Любаша

                Любаша
               
   Во дворе финского домика, спрятавшись за забором от прохожих, горько плакала пятилетняя девочка.
- Иди гулять, иначе пойдешь домой, - крикнула из окна  приятная полная женщина лет сорока.
- В этом платье не пойду, оно слишком короткое.
- Любаша, почему же ты не хочешь идти гулять, да еще в таком красивом крепдешиновом платьице? - спросила соседка, подходя к калитке.
Мама девочки, услышав соседку, снова появилась в окне:
- Себе шила платье и остался клочок, из него ей сшили, а она ревет,  не нравится, короткое, видите ли.  Привыкла к длинным платьям - сестринским обноскам.
- А, давай, я кружевами его удлиню, хочешь? – спросила соседка успокоившуюся девочку.
Любаша, улыбнувшись, кивнула головой и пошла за тетей Таей, которая часто зазывала девочку к себе, угощала конфетами и пастилой, показывала,  вышитые своими руками, скатерти, салфетки, чехлы на диван и стулья. В комнатах у нее была безукоризнейшая чистота, не то, что в комнате, где спала Любаша и еще четверо ее сестер и брат.
После того, как платье было готово, соседка погладила девочку по голове, любуясь не то платьем, не то хорошеньким личиком ма-ленькой девочки и спросила:
 - Любочка, хотела бы ты остаться здесь жить?
Вспыхнув от радости, девочка улыбнулась, но, осмотрев комнату, сказала:
- Без сестер – нет.
- Ну, что ж, пойдем, я тебя провожу, - вздохнула женщина и вывела Любашу во двор, где ее уже ждали три ее старшие сестренки.
  Они стояли в одинаковых штапельных платьях, кареглазые, с пышными, волнистыми каштановыми волосами.  Ждали, когда их младшая сестренка вынесет им что-нибудь вкусненькое, как это часто было. Сероглазой и светловолосой в семье была только Любаша, поэтому, когда кто-нибудь спрашивал в кого она такая, мать отвечала:
 - Да я ее в сарае нашла, в стружках.
На что отец всегда возражал:
 - В мою сестру Тамару она, копия, и волосы светлые, словно дре-весная стружка, и глаза серые.
Любаша не только внешне была не похожа на других детей, росла застенчивой, терпеливой, никогда  не просила родителей что-нибудь купить, как это делали другие дети.
Когда родители в очередной раз ссорились, Любаша, на случай развода, всегда доставалась отцу, с ней, он должен бы был уехать в Воронеж, его родной город.
Родители так и не развелись, а прожили вместе до самой смерти  Василия – отца Любаши.
 То ли этот факт, то ли что-то другое послужило тому, что Любаша любила своего отца больше, чем мать. Для нее он делал кукольную мебель, с которой играла девочка лет до пятнадцати, из его толс-товки ей сшили зимнее вельветовое пальто, когда ей было шесть лет, у него она научилась подбивать подметки не только к  своей обуви, но и подбивать набойки к каблукам туфель старших сестер, когда подросла.
Нет, отец никогда не брал ее себе на колени, уставал, работая на заводе и у себя в столярной мастерской, делая мебель на заказ. Не проверял, сделанных уроков, не читал книг, наоборот, заставлял, вернее, просил много читать вслух. И Люба читала с шести лет толстые, взрослые книги о войне, партизанах, про жизнь и труд колхозников. Любимой книгой отца была « Полынов уходит из прошлого».
 Позже, будучи уже взрослым человеком, она купила такую книгу у старушки, в память об отце, вернее в память о том, что он любил.
     В младших классах Люба была отличницей, послушной и старательной. Она не была красивой, но, что-то трогательное, светлое было в ее личике, а, может быть, дело было вовсе не в ее лице, а честности, доброте и открытости ее характера. Друзей у нее было много, не смотря на то, что мать не любила, когда в доме были посторонние, да и сама Люба старалась не часто приглашать их к себе в дом из-за частых скандалов родителей.   
  Донашивая вещи своих сестер, Люба стеснялась ходить с наряд-ными подругами в кино, гулять в парке. Поэтому, когда ей испол-нилось пятнадцать лет, и в нее влюбился самый красивый мальчик в школе, все были очень удивлены. Он писал ей письма, посылал свои фотографии, хотя жил в соседнем доме, а когда она болела, выходил рано утором на каток, что был перед ее домом и изображал из себя не то фигуриста, не то клоуна на льду. 
     Но сердце Любы ждало не клоуна, а героя, да, да, героя, о котором она так много читала в детстве, поэтому любовь Андрея осталась без внимания.
 Но вот однажды, когда Люба в очередной раз заболела ангиной, к ней пришли подруги и наперебой стали рассказывать о знакомстве с мальчишками соседнего двора, которые занимаются боксом, играют в хоккей и в футбол.
 Возвращалась как-то с тренировки, подруги познакомили Любу с ребятами. Среди всех мальчиков она сразу выделила парня, которого уже где-то видела.

- А я тебя знаю, сказал вдруг он, - ты тренируешься  в северном павильоне центрального стадиона. Видел тебя на соревнованиях  по художественной гимнастики и, когда ты была на соревнованиях по боксу два месяца назад.
- Вот откуда мне знакомо его лицо, - подумала Люба и, улыбнувшись, сказала:
 - А дерешься ты не важно, не наступаешь, все обороняешься, удары вялые, не точные.
- Прямо, как мой тренер говоришь, приходи в этот четверг к семи, у тебя как раз тренировка закончится.
- Ты приглашаешь только ее? – обидевшись, спросила Таня, одна из подруг Любы.
- Да нет, всех, кто хочет, просто я думал, что тебе не интересно, - сму-щенно ответил Сергей.
Люба, извинившись, вдруг попрощалась со всеми ребятами и ушла домой. Зайдя в свой подъезд, она закружилась на площадке, повторяя:
 - Это – он, он! Но улыбка вдруг угасла. «Ему нравишься не ты, чему  же радуешься?» - подумала она. «Ну и что, мне от него ничего не нужно, а кому какое дело до того, что у меня на душе?»
С тех пор все мысли Любаши были заняты боксом, с нетерпением она ждала и своих тренировок, потому что знала, на остановке будет ждать Сергей.
Они все реже добирались домой на трамвае, поэтому, доходя до своего двора, успевали вдоволь наговориться обо всем.
А поздно вечером, когда были сделаны уроки, Любаша, сидя на подоконнике, ждала, когда к подъезду напротив, подойдет долгожданная пара.
   Спрятавшись за шторой, Люба горько плакала. Она ненавидела свои бесцветные волосы, ресницы, глаза, ненавидела вечные обноски, которые ей доставались от старших сестер. Но утром, вновь надевала перешитую форму и отправлялась в школу, где между собой мальчишки называли ее гимнасткой или балериной.
 Гимнастика сказывалась на походке Любаши,  даже  поношенная одежда сидела на ней лучше, чем новенькие платья подруг на  их сутулых фигурах.
Однажды зимой, после двухнедельной болезни, Любаша с подругой, выйдя погулять, столкнулись у подъезда с Сергеем.
- А я к тебе, тренер просил узнать, почему тебя нет.
- А у нее опять была ангина, вот вывела ее подышать, - сказала подруга, разглядывая Сергея.
 - А в школу когда?
- Послезавтра – вновь вставила подруга за Любу.
Когда Сергей, попрощавшись, ушел, Зойка взвыла:
- Да ты видела, как он на тебя пялился? А как же Танечка? Ну, Любка, держись!
- Да нет, чего ты выдумываешь, - прошептала Люба неокрепшим голосом, - это его тренер послал ко мне.
- А где бы он встретился с тренером, если бы не искал тебя сам в гимнастическом зале?
- Просто не дождался меня с тренировки, - проговорилась Люба.
- Так вы с ним уже давно встречаетесь?
- Да ну тебя, мы просто с тренировок вместе домой возвращаемся.
Когда Люба вернулась в школу, все уже знали, что Сергей неравнодушен к ней.
Татьяна жаловалась подругам:
 - И что он нашел в этой бесцветной мымре?
Люба не стала оправдываться, но после тренировок тайными тропами шла на следующую остановку, где на троллейбусе добиралась до дома одна. При виде Сергея, заранее отворачивалась или делала вид,  что не видит его.
Но через месяц, она столкнулась с компанией друзей, где был и он с Татьяной,  Зоей и Борисом – другом Сергея, который забросал ее снежками, и Люба, повесив спортивную сумку через голову,  ответила тем же. К  их игре присоединился и Сергей. Засыпанная снегом  Люба, убегая, кричала:
-Сдаюсь, сдаюсь…
Когда ее отряхивали, Сергей старался все сделать сам, а Зоя, взглянув на Татьяну, сказала:
- Отстаньте, а-то от ваших игр она снова с ангиной свалится, пойдем, Люба, я тебя провожу, да и я замерзла.
У Любиного подъезда подруги расстались.
Поднявшись на свой этаж и подойдя к окну, Люба видела, как Зоя вернулась к ребятам и поняла, почему та увела ее.
Она стояла в подъезде и плакала до тех пор, пока не услышала чьи-то шаги. Это был Сергей.
- Ты плакала?
- Боюсь, дома влетит за мокрую шапку и варежки.
- Тогда давай просушим на батарее, а пока возьми мой шарф.
Сергей бережно укутал ее, замотав концы вокруг шеи:
- Шерстяной, не заболеешь. Клади руки на батарею, грейся.
Люба вовсе не замерзла, но ей приятно было подчиниться ему.
- Зачем ты так? – спросил Сергей, взяв ее ладони и, прикасаясь к ним губами.
