Контрабас

                ***

    — Варенька, родная, вот это да! Послушай, я классически опаздываю… У меня не было  твоего номера… Давай  запишу, и мы с тобой встретимся как-нибудь на днях...

Варя не видела его два года, каждый из которых обозначила звонком в  день рождения, обещая себе, что после третьего, как в театре, уже  точно перестанет.

Воздух был густой, как smoothie, и так же не желал втягиваться. Это как высунуться в окно поезда  – чтобы не задохнуться,  нужно просто отвернуться.

— Расскажешь, как ты, что ты,    — он прищурился и, дурачась, театрально добавил,  — не окольцована ли еще.

Варе дико хотелось съязвить, что ее имя означает «чужая», а совсем  не «родная», что он мог бы и не возвращать её заразительно спешащие часы, тогда не опаздывал бы, и что она, как их Москва - уже в который раз окольцована, а первое кольцо все же всех дороже. Вместо этого она сухо – до хруста на отдельных согласных – продиктовала свой номер.

— Рада была увидеться, Андрей,  — Варя поспешила так, будто это она опаздывала. Но ей некуда было торопиться.

                ***

Одновременно с тем, как обнаружилось Варино  нездоровье, её жених Ваня сделал географическое открытие – внушительный список городов, куда ему необходимо было смотаться в командировку.

Варя не обижалась, накануне отъезда  она просто стирала  его лучшие рубашки. Причем так, чтобы те не успели высохнуть.

После неожиданной встречи с Андреем Варя немного прогулялась и к девяти  была дома.

Часа через  два Ваня прислал эсэмэс: «Доехал исправно, усталый и целый,
Сегодня прощаюсь со шляпою белой, Но с вами расставшись... не в шляпе тут дело...» 1)

Внимательный жених  был значительно дальше от поэзии, чем Ярославль (куда  он в очередной раз уехал) от Москвы. Он вполне обходился пониманием лишь первой строки этого трехстишия, и совершенно искренне считал, что с помощью поисковой системы успешно радует Варину нервную систему подобными сообщениями.

Варя  ценила самоотверженные Ванины подвиги, хотя  они и  подчеркивали удручающую литературную первобытность ее спутника.

Неприхотливость жениха позволила Варе не беспокоить ни интернет, ни Тютчева:
«Все дело в панаме. С утра еду к маме», — просто ответила она.

Ночь сползла на город подобно тому, как сползает дюрекс – бесповоротно и в самый неподходящий момент. К привычным  мучительным болям добавилось  осложнение в лице Андрея. Красивом, смуглом,  с глазами цвета раскаленного асфальта.

Она  была счастлива с Иваном, раскаленный асфальт беспросветно покрылся зеленью Ваниных глаз. Однажды Варя  даже  поймала себя на том, что перестала наматывать на палец - вспоминая, какие буквы надо пропустить - прицепившиеся нитки. Из чего сделала вывод, что действительно полюбила Ваню.

Выходило, однако, что Андрей затаился в ней, как хронический насморк – до первого сквозняка.

Он  позвонил утром, опередив и маму, и Ваню. Договорились встретиться у РГБ 2) в восемь.

Варя обреченно выдохнула. Позвонила маме, сказала, что заедет к ней завтра. Необходимо  было привести себя в божеский или хотя бы в товарный  вид, а на это теперь требовалось больше времени, чем раньше.

Ваня позвонил в половине  второго. Варя невозмутимо сказала, что собирается в душ, потом - сразу к маме.

                ***

Андрей, разумеется, опаздывал.

Варе  тяжело было стоять, и она приземлилась на ступени в той же позе, что и Федор Михайлович позади – отведя одну руку назад и положив другую на ноющую ногу.
 
В четверть девятого  появился Андрей, не преминув отметить это мимолетное сходство с нелюбимым памятником любимому писателю. После такого сравнения комплименты относительно её внешнего вида казались Варе уже неискренними.

