Маргаритки на долгую память

Лифт стоял, явно дожидаясь человека, который только что хлопнул входной дверью. Татьяна Петровна радостно поспешила: торопилась домой. Спасибо соседям или кому-то ещё, кто подождал. Мелочь, а не каждый раз так бывает.
Подойдя к лифту, она и впрямь увидела соседку Галину Васильевну с десятого этажа. Знакомы с тех самых пор, как поселились в этом доме, но лишь «шапочно». То ли повода узнать друг друга поближе не было, то ли слишком привыкли к отдалённым, но добрососедским отношениям.
- Здравствуйте! – приветливо сказала Татьяна Петровна. – Спасибо, что подождали.
- Ну как же, видела, вы идёте.
Татьяна Петровна нажала свою кнопку.
- Погода что-то совсем никуда! – вздохнула Галина Васильевна. – Лето, называется! Всё дожди, ветер и холод.
- Ещё будет тепло! – с надеждой откликнулась Татьяна Петровна. – Ведь даже июнь не кончился.
- Кто его знает! Может, и будет. Но пока...
Лифт остановился. Татьяна Петровна еще раз поблагодарила соседку и вышла на лестничную площадку.
- Вы бы как-нибудь зашли! – неожиданно предложила Галина Васильевна. – А то живём сто лет в одном подъезде, а едва знакомы.
- С удовольствием зайду! – кивнула та, удивляясь неожиданному приглашению.
- Ох, уж эта современная жизнь! Каждый сидит в своей конуре и даже ближайших соседей едва знает. Может, завтра и заглянете? Или в субботу? – успела уточнить Галина Васильевна сквозь щель закрывающихся створок дверей.
- Спасибо! Зайду завтра.
- Замечательно! – прогудел лифт уже сверху.
Зайти, не зайти... Дома, разобрав сумки и принявшись за дела, Татьяна Петровна ощутила какую-то неловкость. Но вместе с тем и почти радость: приятно будет поближе познакомиться, Галина Васильевна всегда казалась ей славным человеком. И дочка у неё очень милая. Да, да, зайти. Завтра же.
На следующий день она долго простояла возле кондитерского отдела ближайшего магазина. Выбор тортов, пирожных, медовиков теперь огромный. Взяла торт «Ночка», купила конфет. И в шесть часов вечера звонила в дверь на десятом этаже, где никогда прежде не бывала.
Увидев торт, Галина Васильевна от досады почти рассердилась:
- Зачем вы тратились? Я же пригласила вас. Само собой, стол накрыла бы.
- Ну как же можно прийти с пустыми руками? – возразила гостья. – Да ещё в первый раз...
- Проходите, пожалуйста.
Квартира Галины Васильевны уже с прихожей производила впечатление состоятельного дома. Татьяна Петровна и раньше знала, что живёт соседка хорошо. Муж её был полковником, работал в военном учебном заведении, прекрасно зарабатывал. Это сейчас военным быть вроде бы не престижно, особых благ не обещает. А прежде, особенно в советские времена, всё было наоборот. Чувствовалось: и теперь, в годы как бы всеобщей разрухи и бедности, когда человек, перебирающий отбросы на помойке, стал вовсе не в диковинку, когда у большинства людей жизнь идёт нервозно и не знаешь, что ждёт тебя и всех завтра, Галина Васильевна сохранила тот же респектабельный и состоятельный образ жизни, как у неё было и прежде, хотя уже года вдовела. Муж умер совсем не старым, но оказалось, что очень тяжело болел, просто об этом не знали. А когда начали обследовать, спасти его оказалось невозможно.
- Я тогда измучилась, - сказала Галина Васильевна, усадив гостью за стол и почти улавливая мысль, которая занимала её в ту минуту. – Никак не могла понять, отчего он заболел. Раком ведь... Не облучался. Никогда не жил в бедности, наоборот. Дом хороший, порядок, семья. Наши отношения были нормальными,  и дочь его очень любила.
