Баба Шура

Кто-то толкнул в плечо, ощутимо до боли. И баба Шура открыла глаза. Муж стоял прямо над ней, ухмыляясь.
- Дрыхнешь, старая? А я вот пришел, и голодный, между прочим.
Баба Шура несколько раз тряхнула головой, чтобы проснуться до конца. Пришел, значит. Голодный. Она встала, накинула свой выцветший халат и побрела в кухню. Раз пришел, значит надо ужин подавать.
За окном было темно. И чего спрашивается до утра с едой не подождать? Ладно, уж!
И она стала собирать на стол. Ужин был не бог весть какой, борщ и немного жареной картошки. Но дед Иван уплетал его за обе щеки.
Пока ел, он несколько раз выразительно глянул на супругу. И она все поняла. Достала бутылку, и налила стопочку. Остаграмившись, дед Иван повеселел, сходил в коридор за баяном и стал наигрывать «Ой мороз, мороз».
- Ну что же ты – подпевай! – прикрикнул он на жену.
И та затянула знакомую с детства песню. Спать ей уже не хотелось. А чего спать? Муж вон довольный. Все спокойно. Можно и попеть. А спать – она и днем поспит, если что.
Через какое-то время муж засуетился.
- Ладно, старая, мне пора.
- Как пора? – обомлела баба Шура. – Куда это ты посредь ночи?
- Какое посредь ночи! Скоро петухи запоют, светать начнет. На работу опоздаю. Ночью вернусь, работы много.
И он чуть ли не опрометью выскочил в дверь.
Баба Шура только плечами пожала. Это ж надо – столько работы в колхозе, что от темна и до темна. Ладно, пущай работает! Она одобрительно кивнула собственным мыслям, налила в таз воды, и   принялась мыть посуду. Покончив с ней, и расставив все по местам, взяла ведро. Старый не ошибся – уже вовсю кричали петухи, и чуть светлело небо. Скоро рассвет. Пора доить корову.
… Муж пришел, когда уже вовсю было темно.  Баба Шура не ложилась, ждала. Как только Иван вошел, она сразу повела его в кухню, и принялась накрывать на стол.
- Вот, я тебе лапшички сготовила, курочку зарубила. – потчевала она супруга, и на всякий случай приглядывалась – в каком он настроении. Настроение было, похоже, отличным. Дед аж щурился от удовольствия.
- Как работалось? – спросила она, чтобы до конца удостоверится.
- Да все нормально, - ухмылялся дед.
Но неожиданно покрутил головой.
- Ты вот что … Ты того – свет выруби. Ни к чему он. Я и так хорошо вижу.
- Так я не вижу. Еще тарелку мимо стола поставлю – воспротивилась новой блажи супруга баба  Шура.
- А ты в коридорчике его зажги. И баян притащи. Играть буду.
Попев песен, супруг вновь еще до рассвета собрался на работу. И бросил на ходу привычное – жди, ночью приду!
… На следующую ночь все повторилось. Дед Иван пел гречневой каши с молоком, выпил стопарик и взял баян. Он был доволен и сыт. И баба Шура отважилась.
- Иван.. как же так. … Вот я же помню, тебя похоронили неделю назад.
Она с опаской глянула на мужа. Нет, сидит спокойно, и даже кулаки не сжал.
- Да нет, не похоронили. … - Дед Иван даже и не смутился и на задумался.
- Да ведь вся деревня на похоронах была, и сын из района приехал.
- Деревня значит… ну и хорошо. Только зря пришли. Не меня похоронили.
- Как не тебя? – от этих слов баба Шура так и плюхнулась на табуретку, где стояла.
Да кого же тогда? Мы же уже тебя и помянули…
- Ну, раз помянули, значит, еще дольше проживу. Не меня похоронили, говорю тебе. Не меня. Другого кого-то. Так надо было.
- Да кому надо было?
