К барьеру! Триллер

Конкурс Копирайта -К2
Друзья, час пробил!

Для выполнения конкурсного задания в номинации «Триллер» -  участникам была предложена  картина  художника    К. Васильева  «У чужого окна».

Авторы представили свои работы, приступаем к обсуждению. Для удобства рецензентов оба текста размещены в одном файле.

Встречайте, у барьера МИЗГИРЬ  и  КУПАВА.   Начали:


Автор – Мизгирь

СРЕДИ ВОЛКОВ

5081 знаков


Чудилось Туру с утра самого, что смотрит на него из лесу кто-то: глазами ощупывает, примеряется, словно бросится вот-вот...

А когда лошадок обихаживал, со стороны леса вдруг вой протяжный волчий послышался. Прядая ушами, лошаденки зафыркали, рванулись вглубь стойла.

Вилы подхватил, во двор вихрем вылетел, да так и застыл у тропки, от снега расчищенной, что к колодцу вела. Девицу увидал.

Обратно уже, с ведрами полными она шла... Замерла чуть, Тура завидев, тропинку перегородившего, но бровью только повела — не качнулось коромысло, ни капли в снег не выплеснулось — да так и пошла на стрежень. В двух шагах от него лишь остановилась.

- Не супротив ли ты меня, молодец, с вилами вышел? — искорки озорные в бездонных глазах синих так и запрыгали.

- Волки здесь. Ты бы к другому колодцу ходила.

- Всё тебе волки чудятся, после того, как подрали они тебя... Посторонишься, или так и будем в гляделки играть?

Отступил Тур в сторону, обхватил взглядом девичью фигурку ладную, почуял захлестнувший ноздри нежный запах и пошел рядом, увязая по колено в снегу.

- Погоди, Красава. Говорю тебе, волки близко...
И головы не повернула упрямица, будто не с нею говорил.

- Да постой же ты! — отчаявшись, ухватился Тур за край коромысла.

Блеснули серебром взметнувшиеся в морозный воздух водяные брызги,  по новой придавил, полоснул колючим холодом направленный в него тяжелый взгляд — всё видел Тур, всё чувствовал, но враз далеким стало всё. Всё, кроме оказавшейся в кольце его рук девушки.

- Совсем ума лишился?! Ну, если увидит кто?

- Да кто ж увидит-то, Красавушка? А и увидят — пусть. Выходи за меня!

- Отец не позволит... Пусти коромысло-то!

- Хотел я у отца твоего дозволения просить, да не пройти на хутор ваш-то... Скажи, что моею будешь — найду, как с отцом твоим сговориться. Подлатала меня после волков лекарка: ворочусь домой скоро, сватов зашлю с подарками.

- Не выйдет ничего. Уезжай, коли можешь, да не возвращайся!

- Не уеду без тебя, Красавушка, лЮбая ты мне, — обнял Тур талию тонкую, прогнулось под его ладонью гибкое тело, натянулось тетивой.

- Убери руки немедля! — обожгла синим взглядом, рванулась, — Да отпуст...

Не стал долее слушать Тур, закрыл уста нежные ртом своим.

С глухим «хэканьем» осели в сугроб вёдра, звякнуло о них упавшее коромысло.
Притянул к себе Тур девицу, поворотился, закрывая её собой от глаз чужих, меж лесных стволов прячущихся. Замерла она вдруг, пойманной птицей вздрогнув в его руках: уста, будто застыли, — не разомкнуть. Малиною она пахла и травами — лугом некошеным... Но лёд губами распробовав, отстранился он:

- Ты чего, Красавушка? Не бойся меня.

- Уезжай, Тур. Не пара я тебе... Не захочет отец тебя слушать, и сватов отошлет.

- Выкраду тогда: нет жизни без тебя мне... Поедем со мной, Красавушка!

Почуял неладное у себя за спиной Тур: опасностью повеяло, среди мороза жаркое дыхание зверя внезапно различил. Хотел оглянуться, да легла на его щеку ладошка узкая:

- А не забоишься ли красть?

- Не из пугливых я.

- Ой ли?

Увидал усмешку в глазах он, раздумал оглядываться, только Обнял крепче стан девичий.
Поддалась вдруг Красава его рукам, прижалась, не оттолкнула, когда он губы сладкие своими губами накрыл. Закружилась у Тура голова, лишь почувствовал ответ жаркий: не ледяными в этот раз были желанные уста — теплыми, мягкими, вкусными... Их пить бы и пить... От рывка нетерпеливых пальцев соскользнул, открывая кОсу русую, узорчатый платок.

