Праздник 1986 года

                Светлана Морозова


ПРАЗДНИК 1986 ГОДА
Затренькал будильник. Иван Александрович проснулся и сразу вспомнил: « Сегодня 7 ноября. Праздник! Ура!» Хотел потянуться, но тело его не слушалось, что-то мешало. Он открыл глаза. 
« Ой, чевой-то? И где это я? Черт, да я ведь совсем голый, только в шляпе и с часами на руках – стою в котловане с водой строящегося дома на главной улице города. Да вода-то замерзла. А я во льду по пояс! Низ - замерз во льду, а верх – торчу как дурак с голым пузом и с часами на руке…. Как, скажите, Вашу мать, это надо понимать, - как говорит Леня Филатов? И ведь не выбраться изо льда-то. И как я сюда забрался? А времени-то полдесятого, сейчас ведь народ повалит – демонстрация, лозунги, портреты членов, транспаранты, оркестр… Все нарядные… А я как дурак в шляпе! Голый! И с часами на руке во льду по пояс!»
Иван Александрович поглубже натянул шляпу на уши и тоскливо огляделся.
« Глаза закрою! Да нет, все равно не скроешься, лучше – руки на грудь, как Наполеон, и морду колуном. Хорошо хоть ниже пуза все во льду! И он посмотрел вниз – не просвечивает ли? Нет, слава Богу!»
 Он  выпятил нижнюю челюсть вперед, чтобы придать лицу презрительный вид, что при его небритой физиономии выглядело как-то зверски-нагловато.
 « Конечно, народу будет немного, городок наш еще молодой и небольшой, но все равно полчаса будут топать мимо. Скоро уже!»
Он немного подождал.
«Ну, началось – пошли, С оркестром, с лозунгами, знаменами,  нарядные, а я – елки-палки! Что-то не очень веселые. Ну да, пить-то низзя, вот и прут унылые - поскорее бы до дому добраться да врезать самогоночки… Не-ет! Кое-кто посудинку из кармана тянет, прикладывается. И все мимо топают. И вроде никто не удивляется, что в котловане вдоль дороги голый мужик торчит в шляпе и во льду по пояс. Ну, может, ему так надо, ну и пусть себе!»
Иван Александрович стал нервно помахивать одной рукой, держа на всякий случай другую под пузом, стараясь несмело привлечь внимание кого-нибудь.
« Просить о помощи вроде неудобно, праздник ведь, а я – голый, А если вытащат? Совсем голый буду? Нет, лучше подождать. Может, что придумаю… или все пройдут.»
Он снова обреченно сложил руки на груди.
« Нет, не пройдут! Ну вот, уже заметили. И кто? Манюня!!! Бухгалтерша наша. Первая сплетница, все ей хи-хи-хи да ха-ха-ха. Балаболка. Ей на язык не попадайся – растрезвонит во все колокола. Ишь, вырядилась – грудь свою непомерную вперед, на груди  жабо огненное – как индюшка. Накрашенная такая, и голова крашеная, как морковка, И зубы скалит. Надо поздороваться, как ни в чем не бывало.»
- Здрасьте, Марь Иванна!
- Ой! Иван Саныч, с праздником Вас! Чей-то Вы не во фраке? Ха-ха-ха, торчите голый как пень, иль для Вас праздник – не праздник? Ха-ха-ха! А мы вот – на демонстрацию! Ха-ха-ха!
-Ну и… проходите, а у меня тут, извините – дела. – бухнул Иван  Александрович.
- Дела у него, ха-ха-ха! А выпить с нами не хотите? Ну, как хотите! Ха-ха-ха! А то мы сообразим – у нас все при нас!
Говорит, вроде как ничего особенного не происходит, ничего не видит. Вроде как все в норме. Достала из сумки  два пакета из-под молока, один мужу сунула, к другому  сама приложилась, чего-то зажевали, и повеселела Манюня.
Выдала она чечетку над несчастным Иваном Александровичем и, вертя задом своим здоровенным, мужа своего – тюфяка под ручку подхватила и утопала прочь.
 « Ну до чего же гадкая бабенка! Да как же тоскливо и премерзко! Щас еще кто-нибудь из знакомых увидит. Нет, видно никого не удивишь, никому нет дела, хоть пропадай… До чего народ равнодушный пошел… Прут и прут мимо – с флагами, гармонями и портретами Горбачева… Надо, видно, самому выбираться, странно все как-то себя ведут.
Придется поднатужиться и-и-ии - бабахнуть из всех стволов – взорвать все к чертовой матери! И этот котлован, и эту демонстрацию в придачу, чтоб портреты и флаги разлетелись.»
- Ии-э-эх!!! Тра-та-та, мать-мать-мать!!! – рванул Иван Александрович всем телом, напрягся, дрыгнул изо всей силы руками и ногами, и-ии-иии…
_Ишь чего - он еще и распукался! Лягается! И кувалдами своими раздрыгался! Алкаш несчастный, покоя от тебя нет! – услышал Иван Александрович знакомый сварливый голос любимой женушки, от которого и проснулся.
- А я уж думала – где че взрывают или бомбят? Ой- ей – ей!!! Открывай скорее форточку, а то вмиг окочурюсь от твоей вони. Или неси меня на балкон на воздух. Газы, газы, газы! Дайте нам противогазы, чтоб не уснуть вечным сном, а  красный день календаря отпраздновать -  не трудовыми победами, а за праздничным столом.
- Ох, милая ты моя женушка! – с облегчением прошептал Иван Александрович и благодарно прильнул к теплому родному плечику. И окончательно придя в себя, мигом выпрыгнул из кровати и распахнул настежь форточку навстречу морозному воздуху.
« Господи, спасибо, что только приснилось!
Это же надо было так назюзюкаться-надраться, чтобы мозги так отшибло и такой сон увидеть! А может прав Миша? А что – взять да и вступить в общество трезвости! Нет, не осилю, но подумать можно, помечтать. Хотя,  не стоит – всех друзей потеряю. Но все-же - в жизни больше не возьму в рот никакой дряни. Вроде Митькиной самогонки на томатной пасте, или Васькиной – на рисовой каше. А лучше всего была у Нинки – на сырой картошке, аж в глазах искры сыпались. Пропади все пропадом – не приму! Ну, хотя бы, пока не кончится эта Мишина антиалкогольная кампания. Уж пора бы, а то мужики звереют – стеклоочиститель пьют, одеколон в магазинах пропал, духи… До тормозной жидкости докатились.»
И Иван Александрович резвенько протопал в прихожую, достал с антресолей из сапога болотного заветную бутылку зубами сковырнул жестяную шапочку c горлышка и опрокинул в себя четвертинку. Вернулся на кухню и, зачерпнув ковшиком из алюминиевого З0-литрового бидона браги,  выпил. Полез в холодильник и, занюхав корочкой черного хлебушка,  выудил из банки ядреный соленый огурец и с удовольствием смачно хрумкнул.
Ну вот, теперь и праздник можно встречать. И он, весело напевая, вернулся к жене.
Да, в том месте, где котлован был, дом построили. И прямо над тем местом, где Иван Александрович во сне как дурак торчал голый, в шляпе и с часами на руке, ему квартиру дали.
Сон-то в руку был!