Письма прошедшего времени. Сорок второе

 

Ода радости  или отпуск в горах.

   Они съезжались каждый раз под Новый год. Весёлые, шумные, морским прибоем прорываясь сквозь холл к рецепшену. Из Берлина, с берегов Северного моря и Балтики. Их раскидала жизнь. Старинные друзья, дети одной юности. За день-три перед поездкой у каждого ёкало, начинало зудеть, сердце нервно бежало, спотыкаясь, дрожало зайчишкой, в предчувствии затаившейся у порога новой зимней сказки.

   Перед отлётом не спалось. Ворочалось, вздыхалось, скрипелось кроватью. Среди ночи смотрелось на циферблат. Чёртовы стрелки! Быстрее!.. За полночь смаривало, приходило забытье. Под утро невозможно встать. Никак. Дрёма пеленала тело патокой лени, склеивала веки:

 - Прочь! Чур меня! Уйди! - последние обрывки самого сладкого из снов кружат и кружат, не отогнать, нету сил. Пока не завопит во всё горло честнейший из честнейших, объективный из объективнейших – о, будильник!.. И вопли:
 - А-А-А! О-О-О! Всё пропало! Что?! Где?! Опаздываем! – разнесутся по дому нервным до паники эхом.
 
  В предрассветный час, когда все на ногах, но полуодеты, везде беспорядочно горит свет, разбросаны вещи и уже пять минут, как надобно быть в пути, чтобы успеть к регистрации – в этот момент к дому подкрадывается такси. Чемоданы столпились в прихожей. Не повернуться. Крики, сильные, до слёз, истерик и швыряний предметов на стол и перед лицом, до не хочется ехать:

 «Олег, ну, сколько можно сидеть на горшке?! Надень уже хоть что-нибудь, Наташа! Не можешь найти? А это? Это что?! Смотри, смотри же! Мама, мамочка! Всё, не могу больше, ухожу в ведьмы. Дети вяжите маму, ломайте метлу. Тебе смешно, так?!....»

   Аэропорт. Стеклянный, уютный, среднеевропейского размаха и габаритов, с порога обдаёт благородной, нежелезнодорожной суетой, респектабельностью и острым запахом неизвестности. Манящая пропасть отпуска, в которую не терпится сорваться, лететь, падать и не найти дна. За стойкой милая девушка просит переупаковать чемодан.

 - У Вас в одном 15, а в другом 23, а больше 20 килограммов на сумку не положено, – доброжелательно объясняет она. Убеждать, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется, бесполезно. Девушка мила, умна и пряма, как инструкция. Посамовольствуешь с вами, потеряешь работу, попробуй потом найди.., а потому её, себя, детей и тех, кто ещё стоит в очереди - всех жалко.

   Наконец билеты и паспорта проверены, багаж проглочен транспортёром, и мы стоим в очереди к всевидящей рампе. В глазах сотрудников службы безопасности усталость. Они  не верят в Усаму бен Ладена, международный терроризм и протоколы сионских мудрецов. Честно тянут они лямку, не надеясь на внезапную, большую и безнаказанную взятку. Следуют просьбы разуться, снять ремень, вытащить лаптоп. Мелкий кроликом преодолевает «рентген». Вслед за ним проходим и мы.

   Просочившись тонкой струйкой через досмотр, народ, подобно ядру, делится. Часть устремляется в буфет, чтобы приняв для радости вовнутрь, начать отпуск немедленно, а бедняги, обречённые после посадки садиться за руль, тралят ближайшие такс-фри, чтобы купить живой воды впрок, до первой ночёвки. В душе танцует макарену и топочет слоном шальное отпускноё счастье. Хочется голосить, орать, петь, летать над землёй, любить и быть любимым, ибо - ура!- родина, работа, обязательства остались по ту сторону регистрации.

   Эйфорию прекращает сообщение дитяти: «Хочу какать» (в мирное время этот процесс занимает семь-десять минут), - а сейчас новость совпадает с громогласной просьбой диктора:
 
- Пассажиров рейса такого-то просим срочно пройти на посадку, гейт через три минуты закрывается!

   Вопрошать: «Милый, что случилось? Почему? Ты же только что… Вот-вот… Пять минут назад… Буквально дома… И опять?» - бессмысленно. Мы бежим к самолёту, как Гарун, даже быстрее, на ходу договариваясь с Олежиком: может, потерпишь?

   Несмотря ни на что, все счастливы - впереди неделя друзей, горного солнца и невыразимой красоты Альп, доказывающей существование Бога одним фактом своего бытия.

   Самолёт впитывает трезвость, как губка влагу. Посадка, и группа покидает салон примечательным разнобоем. Сосредоточенные лица и твёрдая стать одних чередуются с весёлым хихиканием и походкой мороженого, которое провело час на солнцепёке, других. Знаю, боги втайне завидуют нам.

