Салаги

Средиземка.  Военный корабль СКР «Ворон» стоит на якоре. Море в это раннее весеннее утро спокойно и грациозно. Оно плавно перекатывает свои воды, и если  посмотреть со стороны кажется, что это огромные ласковые ладони поддерживают и покачивают эту стальную колыбель, в которой мирно спят сто семьдесят вчерашних пацанов, а сегодняшних моряков советского Краснознаменного Черноморского флота. И только двое из них застыли у лееров на левом шкафуте, широко открытыми глазами созерцая, открывшуюся перед ними сказочную картину рассвета над южным морем. Один из них я, второй – Саня Бабушников, попросту «Бабуля». Прозвище ему не надо было и придумывать – фамилия подсказывает. Меня друзья прозвали «Пуха». Это от «Виннипух», хотя я не был толстым а просто крепким и упитанным после увлечения спортивной гимнастикой. Мы с Бабулей были схожи по фигуре, только он на голову ниже. Мы с ним даже в призовой шлюпочной команде были средними гребцами. Он правый, а я левый, и сидели на одной баночке. Бабуля служил комендором в расчете третьего орудия главного калибра, а я был дальномерщик-визирщик в Группе Управления Артиллерийским Огнем. И сейчас дневальный разбудил нас за час до общего подъема заступать на вахту рабочими по камбузу. Чтобы добраться до камбуза, нужно было пройти от второго кубрика с десяток метров по шкафуту.
 Было уже совсем светло, но солнце еще не  было в прямой видимости, и только его лучи  были здесь наверху. Клубы  ночного пара еще плыли над морем. Лучи играли в них, окрашивая в невообразимую гамму цветов. Казалось, что над Средиземным морем колышится  другое море – небесное. Горизонта нет.  Звенящая тишина и расплывчатые переливы на небосводе завораживают. Кажется , что это небесная прелюдия перед появлением  властелина этого мира, все застыло в ожидании, даже время. И вот оно .  Его яркий свет можно сравнить только с ядерным взрывам. Первая вспышка, потом свет нарастает, и вот оно почти все наверху. Возвращается время. Появляется горизонт и растягивает вдоль своей линии прекрасную утреннюю зорю. Пар поднимается над  морем и появляются очертания облаков. Все окружающее окрашено в цвета розовой гаммы сонным, утренним ,ласковым и таким же розовым солнцем. Ни я, ни Сашка не видели подобного чуда в свои первые восемнадцать лет. Я  хоть и южанин, родившийся и выросший в широких ставропольских степях, но море видел только в кино и на картинках. Бабуля вообще был из Сибири и линию горизонта видел только на уровне высоких мачтовых сосен. Поэтому происходящее сейчас чудо под названием: «Рассвет над южным морем»,  нас завораживало.
Окончание этой небесной симфонии я не досмотрел из-за громкого шепота Сашки:
- Пуха смотри, что это?
Я посмотрел в направлении вытянутой его руки и увидел странную картину.  В паре десятков метров от корабля  на малой глубине двигалось большой черное пятно. С первого взгляда оно было похоже на черную сковородку в которой мы жарили картошку на камбузе. Картошку только что выложили и сковороду опустили в воду для того чтобы вымыть. Сковорода еще раскалена и вода вокруг нее вскипела. Из сковороды торчат две ручки вилок, которые забыли вынуть, и эти ручки двигались, то сходясь, то расходясь. Они были похожи на белые рога, торчащие из непонятно чего. Присмотревшись,  я понял, что это пятно шевелит краями как крыльями и поэтому двигается. Вокруг этого непонятного животного в ужасе мечется мелкая рыбешка и выпрыгивает из воды. Кажется, что вода кипит.
- Ну что застыли, салаги. – послышался голос сзади. Это был Саня Серпионов. Дежурный по камбузу, минер из БЧ-3. Он служил на корабле уже на год больше чем каждый из нас.
Посмотрев  туда, на что глазели мы, он сказал:
- Это морской дьявол.
-Кто? – не понял Бабуля.
- Это манта, самый большой морской скат, а за черную окраску и два белых плавника впереди его и прозвали морским дьяволом. Этими плавниками он загоняет к себе в рот мелкую рыбу, и этим питается.
