Погружение

Ветер должен был шуметь в проводах и грохотать ржавым железом в подворотнях и здесь, наверху.
Его не было.
- … Ты думаешь, это может помочь?
- Ты когда-нибудь слышала о Зеба Фарго?
- Нет. Что это?
- Ощущение собственной ничтожности вследствие неисполнения небом своих обязанностей.
- Звучит… мрачно. Откуда это?
- Дарк эйдж. Эзотерическое направление для эстетов и меланхоликов. Fuck the Kastaneda and Бах и Вербера с Коэльо туда же, если ты понимаешь, о чём я.
- Почти. Не очень люблю Коэльо. Но… как это поможет нам остановить тьму?
- Никак. Но я надеюсь, что осознание этого позволит нам вернуть ветер.

Свет горел везде. Люди выкручивали на максимум яркость мониторов, включали фонари и фонарики; носили фонари налобные и фонарики на телефонах, ставили более мощные лампы в фонари уличные и жгли фонарики китайские. Эод начал понимать значение слова «истерия», и, чем больше вокруг становилось источников света, тем глубже в людях укоренялась паника: поначалу тлевшая, теперь она уже жгла их нестерпимо, и безумцы и безумицы сгорали – изнутри и заживо: некоторые ослепляли себя или близких, утверждая, что не хотят медленно сходить с ума и лишь сами выбирают окончательную темноту - часто не для себя.
- Так что думаешь, Эод?
- Ничего.
- Мне кажется разумной версия с антифотонами. В самом деле, если есть частицы и античастицы, материя и антиматерия, то почему бы не существовать частицам Тьмы? А корпускулярно-волновая теория света… ну, была неполной. Такое уже случалось.
- Я и не подозревал, что ты что-то знаешь о корпускулярно-волновой теории света, - серьезно заметил Эод и посмотрел на Офелию. Его карие глаза встретились с её зелёными, и, как бывало в таких случаях всегда, он почти сразу медленно отвёл взгляд.
- Ты телевизор вообще включал? Там сейчас «корпускулярно-волновая теория» звучит чаще, чем «Мы вернёмся после коротко паузы».
- Серьёзно взялись за дело, - Эод не удержался от улыбки.
- Так что ты думаешь? – повторила свой вопрос Офелия, словно не уловив интонации коллеги.
- Думаю, нам нужно погулять, выпить и заняться сексом. Впрочем, первые два пункта можно пропустить, - Эод улыбнулся шире, но смотрел он не на девушку, а вперёд, на горизонт центральной аллеи парка, который был куда ближе, чем вчера.
Офелия покраснела, ткнула Эода локтем в бок и опустила голову: на её аристократически светлой коже краска проступала так ярко, что это заставляло её смущаться ещё сильнее. Офелия не стыдилось того, о чём говорил Эод – она стыдилась того, что от слов Эода ей совершенно не было стыдно. В первый раз он поцеловал её ещё в самолёте, и на протяжении всей командировки ловил и целовал совершенно неожиданно, и Офелия вспыхивала, потому что ей это нравилось, и сгорала от стыда, - потому, что не могла этого признать.
Утренний звонок заставил Эода цитировать Блока, а Офелию – читать «Космо».
- Все сотрудники компании отправлены в бессрочный отпуск. Наслаждайтесь вашей командировкой, - секретарша Любочка мерзко хихикнула в трубку. – Вечно. То есть неделю, - снова смешок. – На ваши счета переведены какие-то деньги… на виски должно хватить.
- Благодарю, Люба, - ответил Эод и выключил громкую связь. – Выпью за твоё здоровье. Отбой.
- Здоровье Любочки? – Офелия спросила потому, что чувствовала: чтобы не сломаться, нужно что-то говорить.
- Грудь, - пояснил темноволосый и поправил очки. – Но у тебя тоже очень даже. Пойдём прогуляемся?

