Батюшка Дон кн. 4 гл. 3

Вечером 10 декабря в войска пришёл приказ Гитлера «Об освобождении окружённой группировки под Сталинградом».  Он не имел желания выводить 6-ю армию из окружения. Во время полуденного совещания в ставке предупредил Цейтцлера, что отход от Сталинграда невозможен, так как вся летняя кампания тогда теряет смысл. 
Утром 19 декабря части Манштейна после сильной артиллерийской и авиационной подготовки атаковали 51-ю армию. Им удалось прорвать оборону в районе Верхне-Кумской и к пятнадцати часам выйти частями 17-й танковой дивизии к переднему краю обороны 300-й стрелковой дивизии и 98-й стрелковой дивизии 1-го гвардейского стрелкового корпуса РККА.
Гитлеровские солдаты, находившиеся в «котле», с радостными лицами прислушивались к отдалённой канонаде. Сердца их наполнялись безграничной верой в скорое спасение войсками Манштейна. Однако все попытки противника форсировать реку Мышкова были сорваны.
Стремительное наступление заставило Ерёменко испугаться за судьбу армии, которая удерживала юго-западный сектор «котла». Когда стало известно о наступлении немцев, Хрущёв и Василевский находились в штабе 51-й армии. Василевский попытался дозвониться до Сталина, но Москва не отвечала. Тогда он связался с командующим Донским фронтом генералом Рокоссовским и сообщил, что хочет перебросить 2-ю гвардейскую армию генерала Малиновского, чтобы блокировать наступление Манштейна.
Рокоссовский бурно запротестовал. Ерёменко отдал приказ 4-му механизированному и 13-му танковому корпусам остановить продвижение немецких танковых дивизий. 6-я танковая дивизия противника прошла уже тридцать километров и форсировала реку Аксай. После длительных совещаний в Кремле и напряжённых разговоров с Василевским, Сталин дал разрешение перебросить 2-ю гвардейскую армию на опасный участок.
20 декабря Манштейн неоднократно повторял атаки на этом направлении. Десять «Тигров», впервые появившиеся на Восточном фронте, существенно усилили наступательную мощь танковых войск. Их броня и эффективное вооружение создавало им превосходство над Т-34, поэтому они могли господствовать на поле боя, обеспечивая защиту более слабым танкам. Они подняли наступательный дух, но не оправдали надежд, которые возлагало на них немецкое командование, так как их было недостаточно.
Тяжёлые «Тигры» оказались неуклюжи для мобильной тактики танковой дивизии. Они имели массу, но не лошадиные силы. Приказ, что они не должны попасть в руки врага, сдерживал их применение. При морозах огромный вес создавал опасность соскальзывания на склонах, а для того, чтобы их вытащить, требовалось два «Тигра». 
Обстановка продолжала оставаться напряжённой. 21 декабря противник продолжил наступление в районе Громославки, сосредоточив до полка пехоты и сто танков. Части 98-й стрелковой дивизии к тринадцати часам дня отразили три атаки немцев. Пехота, прорвавшаяся к южной окраине населённого пункта, была отброшена контратакой дивизионного резерва. 
Яростная схватка длилась три дня и стоила больших жертв обеим сторонам. Войскам Манштейна оставалось пройти всего пятьдесят километров до встречи с окружёнными под Сталинградом войсками. Однако последующие события показали, что эти кровопролитные бои имели лишь косвенное отношение к выводу 6-й армии из окружения. Судьба армии Паулюса решалась в 125 километрах к северо-западу.
Сталин понял, что Жуков и Василевский правы. Лучшим способом пресечь попытку 6-й армии прорвать кольцо окружения была блокировка ударной группы генерала Гота. Сталин полностью одобрил план операции «Малый Сатурн» и дал согласие на некоторую отсрочку наступления.
Суть это плана состояла в том, чтобы смять 8-ю итальянскую армию и выйти на линию реки Чир. После полного разгрома 1-го румынского корпуса угроза выхода советских войск в тыл группы войск «Дон» стала реальностью. 22 декабря противник, убедившись в бесполезности атак, начал отводить главные силы на юг, оставив часть сил на рубеже Громославка, Ивановка. Используя обходные маневры, 70-й стрелковый полк РККА в полдень овладел Верхне-Кумским. В это время 7-й танковый корпус вышел на подступы к Котельникову с севера.
