Красные Полосы

Её правая рука была сильно повреждена. Мы ползли по раскалённому чёрному снегу, оставляя за собой две прерывистые красные полосы, которые тоже были раскалены. Я пытался делать вид, что мне вовсе не больно. По правде говоря, больно было больше не столько физически, сколько за плачущую от раздирающей боли Эмилию. Я понимал, что она больше никогда не сможет играть на фортепиано, а это было всё, чем она жила.

Я помню, когда мы были ещё совсем детьми, я ласково называл Эмилию Евой. Часто мы с ней играли в то, что менялись ролями: я был ей сестрой, а она мне братом. В те времена мы не думали, отчего так поступаем, но сейчас, я могу объяснить это тем, что я очень любил наряжать кукол в различные платья. Эмилия же, часами наблюдала за тем, как ездит её игрушечный поезд по её игрушечной железной дороге, которую отец подарил перед своей смертью мне. Эмилия в тот момент сильно плакала, а я, будучи любящим старшим братом, не мог допустить её слёз. Поэтому, игрушечная железная дорога перешла в её руки.
Когда наша мать умерла от голода, отдав нам с Евой последнюю еду, на меня пала обязанность - добывать нам с сестрой хоть какие-то гроши и пищу. Это были тяжёлые, но очень счастливые времена. Мы с Евой окружали друг друга такой сильной любовью, которой не могли нам дать даже наши родители. Уверен, что любые брат с сестрой могли бы нам завидовать. Мы довольствовались тем, что могли жить в одной комнате, в которой стены были покрыты плесенью от того, что крыша постоянно протекала. Нам нравилось спать под одним одеялом зимними ночами, так было теплее. Мы никогда не думали о голоде и нищете, всё это закрывала от нас чистая и искренняя любовь.

Когда Эмилие исполнялось четырнадцать, я, каким-то хитрым образом, сумел скопить немного денег и выкупить у одного старика потрёпанное фортепиано. Это и было подарком на День Рождения сестры. Эмилия была очень рада этому подарку. За ним она проводила все дни, а особенно, вечера. При всей этой радости, я чувствовал от сестры затаённую нежную обиду, ведь этот подарок стоил мне отказа от еды на долгое время. Вскоре, Эмилия написала свою первую музыкальную пьесу. Мы устроили по этому случаю целый концерт, зрителями которого стали я, несколько стульев и два небольших окна, которые находились в стене нашей комнаты.

Спустя несколько лет, Эмилия уже давала настоящие публичные выступления, за которые люди были готовы платить деньги. Теперь, мы завтракали каждый день, порой, даже ещё свежей булкой и тёплым молоком. В обед мы готовили наш любимый овощной суп, а по праздникам, мы позволяли себе даже бисквитные пирожные.
Одежду, которую нам приходилось носить, шил я. В этом я благодарен сестре за нашу с ней детскую игру – меняться ролями. У Эмилии даже было своё концертное платье. Признаться, оно было довольно скромным, но Эмилия очень любила надевать его. Она говорила, что самое роскошное платье испанских актрис уступит её платью, ведь оно сшито с нескончаемой нежностью и заботой.

Вскоре, началась война. Мы с Эмилией находились в беседке возле дома, где мы особенно любили пить чай и наблюдать красоту друг друга. Эмилия сделала глоток цветочного чая, и нас отбросило в сторону. Я потерял сознание. Когда я открыл глаза, то не обнаружил своих ног. Эмилия лежала в нескольких метрах от меня, а рядом с ней, лежала разбитая фарфоровая чашка, одна из тех, из которых мы пили чай. Эмилия плакала. Мы долго, молча, смотрели друг на друга, но теперь уже не так, как раньше. Едва ли мы могли разглядеть в наших глазах любовь. То была боль. Ничего не говоря, мы  поползли по чёрному снегу. И всё вокруг было чёрным. И только две прерывистых красных полосы, остающихся от наших тел, говорили о том, что мы ещё живы. Живы…