- Может, у него на службе возникли трудности? – спросила Татьяна Петровна, помешивая ложечкой чай в чашке. – Знаете, бывают и такие невидимые миру слёзы... Вроде бы всё ничего, а на работе идёт жуткий, разрушительный конфликт.
- Нет. Муж всегда мне всё откровенно рассказывал. У нас был такой обычай: за ужином, уже за чаем он говорил о своих рабочих делах. Я бы знала, если что. Владимир-Антоныча все уважали, на службе он считался фигурой очень авторитетной. Впрочем, что гадать? Врачи в больнице объяснили: был, был у него в жизни какой-то постоянный стресс, и он с ним жил; побороть, видимо, не мог. Такие ситуации злокачественны сами по себе и плохо действует на здоровье, исподволь разрушая человека. Самое главное – что стресс стал постоянным.
- Так всё-таки был стресс, и длительный? – уточнила Татьяна Петровна, чувствуя, что Галине Васильевне очень хочется поговорить с ней на животрепещущую тему и даже, может быть, рассказать что-то важное. Для себя самой, конечно.
- Да, был, - согласилась Галина Васильевна. – И какой! Я ничего не знала. Но однажды, совсем недавно... Сейчас расскажу вам неожиданную историю – уверена, вы даже в книгах не читали подобного. Я и сама не думала, что так бывает.
Минуту помолчали, каждая настраиваясь  на свой лад. Татьяна Петровна – послушать соседку, та – решиться на важный рассказ.
- Мы с Владимир-Антонычем поженились довольно рано, - начала она. – Он едва окончил военную академию и должен был ехать далеко на восток. Очень хотел жениться, завести детей. Тогда далёкая от Москвы служба не казалась бы ему слишком нудной. В академии устроили что-то вроде выпускного бала, и я пришла на это мероприятие: затащила подруга. Мы с Володей познакомились, стали встречаться. Но времени фактически не оставалось, так как он должен был явиться по месту назначения строго в определённый день. Сами понимаете, военный человек... Поэтому  очень скоро после знакомства мы оказались в загсе.
Галина Васильевна говорила не торопясь, но явно взволнованно. Летний вечер не спешил на покой, однако постепенно за окном серело. А две соседки всё сидели за чаем – беседа затянулась на несколько часов. Дочка Галины Васильевны Ирина (она всегда очень уважительно здоровалась с Татьяной Петровной на лестнице и во дворе) уехала отдыхать, так что Галина Васильевна одна коротала дни. Она явно радовалась гостье и возможности рассказать о своей жизни.

Месяца за полтора до этой встречи, перед самым Днём Победы, Галина Васильевна отправилась на кладбище привести могилу мужа в порядок. Собиралась сделать это к дате его рождения или смерти, но обе они приходились на ранневесеннее время, не очень-то уберёшься, вот она и дотянула до Дня Победы.
Погода с утра задалась, и Галина Васильевна с удовлетворением думала о том, что не только всё почистит и оградку покрасит, но и цветов новых посадит – около кладбища всегда продавали много рассады. Дочка поехать отказалась, у них в институте устраивали предпраздничный вечер.
