Осенью вниз по реке

После многих ненастных, холодных и сумрачных дней нежданно–негаданно установилась погода. Осеннее солнце  празднично зажгло листву деревьев, в воздухе замелькали тонкие паутинки, должно быть ненадолго пришло «бабье лето». Впрочем, осенью погода переменчива, того и гляди снова накатит ненастье. Возможно, это всего лишь причуда осени, похожая на  запоздалую благосклонность природы.


   Идея во что бы то ни стало выбраться в двухдневный осенний поход на лодках принадлежала моему приятелю Саше. Он – человек дела, если что-то задумывает, удержать его не удастся. В такое путешествие среди холодной осени нелегко отважиться, городского жителя всегда одолевают сомнения,  да и круговорот дел редко доставляет такую возможность. А тут еще если простуду где-то прихватишь, так трижды подумаешь, прежде чем решиться  - что же, я себе, что ли враг? В конце концов, решили так: надеяться на лучшее, но быть готовым к худшему. Спальники, теплую одежду, палатку берем обязательно, для «лечения» у нас будет глинтвейн, но в случае чего завершим поход к концу дня. Октябрь месяц, как-никак, золотая пора не только для художников, но и для спиннингистов.


   Барометр, как на грех, до того стоявший на месте, упал на два деления, а это тревожный признак. Но ничего не поделаешь, решили - так решили, когда еще нам представится случай,  будет ли у нас  другой шанс поплавать в осенних водах? Рискнем! Хотя борьба с трудностями сама по себе не входит в наши планы. Если признаться, не все в жизни мы совершаем обдуманно, кое-что остается на непредсказумые решения, на авось, одним словом.


    Накачивая лодочку, я напевал оптимистичный мотивчик из рок-оперы «Юнона и Авось»:
            Наша вера верней расчета,
            Нас вывозит авось, нас вывозит авось!


    Утро выдалось совсем туманным, чтоб не сказать беспросветным, казалось бы подтверждающим худшие опасения. И вдруг – о чудо! – мгла постепенно рассеялась, когда мы спускали лодки на воду, виновато проглянуло солнце. Надолго ли? Бог весть! Что ждет нас впереди на нашей бегущей, струящейся  дороге? Река заманчиво струит свое течение, завивает воронки и водовороты,  где-то там, в глубине, ходит пока еще не встреченная нами рыба… Рыболовная романтика приключений и странствий зовет нас вперед, госпожа удача повелевает нашей судьбой, а вывозит нас наше русское «авось»!


   Если какие-то сомнения еще и тревожили душу, то стоило вдохнуть живительный речной воздух, от них не осталось и следа. Стоило взмахнуть веслами, почувствовать, что лодка тебя слушается, как родная, а рука сама взмахивает спиннингом, посылая приманку к цели!
    А волшебные, заколдованные уголки реки  заманивают  предчувствиями поклевок, омута, перекаты и заливчики с нависшими над ними деревьями заманчиво обещают вознаграждение за удачный заброс. Мы успеваем  пройти несколько ближних речных поворотов –  скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается! –  как приятель коротко восклицает: «Сидит!» - и вот он уже азартно подтягивает к лодке первую хищницу, которая позарилась на его воблер. Щука делает свечку, показываясь во всей красе, обдает  брызгами рыболова и меня, потому что я успеваю подплыть на близкое расстояние со своим фотоаппаратом. Мы по традиции выпиваем «за первый сбитый».


   - Знаешь, что, - говорит мне приятель, - возьми ты эту баклажку к себе в лодку, а то, если так дальше пойдет, в ней до вечера ничего не останется!
  Между тем, мы еще только в начале событий. Рыба есть и рыба активна, клюет конечно, не как по заказу, но где и когда скажите, бывает так, чтоб клевало при каждом забросе? Где-то за каким-то поворотом удача ждет и меня!