Командир корпуса решил силами 33-й гвардейской стрелковой дивизией нанести удар на Котельниково со стороны Нижне-Яблочного. Атака началась в четыре часа утра 29 декабря с артиллерийской подготовки. Под прикрытием мрака советские части ворвались в город с запада. Разгром котельниковской группировки немцев означал, что попытка германского командования выручить окружённые войска потерпела полный крах. Линия внешнего фронта окружения войск проходила теперь в двухстах километрах от Сталинграда.
1 января 1943года Сталинградский фронт был преобразован в Южный, получив задачу выйти на рубеж Шахты-Новочеркасск-Ростов-Батайск и отрезать вражеским войскам группы армий «А» пути отступления с Северного Кавказа. Донской фронт приступил к завершающей Сталинградскую битву операции «Кольцо». Месяц оставался до полной капитуляции попавшего в капкан зверя, немцам в «котле» ещё предстояло съесть сорок тысяч отощавших румынских лошадей.

***
Наутро, после сильного обстрела, немцы нагло полезли вперёд в сопровождении десятков тяжёлых танков. Необстрелянная пехота из последнего пополнения испуганно побежала. Пока Серёжка Соколов матом и прикладом автомата приводил в чувство струсивших пехотинцев, Григорий Шелехов залёг за трофейный пулемёт и стал отпугивать наступающих «гансов».
- Иначе сомнут нас! - сразу понял Григорий.
Один танк подбила удачно тяжёлая артиллерия, стрелявшая из глубокого тыла. Второй сожгли пушкари подполковника. Третий остановил Пашка Балашкин ловко швырнувший из лисьей норы противотанковую гранату. Остальные монстры испуганно попятились назад. Подобная карусель продолжалась три дня. Затем бои постепенно утихли.
- Инцидент, как говорится, исчерпан, - пошутил мосластый сержант, прибившийся к их отделению.
- Раньше немец пёр активнее...
Перед этим взвод потерял Балашкина. Перебегали они из траншеи в траншею по открытому месту. Григорий выскочил первым, перелетел огромными прыжками опасную зону и камнем упал в спасительное укрытие. Второй красноармеец рванул за ним. Выскочил и Пашка, но под ним грохнул снаряд.
- Пучок осколков сразил паренька, - грустно сказал сержант Коровин, рассматривая останки, - можно сказать, на лету.
- Словно заряд дроби птицу…
Они разговаривали, стоя на небольшом бугорке. Шелехов взял трофейный бинокль и, оглядев пространство, над которым шла непрерывная пальба, ужаснулся:
- Чёрное, выжженное «катюшами» и немецкими шестиствольными миномётами поле сплошь усеяно телами.
- Наших много?
- Трудно разобрать - чьих больше, наших аль немецких.
- Часом раньше я видел, как по балке, где находились огневые позиция миномётной роты, бесконечной, непрерывной вереницей тянулись раненые с передовой... - задумчиво сказал стоящий рядом Коровин. - Давит подлец!
- Они и зараз там идут. - Григорий в бинокль чётко видел лица солдат.
Грязь и кровь, перемешавшись, сделали повязки на ранах тёмно-бурыми, такими же были лица людей, только что вырвавшихся из ада и не вполне поверивших в спасение.
- Они напоминают мне снегирей на снегу! - сообщил он товарищу.
Большую часть раненых, ковылявших по свободной от снега балке, не успели перевязать, кровь не запеклась, а струилась по грязным, сумрачным, озлоблено-ожесточённым, отрешённым от всего лицам.
- Лица раненых всегда становятся серыми, - сказал Шелехов, глядя на шедших мимо них в тыл, - они напоминают контуженных, вырытых после разрыва снаряда из-под земли.
- Видать впереди приходится не сладко…
Немцы начали плановый отход. Полк неуверенно двинулся за ними. Там, где они шли, повсюду торчали разбитые танки и пушки по обочинам. Девушки-регулировщицы деловито махали красными флажками. Густая снежная пыль кружилась в воздухе, проникая в уши, ноздри и глаза.
- Когда же это всё закончится? - чихнул болезненный Коровин.
В проезжавшем прицепе со снарядами, разведчик, закуривая, вместе с кисетом вырвал кольцо гранаты, находившейся в кармане. Шелехов услышал характерный хлопок запала, шарахнулся в сторону, ахнул взрыв. Ранило пятерых и виновника события. Ему совершенно выворотило бедро.