- Теплые. Положив ладони Любы к себе в карманы, тем самым, при-близив ее к себе, взял ее за плечи и снова спросил:
 - Зачем? Зачем избегаешь меня, даже с тренировки стараешься исчезнуть. Институт и тренировки отнимают у меня очень много времени, я тебя совсем не вижу.
- А как же Таня?
- Разве нашей дружбе конец? Почему ты меня все время избегаешь?
- Ты ее проводил?
- Да.
- Она знает, где ты сейчас?
- Ее это не касается.
- Почему? Это всех касается, даже меня, - сказал подошедший Борис.
- Давно подслушиваешь?
- Больно надо, я с Любой хотел поговорить.
- Со мной, о чем? – подняв брови, спросила вспыхнувшая от неожиданности пятнадцатилетняя девочка.
- У меня завтра игра, придешь на «Монолит» к четырем?
- Хорошо, скажу в школе ребятам, придем все вместе. Ну, мне пора, до завтра, попрощалась она с обоими.
Войдя в комнату, она подошла к окну и увидела, что Борис и Сергей пошли разными дорогами к своему дому.
- Поссорились, - подумала она.
   Вместе с одноклассниками она ходила на соревнования по боксу, на хоккей, ездила на каток, но никому не позволяла провожать себя, даже до подъезда. И не потому, что не хотела этого,  просто поведение Сергея ей было не понятным, а разговоры с Борисом ей были не при-ятны, потому, что когда заходил разговор о Сергее, они почему-то ссорились.
К концу десятого класса, Люба изменилась. Учитель физкультуры, увидев ее в новой форме, встав у нее на пути, сказал:
 - Как ты похорошела, нет прежний косичек, бантиков, а волосы какие!
Проходившие учителя улыбались:
 - Совсем смутил девчонку.
Анатолию Васильевичу было около пятидесяти лет, он помнил Любу с начальной школы, по его совету она пошла на стадион, где стала заниматься художественной гимнастикой, хотя любила спортивную гимнастику, брусья, бревно ей нравились больше скакалок, мячей и лент.
 - Говорят, ты посещаешь театральную студию, тебе это нравится?
- Очень, я буду играть Дину в спектакле Валентин и Валентина, но мне хочется сестру Валентина, такая смешная роль, а самая лучшая - роль Бабы-Яги.
- А как же с гимнастикой? Разве ты не в физкультурный институт будешь поступать? Тебе и в педагогический институт можно идти учиться.
       Люба и сама еще не решила, куда точно она будет подавать документы, хотя ее мать мечтала, чтобы все ее дети работали на заводе, где всю жизнь проработали не только она с мужем, но и ее сестры и братья, дедушка и бабушка Любы по материнской линии.
  Работая, Люба получала бы зарплату, и родителям стало бы гораздо легче растить младших детей. Но учиться в физкультурном инсти-туте вместе с Сергеем было бы для нее огромным счастьем…
   Перед каждым экзаменом у порога квартиры Любы лежали цветы. Она догадывалась, кто их приносил, но когда Сергей перед последним экзаменом уехал на соревнования, цветов Люба не ждала.
Мать по привычке  хотела открыть дверь, чтобы взять цветы, но Люба сказала:
- Сегодня их не будет. Но она ошиблась, на этот раз огромный букет пионов вновь разглядывала вся семья, а Люба стояла и растерянно думала6 « неужели это Борис?»
Перед самым выпускным балом в квартиру позвонили. Люба в белом гипюровом платье с пышной юбкой и в новеньких босоножках открыла дверь.
- Это тебе подарки к окончанию школы, - сказал улыбающийся Сергей.
- Кукла?! – разглядывая коробку с немецкой игрушкой, удивилась она. - Когда ты приехал?
- Только что, там еще твои духи « Быть может…»
Люба, взяв букет роз и коробку, хотела спросить про те цветы и не решилась.
Оставив подарки дома, она вместе с Сергеем и Зоей шла на свой последний школьный бал.
   Сергей поздравил всех, кого знал, с окончанием школы и появился около  Любы только тогда, когда после торжественной части начались танцы.
Это был самый счастливый день ее школьной жизни. Никогда она еще не слышала столько замечательных слов в свой адрес. Не только учителя, но и сверстники отметили, что она сегодня замечательно выглядит, что у нее красивые волосы. Мальчишки угощали ее апельсинами и конфетами, приглашали танцевать. И только, когда ее пригласил танцевать учитель физики, она смутилась.
- Я тебя не узнаю, - сказал Борис Алексеевич, который всего два года как работал в школе после окончания пединститута,- ты похожа на принцессу из сказки.
- Золушка?   - Люба вспыхнула, подумав, что он намекает на ее новый наряд, который был очень не похож на ее прежнюю одежду.
- Почему золушка, просто на сказочную, юную и очень красивую девушку.
-А жена ваша красивая?
- Да, по ней тоже наши одноклассники с ума сходили, а женился я. Ну, так куда надумала поступать?
- А вы никому не скажете?
- Ни за что, если это такая тайна.
- В театральный институт.
- Куда? Я думал, туда нужна особая подготовка, а родители знают?
- Нет, что вы, не поймут, да ведь, если не поступлю, смеяться будут.
- Почему же не поступишь, ты красивая, у тебя приятный голос, хорошая дикция, все мальчишки просто с ума сегодня свихнулись.
- Действительно, а ведь еще вчера никто даже не смотрел в мою сторону. Им мой наряд нравится, а не я, - смутившись, грустно произнесла Люба.
   Ночью все три класса отправились  на пароходе прокатиться по Волге, слушали музыку, танцевали, прощались  друг с другом и учителями.
Спустя три дня Люба уехала в Москву, но в театральный институт не поступила.  Домой возвращаться не стала, а, получив общежитие, стала работать на стройке, сначала подсобницей, а окончив курсы, каменьщицей. Быстро работать сначала мешала маленькая ладонь или короткие пальцы, которыми трудно было взять кирпич, но вскоре Люба работала наравне с опытными мастерами, помогло трудолюбие и терпение.
Ежедневно пешком возвращаясь с работы, Люба хотела хоть немного познакомиться с этим удивительным городом. И чем больше узнавала его, тем сильнее привязывалась к нему. По выходным она отправлялась на экскурсии по городу, музеям и заповедным местам.
     Возвращаться в общежитие, где рядом с тобой жили чужие тебе люди, не хотелось, хотя это были две девушки, обе Валентины, которые работали на стройке после училища.
Написав обо всем, домой и, получив ответ, Люба поняла, что ее жизнь теперь будет зависеть только от нее самой.
   Впервые покинув родной город, она не так скучала по дому, как по своим друзьям, по той жизни и беззаботному детству, которых у нее уже никогда не будет. Отлично справляясь со своим скромным бюджетом, покупая одежду, еду и книги, она могла помочь и соседкам по комнате, которым вечно не хватало денег, чтобы дожить до следующей получки. Люба тогда решила, что покупать будет редко, но самые модные и дорогие вещи, которые выглядят лучше и прослужат дольше, а значит, не придется просить надеть что-нибудь у своих подруг для особых случаев.
В театры, на концерты, в цирк она ходила одна, хотя чувствовала себя неловко, но подруги предпочитали танцы.
   Весной она уезжала в пионерский лагерь, где работала до конца августа.  Общаясь с детьми, Любе  жилось легко и просто: можно было быть самой собой, ходить в брюках и лазать по деревьям и пробираться сквозь заросли кустарника, не заботясь о том, что о ней подумают, что скажут и как посмотрят. Продлевая свое детство, Люба радовалась возможности петь, ходить в походы, собирать грибы в лесу, при этом, не отпрашиваясь и не уговаривая родителей. Свобода нравилась ей.
    Однажды, возвращаясь из Москвы, куда ездила за зарплатой и покупками, в лагерь, Люба, выйдя из автобуса, обнаружила, что за ней идет человек. Зная, что на этой дороге редко встречаются люди, она ускорила шаг. Человек, заметив это и, поняв в чем дело, окликнул ее. Обернувшись, Люба узнала пассажира, потерявшего ручку от зонтика, которую она нашла в автобусе и, дождавшись, когда он подойдет, пошла рядом.
- Вы, наверное, испугались?
- Не очень, я хорошо бегаю, жаль туфель, да и каблуки слишком высоки для бега.
Мужчина, протянул раскрытый журнал и, указывая на фотографию в нем, сказал:
- Вот я, а вы кто и куда идете?
Люба прочла надпись « Владимир Акимов – рассказы» и только теперь за все время их встречи посмотрела на него – симпатичный писатель, - подумала она,- и совсем не старый.
- Так вы идете на писательские дачи? А я – работаю пионервожатой в  «Чайке».
- Здесь дача моих родителей.
- Ой, посмотрите, белка! – закричала Люба, - какая она интересная!
Полюбовавшись на перебирающуюся по ели белочку, они пошли не по асфальту, а по тропинке вдоль леса. За короткую прогулку он знал, из какого она города, что делает в Москве, а она о том, что он пишет рассказы, окончил факультет журналистики и литературный институт, коренной москвич,  живет в квартире, после смерти отца, вдвоем с мамой. Разговаривать со случайными попутчиками всегда легче, чем с давно знакомыми людьми.
- Мое имя вам известно, а как зовут юную путешественницу?
Смутившись, Люба назвала свое имя.
У ворот лагеря они попрощались, а уже через три дня дежурные по лагерю передали ей корзину фруктов. Возвращать было некому и, поделив виноград, бананы, апельсины и яблоки с подругами, Люба ушла купаться на речку.