  Впрочем, стоит нам отплыть от населенных пунктов, туда, где река вступает в чертоги леса, я все чаще откладываю свой спиннинг и хватаюсь за фотоаппарат. Красота лесистых берегов в эту пору года – ни в сказке сказать, ни пером описать!
Теперь под сенью леса плавание наше напоминает больше движение  по залам   картинной галереи осени: не знаешь куда смотреть, на левый берег или на правый?


  Природа приготовила радость для глаза, праздник для души. Живописец-осень расцветила деревья каждое по-своему: как факелы стоят и трепещут листьями розовые осины,  невиданной желтизной светят клены и липы. Но наряднее всех вязы, в их пестром убранстве все оттенки – от зелено-желтого до пурпура и бордового. «В багрец и в золото одетые леса» - говорил поэт, так вот, багрец – это, безусловно, вязы. Когда покажется из-за поворота реки группа склоненных над водой багряных вязов – просто никуда не денешься от их немыслимой красы, невольно прикипаешь взглядом. А когда все это богатство палитры, отражаясь, покачивается и дробится в воде – просто не наглядишься, импрессионизм да и только!


   Но отвлечемся от живописи осенней картинной галереи, все равно язык бессилен передать все это,  надо видеть своими глазами… Плывущего вниз по реке вместе с чувством парения всегда сопровождает тайное ощущение: вот сейчас что-то случится, вот там, за следующим поворотом реки. И это чувство никогда не обманывает! Случилось! Редкостной красоты белоснежная птица стоит на пустынном пляже, увидев лодку, нехотя взлетает, медленно взмахивая крыльями, будто приглашая за собой. Белая цапля – необычайная редкость для наших мест!


  Может быть, эта птица   была экскурсоводом в этом музее без стен и без крыши?
Признаюсь честно, на некоторое время я позабыл обо всех рыболовных трофеях и увлекся фотоохотой. В охоте с фотокамерой есть все признаки настоящей охоты: подкрадывание, прицеливание, выстрел. Только этот выстрел без пули, выстрел, несущий жизнь, а не смерть. Жизнь, заключенную в навсегда пойманном кадре.


  Позже дома просмотришь эти кадры и удивишься, как много в них скрыто того, что не успел рассмотреть во время съемки. Вот на одном из пляжей цапля поймала какую-то добычу. Тогда я не  рассмотрел, что именно она выхватила из воды, Но в серии кадров видно: в клюве у цапли большая лягушка. Птица несколько раз подбрасывала лягушку, перехватывала ее клювом, возможно, желая умертвить. Затем на следующем кадре видно,  что она окунула добычу в воду, побултыхала ее там. Действие нельзя не назвать осмысленным. И только проделав эту операцию несколько раз, наконец-то решилась заглотнуть добычу. Наконец, когда я подплыл ближе,  цапля поднялась в воздух и с гордыми взмахами крыльев поплыла на фоне пламенеющих вязов.

 
   Куда звала меня эта загадочная птица с белоснежным оперением и желтым клювом?
Каждый раз, пролетев немного, цапля садилась чуть ниже по реке, будто поджидала меня, изгибая свою эс-образную  шею. О чем хотела мне сообщить замершая на урезе воды  сказочная птица, изящная как на египетских фресках? Древние египтяне верили, что изображение птицы в усыпальнице олицетворяет собой душу человека. Возможно, эта птица и была моя душа, вечно куда-то стремящаяся,  вечно неуспокоенная или замирающая в ожидании чуда?


  Глядя, как летит впереди невиданная белоснежная птица,  я чувствовал, как меня постепенно охватывает ощущение нереальности происходящего. Стало мне казаться, будто плыву я не просто по реке, а движусь в каком-то потоке, подобном кинофильму.
Моя лодка плыла не иначе, как по реке времени,  из-за поворота постепенно выплывало мое прошлое.  А может, и действительно  было так, ведь берега реки волшебно и навсегда связаны с моим прошлым. Все эти поляны и перелески помнят события моей жизни. Жизнь – она та же река.


