правое плечо.
- Как удар дубины… - отрешённо подумал стрелок.
Шатаясь как пьяный, он повернул назад и доковылял до немецких позиций. Пули роем проносились возле, а тёплая кровь хлестала из рукава.
- Ну, когда же они попадут в меня? - ждал солдат.
Майер упал без сознания рядом с траншеями. Сквозь пелену забытья он смутно видел, как грубые, привыкшие к крестьянскому труду руки ротного санитара перевязали сквозную рану и сделали противостолбнячный укол.
- Эй, ты!.. Ты что, заснул, что ли? - водитель санитарного фургона склонился над ним. - Давай залезай в кузов, ты здесь не один.
Как во сне Иоганн вскарабкался в кузов машины, присоединившись к остальным раненым, которые регулярно прибывали.
- Когда нас повезут в госпиталь? - интересовался один.
Тяжёлый груз будто свешивался с плеча Майера. Он видел, что это его рука, сильно раздутая и страшная. Он не мог шевелить пальцами, вся правая сторона шинели была тёмно-бурого цвета и твёрдая от запекшейся крови.
- Почему я не чувствую боли? - удивился солдат.
Всё представлялось ему нереальным. Иоганн опять отрубился и пришёл в себя только когда увидел главный перевязочный пункт.
- Когда меня доставили сюда? - он схватил за рукав санитара.
- Тебе какая разница?! - отрезал тот и даже не взглянул на раненого.
Походный госпиталь освещал тусклый свет мигавших пугливых ламп, в нём стоял крепко бьющий в нос неприятный запах эфира, пота и гниения.
- Странно, что я чётко различаю запахи... - безразлично подумал Майер.
Гудел усталый дизельный электрогенератор, создавая шумный фон, безразличный к крикам боли, проклятиям, стонам и пронзительным воплям людей с оторванными руками или ногами, с раздробленной челюстью или грудью, с вываливающимися кишками, с обожжёнными лицами.
- Откуда их столько? - горько удивился он.
Среди кошмара стоял высокий бледный хирург в забрызганном кровью прорезиненном длинном халате и хладнокровно орудовал блестящими инструментами так быстро, как только возможно, через минуту кричал:
- Следующий!
Иоганн увидел молодого сержанта с покрытой красными пятнами крови повязкой на голове, который потребовал от всей полной тишины. Даже сосредоточенный хирург оторвался от кровавой работы. Тогда раненный встал с носилок, широко развёл костлявые руки и красиво запел:
- «Германия превыше всего».
Он хотел допеть, но голос оборвался, он рухнул, судорожно всхлипывая.
- Этого не может быть! - он забился на полу в судорогах истерики. - Этого не должно было случиться с нами…
- Успокойтесь сержант! - офицер в меховом пальто, проходя, взглянул на Майера и отрывисто буркнул: - А его возьмите, он может сидеть.
Иоганн едва расслышал странные слова, он временами впадал в упоительное забытьё и плохо представлял, где находился. Внезапно он очнулся, кто-то нетерпеливо тряс его за плечо. Перед ним стоял измождённый на вид высокий хирург и протягивал ему сложенную вчетверо школьную географическую карту.
- Я слышал, вы улетаете последним самолётом, - с натугой произнёс врач, - поэтому прошу передать это моей жене.
- Кто вы? - сипло спросил Майер.
- Я бывший пастор и врач 16-й танковой дивизии Курт Ройбер.
- Зачем вашей жене эта карта?
Средних лет мужчина развернул полотнище с изображение необъятного СССР и перевернул её обратной стороной. На Иоганна в упор смотрели скорбные глаза Богородицы, которая крепко обнимала маленького сына.
- Я нарисовал рисунок в Сталинграде в ночь на 25 декабря 1942 года... - тихо сказал Курт. - Рисовал в землянке, а рядом, в госпитальном бункере, умирали от голода и ран мои бедные однополчане. Когда утром открылась дверь и вошли товарищи, они остановились как вкопанные в благоговейном молчании, поражённые висящей на глиняной стене картиной, под которой горел огонёк на вбитом в земляную стену полене.
- Я слышал об этой иконе, - сказал раненый, лежащий на полу рядом с ними. - У нас в полку солдаты её называли «Сталинградская мадонна».
- Это всего лишь рисунок! - смутился Ройбер.
- Нет! - усмехнулся раненый. - Мне рассказывали солдаты, которые увидели чудесную икону. Весь рождественский праздник для них прошёл под впечатлением от слов, обрамляющих его: свет, любовь и жизнь.
- Но многим это не помогло… - с горечью признался Курт.
- Именно в католическое Рождество, кольцо вокруг нас намертво сомкнулось... - подтвердил заинтересованный Иоганн, - но я обязательно передам этот рисунок вашей жене.
- Спасибо! - поблагодарил врач и отошёл к импровизированному хирургическому столу.
Вскоре раздалась команда загружаться во чрево последнего транспортного самолёта. Чтобы вывести больше людей, их посадили на пол самолёта вплотную.
- Как сардины в банке… - пошутил кто-то.
Лежащих на носилках не грузили, вместо одного уселись трое. В дурном сне наяву Иоганн со своего места видел огненные хвосты ракет, пронзавших чёрное ночное небо, и вспышки там, где «Катюша» ударяла о землю.
- Неужели до сих пор идёт бой? - спросил его сосед.
Ввысь ушли сигнальные красные огни, возвещавшие об очередной атаке, и новые залпы шквального огня артиллерии прогремели, как раскаты погребального грома.
- Человек не в силах выдержать этот ад… - произнёс тот же голос.
