Экспериментальная фабрика. Глава 2

Глаша никак не могла понять, отчего открылись глаза: от утренних солнечных лучей, скользнувших по нежному личику или от настойчивого стука в дверь. И то и другое пробуждало иное состояние, – своеобразное напряжение души, которой надлежит либо умиляться красоте и волшебству чистых мгновений природы, либо впускать в дом, равно в себя, кусок другой жизни.


Недоумевая внезапному вторжению в благостный сон, непорочная жена осторожно выскользнула из бокового контакта с мужниным плечом и поспешила открыть дверь, в надежде, что это очередное недоразумение, валом посыпавшихся на её бедную головушку.


На пороге стоял Иван Львович с улыбкой во весь рот, с букетом лилий (Боже мой!) и солидным кожаным портфелем, набитым закуской. Так сказать, всё необходимое для праздника души строителя коммунизма имел при себе. Требовался только стол и не менее одного товарища (собутыльника).


С виду нежданный гость был упитанный рослый дядька с покатым черепом, начинающим успешно лысеть, и ранним животом. Ладони рук и ступни ног – несоразмерно малы, словно вся сила была в  хорошо поставленном голосе, в умении говорить без умолку, подобно прорабу из культового советского фильма «Приключения Шурика», и, в отличие от киношного героя, вполне результативно внедрять в слушателя четкую идеологическую установку.


— Привет молодым от партийной организации фабрики. Вчера не смог присутствовать на торжественном бракосочетании: дела-дела, производство превыше всего… Нам Партия цель указала, и Ленин великий нам путь осветил…


Глаша, стоя рядом с ним, словно тотчас оказалась на производственной площадке. Шум, гвалт, вой, грохот, чумазые рабочие, снующие мастера, вспышки света. Когда она по редкой служебной надобности перемещалась на территорию фабрики, словно попадала в фантастический техногенной мир, где в поте лица работают прирученные монстры. В её уютной комнате в управлении фабрики вся это производственная деятельность отображалась в отчетах, цифрах, в некоем абстрактном виде, за которыми не углядеть, за счет чего это достигается, что стоит за красивыми цифрами неуклонного роста валового продукта, производительности труда, роста заработной платы и т.п.

 
— Кто может прийти в столь ранний час, чтобы напутствовать новую ячейку общества, новую семью, новую клеточку нашего единого организма великой страны. А? Сначала солнце заглянуло в комнату, а вторым лучом заглянул парторг фабрики, то есть Я, – Иван Львович расширился в начальственно-покровительской улыбке, и готов был похлопать по плечу и троекратно расцеловать молодых, как было в обиходе у Генерального Леонида Ильича.


Однако, Глаше так захотелось захлопнуть дверь перед его носом, что гулко забилось сердце…
— А ведь я вам с подарком пришел. Чего так гостей встречаете неласково? Не проснулись?... А-аа, понимаю-понимаю: бессонная первая брачная ночь. Ух, завидую Димке белой завистью – такую дивчину отхватил!


За спиной Глаши показался Дима. Он был хмур и отстранен от происходящего. Меньше всего хотелось общаться с представителем руководства фабрики.


Тем не менее, нежданный гость решительно шагнул в квартиру, не снимая ботинок, прошествовал в комнату, сел за стол и выгрузил на белую скатерть содержимое портфеля: бутыль элитной водки, банку черной икры, банку красной икры, брикет ветчины в металлическом контейнере, батон сырокопченой колбасы, два свежих огурца и головку репчатого лука. Потребовал тарелки, вилки, стопки. Никак не реагируя на ответную реакцию хозяев, Иван Львович действовал точно по сценарию, согласно партийной установке, по которой Партия всегда права, а её посланник (представитель) тем паче.


И вот уже он держал стограммовую рюмку, доверху наполненную водкой, и практически всучил в руки Димы такую же комиссаровскую порцию в хрустальной вместилище спецпосуды, которая тут же выказала дрожь рук молодого паренька. Глаша с Иван Львовичем не преминули это заметить.


— Да ты, брат, устал! У меня раньше такое бывало, покручу полдня задвижки, так руки дрожь колышет, словно пил месяц не просыхая.   
— После несчастного случая у вас на работе Дима как раз пьёт не просыхая, – безапелляционно заявила Глаша, и в упор, с гневом и болью посмотрела на партийно-профсоюзного функционера.
— Ты, девушка, поосторожнее на поворотах. Аккуратнее надо проходить зигзаги судьбы. Я для того и пришел, что кое-что утрясти… Но сначала выпьем за вас, за молодых, чтобы ваша семья крепчала изо дня в день, из года в год, увеличивая качество и ценность. Также как доброе правильное вино с годами становится лучше. В самом деле, от всей души желаю вам крепкого семейного счастья…. Даже стих у меня есть, – он полез в карман.


Воспользовавшись паузой, Глаша предупредила:
— Прошу вас, не надо стишков. Мы принимаем тост. И не кричите «Горько!» Это будет слишком, этот фарс будет лишним.
— О, какие могут быть возражения, – он, наконец, отыскал листок, где были тезисы его речи со стишком впридачу.


Глаша сделала глоток жгучей жидкости и поперхнулось. Это был второй раз в её жизни, когда пробовала сорокаградусное зелье. Иван Львович отработанным движением отправил водку в недра изо дня в день округляющегося живота. Ему всего-то было лет тридцать, а выглядел под сорок. Должность освобождённого парторга фабрики требовала солидности. Посему он успешно округлялся: рос живот, оголялся череп, пухли белые ручки. Ширилась физиономия.


