Безотцовщина

О том, что родится мальчик, и он когда-нибудь заинтересуется, кто его отец, Ольга даже не задумывалась. У нее будет девочка, они будут вместе жить, душа в душу и никто больше им не будет нужен на всем белом свете. Ольга будет заплетать дочке косички, и радоваться каждому мигу своей жизни, вновь обретшей смысл после рождения ребенка. Может быть, когда дочь первый раз придет из школы с мечтательным взглядом и пунцовыми щечками, она расскажет ей, что на самом деле представляют из себя мужчины, как ей самой рассказывала ее мать.

Но родился мальчик. Мечты о том, как дочка будет открывать свои голубые глазки от утренних солнечных лучиков, пробивающихся сквозь розовые занавесочки, обратились предчувствием бесконечных бессонных ночей. Мальчик, олицетворение всего чуждого, грубого и даже хищного, визжал на руках у акушерки, а Ольга плакала, с содроганием представляя, как это создание будет раз за разом выпивать ее молоко, чтобы вырасти и сесть ей на шею, словно паразит.

Тем не менее, отмытый ребенок оказался не таким уж и страшным. В конце концов, это был ее выбор и то, что произошло, полностью на ее совести. Сын уснул, первый раз попробовав материнского молока, а Ольга думала, как теперь жить дальше.

Как она ни старалась и не откладывала, но сыну нужно было общение с другими детьми. Вопрос «А где мой папа?» прозвучал неожиданно, хотя Ольга ждала его и готовилась к нему, выдумывая миллионы комбинаций, от «Папа бросил нас» до «разбился на самолете в Атлантическом океане, выполняя секретную миссию». Глядя в озадаченные глаза сына, она поняла, что, единожды солгав, будет молить о прощении всю оставшуюся жизнь. «Ты родился без папы» - ответила Ольга - «Так сделали врачи. Когда вырастешь, все поймешь.

Разумеется, сын регулярно приходил с синяками и ссадинами. Странный и дикий обычай издеваться над «безотцовщиной», старательно поддерживаемый мамашами с пьющими мужьями не был исключением в школе и родном дворе и лишь безграничная забота и любовь Ольги защищала сына от того, чтобы озлобиться и возненавидеть окружающих.

За пыльной батареей, что должна была бы обогревать лестничную площадку, лежала спрятанная от матери пачка сигарет. Максим достал ее, согнал длинноногого паука и положил в карман куртки, отряхнув ладони от пыли. Отойдя от дома на расстояние двух кварталов и спрятавшись за трансформаторную будку с предупреждающими надписями, он потянулся за сигаретами.

Внутри пачки лежало несколько разломленных сигарет и записка. «Если не хочешь, чтобы мать узнала, положишь завтра за батарею три пачки». Максим выругался, попробовал «залечить» наиболее уцелевшую сигарету, разорвав и вытряхнув часть табака, но курить уже расхотелось. Это была его первая пачка, первые сигареты и так попасться в самом начале было крайне обидно. А еще было стыдно перед матерью. Поддаваться шантажисту Максим не собирался и теперь предчувствовал, как расстроится мать.

Весь день он не находил себе места и вычислял, когда признаться. Когда она придет с работы, то будет уставшая и новость, что сын несколько раз в жизни затянулся, будет равносильна признанию в алкоголизме, наркомании и нетрадиционной сексуальной ориентации вместе взятых. Перед сном тоже нельзя, она будет плакать всю ночь и на работу выйдет уставшая и расстроенная. Утром может опередить шантажист и тогда Максим окажется еще и вруном, скрывавшим от самого близкого человека свой поступок.

«Я дома!» - мама прошла через маленькую прихожую, звякнув связкой ключей, брошенной на комод «Как дела?».

«Все хорошо, мам, уроки делаю!» - нарочито бодро откликнулся Максим и в этот миг его щеки окрасились предательским румянцем.

«А по голосу не скажешь. Точно все нормально?» - мать зашла в комнату – «Ты себя хорошо чувствуешь? Щеки горят. Температуры нет?» - она попыталась потрогать лоб, но Максим увернулся и раздраженно ответил, что все нормально.