Рёв авиационных моторов перекрыл остальные звуки. Самолёт понёсся над утрамбованным снегом с возраставшей скоростью. По слабому покачиванию Иоганн определил, что он натужно оторвался от земли.
- Неужели я улетаю из этого сатанинского места? - изумился Майер и благодарно потерял сознание.
***
5 февраля 1943 года войска Южного фронта РККА включились в Донбасскую наступательную операцию. Против 33-й гвардейской дивизии стояли ненадёжные итальянские части. После обстоятельной артподготовки советские войска легко прорвали колеблющийся фронт и лавиной покатились на юго-запад, в промышленный Донбасс. Немцы поспешно отступали, угоняя с собой военнопленных. Тех, кто падал, пристреливали, их трупы оставались на дороге. Один труп окоченел в странной позе. В обнимку с одиноким придорожным столбом.
- Видно, он из последних сил дотащился до этого столба! - сказал ленинградец Александр Климович. - И, чтобы не упасть, вцепился в него…
- Так его и пристрелили... - буркнул Григорий Шелехов.
На привале Григорий увидел небольшую группу взятых в плен немцев. К ним подошёл молодой красноармеец, совершенно пьяный, в руках у него была бутылка водки. Взгляд его остановился на толстом, белом от волнения немце.
- Пей! - боец протянул ему початую бутылку.
- Не хочу! - жестами объяснил гитлеровец.
- Кому говорю… - он заставил пленного выпить всю бутылку, и тот, чтобы не раздражать доброго победителя, повиновался.
Когда водка была выпита, угощавший заорал:
- Что, вкусная на русской земле водка?
Пленный отшатнулся от него. Красноармеец выстрелил из винтовки немцу прямо в лицо. Голова толстяка лопнула, словно перезрелый арбуз.
- В таких случаях пленным опасно чем-нибудь выделяться из толпы, - сказал с огорчением Климович. - Но хоть выпил перед смертью!
- Пленным вообще быть опасно… - заметил Шелехов и занялся перемоткой портянок.
С 7 февраля красноармейцы, наконец, пересели на американские грузовые автомашины и дальше передвигались с относительным комфортом.
- Вот это жизнь! - сказал Климович, вытягивая стёртые в кровь ноги.
- Зато быстрее попадём в бой… - испортил впечатление Григорий.
После следующей короткой остановки советские бойцы уже погрузились в машину, когда из какого-то укрытия выскочил смуглый итальянец. Он был молод, в зубах зажата сигарета, руки подняты вверх.
- Браво Россия! - театрально выкрикнул он.
Не опуская рук, он подбежал к машине и, улыбаясь, жестами попросил дать прикурить. Паясничеством он хотел расположить к себе суровых русских парней, к которым не чувствовал никакой вражды. Однако один красноармеец почувствовал себя оскорблённым развязностью итальянца.
- Ах ты, гад! - выругался он и вскинул автомат.
Итальянец изменился в лице и, не опуская рук, дёрнулся в сторону, пытаясь спрятаться за борт машины, но короткая очередь достала его, и он мешковато свалился под колёса.
- Готов! - шофёр дал полный газ, и машина два раза ощутимо качнулась, переезжая передними и задними колёсами свежий труп.
Никто в машине не попытался предотвратить убийство, но никто его и не одобрил. Раздались даже осуждающие голоса:
- Ну, зачем ты так?.. Кому надо, разобрались бы с ним...
- Зачем им нужно было прислуживать Гитлеру? - напомнил Александр.
Везущая их машина притормозила. Железная дорога была разрушена, и колонны военнопленных двигались пешком. Немцы неохотно расступались, ведь морозы стояли трескучие, и снега выпало до метра.
- Сколько же их! - удивился кто-то.
Машина ехала по колее мимо бесконечного потока немецких военнопленных. Вдруг в колею без сил упал тощий немец. Водитель остановился и спросил у сидящего рядом капитана:
- Что делать?
- Дави фашиста! - велел он азартно.
Пленный беспомощно барахтался в глубокой колее, потом руки вверх поднял и жалобно закричал:
- Русс, спаси меня!.. У меня дети! - показывая па пальцах, сколько именно - четверо. 
Григорий ловко соскочил из кузова на пружинистый снег. Сначала он замыслил выбросить немца из колеи. Поднял его, а тот уцепился за него, шепчет в лицо:
- Русс солдат, спаси меня! Я погибаю!
Он взял немца, снял с него истрёпанное вшивое тряпьё, вопреки желанию, и посадил в кузов. Под ногами валялся тюк ненужных зимой шинелей. На него накинули сразу несколько. Пленный немного согрелся и что-то забормотал, им непонятное.
- Почему ты ему помогаешь! - удивился Климович.
- А ты почему выжил в колонии? - спросил его Шелехов.
- Благодаря тому громиле…
- Вот и мне тоже когда-то помогли! - ответил бывший заключённый.
Когда они приехали в Михайловку, на площади стояли десятки дымящихся походных кухонь. Шла кормёжка многочисленных пленных. Водитель остановил машину, немец вылез, вынул из кармана красивый футляр и подал Григорию. Он поблагодарил за подарок, и они поехали дальше, а пленный торопливо пошёл к кухням.
- Что там? - торопливо поинтересовался Саша.
В футляре оказалась бритва с набором, на плоскости было выгравировано число:
- 127.
Фамилия и имя немца. На другой стороне было написано, что он награждён ею Гитлером за бои в Югославии.
- Значит он снайпер… - тихо сказал Шелехов.
- Откуда знаешь?
- Обычно они ведут счёт убитым.
 
 
продолжение http://proza.ru/2012/12/21/56