Маньяк в инвалидном кресле

МАНЬЯК В ИНВАЛИДНОМ КРЕСЛЕ


Часть I

1

   15 лет. Пятнадцать лет колонии усиленно режима. За двойное умышленное убийство, не так уж и много, во всяком случае, не предел. Но пятнадцать лет ни за что...
   "Здесь все ни за что", – смеялись товарищи еще на пересылке. Впрочем, много он и не рассказывал, только отвечал коротко, если спрашивали, а чаще просто называл статью. Он стал молчаливым, разговаривал, если было необходимо.
   Но он не убивал. Он не убивал ту молодую женщину и ее мужа. Ей было двадцать семь, ее мужу тридцать, столько же исполнилось и ему недавно. Но он не только не убивал их, он их не видел никогда, он даже не знал об их существовании, и это следователь сказал ему, что девушку звали Таня, а ее мужа Саша. И от следователя он узнал, что и Таню и Сашу он задушил ремнем. А еще был пятилетний ребенок – Дима. Это был их ребенок, их сын, но он не убил его, он оставил его около убитых родителей. Это ему тоже сказал следователь.
   Нашли его легко и быстро, за ним пришли буквально в этот же день. Точнее, убили тех двоих, мужа и жену, ночью, а днем его уже арестовали. Да и трудно было бы искать его долго – он, оказывается, выронил "на месте преступления", в квартире убитых – бумажник с водительскими правами и техпаспортом. Но кроме этого нашлось еще двое свидетелей, которые видели, как он выходил ночью из подъезда, где жили Таня и Саша и их пятилетний сын. Подъезд хорошо освещался ночью и на опознании оба свидетеля сразу указали на него. К тому же, один из свидетелей запомнил номер его машины. Зачем этому свидетелю потребовалось запоминать номер машины, было непонятно, ведь этот свидетель тогда еще не мог знать, что на машине уезжает преступник.
   У него свидетелей, что он ночь провел дома, не было. Нет, была, девушка. Он с ней познакомился еще днем, у метро Алексеевская. Она подошла к нему, когда он садился в машину, и попросила ее подвезти. Обычно Андрей никого не подвозил, во всяком случае, за деньги. Он и сейчас не стал бы подвозить ее, но ему было почти по дороге, но дело даже не в этом – она, эта девушка, казалась такой смущенной, даже боязливой, что отказать ей было бы все равно, что отказать маленькой девочке, которая застенчиво просит: "Купи мне, пожалуйста, мороженое". Андрей подумал, что девушка не привыкла просить о подобных вещах, чтобы ее кто-то подвез, но сейчас ей пришлось по какой-то причине. Возможно, у нее даже на метро нет денег, но и об этом сказать она стесняется. К тому же он не спешил и лишние десять минут ничего бы не изменили в его жизни. Так ему казалось.
   Ее звали Вика, она сказала, что едет к подруге. Он высадил ее у другого метро Павелецкая – там жила ее подруга. Перед тем, как она вышла из машины, Андрей спросил, не согласится ли она вечером встретиться. Спросил просто так, по инерции, почти несерьезно. Вика, несколько секунд подумав, согласилась.
   Вечером они встретились. Андрей предложил Вике сходить в ресторан или в клуб. Но неожиданно для Андрея, она отказалась. Сегодня ей хотелось просто спокойно посидеть, послушать хорошую музыку, выпить кофе, может быть, немного коньяку, и она спросила, далеко ли он живет.
   Андрей даже удивился. Удивился не тому, что она сразу предложила пойти к нему домой, а просто это совсем не соответствовало, не вязалось с тем, какой эта девушка представлялась ему (хотя он был далеко не сентиментальным лириком). Но это еще ничего не значило, к тому же она объяснила, и объяснение ее было вполне убедительным, точнее ее голос был убедительным – тот же самый, каким она и попросила днем подвести ее – доверчивый и чуть застенчивый, он создавал впечатление наивного простодушия, она сказала, что у нее сегодня такое настроение, когда чуть ли не противно видеть рядом, вокруг себя, незнакомых людей в большинстве с глупыми и наглыми лицами.
   Ночь Андрей провел у себя дома, с Викой. Впрочем, с ней ли?
   Андрей помнил, как они сидели, разговорили, пили немного. Вика была неглупой девчонкой, но вот с чувством умора у нее было несколько напряженно, она довольно слабо воспринимала шутки, терялась, не умея поддержать шутливый тон, разговор. Потом в голове у Андрея стало мутиться, последнее что он помнил: он видит сразу двух девушек, в его комнате сразу две Вики. Он понимает, что у него двоится в глазах. Потом снова остается одна. Вика ходит по его квартире, что-то рассматривает. А потом, но это, конечно уже сон, Вика без какой-либо инициативы с его стороны, становится на колени перед креслом, в котором он сидит, она наклоняется, ее голова уткнулась ему в живот, он еще подумал, что это тоже как-то не соответствует образу, который вызывает ее по-детски застенчивое поведение. Но это же сон, понимает Андрей.
   Когда он проснулся, Вики не было, она исчезла, словно ему приснился весь вчерашний день. Был сон, была в этом сне девушка Вика, теперь он проснулся, а ее оказывается нет и не было, только воспоминания о ней.
   Нет, не только воспоминания. Когда он пошел в ванную и включил сначала холодный душ, потому что голова была тяжелой, словно плотно набита металлической стружкой, он увидел на себе, ниже живота красное расплывчатое кольцо – след оставленный губами накрашенными губной помады.
   Все это казалось ему каким-то странным и непонятным. Позже это ему перестало казаться странным, но непонятным так и осталось.