   Вот омут под обрывом, поросшим соснами. Здесь когда-то жила щука – «хозяйка омута».  В незапамятные времена две сосны упали с обрыва в воду –  под ними и устроилась «хозяйка». Виталик – парень из нашей компании – нырял с маске под эти сосны, где и встретился со щукой. Но каждый раз щука  пятилась, скрываясь от него. В сердцах Виталик спилил одну сосну, но и это не принесло удачи.  Тогда Виталик уступил мне право померяться силами с «хозяйкой». Несколько раз я приходил сюда со спиннингом, с живцовой удочкой. Но «хозяйка» так и не клюнула.. Когда-то давно я описал эти события. Где теперь эта щука – «хозяйка омута»?


  ...В те времена, в «утро наших лет» мы приезжали сюда большой безалаберной компанией – юноши и девушки, не знавшие забот, не верящие ни во что, и в то же время – идеалисты. Романтики, которые  постоянно вышучивали всякую романтичность. Приезжали с гитарами, с бутылками недорогого вина, с приемниками-транзисторами (тогда еще не изобрели дьявольскую штуку – плеера, наглухо запечатывающие уши современных мальчиков и девочек). Мы становились большим гудящим табором,  шутили, дурачились, пели. И со мной тогда была та, о которой я до сих пор  вспоминаю с болью сожаления – не удержал. Как весело взмахивала она рыжей челкой, как радовалась каждой бабочке, цветку! Когда мы нашли пустую бутылку, в которую заползла мышка, как помогала достать оттуда несчастную! Почему же сейчас эти воспоминания меня ранят?  Ведь все это – было!  А значит – осталось! Ее смех до сих пор звучит где-то на этом берегу,  как наверно все еще звучит моя гитара, да, конечно, вот на этой поляне, я слышу наши голоса, я вижу лица, хотя и слегка  отдаленные туманной дымкой убежавших лет.


  Где теперь все эти друзья и подруги? Рассеялись где-то среди жизненной круговерти.
  Но река уже ведет меня дальше, так же как и жизнь, ее течение прихотливо, причудливо.
…Затем все эти компании внезапно закончились, как закончилась наша призрачная свобода. Наступила другая пора - пора моих одиноких блужданий,  когда я увлекся спиннингом и забирался сюда, приехав самым первым автобусом. А может, просто мне нужно было уединиться, раствориться в природе? В жизни тогда было много трудностей, не ладилось ни с работой, ни с личной жизнью, я уходил сюда, чтоб сбросить груз всяких забот.  Природа исцеляла меня, придавала мне силы. Как ни странно, мои одинокие блуждания со спиннингом совсем не приносили мне грусть.  На реке всегда столько всего происходит, такой простор для  наблюдений, грустить совсем некогда. Наверное, на реке не может быть одиночества. Когда идешь берегом реки и смотришь в воду, твои чувства и мысли все время заняты, просто нет времени думать о чем-то печальном.


  Однажды, а дело было тоже в октябре, шел я по левому крутому берегу, глядя в воду и непрерывно совершая забросы. И вдруг увидел, как стая огромных рыб шла по руслу реки, целеустремленно скатывалась  по течению вниз, это были лещи – с высоким, крутыми боками. Несколько минут проходила стая – так была она велика, шла на зимовальные ямы. Опомнившись, я стал бросать рыбам свои спиннинговые приманки, но большие рыбы с достоинством обминали мои воблеры, игнорируя их.  Все мои попытки заинтересовать рыб приманками были обречены на неудачу!