Груз у Галины Васильевны вышел немалый: ведро-лейка (из него и ограду помыть удобно, и полить зелень, которая уже взошла, заодно и новую, которую она посадит), совочек, веник, тряпки, краска, две кисточки, бутылка растворителя, чтобы сразу вымыть кисти. Да ещё сумочка-ридикюль и книжка в дорогу, потому что ехать ей нужно было полтора часа в один конец. Ничего: говорят же, что своя ноша не тянет, а она ехала с добрым делом и никакие тяжести не могли её смущать. В метро повезло: не потребовалось стоять над душой у какого-то юного принца, заливавшего пиво в глотку и «не заметившего», что широко уселся на местах для пожилых и инвалидов. Или возле какой-нибудь беспардонной юной парочки, забывшей о том, что они едут в метро, перепутавших вагонные скамьи с собственным ложем и сладострастно целующихся, явно наплевав на всех зрителей-пассажиров. Вспомнилось, как однажды в такой ситуации пожилой пассажир сделал молодым замечание: мол, интим нужно прятать, нехорошо это – открыто, со смаком целоваться на людях... Юный Ромео оторвался на минуту от своей Джульетты и почти наставительным тоном сообщил пожилому «замечателю», с трудом стоявшему перед ним на больных ногах, и всем, кому ещё захочется вдруг вмешаться в его личную жизнь, - что всё это предрассудки; жить так, как жили всякие старперы, они с подругой не собираются; а вообще в Африке есть племена, у которых постыдным считается питаться на публике, а вот трахаться – отнюдь нет, это почти обязательно делают именно на людях... Последние слова юн-влюблен-Ромео произнёс насмешливо – мол, ну, что, понял, старый козёл? Тот от неожиданности и наглости юнца чуть не кивнул головой: да, понял, спасибо за разъяснение... Ромео вернулся к Джульетте, а человек, по возрасту гораздо старше Монтекки и Капулетти, видимо, не в силах дольше выдерживать подобную наглость, на ближайшей остановке выскочил из вагона и перешёл в другой.
Нет, в тот день всё было хорошо. Галина Васильевна спокойно села, поставила своё ведро – вёдрышко, как она говорила, - рядом, раскрыла книжку карманного формата, какой-то роман о любви, и погрузилась в чтение. Остановки быстро мелькали за окном. В нужном месте она сделала пересадку. И опять удалось сесть – видимо, многие москвичи разъехались в предпраздничные дни. Она продолжала читать. И когда доехала до кладбища, треть романа уже «отдыхала» по левую сторону от закладки, поскольку все те факты оказались изученными.
Рассаду Галина Васильевна покупала недолго. Как всегда, несколько маленьких баночек с маргаритками, с анютиными глазками - они росли на могиле долго и надёжно. Особенно маргаритки – вот уж точно, цветы на долгую память. Прихватила и большой букет свежих, совсем первых, привозных тюльпанов. На всякий случай взяла и пустую стеклянную банку, так что, решила теперь, когда всё закончит, поставит букет в воду и получится очень красиво.
Идти по кладбищу нужно было долго, могила мужа находилась почти в самом конце его. Галина Васильевна шла, не торопясь, как, впрочем, и всегда. Поневоле вспоминались разные сцены из прошлого. Они с мужем прожили хорошую, дружную жизнь. И дочку вырастили славную. Она очень горевала, когда отец умер. Однако на могилу его ходила редко, заверяя мать: хочет, чтобы отец навсегда остался в её душе таким, каким был в жизни.
При каждом приходе на кладбище Галина Васильевна успевала заметить, как сильно оно разрослось с её последнего визита. И сколько на памятниках молодых лиц, с короткими датами жизни... Действительно, всё стало так страшно и непредсказуемо, что лучше даже не задумываться. Однако думай, не думай, а именно на кладбище эта мысль как бы сама являлась перед ней, и тогда ничего не оставалось, как горестно удивляться.
Сейчас, в начале мая, все могилы смотрелись ухоженными: недавно прошли Пасха, Первомай, который люди её поколения по-прежнему отмечали как важный праздник; вот и День Победы на носу. Памятники, стоящие вдоль главной кладбищенской дороги, с лицами обитателей могил и их именами, странным образом походили на деревенские дома, так же выстроившиеся вдоль главной улицы. Хотелось поскорее пройти это место: казалось, что кто-то вот-вот окликнет её «из окошка дома»... Ещё десяток шагов, ещё десяток метров. Наконец, она свернула в дальний угол, к могиле мужа.