2

   – Если бы был нож, пистолет, просто какая-то дубинка, но как можно одним ремнем задушить двух человек и не один из них не поднял шума, не стал кричать? – спрашивал Андрей, пытался доказать следователю необоснованность его доводов.
   Следователь задумался на несколько секунд и, нарочито не выходя из своей задумчивости, заговорил:
   – Не надо пытаться прикидываться овечкой. Или ты считаешь, я недостаточно о тебе знаю? Какая твоя армейская специальность? Ну, что молчишь? Правильно, теперь ты понял, что своим вопросом, ты только подтвердил свою вину. Твоя армейская специальность – диверсант-подрывник, а это значит, все два года тебя учили убивать, и не только из любого вида оружия, но и голыми руками. И убивать так, чтобы не было никакого шума. Но если хочешь, я тебе скажу, как ты убил: сначала, ударом по горлу ты нейтрализовал мужчину, потом ты задушил ремнем женщину, после нее тем же самым ремнем докончил мужчину. Это подтверждает и экспертиза.
   – Она подтверждает, что именно я это сделал?
   – Нет, следов ты не оставил. Но остались свидетели. А вот свою сказку о незнакомке, которая подсыпала тебе снотворное в коньяк, прибереги для таких же незнакомок, – говорил Андрею следователь и в его голосе чуть заметно, но улавливался сарказм. – Впрочем, едва ли ты скоро с какой-либо незнакомкой встретишься, если вообще встретишься когда-либо. Ты еще потребуй, чтобы провели экспертизу на обнаружение присутствия снотворного у тебя в крови.
   – А почему бы и нет? – Андрей пытался побороть страх, он знал, что бывает за двойное убийство, да и следователь не скрывал, что ему совершенно конкретно светит сто пятая, пункт второй, и Андрей видел, что следователь смотрит на него, как на верблюда, который пытается пролезть в игольное ушко и для этого хочет доказать, что он не верблюд.
   – А потому, что кто тебе мог помешать самому выпить снотворное, после того, как ты вернулся из той квартиры? – задал очень логичный вопрос следователь. – Так, на всякий случай, мало ли, и если что, можно будет сказать: "Я спал всю ночь, меня усыпили, не верите? Посмотрите, у меня в крови полно снотворного". Вот этот самый случай тебе и подвернулся сейчас сказать это. Только, сам чувствуешь, все равно не поможет. – Следователь был разговорчив, он был разговорчив, потому что был доволен – убийца пойман, и пойман быстро, и никакие отговорки ему не помогут, доказательства перевесят все.
   – Хорошо, – согласился Андрей почти безразлично. – Но почему их так быстро нашли, кто сообщил в милицию, о двух убитых?
   – Их так быстро нашли, потому что тебе не повезло. Ведь не найди их так быстро, ты мог бы обнаружить, что потерял документы, и догадался бы где именно, поехал и забрал бы их оттуда, из той квартиры. Мы тебя, конечно, все равно бы вычислили, но на это ушло бы больше времени. Но, еще раз повторю – тебе не повезло. Рано утром они собирались со своими знакомыми, у которых тоже такой же маленький ребенок, только девочка, ехать на дачу. Эти их знакомые, сначала все никак не могли дозвониться до Татьяны и Александра, ни по домашнему телефону ни по мобильному. Тогда они поехали к ним, тем более, все равно должны были заехать за ними на своей машине. Но на звонки в квартиру дверь тоже никто не открыл. Возможно, они так и уехали бы ни с чем, но женщина, подруга Татьяны, заметила, что дверь закрыта не плотно. Она толкнула ее, дверь и открылась.
