О чем говорила махалля

          Пояснение:
     Махалля – это люди, живущие рядом, обычно на одной улице или в одном   микрорайоне, но в данном случае – это все живущие в городе.

                *
                «Говорит городской радиоузел. Прослушайте специальное
                сообщение городского отдела милиции. Вчера вечером вблизи
                мусорных баков квартала «Запрудный» было обнаружено тело
                новорожденного ребенка. Просьба ко всем, обладающим какой-либо
                информацией, сообщить по телефону 02».
                *

          Новогоднюю школьную дискотеку кто-то из учеников снимал на видео. Запись эту впоследствии просматривал следователь, но особенно часто ее смотрели в школе. И подружки, и учителя словно пытались доказать не только следователю, но и самим себе, что не имеют никакого отношения к этой дикой истории, что они не знали, не могли знать и даже не догадывались ни о чем.

          Дискотека была очень веселая – празднично украшенный зал, музыка, угощение, все танцевали и веселились, но в центре внимания была 11-классница Фируза – в нее в тот вечер словно бес вселился. Она танцевала все танцы, без перерыва на отдых, громче всех хохотала, прыгала так, словно внутри у нее был моторчик.

          Подруги удивленно шептались: «Нормально Фирузка зажигает. Что это с ней, влюбилась, что ли?»

          Учителя умилялись: «Как девочка повзрослела, только слишком осмелела без родительского надзора. А как танцует – до изнеможения, словно в последний раз. Чувствует, что после школы будет не до дискотек».

          Если бы кто-то догадался взглянуть поближе в лицо Фирузы, он не увидел бы в глазах и намека на веселье – только страх перед будущим. Почему никому не пришло в голову, что ее поведение  больше похоже на истерику, словно прыжками в танце она хотела уничтожить то, что появилось внутри нее и росло с каждым днем, вызывая ужас. Если бы хоть кто-нибудь почувствовал это, спросил у нее: «Что с тобой, девочка? Что случилось?», она бы рассказала все, в надежде на помощь, и все могло бы сложиться иначе. Но никому не было дела до бедной испуганной девочки, а сама она подойти ни к кому не решалась, вот если бы мама была здесь, тогда может быть.

          Родители Фирузы развелись, поделив имущество и детей. Папа взял себе сына и полагающуюся долю имущества и уехал в Бухарскую область, откуда был родом. Маме досталась Фируза и квартира в небольшом городе рядом с Худжандом. Недалеко от этого города жили в кишлаке ее родители и родственники, в самом городе тоже было достаточно родных и друзей – она ведь выросла здесь. Покрутившись в городе, тщетно пытаясь что-то заработать, мама решила поехать в Россию, оставив дочь в городе, доучиваться в школе. Присматривать за несовершеннолетней Фирузой согласилась мамина мама, то есть бабушка Фирузы, благо дочь обещала высылать приличные деньги на ее содержание, кишлак был недалеко, а жить им предстояло в трехкомнатной квартире вдвоем с внучкой. В общем, Фируза жила с бабушкой, а правильнее сказать, что бабушка жила с Фирузой, иногда оставляя ее, чтобы навестить в кишлаке дедушку и вообще проверить, как там ее собственный дом.

          Мама обосновалась где-то в Красноярске, и исправно посылала деньги, на которые бабушка внучку кормила, одевала-обувала, следила, чтобы та соблюдала приличия, не гуляла допоздна и не приводила в дом кого попало, ну и посещала школу, естественно. Бабушка была довольна, так как при всех тратах еще оставалась неплохая сумма самой бабушке, помощь же остальных родственников ограничивалось поздравлениями с праздниками, узнаваниями как дела и очень редкими встречами, так как кому поручили и платят, тот пусть и воспитывает.

          Мама в Красноярске занималась коммерцией, а заодно пыталась устроить личную жизнь, вышла замуж за такого же коммерсанта из земляков и уже сообщила в письме, что, как только Фируза окончит школу, она заберет ее в Россию помогать нянчить ребенка, который должен был у мамы родиться в новом браке. Письмо это пришло как раз в те дни, когда Фируза замерла от ужаса: «Что делать?», догадавшись о собственной беременности.

          В таджикских семьях мальчиков и девочек воспитывают совершенно по-разному. Речь не о том, что кого-то любят больше, а кого-то меньше, а именно о воспитании. Мальчиков с рождения очень балуют, мало ругают и почти не наказывают, они словно с рождения предназначены исполнить высокую миссию – продолжить род, обеспечить родителям достойную старость и достойные похороны.