Посетителей в тот день было совсем немного. Галина Васильевна шла вдоль последнего ряда, читала давно знакомые фамилии на обелисках и плитах, рассматривала фотографии и портреты, высеченные в камне, что в последнее время стали делать всё чаще. Ноша в руках была неудобной, тяжелой. Но останавливаться, чтобы передохнуть, не хотелось. Наоборот: скорей бы всё сделать – и домой. Да, да, и домой.
«Свой» памятник она всегда замечала издали. Вот и сейчас он будто приветливо кивнул ей. Даже показалось, что услышала голос мужа: «Здравствуй, милая! Как хорошо, что ты пришла!» Она передёрнулась, настолько голос показался явным. Ерунда, конечно, это «говорило» с ней собственное подсознание – так, наверное. Хотя – кто же знает точно? На кладбище, пока возилась, чистила, убирала, мыла, поливала цветочки, она иногда могла вслух что-то сказать мужу. Часто казалось, что он отвечает.
Ну, вот, остался крошечная тропинка, несколько могил, и она – на месте.
Галина Васильевна сразу заметила неподалёку – совсем неподалёку! – какую-то женщину. Та накинула поверх платья рабочий сатиновый халат и убиралась. Очевидно, на соседней могиле. Постаралась вспомнить: видела ли её когда-нибудь здесь раньше? Вроде бы нет, память не откликнулась. Ну да ладно, какое это имеет значение?
Однако, подойдя совсем близко, Галина Васильевна слегка оторопела. Женщина явно приводила в порядок могилу её мужа! В данную минуту она протирала мокрой тряпкой памятник: лицо на керамической фотографии – словно умывала его, и каждую буковку надписи, каждую цифру. Ну, конечно, всё давно запылилось...
Видимо, прислали общественницу с бывшей работы мужа. Да, да, наверное. Ведь супруг был полковником, а праздник впереди военный, как же не убраться? И всё же... всё же что-то явно насторожило её...
Не дойдя до могилы мужа нескольких шагов, Галина Васильевна остановилась у соседнего захоронения, поставила на землю сумки и решила понаблюдать за женщиной. Понять, что всё это значит. Женщина заметила её, поздоровалась и продолжала протирать памятник. Она уже успела всё убрать, покрасила ограду черным лаком, посадила новые цветочки, тоже маргаритки. И теперь, совершенно явно, заканчивала последнее дело.
- Ваш родственник? – участливо спросила Галина Васильевна: надо же было что-то спросить,  тогда что-то и поймёшь.
Женщина ответила не сразу. В какую-то секунду Галина Васильевна чуть не раскричалась: «Что вы делаете на могиле моего мужа?» Но сдержалась. Тем более что та, закончив протирать надписи, вымыла тряпочку в ведре, отжала и вышла за ограду, на «нейтральную» территорию.
- Не совсем родственник, - сказала она тихо, будто собралась открыть тайну. – Но очень важный для меня человек.
- Муж? – слегка вздёрнулась Галина Васильевна.
- Нет, и не муж, - ответила та. – Но... очень близкий человек. Мы с ним были... знакомы... целых тридцать лет.
- А-а, так он, наверное, ваш начальник?
- Как сказать... Если всерьёз, то нет, мы никогда не работали вместе. А если по жизни, то можно считать, что и начальник. Всей моей жизни.
- Какие-то у вас всё загадки, загадки... – недовольно проворчала Галина Васильевна.
- Да, можно и так сказать, - согласилась женщина. – Просто, знаете, жизнь у нас была очень необычной. Когда мы с ним познакомились, он уже был женат. И даже ребёнка имел, маленькую дочку лет двух.
- Вот оно что!.. И... как же всё пошло дальше?
- Удивительно! – вздохнула и одновременно просияла женщина. – Хочу спросить вас кое о чём: вы верите в любовь с первого взгляда?
- А почему бы и нет? Кому как повезёт. Бывает, люди много лет живут вместе, а любовь не приходит. Но случается и так, с первого взгляда полюбят, да ещё взаимно.
