Преступление века

Тридцатый год жизни подобрался незаметно, по-шпионски показавшись из-за угла в самый неподходящий момент. Вот казалось только все начало налаживаться – сменив пару-тройку мест работы, Рустем нашел наконец то, что пришлось по душе, и мало того, приносило вполне не скромный доход, ведь когда работа нравится, добиться успеха немудрено; компания друзей и хороших знакомых, потеряв самых лицемерных и пополнившись достойными, казалось, была вполне устоявшейся и готовой поддержать в любых жизненных ситуациях – а тут из-за угла р-раз! И тридцатый год жизни. Экваторный. Ну, может не совсем экваторный, но очень к нему близкий, это уж точно. И все. И снова приходится думать и сомневаться, правильно ли он поступал в жизни, правильные ли акценты и приоритеты расставил. Сверстники-то вон, детей уж нянчат, а самые прыткие даже не одного. Углом своим обзавелись, кто дом построил, кто квартиру купил, а кто и просто выгодно женился. А он, Рустем, что? Да, образованный. Да, независимый (ну а что, денег-то у родителей больше не просит, даже сам иногда помогает, а то, что у них в доме до сих пор живет – так это же ненадолго). Да, работа неплохая. Да, захотел бы – давно уже женился бы (по крайней мере мама так говорит подругам). Но ведь мужчина должен сначала на ноги встать!

Вот какие-то такие мысли вертелись в голове уж который раз – назойливый тридцатый год жизни все не хотел отступать. Рустем даже воспользовался проверенным не раз оружием, вторая бутылка пива оптимистично наполовину полная ждала своей участи рядом на скамейке. Проверенное оружие, впрочем, вновь не подводило. Мысли становились все радостнее, подчеркивая отсутствие семейных забот и ссор и умаляя значение размножения. Вроде бы окружающие и без его вклада неплохо справляются.

Проверенное оружие, тем временем, попросилось наружу. Неожиданно настойчиво попросилось. Рустем озадаченно повертел головой. Общественных туалетов в обозримой окружающей среде в центре города не наблюдалось. МакДональдса тоже. Зато было несколько кафе. Не забыв несколькими глотками осушить бутылку пива, Рустем отправился к ближайшему.

- Вам столик в курящем зале или в некурящем? – приветливо улыбаясь встретила его вопросом симпатичная официантка у входа.
- Девушка, мне б просто вашим туалетом воспользоваться. Можно? – спросил Рустем, переминаясь с ноги на ногу.
- Простите, туалет только для посетителей кафе, - девушка по-прежнему улыбалась, но как-то менее дружелюбно.

Рустем вышел на улицу, намереваясь попытать счастья в соседнем ресторане, но вдруг понял, что времени на такую лотерею у него, собственно, нет. Выход из ситуации надо было искать срочно. Людей на центральной улице города, просто прогуливающихся и куда-то спешащих, было много. Но кто ищет, тот, как известно, найдет. И страждущий глаз Рустема не замедлил выхватить вдоль улицы пару-тройку потенциальных мест облегчения. Ближайшим был угол главного драматического театра города, не обласканный фонарями. «Вряд ли люди смотрят в ту сторону», - подумал Рустем, спешно направляясь в темноту.

Достигнув намеченного места, Рустем некоторое время просто стоял, озираясь по сторонам. Убедившись, что в его сторону никто не смотрит и делами его не интересуется, расстегнул ширинку и пустил струю. Урина, стекая по стене, подобралась к его ботинкам. Чувствуя, что до конца еще не скоро, он отодвинул ногу и перевел струю немного в сторону. "Блин, что ж я делаю-то?" - промелькнуло вдруг в его голове. Но угрызения совести были быстро отметены наслаждением опустевшего мочевого пузыря. Закончив облегчаться, он застегнулся и еще раз осмотрелся. В его сторону по прежнему никто не смотрел.

Окрыленный облегчением Рустем быстро зашагал домой, улыбаясь своей неожиданной шалости. Это, наверное, еще остатки проверенного оружия давали о себе знать, наполняя его разум некоторой легкомысленностью.

Легкомысленность, однако, улетучилась и развеялась как утренняя дымка уже на следующий день, когда по всем местным каналам прокрутили сюжет о вандале, осквернившем мочой стены святая святых культурной жизни города. Кто-то снял его проделку на телефон с балкона соседнего здания. Апогеем сюжета было довольное лицо Рустема крупным планом и бегущая строка с просьбой сообщить имя "писающего хулигана". Выяснили его личность довольно быстро. И беды посыпались на Рустема как из рога изобилия, с каждым днем все больше и хуже. Появилось видео на ютубе, необычайно быстро набравшее миллион просмотров и продолжающее набирать их нарастающим темпом. Начальник на работе сначала посмеялся, а потом уволил его, мотивировав это необходимостью избежать лишней шумихи вокруг их фирмы. Его начали узнавать на улицах: дети показывали на него пальцами и издевательски смеялись, взрослые пытались не подавать виду, а люди в солидном возрасте укоризненно качали головами и смотрели на него как на нашкодившую обезьяну в зоопарке. А потом проклятые журналюги добрались и до его друзей и родственников, пытаясь примазаться и раскрутиться за счет нашумевшей темы. Гневную тираду некогда закадычных друзей, с которыми он когда-то взаимно делил самые сокровенные секреты и подробности, он еще пережил, хоть и очень неприятно вдруг узнать, что у него всегда были заметны психопатические наклонности. Но когда с экрана телевизора мама, его родная мама заявила вдруг, что он нисколько им с отцом не родной, а подкинутый на крыльцо в пеленках, и это в нем, видимо, гены матери - беспринципной потаскушки взыграли, Рустем более не выдержал. Привязал веревку к ограде балкона, надел петлю на голову и решительно шагнул из окна в пустоту.

