Увертюра. Начало

Лучше разозлиться, чем преклоняться зря.
Покажи свой гнев, чтобы все это поняли!
Стремясь к вершине, ты не отступай.
Добивайся своей цели, никогда не убегай!
Как будто в двенадцать лет, я весь дрожу,
Словно я из школы опять сбежал,
И мне кричат вернуться, но не слышу я -
Ждать бесполезно таким же, как я!
Живи, как хочешь сам.
Не плачь, коль честен ты.
Не ври и не бойся,
Иль будешь сам врагом себе ты.
Вы говорите: "Мечты мечтами",
Но я больше не буду играть в дурака,
Поймите, ведь у меня есть душа!
Дай себе время, и пусть остынет кровь.
Улыбнись себе прежде, чем всхлипнешь вновь.
Ведь тень от испуга - всего лишь фальшивка…
Просто фальшивка.
Ты не верь извилистым дорогам –
Всегда есть прямые к твоей цели пути!
Живи, как хочешь сам.
Не плачь, коль честен ты.
Не ври и не бойся,
Иль будешь сам врагом себе ты...

"Wind" - Akeboshi

В ту ночь шел снег, отчаянно белый, как будто пытался скрыть своей белизной все темное и черное в этом мире. Было жутко и нестерпимо холодно, серо и долго до весны.
Он стоял один посреди улицы, оглядываясь по сторонам, в отчаянии увидеть хоть одного человека и попросить о помощи. Снег был похож на белые перья…
Не было ветра, на его щеке засыхала кровь. Его как будто что-то кольнуло, он тронул кровь рукой, и, показалось, понял, откуда она. А в следующий миг в его руках оказался меч. Они обступали со всех сторон, страшные тени…Он рубил на лево и направо, спокойно и безумно, продумывая каждый шаг и бросаясь вперед уже без смысла. Рана одна за другой ложилась на его тело, но его сила не менялась, он только шептал то ли молитву, то ли песню, все громче и громче.…Когда он упал на алый снег, где-то в глубине дворов рвануло что-то, и вьюга, как пес, сорвавшийся с цепи, обрушилась на город. Она металась по улицам, билась в окна, сносила все на своем пути. И на одно мгновенье, одно короткое мгновенье ему вдруг показалось, что это не снег, а опадают лепестки акации как в то лето, тогда и там. Он закрыл глаза и уже не открыл.
В первом по улице доме, на пролете лестницы плакала маленькая девочка, укутанная в мужскую куртку с футляром скрипки в руках.

В переходе метро играла на скрипке девушка. Она играла всем знакомую песню, но никто не мог её узнать и напеть слова. Она играла и улыбалась, и если приглядеться, можно было увидеть, как с её рук срываются и кружат вокруг разноцветные бабочки. Одна нота – взмах крыла. Бабочки срывались и улетали наружу, растворялись со снегом, больше похожим на пену, миллион воздушных пузырей. Скрипка смеялась, хотя казалось, может только плакать. Один парень остановился перед ней, девушкой со скрипкой. Девушка была совсем маленькая, худенькая, со светлой кудрявой головой, в стареньком пальтишке и красном шарфе. Он стоял напротив, как будто противоположность её, отражение искаженного зеркала: мрачный, весь в черном, с внимательными карими глазами…
Зоя уже не помнила, кто научил играть ее на скрипке. Она помнила себя с лет четырех, и уже тогда она с утра до вечера играла в переходе на скрипке. Скрипка была большой и неудобной, пальцы стыли на морозе и болели, звуки выходили ужасные, люди морщились и проходили мимо. Но Зоя играла, она откуда-то знала, что играть нужно, нужно обязательно. Когда музыка получалась ровной и красивой Зоя чувствовала, как в ней зажигается звездочка. С годами потом звездочка горела все ярче и ярче, но пока она играла только три песни, иногда ей бросали деньги, но деньги Зою не интересовали, все равно вечером приходил Игорь и забирал их. Было что-то гораздо важнее, из-за чего нужно было играть. Как будто если бы она не играла, случилось что-то страшное. Не наступило бы лето, не растаял снег, не встало бы солнце на следующий день. И Зойка старалась изо всех сил.