- Увезу тебя, Красавушка, зацелУю от макушки до пят. Не боюсь никого, только будь моей, — горячо шептал Тур, целуя девушку: зарумянившиеся щеки, глаза, шея... целовать - не перецеловать... розовые ушки, щёки, снова губы...

Всё кругом будто пеленой заволокло, как и не было ничего — ни леса, ни старухиной избы, ни снега, ни мороза — только та, что он сейчас держал в своих руках. Запутались пальцы в распустившейся косе, сжалась ладонь, талию узкую обхватив...

Изменилось вдруг что-то, холодом обдало, словно кто за шиворот ком снега сыпанул. Ничего не понял Тур, лишь почувствовал, как прижалась, задрожав, Красава к нему ещё сильней: забралась под тулуп руками тонкими, обвела горячим языком губы его, прикусила вдруг больно. Захотел Тур отстраниться, да не смог: захлестнуло его, унесло, затопило безумие радостное, когда под оглушительный стук сердца медленно жаркий язычок заполнил его рот.
 
Сколько так они целовались — то неведомо, и не желал он теперь останавливаться, да только руки девичьи оказались на удивление сильными — смогла удержать, уперлась в грудь, остановила его Красава. С трудом вынырнув из затянувшего его омута, Тур открыл глаза и... и встретился с ней взглядом... Желтые, волчьи на него глаза смотрели пристально.
Лишь усилием воли заставил себя Тур не отшатнуться и руки не разжать.

- Неужто, и впрямь, никого не боишься? — усмехнулась Красава. — Не передумал ли меня замуж звать?

Не отвёл Тур глаза, лишь вздохнул:

- Говорю же, нет мне жизни без тебя. Не передумал я...

Вновь прижал её к себе, поцеловал легко в припухшие губы, отстранил рывком и обернулся, загородив собой красавицу желтоглазую. В нескольких шагах от него напряженно замели трое ощерившихся волков.


Автор – Купава

У ЧУЖОГО ОКНА

5298 знаков


Утро в тот день выдалось ясное. Ещё бы – сочельник, перед самым светлым Рождеством. Добрый мороз, трескучий. За щёки хватает да за нос. Руки так и леденеют. Но за водицей надо идти. А вода в этот день особая - всяка нечисть её сторонится. Коли испить – до старости здоров будешь. Вот и послал меня поутру тятя к проруби. А снега-то, снега навалило! Дорожка меж сугробами еле видна. Блестит, переливается самоцветами дивными.

Из-за пригорка яблоком солнце выкатывается. Красное, как медь в кузне. А до речки далёко - через всю деревню, за чёрной избой. Той, что с самого краю притулилась. Люди бают, когда-то добрая хата была, да только хозяин в лесу сгинул. Баба его поначалу хозяйство тянула, а потом надорвалась, померла. С тех пор сторонятся того места люди. Говорят, ведьма в хате поселилась. Откуда пришла – никому не ведомо. С виду старуха, а сколько годов ей – никто не знает. Хвори заговаривает, травы по весне собирает. Люди мимо избы той ходить боятся, да только дороги другой к проруби нет.

Иду мимо чёрной избы, а сердце так и замирает. На улице - ни души. Видать, к заутрене все пошли. Чую – глядит кто из-за угла. Пристально так, недобро – будто зверь лесной притаился. Оглянуться хочется, да нельзя. Помню – в сочельник чудные вещи случаются.

Обернёшься – так тебя в лес и утащат, охнуть не успеешь. Вот думаю, остановлюсь, вёдра на землю поставлю и сотворю крестное знамение, чтобы нечисть меня сторонилась. Да боязно стало - вдруг погонится кто следом. Что есть мочи поспешила, слышу голос сзади. Ласковый такой.

- Здорова будь, Глашенька! Позволь словом с тобою перемолвиться.

Обернулась, а у избы чёрной Иван стоит. Я уж давно приметила, что заглядывается он на меня. Сирота Иван, в чёрной хате с бабкой живёт. Тихий, бабку во всём слушает. Другие парни гуляют под окошками с песнями да гармонью, а он всё за мною следом ходит и смотрит. Ни слова единого не скажет, разве что поздоровается. Глаза голубые, словно вода в озере. Но смотрит странно, исподлобья, будто насупившись.

- Куда идёшь, Глашенька?

- За водой, к проруби.