Андрей помог ей подняться. Естественным – Варе показалось, провокационным, - движением отряхнул ее юбку от пыли ступеней. Покровительственно обхватил ее одной рукой за плечи и предложил отправиться в бар.

— Ну, вещай, Варвара. Чем живешь, кому готовишь, как родители?

После второго бокала марсалы Варя позволила себе стать разговорчивее.

—  Работаю там же, теперь арт-директором. Живу с замечательным мальчиком. Он и готовит. Родители здоровы, слава богу. На днях ложусь в больницу. Что у тебя?

—  Зачем в больницу?

—  БАС, - Варя произнесла это на выдохе и быстро сделала несколько крупных глотков, как будто торопилась запить горькое лекарство.

—  Что за бас?

—  Голос, для которого написана партия Мефистофеля,  — она грустно усмехнулась.  — Ладно, если серьезно, это аббревиатура. Вроде как диагноз мой. Боковой амиотрофический склероз.

—  А что это такое? Лечится вообще? Заразно?

—  Это инкурабельно. Слово-то какое, да?... Смахивает на твое любимое невкусное курабье. —  Она нервно повела плечами  и попросила еще марсалы.

Андрей, конечно, не знал этого слова, но догадался о его значении по тому резкому движению, которым Варя повернулась к окну.

—  Давно уже?

—  Пару месяцев. Диагнозом наградили вчера после того, как я проводила своего ненаглядного в Ярославль, - тут Варя осеклась, сообразив, что ее сарказм предательски выдает обиду на Ваню, а она тщательно скрывала её даже от себя, —  и перед тем, как встретила тебя.

Варя снова жадно глотнула из бокала.

— Значит,  есть вероятность, что ошиблись и все будет хорошо, — неуверенно выдавил Андрей.

—  Закроем тему, ладно?

                ***
Когда Варя посмотрела на часы, было около половины двенадцатого. Иван всё  не звонил.

Смесь марсалы и злости на Ванино молчание стала жечь  в районе солнечного сплетения.
Тело начинало болеть все явственнее, Варя старалась практически не двигаться.

В баре становилось всё более влажно и душно. Андрей предложил переместиться на улицу.

По ощущениям там были такие же тропики, как и в баре. Это безвоздушное пространство опьяняло ещё больше. От разливающегося по телу жара становилось, к счастью, не так  больно.

Андрей поймал машину. Всю дорогу он развязно шутил с водителем, а Варя накручивала себя на заднем сидении.

Она злилась на Ваню, который позвонил всего однажды и который постоянно уезжает в самый неподходящий момент . В конце концов, и про её диагноз он не знает  только потому, что она не хотела говорить о таких  вещах по телефону. Она вообще не хотела говорить ему об этом.

Внутри что-то щелкнуло: даже молоко убегает, когда о нем забывают.

Варю словно ошпарило - она не ожидала от себя такой мысли. Она хотела переубедить себя, но они уже подъехали к ее дому.

—  Не уезжайте, я быстро поднимусь, провожу девушку, и вы добросите меня домой. — Андрей протянул водителю деньги.

Они медленно  поднялись к Варе.

Ноги почти не слушались ее. Андрей помог  снять туфли.

В какой-то момент он стал наклоняться к Варе - угрожающе медленно, подобно Пизанской башне.

Стараясь глубоко вдохнуть, Варя напомнила, что внизу Андрея ждет машина. В ответ он неловко поднял на руки обезоруженное мышечной слабостью и вином Варино тело  и перенес на узкий диван.

Андрей мучительно неторопливо избавлял ее от одежды. Варе даже показалось, что лениво.
Он смял ее юбку и свою футболку и заботливо подложил ей под голову.

Андрей наступательно завел руки под ее спину и обхватил за плечи. Варино лицо искривилось – боль в мышцах усиливалась не только при движениях, но и когда до них дотрагивались.

Она сказала об этом Андрею, хоть   и боялась огорошить   его такой новостью. Он изменился в лице,  и, казалось, немного охладел.