   Либерализм европейских машинопрокатчиков удивляет. Фраза «уи хэв резервейшен» - произносимая на выдохе, сопровождаемая характерным запахом и предательски выпадающими из рук водительскими правами вкупе с кредитной картой, не пугает, но вызывает у них улыбку и неподдельное желание помочь. Кажется, что девушка по ту сторону стойки готова сама сесть за руль и разделить с нами все тяготы и лишения перегона.

   Дорога… Сколько стихов сложено, сколько написано песен, а она по-прежнему лучше, волнующе, интереснее всего этого. Даже автобан, что уж говорить про горы. Городки с городочками по пути и в каждом тайна. Пустынные ресторанчики в стороне от магистрали и огромные, с очередями за пищей и в туалет, столовки на больших заправках. Непривычная, а потому вкусная еда, новые запахи и радость-радость, что терпели не зря, наконец-то, вот оно, началось!..

   На закате, к исходу семичасового марш-броска, сознание тускнеет вслед за солнцем. Редкие прохожие Тренто или другого местечка имеют возможность наблюдать бегущее  им навстречу, зигзагами, расхристанное существо, со смещённым центром тяжести - головой, как правило, опущенной к низу, и завывающее нечто среднее между «I`ll love your baby» и «Взвейтесь кострами, синие ночи». Когда существо добегает до одиноких путников, то в залитых по ватерлинию алкоголем глазах, прозрачных и совершенно  пустых, те могут разглядеть вакуум.

   Если прохожий не баскетболист, добежав до него, существо упирается человеку в живот, если баскетболист - ниже. Упереться, на худой конец, схватиться за ближайшее дерево или куст для существа крайне важно. Это вопрос равновесия. Если существу не за что ухватиться, то оно падает и в порыве чувств целует землю по которой ходил старик Алигьери.

   Почувствовав, на уровне интуиции, ибо другие органы осязания и обоняния в этот момент расслаблены, что прохожий случайный, он не друг и даже не знакомый, существо произносит сакраментальное «сорри», разворачивается и, так же замысловато петляя, запутывая следы и сбивая возможную погоню с толку, бросается в противоположную сторону.

   Зачастую, при этом в одной руке существо держит свёрток с едой: ветчиной или сыром. Оно рвёт пищу зубами, вместе с упаковкой, запихивает в себя содержимоё свёртка целиком, не прожёвывая. Отсюда пошли легенды про белую альпийскую лайку, двуногую выпь и снежного, размером с кабана, удода. Не верьте им. Конечно, сопровождающие компанию дети делают поездку к отелю более пресной.

   Утром второго дня немного болит голова, в висках пульсирует совесть. Солнце заливает предгорье ярким и ровным светом, искрит инеем, врачует похмелье свежим, куда вкуснее эвиановской воды, горным воздухом и лёгким морозцем. День раздувает в душе костерок радости, автостраду сменяют пути местного сообщения. Они ползут в гору, петляют меж австрийских хуторов и местечек, перелистывают замок за замком, ныряют в туннели, дорога летит незаметно. И, наконец, отель...

   Первые минуты… Любимые… Суета и неопределённость, при ясном понимании, что плохо быть не может, может быть только лучше. Жеребьёвка номеров и конкурс: чей балкон в этом году выходит на деревенское кладбище?

   Видите ли, Константин, только ленивые олигархи лайт и полулайт, высокие чиновники, разбогатевшие биндюжники, украинцы и кормящие матери останавливаются в дорогих отелях, что в двух шагах от подъёмника. Люди, которые привыкли ценить социальную справедливость и не жечь на ветру деньги, селятся в отелях, расположенных в двадцати-пятнадцати минутах езды от горы.

  А в таких местах, как ни крутись, с одной стороны гостиницы стоит церковь, подле которой обязательно обустроено маленькое, уютное, домашнее, как пироги и всё такое, с рюшечками и оборочками, сельское кладбище. Не в страхе дело. Люди мы взрослые и давно боимся живых. Незадача в том, что каждый час звонит колокол, в шесть утра начинается служба, а у нас, сам понимаешь, отпуск...
.
   Главное в катание – выбрать ботинки. Повезло, попал – получаешь удовольствие. Пережимает, больно? Горе. Сидишь, подставляешь лицо солнцу, рот глювайну. Разве горе? Счастье. Умеешь становиться на кант, не умеешь – радость. Упал, живой – опять счастье, не упал – тоже. Сбил, дай Бог ему здоровья, сноубордиста – молодец. Сноубордист снёс тебя – один-один. В первый раз ребёнок скатился с горы — чемпион, ура и счастье, каких мало!

   О, человеческая жадность, всё тебе мало! Уймись, наконец! Космические виды, гармония внутри и снаружи, тонкая, микронная плёнка цивилизации, натянутая на силу и мощь природы - вот что такое Альпы! Здесь вам не равнина... - и лучше мне не сказать.

   Накатавшись, промёрзнув и вспотев до костей, едва вернувшись в номер,  накидываешь на плечи шершавый махровый халат и по длинным, выстланным мягкими коврами, коридорам спешишь в баню. Таинственно дзинькает лифт, опуская тело в подвал. Двери раскрываются… Сказки Шехерезады...Так они должны были выглядеть. А как там происходило на самом деле, честно, не важно. Тёплый, с рельефным рисунком пол.  Наслаждение вползает уже от того, что просто идёшь. Даже не наслаждение: где-то внутри, как у щенка при виде колбаски, начинают течь слюнки.