- И что бы это значило, да и зачем ей все это, не было печали, а теперь какие-то проблемы, - думала она, лежа на песке. Мысли уносили ее в родной город, где жил Сергей, ее сестры и родители.
- Почему не ответила на письмо Сергея она  и сама не знала, но больше он не писал,  Зойка в своих письмах о нем молчала, а больше узнать о нем было не у кого.
   Когда Люба вернулась в лагерь, ей передали, что звонил Акимов, просил передать, что уезжает в командировку в Сирию, вернется через три недели.
Когда ее спросили кто же этот Акимов, который ездит в такие командировки, Люба смущенно сказала: - Двоюродный брат, он журналист.
- И за чем солгала? Вдруг еще что-нибудь о нем спросят, снова лгать?
     Люба не могла даже предположить, что через месяц он найдет ее в общежитии ее подруги, где они кроили себе модные юбки-спирали.
В дверь кто-то тихо постучал, и Люба, открыв дверь, увидела его, улыбающегося и смущенного.
- Наконец-то я нашел тебя.
- Но как?
- Через начальника лагеря, начальника вашего строительного управления, а сюда меня уже направила твоя соседка по комнате, сказав, что адреса не знает, фамилию подруги тоже, но примерно описала, как добраться. Я не во время?
- Да пригласи человека в комнату, - сказала Светлана, увидев молодого мужчину с пакетом в руках.
Люба, изумленная, пропустила его и, поставив перед ним освобожденный от ткани стул, не могла проронить ни слова.
Раскрыв пакет и, положив на стол фрукты и конфеты, он спросил: - А чай мы будем пить?
Светка, ехидно улыбающаяся, побежала ставить чайник.
- Ну, что, сестренка, ты не очень рада моему приходу?
- Извините, я не знала, что им ответить и солгала.
- А мы можем уйти отсюда сейчас?
- А как же чай?
- В другой раз.
- А что обо мне подумает Света? Что я скажу ей, как объясню все?
- Разве она ничего еще не знает обо мне? А я-то думал, что вы обо мне вспоминали. Ну, ничего, если любит конфеты, обрадуется, что ей больше достанется.
- А вот и чай, - сказала радостно Света, - у соседки уже закипал, а она мой чайник дождется, садитесь ближе, вас зовут…
- Владимир.
Люб, попробуй, - толкала ее Светка, указывая на конфеты - такая прелесть, это не наши, да?
- Сирийские, вот эти еще попробуйте, - улыбался Акимов.
- Вы там были? - не унималась Светлана, - а, что делали там, если не секрет?
- Не секрет, только об этом в следующий раз, а сейчас я должен увести Любашу, если она не возражает.
Люба с трудом оторвалась от стула, прощаясь с подругой, улыбнулась так, что та расхохоталась: - Ты что, как ошпаренная? Чем это вы ее так напугали? И проводите, а-то ей шпана в общежитии прохода не дает.
- Тебе не приятен мой визит? Акимов нежно приподнял подбородок Любы и заглянул ей в глаза? Я стар и страшен?
Я просто не могла подумать, что вы меня искать будете.
Взяв ее за руку, он быстро устремился вниз по лестнице, а когда они оказались в тени деревьев, прижал к своему телу и долго целовал ее волосы.
-Почему я не оттолкну его, что со мной, да кто он такой, что я знаю о нем? – думала Люба.
- Я понимаю, что все это, как снег на голову, но потерпи, пожалуйста, я тебе постараюсь все объяснить:
- Еще на автобусной остановке я обратил на тебя внимание, а когда ты нашла и протянула ручку от моего зонта, я уже знал, что мне хочется, как можно больше о тебе знать, почему – я и сам не знал еще тогда.
   А вот когда встретился с Костей – вашим начальником лагеря и моим давним знакомым, то не смог удержаться и расспросил все, что только ему было известно о тебе. И, знаешь, многое, что я предполагал, совпало с моими представлениями о тебе, твоей жизни. Это он мне посоветовал не встречаться с тобой до возвращения из Сирии. И, хотя ты не видела меня, я наблюдал за тобой на речке, на линейках, когда заходил к Косте. И вот когда прилетел и позвонил ему, он дал твой адрес для меня, так что в твое управление я не звонил, не беспокойся, разговоров  не будет.
Люба не знала, что должна говорить, делать, да и должна ли вообще, идти рядом с этим взрослым человеком.
- Сколько вам лет?
- Тридцать один.
- А мне девятнадцатый год.
- Я знаю, и все понимаю и предлагаю тебе свою дружбу.
- А зачем она вам? Ведь у вас, наверняка, много друзей.
- Но среди них не было тебя, можно я перейду на  «ты»?- спросил он и прижал тоненькую фигурку Любы к себе.
- Почему мне так приятно, почему я чувствую себя такой защищенной в объятьях
 чужого мне человека? - недоумевала Люба.
- Ты не чужой мне человек, если месяц мои мысли кружили около твои серых глаз,
твоих мягких светлых волос. Я просто с ума сходил, когда ты лежала на песке, так хотелось подойти и погладить твои волосы, - он поцеловал кончики ее дрогнувших пальцев.
- Я никогда не сделаю того, чего ты не захочешь.
- Тогда сделайте то, что я хочу, - засмеялась девушка, - проводите меня домой.
- Жаль, я мог бы сделать для тебя гораздо больше, особенно сегодня.
- Я привыкла все для себя делать сама.
- А могла бы ты не обидеться на меня зато, что я уже сделал, ведь мы друзья?
- Конечно, ведь вы, пока, ничего плохого не сделали.
- И не сделаю, обещаю.
Акимов поцеловал Любину ладонь, открыл двери общежития и не уходил до тех пор, пока слышал ее шаги.
- Что это? – спросила Люба у Валентины, указывая на сверток, лежащий на ее кровати и цветы на тумбочке.
- Твой брат приходил, двоюродный, сказал гостинцы из Сирии. Ты же говорила, что у тебя в Москве никого нет? – удивленно спросила Валентина.
Да, не было, он три года жил в Сирии, только вернулся.
- А он женат?
- Женат.
- Слушай, такой красивый парень, кем он работает, если по заграницам разъезжает?
- Журналист.
- Везет тебе, такие родственники, - сказала  она, увидев, как из свертка Люба достала шикарное платье.
- Так вот на что я не должна обижаться, - вспомнила Люба.
- Тебе что, не нравится? Дай мне померить, я куплю его у тебя.
- Да нет, обещал и туфли, а не привез, улыбнулась Люба.
- Когда в следующую субботу Владимир постучал в дверь Любиной комнаты, две Валентины, открыв дверь, наперебой стали рассказывать, что ей прислали из дома телеграмму, что умер ее отец и, что она улетела на похороны.
- А вы не знаете, когда она вернется?
- Нет, - сказала темноволосая полненькая Валентина, не знаем, а разве вы не знаете?  Позвоните ей в Волгоград, вот телефон.
Акимов долго рассматривал номер телефона и не знал как быть: то ли полететь к ней, то ли дождаться ее возвращения, жалея о том, что послушался Костю не встречаться часто с Любой.
- Господи, какой же я идиот!  Как она одна ехала в аэропорт, как покупала билет?
А я мог быть рядом, поддержать ее…
Позвонив Константину и, объяснив ему ситуацию, просил позвонить начальнику строительного управления и выяснить, писала ли Люба заявление, и на какой срок
уехала.
- Вернется через неделю, Света их предупредила. Что будешь делать, ждать? – спросил Костя?
Акимов, не ответив, положил трубку.
Через полчаса он был у Светы, где нашел Любу, после возвращения из Сирии.
- Вы ищите Любу? – спросила та, увидев взволнованное лицо Акимова.
- Она вернется?
- Не знаю, мы об этом не говорили, я купила билет и проводила ее в аэропорт.
Не уходите, она обещала позвонить сегодня и еще не звонила.
Акимов пробыл у Светы около двух часов, когда раздался долгожданный звонок.
- Если, Люба, спросите, когда, каким рейсом…
- Хорошо, я на работу сообщила, ты обратно билет взяла? Рейс?
Пока Светлана разговаривала, Акимов не шевелясь, следил за выражением ее лица, надеясь по нему узнать о состоянии Любаши.
Всю следующую неделю он пропадал на работе, сообщая, матери о своем позднем возвращении, чтобы Екатерина Андреевна не беспокоилась, не дожидаясь его, ложилась спать.
На четвертый день, та не выдержала и позвонила Косте.
- Влюбился? Ты шутишь? В кого? Да ты с ума сошел! Как же это?  Вот оно что, бедная девочка. Но это серьезно у него? Да, действительно, у него все серьезно.
Конечно, не скажу, дождусь, когда сам расскажет.
Екатерина Андреевна долго еще сидела у окна и вспоминала первую любовь своего сына. Сразу, после окончания школы, он не поступил в институт, а Иринка – его одноклассница, поступив в институт на факультет иностранных языков, познакомилась с ливанцем, на втором курсе вышла замуж и, после окончания вуза уехала с мужем в Германию. Володя очень переживал, и чуть не завалил на второй год поступления экзамены, но отец, он был жив тогда, сказал: - Если это  любовь, то докажи, что она потеряла настоящего человека, а не размазню, о котором и сожалеть нечего.
Больше о любви сына в их доме не вспоминали, а уж когда умер Дмитрий Сергеевич – отец Володи, и вовсе.
-Неужели несостоявшаяся любовь к однокласснице толкнула его к этой юной девочке? И любовь ли это? Да и полюбит ли она его, ведь такая разница?!