Морской дьявол к этому времени приблизился к кораблю на столько, что уже можно было рассмотреть его крылья и длинный хвост. Он шел за клубящейся стаей мальков и пожирал их своим огромным ртом.
-  Ну, хватит стоять – сказал дежурный,  - пошли на камбуз.
Камбуз представлял собой помещение , примерно два на шесть метров. В нем распологались  два паровых котла, электроплита, разделочный стол с  алюминиевой столешницей, мойка и всевозможные шкафчики и полочки. Там уже во всю шурудил кок, гремя всем этим инвентарем.
Кок нашей смены – узбек нашего призыва. Так же как и мы с Бабулей после полугодовой учебки по своей специальности, пол года уже на корабле. По русски разговаривал с трудом, а когда приходили проверяющие медработники из бригады или дивизиона по поводу проверки соблюдения чистоты и соблюдения правил приготовления пищи, вообще переставал что либо понимать. Только хлопал широко открытыми глазами, и предано пялился на проверяющих офицеров.  Когда тем надоедало разговаривать самим с собой, и они уходили Аблай начинал выбивать на крышке котла мелодию как на бубне и петь веселые песни на своем языке.
Прежде всего мы наполнили оба котла водой и начали их разогревать. Благо для включения парового котла надо лишь открыть вентиль и впустить  сильно разогретый пар в наружную рубашку котла. В один котел мы засыпали сухофрукты для приготовления компота на обед и ужин, а в другом надо было приготовить кипяток к утреннему чаю.
Надо сказать, что на военном корабле существует масса законов и правил. Часть из них расписана в главной книге корабельных расписаний. В этой книге четко написано, что должен делать каждый из нас в каждой ситуации – по боевой тревоге, по авралу, по приборке и т.д.. Правда там нет наших имен и фамилий, а лишь номера, которые написаны у каждого из нас на нагрудном кармане робы. По прибытию на корабль мы тщательно изучаем эти правила. От четкости исполнения этих правил каждым, зависит жизнь всего экипажа и корабля.  Каждый  из нас это частица организма под названием «экипаж боевого корабля». Но есть и другие правила, которые не записаны в эту книгу. Эти законы и правила рождаются в матросской среде и передаются от призыва к призыву. Одно из них – поочередное дежурство в каждом отделении по получению продовольствия и ведение столового хозяйства этого отделения.  Стол и столовые принадлежности каждого отделения называется – бак, а дежурный по баку, - бачковой.
 Утренний подъем на военном корабле тоже отличается от казарменного, солдатского. Нет истошных криков дневальных, чтобы разбудить целую роту. Дежурный по кораблю нажимает три раза на кнопку звонков, расположенных по всему кораблю и спокойным голосом говорит: «Команде вставать, выходить строиться на физзарядку».
Пока экипаж занимается физзарядкой, бачковые выстраиваются в очереди к нам на камбуз и у дверей продовольственной кладовой, а по матроски – хлеборезки.
Чай мы заварили прямо в котле. Бабуля разливал бачковым чай по чайникам, а я уже сливал приготовленный компот в лагуны.  Лагун – огромная пятиведерная кастрюля. Ставишь ее под выпусной кран котла и через трушлаг сливаешь компот, а сваренные сухофрукты выбрасываются. Компота получается два лагуна, значит экипаж за день выпивает десять ведер компота.
 После этих процедур начинается основная наша работа по приготовлению первого и второго блюда для всего экипажа. Дежурный сваливает куда то, а мы с коком, раскрасневшиеся  от плиты и котлов мечемся по камбузу скользя по мокрому  плитчатому полу. Кок в процессе иногда заглядывает в тетрадку со своими записями еще из учебки. Наше дело маленькое – выполняем все его поручения и следим за чистотой. Наконец-то все готово к обеду. Это самое хорошее время. Мы удовлетворенные выполненным долгом можем часик отдохнуть. Появляется дежурный, проверяет все ли на камбузе в порядке. Затем приходит наш корабельный доктор – старший лейтенант медицинской службы. В его обязанности входит снять пробу с приготовленной пищи, и записать в журнале разрешение на раздачу. Доктор – молодой, веселый и общительный крепыш. Небольшого роста, но похож на маленькую каменную глыбу. Он всего лет на пять старше нас и всегда над нами с Бабулей подтрунивал и задевал. Мы иногда даже пытались с ним бороться прямо на камбузе. Доктор станет спиной к столу, расставит шире ноги, и мы его не можем сдвинуть с места вдвоем. Затем он сгребет нас вместе с Сашкой и так сдавит, что кости трещат.