- Кому-кому. Вот кому – дед задрал указательный палец в трещину на потолке. –
- А это кто? – и баба Шура тоже подняла вверх указательный палец.
- А это органы. Оч-ч-чень серьезные органы. Так что советую язык за зубами держать. А то попадешь в очень серьезный переплет. – Дед грозно глянул, и для убедительности поднес кулак к носу супруги. – У меня особой важности задание. Так что помалкивай лучше, курица.
Баба Шура часто закивала. Ответ ее вполне устраивал. Конечно, странно, что может быть нужно КГБ от простого колхозника, но на то оно и КГБ, чтобы знать что ему нужно. И лучше уж действительно молчать. А то окажешься на старости лет там, где Макар телят не гонял. И раз уж они решили выдать ее муженька за мертвого, значит, так и надо.
У нее отлегло от сердца, и только теперь она поняла, как же была напугана. Хотя она все-таки с самого начала знала, что муж живой, разве может мертвец так на еду налегать? Так что теперь она на законных основаниях расслабилась и затянула – «Ой, цветет калина»…
Прошло несколько недель. Дед Иван все так же навещал жену по ночам. И та уже не задавала вопросов. Ее вполне устраивали его ночные визиты. Тем более, что особое задание сделало мужа куда более  смирным. Еще бы – понимает, что если напьется и начнет буянить, КГБ-эшники не поймут. Поэтому и пьет куда меньше. Зато мужская прыть к нему вернулась вновь, и часто после застолья он проходил к ней в спальню. Не так уж и плохо так резвиться, хотя и не по-возрасту. Зато очень полезно для здоровья. Вот она уже и похудела, и лицо сейчас бледнее стало, прям  как у аристократки в кино. Баба Шура взгляну на себя в зеркало, и удовлетворенно кивнула. Нет, все-таки хорошо, что никто ничего не знает. Но радовалась она рано. 
Очень скоро она поняла – знают. По крайней мере один человек не только  знал, но и отваживался заговорить об этом.  Это была соседка, баба Тоня.
Она остановила бабу Шуру прямо у ворот.
- Ой, Шурочка, как давно я тебя не видела. Что-то ты бледная, и похудела. Не болеешь?
- Не болею.
Бабе Шуре очень хотелось побыстрее отделаться от кумушки. Но это было бы чревато сплетнями, которые как тараканы быстро расползутся по деревне. Так что приходилось с терпением отвечать на праздные вопросы.
- Уж ты мне поверь, я зря не скажу, ты очень похудела. И ночами не спишь, видно бессонница мучает, я же видела, как у тебя свет горит.
- Ну, какая бессонница. Я просто так свет зажигаю, да и сплю с ним. Неуютно в темноте мне.
- Не уютно? А может, видала чего?
- Ну чего я видала? Ничего не видала. Говорю же неуютно. Вот отойду от похорон, тогда не буду зря электричество жечь.
- Ну что ты сердишься-то зря? Разве мы столько времени зря рядом  прожили? Мы ж, соседи, уже как родные. Я же переживаю за тебя. Ты же уже в возрасте,  здоровье уже не то. Мало ли. Ты бы хоть в гости пригласила, посидели бы с тобой, помянули бы Ивана.
- Ой, не буду я его водкой поминать. А то совсем на том свете ей зальется.
И баба Шура сделала решительный шаг вперед. Увы, баба Тоня тоже была не промах, и так ловко развернулась боком, что опять загородила проход.
- А ты бы все ж ночами-то поаккуратнее…
- Чего?
- Я говорю – ты бы поаккуратнее ночами. А то такое бывает.
- А я аккуратно. Я двери запираю, и окна, если что.  Так что никто не залезет. Я и сама знаю, что одна живу.
- Окна-то ты запираешь, но зато баян у тебя по ночам играет. А я  не спала, вышла, в окно глянула,  а у тебя там мужик на нем наяривает.
