Тавтология перед сном. Письма Валентину Сидоренко

Письмо первое

В данный момент мне хочется вникнуть в сухую, потрескавшуюся кору твоей грудной клетки. Именно вникнуть, а не что-то иное. Синонимом слову "вникнуть" я назначаю слово "проникнуть" - ведь так и есть, и не буду листать словарь. Внутри твоя грудная клетка тоже сухая, как и снаружи. А еще она полая, глухая. Находиться в ней тепло и уютно. Она пуста. В ней нет древесного сока. Конечно, велика вероятность того, что, прочтя описание, ты подумаешь: "Дерево мертво". Но это вовсе не правда. Иссохшее и потрескавшееся, оно чудным образом хранит жизнь внутри себя, хотя на первый взгляд кажется убитым морозом. Мне тесно, но не душно. Пусть совсем негде развернуться (я просто-напросто не могу переменить положения), пусть немного давит со всех сторон. Это - пустяки по сравнению с теми теплотой и уютом, которыми наполнен ты. А еще я чувствую запах корицы. Он исходит от каждой клеточки, обволакивая мое существо будоражущим, пряным ароматом. Нельзя долго. Необходимо сделать мучительное, даже мерзкое, усилие - толкнуть рукой дверь (что сложно при условии тесноты) и резко, зажмурив глаза, выйти. Я оказываюсь на снегу. Тоненькое, замерзшее деревце стоит одиноко посреди белоснежной степи. Миг, и смотрю в слепые, подернутые гнойной пленкой, глаза монитора. Сейчас нажму клавишу "Enter". Сообщение отправится. Но разве "цифра" сумеет передать тебе не просто набор пафосных предложений, а ту суть, которая во мне? Хотя все равно стоит сказать в очередной раз "спасибо" Павлу Дурову.
Я не хочу проверять письмо.

Ноябрь 2012 г.

Письмо второе

Не представляешь. Стою сейчас в метро и пишу письмо. Ощущение пустоты (не той, наполненной, что в тебе, а другой, обычной, пустоты) смешивается с ощущением совершенного в своем безобразии сумасшествия. Слова запинаются друг о друга, смысл отказывается вмещаться в тетрадные клеточки. Усталость взяла верх над моим желанием поделиться с тобой впечатлениями, которые обуревали меня в начале дня. За неимением свободного времени я, к сожалению, не смогла облечь их в более или менее достойную форму, и теперь вынуждена калякать невесть что дрожащей от движения поезда рукой.
Знаешь, ведь до сих пор не сумела найти себя в самом глобальном понимании фразы. А до чего же она банальна, эта фраза! Она никчемна, как и я в настоящий момент. Я.Я.Я. Я никогда до сегодняшнего вечера не писала такого позорного по душевному содержанию письма, Валя.
Самоопределение. Серьезное слово. Внушающее жалость к собственному эго и почти нестерпимую боль. Злюсь.
Что ж, прекрасно! При нарисованном раскладе – ты – мое самоопределение! Ты и еще одно нечто, претендующее на третью доминанту внутри меня. Ты – на втором месте, можешь не беспокоиться (Ах, да, не имею права говорить за тебя!). На первом – Бог.
Станция, на которой мне выходить – следующая. Махну рукой на концовку и, вообще, на выдержанность слога. Заметь – ничего не сказала о людях, ехавших со мной в вагоне. Странно, кстати.
Вот, вроде, и все. Стоит поскорее лечь спать, а утром пойти снова на лекции.
Я буду писать тебе перед сном до конца ноября. Пусть бездарно, но иначе не найду необходимого завершения себя в осени. Не найду.
А! Мои пальцы не набирали сразу текст на клавиатуре (не брала сегодня с собой ноутбук), а держали авторучку. Изначально электронные письма впредь стану помечать словом «Enter» в честь извращенной интернет-механичности процесса.
Спокойной ночи.

13 ноября 2012 г.

Письмо третье

Воскресенье. Я должна написать тебе письмо, в противном случае нервы мои не выдержат. Не выдержат внешнего, надоевшего мне давления, не связанного, конечно, с тобой, но которое выношу благодаря тебе. Не сказала «благодаря Богу», ибо Его помощь всегда со мной, и без воли Христовой вообще никогда ничего не смогла бы творить. А качество… Качество всецело зависит от меня, совсем не следящей за ним.
Снова невзрачные, дрянные, неумело построенные предложения. Снова не получается сделать переход от зачинающей мысли к основной. Теряюсь. Мне нужна опора. Опора?.. Рот растягивается в улыбке, неизменно показной смех готов слететь с губ. О-по-ра? Я ведь давно ее имею, почти три года, с какой стати прошу о ней?
Опора, отправная точка, смысл. Вот только не спрашивай, в чем заключаются эти понятия. Обижусь. Не на шутку.
Наверное, все же стоит засмеяться?
Ты на удивление безвкусна, Камаль. Салонна. Шаблонна, в конце концов.
Но я не могу не писать письма, Валя. Ты – опора, отправная точка, смысл.
В тебе – мое желание вечно создавать, бежать, вытаращив глаза, вперед, почти без остановок, не мазать зеленкой коленки после редких падений, не обращать внимания на спотыкания и, словно таран (или баран), пробивать неистово себе путь, не ломая при этом затупленные, но такие устрашающие рога…
Лошадиное ржание здесь неуместно, потому считай, что его и не подразумевалось.
Истина, маскирующаяся под каламбурчик. Знакомо, не правда ли? Прости меня, пожалуйста, но по-другому не выходит. Все сводится к позорно поджавшей хвост, скулящей самоиронии. Она – подлая дворняжка-хамелеон (дикое слово), на сей раз решила обрести твои черты и по своей излюбленной привычке театрально поохать, надеясь получить кипу букетов после спектакля. Но это не спектакль. Ирония ошиблась. Букетов не будет. Как, впрочем, и «кина». Будет только мое сердце, рукоплещущее твоей душе. А розы, шипы, фольга и прочие… финтифлюшки оказались забыты во мне кем-то по абсолютно нелепой случайности.
Валя, давай когда-нибудь сходим в консерваторию на концерт? Я хочу вместе с тобой послушать любимого Шопена. Или не Шопена. Однако желательно – именно его.
Ко мне вернулось хорошее настроение. Вот и славно. Спокойной ночи.