Доктор ушел. Мы с Сашкой вышли на левый шкафут, и облокотившись на ограждение смотрим в воду. Видно как из шпигата , выходящего из камбуза в море вытекает вода вместе с остатками пищи смытой нами с посуды. Небольшая стайка рыбок кормится этими дарами. У меня проснулся азарт рыболова. Возникла авантюрная идея.
- Саня, давай рыбы наловим?
-Как ты ее поймаешь? – не понял тот.
-Сачком  кэпа.
На юте всегда лежал большой сачек, подаренный командиру корабля одним из матросов. Волжанин, Володя Ковтанюк, в прошлом месяце ушел на ДМБ, вместе с ребятами майского призыва. Мы их торжественно провожали из Средиземки. На каком-то гражданском судне их должны были доставить в Севастополь. Володя сплел сетку и смастерил этот сачок. Командир пользовался им, когда ловил рыбу с кормы. Эту сетку и предложил я взять. Сначала нам не разрешал его взять вахтенный на юте, но мы уговорили его, пообещав, что берем не на  долго.
На верхней палубе до обеда было пусто.  Сегодня день политзанятий и все сидели по кубрикам  повышали свою политическую подготовку.
Мы опустили сачок за борт возле шпигата, удерживая длинный конец, на котором он и висел. Но рыба сразу же разбежалась при виде такого сооружения в воде.
- Давай мы опустим его поглубже,  - предложил я, - А когда рыба соберется мы резко вытащим.
Так и сделали. Я оставшийся конец намотал на руку, чтобы было легче держать и мы стали выжидать когда же соберется рыба. Но тут течением корабль повело в сторону и сачек, у которого в качестве груза были привязаны два кирпича, затащило под киль. Держать конец стало очень тяжело и я, испугавшись что меня тоже утащит за борт, судорожно размотал его и выпустил из рук. Окаменевшие,  вытаращенными глазами мы провожали взглядом сачек, уходящий в глубину.
Некоторое время мы молча стояли, испуганно глядя друг на друга. Потом не сговариваясь потащились на ют, и стали уговаривать вахтенного не говорить командиру кто брал сетку. Конечно, это было глупо. В таком случае вахтенный ответственность брал бы на себя, потому что это сектор его дежурства, и он здесь за все отвечает. Нам оставалось только ждать разговора с кэпом. Но это было не последнее яркое событие этого дня для нас.
По корабельной  связи дежурный по кораблю объявил об окончании политзанятий и начале корабельной приборки. За приборкой следовал обед для экипажа. Мы с Бабулей и коком готовились к раздаче. Бачковые уже толпились у дверей камбуза. У нас имелся список баков по номерам и по количеству едаков на каждом баке. Соответственно этому списку мы и делили первое и второе блюдо. Я огромным черпаком на деревянной ручке длинною в метр, разливал суп в алюминиевые бачки. Сашка наливал компот в чайники, а кок был занят раздачей второго блюда.  Саня Серпионов наблюдал за порядком на камбузе и в очереди бачковых.
Ну вот приборка окончена. Экипаж обедает. Можно и нам перекусить. Хотя делаем мы это без особого аппетита. За время приготовления обеда напробуешься всего понемногу, да еще тут это событие с командирской сеткой. Серпионов уже опять ушел. А что ему. Он служил уже по третьему году. В матросской среде служба первого года на корабле называется: «Без вины виноватые», второй год – «Веселые ребята». Мы с Бабулей и Аблаем недавно перешли в эту группу. Ну а третий год уже – « Мама я хочу домой».  Наш дежурный хоть и новичок в этой группе, но уже пользовался всеми ее привилегиями.
Не успели мы доесть свой камбузный паек, в дверях появился разъяренный командир отделения химиков.
-Вы что, салаги, компот сегодня с мылом приготовили? – сходу начал он орать.
 Аблай как всегда в такие моменты потерял способность понимать русский язык.