   Вот и сейчас мы проплывали примерно в тех же местах,  передо мной было дерево, нависшее над водой, почти перегородившее полреки. Под склоненным деревом лежал затопленный ствол другого дерева, упавшего раньше. И вот – о чудо!-  снова тени огромных рыб скользнули под лодкой, ища спасения в подводных джунглях. Были ли это потомки тех рыб, увиденных давно? Или они скользнули, как воспоминание о тех давних событиях?
   Вот так и в жизни: ничто не повторимо, но все повторяется!  Нельзя дважды войти в одну и ту же воду, но мы все время пытаемся  это сделать. Нельзя заново войти в прошлое, можно только вспомнить, но ведь все будет уже другим: само событие, вернее воспоминание о нем, потом воспоминание о воспоминании.


   Да, река – это моя жизнь. Моя текущая жизнь в прекрасных берегах, где струятся воспоминания.


   После нескольких поворотов – меандров по правому берегу возникает картинная, почти шишкинская,  дубовая роща. Заскорузлые дубы чередой волшебных витязей подходят к самой воде, глядятся в воду, роняют желуди и резные листья.  Резные дубовые листья, «виолончельные», как назвал поэт,  словно кораблики, задрав носы, плывут по воде.


   До этих мест я никогда не доходил в юности, как-то не случалось. Сюда заглянула уже только моя зрелость. Это место связано с моим наставником  в спиннинге Геной. Когда-то во время нашего первого лодочного похода именно здесь мы устроили вечерний привал. Гена открыл это место: семь дубов и поляна между них. Трудно  представить лучшего соратника по плаваниям и рыбалкам, чем Гена, – великий рыболов с кроткой улыбкой, бесконечно влюбленный в реку, природу. Он явился для меня откровением не только как мастер спиннинга, но и в большей мере – откровением человеческим.  Никто, как он, не мог так переживать красоту природы, да и просто поддержать, когда что-нибудь не ладилось.  На привале он незаметно брал на себя самую трудную часть работы. Я и не замечал, как сама собой ставилась палатка,  как по мановению волшебства полыхал костер, в котелке уже булькала уха – и становилось так по-домашнему уютно. Никогда с собой в походы Гена не брал никакой выпивки, что согласитесь, как-то не вяжется с расхожим мнением о рыболовах. Однажды, когда вечером у костра я достал из рюкзака пакет вина и предложил ему выпить, Гена только удивленно  на меня взглянул:


  - А разве тебе не достаточно просто сидеть, смотреть и слушать?
  Пристыженный, я согласился, что достаточно. Ночь была полна звуков, шорохов, всплесков, торжественно сияли звезды, и среди этой полноты бытия какой-то излишней выглядела бы радость, полученная от вина.


   Я знал, что в жизни Гены немало сложностей: тяжело болел отец, жена, мягко говоря,  не разделяла его увлечения рыбалкой. И видно, совсем нелегко было  ему вырваться на природу из круга каждодневных забот, но в эти редкие часы он по-настоящему наслаждался природой.


   Гена учил меня не только ловить рыбу, но прежде всего – относиться к природе, как к родному дому, не брать лишнего, сверх меры. Он сам всегда отпускал пойманную рыбу, если она не доросла до размера, а иногда отпускал и крупную. Когда под его влиянием я сам отпустил первую рыбу, – это был небольшой щуренок, – помнится, Гена спросил меня: что ты чувствуешь? как на душе?
    - Чувствую? Что-то очень хорошее! Что подарил жизнь другому существу!
    -  Ну, добро, - сказал тогда Гена. – Значит, будешь ловить! В природе все как-то связано. Дают тому, кто не возьмет больше, чем надо.


 Эти слова я хорошо запомнил. Дают не тому, кто берет, а тому, кто умеет отдавать! И не возьмет больше, чем надо. Интересно, почему же не все в жизни мне легко давалось? Может, потому что  хотел больше, чем было нужно? Или больше, чем мог отдать?