- Счастье, что не взорвались снаряды, иначе был бы грандиозный фейерверк! - обрадовались отхлынувшие солдаты.
- И нам бы досталось…
На оживленном перекрестке трёх дорог, забитом машинами, повозками, пушками и пешеходами, общее внимание привлёк радостный молодецкий хохот. В центре толпы лежал на животе труп здоровенного немца. Штаны его были спущены, а в заднице торчал красный флажок, полотнище которого весело развевалось на ветру.
- Хороший указатель на Берлин! - сказал кто-то сзади.
Южней началось главное наступление советских войск. Пехоте приказали сесть на заиндевелые танки, а те, кто не поместился, должны были снять шинели и полушубки, чтобы бегом не отстать от бронированных машин. Но снимать отличный полушубок Григорий не захотел.
- Помню, как летом мы оставили перед атакой свои шмотки, а когда вернулись, я нашёл вместо новой шинели грязную рвань, - напомнил он сержанту Коровину. - Какая-то сволочь успела подменить её.
- До чего же низка и подла человеческая натура!.. Смерть смотрит в глаза, а всё же хоть маленько, да надо украсть у ближнего!
Но летом без шинели обойтись можно, а зимой, в мороз, терять тёплый полушубок глупо. Шелехов нашёл большой кусок листового железа, остатки крыши разрушенного дома, загнул его край, приделал толстую верёвку и зацепил её за танк.
- Будем мчаться как ветер, - импровизированные сани были готовы.
- А нас не сдует? - засомневался сержант.
- А ты держись крепче…
Бойцы поместились на них со всем имуществом, оружием и тяжёлыми радиостанциями. И в полушубках.
- На дармовщинку чужое имущество сладкое… - бурчал Григорий.
Артподготовка была мощной. Она подавила сопротивление передовых немецких отрядов. Танки и пехота преодолели небольшую речку, вошли в расположение немцев, а затем быстро проскочили несколько километров до Котельниково и ворвались туда.
- Наша очередь наступать, - радовался усатый напарник.
- Сколько можно отступать?
Вслед за танком они неслись на импровизированных санях, как на лихой тройке, только ветер свистел в ушах. На краю городка находилось двухэтажное каменное здание школы.
- Там располагается штаб немецкого полка! - крикнул потный взводный.
Красноармейцы оказались там, когда вражеский полковник степенно выходил из дверей, натягивая перчатки, и собирался сесть в легковую машину, чтобы удрать в тыл.
- Не упустите жирного борова! - радовались они трофею.
- От нас не уйдёт…
Немец рассчитывал, что всё будет происходить по обычному распорядку: передовые войска перебьют русских, задержат их надолго и отступать надо будет гораздо позже.
- На этот раз всё случилось иначе, - весело засмеялся Шелехов, - мы оказались тут как тут.
- Не всё коту масленица! - согласился довольный сержант.
Озлобленная пехота прикончила полковника, и начальство дивизии охотно забрало автомобиль марки «Опель-Адмирал».
- Победа оказалась неожиданной и быстрой. - Григорий отцепился от танка и пошёл вслед за наступающими.
Вечерело. Заснеженная дикая степь, поросшая высокой сухой травой, лежала за спиной. Изредка постреливали пушки и миномёты.
- Странно, - сказал красноармеец. - Немцы могли бы засесть крепко.
Они шли по рваным следам танковых гусениц, ясно отпечатавшихся на плотном снегу. Изредка встречались пустые гильзы прожорливых танковых пушек, выброшенные из задымленных башен. В свежей воронке лежал труп советского солдата, живот его был распорот и раскрыт, словно бабушкин сундук с откинутой крышкой.
- Интересно, - удивился незнакомый боец, - видны все внутренности, как на анатомическом муляже: кишечник, печень, желудок.
- Недавно на фронте? - грозно спросил Шелехов.
- Первый бой.
- Чего там интересного, - недовольно встрял Коровин, - одно дерьмо…
Неподалеку от центра города они встретили обожжённого танкиста, с которым расстались совсем недавно. Он шёл им на встречу весь чёрный от гари и, узнав своих недавних наездников, чересчур громко сказал:
- Танк, гады, сожгли, и весь экипаж погиб.
- А ты как уцелел?
- Выскочил через нижний люк… - ответил он.
