На тебе сошёлся клином белый свет. , ч. 1

                Письмо из... небытия
                Письмо было коротким и обидным. Оттуда, откуда оно пришло в мой сон, писем не пишут. Пытаюсь вспомнить, сколько лет прошло с тех пор, как ушёл из жизни человек, напомнивший о себе - таким образом, и не могу. Я вообще плохо ориентируюсь во времени.
        Несмотря на обиду, понимаю - упрёки правдивы. Отчасти, конечно. Время лечит, и с годами я всё реже и реже вспоминаю его, и почти не угадываю в каждом встречном, хоть немного похожем на него человеке, дорогие для меня черты.
              И уже давно не вижу на улицах города его жену – Марину. После его смерти она осталась без жилья и без средств на существование. Как теперь говорят - БОМЖ. Я её жалела и при встрече старалась хоть чем - то помочь. У Марины было трудное детство и испорченная жизнь. Может, её уже нет в живых - последние зимы были очень жестокими. Но о ней позже.

                А тогда, в том далёком, 1967 году, я ехала сдавать кровь. Мне было восемнадцать лет, работала токарем на заводе, и была настоящей комсомолкой. В цеху случилось ЧП и, несмотря на запреты мамы, я ехала совершать свой очередной подвиг.
               В темной будке крытого брезентом грузовика, на котором везли в областной пункт по забору крови, я познакомилась с женщиной, внешне похожей на Людмилу Зыкину. Впоследствии окажется, что и поёт она почти как знаменитая певица. Она рассказала - устраиваются на работу с сыном, и чтобы без очереди пройти заводскую медкомиссию, согласились сдать кровь. Они приезжие - из самой глубинки России. Чем – то неуловимым меня сразу же потянуло к ней. Может, во мне просто заговорили русские «корни». Мы приехали в этот южный украинский город из Сибири, когда мне было восемь лет.

       В центре переливания крови заводчанам выдали белые халаты, белые повязки, белые шапочки и белые «тапочки». Открытыми оставались только глаза. Протянув руку в окошко, за которым медсестра брала кровь, я чувствовала себя каким-то далёким от земли существом. Замечая, что всё вокруг меня как-то подозрительно меркнет, мужественно молчала: «Если не я, то кто же?».
       Меня под руки проводили в коридор, где стояли в ожидании своей очереди такие же «белые существа». Дышать стало нечем - содрала маску. Взглянув в стоящее рядом большое зеркало, увидела своё отражение: совершенно незнакомое, белое, как сама маска, лицо, на котором рассыпаны какие-то точки. Это были веснушки. Обычно их не видно за моими - вечно пылающими, щеками. В поисках поддержки оглянулась по сторонам. Рядом, из проёма белых «одеяний», меня с удивлением рассматривали какие-то бесцветные, почти белые глаза. Я повернулась в другую сторону...
       То, что я увидела – было выше моих сил! На меня смотрели огромные, тёмные, как грозовые тучи, глаза, окутанные большими, мохнатыми, чёрными ресницами! Это было последнее, что я тогда увидела, окончательно теряя сознание и падая на его, успевшие подхватить меня, руки. Очнулась на том же столе, на котором только что сдавала кровь. Надо мной озабоченно суетились люди в белых халатах - они решали: капать ли обратно мой «дар», или так обойдётся. Мне повезло - я очнулась, и всё обошлось.
     Так вот мы и познакомились – сначала с его мамой, а потом и с ним, обладателем тех глаз, из-за которых, как мне кажется, я и потеряла тогда сознание. Его звали Алексеем, и он устроился в наш цех фрезеровщиком.
                Алёша + Оля ?
                Алексей сразу же понравился моей подруге – Оле. Худенькая, небольшого роста, она была мужественной и хорошей во всех отношениях девчонкой. Я очень дорожила нашей дружбой. Ну вот, не только познакомила я их тогда, можно сказать - почти «свахой» стала. Я ведь ещё не догадывалась, что со мной происходит. Однажды только, когда  была далеко от нашего цеха, меня вдруг, словно током, пронзила мысль: если я сейчас же, в эту минуту, не увижу его глаза – я умру! «Сломя голову» бросилась я тогда в цех, а добежав, как ни в чём не бывало прошла мимо, дружески помахав ему рукой. Этому минутному наваждению я вообще не придала никакого значения. Я приглашала его в кино, чтобы они побыли вдвоём с Олей. Он соглашался, но при условии, что мы пойдём все вместе. Мы шли втроём в кино, потом он провожал нас до развилки – Оля шла направо, я – прямо, а он разворачивался и уходил домой.