   Эту душевную доброту,  бережное отношение к реке и всему, что на ней я встречал у многих  порядочных рыболовов. Видно не может душа не очиститься у того, кто много проводит времени на реке. Помню, что другой мой добрый знакомый – рыболов Алексей, придя на реку и обнаружив мусор, тут же принимался его убирать. Первым делом собирал пакеты, обертки, пластиковые бутылки, разводил костер и сжигал где-нибудь подальше, оставляя берег чистым.
  - Уважать надо природу… - приговаривал Алексей, то ли смущаясь, то ли извиняясь за чье-то равнодушие.


  Не знаю, всегда ли добро вознаграждается? Наверно, не всегда. Но оно, надо полагать, само по себе и есть награда.
   ..Но вот показалось на реке еще одно примечательное место. Здесь река делает правый поворот,  на длинном мысу стоят редкие коряжистые деревья – дубы и вязы, а дальше то, что мы называли «мост» - два дерева, упавшие с разных берегов почти дотягиваются друг до друга вершинами. Здесь в виду живописности и удобства места летом почти всегда стоят лагерем туристы, здесь много их пестрых палаток, много «шашлычных дымков», веселых криков детворы. Помню, когда мы с Геной проплывали тут однажды утром, девочка подросток оставила свой мяч и игру с братиком.


  - Смотри, смотри! – крикнула она восторженно и высунулась из-за дерева, с великим любопытством провожая взглядом нашу лодочную кавалькаду. Во взгляде девочки была романтичность Ассоль, мечтающей об алых парусах. Не знаю, кем могли показаться девочке взрослые дяди на зеленых лодках со спиннингами в руках, возможно какими-то заколдованными рыцарями? Один из дядей  (это был я!) не выдержал, сорвал с себя шляпу и помахал новоявленной Ассоль. Какое смятение я посеял в этой юной душе своим невольным жестом? Только на миг соединились наши взгляды – и мы поплыли дальше.


   Но сейчас, осенью, берега эти были пустынны, и было даже странно, что некому теперь оценить красоту этих мест. Кроны деревьев были пронизаны лучами заходящего солнца, оттого будто светились изнутри, их отражения в воде светились тоже. До сих пор мы плыли вдоль обрыва, поросшего лесом, и вот, когда  миновали лес и стали огибать длинный мыс, в небе  перед нами развернулась картина, похожая на безмолвную музыку. Темно-лиловые тучи громоздились у горизонта, снизу пробивался придавленный тучами свет. А выше все небо начинало светиться огненными всполохами – отблесками заката на облаках – удивительная торжественная увертюра. Казалось, в невиданных красках заката угадывались звуки, и силуэты деревьев, почти лишенные листвы, составляли  странный контрапункт мелодии заката. Но до чего же быстро глохнут краски, как неотвратимо гаснут пламенные сполохи, словно напоминая, что прекрасное не бывает вечным!


   Пора было подумывать о ночлеге. Мы вытащили лодки на небольшом пляжике и поднялись на поляну, осененную багряными вязами. Западная часть неба за опушкой леса еще светилась. Я остановился перевести дух. Но что такое? «Урлы-урлы-урлы! – со стороны догорающего заката раздавался какой-то странный переливчатый звук, довольно музыкальный, живой, не иначе звук этот должен был принадлежать живым существам. Звук наполнял пространство, исходя с запада, неужели закат и впрямь обрел свою музыку? Что же это? В той стороне, за лесом – протоки, старицы, глухие болота, я это знал. Что же там могло происходить? И вдруг меня осенило: да это же песни журавлей! Музыка их осенних танцев, когда перед  отлетом  журавли собираются в большие стаи. Песня прощания с родной землей! Звук столь древний, как сама земля,  ныне неслыханно редкий,  далеко не каждому посчастливится его уловить.  А если и услышит эту таинственную музыку городской житель, вроде меня, не сразу и поймет, что это такое. Нам вот посчастливилось больше других.


