Утренний этюд

     Я вышел на этюд в пятом часу утра. Вдоль реки кусками плавал туман. Рассветало. Придя на место, я расставил этюдник, выдавил краски. Туман рассеивался. Сзади замычали коровы, и женский голос прокричал:
   – Куда, куда паскуда!
Я обернулся. Снизу по дороге поднималось маленькое стадо коров. Через пять минут коровы поравнялись со мной, гнала их тётка лет пятидесяти.
   – Здрааасте,– произнесла она нараспев, дыхнув на меня перегаром.
   – Здравствуйте.
   – Чего-то рисуете?
   – Рисую.
   – А меня нарисовать можете?
   – Вряд ли.
   – Чего так?
   – Я пейзажист.
   – Слушай пейзажист, ты не мог бы полчасика коров попасти?
   – Как это? – искренне удивился я.
   – Ты б присмотрел, чтоб они на детдомовское поле не залезли. Видишь изгородь рваная, пожрут капусту. Куда стерва! – тут же крикнула она на корову, близко подошедшую к изгороди, в нескольких местах совершенно развалившейся.
   – Присмотри, ты ж всё равно здесь стоишь, а я на полчасика в деревню сбегаю.
   – Нет, не могу. Я работаю.
   – Работаешь? – и тетка заржала пьяным голосом, обнажив полусгнившие зубы.– Я быстро,– сказала она, и, бросив мне под ноги длинную хворостину, пошла в сторону деревни.
   – Эй! Вы куда?
Но она шла, не оборачиваясь, не обращая, на мой крик никакого внимания.
   – Вот зараза.– Я продолжил писать этюд. Коровы щипали траву. Одна подошла ко мне, и полезла мордой в этюдник.
   – Иди отсюда! – крикнул я  на нее. Корова, не обращая на меня внимания, лизнула краски языком.
   – Ах, ты стерва! – почему-то вспомнил я теткино выражение.– А ну пошла отсюда! – замахал я на нее руками. Корова смотрела на меня большими глупыми глазами. Я попробовал отпихнуть ее рукой. Она протяжно замычала и отрыгнула воздух.
   – Фу, вот животное,– даже теткин перегар не был таким вонючим. Я поднял лежащую под ногами хворостину и стегнул корову по хребту. Она дернулась, чуть не свалив этюдник, отошла в сторону, потянулась мордой к траве и стала жевать громко чавкая. Теперь в полутора метрах от меня был ее зад с размахивающимся хвостом.
      Я взял кисть и продолжил писать. Что-то заурчало, затем звук стал свистящим, хлопок и коровья лепешка упала рядом.
   – Ну, ты зараза! – заорал я.– А ну пошла! Пошла! – я стал хлестать её хворостиной по бокам. Корова довольно резво затрусила в сторону поля. Две коровы войдя в пролом в изгороди, уже жрали на поле капустные листья.
   – Твою мать! Вот денёк начинается.
Подняв хворостину, я пошел выгонять коров с поля. Но ничего у меня не получилось. Я плюнул и вернулся к начатому этюду.
   – Пошли вы на хрен! – сказал я, то ли коровам, то ли кому-то еще.
Прошло около часа. Взошло солнце. Коровы разбрелись, ни одной из них не было видно. Я обернулся, услышав шаги. Ко мне подходил здоровый мужик в резиновых заколенниках, в старой заношенной телогрейке, какой-то лыжной шапочке, хотя, не смотря на раннее утро, было почти жарко.
   – Ты коров пасёшь? – спросил он меня.
   – Да, вроде как,– ответил я неуверенно.
   – Мне велено тебе налить.
И он поставил на палитру, прямо в краски, гранёный стакан. Вытащил из внутреннего кармана телогрейки  водочную бутылку без этикетки и налил полстакана желтоватой жидкости.
     – Пей!
     – Я не пью.
     – Ты чё не понял? Пей! – сказал он с интонацией, не терпящей возражений.
     «На голову выше меня, кулак в полтора раза больше моего. Будет трудно»,– просчитывал я про себя. Представив, как всё это будет выглядеть, я взял стакан и посмотрел ему в глаза.
   – Ну? – ещё более сурово произнес он.
   – За здоровье – сказал я  и залпом выпил содержимое. Оно оказалось довольно неплохим самогоном.
   – Закуси братан,– он протянул мне горбушку белого хлеба, и его лицо расплылось в добрейшей улыбке.
     Через час, когда самогон был выпит, Санёк, так звали парня, пожелал мне удачи и ушёл. Я продолжил писать. Через полчаса понял, что сюрреализм мне не чужд. Посмотрел на пейзаж, потянулся, отнёс этюдник в сторону от дороги в траву. Расстелил рядом куртку, улёгся удобно, и приятно проспал до полудня.