Игорь был худым, молчаливым, не бритым мужчиной лет тридцати. Он приводил Зою в переход и забирал ее вечером. Он давала Зойке еду утром и вечером, и, вроде как, только из-за него у Зойки был матрас на заброшенном чердаке. Сейчас Зойка уже не могла толком вспомнить этот чердак, единственное что врезалось в память – дыра, через которую она смотрела на город. Дыру все порывались заделать – с нее ужасно дуло и порой заносило снег, но к счастью все жалели силы на это. Ночами Зоя подолгу смотрела на светлый город и чувствовала, что в ней очень много песен, которые она хочет сыграть, но пока не может. Пока. Потом Зоя поняла, что она любила город и тогда чувствовала именно это. Её часто спрашивали как она жила без родителей. Она не могла ответить, она не помнила, чтобы у нее были мама или папа, так с чем было сравнивать? Других счастливых детей она тоже не встречала. Она даже не думала о том, что у нее МОГУТ быть родители. Порой в переходах, она видела детей, улыбающихся и смеющихся со своими мамами или папами, но не чувствовала завести, наоборот, она радовалась с ними.
Рядом с Зоей, на соседнем матрасе, спал старый дедушка, его все пинали и ругали за безделье, но никто не решался его выгнать. По ночам дедушка страшно кашлял и не мог спать, а вечерами он разговаривал с Зоей. Это он рассказал Зойке, чтобы она никогда и никому не отдавала свою скрипку, ни за еду, ни за деньги, а еще ту странную бумажку, за которой охотился Игорь. Бумажка была белая, из плотной бумаги, потом Зоя узнала, что на ней написано «Свидетельство о рождении». Читать ее научил тоже дедушка. Как-то раз, когда она смотрела на город через свое «окно», старик поднялся и сел рядом, а затем спросил:
-Что там написано? – и указала на стенд на соседнем доме.
-Не знаю, - честно сказала Зойка.
-Звезды ближе, чем ты думаешь.
-Правда?
-Правда, только это реклама фотоаппарата.
-А как вы это узнали?
-Смотри, видишь букву похожую на зигзаг?
По началу Зои было тяжело, она плохо представляла себе круги и квадраты, хотя видимо когда-то давно ее этому научили, и она спокойно различала круглые и прямоугольные предметы. А уже через пару месяцев Зойка могла прочесть все вывески, какие можно было увидеть с крыши. Тогда дедушка достал из-под матраса две потрепанные книги и попросил Зойку почитать ему. Это были «Мастери и Маргарита» Булгакова, а еще «Война и мир» Толстого. Потом Зоя долго гадала, был ли когда-то старичок учителем литературы. Или может, его жена была учительницей, или дети учились в школе….
Дедушка научил Зою читать, считать, и еще рассказал много о чем важном, а потом умер. Не смотря на страшный кашель он уснул, но утром не проснулся, а когда Зоя вечером вернулась его уже не было.
Весна только начиналась.
Как-то раз Игорь сказал, что всем надоели Зойкины песни, и дал ей ноты. Зоя долго пыталась разобраться в странных записях, но так ничему и не научилась. Тогда Игорь отвел ее в соседний переход. Там работал аккордеонист. Он ничего не понимал в скрипках, но умел читать ноты. К счастью, оказалось, что Зойка знает гаммы. Прежде она играла их, когда руки совсем замерзали, она всегда старалась сыграть их как можно чище и быстрее. Оказалось, что гаммы существует совсем для другого. Зоя выучила новые песни. Играть стало тяжелее, раньше песни игрались по привычке, по наитию, теперь приходилось учить ноты, механическая привычка еще не выработалась. Зато люди вокруг и вправду повеселели и стали кидать в Зойку шапку куда больше денег, чем прежде. Может быть из-за этого вскоре к Игорю зачислили странные люди, огромные с перекошенными лицами. У людей были низкие хриплые голоса, Игорь при виде их как будто укорачивался в росте, весь сжимался и изо всех сил старался слиться с окружающим фоном. И в один день Игорь пропал. Он не пришел вечером за Зоей. Зоя попыталась сама вспомнить дорогу. Но все, что она запоминала на пути, это яркие вывески, афиши, интересные высокие здания. Она представления не имела далеко ли идти, как отличить свой дом, от десятка таких же вокруг, куда поворачивать, где переходить дорогу. Стемнело, вместо снега пошел дождь. Первый дождь в этом году, ледяной и резкий, как лезвии ножей. К Зое подошел странный человек, высокий, большой, одетый, почему-то во все синее, в странной шапке с козырьком. Он спросил:
-Девочка, ты чья?