   Осенний вечер короток. Не успели мы поставить палатку и разжечь костер, как землю накрыла темнота. Впрочем, темнота была не полной, к этому времени уже взошла луна, и нашу поляну залило серебристое лунное сияние. Волшебный свет луны пронизывал листья вяза, и были они уже не винно-бордовыми, а будто выкованными из серебра. Протянулись от деревьев загадочные тени, причудливо переплетаясь на нашей поляне. Почему лунный свет не передает красок? Только ли дело в особенностях нашего сумеречного зрения? Мне кажется, дело тут в другом, в том, что должна быть в природе непременно тайна, и эта тайна наступает вместе с ночью. Звезды таинственно мерцая, глядели сквозь кроны деревьев, где-то в этих кронах все еще стрекотал кузнечик – это сейчас, в начале октября! – на удивление теплой была ночь. И в то же время в этой осенней ночи скрывалась какая-то скрытая угроза, тревога. Мы сидели у костра, прислушиваясь к шорохам в чаще леса. Необъяснимый первобытный страх выползал из чащи, оттуда, где скрывалась его тайна. Тысячи лет назад сидели у огня люди и, кутаясь в шкуры,  прислушивались к звукам ночи. Ночь, костер и лес возвращают нам это чувство. Память многих поколений, до сих пор скрытая в наших генах, шевелится и просится наружу. Кто были эти люди? Как защищали себя от холода, от голода, от диких зверей? Ведь у них с нашей точки зрения не было ничего для выживания – ни наших палаток, ни спальников, ни запасов еды. И все же они выжили благодаря своим способностям. Да уж не глупее были нас! Только потому и выжили. И вот мы сегодня так же, как они, добыли свой ужин своим умением, и сидим у костра как в те далекие времена.

   Не скрою, когда я отправлялся в осенний поход, у меня были опасения насчет ночевки в лесу – не лето ведь! Но вот эта осенняя ночь на природе…боже, какой божественной она оказалась! Да ведь, пожалуй, это была самая незабываемая часть похода! Ни комаров, ни летней духоты, зато сколько волшебства, сколько тайны. «Комнатному» городскому человеку трудно представить, как здорово сидеть глухой осенней ночью у костра, вдали от города. Да, возможно, под утро станет немного прохладно, так ведь есть же теплый спальник, который можно застегнуть.  За день гребли по реке такая приятная тяжесть во всем теле. Сами собой смыкаются глаза, не успел прилечь – и ты уже спишь. И снится что-то из детства, связанное с рыбалкой, с каникулами, с отцом и с братом, с бамбуковой удочкой, с красным поплавком… Вот поплавок на малахитовой воде осторожно двинулся, затанцевал и вдруг окунулся, как полоумный. Просыпаясь, долго еще не можешь понять – как же так, только что клевало и ты вовремя подсек, и рыба затрепетала на леске, разбрызгивая золотые капли, - но где же эта рыба? Выходит, она осталась там, во сне? Все это было в другом измерении – в измерении сна, а здесь нет никакой рыбы, да что там рыбы! – нет уже ни отца, ни брата, нет даже того домика с голубыми ставнями и серебряным петушком над крышей, из которого мы выходили на рыбалку. Ничего, решительно ничего не осталось из детства, кроме разве что этих снов, да еще того самого поплавка с красной головой, что лежит спрятанный  где-то в заветной коробочке.

  Сон улетучивается, наступает новый день и утро приносит новые обещания. Снова костер, согревающий чай, и река жизни несет нас дальше, прочь от этого лагеря под красными вязами, который с этой минуты  тоже стал всего лишь воспоминанием.
И снова мы плывем по реке, усыпанной желтым, рыжим, розовым и бордовым листом.
Желтый – кленовый лист, рыжий – дубовый и тополиный, розовый – лист с осины и бордовый – с вяза. Заброшеный воблер движется сквозь острова из листьев, цепляет листву крючками и возвращается весь унизанный листьями – желтыми, рыжими и бордовыми. Через время в небе рассеивается мглистая муть и нежданно-негаданно проливается солнце. Выясняется, что день будет такой же прекрасный как вчера. Только вместе с солнцем вдруг возникает и ветер, он шумит в кронах деревьев, срывает целые охапки листвы и  швыряет их в воду, в лодку. Осенний карнавал!


