Божественная комедия XXI век. Глава 3

- А эти трое кто?
- Эти?.. Пффррр, - Черт пренебрежительно фыркнул и что-то пробормотал на неизвестном мне наречии, - это инквизиторы прошлого. Вот, например, этот жирный лысый ублюдок...
- Черт, ну где же твои манеры! - укорил я его, хотя тюфяк с чертами не то ламантины, не то толстолобика очень даже вписывался в мои представления о “жирных лысых ублюдках” (особняком стояли “старые грязные ублюдки” - но не о них речь).
- А твои где? - огрызнулся черт - перебивать на полуслове!..
Я извиняющесь промолчал.
- Так вот, этот дяденька с брюхом в полдома и лысиной, настолько большой, что с нее можно запускать аппараты миссии на Марс и даже на “Баунти” (шутник черт был страшный), он... - тут черт сделал паузу, явно что-то вспоминая, подсчитывая, перебирая что-то в уме (с тем, что у чертей есть ум, а, возможно, и душа, я уже смирился).
Черт продолжал:
- Он лично отправил на костер триста пятьдесят восемь женщин и четырнадцать мужчин. Лично, понимаешь?
- О боги! Вот уж, действительно, ублюдок, - не выдержал я. Хотя сам передавил тараканов не меньше. Но на рыжести “насикомых” и “ведьм” сходство заканчивается. Таракана шепнул - исчезла белково-хитиновая форма жизни (но жизни же!), а не стало человека - не стало вселенной.
-... надцатом году, - начала чертового живописания я опять не уловил. Все из-за своих дурацких мыслей! Зачем вообще человеку мозг, когда можно “более лучше” жить, курить бамбук - или что покрепче - и, как скажут иные, не париться?
Как будто уловил мои мысленные потуги, черт стал говорить чуть медленней и акцентированно.
- Этот псих замучил в застенках пыточных в Парме и Тоскане десятки людей, в том числе детей и... даже младенцев.
- Уфф, - выдохнул я с неописуемым негодованием, смешанным с неподдельным недоумением. Негодованием - от того, что не мог себе представить, как такое вообще возможно, а недоумением - от того, насколько злы и бездушны отдельные, некоторые, многие, все люди.
- А младенцев,  детишек-то за что!?
- Этого он не смог объяснить самому самому.
- На Страшном Суде?
- Мальчик, Страшный Суд уже был, - в устах Аристотеля и Черта слово “мальчик” звучало совершенно по-разному, но отвечать я не стал - когда земля только зачиналась.
- Значит, можно спать спокойно?
- Нет, нельзя. Ведь Страшным Судом дело не ограничивается...
- Ну-ка расскажи.
- И не подумаю. Есть вещи, которые ты не должен знать. Это - одна из них. И вообще: ты все время путаешь мысли мне и себе. Как так можно! Как ты собираешься излагать их кому-то другому, желая рассказать о том, что здесь увидел, ощутил и услышал?
- Will I?- почему-то вырвалось у меня. Абсолютно неадекватный человек.
- Am, - ответил черт. Уж не знаю, что он хотел этим сказать. Спрашивать я снова не стал. Тем более, что хотел услышать “экспертное” заключение черта о пациентах. О вот этом конкретном пациенте, которого я успел окрестить (хотя упоминание Креста Животворящего здесь, может, и неуместно), ну хорошо, которому я дал прозвище (“погоняло”, как опять-таки скажут иные) Parmeggiano.
- Итак, этот Пармезан... - я вытаращил на черта глаза. Ну и шельмец же!
- Ты еще и мысли мои читаешь!? Вслух я ничего не говорил!..
-О чем ты, милое дитя? - такое обращение мне понравилось куда больше, чем “мальчик” - Пармезаном его здесь все и величают. А как иначе?
Тут я смутился, подумав о своей не-оригинальности.
-Ты дашь дорассказать или тебя в котел отправить?
- А котел с чем? - весело облизнулся я.
- Святые угодники! Тебе бы здесь нашлось применение, ей-богу!.. Итак, младенцев эта итало-австрийско-швейцарская шваль мучила по той простой причине, по крайней мере, я так думаю, а мы все можем ошибаться, ... по причине того, что у нее, этой швали, была какая-то внутриутробная не то психическая, не то физическая травма.
Я оторопел. Даже не знаю, что меня поразило больше - то, что черт знаком с перинатальным психоанализом, тем, что то, что (классно, правда?) постулируется этим самым психоанализом, правда, или тем, что мне этого австрияка польского стало жалко. На секунду мне показалось - что даже больше замученных им малышей. Уверен, что показалось...
Заметив, что сказанное и проделанное им (а делал он следующее: описывая “заслуги” каждого из трех - да-да, там был и третий, но его деяния - просто игры в песочнице по сравнению с тем, что творили первые двое - черт плевал и сморкался им в глотку, трепал за бороду, крутил волосы и бил копытом в область солнечного сплетения (что показалось мне до боли знакомым) - “космодрому”, по-моему, досталось больше всех - в ответ они ни стонали, ни хрипели, ни плакали - они не могли; обреченные на вечные страдания, они были немы, но слышали (глаза их были всегда открыты) и, поверьте мне, они чувствовали боль, причиняемую им чертом, но ничего не могли сделать - как ничего не могли сделать беззащитные младенцы, прекрасные, словно сошедшие с полотен Рафаэля, рыжеволосые девушки, а также лишенные носа и гениталий, забитые до полусмерти, униженные мужчины всех возрастов и сословий. Я начал было верить в воздаяние, карму, называйте это, как угодно) меня удручает, черт предложил немного прогуляться, попутно пытаясь развеселить по дороге. Какое уж тут веселье! Но все равно мне была приятна эта мнимая забота. Добрый он, чтоль, черт этот?..
Все смешалось. Я слабо понимал, что происходит.
*********
...Возникло большое количество вопросов. Об этом месте, о судьбе, о грехах, о воздаянии, о покаянии, о церкви и ее служителях, о вере и ее ревнителях, о Парме и ее обитателях, об огне, о муках, да мало ли о чем!.. Я знал, что черт не столько не даст ответа, сколько не даст возможности задать вопрос, не даст открыть рот, когда мне того захочется.
Поэтому я смирился и покорно шел за ним. А, может, мы летели низенько - было не разобрать.
Увидев в стороне конструкцию, похожу на только что виденные, я спросил: “а что это? Вернее - для кого?” - понимая, что наплыв новых “клиентов” едва ли затихает хоть на мгновенье.
- Это для всевсяческих охотников на ведьм. В том числе и современных тебе. Ты что-нибудь слышал о панк-молебнах?
- О чем, прости?
- О панк-молебнах, - чуть ли не по буквам проговорил черт.
- Нет. Слышал о мольбертах, о Малевиче, о рок-опере, об Ali G in Da House. О панк, как ты там говоришь, молебнах - нет.
- Ясно, - ухмыльнулся черт. - Черный или красный?
- Что “черный или красный”?
- Экой ты недалекий, туземище! О квадратах речь. Малевича, говоришь, читал. Тьфу-ты, видел, то есть...
- Да не видел я его, а слышал. Сам ты недалекий, чудище. Вечно путаешься из-за дурно-косноязычия своего, а на меня валишь.
Черт не нашелся, что сказать.
- Мне “белый дракон” нравится, а не всякие там квадраты.
Черт понимающе кивнул.

Читать дальше: http://www.proza.ru/2013/01/26/785