Ей учиться нужно, а ему пора семью заводить, детей, думала мать Владимира.
Когда в двери щелкнул замок, она зашла в свою комнату и погасила свет.
- Володя подошел к двери и тихо спросил: - Мам, ты спишь?
- Нет, - так же тихо ответила она.
- Можно я войду?
Екатерина Андреевна, поняла, о чем будет речь, когда увидела глаза сына.
Он сел рядом с ней, взяв ладони и посмотрев ей в лицо, понял – знает.
- Дай ей встать на ноги, разобраться в своих чувствах, да и учиться ей нужно.
 - Сколько же ждать?
- Надеюсь, не долго, если не хочешь есть, ложись спать.
- Спокойной ночи.
Владимир долго возился в постели, вспоминая их первую с Любой встречу.
      Какой хрупкой и беззащитной показалась она ему тогда, а, когда впервые прижал к себе, понял, что никогда еще не встречал человека ближе и роднее.
  Сможет ли она полюбить его когда-нибудь? Этот вопрос не выходил у него из головы. Ее испуганное выражение глаз у Светы, а потом, равнодушная покорность или уверенность в своих силах, как тогда, в лесу?
Как ждал и боялся он встречи с ней. Но этот день настал.
        Они решили с матерью, что поселят Любу, если, конечно, она согласится, в квартире бабушки, которая пустовала со дня ее смерти.
Сначала Володя хотел сам переехать туда жить, но умер отец и он не захотел оставлять мать одну в трехкомнатной квартире.  Костя со своей женой помогли
навести порядок в квартире, а Света согласилась пожить с Любой некоторое время, чтобы та привыкла. Акимов только не знал, как обо всем этом сказать самой Любе, чтобы не обидеть ее.
 Но Света и здесь выручила его.
Увидев Владимира и  подругу в аэропорту, Люба,  подошла к ним, поцеловав Светлану, взглянула на Акимова. Она, как будто, повзрослела, черный платок обрамлял ее бледное, и такое любимое лицо, что он не выдержал, а, обхватив двумя руками ее голову, прижал к себе, целуя волосы, лоб и щеки.
- Пойдемте, люди смотрят, - Светлана потянула Акимова за рукав плаща к выходу.
- Знаешь, Люб, мы решили, что нам с тобой лучше сейчас пожить вместе, а так как ни в моем и ни в твоем общежитии этого делать нельзя, мы сняли с Володей однокомнатную квартиру на некоторое время, ну, что поедем?
Сев в машину на заднее сиденье с подругой, Люба, ничего не говоря, поцеловала  ладони Светланы: - Я тебе так благодарна, обоим вам, даже не представляю, как бы я в общежитие сейчас зашла: взгляды, вопросы.
- Мы очень старались, сама все увидишь.
Когда все разделись и вошли в комнату, Люба, увидев на столе несколько своих любимых книг, альбом с фотографиями и ночную лампу, подошла к Акимову:
- Чья это квартира?
- Когда-то здесь жили родители моего отца.
- Я сразу поняла, что она имеет какое-то отношение к вам.
- Мойте руки, чай готов, скорее же, так есть хочется, - кричала Светлана из кухни.
Акимов повел Любу в ванную, где вновь крепко обнял, ничего не говоря.
Пока Люба мыла посуду, а Светлана раскладывала ее вещи, Акимов, рассматривая альбом с фотографиями, следил за медленными движениями девушки.
- О чем она думает, помнит ли, что я здесь? А, может, мне лучше сейчас уйти, ведь ей, наверное, хочется прийти в себя, отдохнуть, поговорить со Светланой, - мысли Владимира путались. 
- Ну вот, мне пора, если позволите, я к вам иногда буду заходить, - сказал он, поднимаясь с кресла.
- Спасибо, - тихо сказала Люба, целуя в висок Акимова.
- Завтра жду, кое-что еще нужно перевезти, крикнула вдогонку Света.
Как только двери закрылись, Люба, обнявшись с подругой, долго просидели в темноте на диване. Сознавать, что у нее больше нет отца, было тяжело, и Люба вспоминала все, что помнила о нем.
В черном бархатном платке Люба проходила до самой весны,  не замечая, что ни разу, за всю зиму, не надевала любимого берета. Но, однажды, в обеденный перерыв, бригадир – тридцатилетняя незамужняя женщина  сказала:
- Знаешь, Любаш, сними платок, а-то меня на стройке замучили вопросами, пол года уже прошло, ты не думай, мы все понимаем, но как-то не по себе становится, глядя на тебя.
С работы Люба шла уже без платка, светлые волнистые волосы спускались ниже плеч.
- Наконец-то, - восхищенно сказала Света, встретив ее, как договорились, у магазина «Балатон», - красавица. Посмотри, как парням головы посвернуло.
Выйдя из магазина, Света остановилась, будто кого-то ждала.
- Ты, что?
- Ну, вот, а я уж думала, забыл.
- Почему мне ничего не сказала? – спросила Люба, увидев Акимова.
- Не успела, он мне  на работу позвонил, мы и договорились, пошли, я тебя сдам из рук в руки, отвезете все домой одни, а я кое-куда заеду.
Когда сумки с покупками были уложены, Акимов протянул букет красных тюльпанов и, поцеловав в переносицу, сказал: - С днем рождения!
- С днем рождения, будь счастлива,  это тебе от нас на память, - сказала, Светлана, надевая на шею Любы золотую тоненькую цепочку.
- На медальоне рыбы, как красиво, - радостная улыбка озарила лицо Любы.
Дома ее ждал еще один сюрприз: за накрытым столом уже сидели девушки из бригады и две Валентины.
Акимов и Игорь, с которым вернулась Света, были нарасхват: нужно было со всеми потанцевать, налить шампанского, что-то принести или отнести, пока Света не возмутилась: Да что же это такое, у вас своих парней нет, что ли?
Когда понемногу все разошлись, Света сказала: - Мы прогуляемся, а Володя поможет помыть посуду тебе, хорошо?
- Не нужно, я и сама справлюсь, а он лучше пусть тоже отдыхать домой едет.
- Нет уж, я тебе не доверяю своих фужеров.
Когда они ушли, Акимов посадил Любу на диван и, сев напротив, спросил:
- Мне уйти?
Люба смутилась, потом резко встала и, озорно улыбаясь, сказала: Если поможешь, и мы успеем пройтись, сто лет не видела Москву.
После возвращения из Волгограда, Люба добиралась с работы до дома на метро, а не  пешком, как это делала раньше, кроме работы и дома никуда не ходила, на предложения Акимова и друзей куда-то сходить, отвечала отказом, но сегодня ей вновь захотелось увидеть ту Москву, которую полюбила.
Она и сама не понимала, что с ней происходило, по дому и на работе все делала машинально, улыбалась редко, хотя отличалась веселым нравом и общительностью.
Ровно в двенадцать Акимов привез ее на Красную площадь, выйдя из машины и, взяв Любу за руку, повел ее к Храму Василия Блаженного. После смены почетного караула стояла тишина, с площади уходили последние загулявшиеся пары.
Акимов, прижав девушку к себе, тихо произнес: - Я люблю тебя.  Давно, с той остановки, с той белки в лесу, с той встречи у Светы и не хочу тебя потерять, потому что, вставая по утрам,  надеюсь увидеть тебя, и все, что я делаю хорошего и полезного в этой жизни, тоже для тебя, потому что без тебя все это не имеет смысла.
Я знаю, что в твоей душе что-то происходит, и не тороплю тебя, только не говори сейчас – нет.
- В этом году я должна поступить в институт, а на следующий год, поехать в Ленинград, потому что никогда не была там, а когда закончу институт, то обязательно отвечу тебе, только еще не знаю, что.
Лукаво улыбаясь, она посмотрела Акимову в глаза и подумала: почему, почему этот взрослый, красивый человек обратил на нее внимание. Разве может он любить ее – скромную, простую девушку из общежития, если,  даже Сергей – друг детства, забыл ее?
- Я подожду, только с одним условием.
- Каким?
- Хочу познакомить тебя с мамой, она давно хочет увидеться с тобой.
- Мне страшно, ведь я могу не понравиться ей, и ты не станешь ждать, - улыбнулась Люба.
- Ты не можешь не понравиться, она слишком любит меня, а значит, полюбит и тебя.
Прощаясь в подъезде дома, Люба, стоя на ступеньку выше, сама поцеловала Акимова в переносицу, как это делал он.
- А чуть ниже нельзя?
- Можно, но уже поздно, пока. Люба помахала рукой и скрылась за дверью.
- Ну и дура ты, Любка, куда потащила его из квартиры? Ждешь, чтобы другие воспользовались?
- А, разве, можно без любви?
- Нужно, хотя я думаю, что ты и сама влюбилась, только гордость не позволяет: вечное твое – кто - он, а кто – я? Другим бы такое счастье выпало, давно окрутили бы, а ты…  Ладно, ложись спать.
Люба оттягивала знакомство с матерью Володи до поступления в институт, помня, как повторял отец: - руби дерево по себе.
Поступление Любы отмечали вчетвером в кафе « Арбат».
Еще, подходя к столику, Люба почувствовала, что кто-то пронизывает ее взглядом,
а, когда через некоторое время, сзади подошел молодой человек и пригласил ее на танец, Люба, уже по голосу поняла, кто это.
Акимов, заметив, как напряглось Любино лицо, хотел отказать, но она опередила его:
 - Привет, - сказала она, - знакомься: Света, Игорь…
- Владимир, - сам представился Акимов.
- Сергей.  Ну, так, что, потанцуем, а заодно и поговорим. Извинившись, он повел Любу к танцующим.