Баба Шура ошалела. Еще чего не хватало – на восьмом десятке гулящей по селу ославят. Вот сволочь-то!
- Ты милая, видать во сне ходишь, а пока ходишь, сны видишь. Ну, какой мужик? Да по ночам? Мне сколько? Постыдилась бы на меня наговаривать. Я отродясь шлюхой не была. Да если бы на старости лет и захотела налево податься, то моему кавалеру не на баяне уже играть,  а в койке лежать в самый раз. Мне 72, а ему-то по-хорошему под 80 должно быть.
- А я и не говорю, что ты гулящая. Я ведь тебя с твоим мужем покойным видела. Что я – Ваньку не узнаю, что ли? Вот поэтому за тебя сейчас и беспокоюсь. Очень плохо, когда мертвый к живому ходит. От этого помирают. А ты вон уже какая бледная. Залюбит он тебя до смерти.
- Да ты что мелешь? Пить что ли начала? Какой еще мертвый ко мне ходит? Ты хоть и четыре класса, а в школе проучилась. Телевизор тоже дома есть, смотришь. Знаешь, что такого не бывает. Или может ты сама заболела? Мерещится всякое? Так иди к врачу, в самый раз будет.
И уже решительно отстранив бабу Тоню, баба Шура  вошла во двор. Захлопнула калитку, и постояла, прислушиваясь – ушла или нет? А то вдруг начнет еще стучать, чего-нибудь выдумает, чтоб разузнать, что ей не положено. Надо будет тогда срочно отпор давать, только вот как? Но было тихо, соседка ушла. Можно было заходить в дом.
Дома она первым делом достала корвалол, и накапала себе тридцать капель. Еще чего не хватало! Из-за дуры любопытной у нее теперь будут неприятности, и еще неизвестно какие. Да и не только у нее, а и у детей и внуков. Вот дурак Иван! И чего гэбисты в нем нашли? А то в колхозе кого поумнее нельзя было найти за мертвеца выдавать? Он им всю их операцию завалит, за милую душу. В банде Махно ему служить надо было, а не на спецзадании. Как на побывку домой, так за баян и водку. Придурок. Нешто не понимает, что с гэбистами не шутят?
При всей своей сговорчивости, за детей и внуков баба Шура всегда стояла горой. Так что головомойка деда ждала ночью отменная.
- Да ничего они мне не сделают, гэбисты. Они ж знают, что я у тебя. Да и нужон я им.
- Ага, нужон. По свиньям незаменимый специалист. Таких как ты полсела. Знаешь, что Сталин говорил – нет человека, нет проблемы? Надо было хоть телевизор смотреть, фильмы. Про войну.
- Так это он про Гитлера.
- А не только. Вообще про всякого врага и вредителя. Вот ты сейчас и получаешься самый первый враг и вредитель родной страны. И поступят они с тобой соответственно. А заодно и со мной. И детями!
И баба Шура навзрыд заплакала. Дед Иван крякнул от неожиданности и почесал затылок А баба Шура продолжала отвоевывать новые позиции
- Они-то знают, что ты у меня, так нешто для того тебе сюда приходить разрешают, чтобы тут концерты по ночам на все село закатывал? Ты ж им все дело спаскудишь, олух старый. Как поймут, какой ты дурак, так и примут к тебе соответствующие меры! И ко всем нам тоже! Соответствующие!
- Тогда может того – ставни закрывать будем? – предложил дед. Как затемнение?
- Какие ставни? Отродясь не закрывали, а теперь будем? Чтобы еще больше языками люди трепать начали, да еще участковый прибежал с проверкой? Наверняка скажут, что я самогон гоню, по ночам, да тут же и продаю. Ты этого хочешь? Нешто про сухой закон забыл?
Дед Иван мрачнел все больше. Ему оставалось только признать, что старуха права – разговоров будет полно. И ему от этих разговоров не поздоровится.