          Девочек же, наоборот, воспитывают в строгости, так как им предстоит жить в чужой семье и угождать мужу и его родным, их с детства учат подметать двор, подавать, убирать, готовить и не говорить лишнего, быть сдержанными в проявлениях эмоций, чтобы им самим не навредила их собственная откровенность и непосредственность. Наверное, это правильно, только бывает трудно уловить, когда неискренность становится лживостью, а показное радушие – лицемерием, но что же поделаешь, важно не вызвать осуждение окружающих, не стать предметом обсуждения в махалле.

          Фируза, воспитанная именно в таких традициях, была сдержанной и не слишком откровенной, поэтому все месяцы своей беременности скрывала свое положение и с наивной надеждой ждала, что все как-то само решится. Ни бабушка, живущая рядом, ни куча родственников, встречавшихся с ней периодически, ни подруги, ни учителя – никто ни о чем не догадывался. О том, что внучка должна родить, бабушка узнала буквально накануне родов.
 
          Роды проходили дома в обстановке абсолютной секретности, родилась прелестная здоровенькая девочка. Бабушка, приняв роды, выполнила все необходимые манипуляции, перевязала пуповину, после чего ополоснула младенца под краном холодной водой и повернулась к Фирузе: «Я ухожу, а ты должна убрать ЭТО из квартиры».

          «Куда дену?» - робко спросила юная роженица.

          «Куда хочешь, туда и девай, хоть на помойку выброси – мне все равно. Если я вернусь, а ЭТО будет в квартире, я даже порог не переступлю, уйду, и будешь жить одна», - как отрезала бабка.

          О, Аллах милосердный, неужели эти слова произнесла пожилая женщина, родившая и вырастившая четверых детей, имеющая десять внуков, считающая себя верующей, истинно правоверной?! И слова эти про ее родную, живую еще правнучку, обращенные к ее родной внучке, были сказаны не сгоряча, не в состоянии аффекта, потому что она позже спокойно повторила их в кабинете следователя, уверенная в своей правоте.

          Оставшись одна, Фируза привела себя в относительный порядок и подошла к умывальнику. Она с брезгливым ужасом посмотрела на то, что лежало в раковине, и решила завернуть младенца в тряпку и отнести на помойку, как велела бабушка. Потом подумала: «Она же живая, а на помойке собаки, кошки, нельзя же живую выбрасывать, надо сначала убить, чтобы не мучилась». Вряд ли осознавая до конца, что делает, роженица придушила новорожденную, а потом завернула в тряпку и вышла на улицу, направившись в сторону помойки.

          О городских помойках можно написать целое социологическое исследование. Дело в том, что после массового отъезда русскоязычных в городе появилось очень много приезжих с юга республики. Почему-то они не вываливали мусорные ведра в специальные баки, а рассыпали их рядом с баками по земле. Может быть там, на юге они подкармливали так диких или бродячих животных? Городские власти и коренные жители пытались с этим бороться, но поделать ничего не смогли – мусор лежал слоем возле баков, а к пустующим бакам подобраться через эти россыпи было невозможно. Фируза хотела выбросить свой жуткий сверток в бак, чтобы никто ничего не заметил, но подойти к бакам не смогла, и пришлось  просто зашвырнуть его подальше, что ей не слишком удалось, учитывая ее состояние.

          Бабка, вернувшись вечером, молча вошла в квартиру, даже не поинтересовавшись тем, куда делся ребенок. Нет ребенка – нет проблемы, как скрыть все случившееся от окружающих, главное – соблюсти внешние приличия. Ей даже в голову не пришло, что рядом, через дорогу, находится мечеть, можно было бы отнести ребенка и оставить на лавочке – глядишь, кто-нибудь и подобрал бы такую красивую светлокожую девчушку.
 
          Тело обнаружили в тот же вечер, наутро милиционеры стали обходить близлежащие дома и очень скоро Фирузу арестовали. Одним из первых вопросов следователя был: «Кто отец ребенка?» Услышав ответ девочки, следователь оторопел.

          Оказалось, что Фирузу изнасиловал приезжий парень с юга, вроде из Куляба, имени которого она не знала, изнасиловал цинично и нагло, практически среди бела дня, в парке, где в это время было достаточно много людей. Ее просто завели в кусты его друзья, окружили их, ее держали в согнутом положении, а этот мерзавец сделал свое дело стоя, так что она даже толком ничего не поняла.

          «Ты же нормальная, современная девочка, выросла в городе, учишься в 11 классе, почему ты не убежала, почему не закричала, не позвала на помощь?» - недоумевал милиционер, но она ничего не смогла ему ответить. После всего, что он услышал, следователь посчитал бессмысленным задавать вопрос: «Почему не рассказала о случившемся никому из родных?» Было ясно, что изнасилование, беременность и роды пугали ее меньше, чем стыд перед оглаской, боязнь осуждения окружающих.