18 ноября 2012 г.

Письмо четвертое

Может быть, высказывала когда-то эту мысль. Зачем же тогда повторяться и говорить, как неразумному ребенку, еще раз?.. Скорее всего, затем, чтобы упорядочить в себе свое понимание тебя.
Каждый человек должен занимать в другом ясно определенное, только ему предназначенное место и не сходить с него, даже если и очень хочется кого-то подвинуть и встать на соседнее, более желанное.
Ты не имеешь конкурентов, тебе некому завидовать и некого смещать. Пришпиленный намертво мощной, клокочущей волной материнского инстинкта к берегу жизни, лежишь, тихий, не смея пошевельнуться. А вода все бунтует, рискует затопить сушу, но вовремя останавливает гневный порыв. Ведь это она выбросила тебя на горячий желтый песок, боясь погубить вошедшее в нее маленькое беззащитное существо.
Иногда волны лишь слегка касаются хрупкого тела, укрывают его на секунду, защищая от палящих лучей безалаберного, ни с кем и ни с чем не считающегося солнца.
Я нуждаюсь в твоем спасении вечно. Неужели потому и наказываю свет?.. Да, потому и наказываю. Ты обязан жить во что бы то ни стало, вопреки разрушающей силе штормов и бурь, случающихся во мне, вопреки мировому закону всесожжения. Ты – будешь жить. Материнский инстинкт не выйдет из берегов, и небесное светило уменьшит свой жар. Мы сбережем тебя – море и солнце – две твои составляющие и одновременно не являющиеся таковыми, враждебные тебе и друг другу стихии.
Спи спокойно и крепко до утра, родной мой и одновременно чужой, человек.

25 ноября 2012 г.

Письмо пятое

Получается, я тебя обманула(?) тогда, сказав, что буду  писать тебе до конца ноября, а иначе не найду завершения себя в осени. Но, как видишь, нашла, потому и исчезла необходимость ставить финальную точку в последних числах месяца.
Сегодня – четвертое декабря. Именно сегодня пишу последнее, пятое письмо, дабы закрыть этот маленький, бесконечно дорогой мне цикл. За-крыть. Неужели опять хочется смеяться, навзрыд, без устали, остановив тошнотворное скалящееся мгновение навсегда?.. Закроешь. А я – изживу свое существование в твоей душе буквально через пару лет. Закроешь. Закроешься. Выкинешь. Упразднюсь.
Неоригинальная фантазия? Трезвый взгляд на вещи? Низкая самооценка?.. Выбирай любой вариант, который больше нравится. Если есть желание, то можешь предложить собственный. Какая разница? Ведь исчезну для тебя, исчерпаю свои возможности, перестав в определенный момент соответствовать твоим устремлениям. Я дам тебе все, что смогу дать, дожидаясь того (думаю, неминуемого) часа, когда ты опустишь меня в мусорный бак. Разлагаться не страшно, нет. И вовсе не мучительно. Перерабатываться и превращаться в иное или в то же самое, чем был – привычно и вполне естественно. Это нормальный процесс, он, наверное, происходит во внутреннем мире каждого человека. Хотя… Скорее всего, ставила целью сказать совсем другое. Да, изначальная мысль имела более оптимистичный характер для моей эгоистичной личности: временами я ощущаю  отсутствие в тебе смысла. Ужасающая, отталкивающая от себя черная дыра твоего мировосприятия разрывает всякую связь с чуждым мне пониманием жизни. В такие минуты повернуться спиной не составляет никакого труда. И я поворачиваюсь, только ты не видишь этого по одной простой причине – потому что всегда вовремя закрываешь глаза. Прекрасно знаешь – не стоит лицезреть неудачную попытку бегства от необходимого.
Разумен, невиновен, безукоризнен и… без долгов кому бы то ни было. Спокоен. Иногда нервически, но спокоен. Спокоен. Прохладен, обманчиво прозрачен и чист (будто кусок мыла съел), и во всех отношениях... выносим. И пусть нет такого слова. Выносим – вот что страшно, Валя.
Очень устала за день, и мне больше нечего добавить, кроме вечерней неизменной фразы: Спокойной ночи.
P.S. До чего трухлявое окончание письма и цикла! Трухлявость – признак осени, а сейчас – зима. Получается, ошиблась – я не обманула тебя – последний день ноября закончился сегодня.

4 декабря 2012 г.