Зоя не знала, чья она. И как она вообще может быть чьей-то. Разве не только вещи могут быть чьими-то?
-Ты потерялась?
Зоя снова не поняла. Терять? Теряют тоже только вещи. Игорь часто терял ключ от чердака и ругался страшными словами, о которых дедушка сказал, не произносить их никогда и никому, чтобы с тобой не случилось, иначе будешь вечно несчастен. А может, Игорь вправду ее потерял? Забыл, где оставил, бегает по другим переходам, ругается, ищет.
- Наверное, - ответила Зойка.
-Как тебя зовут?
-Зоя.
-А где твои родители?
-У меня их нет, - дедушка порой гладил Зойку по голове, приговаривая, что она бедняжка – сирота, осталась без родителей. Только от него Зойка и узнала, что у нее вообще должны были быть родители.
-А где же ты живешь?
-На крыше.
Слово за слово, милиционер взял Зойку за руку и повел куда-то. Тот день Зойка не забудет никогда. Ей не жалко было уходить с чердака, разве что книги было немного жалко. Так и сгнили они под матрасами или сгорели в топке…
В тот день Зойка впервые увидела бабочку. Милиционер посадил ее в машину и когда они уже мчались по улицам, Зойка смотрела только на мужчину, который ее забрал, и вдруг услышала звон, она повернулась к окну и увидела ее…
В окно билась бабочка, не смотря на начало весны, на дождь, стучалась бабочка, прекрасная бабочка с тонкими, прозрачными крыльями, она переливалась то синими, то красным, и Зоя поняла, что это не звон, это песня. Она всегда звучала где-то глубоко внутри и теперь вырвалась на свет, и тут Зойки стало горько, и она расплакалась, наверное, в первый раз в жизни.
А потом было залитое электрическим светом отделение, вопросы, и Зоя случайно проговорилась о своем «свидетельстве». Она уже прочитала его вдоль и поперек, но ничего не поняла. Там не было ни одного понятного слова, кроме имени Зои, а еще слов мать и отец. Однако в милиции так не считали. Зою сразу отвели в какую-то странную комнату, со столами и высоким, жестким диваном, накормили лапшой, а потом уложили спать на этот же диван, накрыв шерстяным платком. Заботились о Зойке две женщины в такой же синей форме. Она все время тяжело вздыхали и о чем-то шептались между собой. В комнате было шумно: звонил телефон, бегали туда-сюда люди, а потом, уже на следующий день пришла одна очень круглая женщина в огромных очках. Она хотела забрать Зойку в какое-то странное место – детдом, но почти одновременно с ней в отделение пришел дядя.
Дядя был чем-то похож на Игоря. Такой же высокий и худой. Но потом Зоя поняла разницу: если Игорь был просто тощий, то дядя – поджарый. По нему было видно, что он очень сильный и быстрый. У дяди были черные глаза, темная кожа и непослушные темные волосы. Видимо, когда-то он сломал нос, и теперь на носу было горбинка. Дядя долго ругался с круглой теткой. Тыкал ей под нос какими-то бумажками, спокойно и равнодушно отвечал на все ее вопли. В конце концов, дядя взял Зою за руку, вытащил из-под воротника красный шарф, замотал ее голую шею и увел прочь из отделения. Они долго мчались по городу на его старенькой, синей машине, и когда они уже подъезжали к дядиному дому, он посмотрел на Зою через зеркальце заднего вида и сказал:
-Я тебе родня как никак. Можешь всегда попросить обо всем, что пожелаешь.