   Праздник жизни продолжается: редкие осенние стрекозы-дозорщики проносятся над водой, зависают, сдуваемые порывами ветра. Какой-то маленький лесной зверек, должно быть ласка,  исследует что-то в норах ласточек-береговушек на обрывистом берегу.  Но гнезда ласточек давно уже опустели, птенцы оперились и улетели в теплые края. И зверек замирает, глядя, как две лодки плывут мимо сквозь хоровод листьев.


   А день распогодился не на шутку, и снова обмирает душа, когда бордовые вязы, склонившись к своим заскорузлым корням, нависают перед тобой. Впереди нас – новое замечательное место, которое носит название Омут Монстра. В прежние времена здесь во время плавания с Геной, бросив воблер-фэтик между веток упавшего дерева, я зацепил невиданного глубинного монстра. Монстр этот долго не показывался над водой,  кружил лодку над ямой, когда же после изматывающей борьбы был подведен к лодке, ужаснул меня своим размером, чернотой  огромной спины и почти крокодильей пастью. Не видать бы мне этого  речного зверя, как своих ушей, если б Гена не выхватил его из воды в тот самый миг, когда монстр уже сорвался, разогнув крючки…


   Все-таки как странно переменилось место!  Нет уже прежнего бездонного омута с черной водой,  на месте бывшего русла – новые отмели и косы, даже коряги торчат в незнакомых местах. Но вот что удивительно – не перевелись здесь монстры! Тут-то и приключилась новая история (каждый раз это место радует историями). Пока я кружил по заливу, стараясь воскресить в памяти тот давний эпизод,  приятель Саша проплыл дальше, швыряя свой огромных размеров воблер  JACKALL Squad minnow, вдоль травянистых зарослей. Вдруг до меня донеслись ужасные ругательства. Что? Что случилось? Оказалось: на встречном ходу воблер был атакован и мгновенно срезан щукой. Огромной, видать, рыбиной, если поводок из флуорокарбона толщиной 0,5 мм был срезан в один момент, как ножницами. Вполне понимаю Сашу, почему он дает выход своим эмоциям в замысловатых ругательствах. Воблер – краса и гордость его коллекции! – купленный буквально на днях, на который Саша возлагал большие надежды, ни за что ни про что подарен щуке.. Да и разбойницу жаль, нелегко ей придется с такой игрушкой длиной 10 сантиметров! Хорошо, если зацепилась краем пасти и сможет от него как-то избавиться.. Нет, что ни говори, а это урок на будущее! Не зря, ох как не зря бывалые рыбаки-спиннингисты не советуют выходить на хорошую щуку без металлического поводка. Что там говорить, подводит флюорокарбон, еще как подводит!


   Так или иначе, плывем дальше, переполненные эмоциями, Саша – негодуя и ругаясь, я – настроенный более философски. Все же хорошо, что в нашей реке еще есть такие щуки, которые могут порадовать подобными поклевками. Еще много впереди манящих излучин,  еще столько чудесных рыболовных мест,  волшебных потайных уголков, от которых можно ожидать волнующих поклевок. Осень – пора  самых сильных рыболовных впечатлений, пора схваток с монстрами, золотая пора для спиннингиста.

   Не купить ли и мне такой же чудодейственный воблер, который геройски погиб в омуте Монстра? Саша говорит, что мысль правильная, только моим легким спиннингом – Дайвой – такой воблер не бросить, а тем более правильно не провести. Его надо вести резкими рывками, а для этого нужен довольно жесткий спин.
  - Купи CHERRY WOOD такой как у меня, не смеши людей! Пора переходить на новый уровень!
  Да, так и есть, на рыбалке нельзя ловить раз и навсегда затверженными методами.