- Вот-вот. У нас так и было, - сказала женщина. – Мы познакомились в гостях: мой шеф отмечал день рождения. А Владимир Антонович дружил с ним. Когда всё кончилось, он пошёл проводить меня. Разговорились. Слово он, слово я... Рассказали друг другу всё о себе. А почему? Вот уж точно: человек не всегда хозяин своих слов и действий, иногда их ему сама Судьба диктует.
- Да, да, так бывает.
- Мы в тот же день обменялись телефонами, и он стал мне названивать чуть ли не каждый день, - продолжала незнакомка. – Причём сразу сам дал и свой домашний телефон, и рабочий. Но звонил только с работы, я всегда слышала деловой гул.
- И вы тоже ему звонили?
- Очень редко. У меня было сложное чувство, будто я ворую чужое счастье.
- И встречаться продолжали?
- Точнее, начали. Очень скоро после знакомства. Он мне однажды так и сказал: «Марина Андреевна, я без вас жить не смогу». Я могла бы и о себе так сказать. А проживала я с родителями. Однако имела свою комнату. Вот туда он и стал приходить. Мама с папой, люди тактичные, ничего мне не говорили, хотя догадывались, что Володя не свободен, переживали за меня.
- Володя... – как бы задумчиво повторила Галина Васильевна.
- Ну да. И я для него после первой встречи дома стала Мариной, как же иначе? Знаете, жизнь у нас была очень трудной: никогда никуда вместе не ходили; за тридцать лет он лишь два-три раза остался на ночь. Его же дома ждала жена. Я узнала, как её зовут: Галина Васильевна. И дочка Ирочка. Он побудет со мной пару часов и домой поспешит. Иногда приходил нагруженный, с какой-нибудь покупкой. В первое время это часто были крупные плюшевые игрушки. Говорил, что Ирочка очень любит такие, вот он и спешит одарить её. Его сумки, как живые, терпеливо ждали в коридоре, пока длилось наше свидание. Потом он уходил, и я провожала его до остановки. Он мог приезжать и на машине – на рабочей, на своей собственной. Но предпочитал городской транспорт, словно боялся, что кто-то может узнать про меня, про наши встречи.
- И что же – узнали?
- Нет. Никогда и никто. Знаете, я очень бережно относилась ко всем его проблемам. Боже сохрани было, чтобы кто-то о чём-то догадался... Ни за что! Я особенно боялась, что жена узнает: сколько бы горя это доставило Галине Васильевне! Нет, нет, ни за что! Он любил свою семью, жену, а уж дочка для него была просто светом в окошке. Понимаете?
- Ещё бы! - нервозно откликнулась Галина Васильевна. – Как такое не понять?
- В общем, наша любовь была по-настоящему тайной, - вздохнула Марина Андреевна. – Один раз Володя сказал, что, наверное, замучил меня и нам надо разойтись. Но я не согласилась. Знаете, я очень любила его и страшно боялась потерять.
- А он? Он любил вас?
- Да. Так бывает, что любишь двоих. Даже если всё твое собственное существо против этого. Он и жену любил, и меня. И я понимала, что если мы расстанемся, для него это будет удар, а если он ради меня оставит жену, возможно – двойной удар, потому что там была ещё и девочка.
Немного помолчали. Марина Андреевна отошла на пару метров в сторону, выплеснула воду. Вернулась, стала собирать свой инструментарий. Поправила одну из маргариток, которая пригнулась, вроде бы собралась сломаться и упасть.
- Знаете, слушаю я вас и удивляюсь, - сказала Галина Васильевна. – Обычно, если получается такой треугольник, женщины не церемонятся, с лёгкостью разбивают другую семью. А у вас всё так вышло...
- Конечно, сколько угодно бывает иначе, - согласилась Марина Андреевна. – Но я так не могла. Мне достаточно было только представить себе, как страдала бы та женщина, как бы мучился он сам, чтобы даже мысль о разрушении его семьи никогда не возникала. Наоборот, я бережно к этому относилась, и он был мне благодарен. И сама никогда даже не помышляла о замужестве, хотя возможности были. Всю свою любовь отдала Володе.