          При проведении экспертизы обнаружилось, что арестованная нуждается в срочной медицинской помощи, и ее положили в больницу под охраной двух милиционеров, как особо опасную преступницу. Врачей удивило, что все ее тело сплошь было покрыто странными мелкими кровоподтеками, которые вначале приняли за какую-то сосудистую патологию. Оказалось, что, пока Фируза корчилась в родовых схватках, бабка сидела рядом и яростно ее щипала, осыпая проклятьями и заставляя молчать, чтобы не услышали и не догадались соседи.

          Таджикская женщина не должна показывать прилюдно свои эмоции, нельзя при посторонних шлепать детей – окружающие осудят. Поэтому чья-то злая фантазия изобрела такой способ наказания детей, как щипание, и способ этот распространился и прижился. Кусочек кожи ребенка зажимается между указательным и безымянным пальцем и проворачивается вокруг оси – младенец вопит от боли, но окружающие ничего не замечают, кстати, способ безошибочно срабатывает, когда нужно добиться места в автобусе – одно движение пальцев и все готовы уступить место, лишь бы дитя замолчало. Обычно щиплют за попу – на ней следов не видно, а если кто-то что-то заметит, всегда можно найти объяснение, но Фирузу бабка исщипала всю, от пяток до макушки, ведь времени было много, а злости еще больше.

          После ареста вся махалля загудела, тут и родственники все узнали и стали думать, как бы от всего этого отвертеться. Мама Фирузы прислала из Красноярска письмо, в котором прокляла дочку и отреклась от нее. Лишь один из маминых братьев девчонку пожалел, стал обивать пороги прокуратуры и милиции, ходил в больницу, носил еду и вообще принял в ее судьбе очень активное участие, тем более, когда узнал о неприглядной роли собственной матери во всей этой истории.

          Когда следователь, изменивший свое отношение к виновнице преступления, пригласил к себе бабку и сказал ей, что по закону надо судить не внучку, а ее, что она и есть самая настоящая преступница, бабка удивилась, возмутилась, но потом испугалась. Конечно, бабку привлекать к ответственности не стали, даже наоборот, оберегая семью от позора, постарались даже не упоминать о ее причастности к делу, тем более возраст все равно позволил бы ей избежать заключения, а сын уж очень за нее просил. Девочку пожалели, максимально смягчив наказание, так что после всех больниц и судов ей оставалось посидеть совсем немножко.

          Когда Фирузу выпустили из тюрьмы, дядя отправил ее к родному отцу в Бухарскую область, где ее вскоре выдали замуж то ли за вдовца, то ли за разведенного. Несмотря на молодость и привлекательную внешность, она считалась как бы «порченой», поэтому и мужа ей подобрали соответствующего, зато быстро прикрыли грех и успокоили сплетни.

          Дядя остался доволен, так как он и девочке помог, и очень удачно продал кое-что из квартиры сестры, мамы Фирузы, покрыв все свои расходы с лихвой. Правда, когда родственники узнали о присвоенной им сумме, в семье разразился скандал, дядю обвинили в стяжательстве, но он ответил, что, кроме прямых расходов, затратил много личного времени и нервов, так что имеет право на компенсацию. И добавил: «Если вам так не нравится то, что сделал я, занимались бы этим делом сами, кто вам мешал?» Они, возможно, и занимались бы, если бы сообразили вовремя, насколько это выгодно, но ведь ничего уже не вернуть, так что пришлось изобразить мир и благополучие в семье. Маму свою, бабку Фирузы, они тоже не осуждали, по крайней мере, вслух, так как это неприлично, а приличия надо соблюдать хотя бы внешне, иначе махалля осудит.
 
          Сама бабка вернулась в свой кишлак и живет там спокойно, совершенно не мучаясь угрызениями совести. Она недовольна, конечно, что лишилась очень солидных ежемесячных переводов из России, но зато теперь ни за что не отвечает. Мама Фирузы в далеком Красноярске вскоре пожалела, что столь опрометчиво прокляла дочь и отреклась от нее, лишившись бесплатной няньки для своего ребенка, рожденного в очередном браке, но дело сделано, ничего не изменишь. Фируза живет со старым нелюбимым мужем, возможно, Аллах пощадит ее, и она не будет вспоминать, как душила свою дочку в раковине умывальника.

          Учителя написали объяснения в милицию и в отдел образования, получили свои выговоры и замечания и поскорее постарались все забыть, не придавая огласке случившееся, чтобы не позорить школу.

          Махалля погудела-поговорила и успокоилась, жизнь вошла в привычную колею, все внешние приличия соблюдены, все опять чинно и благопристойно. Ну, а что там творится за стенами квартир и высокими заборами домов, это никого не касается, это дела семейные.