А баба Шура уже принялась улещать.
- Ну, зачем тебе эта музыка? Вот отпустят тебя гэбисты, и играй себе на здоровье. А пока так, поешь, выпей, а дальше так посидим, поговорим. Только я уж света зажигать не буду. И лучше стол буду не здесь, на кухне, а в пустой комнате накрывать. Там окон нет, никто не увидит.
Но принятых мер безопасности оказалось мало. Всего-то и трех дней не прошло, а бабу Шуру уже стали останавливать любопытные, да расспрашивать что да как. Но баба Шура держалась стойко. Вспомнив комсомольскую молодость, она четко советовала им не быть отсталыми мракобесами, не слушать всякой ерунды, которую распространяют те, кому давно к врачу пора, головушку подлечить. Пара кумушек попыталась поймать ее на том, что они лично видели у нее покойного мужа ночью. Но баба Шура и тут нашлась.
- Врете мне в глаза, и не краснеете. Если бы вы у меня под окошками ошивались, я бы вас услышала, сон у меня чуткий. А не я, так Тузик мой вас бы узнал, да прогнал. Он у меня озорной, в ногу вцепится, и не ахнешь.  …
Прошла еще пара дней, и в калитку к ней постучалась баба Тоня.
- Ой, ты уж запусти меня, соседушка   - принялась она громко причитать, как будто кто-то умер.
Баба Шура посторонилась, и баба Тоня юркнула в дом. Там она сразу же окинула цепким взглядом веранду. И присела возле стола.
- Запыхалась я, чайком угости.
Баба Шура налила чай. И подвинула к соседке чашку с голубенькими цветочками.
- Что случилось-то у тебя?
- А я вот сейчас, сейчас из церковки иду. Вот водички святой взяла. Тебе вот.
Она суетливо полезла в сумку, и достала литровую банку.
- Какую еще святую водичку?
- Так с церкви. У батюшки взяла. Ты ей вокруг побрызгаешь, да от мертвяка-то и избавишься. Ты на меня-то так не гляди. Со мной что было-то,  ужас! Ко мен вчера Ванька твой покойный приходил. Я глаза открываю, а он в углу стоит. Да так злобно смотрит. Я у него спрашиваю – чего тебе, Иван? А он молчит. А потом ко мне подошел да наклонился…
- Хорош врать-то – резко перебила баба Шура. – Или крыша поехала, или тебе что надо, корысть какую имеешь? Так не надейся. Хватит про меня сплетать по всей деревне. Надоело. Я в милицию на тебя напишу, тебя посадят.
- Ой, Шура, ты чего? Я же тебе добра желаю. Ты вон возьми водичку, да побрызгай. А то задавит тебя мертвец. И в церковь сходи, батюшка молебен за тебя отслужит. Я вот сходила, помолилась.
- Да хоть лоб себе расшиби. А про меня сплетничать больше не моги, надоела. В милицию напишу. Как тебя, дуру старую, еще люди слушают.
- Да я же за тебе переживаю! Что ты мне такое говоришь?
- А может, ты меня тут на испуг взять хочешь? Пугаешь, ходишь, а потом я со страху чего ночью почудится,  и помру. А ты мой дом на своего сына переведешь? Так я и напишу что ты мошенница. Что деньги у меня выманиваешь. Не надейся. У меня свои дети есть. Тебе ни гроша не достанется. Я все так припрячу, что шариться у меня будете, а не найдете.
- Да ты с ума сошла, на меня такое наговаривать!
- Я сошла? Это ты мне тут про ходячих мертвецов рассказываешь, а я сошла? Ну-ка, давай, вали отсюда, аферистка!
Разумеется, баба Тоня ушла, куда ей было деваться! Но при этом она все голосила, пытаясь образумить соседку.