                Приближался Новый год. У нас на все праздники была своя компания, и на этот раз мы пригласили Алёшу - конечно же, чтобы поближе познакомить их с Олей. Вышло так, что все девчонки - кроме меня, были со своими «кавалерами».
                Я тогда в очередной раз «страдала» - недавно женился мой  парень, притом женился на двоюродной сестре одной из моих подружек. Она была старше нас на лет пять, а я - проста, "как двери". В цеху она расспрашивала о наших с ним свиданиях, выманивая из меня все интересующие её подробности, а я доверчиво их излагала.    Прекратилось всё резко и неожиданно. Как то утром, не застав дома подругу, я забежала к той самой её двоюродной сестре, жившей неподалёку. На меня набросилась стая их маленьких  собачонок. Спасаясь, заскочила в летнюю кухню, и... остолбенела. Парень, который вечером провожал меня домой - ночевал здесь, он только что проснулся и как раз одевался. Вскоре у них была свадьба. Да ладно, к слову просто пришлось вспомнить.

                Теперь о Новом Годе. Наготовили еды всякой мы с девчонками от души – только «птичьего молока», наверное, не было. Компания у нас весёлая, да такой и осталась до сих пор, несмотря на наши - можно сказать, не совсем лёгкие судьбы. Когда пробило 12 часов, мы выключили свет - зажгли бенгальские огни, которые и держали до полного их сгорания... над праздничным столом. Когда включили свет –  обомлели. Вся наша, такими усилиями приготовленная еда, была покрыта слоем крошек от бенгальских огней. Пришлось снимать весь верхний слой с оливье, картошки и тортов.

                Так вот, я уже говорила, что все девчата с «парами» в тот Новый год были, кроме меня. Я, правда, не особо унывала, и за «кавалера» взяла себе четырёхлетнего братишку подружки - дурачилась и танцевала с ним, совершенно охмелев с первой же рюмки.
          Что вышло дальше – я до сих пор не могу понять. Опомнилась только тогда, когда ко мне подошёл кто – то и сказал, что Оля плачет. Только тогда я поняла, что танцую с Алексеем! Вырываюсь, спрашиваю, как он возле меня очутился, почему не с Олей? Он объясняет, что напрасно я его всё время с ней пытаюсь подружить, и что нравлюсь ему я, а не Оля (потом, уже спустя какое - то время, он, кажется, будет думать иначе). С трудом вырвавшись из его рук, бегу к подруге. Она и впрямь лежит на кровати и рыдает. Я обняла её, тоже чуть не плачу, спрашиваю - из-за меня? Оля сквозь слёзы успокоила меня - ни я, ни тем более Алёша, здесь не причём, и что ей просто грустно без своего парня, которого она ждёт из армии. Это была правда. Её парень, Костя, с которым она долго встречалась, был в армии, и она его по-настоящему ждала. Сдали нервы...