Постоянный поиск – вот что приносит успех! Сегодня, к примеру,  работает только жесткий твичинг. Убедительная победа Сашиного «оружия» доказывает это: его пять щук против моих двух, да и те две тоже пойманы на твичинговые воблера – X-RAP RAPALA  и  DAIWA Shiner. Есть о чем задуматься.

   По пути из-за поворота реки показывается собрат-спиннингист, что плывет против течения, на малых оборотах лодочного двигателя, тянет за лодкой троллинговую снасть. Это мужественный, загорелый рыбак, с седоватой шкиперской бородкой, с обветренным лицом,  по всему видно поплавал он немало, умудрен опытом. Поравнявшись, он вопросительно  кивает мне, мол, как успехи?
   - Да у меня не очень, - признаюсь я, - а вот приятелю повезло больше! Щука срезала его воблер ценой 100 гривен!
   - Да, дела… - соглашается пожилой спиннингист, сверкнув неожиданно голубыми, почти юными глазами. – На рыбалке случается всякое! Это как в жизни – надо быть готовым ко всему. Не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Жизнь есть жизнь!


  Только на какую-нибудь минуту мы обменялись взглядами, перекинулись словами, а уже как потеплело на душе! Тотчас возникло чувство: с этим человеком я мог бы дружить,  мог бы перенимать его опыт – и рыболовный, и житейский. Но наши пути разошлись, скоро его мотор тарахтел уже у другого поворота. Впрочем, довольно и того, что было сказано, слова, сказанные вовремя, обретают особый вес. Если за словами стоит немало пережитого, их можно долго обдумывать, да пожалуй, важны даже не слова,  а интонация, тот особенный душевный настрой, что безошибочно угадывается за словами.

   Все дальше и дальше несет меня река – или это несет сама жизнь? – или это я сам плыву сквозь время, или время проходит сквозь меня? Порыв ветра, швыряющий в лодку ворох желтой листвы, коряга, предательски выскакивающая прямо по курсу лодки, низкие ветви склоненного над водой дерева, хлещущие тебя по макушке. Ожидание неимоверного, обманчивое предчувствие чуда, быстрый заброс к островку стрелолиста, где только что рассыпалась веером мелкая рыбешка, миг – и  предчувствие обретает силу уверенности, и вот, наконец хватка! Взяла! Но нет, радость преждевременна, впереди еще бой, может быть целое сражение с выпрыгиванием хищницы из воды, с великолепной свечкой в солнечных брызгах! Выдержат ли нервы? И выдержит ли снасть?


  Даже если сход, даже если – неудача, я говорю себе как мудрый спиннингист: «Жизнь есть жизнь!» А это значит – снова начинать все сначала, снова грести против ветра, не терять надежды, не успокаиваться, легко относиться к потерям, не бояться трудностей, верить в себя, и тогда придет, обязательно придет твоя удача!


  «Это как в жизни»! Стиснув зубы плыть, не считаясь с потерями,  радоваться прекрасному, вобрать в себя все краски и звуки осеннего чудесного дня, не поддаваться унынию, и плыть, плыть дальше по жизни на своей латаной-перелатаной лодке со своим видавшим виды спиннингом. Не желать невозможного, примиряться  с неизбежным, брать не больше, чем сможешь отдать, и платить душой за каждый подарок судьбы. И тогда возможно груз прожитых лет превратится не в усталость, а в опыт, и этот мой опыт кому-то, хочется верить,  понадобится и пойдет впрок. А это значит -  усилия не были напрасны, значит мое плавание по жизни не бесцельно, значит, кто-нибудь непременно услышит меня, в ком-нибудь отзовутся мои слова.

   …Так хочется в это верить здесь, на этой лодке, плывя осенью вниз по реке.