   – И второе, в чем тебе не повезло, – продолжал следователь, – ты рассчитывал, что мужа твоей знакомой не будет дома, он должен был работать той ночью, но именно потому что они собрались ехать с друзьями на дачу. Возможно была небольшая борьба, прежде чем ты обездвижил мужчину, но именно во время этой борьбы ты и выронил свои документы. Кстати, допускаю, что ты не собирался убивать женщину, но из-за оказавшегося дома мужа, пришлось. Возможно, она стала кричать, когда муж ее упал после твоего удара, ты не нашел другого способа, как ее успокоить, кроме ремня на ее шее.
  Андрей чувствовал в себе безволие, неприятное отвратительное безволие, которого он никогда раньше не ощущал, оно появилось вместе со страхом, и он знал откуда эти и страх и безволие – он невиновен, но он абсолютно беспомощен, он ничего не может доказать, да и следователю не нужно, чтобы Андрей что-то доказывал, следователя вполне устраивает, что преступник пойман, и так быстро. И Андрей все сильнее ощущал это безволие. Если сильный, полный энергии человек вдруг, в одно мгновение станет паралитиком, то в первые, часы, дни, недели он ощутит именно такое безволие и страх. Наверное, морально, духовно слабому человеку легче примириться с потерей свободы. А может это было больше похоже на безволие раба, на безволие человека, которого сделали рабом и который сколько угодно может твердить, что он свободный человек, но никому до этого нет дела – был свободный, стал рабом, и это всех устраивает, кроме только того, кого превратили в раба.
  Но безволие и страх были внутри Андрея, лишь на какие-то мгновенья они проявлялись и он с ними пытался бороться.
   – Но зачем я их убил, за что? Что мне от них нужно было? Я их ограбил? – все же еще пытался доказать следователю бессмысленность обвинения Андрей.
   – Вот это ты и должен сказать, – спокойно проговорил следователь. – Так за что ты убил, какая причина?
  – Не знаю, – ответил Андрей. – И вы, насколько я понимаю, тоже не знаете. Вам, наверное, было был очень приятно, если бы я пофантазировал и выдумал эту самую причину.
   – А ее не нужно выдумывать, – следователь глядел в глаза Андрея, а Андрей видел, что в глазах самого следователя мелькают довольные даже веселые искорки, которые он тут же гасил, пытаясь скрыть. – И если ты не хочешь назвать ее, эту причину, я могу это сделать за тебя. У меня в этом вопросе от тебя секретов нет, – пошутил он, и продолжил серьезно: – Ты раньше встречался с убитой и ты не смог ей простить, что она вышла замуж за другого.
   – Я? Встречался?! Я не знал ее никогда.
   – Правда? А говорил только что о ней, как о хорошо знакомом человеке.
  – Вы мне показали фотографию этой девушки и ее мужа, о фотографии я и говорю, что та, чью фотографию вы мне показывали, незнакома мне, я никогда не видел ее и никогда не знал.
   Следователь покивал, как бы соглашаясь с Андреем, но тут же стал объяснять ему, какой он, Андрей, наивный:
   – Девять лет назад, до того, как ты с родителями, твои родители тогда еще были живы, переехал на новую квартиру, Таня жила по соседству, рядом с тобой, ты не мог не обратить внимания на такую красивую девочку.
   – По соседству со мной жили сотни красивых девушек. Я тогда встречался с Ленкой из соседнего дома.