                И как же я обрадовалась этому! Вот и пойми свою сущность! Только вчера  всё делала, чтобы было хорошо подруге, а сегодня - на седьмом небе от счастья в то время, когда ей так плохо. В общем, получив согласие Оли «пойти покрутить любовь», я вошла в зал. Дальше было что-то невообразимое! Мы танцевали с ним вдвоём! Потом вышли на улицу, где целовались до тех пор, пока не свалились в загородку с углем! Испачканные и счастливые, мы вернулись в дом и танцевали почти до утра вместе со всеми.
Где-то после четырёх утра мы все были «как валенки». Родителей не было – они специально предоставили нам свой дом, и мы стали располагаться «на ночлег». Места искали, кто как мог. Нам с Алёшей ещё повезло – досталась широкая, двуспальная кровать. Поместилось на ней несколько человек – кто поперек, кто вдоль кровати. Рядом с нами лежала одна из моих подруг, а в ногах - двое ребят. Одетые, в своих новогодних нарядах, кое – как разувшись, мы «вырубились».

         Встали где-то часов в девять утра. Ох, и смеха же было, когда начали рассказывать, кому как спалось! Девчонки, которые напротив нас втроем «спали» на старинном диванчике, всю ночь сбрасывали с себя Тепелины (друг у нас такой был) ноги –«шо воно воняе»? Он для удобства закидывал во сне ноги на девчат - со стоящего рядом кресла, на котором спал. Оля с девчонками без конца «подбирали» Васю, которого уложили на скамейке, а тот без конца падал с неё. Кто-то в темноте уронил огромный цветок в вазе, и. д. Короче, хохотали от души сами над собой.

                Наверное, не до смеха было только нам – мне и Алёше. Как – будто невидимые верёвочки привязали нас друг к другу. Мы не могли даже на секунду отпустить сплетённые руки, страшно было даже подумать о том, что надо собираться и расходиться по домам. Но это было неизбежно. Он вышел на улицу покурить, а мы с Олей остались вдвоём.  Она пыталась меня вразумить: Алёша – «малолетка», он скоро уйдёт в армию, как и её Костя, и ждать его не стоит – ведь мне уже 18 лет! «Терять» ещё два, или три года, нет никакого смысла. Я как – будто и понимала это – по большому счёту она была права, но отказаться от него сейчас у меня не было никаких сил! Я ей и сказала тогда: «Ну и что ж, что «малолетка». Провожу в армию, а там видно будет». И в эту минуту вошёл Алексей! Он слышал мои слова, где я его назвала «малолеткой», и то, что я собираюсь всего на всего повстречаться с ним до армии! Не помня себя от обиды, он - зимой, без пальто, без своей знаменитой белой шапки, убежал домой. За ним засобиралась и ушла я.

                Трудно передать то состояние, которое я испытала в последующую за этим событием неделю. Я слегла, в полном смысле этого слова. Я не могла ни спать, ни есть, ни дышать, и еле – еле поднималась с кровати. На работу не ходила, не помню почему - скорее всего, у меня был отпуск. Девочки передавали, что Лёша – так его все звали, разыскивает меня на танцах, спрашивает, где я, но от этого мне становилось ещё тяжелей.
                Однажды вечером во дворе – мы жили в частном доме, на кого – то набросился наш пёс, Барбос. Он не любил пьяных, и я подумала, что это опять идёт наш подвыпивший сосед. Выскочив в коридор, в котором постоянно не было света, я попала в чьи – то крепкие объятья. Это был Алёша! Я не верила своему счастью! Он снова, раздетым, по такому морозу - оставив в доме культуры своё пальто, прибежал за мной!