Но Зоя никогда ни о чем не просила дядю, он все делал сам. В одно мгновение у Зойки появилась своя комната с огромным окном, своя широкая кровать, свой стол с книгами, бумагой, красками и цветными карандашами. Своя ванна: прежде Зойка умывалась зимою - снегом, а летом – только на автомойке. Игорь отводил их туда: её и еще нескольких беспризорников, а мойщики поливали их холодной водой из шлангов. У Зойки появилась своя одежда – кофты, юбки, одни ботинки на зиму, другие на осень-весну, туфельки на лето. В тот же год Зойка пошла в школу.
У нее не было друзей. Она не знала, как разговаривать со своими сверстниками. Она на ты в первый раз обратилась только к своему дяди, с тех пор Зойке казалось, что говорить кому-то ты – признавать его самым близким человеком из всех, кого знаешь. Училась Зойка на отлично, но по школе ходили слухи о том, что она сирота, жила на улицы, и все боялись заводить с ней дружбу.
Дядя хотел записать Зойку в музыкальную школу, но она отказалась. Кто-то сказал ей, что школа стоит очень дорого, а дядя работал с утра до вечера, и Зойка сказала, что не хочет учиться музыке. Каждый день она сама учила новые уже не песни, а увертюры и ноктюрны. Порой дядя просил сыграть для него, и подолгу слушала все подряд: от упражнений и до произведений Моцарта. Порой дядя плакал: одна слеза незаметно соскальзывала с его щеки и, упав на воротник, расплывалась темным пятном.
А когда Зои исполнилось четырнадцать, дядя умер. Тогда Зойку долго преследовала мысль о том, что она приносит несчастья. Дедушка, научивший её считать и писать, умер сразу, как только дал ей все, что мог, так и дядя дал Зойке дом, вещи, возможность учиться и как будто дождавшись только ее совершеннолетия – умер. Дядя простудился и зачах буквально за неделю. Сначала он просто кашлял, потом кашель не прекращался ни днем, ни ночью, а потом дядя стал кашлять кровью. Зоя хотела позвонить в скорую, но дядя сам собрался и ушел в больницу. Вечером Зои позвонили и обо всем рассказали.
Воспаленные легкие. Тяжелая форма.
В тот год Зойке показалось, что свет погас и из мира пропали краски. Она одна играла на скрипке в пустой квартире. Её преследовали проблемы с органами опеки. Выяснилось, что дядя оставил Зойке квартиру, и она отказалась переехать в детский дом. Слава Богу, ей было уже четырнадцать. А потом, как-то раз, серой осенью, которая никак не могла перейти в зиму и мучила всех ветрами и мелкими резкими дождями Зоя вновь увидела бабочку, о которой уже успела позабыть.
Зоя читала книгу, когда услышала отчетливый стук в окно. Снова и снова.
«Птица?» - подумала Зойка, поднялась со стула и отдернула штору.
На подоконнике сидела стайка воробьев и гонялась за бабочкой. Той самой бабочкой, что пахла летом, что переливалась всеми цветами, та бабочка, что звенела, летя мимо, та бабочка, что летала так высоко, что нельзя было дотянуться. Эта бабочка порхала, и краски всей радуги отражались в стекле. Падал мягкими пушистыми хлопьями снег, и Зоя…схватила свою скрипку и заиграла. Песню, которую никто не знал, но все слышали.
Зойка бабочкой порхала по комнате со скрипкой в руках, кружась в такт музыки…
Закончив школу, Зоя решила попытать счастья поступить в консерваторий. Она падала документы, но немного подумав решила поступать во втором полугодие, а три месяца подготовиться: выучить новые произведения, поправить дела с нотной грамотой. Но уже у комиссии ей вдруг отказали в прослушивании.
-Девушка, вы же музыкальную школу не кончали! – с ужасом сказала тонкая, как трость женщина из комиссии.
-Да, - ответила Зоя, приняв её утверждение за вопрос.
-А как же вы пришли? – полными ужаса глазами посмотрела на нее все та же женщина.
-Ну я же играю на скрипке.