В руках танкист держал вытащенный из горящей машины неуклюжий автомат «Томпсон», которые входили в комплектацию американских танков и бронемашин. У советских солдат эти пистолеты-пулемёты не пользовались большой популярностью из-за большой массы, и малой прицельной дальности стрельбы.
- От нашего батальона 5-й механизированного корпуса не осталось ни одной машины! - признался он задыхаясь.
- А как вы здесь оказались? - спросил удивлённый Григорий.
- Некоторые наши части подчинили 7-му танковому корпусу…
- Тогда ясно!.. Возьми, покури.
- Благодарствую!
Дрожащими пальцами танкист взял предложенную цигарку, нервно затянулся, помахал на прощание рукой и, шатаясь, словно изрядно пьяный человек отправился в тыл.
 

***
После окружения армии Паулюса под Сталинградом штрафной батальон майора Калмыкова был отведён на кратковременный отдых в сторону Воронежа. Перед этим комбат попал в неприятную ситуацию.
- За моими орлами нужен глаз да глаз! - неоднократно убеждался он.
В канун двадцатьпятой годовщины Октябрьской революции праздника штрафникам для «согреву» выдали по сто граммов водки.
- Всё-таки круглая дата, - согласился с распоряжеием штаба непьёщий майор.
Народ согрелся и повеселел, но решил добавить.
- Что это для взрослых мужиков жалкая норма? - прикинули они. 
Решили послать гонца. Бывший вор умудрился подобраться к немецким окопам и вбить в бруствер что-то вроде лебёдки. После этого на круговой веревке передали «фрицам» записку:
- Мы вам валенки, вы нам шнапс!
Затем отправили её немцам вместе с первым валенком. Немцы мёрзли, и валенки им были нужны. Вслед за первой посылкой пришёл ответ - бутылка шнапса. Взаимовыгодный тайный обмен продолжался больше месяца.
- Операция закончилась полным успехом… доложили Калмыкову. - Разулась вся рота!
Как предписывал план политработы, поздравить с Новым годом бойцов прибыл полковник Вольский. От увиденной картины он обомлел - штрафники вповалку спали на дне окопов в ботинках с обмотками.
- А мороз тридцать градусов! - возмутился комдив.
Над траншеей стоял перегарный дух. Речь полковника была короткой, но ёмкой. Угрожал расстрелять всех, кто вступил в сговор с врагом.
- Вашу мать! - чтобы вернуть валенки он дал полчаса.
Воодушевлённые пьяные штрафники без всяких криков, молча пошли на позиции немцев. Без единого выстрела с ножами в руках заняли немецкие окопы, набив морды тем, кто не хотел расставаться с валенками. Прихватили оставшийся шнапс и опохмелились.
- И никого не зарезали? - не поверил Вольский.
- Стыдно было… - пояснил майор.
Целую неделю немецкий репродуктор орал:
- Рус швайн, отдай шнапс!
Затем немцы сдались в плен, а штрафной батальон отвели в тыл. Спустя неделю, на его командный пункт поступил звонок от комдива:
- Калмыков, завтра в полдень буду у тебя с генералом Артюшенко!
- Чем обязан?
- Смотр проводить… И гляди, что не так, он бьёт в ухо! - засмеялся полковник.
- С таким сойдёмся характерами, - бодро ответил майор, но сам затосковал.
Генерал был известен тем, что имел несдержанный характер и свирепый нрав. Летом сорок второго года огласили его приказ по дивизии:
- «Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю ходить так: военный шаг - аршин. Ускоренный - полтора, так и нажимать».
Ближе к зиме он разродился новым бессмертным творением:
- «Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцами и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом!»
На следующий день батальон был к назначенному часу выстроен по лесной дороге, утоптанной прибывшим контингентом. Впереди стояла офицерская рота. За ней уголовники из лагерей. Последняя рота - пулемётчики, тоже из офицеров. Замыкающие - рота «басмачей», хитрых жителей Средней Азии.
- Внимание! - время от времени предупреждал Калмыков.
Стояли часа полтора, высокое начальство не появлялось. Наконец из лесной просеки появилась щегольская кошевка, которую нёс строевой вороной, в белых чулках, рысак. Из неё вышли комдив и генерал.