Баба Шура долго разглядывала банку со святой водой. Обрызгать что ли? Да только зачем? Ладно, пусть стоит. Может когда пригодится. Жалко, конечно, что с Тоней так вышло, но лучше уж так, чем на Колыму.  Пусть Тоня как хочет на нее обижается, по-другому никак нельзя. Да и помирятся они потом с Тоней,  как кончится у старика его дурацкое спецзадание. Главное, чтобы Тоня унялась.
Однако Тоня не унималась. Как только они где-нибудь пересекались, она начинала подкатывать к бабе Шуре с предложениями сходить в церковь. Но теперь баба Шура могла молча проходить мимо нее на правах ссоры. Однако баба Тоня нашла себе группу поддержки из еще нескольких старух. Все они охали при встрече, все жалостливо спрашивали, чего она так похудела, и тоже намекали на церковь.
И баба Шура пошла в церковь. Своего священника в их селе не было, приезжал по воскресеньям и праздникам назначенец из города. Вот  к нему баба Шура и пошла.
Как только она вошла в церковный двор, то ее сразу заприметила баба Тоня с подружками. Они окружили ее, приговаривая
- Пришла? Вот и хорошо, сейчас к батюшке пойдем, он тебе поможет.
- Вот и хорошо, ведите меня к батюшке! – охотно согласилась баба Шура на помощь провожатых.
Искать попа было не сложно, и дворик у церкви маленький, и сама она крошечная.  Так что батюшку отловили возле колонки, окружили и стали объяснять ситуацию.
Поп оказался молодым еще человеком, не старше 40. Но борода у него была знатная.  И брюхо тоже, как отметила баба Шура недобрым взглядом.
- Вот батюшка, это та самая соседка моя, к которой муж-покойник ходит – засуетилась как всегда баба Тоня.
- То не покойник, то бес – солидно отозвался поп – расскажи мне, дщерь моя, как давно тебя бесы искушают?
- Никакие бесы меня не искушают – с вызовом ответила баба Шура – А вот вы в нашем селе вместо того, чтобы детишек крестить, какую-то подозрительную деятельность развели. Бабок ко мне со святой водой подсылаете, в церковь заманиваете.
Поп удивленно поднял брови:
- Я никого не подсылаю ни к кому. Что-то не очень понял, чем вы не довольны, не знаю, как вас зовут?
- Александра Матвеевна – ответила баба Шура – Вот говорите не подсылаете, а по селу странные слухи про меня ходят, и распускает их про меня моя соседка Антонина. К вам ходит, между прочим.
- Какие это слухи я про тебя распускаю – вмешалась сразу баба Тоня – Я своими глазами твоего мужа покойного видела у тебя дома.
- Вот! – торжествующе воскликнула баба Шура – Разве покойник может ходить? Вас же в семинарии чему-то должны были учить, хотя бы немного. Что вы всякие нелепости за темными людьми повторяете?
- Я темная? – опять вмешалась баба Тоня – Да я же за тебя переживаю!
- А не надо за меня переживать. Со мной все в порядке. Я по ночам сплю, а не покойников в чужих окнах разглядываю. А вы батюшка…. Да как вам не стыдно, за ними повторять. Я всю жизнь в колхозе проработала, ветеран труда, бригадир. А теперь про меня такую чушь ваши подшефные несут, аж слушать противно и стыдно. Вы давайте это дело прекращайте. А то я в органы обращусь. В компетентные.
- А вы наверно, партийная? – неожиданно улыбнулся поп
- Да я член партии. Уже не много ни мало 37 лет. И передовик труда.
- И в бога вы не верите, конечно же?
- Ну разумеется, не верю. – баба Шура почувствовала, что злость на попа проходит – улыбка у того была хорошая.
 - Ну да ничего, может когда-нибудь и поверите. Если захотите о вере поговорить, то подходите, после службы в воскресенье или в праздники. Или вот на пасху приходите, вы же куличи печете?
- Конечно – баба Шура заметила, что уже сама улыбается.