Дима принял водку кривя лицо, словно сделал очередную инъекцию обезболивающего.
— Я что хочу сказать, – Иван Львович сделал многозначительное лицо. – Всё образуется. Мы не должны делать скоропалительных выводов. Я понимаю, что случилось на нашей фабрике, наложило отпечаток и на вашу личную жизнь. В частности, чуть не сорвало свадьбу. Но вы молодцы – не допустили в хорошие и добрые чувство, в свою взаимную любовь, так сказать, не дали внезапным обстоятельствам поколебать веру в себя, что сможете принять друг друга не только в радости, но и, так сказать, с некоторыми проблемами.
— Вы говорите яснее, – жестко сказала Глаша. – А не можете назвать вещи своими именами, скажу я. Значит так. Вы смонтировали экспериментальный образец оборудования, работающего со средой химически опасных веществ. И том же экспериментальном режиме стали его опробовать, В неотработанном режиме, дабы скорее отрапортовать по высшим инстанциям. Товарищ секретарь обкома, товарищ Генеральный секретарь новейшее оборудование запущено. Враг посрамлен в техническом аспекте…. А в результате произошел взрыв и те, кто был в непосредственной близости, получили острое химическое отравление, несовместимое с жизнью. В смене было три человека. Из них двое все еще в реанимации при смерти, а Дима по счастливой случайности остался жив, но покрылся весь, точно проказой. Все его тело в волдырях и коростах. Сними-ка Дима верхнюю рубашку, покажи товарищу парторгу какой ты кавалер.


Дима послушно, рывком оголил верхнюю половину тела, стиснув зубы от боли. В дневном свете зрелище было ужаснее. Кожа была сплошь покрыта красными воспалившимися пятнами, с гнойными нарывами, коростами и какой-то белой въевшейся пылью.


Иван Львович отвернул глаза. 
— Нет, товарищ парторг смотрите эту голую правду. Накладывайте в тарелочки салат, кушайте икорку. И смотрите… Сейчас я вам пельменей отварю. Ешьте и смотрите, может подскажите, как нам теперь жить? Простым человеческим счастьем хотите залатать ваши ляпы и сопли на работе… Наливайте по стопке снова… Наливай Дима. Он-то пьет, как вы поняли, чтобы в бессознательном состоянии отключиться от боли. А вы пейте, чтобы отключить свою совесть. Али совесть нет и в помине, только партийные указания?
— Ты что мелешь! – грозно насел Иван Львович. – За такие слова, знаешь, куда можно угодить?
— А вы знаете, куда можете угодить, за происшедшее на фабрике? В тюрьму!  Угодить первым за групповой смертельный несчастный случай. Меня потом переместить в места лишения свободы, чтобы другим не повадно было правду говорить.
— Да ты окосела, девка. С рюмки водки. Несешь чушь. Тебя никто и слушать не будет. А вот меня послушают!
— С вещами на выход, хотите сказать. Воронок уже у подъезда.
— Не дури! С огнём играешь. Ты послушай, послушай для чего я пришел.


Он вытащил из кожаного портфеля папку, а из папки – листок бумаги, разгладил его и пробежался глазами по содержимому, словно удостоверяясь, что не ошибается.
— Решением профкома фабрики молодым работникам Дмитрию Батьковичу и Глафире Батьковне выделяется однокомнатная квартира, как  лучшим работникам, ценным и перспективным кадрам. Держите ордер. Как видите не на арест, а на улучшение условий жизни.
— Купить хотите? А взамен молчание!? – без тени благодарности хмуро спросила Глаша, хотя такой щедрый жест со стороны профкома и свадебный подарок от фабрики молодым был крайне редок.
— Не молчание, а понимание, – терпение Ивана Львовича было на исходе. В нем просыпался начальник, помноженный на амбиции парторга. – Вы подписывает акт о несчастном случае, в котором причина происшедшего обозначена, как несоблюдение правил техники безопасности, что в целом так и было.
— Какой техники безопасности! Ее вообще не было, – гневно отпарировал Дима.
— Ты тоже, парень, что несешь? День прожил в браке и сразу хочешь под каблук. Если никакой техники безопасности не было, зачем тогда брался за работу?
— Вы сами сказали, сделать необходимо, чтобы отчитаться вовремя, иначе вся фабрика слетит с первых позиций в социалистическом соревновании.
— Иван Львович, – Глаша взяла в руки ордер на квартиру, спрятала в шкаф и сказала. – Спасибо за заботу. Ордер мы также принимаем с оговоркой, как ваш тост. На это раз с такой: мы никогда не подпишем такой акт!
— Ни хрена себе! А ты чего ордер тогда взяла!? Отдай назад! 
— С какой это стати?! В ордере ссылка на совместное решение профкома. Вы хотите сказать, что профком для вас не указ, что они пляшут под вашу дудку? Ордер мы вам не отдадим ни за какие коврижки. Страх на нас бесполезно нагонять.
— Ты чего творишь! Ты знаешь, с кем связываешься??
— Знаю, и, вообще, убирайтесь отсюда, мы смертельно устали. Вы решили нас доконать? Чтобы Диму свезли в реанимацию, и там он скончался – тогда все концы в воду. 
— Значит, вы подписывать акт о несчастном случае не хотите?
— В таком виде – нет. Вина за происшедшее лежит на администрации фабрики, и это должно быть отражено в акте.
— Ладно, посмотрим на сколько хватит вашей твердости.
— Угрожаете?
— Предупреждаю, – многозначительно закончил Иван Львович и поспешил уйти, чтобы хотя бы таким образом внести смятение в души подопечных, которых любым способом надлежало склонить к признанию вины самих работников.


В мгновение ока парторга, словно ветром сдуло со стола и вымело из квартиры, а тревога и боль молодоженов продолжала нарастать…