   – Тогда, это когда? – сразу заинтересовался следователь.
   – Вы сами сказали – девять лет назад. А девять лет назад я как раз вернулся из армии, и где-то через полгода мы переехали на новую квартиру – наши дома, пятиэтажки начали сносить. Поэтому я не могу не помнить, с кем я тогда встречался.
   – Не спорю, – следователь расслабился, поняв, что не поймал Андрея на нелогичности. – Но ты мог встречаться и еще с десятком девушек, в их числе могла быть и Таня. Не сомневаюсь, что она и была.
   – И через девять лет я пришел и убил ее и ее мужа, за то, что она за него вышла замуж? Не слишком ли это долго ждать – девять лет?
   – Я тебе уже дал понять, что если назовешь еще какую-то причину, почему ты убил их, я с удовольствием выслушаю, – с прежней легкой насмешливой издевкой сообщал следователь. – А сейчас, как рабочий вариант рассматривается только эта причина, она же и повод. Ведь ты не взял ничего из квартиры, даже деньги, которые лежали практически на виду. А что касается той, с которой, как ты говоришь, провел ночь, которую ты называешь Викой, вот в этом я очень сомневаюсь, что она существует.
   – Но не сомневаетесь, что я ждал девять лет, чтобы прийти к той, которую зовут Таня и убить ее.
   – Бывает еще и не такое. Тем более, с ней, с Таней, ты мог встречаться еще до армии, а когда вернулся, она нашла себе уже другого. Возможно, это был не ее муж, но это не важно, просто другой, и все. А ревность делает людей злопамятными. Особенно людей волевых, сильных. Таких как граф Монте-Кристо, – снова пошутил следователь. – И еще, почему не предположить, что последний раз ты встречался с Таней не за девять лет до убийства, а за девять дней?
   – На такие предположения должны быть основания.
   – Ну а как же без оснований, – на лице следователя появилась улыбка Джоконды, – один из свидетелей, которые видели тебя выходящим из дома в ночь убийства, утверждает, что видел тебя и раньше, недалеко от дома убитой, приблизительно за неделю до той ночи, и главное, видел не одного, а догадайся с кем? Правильно, тебе и догадываться не надо – с Татьяной.
   Андрей не знал, что на это можно ответить. Потребовать, чтобы свидетель сказал точно, когда именно он его видел, а самому постараться вспомнить, где он был в это время, с кем. Но тот ответит, что точно не помнит, может за пять дней до убийства, может за десять, но то, что он его видел, он будет в этом уверен. Андрей почувствовал бешенство, сейчас он действительно мог убить, этого свидетеля, который утверждал, что видел его целых два раза и в одном случае даже с той Таней, о которой Андрей понятия не имел до ареста.
   – Но можно попробовать найти Вику, – сказал Андрей, хотя и понимал, что сказал глупость.
   – Подскажи, как ее найти, что ты о ней знаешь кроме имени?
   – Больше не знаю ничего. Да и имя может быть не такое.
   – В таком случае, она плохая кандидатура для твоего алиби.
   Разговоров еще было много, но на всех допросах все сводилось к одному – Таню и Сашу убил Андрей, и улик и свидетелей для этого хватает.
   А потом суд. И пятнадцать лет. Решили, что этого достаточно, и сидевшие с ним в тюрьме, говорили, усмехаясь, что Андрею повезло, легко отделался. И действительно, можно было считать, что повезло, ведь прокурор требовал "пожизненное".