- А отчего он умер?
- От рака, я же говорила.
- И вы могли навещать его в больнице?
- Сначала нет, боялась, что столкнусь с его женой. Но потом познакомилась с одной медсестрой, и она выдавала мне халат, так что я оказывалась около Володи. К счастью, никогда с его женой не встретилась. А если бы такое и получилось, она приняла бы меня за медработника.
- Ну да-а...
- Вот там, покрутившись среди медиков, я и услышала, что рак чаще всего возникает в результате стресса, больших переживаний, - сказала Марина Андреевна. – Знаете, после этого известия мне совсем нехорошо стало. Выходит, он заболел и умер от своих постоянных переживаний. От двойственности. Тысячу раз ругала себя за то, что не ушла от него. Но, вместе с тем, и понимала: а уйти-то не могла бы, да и он не позволил бы. В общем, сложный такой вариант получился... И ещё неизвестно, не больше ли страдал бы он, если бы мы расстались.
- Да-а, ситуация... – задумчиво сказала Галина Васильевна.  Если бы Марина Андреевна была повнимательнее, она бы заметила, что та явно нервничает.
- А знаете, что я теперь решила? – продолжала Марина Андреевна. – Володи уже три года нет. Я знаю телефон Галины Васильевны. Знаю, где она живёт. Хочу как-нибудь прийти к ней и всё рассказать...
- Зачем? Покаяться?
- Да. И не только. Думаю, моё появление вряд ли будет для неё приятным. Зато я смогу ей рассказать, как муж любил её. Возможно, она до сих пор плачет по нему, и такой разговор мог бы стать для неё утешением.
- Ну так уж и утешением! В чём? В том, что муж всю жизнь изменял ей и имел вторую семью?
- В другом. Что я никогда не покусилась на её счастье. Даже оберегала его. А что до Володи... Мне кажется, я помогала ему жить. И потом, прошли годы, проходит уже и жизнь. В такой период, знаете ли, всё принимает совершенно иную окраску.
Можно было бы говорить сколько угодно, спорить, что-то доказывать друг другу, но прыснул дождь, и Марина Андреевна заторопилась домой. Уточнила:
- А вы – как же? Под дождём работать будете?
- А что поделаешь? Приехала – значит, надо дело делать. – И она широким жестом указала на соседнюю, почти запущенную могилу.
Женщины распрощались. Галина Васильевна, делая вид, что занимается землёй и оградой, долго ещё смотрела вслед неожиданной сопернице. Потом, когда та скрылась из виду, она выпрямилась. Подошла к могиле мужа, налила в банку воды. Поставила тюльпаны около его памятника, высадила в землю маргаритки. Вздохнула. И тоже направилась к выходу с кладбища. Шла очень медленно. Совсем не хотелось снова встречаться с соперницей, да и было о чём подумать.
- Вот такая история! – вздохнула она теперь. – Представляете себе? О подобном и в романе не прочтёшь.
- Да уж... – согласилась Татьяна Петровна.
- Но самого главного я вам ещё не рассказала, - вдруг призналась Галина Васильевна.
- Самого главного? – поразилась соседка. – Да что уж могло быть главнее?!
- Понимаете, дело-то в том, что всю жизнь, все те тридцать лет, что мы с мужем прожили в браке, я его никогда не любила, - сказала она.
- Как это так? Вы же говорили обратное...
- Нет. Это он меня любил, да. И ещё больше – дочку. Но я – нет. Вышла за него, потому что просто не было мужчин. Не хотелось оставаться старой девой. К тому же, человек военный, состоятельный, за ним будешь жить, как за стеной. Сами помните: военные были привилегированной кастой.
- Да, да.
- Встречались недолго, я уже говорила. Он сделал предложение, и я согласилась. И потом без конца уговаривала себя: такого достойного человека нельзя не полюбить. Но верно говорят: сердцу не прикажешь. Знаете, как я мечтала о том, чтобы у него кто-то появился и он оставил бы нас!