                Так мы помирились и начали встречаться. На работе старались попасть в одну смену, чтобы посидеть вдвоём на пирсе, а в ночной смене успевали нацеловаться в «обеденный» перерыв. Он напевал мне из Высоцкого: «Постой, чудак, она же грязная», потому что я и в самом деле была «грязная» - в робе, насквозь пропитанной машинным маслом. Он был не намного чище меня. После работы он провожал меня домой, наши отношения были безоблачны и чисты, и ничего тогда не предвещало нашей разлуки и того, что нам никак не суждено быть вместе. Мы собирались пожениться до армии. Его мама, тётя Люда, обещала купить нам золотые кольца, вместо того, чтобы «закатывать» свадьбу.
     Мама, папа, Лёша, я – и... прощай, моя судьба...
                У меня же дома был непорядок. Всё началось с того, что папа «связался» с какой – то женщиной, а моя мама, не в силах пережить его измену, стала выпивать. А может, эта измена была «последней каплей», после которой лопнуло её терпение. У неё была тяжёлая судьба – перед войной умерла  мать, а отец – председатель колхоза, попал под репрессивную машину тех лет. Четырнадцатилетняя девочка - моя мама, всю войну «вытягивала» на себе осиротевшую семью - это было двое её братишек, десяти и одиннадцати лет, и сестричку, которой было всего пять лет. Её отец, возвратившись из лагерей, был уже не жилец - он вскоре умер. Мама вообще до 45 лет не брала в рот спиртного, а тут... Мы сначала и не поняли, какая беда нас ждёт. Я старшая была, у меня ещё два брата поменьше меня были. Папа даже если и выпьет, то всегда спокойный и доброжелательный. Да и выпивал он от случая к случаю. А вот мама...

                За короткое время – прошло не более года, как она на наших глазах спивалась. Мы стали находить спрятанные ею бутылки с водкой. Ей достаточно было даже одну каплю спиртного пригубить – она начинала бушевать. Не в смысле драки, конечно, а так, словами. Но это тоже нелегко было пережить. Уже и папа бросил ту, случайную женщину, но остановить маму мы уже не могли. Начать что-то плохое всегда легче, чем потом выйти из этого состояния. Когда мама узнала, что я собралась за Алексея замуж, она спрятала мой паспорт. Когда я всё – таки нашла паспорт, и мы шли в ЗАГС подавать заявление, мама бежала за нами полдороги с криком, чтобы я не расписывалась с Алёшей, если не хочу повторить её судьбу! Когда же нам удалось всё – таки от неё «оторваться», оказалось, что в ЗАГСЕ идёт ремонт, и нам посоветовали подойти через неделю.
            Лёша + Тоня?
                Препятствия вставали на нашем пути одно за другим. Однажды мне приснился сон – в нем не было ничего плохого, но на душе стало как – то неспокойно. Мне снилось, что Лёша и Оля вдвоём гуляют в нашем парке. На Оле – белое, нарядное платьице, и они с Лёшей держаться за руки...
                Вскоре был мой день рождения – исполнялось 19 лет. Отмечали «негромко»: особых средств не было, да и все хлопоты, как и обычно, лежали на мне. Собрались все наши девчонки, некоторые - со своими ребятами. Оля немного выпила лишнего и очень грустила о Косте - в будущем он станет её мужем. Она порывалась уйти домой. Чтобы отвлечь подружку от грустных мыслей, я посылала к ней Алёшу - «на мне» были все остальные гости.

                Когда они вдвоём исчезли – я не заметила. Справившись окончательно с обязанностями хозяйки, побежала в «М-Ж». За одним из сараев стояла Инка - она не была нашей подругой, просто «прибилась» к нашим девчонкам в цеху, и некоторое время часто бывала с нами; так вот - она стояла и целовалась с Павликом – «любовью всей жизни» одной из наших подружек. Я «выдала» им что-то вроде не совсем удачной шутки. Зашла за следующий сарай – а там... ещё хуже для меня «видение» – там, в обнимку (хорошо, что хоть уже не целовались) стояли самые близкие для меня люди - Алёша с Олей. Я нашла в себе силы снова пошутить, и зашла - куда собралась. Зайти - то я зашла, да как выйти не знаю. И что делать, тоже не знаю.