- Я тебя сначала не узнал, изменилась, повзрослела. А я на соревнования команду привез, работаю тренером в детской, спортивной школе.
- А мы отмечаем мое поступление в институт, увидишь моих, скажи, что у меня все в порядке.
- Вижу, только ведь, он на много старше тебя, как коршун вцепился взглядом, кто он?
- Журналист.
- Понятно, ухмыльнулся Сергей.
- Что понятно, вспыхнула Люба?
- Что быстро друзей забываешь.
Как часто Люба представляла их встречу, но никогда не могла подумать, что после нее, останется только странное чувство неприязни и обиды. Ей, вдруг стало так одиноко без рук, внимательных глаз Акимова, что, найдя его взгляд, она сказала Сергею: извини, меня ждут.
Проводив Любу до столика и попрощавшись, Сергей ушел, больше она его в этот вечер не видела.
Акимов понимал, что с Любой что-то происходило, пригласив ее на танец, сказал:
- Вот так же когда-то ушло и мое детство, но я нисколько не жалею об этом.
Поцеловав его в щеку, она сказала: - Почему-то мне так легко и спокойно с тобой.
Даже тогда, в лесу, когда впервые увидела твои глаза, мне показалось, что ты - сказочный принц, самый добрый на всем белом свете. А, вот когда появился у Светы в прошлом году, испугалась, не понимая, что нужно этому принцу от бедной девушки.
 Акимов понял, что наступил тот момент, когда уже ничто не сможет помешать его счастью.
- Если бы ты только могла представить, что я чувствую сейчас, то уже никогда не смогла назвать меня добрым и бескорыстным.
- Ты - самый лучший!
- Я люблю тебя, очень люблю.
Когда они вернулись, Игорь уже налив шампанское, произнес: За вас!
- А за нас? – возмутилась Света.
- За любовь! – поправился Игорек.
Знакомство с мамой состоялось совсем неожиданно для Любы.
Собираясь в субботу пойти на ВДНХ, девушки, встав пораньше, пили чай, когда в дверь позвонили.
- Игорь, наверное, - сказала Люба, - Володя  работает сегодня.
Но она ошиблась, в дверях стояла приятная высокая женщина лет пятидесяти пяти.
- А я к вам, девочки, от Акимова, собирайтесь, поедем на дачу, машина ждет. А впрочем, давайте знакомиться - Екатерина Андреевна, по дороге все объясню.
Пока девушки переодевались, она, улыбаясь, рассматривала квартиру: - Никогда эта комната не была так нарядна, а по сравнению с последними годами, просто ожила. Я, ведь в нее входить долгое время боялась, слишком много воспоминаний, спасибо вам, старики были бы рады, увидев такие прелестные создания в своем жилище.
- Готовы? Спускаемся.
- А Володя там? – спросила Светлана, садясь вместе с Любой на заднее сиденье.
- Нет, девочки, он улетел в Югославию, просил меня вас предупредить, боялся, что что-то может случиться, если я этого не сделаю,  а еще просил не оставлять вас  одних до понедельника, потом у вас работа, учеба, а к следующим выходным он сам явится. Да и познакомиться пора, тем более что мне и самой без него одиноко.
Они ехали той же дорогой, которой ездила Люба в пионерский лагерь  весной и летом прошлого года.
- Если бы машина Акимова была тогда не в ремонте, они могли бы никогда не встретиться, - подумала Люба.
Екатерина Андреевна, напоив девушек молоком, и переодевшись, отправилась вместе с ними гулять по лесу.
Любе хорошо знакомы были эти места, сюда, каждое утро она приводила ребят своего отряда, здесь она играла с ними, читала им книги.
Из зарослей кустарника их позвала Света: - Гляньте, сколько здесь малины, Люба, давай свою корзинку.
Вернувшись на дачу, они приготовили грибной суп, сварили сделанные с малиной вареники.
- Как вкусно! И как хорошо, что вы не отказались поехать со мной, сказала хозяйка дачи.
- А, разве мы могли отказаться? – улыбнулась Светка?
- А ты, деточка, язва. Теперь я понимаю, почему мой сын выбрал не тебя, а Любочку.
- Ну, вот, я старалась, малины, грибов набрала, а Любашке за ее вареники почет и уважение. Я думала, свекрови предпочитают хозяйственных невесток, а не тех, что витают в небесах.
 - Свекрови то же разные бывают.
Вечером, после ужина Екатерина Андреевна, сидя у камина, рассказывала девушкам о своей юности, любви, замужестве, о рождении сына.
Почему так спокойно и легко было Любе с этой женщиной и, почему она так боялась и откладывала с ней встречу, Люба не могла теперь объяснить. Она любила ее всей душой, как любила и ее сына.
Рано утром, заварив свежий чай,  по мокрой от росы траве, она побежала на речку.
Ополоснувшись и, выйдя из воды, она вдруг поняла, что с ней происходит что-то особенное,    и ей захотелось громко, на весь лес крикнуть: - Акимов, где ты?
И, чтобы эхо еще долго повторяло: - я люблю тебя!
- Почему раньше я не чувствовала этой светлой, звонко стучащей в сердце, радости, и почему-то ей вспомнился Сергей. Там, в кафе, ей было горько сознавать, что первое чувство навсегда покидало ее, что первые слезы так и не тронули его сердца, что мысли о нем, никогда не были поняты им. Господи, неужели я целую неделю не увижу Владимира,  как же я буду скучать…
Возвращаясь, она нарвала целую охапку ромашек и, ворвавшись в комнату, где спала Света, рассыпала ромашки на ее постель.
- Где ты была, сумасшедшая?  О, да я вижу, ты по настоящему ожила!
- Если бы ты знала, Светик, как я счастлива!
- Еще бы, иметь такую свекровь, две квартиры и дачу в придачу…
- Глупая, да не нужно мне ничего, кроме него самого, его глаз, рук, смеха. Послушай, Свет, только не смейся: когда целуются по-настоящему, нужно что-нибудь губами делать?
- О, девонька, да ты серьезно надумала его охмурить?
- Я убью тебя сейчас! – крикнула Люба и набросилась на подругу, тормоша и, целуя ее.
- Помогите, помогите, она задушит меня, - кричала Светка, закидывая ромашками
подругу.
- Вот так же я засыпала от радости за первый гонорар своего покойного мужа, а он смеялся и кричал: - не надейся, что я поделюсь, пока не исполнишь три моих желания. И я исполнила: ночью выкупалась в озере, родила сына и назвала в честь его погибшего друга Владимиром. Я вижу, что кто-то тоже уже искупался,  а еще принес эти прелестные ромашки.
- Я не ночью, на рассвете.
- Что ж, времена меняются и, наверное, к лучшему.
Подходя к дому, после работы, Люба поняла, скорее, почувствовала, что что-то произошло. Сначала она медленно поднималась по ступенькам, потом, не выдержав бросилась вверх бегом и,  добежав, громко и длинно позвонила в дверь.
- Наконец-то! – Сказала взволнованная Светка, где ты ходишь, тебя ждут.
- Что, что случилось? Осипшим от волнения голосом шептала Люба.
- Да ты, что напугалась, все хорошо, просто отлично, только Володя вышел на минутку.
- Он здесь? Приехал?!
- Ну, да, - ответила удивленная девушка, когда Люба уже сбегала по лестнице вниз.
На первом этаже она столкнулась с Акимовым, который держал в обеих руках бутылки с шампанским. Обхватив его голову двумя руками, она долго целовала его в нос, щеки и губы, пока он не поймал ее губы своими губами.
Они не знали, сколько времени так простояли, пока с верхнего этажа их не окликнула Света:
 - Ну, хватит, поднимайтесь, мы вас ждем.
Войдя, Люба увидела Екатерину Андреевну, Костю с супругой и еще двух молодых незнакомых ей мужчин. 
- С возвращением, мальчики, а вас, Ивица, с прибытием в нашу столицу, подняв фужер с шампанским, - произнесла Екатерина Андреевна за накрытым ею столом.
Позже Люба узнала, что один из них - товарищ Владимира по работе, а другой югославский журналист, который приехал в Москву по каким-то делам.
Когда они остались втроем, а Влад со Светой отправились  показывать гостю го-род, Владимир, улыбаясь, спросил: - Как отдохнули на даче? Может, завтра все и отправимся туда?
- Можно, только продуктов нужно купить, иностранец все-таки, да, и еще, хочу предупредить, ромашек в лесу больше нет, - лукаво улыбаясь, сказала мать Акимова. Прощаясь, Екатерина Андреевна поцеловала Любу, а та, вспомнив, что родная мать не целовала ее, даже, когда она уезжала после похорон отца, вдруг, сама обняла и поцеловала в ответ ее.
Выйдя из машины, Екатерина Андреевна поцеловала и сына: - Молодец, береги ее и будь счастлив.
Услышав звонок, Люба выронила последнюю домываемую тарелку из рук, сердце билось так сильно, что казалось, выскочит и разобьется, как эта тарелка.
Когда она открыла дверь, Акимов внес на руках притихшую девушку. Никогда она не была так близка, нежные, припухшие от первых поцелуев губы, вызывали в нем бурю чувств. Пламенеющие щеки Любы, щекочущие запахом цветов, волосы кружили и без того воспаленную голову.
- Звонок, - сказала вздрогнувшая Люба, - Света вернулась.
- Тебе показалось, Света будет ночевать сегодня у себя в общежитии, - охрипшим голосом, продолжая целовать ее, шептал он.
- А, как же завтра? Что обо мне подумают она и Екатерина Андреевна?