   А слева баня турецкая, а справа римская, а здесь инфракрасная, тут с запахом трав, ванночки с массажем для ног, бадья со льдом, ведро с холодной водой, просто душ и душ, который всего тебя, изо всех щелей, везде-везде.... Жемчужиной в короне, манит, зовёт к себе русская баня.

   Кругом голые немцы разного возраста. Практически сталинградкий котёл только, наоборот. Мы в окружении. Ну, и плевать, у них болтается и висит всё то же, без сюрпризов и неожиданностей. Напарившись, медленно-медленно, достойно-достойно проносишь себя в зал отдыха. К воде из горного ручья, к печально-светлой музыке, к тишине и койке. Благодарный организм погружается в сон. Далее в программе ужин, дружеская беседа, карты.. Ну, разве не рай?

...

   Трапеза вечером не терпит суеты. Плюс небольших отелей и хорошей компании в том, что к столу приходишь в удобном. На ногах тапочки. Есть в этом что-то мягкое, домашнее, успокаивающее. Спуститься в тапочках в ресторан… Мило. Удобно.

   Ужин открывает салатный бар. Люди опытные не пытаются изобразить из себя голодную рысь или сына Гаргантюа. Наесться на год вперёд? Пардоньте! Фанатов мезима среди нас нет. Немножко взбрызнутой соусом свежеструганной капустки, горстка красной рыбки, и может.., немножко рукколы или тёртой моркови. Вместо закуски, естественно, суп. Мы же люди русские, не турки, не немцы, нам без горячей и горячительной жидкостей нельзя. Но пока - о первой. Как правило, это бульон.

   За первым логично следует второе. Вы мясо? Нет, благодарю, рыбу. Может, птицу? Спасибо, что-нибудь вегетарианское: пасту с сыром и боровиками. Шесть дней без плиты! Женщины млеют, наполняются ангелообразным и тут лучше бы не дремать): …

   Вечерю вершит десерт. Здесь, как никогда, необходимы сдержанность и здравый смысл. Если в меню написано «крем-брюле», верить этому – всё равно, что вызвать на дуэль рассудок. Крем-брюле – эту земную копию райского нектара умеют взбивать исключительно во Франции, и нигде больше. Только увлекающийся галльский характер не считается с жертвами на пути к идеалу. Австрияки - люди практичные, твёрдо стоящие на земле. Они никогда не будут изводить десятки яиц на то, что пролетает в желудке, не оставляя следа. Они готовят много, солёно, густо, а потому выбирайте на сладенькое яблочный штрудель, не ошибётесь. Много яблок, много корицы и ванильного соуса, с которым вкусно всё и всегда.

   Но всё это: горы, лыжи, баня, пища, дорога и самолёт - лишь прелюдия, увертюра к главному, к тому, ради чего собственно. Вы вместе: пять, десять, двадцать, тридцать, сорок пять лет ( думаешь, так бывает, Котёнок? Но, тсс.., позже). В баре отеля мерцают огни, на столах свечи. Два столика напротив стойки ваши. Вам давно ничего не нужно друг от друга. Просто быть вместе. За порогом отпуска лежит ваша, самостоятельная, иная жизнь. А здесь вы  - Андрюшка, Рыжий, Санёк, Айвар, Витька, две Кати, Илона, Маринка, Леночка, Ира. Всё переговорено, рассказано. На глазах выросли дети.

   Сначала первые, потом вторые. Для них вы тоже - Андрюшка, Рыжий, Санёк, Айвар, Витька, две Кати, Илона, Маринка, Леночка, Ира. И можно ничего не говорить. Играть в карты, слова, «виселицу», пить чай, баккарди с колой и допель-водку, молчать, и всё равно тепло. Потому что в этих людях - и тех, кто подводил, и тех, кто протягивал руку, вставал рядом, шёл до конца, и в тех, кто извинялся и кто не смог, – твоя жизнь, весьма разная, но твоя. Мгновения. Секунды. Десять дней отпуска догорают спичкой. Только зажглись – середина, и вот - обжигают пальцы...

   Ах, если бы так, мой, милый. Если бы всё так просто, хорошо и всегда. То, что повторяется два раза объявляем традицией, три – устоями, как мы спешим, как мы смешны. Жизнь штука щербатая, ей не в лом осклабится и дыхнуть в лицо перегаром. Она привыкла к жестокости. Смена караула и декораций. Для неё мы, люди, - функции, да и сама она, не существо, а процесс. Ей нечем сострадать. Но то и славно. Она коротка, как отпуск, Котёнок, а значит стремись в ней к радости. Не ищи её в друзьях, цепляйся за семью, да пребудет с тобою мама, ныне, приисно и во веки веков. Аминь...    

твой, д.Вадим.