- Вот с куличами и крашенками и приходите. Мы вам тут их освятим.  Как раз пятого мая пасха, совсем скоро.
- Так это поздно, ночью надо идти.
- А вы с утра . А на соседок ваших не обижайтесь. Я с ними поговорю. Конечно, я вам верю, что к вам никто не ходит. Показалось им. Идите с богом, я поговорю.
- Да как же так, батюшка, у меня же на шее следы зубов были, вы же видели – не выдержала Антонина. – И отвернула ворот свитера, демонстрируя укус всем желающим.
- А вы к врачу лучше сходите. В амбулаторию – говорил поп. – Я ведь не врач, в укусах не понимаю. Они там лучше разберутся.

Уже наступила ночь. Баба Шура привычно ждала мужа. Но что-то в душе не давало ей покоя. Наконец она тихонько встала, и достала с полки банку со святой водой. А чем черт не шутит, думала она, потихоньку обрызгивая ею комнаты.  На бога надейся, а сам не плошай. Кэгэбэ-шникам от святой воды  точно вреда не будет. А вот кому другому...
И тут как раз скрипнула дверь, и послышались шаги. На пороге стояла муж. Ох и грозным было у него лицо!
- Это чем ты тут занимаешься, старая? – выкрикнул он
- А святой водой вот домик окропляю – ответила баба Шура.
- Чем? Да ты сдурела, старая.
И он, грозно сжав кулаки, двинулся на нее. Тогда баба Шура взяла банку, и, размахнувшись, бросила ему прямо в лицо. Дед Иван уклонился, но удар пришелся ему прямо в плечо. Святая вода потекла по двубортному серому костюму, оставляя запах чего-то паленого и темные пятна.  Дед завыл и бросился прямо на нее. Она упала на пол под его тяжестью. Пыталась вывернуться, но он придавил ее всей массой, так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни крикнуть.
Надо было раньше водой сбрызнуть – подумала баба Шура  с раздражением.
И тут она почувствовала острую боль в шее..

… Она очнулась в каком-то темном, узком помещении. Ну, прямо не пошевелится лишний раз. И как тело не затекло? Нет, уж, не будет она тут лежать. Баба Шура протянула руку вверх, и нащупала что-то шелковое. Тогда она толкнула это шелк рукой, и он с деревянным скрипом подался в сторону. Она продолжала толкать, и тяжелая крышка отлетела, а сверху над ней была земля. Она стала отодвигать землю, и земля поддавалась легко и просто. Вскоре она уже увидела звезды, поднатужилась и влезла из ямы.
Она была на кладбище. На их деревенском кладбище. Баба Шура оглядела себя – на ней было красивое, голубое с белыми цветочками платье. На воротнике блестела брошка с алекснадритом. Затем поглядела на памятник – с него на нее смотрела она же сама. Что ж, выходит, она  умерла? Почему-то эта мысль совершенно ее не побеспокоила. Больше радовало, что брошь прикололи к платью, не поскупились. Сделали все, как она велела. Баба Шура знала, что надо делать дальше, и пошла прочь от могилы.
Войдя в деревню,  она прошла несколько улиц, и подошла к дому с зелеными воротами. Она вошла во двор, потом легко открыла дверь, и пошла в ближайшую комнату. Там никого не было кроме маленького  мальчика. Баба Шура узнала своего четырехлетнего внука.
- Сашенька, ты один дома? – спросила она – А где мама – спит?
Саша кивнул головой.
- Ой, Сашенька, а я к вам в гости пришла. Ты меня покорми, я есть хочу. – она наклонилась, чтобы погладить внука по голове.
Но мальчишка неожиданно отпрянул, лицо у него перекривилось, и он заорал благим матом…
С этой ночи ее внук никогда не произнес ни слова.  Даже на похоронах своей матери не плакал, а изумленно смотрел на все, как будто  все время видел что-то необыкновенное.