Акимов, словно приходя в себя, понимающе улыбнулся, потом глядя в глаза, спросил: - Разве ты не любишь меня или сомневаешься в том, что я люблю тебя?
И, поднимаясь, добавил: - Я обещал никогда не делать того, чего ты не захочешь, и сдержу слово. Завтра  заеду за Светой, потом по магазинам и к ребятам, а в девять буду у тебя, спокойной ночи, - поцеловав Любу в лоб, стал медленно спускаться по лестнице.  Любе хотелось окликнуть его, но на площадку вышла соседка и она закрыла дверь.
Всю ночь Люба проплакала. Ей казалось, что она сделала что-то не так, что своим недоверием обидела самого дорого и любимого человека. Что она гораздо хуже, чем он и его мать, которая поверила в любовь сына и приняла ее – жалкую, глупую эгоистку.
Утром в зеркале она увидела распухшие от поцелуев губы и глаза от слез – уродка, как же ты покажешься всем на глаза - подумала она.
- Держи, - протянула Света букет белых роз, когда Люба открыла дверь, - и за что только он любит такую мумию. Екатерина Андреевна на такси поедет, а за нами скоро приедут, собирайся.
- Знаешь, мне, кажется, я не люблю Игоря, да и он меня тоже, хотя когда-то мне казалось, что это и есть любовь, а вчера смотрю на твоего Акимова и думаю: на край света,  отправилась бы за тем, кто на меня бы так хоть раз посмотрел. Столько нежности, какого-то внутреннего света…
- Чего ты-то ревешь? Ну и дурочка ты – Любка.
 Акимов помог девушкам снести сумку и, открыв Любе переднюю дверцу, поцеловал в переносицу. Нет, не такого поцелуя теперь ждала Люба, но, поняв, что виновата сама, вдруг весело улыбнулась и приняла его наказание, как должное.
На заднем сиденье молодые люди развлекали Свету, что той бесспорно нравилось.
Когда Света, вручив каждому из них по корзине для грибов, назначила и время для сбора, те, не мешкая, бросились к лесу.
Екатерина Андреевна вместе с сыном колдовали у мангала, А Люба, нарезая овощи, сыры и колбасы, следила за выражением лица Володи, ей хотелось только одного, чтобы он, наконец, заметил ее.
Акимов был весел, рассказывал о своей поездке, о людях с которыми ему приходилось встречаться, об Ивице, но ни разу не обратился к Любе, и она не выдержала.
Взяв корзинку, она крикнула: - Схожу за малиной для компота, скоро вернусь.
- Иди, зачем мучаешь девочку, и так все глаза проплакала, и что ты за сухарь та-кой.
Мать хорошо знала сына, видела, как  давно мучает его эта девчонка, понимала, что с ней не так легко, как со Светочкой, даже ей - опытной женщине, а когда любишь, все еще гораздо сложнее, как знала  то, что у нее скоро появятся прекрасные внуки, лучше, если девочка, а потом мальчик.
Люба бежала на то место, где  неделю назад нашла малину Света, но, толи заблудилась, толи, не заметив, пробежала его. А когда остановилась, услышала что кто-то бежит по ее следу, увидев Акимова, бросилась от него, пока он, наконец-то не догнал ее.
Вернулась она в его рубашке, а сам он шел в одних брюках, разорванный на две части ситцевый сарафан Любы был утоплен ими в озере.
- Что с вами? - спросил удивленно Влад, увидевший их с венками из ромашек на головах.
- На нас сначала напали медведи, когда увидели, что мы поедаем их малину, а потом надели в знак примирения на нас эти венки.
- Вот и славно, что все так хорошо кончилось, садитесь обедать, - прервала ненужные вопросы мать Володи.
На свадьбу Любы из Волгограда приехали только две сестры, но она была так счастлива, что не обиделась на свою мать, как не обижалась на нее даже за то, что та, за все ее девятнадцать лет, ни разу не поздравила ее с днем рождения. Дочь родилась с ней в один день, и толи поэтому, толи потому, что Люба была слишком похожа характером на отца и сама решала свои проблемы, не обращаясь к матери. Учась в школе, никогда не жаловалась, ничего не просила, любила бывать одна, и мать считала ее не от мира сего, безвольной, как и ее отец, за которого она вышла замуж, не любя, и всю свою жизнь вспоминала свою первую довоенную любовь.
После свадьбы, провожая сестер, она протянула пакет с подарками: - Это маме и младшим.
- Что ты вечно тратишься, недавно только посылку от тебя получили.
- Ну, теперь она богатая, вон за кого замуж выскочила, - бросила вторая сестра.
Люба быстро оглянулась, не услышал ли этих слов Володя, и хотела сказать, что она любит его, но, подумав, промолчала. Не поймут, сестра выходили замуж одна за другой, чтобы поскорее быть самостоятельными, уйти из дома родителей, где с утра до вечера, кроме скандалов, они ничего не слышали. И все-таки, Люба скучала по ним, особенно ей не доставало отца, единственно-близкого человека, которого любила, понимала, чувствовала его душевную теплоту и внимание.
Она вспомнила, как он играл на гитаре, рисовал, как любил слушать, когда она читала для всей семьи вслух, как, приходя с работы, уходил в старенький сарай, где мастерил мебель для их семьи и на заказ соседям и друзьям, его шершавые руки в мозолях и занозах, которые нередко приходилось извлекать ей.
- Ты, что обиделась?
- Довела девчонку до слез.
- Нет, нет, просто отца вспомнила.
- Вот кто, действительно был бы сейчас рад за тебя, ну, все, твой идет, давай прощаться.
- Хочешь, поедем к ним как-нибудь, - предложил Володя, когда поезд тронулся.
- Да, к отцу на могилу. Знаешь, мне его так не хватает: и  когда радуюсь, хочется поделиться с ним, а когда трудно и нужно с кем-то посоветоваться, тоже его вспоминаю.
- Теперь у тебя есть я, и буду с тобой всегда – и в радости, и в горе,- Акимов поцеловал Любу в лоб, но она закрыла глаза и он, не удержавшись, поцеловал ее в губы.
Когда они сели в машину, он заговорщицки улыбнулся и сказал:
- Посмотри, что я купил, -  и, развернув сверток, разложил покупку, - нравится?
Это был точно такой же сарафан, как тот, что они утопили в озере.
- Мне очень нравилось, как он сидел на тебе, я как увидел тебя в нем на даче, так чуть не лишился чувств от головокружения, носи его, хорошо?
- За чем же ты мучил меня и, что скажем маме?
- Что медведи  подумали и решили вернуть сарафанчик, потому что поняли, что я очень люблю тебя и прости меня, если делаю, что-то не так.
Покрасневшая от смущения, Люба уткнулась ему в грудь: - И я очень люблю тебя, так люблю, что когда ты прикасаешься, то мне становится трудно дышать.
- Тогда больше я никогда этого не буду делать, - засмеялся Акимов.
Люба была счастлива, ей казалось, что все это сон и просыпаться совсем не хотелось. Два года семейной жизни пролетели для нее, как один радостный день.
С матерью Владимира осложнений не было: с детства она добросовестно выполняла любую работу, была аккуратной, внимательной, быстро реагировала на любые изменения в настроениях домочадцев, вовремя могла придти на помощь. В большой семье работы было немало, но когда старшие сестра заставляли что-то сделать за них, она не отказывала, и как другие дети, родителям не жаловалась.
Ее покладистость замечала и Екатерина Андреевна и, когда Люба взваливала всю работу на себя, давая мужу, возможность работать, она осторожно напоминала сыну, что жену положено выводить в свет, потому что быт заедает, а невнимание убивает любовь.
Однажды Люба договорилась со Светланой встретиться вечером в парке, недалеко от дома Акимовых, чтобы поболтать, так как давно не виделись в связи с новыми отношениями той с Владом. Света стала встречаться  с ним  после Любиной свадьбы, зная, что тот недавно развелся, и уже не вспоминала своего Игоря.
Встретившись, они решили пройтись по аллее парка шедшего параллельно проезжей части.
Разговаривая, Света сначала не поняла, куда побежала с такой скоростью подруга, а та, уже перебегала дорогу, хватая под мышку ребенка и воздушный шар, за которым он и выскочил на дорогу.
Водитель автобуса, затормозив, выскочил и стал трясти Любу за плечи, которая спокойно озиралась по сторонам в поисках близких этого мальчугана.
Невыдержавший ее, как ему показалось, дикого спокойствия, водитель замахнулся, чтобы ударить уже поставившую на тротуар малыша, Любу.
В это время кто-то резко схватил водителя за руку и, оттолкнув его, крепко обнял Любу.
Когда Света сообразила, что произошло, и подошла к участникам случившегося, из магазина вышла мама ребенка, на которую сразу же набросились и пассажиры автобуса, и прохожие, видевшие как Люба бросилась за малышом.
Акимов же, выйдя из магазина, увидел бегущую Любу, подумал, что она бежит к нему. Когда же Люба с мальчиком оказалась рядом с автобусом, у него похолодело в душе, и только, когда водитель занес руку над его женой, он понял, что произошло.
- Господи, как ты догадалась, что он за шариком побежит? – спросила подошедшая Светлана.
-Так все делают, когда улетает шар.
- Я бы и этого водителя и мамашу убил просто, - возмущался расстроенный Владимир.
Когда, плачущая от услышанного, мама ребенка стала благодарить Любу, Акимов сказал: - Если бы что-нибудь случилось, я бы вас удавил, – и, взяв жену под руку, осторожно повел через дорогу в парк.