                Простояла я там долго, наверное. Вышла – гостей моих почти нет - все разошлись. Одна Оля осталась. Было видно, что она больше меня жалеет о случившемся. Оля пыталась взять всю вину на себя, да напрасно – я и так всё поняла и почти не обижалась на неё. Я до сих пор чувствовала себя виноватой перед ней. Просто Оле, как и мне - тогда, в тот Новый год, «надо было меньше пить»...
                А вот об Алёше я больше не хотела ничего слышать. Мы с Олей пошли на танцы. Меня сразу заметил один из моих «бывших» - высокий, очень красивый паренёк, Виктор. Пригласил на танец - и больше не отошёл. Танцуем с ним, болтаем - мы и раньше так «встречались». Если он ругался со своей девчонкой, а я была одна, или было наоборот, – мы с ним всегда вдвоём танцевали. И домой провожал. И целовались. Но он уходил, никогда не назначив мне свидания. И я совершенно не переживала, расставаясь с ним. В итоге девчонка, с которой он дружил целых четыре года, не вынесла такой «любви» - может и с ней он так же обращался, и вышла замуж за другого паренька. В день её свадьбы я была с ним - успокаивала, как могла. Я предлагала ему просто выкрасть невесту, если так любит её, но он отказался. Вот такой у меня был друг, если можно так сказать.

                Увидев, что Алексей стоит на балконе и не сводит с меня глаз, я собралась уходить домой. Виктор со мной вышел, проводить. Вижу - Лёша идёт за нами. Дошли мы до дома, остановились. Алексей тоже остановился. Виктор спрашивает: «Твой?», - я кивнула.
             - Ну, я тогда пойду? – спросил мой друг.
 Драться за меня у него не было никакого желания. Я согласно махнула - иди, мол. В тот вечер я не стала с Алёшей разговаривать, зашла и закрылась в своей комнате. Он до утра просидел на скамейке под нашим окном. На следующий день я ушла с ночлегом к подруге, которая как раз приехала домой – она училась в другом городе. Так несколько дней я избегала его, скрывалась, как могла. В мое отсутствие он исписал мне всю комнату признаниями в любви.

                В конце концов, я его простила. Мы стали снова встречаться. Но между нами как будто выросла невидимая стенка, которую ни отодвинуть, ни убрать было невозможно. Вскоре у него намечался отпуск - перед уходом в армию. Мы ещё несколько раз пытались отнести заявление на роспись в ЗАГС, но у нас так и не вышло. То у меня со временем туго, то ему что- то мешало. Дотянули до отпуска. Уезжая, он взял с меня слово, что я всё – таки отнесу это «невезучее» заявление. Я пообещала, и он уехал в Россию к родным.
                Несколько раз подходила я к ЗАГСУ с этим заявлением, так и не войдя туда! Каждый раз у меня в ушах звучал мамин голос, предупреждающий, что я могу повторить её судьбу, тем более, что я уже немного столкнулась с этим. Я боялась, что если он ещё хоть раз изменит, я начну ревновать его, как говорится «к столбу», как это делала моя мама по отношению к отцу. А я была почти уверена, что он будет мне изменять! Пройдут годы, пока я пойму – как же я ошибалась...
                5.                Дума, уйди с дымом...
                Когда Алексей вернулся из отпуска, мы немного поругались – обиделся, что я так и не отнесла в ЗАГС давно заполненное заявление. Через два дня ему пришла повестка в армию.  Предстоящее расставание помирило нас полностью. Я простила его всей своей душой и сердцем, он тоже больше не обижался. Вокруг нас снова обвилась та верёвочка, которая не позволяла  хоть на минутку разжать наши руки. Невидимая «стенка» растаяла, как будто её никогда и не было. У меня темнело в голове при одной только мысли, что надо будет расстаться надолго.