Тогда крупный мужчина в очках снял свои не менее крупные очки и сказал:
-Без начального музыкального образования вас принять не можем.
Зоя пожала плечами и повернулась, чтобы уйти, когда рыжий молодой парень, который не сидел со всей комиссией за столом, а стоял в стороне, усмехнулся и сказал:
-Ну, что же вы так строги, господа жюри, дайте девушки шанс, - он кивнул Зойке, - играйте.
Сначала Зоя хотела играть сложное классическое произведение, она специально разучивала его в течение трех месяцев, но в этот момент что-то изменилась в ней, и Зоя поняла, что не сыграет ни ноты. Ни ноты из того, что учила. Она привычным как дыхание жестом, положила скрипку на плечо и заиграла.
Одну из песней, что давно, в детстве играла в переходе. А потом Зойка не поняла, как одна песня перетекла в другую, а та в третью, и дальше и дальше и все песни были одной, и даже где-то прорывалась главная тема, и Зойка вспомнила о том, как чувствовала внутри себя звезду, что с каждым днем разгорается все сильнее и почувствовала ее вновь. Звезда горела. Звезда сияла! Она со всем справилась, со всем справиться и не здесь она должна играть, а там в переходах, для людей. Ведь без нее, без нее здесь будет совсем темно. Ведь она звезда!
Когда Зойка перестала играть, жюри молчало. Они все молчали и смотрели во все глаза, а Зоя повернулась и пошла прочь. Уже в коридоре ее догнал рыжий:
-Послушайте…
-Извините, но я передумала сюда поступать. Наверное, профессиональная музыка и вправду не для меня. Простите, что отняла время, - и Зойка даже поклонилась ему. И ушла. А рыжий так и остался стоять посреди коридора.
А уже посреди дороги домой, в метро, Зойка почувствовала что-то такое огромное, что рвалось из груди, что не выдержала, выскочила на первой станции, добежала до перехода, бросила перед собой футляр и заиграла. Она играла изо всех сил, совсем как в детстве, и переход заполняли бабочки, а серый день становился цветным.

Парень все смотрел на нее, не отводя взгляд, а потом, когда у Зойке уже затекло плечо, подошел к ней, и взяв за руку у локтя спросил, заглядывая в глаза:
- Ты ведь это не ради денег делаешь?
Зойка, как будто очнувшаяся от глубоко сна, встряхнула головой и только тут заметила, что на ее футляре навалена горка денег, монеты и банкноты. Зоя собрала их и побежала вверх, парень пошел за ней.
У входа в переход сидела старенькая бабушка, в потертой телогрейке. Рядом с ней стояла табличка: «Подайте на хлеб» и металлическая кастрюлька. На дне кастрюльки лежала пара мелких монеток. К ноге старушки прижимался ободранный, побитый черный пес. Зойка огляделась вокруг и бросилась к ближайшему магазину, а через минуту, на дне кастрюльки лежали все заработанные ею деньги, а перед носом пса связка сосисок. Сама Зойка исчезла, умчалась в переход со скоростью света.
Уже стоя в вагоне Зоя отдышалась. Больше всего она боялась, что старушка не смотря на свою немощность попробует догнать ее, или пес бросится, за той, что так бесцеремонно разбрасывается сосисками среди бела дня. И тут за спиной у нее раздался голос:
-Так ты что, всегда так делаешь? Сначала зарабатываешь, а потом на ветер выкидываешь?
За спиной стоял все тот же парень в черной куртке с пристальными, внимательными, с легким прищуром глазами.
-Извините, - прошептала Зоя.
Парень рассмеялась:
-За что?
-Я не специально…
-Так я и знал, значит не ради денег играешь?
-Нет.
Зоя вдруг поймала себя на том, что парень говорит довольно громко, а вот она едва шепчет, но парень прекрасно слышит ее сквозь стук и скрежет колес. Это напугала Зойку. Кто он? И угнался за ней, успел сесть в тот же вагон, хотя она, кажется, забежала уже после того, как прозвучало объявление «Двери закрываются». И даже не запыхался. Зойка огляделась, много ли людей в вагоне.