- Где у тебя туалет? - первым делом спросил бледный Вольский. - Мы с генералом что-то не то съели…
На отшибе временного лагеря силами вверенных бойцов у комбата был выстроен туалет на четыре посадочных места. Когда строили, затейник из «блатных» штрафников сделал все дырки в форме карточных мастей. Туда и отвёл майор дорогих гостей. Вдруг оттуда выбежал с перекошенным лицом комдив Вольский и громко спросил:
- Ты видел, что у тебя в туалете?
- Видел, - весело ответил Калмыков. - Нарезанная газета висит на гвозде и пол хлоркой присыпан.
Полковник сделал страшное лицо и сказал:
- Там у тебя крайнее очко в форме фашистского железного креста!.. А генерал как раз на него сел...
Особисты замерли как гончие, попахивало военным трибуналом.
- Туалет лицо командира батальона! - прошипел полковник.
Калмыков мысленно готовил речь об отличиях крестовой масти от фашистской награды, хотя понимал, что в данном случае это объяснение не пройдёт. Ситуацию спас один неизвестный штрафник, по виду отпетый уголовник. Худой, сутулый, он слышал про крест и мимоходом бросил:
- Так мы ж не молимся на него…
Ржали все, даже генерал. С посвежевшими лицами они остановились перед строем. Калмыков дал команду:
- Батальон, смир-рно! Равнение на - средину! - и чеканя шаг с рукой у виска, от строя прямо к генералу Артюшенко, высокому и молодому, не так давно произведённому из полковников.
Доложил строго, звонко, точно по уставу, ни задоринки, ни «пылинки». 
- Слава богу, пронесло! - подумал он. - Вижу, генералу понравилось.
Вольский усмехнулся. Он был невысок ростом. Стояли они с генералом, будто Паташон с Патом. Артюшенко пошёл вдоль строя, майор следом.
- Один басмач ночью заснул у костра и сжёг полы полушубка, - волновался он. - Лишь бы не вылез на глаза…
Его поставили в четвёртый ряд, а он вдруг оказался в первом. 
- Какой чёрт тебя вытащил! - шикнул на него командир. - Три шага назад!.. Чтоб скрылся с переднего ряда!
Артюшенко от его вида дико захохотал:
- Ну ладно... Давай - маршем пройди.
Калмыков скомандовал своим орлам, командирам рот:
- Шагом марш! Руби ногой!   
Но, кругом снег, идут в валенках, рубить нечем. Разжалованные русские офицеры хорошо прошли. Одесские уголовники, которые пришли на смену питерским ворам, топали за ними следом.
- Ничего идут… - заметил Вольский.
Потом пошли «басмачи». Все такие неуклюжие, малорослые.
- Может быть, бандиты они хорошие, а вояки никакие… - тихо сказал генерал. - Это только в кино их героями показывают.
- Так точно! - согласился комдив.
В интервал между ротами выскочили вперёд человек пять «басмачей» и пляшут какую-то национальную «увертюру», закричали дико:
- Ла-ла-ла.
Артюшенко захохотал, сколько было духу, и махнул рукой:
- Проехали!.. Завтра отправляетесь на передовую.
Пополнив личный состав и проведя ускоренное обучение, батальон вновь выдвинулся на фронт.
- Главная задача, - инструктировал Калмыков командиров, - обеспечить полное сохранение всего личного состава! Следите за ними в оба глаза.
- Сделаем, как положено…
- И чтобы на марше шуточек не было!
- Каких?
- Мы из школы баянистов, - пояснил комбат, - нам всё можно!
Командиры рот довольно заржали, они сами частенько так шутили, расшифровывая аббревиатуру ШБ. Калмыков знал, что они позволяли себе вольности. Накануне им надо было ехать куда-то, а попутные машины не останавливались. Один взял пистолет и выстрелил по колёсам. Выскочил майор и заорал угрозы:
- Да я тебя в «штрафной» упеку!
- А я уже там… - ухмылялись штрафники.
Кто по приговору военных трибуналов получил десять лет лишения свободы, заключение заменялось тремя месяцами штрафбата, до восьми лет - двумя месяцами, до пяти лет - месяцем.
- За подвиг буду отпускать вчистую, - предупреждал новичков комбат.
Бойцов награждали орденом Славы, но офицеры-штрафники, неохотно получали солдатский орден. Когда человек, восстановленный в звании и должности, возвращался служить в воинские части, у сослуживцев сразу возникал вопрос:
- Откуда у офицера солдатский орден? Ага, штрафбат…
 
 
продолжение http://proza.ru/2012/12/21/56