Три миниатюры

Беда

Сегодня я проснулся и увидел солнце. Оно было большое и ласковое. Хорошо, когда есть солнце!
Я быстро надел рубашку, выпил поставленный бабушкой стакан молока и выбежал на улицу.
Солнце ударило мне в глаза, я постоял немного, зажмурившись, и побежал. Бежать было некуда, но хотелось бежать!
Возле Наташкиного дома я остановился, чтобы отдышаться.  А тут она выходит на крыльцо – вся аж чёрная от загара.
-- Здравствуй! – кричит. А зубы так и сверкают.
-- Здравствуй, -- говорю. – Уже вернулась, Наташка-букашка?
Но она не обиделась. Мне стало интересно, и я подошёл поближе.
-- А мы по морю на катере катались, -- ехидно протянула Наташка.
-- На катере-дятере. Наверно, на лодке с мышами, а не на катере.
-- И нет! На настоящем катере. С матросами!
Мне стало обидно. Почему это девчонкам так везёт! Вот и море увидела, и на катере покаталась. А мы должны сидеть здесь
всё лето, таскать пескарей на удочку и притворяться, что это акулы
Мы с Серёжкой давно решили стать моряками. Мы даже клятву такую написали и закопали за огородами, у старой осины. А она…  Она и клятвы не давала, и на выносливость через речку не плавала, и рыбу сырую есть не пробовала, а вот поехала – и вперёд нас увидела море. Страшно несправедливо!
-- Ну и ладно! – сказал я с досадой. – Ну и катайся на своём катере.
Я уже хотел уйти, но она схватила меня за рубашку.
 -- Чего тебе?
-- Подожди немного. Я сейчас.
И она зашла в дом.
Когда она вернулась, в руке у неё был маленький свёрток.
-- Возьми. Это вам с Серёжей.
Я развернул свёрток и остолбенел. В нём была ленточка. Настоящая чёрная ленточка с бескозырки! Два золотых якоря и длинная надпись «Черноморский флот».
-- Это… насовсем? – спросил я, всё ещё не веря такому чуду.
-- Конечно, насовсем, -- засмеялась Наташка и побежала к дому.
У самой двери она обернулась и крикнула, улыбаясь во весь рот:
-- Моряки-буряки!
И тут страшная догадка пришла мне в голову. Это она видела, как мы закапывали нашу клятву! Она…
Я быстро побежал к Серёжке. Мы сели на скамейку, но я то и дело вскакивал и,
размахивая руками, рассказывал моему другу о Наташкином злодействе.
-- Надо как следует дать ей. Пусть не суёт нос в чужие тайны! – закончил я.
Серёжка протянул руку и взял у меня ленточку.
-- Откуда это у тебя?
-- Она дала, -- буркнул я.
Он повертел её в руках, посмотрел, как надпись горит на солнце. Потом поднялся и пошёл в дом.
Я ёрзал на скамейке. Мне не терпелось пойти и взгреть хорошенько эту противную девчонку.
Серёжка вышел с ножницами и прошёл в сад.
-- Ты чего там резину тянешь? – закричал я на него.
-- Подожди! – сердито отозвался  он.
Я заглянул в сад – и только рот раскрыл. Он срезал ножницами те самые георгины, которые его мама целых два года выпрашивала у моей бабушки! Ужас охватил меня при мысли о том, как вздует его мамаша за эти цветы.
-- Ты… что делаешь? – спросил я почти шёпотом
Серёжка вышел из сада, положил ножницы на скамейку, расправил цветы.
-- Ну, пойдём.
-- К… куда это? – тем же шёпотом спросил я.
-- К Наташке, -- сказал Серёжа и открыл калитку.






Кассиопея

Был скучный вечер. Мама опять была на работе. Я подошёл к аквариуму, накормил меченосцев. Немного посмотрел, как они втягивают в себя крошки, и улёгся на диван.
Спать не хотелось. Я встал, вышел в коридор и подошёл к двери нашей соседки тёти Иры. Дверь была заперта. Я с тоской подумал о весёлых зверятах, которых она всегда рисовала для меня, и вернулся в комнату.
Там было по-прежнему тихо и скучно. На стуле лежали мамины спицы и клубок. Они были холодные.
Я накинул куртку и тихонько вышел на лестницу.
Там было темно. Я спускался осторожно, почему-то стараясь не шуметь.
Вдруг внизу послышался шёпот:
-- А вон Кассиопея.
-- Где? – отозвался другой голос.
-- Да вон же.
Послышался тихий смех.
Я спустился пониже и в синем квадрате двери увидел двоих. Они стояли, обнявшись.
-- Мне пора, -- тихо сказал мужчина.
Женщина прижалась к нему щекой. Я узнал тётю Иру.
-- Я буду ждать тебя. Я очень буду ждать, -- прошептала она.
Я очень не хотел, чтобы меня заметили, и стал возвращаться. «Кассиопея», -- думалось мне
«Какое странное слово!» Что же это такое? Мне подумалось, что так зовут какую-то добрую-добрую женщину. Такую, как моя мама. Или как тётя Ира. Но почему же она ходит по ночам? Наверное, работает в ночную смену, как мама. Да, но почему же её не смог рассмотреть тот мужчина?
И тут я всё понял. Конечно же, это добрая старая волшебница! И видеть её могут только такие же добрые и славные женщины, как она сама. И мама, наверное, всегда разговаривает с ней, когда идёт с работы. А она охраняет маму, чтобы никто не мог её обидеть.
Мне стало легко и радостно. Я прошёлся несколько раз по комнате и вышел в коридор. Очень хотелось рассказать кому-нибудь о своём открытии.
Вошла тётя Ира.
-- Димка ещё не спит? – удивлённо сказала она.
Я подошёл к ней вплотную.
-- Тётя Ира, а мама совсем не боится возвращаться ночью с работы, потому что её охраняет Кассиопея.
-- Кассиопея?
Она подозрительно посмотрела на меня.
-- Да. Это такая добрая-добрая волшебница, её могут видеть только такие же добрые тёти, как она. И она всегда разговаривает с мамой про магазины и про книжки, чтобы ей не скучно было идти одной. А если кто к ней полезет, то она его – раз! – и превратит в скамейку. Я сам видел такие
Тётя Ира рассмеялась громко и весело. От смеха у неё на щеках  появились глубокие ямочки.
-- А ты её когда-нибудь видел? – спросила она наконец.
Я грустно покачал головой.
-- Ну, так смотри.
Она подвела меня к окну и указала на горсточку сияющих звёзд.