-Испугалась? – весело спросил парень, сощурив один глаз. У Зои по спине пробежали мурашки. Нет, он не был жутким. Он был опасным. Он был сильным, быстрым, проворным и внимательным. Как настоящий воин. Как настоящий охотник, вот только за зверьми ли?
-Не бойся, - более мягко заметила парень, - я не хочу для тебя ничего плохо. Мне просто стало любопытно, веришь?
Зойки не оставалась ничего кроме как кивнуть. Парень усмехнулся и вытащил откуда-то из-за пазухи шоколадку.
-Держи, голодная же, три часа подряд играла.
И тут Зоя почувствовала, что и вправду очень устала и хочет есть. Она взяла шоколадку, развернула ее, но отломив, первую дольку протянула парню.
-Я не хочу,- уверенно заявил он.
-Я одна не буду, - в свою очередь заупрямилась Зойка.
Пришлось парню все-таки взять шоколадку.
-Я Зоя, - немного подумав представилась Зойка, до ее станции было еще далеко.
- Илья, - улыбнулся Илья.
Зоя заметила за ним одну странность. Илья улыбался красиво, открыто и свободно, но что-то в его мимики подсказывала, что он бывает таким не часто. Пусть и усмехающиеся, но все же серьезные глаза, сведенные брови…Глаза у него были удивительными: не смотря на то, что на самом деле они были карими, отражая цвета они сами как будто меняли цвет, и вот теперь они отливали серым, таким же, каким было Зоино пальто, стоило ему обернуться на рядом стоящую женщину в зеленой куртке, глаза уже были цвета молодой травы. Зойка не могла отвести взгляд от этих странных глаз, когда случилось.
Что случилось, Зоя понимала уже потом, а в тот момент ее просто со всего маху швырнула в сторону, но она не почувствовала пола, что-то упругое оттолкнуло ее обратно, а в следующий миг по ушам ударил странный звук. Он был похож на скрежет метала и звон стекла, он весь был пропитан чем-то металлическим, холодным и железным. Этот звук проникал внутрь и…убивал. Зоя попыталась закричать, но ее крика не было слышно и тогда, тогда руки то ли в отчаянии, то ли понимая что-то лучше разума, расщелкнули замок на футляре. Только тут Зоя поняла, что ничего не видит, и при этом она не понимала, что вокруг нее ослепляющий ли свет или полная темнота. Но руки чувствовали скрипку и смычок лежал на привычном месте. Зоя едва не плакала, скрежет пробрался внутрь каждой клетке и было нестерпимо страшно, но она уже держала первую ноту…
Первая нота порвала звук, вторая заполнила тишину. Зоя вновь играла свою первую песню. Весь мир погибал оставшись без звуков всего секунду назад, но теперь он заполнялся вновь. Зоя не слышала музыку, она слышала, как наверху идет снег, слышала как мчаться машины, летит над городом самолет, как говорят люди, сотни людей говорят друг другу, она слышала каждое слово, каждую фразу. Она слышала, как щебечут синицу на крыше девятиэтажки, как радостно лает у перехода метро черный, побитый пес. Она слышала как стучат колеса. Она слышала, как дышат те, кто едят в том же поезде, что она. Как приближается другой поезд. Зоя увидела стекло окна, отражающихся в нем людей, черные стены метро и провода, бегущие мимо…
Зоя стояла посреди вагона, держа в руках скрипку и смычок. Не давая ей упасть, одной рукой прижимал ее к груди Илья. Зоя подняла на него глаза, он был выше ее чуть ли не на две головы. Илья, точно почувствовав это посмотрел вниз. Их глаза встретились и тут Зоя заметила…у Ильи по щеке текла кровь. От уголка рта и до самого уха тянулась прямая, глубокая царапина.
-Илья, - прошептала Зоя.
Его спокойные серьезные глаза. Они смотрели на нее удивляясь впервые в своей жизни. Именно так, Зоя была готова поспорить на что угодно, Илья впервые в жизни был так поражен.
-Ты спасла меня, - одними губами прошептал он. Только тут Зоя увидела у него за спиной ножны, и поняла, почему Илья держит её одной рукой. В другой он сжимал меч.