- А почему сами не ушли?
- Жалко его было. Тоже благородничала, не хотела обижать. В общем, как теперь выходит, у нас получился тот ещё треугольник! Все великодушные, никто ничего плохого не сделал. Никто никому не помешал, не обидел. А видите, как сложилась жизнь...
- Больше вы с той женщиной не встречались?
- Нет. Но... знаете, что ещё она сказала мне тогда, на кладбище? Что как-нибудь, и даже скоро, обязательно позвонит и наведается к нам. То есть – к жене своего возлюбленного. Представляете себе, что тут будет?
- Ну... что? Вы ведь уже говорили. Она сразу узнает вас, вы как-то всё объясните. Попьете чайку, повспоминаете. Вам есть о чём поговорить.
- Не знаю... Когда я рассказала обо всём дочке, она разве что не взбесилась. Так и заявила: «Если эта тварь появится у нас на пороге, я её с лестницы спущу!» Я долго объясняла ей: не за что. Она ни в какую. Хорошо бы Марина Андреевна, если уж суждена такая встреча, пришла, когда Иры не будет. Но как это сделать?
- Да придумаете что-нибудь.
- Н-не знаю... Марина Андреевна уже звонила. Вчера. Сказала, что зовут её так-то и что она хотела бы со мной поговорить, потому что когда-то работала вместе с моим мужем. Пока, мол, ещё не определилась со временем, но найдёт его. Главное – не возражаю ли я против такой встречи? Я не возражала.
- И на чём порешили?
- Она ещё позвонит. Через несколько дней. А там как раз Иришка возвращается из отпуска. Как всё будет? Просто не представляю себе!
- Думаю, получится по-человечески, - сказала Татьяна Петровна. – Никто из вас никому зла не сделал, это ведь главное.
- Да, конечно. Но... всё-таки...
Пора было заканчивать чаепитие. Гостья поблагодарила хозяйку. Очень радовалась  более тесному знакомству с ней. Вот ведь как – действительно, сто лет рядом прожили, а фактически не знали друг друга. Такой век на дворе...
- Я обязательно расскажу вам, что и как получилось, - пообещала Галина Васильевна.
Татьяна Петровна кивнула, помахала рукой и вышла к лифту. В доме была полная тишина: люди спали.
Она спустилась к себе, открыла дверь. Присела в комнате на диван. Вспоминала Владимира Антоновича. Высокий, статный полковник. Очень вежливый и приветливый. Здоровался всегда так, будто давно хотел с вами встретиться и, наконец, дождался. Но она ничего не знала о нём, как и о его жене, и все соседские отношения с ним тоже ограничивались взаимными приветствиями: «Здравствуйте!» - «Здравствуйте!» Никогда не возникало желания о чём-то спросить его. Просто сосед из одной квартиры их большого железобетонного панельного дома. И вот... такая история...
Вспомнилось стихотворение Вероники Тушновой, которое всегда ей очень нравилось.

                Сутки с тобою,
                месяцы – врозь...
                Спервоначалу
                так повелось.
                Уходишь, приходишь,
                и снова,
                и снова прощаешься,
                то в слёзы, то в сны
                превращаешься,
                и снова я жду,
                как во веки веков
                из плаванья женщины ждут
                моряков.
                Ждут утром, и в полдень,
                и ночью сырой,
                и вдруг ты однажды
                стучишься: - Открой! –
                Тепла, тяжела
                дорогая рука...
                ...А годы летят,
                как летят облака,
                летят-пролетают,
                как листья, как снег...
                Мы вместе – навек,
                И в разлуке – навек.


Долго сидела, размышляя о судьбе соседки, Татьяна Петровна. А за окном будто неспешно, еле слышно шумели маргаритки, словно желая доказать, что память об этой истории будет долгой и не скоро выветрится.