Мать пожала плечами и пошла на кухню. Через полчаса, сопровождавшихся грохотом сковородок, она позвала сына на ужин. Максим ел, раздумывая, не рассказать ли сейчас и есть ли возможность избежать разговора. Вполне возможно, что шантажист, это соседка и тогда можно покаяться перед ней и упросить, чтобы она не говорила матери. С другой стороны, зачем соседке три пачки сигарет и вообще, заниматься такими глупостями? Она заложила бы его сразу же, только почуяв от него сигаретный запах в лифте. Может быть, это девчонка с третьего этажа. Тогда можно рассказать ее мамаше, что дочка смолит, как паровоз. Максим даже замер с вилкой во рту, представляя лицо шантажистки, когда ее в подъезде застукает мать! С другой стороны, девочка ему нравилась, а такой исход событий разрушил бы все планы Максима. Да и, вполне возможно, это не она.

«Максим! Я же вижу, что что-то не так. Что случилось?» - опять заволновалась мать.

«Ничего. Я ни-че-го не скрываю» - раздраженно по слогам ответил Максим - «В отличие от тебя». Страх перед собственным разоблачением и стыдом вдруг перерос в раздражение и желание нанести упреждающий удар, чтобы чувство вины душило ее так же сильно, чтобы оно не позволяло ей хоть в чем-то упрекнуть его. Максиму было тошно от собственной подлости и стыда перед любящей матерью, но слова уже вырвались и его понесло – «В отличие от тебя, я не собираюсь ничего утаивать, хотя имею право на свою личную жизнь!»

«У тебя есть девочка?» - растерянно спросила мать и тут, почуяв ее неуверенность, уловив страх от его слов про тайну, что она скрывала,  Максим взорвался.

«Меня до сих пор называют безотцовщиной, а ты не можешь мне рассказать, кто мой отец и что с ним стало! Кто он? Живой он или нет? Почему он бросил нас? Может, ты так же лезла к нему со своими идиотскими вопросами? Гремела ключами и кричала на всю квартиру «Я дома!»?! Да и так понятно, что ты дома и что до ночи будешь греметь посудой и все вынюхивать, что я делал, что говорил, с кем общался? Одного довела, что он бросил тебя и меня довести собираешься? Я не твоя собственность, не вещь и отчитываться, особенно тебе, я не собираюсь!»

«Он нас не бросал!» - закричала мать – «Я о нем ничего не знаю, кроме номера на пробирке! Так хотелось ребенка, так боялась мужиков, да и никто не смотрел на меня!». Она стиснула кухонный фартук своими хрупкими пальцами так, что они побелели - «Это я твоя собственность, а не ты моя. Всю свою жизнь посвятила тебе, чтобы ты вырос любящим и честным мужчиной, а не таким, какими меня моя мать запугивала». Она опустилась на табуретку и закрыла лицо руками. Максим подошел к ней и осторожно положил свою мокрую ледяную ладонь на ее плечо. Мать, всхлипывая, накрыла ее своей.

«Мам, я курить пробовал, но я больше не буду, честно!» Она посмотрела на него покрасневшими заплаканными глазами – «Я никогда не курила. Это, наверное, от отца передалось! Если еще раз закуришь, я узнаю и выпорю тебя, как сидорову козу.

- Плохая коза у Сидора была, наверное!

Ольга заулыбалась – Может, просто несчастная!

Они пили чай, согревая замерзшие руки. Ольга была счастлива, что больше не надо скрывать от сына особенность его происхождения, Максиму жутко хотелось курить. «Пробиркович» думал он про себя «Ни национальности, ни семейных традиций. С другой стороны, ничего плохого в этом нет. Мой отец может быть кем угодно. Ученым, рабочим, писателем или еще кем-нибудь. Может, в конце концов, во мне уникальный генетический материал и я будущий правитель Земли?!»

Ольга приоткрыла дверь в комнату сына. Он спал, как обычно скинув с себя теплое одеяло и теперь, замерзнув, поджимал ноги. Ольга подняла с пола одеяло и укрыла сына. Он тут же вытянулся и лицо его, прежде сосредоточенное, разгладилось. «Мой Бог» подумала Ольга «Добрый и всепрощающий».