- Тени переругивались между собой,
И небо хмурилось, глядя вниз на меня.
Я построил собор – кособокий, но свой,
Он сбоит, но он собран лишь мной,
И другие меня не манят,

Да оно и понятно: эмбарго все сняты,
И неясные блоки для ясных вещей попадают к нам в порт,
Я пытался обнять терпкий бриз, только он необъятен,
Да и лопасти мельниц, что вертятся вспять, никак не ослабят напор,

И топорные методы нам не к лицу, протрубите отбой,
Они взрезали высь, и, похоже, их надо менять;
Тени переругиваются между собой,
И хмурится небо, и смотрит всё вниз – на меня.

Ветра не было.
- Я… Эод, мне холодно.
- Это ветер? – он спросил резко, даже грубовато, и схватил Офелию за плечо.
- Нет. Мне кажется… мне кажется, это темнота. Тьма.
Эод мрачно усмехнулся.
- Хрена с два это антифотоны. Это зеба фарго.
- Но… чьё? – Офелия поняла, что боится – до дрожи, дико и безотчётно, и страх этот безысходен, потому что он – сам по себе, без начала и конца, истоков и целей.
- Наше, Офелия. Зеба фарго гасит свет, и, когда внутри его уже не остаётся, он начинает гаснуть снаружи.
- А как же… ветер?
- Он ничем не отличается от нас… он устал.
Офелия посмотрела коллеге в глаза, и Эод почти выдержал взгляд.
- Ты считаешь, я безумен?
- Я считаю, тебе нужно отдохнуть. Пойдём отсюда, на крыше мне не по себе.
Эод кивнул.
Когда они вошли в квартиру, Офелия потянулась к выключателю, но её рука была поймана на полпути. Темноволосый привлёк её к себе и поцеловал.
- Эод, что ты… - он провёл рукой по мягким светлым волосам и начал расстёгивать пуговицы на её блузке. – Эод…
- Я, может, и безумен, - он не останавливался. – Наверное, я безумен. Скорее всего. Но мне не хочется растворяться в безумии одному. Вот это – страшно.
Его голос был необычно нервным, чуть более глухим, чем обычно, и говорил Эод торопливо, как и боролся с пуговицами, - промахиваясь мимо слов и кусочков пластика, перебирая бестолково звуки и складки ткани.
- Тебе страшно?
- Страшно. Но не потому, что темно и штиль, а потому что я не могу ничего с этим сделать.
- Но ты же веришь в свои стихи?
- Не в стихах дело, но… да, верю.
- А что тебе нужно ещё? – Офелия улыбнулась и поняла, что ей спокойно. Полумрак был мягок и уютен. Она скинула блузку, взяла Эода за руку и прошла в комнату.

- Что ты видишь впереди?
- Ничего. Темнота сгущается.
- Там фонтан. Ещё позавчера его было видно. Там обнажённая наяда с кувшином, а вокруг какие-то рыбки. Она бронзовая или типа того, но это вряд ли, бронза же окисляется зелёным из-за того, что содержит медь. С другой стороны, почему бы не сделать памятник из бронзы существу родом из бронзового века? – Эод хохотнул.
- Что с тобой?
- Историю люблю. Представь себе, есть среди маркетологов и такие – правда, в меньшинстве…
- Я не об этом. С тобой что-то не так.
- Мне казалось, это с миром что-то не так, - улыбнулся Эод. – Пошли на крышу?
- Зачем? – Офелия даже остановилась.
- Уви… услышишь. Боюсь, мир уже не может нам ничего показать, но это не значит, что мне… нам нечего ему сказать.

Им было тепло.. Одеяло было отброшено, потому что их укрывала темнота, и Офелия поняла вдруг, что ей никогда ещё не было так хорошо.
- Что ты чувствуешь, Эод?
- Тебя и темноту.
- А я… свободу? Это странно. Я не понимаю.
- Это правильно.
- Почему?
- Потому что мы не хотим, чтобы Тьма приходила навсегда. Но… ты понимаешь теперь, почему бояться не нужно?
- Нужно. Но не её.
Эод улыбнулся и обнял Офелию крепче.
- Я построила храм, - прошептала она. – Кособокий, но свой, он сбоит, но построен он мной, и другие меня не манят…


Рецензии