Смерть актера

Николай Беспалов

Смерть актера




















Старый район города находился в состоя-нии медленного угасания. Начальство называло это вычурно – депрессивный. Жилые дома по-стройки второй половины XX века никогда не ремонтировались. Фасады облупились и кое-где были покрыты трещинами, подобно морщинам на старческом лице. Кровля крыш прохудилась и, несмотря на усилия оставшихся в живых кро-вельщиков, она не могла сдерживать ни талой воды снега зимой, ни дождевой осенью, летом и весной.
Народ, населяющий этот район тоже де-прессивный; кто стар и немощен, кто молод и аг-рессивен. А те, кому бы рожать и трудиться, от безысходности пьют.
Чужеродным телом смотрится на фоне серых домов одноэтажное строение из стекла и металла торгового центра с устрашающим названием, исполненным огромными красно-белыми буквами на крыше – «FIKS». Попривыкнув, народ стал звать его по-простому: наша фикса. Оно и верно; это блестящее стеклами строение на фоне серости выглядит, как фикса у грязного мужика без определенных места жительства и занятий.

В то время, когда население депрессивного района, находясь под прессом прессы и телеви-дения, простите за невольный каламбур, вгоняет себя в транс посредством дешевого и потому не-качественного алкоголя, в центре города пожилой и мастеровитый режиссер собрал труппу из молодых и талантливых актеров и поставил пьесу. Пьесу не пьесу, а скорее ревю, составленное из лучших сцен русской классической комедии.
Взяв за основу сборник издательства «Московский рабочий», в который вошли: «Недоросль» Д.Фонвизина, «Горе от ума» А.Грибоедова, «Ревизор» Н.Гоголя, «На всякого мудреца довольно про-стоты» А.Островского, «Плоды просвещения» Л.Толстого, «Вишневый сад» А.Чехова, а также пьеса Козьмы Пруткова «Торжество добродетели» - плод коллективного творчества братьев Алексея, Владимира и Александра Жемчужниковых и по-эта Алексея Константиновича Толстого, создав-ших образ пародийного персонажа Козьмы Пруткова. Маститый режиссер, следуя традиционным основам театральной постановки, потратив все накопленные средства,  создал антрепризу под названием простым и оттого привлекательным – Русский народ смеётся.
Семь сцен, семь главных героев и шесть  актеров, играющих этих героев. Отчего ролей семь, а актеров пять? А потому, что две роли исполняет молодой однофамилец покойного актера драмы и кино.
Эскизы декораций нарисовал сам режиссер: Вы гений, Олег Петрович, - восхищенно го-ворили актеры. И Олег Петрович с ними соглашался.
Прошел самый интересный этап работы над антрепризой – репетиции и пришел момент представить публике творение мастера и его актеров.
О времена! Владелец помещения театра за-ломил за аренду такую сумму, что хоть выходи на большую дорогу с кистенем.
Ох, и выпил в тот вечер маститый! Назавтра еле-еле отпоила его его третья жена корвало-лом. 
- Олежка, - гладила мужа жена на двадцать пять лет моложе по кудрявой голове, - Так ты не доживешь и до генеральной репетиции в костюмах и декорациях. 
На второй день после попойки вокруг пока лежащего на софе мастера собралась вся труппа.
- Мы соберем деньги, маэстро. Мы покажем этим нуворишам, что жив русский театр.
Так заявил с одобрения товарищей однофамилец известного в прошлом актера драмы и комедии.
То ли это заявление, то ли женины хлопоты так подействовали, но вечером мастер уже напе-вал: У любви как у пташки крылья, и все порывался страстно поцеловать жену.
Третьего января состоялась премьера. К великому разочарованию мастера зал был наполовину пуст. И начало не обещало триумфа. Но вот начали играть третью сцену, где главную роль исполняет однофамилец известного в прошлом актера драмы и комедии артист.
Он произносит последнюю реплику  Глумова из пьесы Островского «На всякого мудреца до-вольно простоты»:  Ничего вы не заметили. Вас возмутил мой дневник. Как он попал к вам в руки - я не знаю. На всякого мудреца довольно простоты. Но знайте, господа, что, пока я был между вами, в вашем обществе, я только тогда и был честен, когда писал этот дневник. И всякий че-тный человек иначе к вам относиться не может. Вы подняли во мне всю желчь. Чем вы обиделись в моем дневнике? Что вы нашли в нем нового для себя? Вы сами то же постоянно говорите друг про друга, только не в глаза. Если б я сам прочел вам, каждому отдельно, то, что про других писано, вы бы мне аплодировали. Если кто имеет право обижаться, сердиться, выходить из себя, беситься, так это я. Не знаю кто, но кто-нибудь из вас, честных людей, украл мой дневник. Вы у меня разбили все: отняли деньги, отняли репутацию. Вы гоните меня и думаете, что это все - тем дело и кончится. Вы думаете, что я вам прощу. Нет, господа, горько вам достанется. Прощайте!
Зал взрывается аплодисментами. Полный успех!
- Кутим! – радостно воскликнул актер, которому рукоплескали.
- Кутим, - поддержал мастер, - Но никаких ресторанов. В нынешних кабаках отравят. Моя жена накормит не хуже, чем в старом «У Яра». Молодежь такого не знала, но авторитету мастера верила.
Так как следующий спектакль должен был состояться только через два дня, то труппа кутила напропалую сутки.
Второй, третий и предпоследний спектакли шли под аншлаг. И каждый завершался громом оваций.
Спектакль отметила и пресса. Отзывы положительные. Успех? Несомненный успех.