Серёжа

Моя бабушка живёт далеко-далеко. Мама говорит, на краю света.
Когда я, мама и бабушка шли со станции, я спросил:
-- Бабушка, а где ты живёшь, как называется?
-- Лазо, сынок. Всё это Лазо.
Она повела рукой, указав на маленькие домишки, лес и озеро.
Я бежал вприпрыжку и думал: «Значит, край света называется Лазо. Значит, Лазо край света называется!» Мне было весело. Дома я немного боялся ехать на край света. А здесь, оказывается, никакой и не край, потому что свет от солнца совсем и не с краю, а везде, так же, как и у нас.
Дома бабушка усадила нас за стол.
-- Ну, отобедаем, страннички вы мои. Вот картошечка, вот варенье из голубицы.
Варенье мне не понравилось: кислое.
Я вылез из-за стола и попросился на озеро.
-- Сходи, сынок, -- сказала бабушка.
-- Только не купайся! – крикнула вслед мама.
У озера росла высоченная трава и летало множество необычных красных стрекоз. Я пошёл по узкой и сырой тропинке – и вдруг наткнулся на чью-то удочку. Но не успел я взять её в руки, как на меня с кулаками налетел какой-то мальчишка.
-- Чужая удочка, чего хватаешь? – закричал он и больно стукнул меня по шее.
Я толкнул его обеими руками, не выпуская удочки, и она сломалась.
-- Ах, ты так! – закричал мальчишка и так толкнул меня в грудь, что я отлетел на несколько шагов. Очень хотелось убежать, но было стыдно.
И тут из-за моей спины раздался девчоночий голос:
-- Серёжка, бессовестный, зачем обижаешь мальчика?
-- А чего он чужие удочки хватает! – огрызнулся  Серёжка. – Я тебе ещё покажу! – пообещал он и пошёл прочь, неся в руке половинки сломанной удочки.
Я повернулся и пошёл назад.
-- Ты к кому приехал? – крикнула вдогонку девочка.
Я ничего не ответил. Я даже не обернулся. Очень хотелось плакать.
-- Что с тобой, Митя? – испуганно спросила бабушка,  когда я пришёл домой.
Я уткнулся лицом в её живот и заплакал.
Вошла мама.
-- Кто это тебя?
А я только всхлипывал и кряхтел: «Серёжка… Серёжка…»
-- Да чей Серёжка-то? – всполошилась бабушка. – У нас тут каждый второй – Серёжка. Ты только скажи, чей он, я ему задам жару-то. Я ему задам!
А мама спокойно сказала:
-- Вот и хорошо, что каждый второй. И наябедничать не удалось. Ничего страшного, мама. Сам, небось, и виноват. Иди в другую комнату и успокойся! – строго сказала она мне.
Я ушёл в другую комнату и уселся возле открытого окна. Во дворе огромный паук ползал по паутине, которую он приладил к крыше сарая и старой бочке. Я стал наблюдать за ним и успокоился.
Послышался тихий шорох, и во дворе очутился белобрысый мальчишка с круглым лицом.
-- Ты откуда? – спросил я его.
Он показал на соседний дом.
-- А что здесь делаешь?
-- Так…  Ты к бабе Кате приехал?
-- Да.
-- Грушу хочешь?
Он достал небольшую зеленоватую грушу и кинул мне. Груша оказалось кислой, но я съел её всю.
-- Хочешь, завтра вместе пойдём? Я место знаю – там их пропасть.

-- Хочу, -- сознался я.
-- Тогда я зайду завтра, -- сказал он и начал уходить. У самой калитки он обернулся и сказал:
-- А как тебя зовут?
-- Меня Дима. А тебя? – крикнул я ему.
Он улыбнулся во весь рот и сказал:
-- Серёжа.


1974