-Компот сегодня пробовали? – продолжал, уже обращаясь к нам с Бабулей, старшина.
Я зачерпнул кружкой компот из второго лагуна и отпил глоток. Никакого вкуса мыла я не ощущал. Старшина еще раз нас обматерил и ушел. Но он был не последним. После обеда перерыв для отдыха и все идущие на перекур заглядывали на камбуз и высказывали нам свое мнение о компоте и, одновременно о нас. Прибежал рассыльный по кораблю и сказал, что весь камбузный наряд вызывает командир корабля в офицерскую кают-компанию. Бабуля сбегал нашел Саню Серпионова.
Кэп  был один в кают-компании. Он сидел за столом и обедал. Мы выстроились в маленькую шеренгу перед его столом.
-Ну что салаги, - глядя на нас произнес он. Рыжая щетка у него под носом сердито топорщилась. Борис Михайлович был в звании капитан- лейтенанта  и отслужил уже тринадцать лет на корабле. Для него мы были все салаги, даже Серпионов. – Рассказывайте как приготовили компот с мылом?
 Выслушав наши оправдания и недоумения, он объявил по трое суток гауптвахты каждому и отпустил нас. Вернувшись на камбуз, дежурный задраил двери и начал разборки внутри камбузного наряда. Сегодня вечером мы все трое вполне могли оказаться в трюме корабля, в наказание драить пайолы или вычерпывать мазут из конденсатных ям. Но Саня Серпионов , был хорошим парнем и к тому же мой земляк. Родом он из Ростова ан Дону. Хоть это и не очень близко от Пятигорска, но относился он ко мне как к земляку. Слегка улыбаясь он сказал:
-Кто из вас , салаги, засунул в компот мыло?
Все смотрели друг на друга, не зная даже что предположить. И что самое интересное, мы все пробовали, оставшийся во втором лагуне компот, и никто не ощущал вкуса мыла. Так продолжалось некоторое время пока Бабуля не обратил внимание на мойку.
- А где наше мыло?
 У нас в мойке всегда лежал кусок хозяйственного мыла, которым мы пользовались при мытье жирной посуды. Оно исчезло. Теперь все стало понятно. Когда мы сливали компот из котла, наполнив первый лагун, я поставил друшлаг в мойку на кусок мыла, он прилип ко дну и отвалился во второй лагун. Кусок хозяйственного мыла растворился в пяти ведрах кипятка полностью. Лагуны накрывались крышками, и никто из нас ничего не заметил. Немного повеселев разгаданной тайной и, что, гроза уже прошла, мы снова принялись за дело.  Нужно было готовить ужин.
Прошел после обеденный отдых команды, за тем корабельные работы и вечерняя приборка.
Процедура раздачи бачковым  нами повторилась.  У команды после ужина по расписанию дня началось свободное время. Можно было заниматься кто чем хочет. Кто курил с друзьями на баке или на юте, кто писал письма, а кто ловил рыбу.  Командир тоже прошел мимо камбуза в сторону юта со своим спиннингом.  Мы с Бабулей вымыли котлы и остальную камбузную посуду, убрали на камбузе и тоже вышли покурить на бак. До вечернего чая было еще много  времени и можно было расслабиться. Усевшись на волнорезе, мы закурили и посматривали на годков, собравшихся на перекур на нулевом шпангоуте. Нулевой шпангоут это самый нос корабля. Его еще называют форштевень. В эту часть верхней палубы негласным матросским законом могли выйти покурить только те кто отслужил уже два с половиной года. Нам же пока разрешалось только на волнорезе.
Уже занималась красавица вечерняя заря. Небольшие тучки прикрывали опять порозовевшее солнце. А оно и не рвалось из за них, а подкрашивало их контуры в яркие цвета.  Снопы солнечных лучей  проскакивали в разрывах облаков и прощаясь играли с небольшими морскими  волнами Образовалась солнечная дорожка убегающая за горизонт, как бы указывая место где следует опуститься солнцу за горизонт. Мы отдыхали от всех событий прошедшего дня. Но этот покой нарушил голос рассыльного по кораблю:
-Агибов, Бабушников, командир вызывает вас на ют.
Мы с Бабулей выбросили недокуренные сигареты за борт, и поплелись на ют, где нас ожидали еще несколько суток гауптвахты.