А в это время в депрессивном районе про-исходили почти трагические события. Доведенные до отчаяния жители района; трижды прорывало теплосети, вышли на главную улицу и пере-крыли её.
Никакие увещевания местного начальства не возымели, и тогда на место срочно прибыл на-чальник из центра. 
Настоящий монстр, он с ходу, забравшись на капот какого-то авто, невольно вспомнишь Ельцина на танке, заявил, что у города нет средств на ремонт старых сетей, и что скоро до-ма эти пойдут под снос, и на их месте будет строиться бизнесцентр. Была бы под ногами пи-кетирующих брусчатка, а не асфальт, полетели бы камни в голову начальника. Полетели пустые бутылки.
Через тридцать минут бойцы в масках и бронежилетах дубинками разогнали протестующих. Таковы плоды либеральной демократии.

Закончился пятый и последний спектакль.
- Денег на новую аренду нет, друзья, и по-тому я вынужден распустить труппу, - чуть ли не плача объявил мастер.
Тут одна молоденькая и без ума влюбленная актриса и говорит.
- Моя мама живет, - называет тот самый депрессивный район, - Там есть бывший Дом культуры. Может быть, дадим один спектакль для них. Шефский.
- Если товарищи согласны играть бесплат-но, то я не против, - мастеру очень не хотелось распускать трупу. 
Согласны, согласны, загалдели актеры. Им тоже не хотелось расставаться.
Конец января. Оттепель сменяется заморозками. Мастер хворает. Молодая жена поит его чаем с медом, - Коньяк тебе противопоказан. «Турне» в депрессивный район откладывается.
- Позвони Сереже, - это однофамилец известного в прошлом актера драмы и комедии, - Попроси приехать.
Сергей Митрохин примчался тут же.
- Сережа, видишь, приболел я. Будь любезен, возьми на себя хлопоты по устройству вы-ездного спектакля. Боюсь, товарищи твои расхолодятся, -  под этим мастер имел в виду, что актеры пропьют все деньги, что заработали. 
- Не извольте беспокоиться, Олег Петрович, мы все устроим.
Сказано это было столь убедительно, что мастер поверил. И не ошибся. Сергей и та актри-са, что предложила выездной спектакль, сумели договориться с районным начальством насчет помещения: Да, валяйте. Если крыша на вас не рухнет, считайте, вы в рубашке родились. И сме-ется начальство мерзко.
Мастер благодаря усилиям жены скоро вы-здоровел. К этому времени, а это была уже сере-дина февраля, у Сергея и Вали все было готово к тому, чтобы опробовать сцену бывшего Дома Культуры.
- Предлагаю играть в минимальном количе-стве декораций, - это мнение режиссера. Иного мнения придерживалась актеры.
- Что мы больные и немощные. Сами уста-новим. Свет только не перетащишь. Но и так сыграем, - заявил Сергей.  Его поддержали все.
Двадцатого февраля жители депрессивного района, придя в магазин «шаговой доступности», увидели красочную афишу – Один спектакль!  Только для вас! И  большая фотография актрисы Валентины в костюме близком к «платью» Евы. Кто тут устоит.