Знаю, нехорошо девкам с парнями на улице баять, да уж очень по сердцу мне Иван. Давно, с весны ещё. Красавец – ладный, белокурый, борода курчавая. А в глаза глянешь – сердце так и замирает. Вот только робкий. Других девок парни уж в уста целуют, а этот всё смотрит и молчит. Вот и я и решилась, греховодница.

- Проводи меня к проруби, Иван, - говорю. – Тяжко одной воду нести.

Тот аж в лице изменился. Будто убоялся чего.

- Не могу, Глашенька. Мне избу сторожить велено.

Мне бы, глупой, умишком прикинуть. С чего это он к проруби идти боится? Вспомнить бы про те свойства чудесные, что вода в сочельник обретает. А я, непутёвая, поверила.

- Ладно, Иван. Давай поговорим.

- Пойдём к избе, Глашенька. Да ты не бойся, мы на пороге, у окна.

Думаю, ну у окна-то ничего дурного он со мной не сотворит.

- Да не спешу я, - говорю. – Чего тебе надобно?

Тут Иван за руку меня взял. Рука в рукавице, а холод аж до костей пробрал. Будто ветер северный. Мне бы дурное заподозрить, так нет. Думаю, озяб парень, поцелуями его отогрею. Головушка закружилась, вскипела кровь молодая. Забилось сердечко, затрепыхалось. Вот бы одуматься ему, горемычному? Так нет же, пошла, как овца на заклание. Рядом идём, а он всё на ухо слова шепчет. Чудные такие слова. Вроде о любви, но холодные, странные.
- Глашенька, красавица ненаглядная. Захочешь – будешь жить в доме хрустальном, с янтарным куполом. Вечно рядом с тобою буду.

Молчу, иду очи долу опустив. А лицо горит, аж до ушей. Так до избы и дошли. Тут и обнял меня Ванюша. Крепко-крепко обнял. И не жаром, а холодом лютым повеяло. Таким, что даже в крещенские морозы редко случается. Сам обнимает, а рукою правой к вилам тянется, что у стены стоят. Думаю, может, волки. Оглянуться хочу, а он прижал к себе – не продохнуть. В вилы вцепился, а холод всё пуще. И голос низкий такой стал, раскатистый.

- Глашенька…, - прохрипел, а сам всё смотрит мне в очи. А у самого глаза огнём холодным полыхают. Лицо всё черней становится, а на пальцах когти длинные вырастают. А за плечом его, из окна, будто следит кто за нами.

Ох уж и страшно стало! Сердце так наружу и рвётся. Хочу крикнуть, на помощь позвать, а язык не шевелится. Всё тело холодом сковало, до костей. Не шелохнуться. А он рукою своей меня всё пуще прижимает. Думаю, час смертный пришёл. А он наклонился, и устами своими в мои уста как вопьётся! А сам рычит, словно зверь лесной, и глаза по сторонам зыркают. Чувствую зубы острые, как у волка, а на губах вкус шерсти и запах дурной. Неживой, что ли, запах, будто гнилью повеяло.

Уж не знаю, что бы дальше было, да только петух в избе соседской на завалинке заголосил. А петушиный крик, как говорят, всю нечисть отпугивает. Зарычал Иван по-звериному, морда вытянулась, как у волка. На лапы стал, да в лес и убежал. А я бегом к проруби – водицы набрать. Ну а после – ясное дело, в церковь.

Ну что же ты, внученька, так испужалась? Приснилось мне всё это. В ночь перед сочельником привиделось. Встала поутру рано, и сразу к заутрене. Исповедалась, чтобы с чистым сердцем Рождество встречать. Колядовать с девчатами не пошла, гадать не стала. Думаю, довольно с меня забав колдовских. А по весне сосватали меня. Но об этом я тебе в следующий раз расскажу. Ты теперь почти невестушка, скоро под венец пойдёшь.


P.S.  Уважаемые рецензенты! Специально для вашего удобства краткая выдержка из Регламента:

КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ РАБОТЫ ЧИТАТЕЛЯМИ

В работе оцениваются:
• эмоциональное воздействие;
• оригинальность формы описания;
• стилистическая грамотность;
• соблюдение формальных требований конкурса (объём, соответствие теме задания, номинации).

Читатель определяет, какое произведение в паре наиболее полно удовлетворяет предложенным критериям. Главные из них – эмоциональное воздействие и оригинальность формы описания.

Вы имеете возможность проголосовать  до 21:00 по московскому времени 25.11.12г.
 
К-2 желает вам лёгкости в принятии решения и приятного общения!




© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2012
Свидетельство о публикации №212112301832

Рецензии
http://www.proza.ru/comments.html?2012/11/23/1832