.........

Рустем проснулся в холодном поту и резко сел на кровати. Сердце бешено колотилось, в широко раскрытых зрачках еще отражался только что пережитый ужас. Кошмар, это всего лишь ночной кошмар, осознал вдруг Рустем, и он жив. Он жив и вешаться ни к чему. Спустил ноги с кровати и сел, обхватив руками голову. О Боже, о великий Боже, да как же ему в голову-то пришло совершить такую несусветную глупость? Этому его разве учили с детства родители, к этому готовили в школе и университете? Ох, что же делать теперь, как жить с осознанием своей слабовольной беспринципности?

.........

Отделение милиции обхохатывалось уже второй час. На скуксившегося за столом немаленького мужчину, особенно зная его провинность, без смеха до слез смотреть было ну просто не реально.

А ведь все начиналось так перспективно для их отделения, даже попахивало премией. Когда в здание вошел широкоплечий мужчина под метр девяносто с драматично поднятыми вверх руками и громогласно заявил, что он  пришел во всем признаться и более не может жить с таким пятном на совести, ни у кого не возникло сомнений в злостности его деяний. Парниша вполне мог бы задушить взрослого человека голыми руками. А до маньяка из фильма «Семь», которого играл Кевин Спейси, ему не хватало лишь крови на руках и рубашке.

- Руки за голову, лечь лицом в пол! - первым среагировал Владимир Николаевич, или просто Вовчик для хорошо его знавших друзей. - Плавно, плавно, без резких движений! - продолжил командовать он, расстегивая кобуру. Все до одного блюстители порядка в комнате напряглись, готовые среагировать на любую неожиданность.

Неожиданности, однако, явно не входили в планы преступника, он в точности выполнил требуемое. "Теперь руки за спину!" - продолжил задержание по инструкции Владимир Николаевич и надел на мужчину наручники.

- Так, теперь медленно вставай и вперед, на допрос! Только без глупостей! - после короткого обыска на наличие оружия, скомандовал Вовчик и помог подозреваемому подняться, придерживая за локоть. - Я сам опрошу! - бросил он коллегам, победоносно поблескивая глазами в предвкушении раскрытия какого-нибудь глухаря, а может даже не одного.

Взволнованные не меньше него милиционеры нервно  прохаживались по комнате, перебирая и обсуждая возможные варианты преступления, которое они вот-вот раскроют.

Вовчик вышел из комнаты допросов уже через десять минут. Сконфуженный и немного расстроенный. Но в уголках его карих глаз плясали веселые чертики.

- Блять, этот балбес вчера в центре города перепил пива и обоссал наш театр! - объявил Владимир Николаевич, и первым расхохотался от комичности ситуации и серьезности рухнувших надежд. Следом грянул и дружный смех его коллег, перемешанный со вздохами облегчения. Как ни крути, а встречаться лицом к лицу с людьми, совершившими гнусное преступление против человечности, даже если это не впервой, а всегда тошно.

Вдоволь насмеявшись один из коллеги вставил таки резонный вопрос:
- Ну и че, Вовчик, гроза ссыкунов, дальше-то что с преступником делать будешь? - смешное прозвище тонко оттеняло бравое поведение Вовчика при задержании и вызвало новую волну смеха.
- Ну, думаю, проведу сейчас воспитательную беседу, попугаю немного и отпущу, - Владимир Николаевич недовольно повел усами, ему совсем не хотелось, чтобы легкомысленная кличка "гроза ссыкунов" закрепилась за ним, - можно, конечно, мелкую хулиганку впаять, но есть у меня такое ощущение, что мук совести ему и так за глаза хватит. Это ж надо, додуматься в милицию сдаваться! Лады, пойду-ка я, закрою дело.

Несколько человек одобрительно кивнули ему и занялись своими делами. Сегодняшнего анекдота им хватит на пару-тройку часов хорошего настроения и несколько застолий.
А Владимир Николаевич тем временем грозно расхаживал по комнате допросов, распиная и четвертуя провинившегося.

- Да как, как до такого додуматься можно? - театрально вопрошал Вовчик, - Ну не пять же лет тебе! Это же центр города, это же театр, там люди ходят, туристы в конце концов! Ты представляешь, какого мнения они будут о нашем городе и нашей стране? Ты не себя опозорил, ты весь народ, ты всю страну опозорил!

Рустем сидел на стуле совершенно пунцовый, жалкий и потерянный. Ему казалось, что вопросы следователя один за другим пригвождали его распятую совесть к кресту. Он уже точно знал, что в будущем в аналогичной ситуации предпочтет ходить по городу в мокрых штанах.

- Ладно, писающий мальчик… Хотя блин, какой же ты мальчик, ты ж писающий дядя, - Владимир Николаевич как мог прятал улыбку в усах, - Иди давай отсюда, прощаем тебя на первый раз. Только больше так не делай! Центр города – это ж тебе не общественный туалет.
Рустем быстро-быстро закивал головой, выражая полное согласие. И как можно быстрее ретировался из отделения под улыбки других милиционеров, мысленно давая себе обещание никогда и никому не рассказывать про свое приключение.

Этапирование нерадивого преступника в места не столь отдаленные с последующей экзекуцией откладывалось.