- Друзья! – начал свою речь мастер, - Завтра мы даем наш шестой спектакль. Я поинтере-совался, публика тут, мягко говоря, специфическая, - кто-то прошептал: алкаши, - Я выведу Вас из спектакля, если Вы такого мнения о Вашем зрителе. Однако прошу вас, друзья мои играть во всю силу.
- Не волнуйтесь, маэстро, сыграем как на-до, - заверил Сергей.
Совпадение это или умысел режиссера, но спектакль он назначил на двадцать третье фев-раля. Ему бы подумать о традициях, кто же не выпьет в день создания РККА?
Спектакль начинается в семь вечера. Мож-но представить сколько потенциальный зритель к этому времени успел выпить поганого алкоголя. 
- Коллеги, мне кажется, зал полон пьяных, - говорит один из актеров, поглядевших в дырочку занавеса, - Что делать будем?
- Играть! Мы актеры или кто? – это Сергей.
Спектакль  начался. Тишина в зале.
- Они уснули что ли? – спрашивает актриса, которой выходить на сцену в следующем акте.
- Ничего, ты появишься, они сразу проснутся. Это же твоя фигура на афише.
- Дурак и не лечишься.
Поразительно, но стоило девушке появиться из-за кулис, зал ожил. Послышались одобри-тельные возгласы. Тут любой стушуется.
- Играй – театральным шепотом требует режиссер, и она начала монолог Лизоньки из Грибоедовской пьесы «Горе от ума»
- Ах! Амур проклятый! И слышат, не хотят понять, ну чтобы ставни им отнять? Переведу ча-сы, хоть знаю, будет гонка.
Зал, услышав слово «амур» разразился апло-дисментами. 
Дальше спектакль потек как весенний ру-чей.
Никто из зрителей и актеров труппы не знал, что в это время в районе произошло сразу два прорыва теплосетей,  и на одном в яме на-смерть обварилась женщина. Рассвирепел народ. Повалил на трассу. Валит наземь рекламные щиты, крушит лари. Подожгли машину. Бунт!
В это время, а спектакль подходит к концу, один из актеров, отыгравший свое, вышел на крыльцо покурить. Зарево и шум толпы. Вот что поразило его. Быстро вернулся и тихо на ухо режиссеру.
- Там, на улице бунт. И, кажется, толпа прет сюда.
На сцене Сергей произносит реплику Кабанова из «Грозы»:     Маменька, пустите,  смерть моя! Я ее  вытащу, а то так и сам... Что мне без нее!
Режиссер достает стартовый пистолет и производит выстрел. Сергей оборачивается и по выражению лица маэстро понимает, что ему следует сделать; он театрально красиво падает.
- Занавес, - кричит режиссер. Публика неиствует.
- Товарищи! Послушайте меня. Ваши сограждане сейчас на улице крушат все. Прошу вас, успокойте их.
- Его убили или он сам? – спрашивает из темноты кто-то. Что спрашивать с человека не читавшего «Грозы»? 
- Сам. Ради его смерти прошу, успокойте народ.
Через полчаса бунт прекратился.

- Вот, Сережа, смерть твоя сыграла сою роль.
- Не моя, а Кабанова. И это Ваша заслуга, найти такой ход

Эпилог.

Маэстро больше не поставит ни одного спектакля. В день иконы Казанской Божьей Ма-тери он умрет. Актеры соберут нужную сумму и поставят ему памятник – Русскому режиссеру, имя и фамилия.
Больше ничего…