Внезапно Андрей увидел  Варю другими глазами: под ним лежало как будто еще более оголенное тело, беззащитное, трогательно тонкое, почти подростковое.

Он аккуратно извлек из-под нее свои руки.

Варя напряженно следила за ним, ожидая, что он сейчас уйдет, и сокрушаясь про себя, что не промолчала.

— Не переживай, — мягко прошептал  Андрей и стал удаляться на юг ее тела, пока нижняя половина его лица не скрылась за горизонтом ее лонной кости.

Развязка пришла к Варе так быстро, будто сидела всё это время в соседней комнате.

Андрей списал это на собственное  мастерство, Варя - на свою неприхотливость.

                ***
К её двадцати шести  Варе так и не дались  гитарное баррэ и утренние диалоги.

—  Обойдемся без реституции, ладно? — Было непонятно, задает Варя  этот вопрос или задается им.

После стакана с игристым аспирином  Андрей уехал.

Варя позвонила маме и попросила съездить с ней в больницу, нужно было довезти какие-то документы для госпитализации.

Варя почти ничего не рассказывала маме, поэтому Елена Александровна решила узнать все подробности непосредственно от врача.

Варя старалась не слушать, она сидела и увлеченно сравнивала желтизну зубов и халата доктора с белизной, завоевавшей мамино лицо после услышанного.

Елена Александровна обрела голос  только в машине.

—  А консорт в курсе? — вообще-то мама  хорошо относилась к Ване, но сейчас ей нужно было  переакцентировать   эмоции.

—  Нет. Он сейчас в городе с тысячерублевой купюры.
 
                ***

Ваня вернулся на следующее утро. Предположительно, стараниями Елены Александровны.

Варя сделала вид, что спит.  Он тихо умылся и лег рядом. Лежал и тяжело вздыхал, а ею овладевала звенящая невыносимая  пустота.

За завтраком Ваня аффектированно делился впечатлениями и историями из поездки, не спрашивая о главном.

Варя молча допила кофе и вернулась в спальню. Минут через пять  пришел Ваня, лег позади нее и отправил свою ладонь по маршруту «солнечное сплетение - конечная». Через мгновение отдернул руку,  заметив, что Варя плачет.

—  Родная,  диагноз еще только предварительный. Не переживай, все хорошо, да и я рядом.

— Знаешь, —  Варя вытерла слезы и поднялась с кровати, — тебя столько раз не было со мной, когда ты был нужен, что теперь, когда ты  рядом, у меня внутри ничего не шевелится.  Кроме, разве что,  твоего члена.

Варя тут же осеклась и пожалела о сказанном, но обида душила слишком сильно.

От неожиданности Ваня перешел из обороны в атаку.

— Я и так всегда знал, что любил тебя безответно.

—  Любить надо ответственно, а не ответно или безответно. Хотя о чем это я, ты же нихера не понимаешь в каламбурах и вообще в словесности.

                ***

Уже почти неделю Варя лежала в больнице. Вернувшись с очередного обследования, она обнаружила в палате Ваню.

— Это тебе, — Ваня неловко кивнул в сторону окна.

—  Что там? — Варя не стала смотреть, она злилась на него за то, что он не давал знать о себе раньше, и на себя за то, что была не готова к неожиданному визиту и плохо выглядела.

— Это мой первый каламбур. Ну, и твое лекарство.

Варя заставила себя обернуться.

В углу у окна стоял потрясающей красоты контрабас.

Ваня робко улыбнулся:

—  Это контрабас. Ну, типа «контра» - это против, а «БАС» -  ты сама знаешь. Правда, здорово, Варька? Контра-бас, ну, понимаешь, да?

_______________________________________
1) Ф.И.Тютчев

2) РГБ - Российская государственная библиотека (бывшее название Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина, «Ленинка»)


Рецензии
Ваш рассказ хорош. За исключением одного момента.
При переводе на иностранный язык уйдет вся соль )))
Или же надо серьезно думать над иным названием
Весны и Любви!

Александра Печальная   13.12.2012 22:24     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.