Сев на скамейку, они долго молчали, каждый думал о своем.
Именно в этот день Люба хотела сказать ему о том, что у нее будет ребенок, теперь, она не знала, как это сделать.
Но, успокоившаяся Света ошарашила Акимова словами: - Слушай, а это на вашем ребенке никак не отразится?
Люба, замерла и, когда увидела взгляд мужа, испугалась.
Акимов встал, зло посмотрел на жену и молча пошел по направлению к дому.
- Он не знал?
- Сегодня хотела сказать, как и тебе, и кто тебя за язык тянул.
Вдвоем они просидели до темноты, Акимов не вернулся, а Люба боялась, что ее объяснения не помогут.
- Ну, если не хочешь идти домой, поехали ко мне, не сидеть же здесь всю ночь.
Они уже подходили к остановке, когда их окликнула бегущая, за сыном, Екатерина Андреевна.
Домой они вернулись вчетвером, уговорив  Свету переночевать сегодня у них, видя, что Люба не хотела идти без нее.
Разливая чай, Екатерина Андреевна с укором смотрела на сына, и не понимала, как он мог так поступить, как  мог оставить жену после случившегося в парке и не вернуться за ней, не попросить прощения. Она боялась, что его поступок, больно ранивший бедную девушку, оставит горечь в ее душе.
Когда, вернувшись с работы, она обнаружила его лежащим вниз лицом на диване, то сначала не придала этому особого значения, но, когда спустя час, спросила, где Любаша, а он не ответил, она насторожилась: - Вы что, поссорились, где она?
После долгих расспросов, он все рассказал, и вновь улегся на прежнее место.
- Да, как ты можешь лежать, когда бедная девочка страдает из-за твоего дикого эгоизма? Встань и приведи немедленно ее домой. Я и не знала, что ты не просто эгоист, а жестокий и трусливый человек, и мне стыдно, что так ведет себя мой сын.
Акимов лежал.
Тогда она, набросив плащ, вышла из квартиры, в надежде, что девушки еще были на прежнем месте.
Окликнув Любу, она еще не знала, что сын бежал за ней, но когда он поравнялся с ней, шепнула: - моли прощения.
Люба не вспоминала о случившемся, но ее звонкий смех будто потерялся в тот вечер.
Еще нежнее и теплее стали их отношения со свекровью, они, словно заново обрели друг друга. Прогуливаясь по вечерам, или сидя за чаем, они делились разными новостями, радовались  покупкам для маленького, следили за самочувствием, питанием и весом Любы, но никогда не говорили о Володе.
 Уходя на свои ежедневные прогулки, они говорили: - Не будем тебе мешать, пиши, дорогой.
И, однажды он не выдержал: - И долго вы, объединившись, будете истязать меня, я все равно без вас не  напишу ни строчки, а буду тупо смотреть в потолок  и думать о том, что вы отреклись от меня. Да, я – трус,  да, я испугался за тебя и ребенка, да, я – эгоист, но без вас я еще хуже стану, вот увидите, слезы стояли у него в глазах. Отвернувшись к окну, охрипшим голосом добавил: - посмотрите на второй полке, может, не-то покупаю.
- Бог мой, какая прелесть, - радостно воскликнула Екатерина Андреевна, раскладывая детскую одежду на диване, - Ну и сынок, ну и молодец, а у него есть вкус.
И все-таки нам пора, режим.
- А мне с вами можно?
- Ну, что, Любаш, не помешает?
Когда, спускаясь по лестнице, Акимов стал бережно поддерживать женщин, мать пошутила: - Не подлизывайся.
 -  Ты, посмотри, какая красавица у тебя родилась, - сказала заведующая родильным отделением, принимавшая роды у Любы, - папаша всех сотрудников розами и вопросами засыпал, беспокоится. Другие морщатся, как узнают, что дочь, а твой, так радуется, сияет просто.
Измученная тяжелыми родами, Люба улыбалась, - спасибо вам, а что это такое горячее по телу растекается?
- Хлористый ввели, место не отошло, потерпи еще немножко.
В день выписки пришли все: Екатерина Андреевна, Света с Владом и, конечно, отец ребенка. К машине была привязана связка шаров, а в руках у каждого по огромному букету цветов.
Любе шампанское дали только пригубить, а Акимов и вовсе отказался.
- Ну, теперь за внуком приходите, шутил медперсонал, когда бабушка угощала их конфетами и фруктами.
- Обязательно.
Но за сыном Акимовы не пришли.
Когда в стране произошел переворот, Люба как-то не сразу поняла, что в их жизни наступил не самый благоприятный период. Закрывались телевизионные передачи, многие газеты и журналы, непришедшиеся ко двору новой власти. Началась при-ватизация.
Единственное, что радовало семью Акимовых в ту пору, была дочь Евгения.
Это был поразительно энергичный ребенок: в три месяца, держась за пальцы взрослого, она стояла на ногах. Екатерина Андреевна звала соседку перед кормлением, чтобы та услышала, как говорит ее внучка: - колей, колей, колей…
Дело в том, что перед каждым кормлением у Любы начинало течь молоко, и поэтому, давая грудь дочери, она постоянно повторяла свое: скорей, скорей, скорей.  Соседка была в шоке, а уж когда девочка пошла в семь с половиной месяцев совершенно самостоятельно,  стала не только приходить полюбоваться на нее, но и приносить ей собственноручно связанные костюмчики.
Друзья Акимова постепенно уезжали заграницу, но мать решительно заявляла: -
не такую чуму переживали, нахапаются, глядишь, сами уедут.
Но перестройка затянулась, показав во всей красе свой звериный оскал, как выразился один генерал. Одна за другой стали отделяться республики, все хотели суверенитета и самостоятельности,  вернуться в дореволюционное время, или хотя бы довоенное, сохранив русские границы, а значит земли и все, что на ней.
Люба помнила, как проезжая с мужем по Казахстану, жители запрещали разговаривать молодым людям  с ней по-русски: - Пусть они  говорят на нашем языке, если находится на нашей территории.
А, когда Люба возражала: - разве мало русские сделали для вас, в ущерб своему благополучию, разве вы приезжали в Россию учить нас говорить на своем языке, разве вы построили космодром? - они в один голос твердили: - а теперь без вас обойдемся.
Отдыхая в Грузии и в Прибалтике, она видела, что и там нет талонной системы, как во всех городах России, видела и не понимала, почему это происходит.
Но эта несправедливость сменилась еще большей: теперь она уже не могла поехать ни только в другие республики, но и в другие города своей страны, на по-добные путешествия в семье стало не хватать денег.
Кое-что для нее и дочери присылала из Франции Света, вышедшая замуж за Филиппа, с которым познакомил ее Ивица.
 Появлялись новые шикарные магазины, но в них было стыдно заходить, имея тощий кошелек.
Но, когда речь заходила о том, чтобы Люба пошла работать, Акимов возражал: -
Мы и так редко видимся, да и детский сад не место для маленького ребенка, пусть подрастет.
Однажды, прогуливаясь по парку с дочкой, Люба столкнулась с Сергеем. У нее было такое ощущение, что он долго наблюдал за ней, прежде чем подойти, он не был удивлен встречи, как она. Сергей заговорил так, будто виделись только вчера: - Вижу, растете, красивая дочка, в маму, а где ваш повелитель?
- Скоро с работы придет, а ты как здесь оказался?
- Как всегда, решил мимо дома твоего пройти, в надежде увидеть тебя.
- А, если бы не встретил, не зашел бы?
- Увидел бы, не сегодня, так завтра. Я здесь третий день прогуливаюсь.
В это время девочка протянула руки к Сергею, и он взял ее на руки.
Возвращавшийся с работы Акимов, увидел их и хотел свернуть с дороги, но, передумав, шагнул навстречу: - Ну-ка, дочка, иди к папе, - и, поздоровавшись с Сергеем, спросил, обращаясь к Любе: - Может, мы домой пойдем, а вы поговорите, или к нам на чай пригласим?
- Нет, мне уже пора, скоро поезд, - соврал Сергей и, попрощавшись, ушел.
- Что происходит? У него не сложилась жизнь с твоей подругой, и теперь он решил испортить ее нам?
- Не знаю, не успела спросить, мы только что случайно встретились.
- Случайно для тебя, но не для него. Ты еще любишь его?
- Я люблю только тебя, и мне не нравится, что ты так говоришь со мной.
- Прости, но, увидев вас улыбающимися, да еще  Женечку у него на руках…, а тут еще… и он замолчал.
- Что, что случилось? - Встревожено спросила Люба.
- Я должен не надолго уехать.
- Куда? И, догадавшись, ужаснулась: - в Чечню?  Ты все-таки решил…
- У меня нет другого выхода, прости.
Он поцеловал ее и дочь и медленно повел жену по аллее.
Когда в госпитале Любе сказали, что мужу, в лучшем случае, грозит инвалидное кресло, она тихо сказала: - только бы жил…
Но через две недели Акимова не стало, он умер от кровоизлияния в мозг.
А  через пол года умерла и его мать.
На высланные Светланой деньги Люба прожила до своего устройства на работу.
Женечку пришлось устроить в детский сад.
Младшая сестра, приехавшая на похороны Екатерины Андреевны, уезжать не торопилась, а, прожив месяц, заявила: - Ты, что прописывать меня не собираешься, как же я на работу устроюсь?
- Разве ты не вернешься домой? - удивилась Люба.
- Не для того я сюда ехала, чтобы возвращаться. Больше они в этот вечер об этом не говорили, но через два дня Люба принесла билет до Волгограда.
- Завтра поедешь к матери, прописывать я тебя не собираюсь.