                Проводов в Армию его родные особо не устраивали, пригласили всех моих девчонок. Стол был накрыт во дворе частного дома, который они снимали. Мы бросили гостей, и вышли в сад. То ли от выпитого вина, то ли от предстоящей разлуки, Лёша просил, а потом уже не просил, чтобы я стала его, пусть не законной, но женой! Боролись мы с ним в том саду изо всех сил, и я, как всегда –  победила... Никогда в жизни не прощу я себе эту «победу»!
                Когда он уехал, со мной случилась та же история, как и после того Нового года, когда мы с ним поссорились. Я слегла, теперь состояние моё было ещё хуже. Я теряла вес, «таяла на глазах», дома забеспокоились, не зная, что со мной делать. Спасла меня тогда моя бабушка, Аксинья Коновна. Опуская  в священную  воду зажжённые спички, приговаривала при этом: «Дума уйди с дымом, тоска печаль - по воде уйди, раба Т. об  А. - не горевала б, не думала, не тосковала б об им». Умыла меня потом этой водичкой, «испить» дала. Не знаю – или это бабушкины тёплые слова, или этот заговор – единственный, который я помню, но я потихоньку пришла в себя, и всё постепенно начало становиться на свои места.

                Сказать, что я ждала его из армии – это «всё равно, что ничего не сказать». Я чуть ли не перешла жить к его родным. Не пойму, как они меня  терпели -  сами снимали частный домик, старый и очень тесный для их немалой семьи. Его сестра к тому времени вышла замуж, у них появилась дочурка – моя крестница, с которой я очень любила возиться. На танцы почти не ходила – всё равно ни о ком даже думать не могла, не то, чтобы встречаться. До этого у меня были ребята, были ссоры и расставания, за некоторыми я, придумав себе очередной роман, долго «страдала», оставаясь спокойной в душе. Тогда я просто старалась подыгрывать  девчонкам, которые любили подтрунивать над моим «имиджем», но чтобы вот так…Ни до, ни после знакомства с Алексеем я не испытывала такого тягостного расставания.
               Старушка древняя - Судьба - вновь разлучала нас тогда...
             Служить Алексея взяли в ВМФ, в Севастополь, на три года - там ещё были подводные лодки, на которых он и нёс свою боевую вахту. Первый раз проведывать его мы ездили все вместе – его сестричка с мамой, и я. Потом, где – то через год, я поехала одна. Ехала я с одной целью – «сдаться»! Я ехала исправить и вернуть ему, ту, свою - никому не нужную «победу», которую я получила на его проводах в армию. Алёша взял увольнение, и мы с ним гуляли по Севастополю, взявшись, как и прежде, за руки. Он счастливо «козырял» проходившим мимо «чинам», а моё счастье было написано на моём лице. О своём решении, я, конечно, ему даже не намекнула.

              Снять квартиру на одну ночь, оказалось не так то и просто. С трудом он нашёл бабушку, решившуюся предоставить нам жилплощадь с восьми часов вечера. Время было другое - без штампа в паспорте, что мы действительно являемся мужем и женой, устроиться было сложно. Нагулявшись от души по городу, пришли к той самой бабушке.
                Какое же разочарование ждало нас, когда она показала наши «апартаменты»! Старушка завела нас в комнатку, где стояло две старенькие односпальные кровати на панцирных сетках. Одна кровать стояла у одной стенки, вторая – у другой.
      - Вы ляжете на этой кровати, а я - напротив, - пояснила нам бабушка, и добавила, - только до одиннадцати вечера!

               Какие планы были у моего любимого, можно только догадываться, но мои «наполеоновские» разрушились в одно мгновение! Я сейчас уж думаю, может, это сама Судьба играла тогда нами, да плела мудрёные свои сети? Ну что поделаешь! Постояли мы в каком – то общем, тесном коридорчике, в котором не было даже лампочки, нацеловались. Меня он проводил на автобусную станцию, а сам побежал в часть – у него заканчивалась увольнительная. Еду домой – а на душе горечь такая! Обиделась и на ту старушку, и на него, а на себя – больше всего.
 


Рецензии