- Да ты что, с ума сошла, а не жирно ли тебе будет: и квартиры, и дача…
- Одну квартиру и дачу  буду сдавать, мне дочь растить, да и образование сегодня слишком дорого, а тебе лучше с мамой жить.
- Что ж, выгоняй сестру, найдутся люди, приютят, но из Москвы я не уеду.
- Чем же ты намерена здесь заниматься?
- Не твое дело, ты же нашла себе старичка.
Люба ударила сестру по щеке: - Мы по телефону с мамой уже обо всем договорились, она тебя будет встречать, пойдешь учиться там, да и ей спокойнее.
Проплакав всю ночь, сестра, не прощаясь, уехала.
Люба не пошла на вокзал, ей хотелось остаться одной, подумать о своей дальнейшей жизни.
Когда дочери исполнилось пятнадцать лет, Люба решила подарить золотые серьги свекрови, которые берегла до сих пор, но, то ли они пришлись ей не по вкусу, то ли по другой причине, но на следующий день, не увидев на дочери сережек, Люба
сказала: - Если ты не хочешь их носить, то давай их положим на место, а тебе купим что-нибудь другое.
Почувствовав, что-то неладное, Люба повторила: - Я хочу, чтобы ты мне вернула их, это память о твоей бабушке.
- У меня их нет, Наташка попросила поносить.
Когда Люба с дочерью, позвонив квартиру, объяснили причину своего визита, мать Наташи, швырнув им серьги, крикнула: - То дарят, а-то назад просят!
- Возьмите, пожалуйста, - собрав и протянув серьги, сказал подошедший мужчина.
- Простите, - сказала Люба и, взяв дочь за руку, потащила ее вниз по лестнице.
- Господи! Как я испугалась…
- Что не отдадут?
- Да нет, человека, поднявшего их.
- А мне он, наоборот, очень даже понравился.
- Знаешь, мне показалось, что он очень похож на твоего отца.
- Мама! Столько лет прошло, а ты во всех мужчинах видишь папу. Хотя, если честно, я его совсем не помню, только по фотографиям, мне ведь шести не было…
Весь вечер Люба рассказывала Жене о том, как познакомилась с Акимовым, показывая фотографии, где они были вместе. Наплакавшись, решили утром поехать на кладбище.
Убрав могилы и, положив цветы, у Любы вновь потекли слезы. Дочь прижалась к матери и сказала: - прости, мамуль, я буду носить бабушкины серьги, а, когда у меня появится дочь, подарю ей, я все поняла, это – память…
 Когда они подошли к автобусной остановке, рядом с ними остановилась машина, из нее вышел мужчина и предложил подвезти.
- Это вы?  - удивленно воскликнула Женя, и толкая мать, спросила: - ну, что, мам,
поедем?
- Не удобно как-то, - смутилась Люба.
- Да ведь нам по пути, мы живем  рядом.
 Когда мать с дочерью уселись, и машина тронулась, мужчина представился: -Владимир Николаевич, полковник в отставке, сейчас работаю диспетчером в аэропорту,  а вас как величать?
От произнесенного имени, Люба вздрогнула.
Женя сама сказала кто они, и к кому приезжали на кладбище.
- У меня тоже здесь и мать с отцом, и жена уже  третий год здесь лежит.
Люба всю дорогу молчала, только один раз, взглянув на зеркало, она увидела в нем лицо водителя, которое испугало ее еще больше, чем в их первую встречу.
Господи, как же он похож, думала она, боясь взглянуть еще раз, чтобы не выдать свое состояние.
- Мам, а ты права, мне тоже так кажется, - прошептала дочь.
- Могу я пригласить вас к себе, вместе и помянем своих близких, а-то как-то не по- русски получается одному поминать близких..
- А, может, мы к нам пригласим Владимира Николаевича, мам?
- Да, да, конечно, вот и наш дом.
Панкратов достал из  бардачка бутылку коньяка и, закрыв машину, пошел за своими спутницами.
Он не понимал, почему эта женщина так испуганно смотрела на него и вчера, и сегодня, но то, что она ему нравилась, он знал наверняка.
 Пока Люба накрывала на стол, Евгения достала альбом и стала показывать ему фотографии отца и бабушки.
- А это мама, еще до меня, а вот снова отец.
Только теперь он понял, что именно напугало Любу, и почему дочь решила пригласить его к ним.
- Знаете, моего папу тоже звали Владимиром, - сказала Женя, словно прочитав его мысли. 
Прощаясь с Любой, Панкратов спросил: - Я могу вам звонить? Иногда.
Люба едва кивнула, а он, поцеловал ей руку, поблагодарил и, попрощавшись с Женей, ушел.
- Мам, мам, ну, что ты? Ведь он ничего плохого не сказал, тебе он неприятен?
Зря я его к нам пригласила, да?
Люба молчала,  не зная как отнестись к этому знакомству.
Кто он, зачем появился в их жизни? – думала Люба, надеясь и боясь с ним новых встреч.
Когда через два дня в вазе появились цветы, она поняла - от него.
- Ты, что не спросишь, откуда цветы взялись, - удивленно спросила дочь, когда Люба уже ложилась спать.
- Какой-нибудь мальчик подарил тебе, я думала сама расскажешь.
- А вот и не угадала,  Владимир Николаевич у подъезда в машине ждал, а, узнав, что ты не скоро сегодня придешь, просил передать цветы и позвонить.
- За цветы спасибо, а звонить не стану.
- Как, и спасибо ему не скажешь?
- Спи, при случае поблагодарю.
- Мам, ты папу еще любишь?
- Я буду любить его всегда.
- А, разве можно всю жизнь любить одного человека?
- Нужно…
Но через две недели Люба, встретив у подъезда своего дома Владимира Николаевича, поняла, что та первая встреча была не случайна.
- Здравствуйте, Любовь Васильевна, Женя мне сказала, что вы скоро с работы вернетесь, вот я и решил вас подождать, чтобы предложить вам обеим поужинать со мной. У меня сегодня выходной, решил пельменей сделать, но их оказалось слишком много, мне одному не съесть, помогли бы мне?
- Мне как-то неудобно, да и подруга Женечки живет в вашем подъезде…
- Прошу вас, Женя уже дала согласие.
- Хорошо, только переоденусь.
Когда Люба открыла дверь, Женя стояла у окна, не оборачиваясь, спросила: - Отказалась?
- Нет. А тебе и впрямь пельменей захотелось?
- Я хочу, чтобы он рассказал о Чечне, о том, как воевал, посмотреть фотографии…
Любе показалось, что дочь чего-то не договаривает, но, зная, что сейчас лучше не спрашивать, сказала: - Ну, что ж, пойдем, только давай свой фирменный салат возьмем, а-то как-то неудобно с пустыми руками.
- И твой джем.
- Пока вы будете рассматривать фотографии, я закончу приготовление.
Альбомов было четыре, но Женя выбрала красный и не ошиблась.
Здесь Панкратов был молодым курсантом, потом офицером, много свадебных, но их Женя пролистала и, остановившись на фотографии маленького мальчика, громко спросила: это ваш сын, а где он сейчас?
- Учится в военном институте в Ленинграде, простите в Санкт-Петербурге, пятый курс, - громко и, как показалось Любе, с гордостью ответил Панкратов, - там есть его фотографии на школьном выпускном и в курсантской форме.
- Кем он будет? – не унималась Евгения.
- Военврач, хирург- это его мечта.
- Я тоже буду в медицинский поступать.
- А этот офицер, кто он вам?
- Друг мой – Борис Нестеров, погиб во второй Чеченской…
- Боря? Погиб?
- Вы знали его?
- Жил в нашем дворе.
- Да, действительно, он из Волгограда, там у него жена с двумя детьми осталась.
Ну, вот, хотел праздник устроить, а получились вновь поминки, простите.
После ужина, проводив Любу и Женю, которая всю дорогу нахваливала его кулинарные способности, Владимир Николаевич сказал, что на несколько дней уезжает повидать сына, но, по возвращению, сразу позвонит. Поцеловав Любе руку, ушел.
- Мам, а вдруг он едет к сыну, чтобы рассказать о нас.
- Что, о нас?
- Ну, что мы у него есть, то есть появились.
- Не нужно усложнять, нам и так хорошо живется, правда?
- Знаешь, мам, я тебя не понимаю, ведь все женщины хотят выйти замуж, и я хочу, чтобы у меня был умный, добрый и красивый муж.
- А не рано ли ты об этом заговорила?
- Когда в доме мужчина, интереснее жить и спокойнее, и женщины рядом с ними красивее становятся. Я ведь вижу, мама, что ты стесняешься его, от этого щеки твои горят красными маками, как на наших дачных обоях, - засмеялась Женя.
- Глупая ты, я ничего не хочу менять в своей жизни, а вот ты, должна думать о школе, а-то никакого образования не получишь, пойдешь на вещевой рынок, торговать.
- Мам, а ведь два года пройдут незаметно, я поступлю в институт, выйду замуж, а ты так и будешь одна жить?
- Почему одна, ты мне внуков родишь, кто с ними заниматься будет?
- Ты еще молодая у меня, красивая, я хочу, чтобы и ты вышла замуж и была счастлива.
Люба себе и представить не могла тогда, что дочь окажется на столько прозорливой:  через два года она, действительно, поступит в медицинский институт, а  через год, после поступления, выйдет замуж за сына Панкратова.
Люба после свадьбы дочери и долгих уговоров переедет в квартиру к Владимиру.
Но прежде, придя на могилу к Акимову, и положив цветы, тихо скажет – прости…