3

   Полгода. Полгода прошло. Осталось еще четырнадцать с половиной лет. На воле месяц не тянется так долго, как здесь, в лагере, тянется день. Когда Андрей сказал это, так, между делом, одному из своих товарищей по зоне, его звали Философ, тот усмехнулся:
   – Чем дольше тянется день, тем дольше будешь жить, количество дней отведенных тебе Создателем не уменьшается, а дни длиннее, значит и проживешь дольше.
   – Да, – не мог не согласиться Андрей, и добавил: – Но если ты такой оптимист, сядь задницей на раскаленную плиту, через пару минут тебе покажется, что прошла уже вечность. Не хочешь прожить такую вечность?
   – Не, Седой, я не оптимист, я реалист, – сказал Философ, давая понять, что на раскаленной плите его заднице нечего делать.
   Философ назвал Андрея "Седым". "Седым" Андрея прозвали еще в тюрьме, хотя он не был не только седым, но даже светлыми его волосы нельзя было назвать. Но когда он несколько дней не брился, оказалось, что волосы на его бороде чуть ли не на половину седые, его борода была то, что называют "соль с перцем". Тогда его и стали называть сначала Седобородый, а потом просто Седой.
   – И еще, – продолжил Андрей. – Каждый из таких дней проходит совершенно бесполезно.
   – Можно думать, – снова не согласился Философ. – От этого не меньше пользы, чем от работы кувалдой на воле.
   – Мысль никак не проявленная, не написанная хотя бы на клочке бумаги – ничто.
   – Когда выйду, тогда и запишу, – пообещал Философ. – А пока просто думаю. Через полгода у меня будет под рукой и бумага и все мои мысли, которые есть сейчас.
   – Да, тебе можно философствовать, ты уже через полгода откинешься.
   – А ты рвани, и раньше меня будешь на воле, – не то пошутил, не то серьезно сказал Философ.
   Философ сказал это, но он не знал, что с самого первого дня, как только оказался здесь, Андрей постоянно думал об этом. Даже еще раньше, еще на пересылке, Андрею уже приходила мысль о том, что он не выдержит пятнадцати лет. Не потому что не хватит сил, но его угнетала несправедливость. Он не говорил больше никому, что он не виноват, не потому только что ему никто не верит, а просто это было глупо. Хотя один человек, может быть ему и верил, во всяком случае, сомневался в вине Андрея – следователь. Он никогда этого не говорил, но Андрей чувствовал, что следователь, который вел его дело, в чем-то сомневался. Но сомнения не помешали ему. Да и что такое сомнения? Всего лишь неуверенность. А улики такие, что и доказывать ничего не надо – все на своих местах. И, отбросив сомнения, следователь передал дело в суд. Да его и торопило начальство – есть план, а тут двойное убийство и раскрыто даже не тепленьким, а еще горячим. За такое как раз и похвалят, и не только похвалят, а может и по лишней звездочке на каждый погон привинтят.
   Философ не знал, о чем думал Андрей, но за годы проведенные в лагере, он научился понимать и видеть многое, и знать. И он добавил к своему шутливому совету о побеге.
   – Но есть две вещи, о которых ты еще не скоро сам узнаешь и дойдешь, если никто тебе не подскажет, поэтому подскажу я. Первое – стоит тебе только заикнуться при ком-то, сказать случайную фразу, типа: "Сейчас бы домой, хоть на недельку", или даже еще проще: "А когда на воле, кажется даже птички по-другому поют", об этом сразу станет известно операм. И все, красная полоса на личном деле тебе обеспечена. А это значит, что формально ты будешь иметь совершенно одинаковые права с другими зеками, но постоянный контроль сделает твою жизнь здесь хуже демидовской каторги, и четырнадцать с половиной лет, которые тебе остались, ты уж точно не протянешь. Никто не станет вникать в обоснованность подозрений, потому что у них принцип – лучше перебдеть, чем недобдеть. И второе: за все годы, которые я здесь провел, я еще ни разу не слышал, чтобы даже удачный побег сделал кого-то счастливым, потому что просто сидеть здесь легче, чем постоянно прятаться на воле, это уже не воля, когда постоянно прячешься. И еще запомни: слово "побег" здесь самое страшное, страшнее, чем слово "убить". Почему я все это тебе сказал? А потому – еще с самых первых дней, как ты здесь, я заметил, "кум" на тебя косо посматривает.

4

   Высокая стройная сосна – гораздо выше других, стоявших поблизости – громко треснув, медленно стала клониться вбок. Андрей, выдернул из пропила бензопилу. Быстро, как только можно быстро идти по глубокому, чуть не по колено снегу, отошел с ней в сторону. Вальщик, напарник Андрея, которого называли почему-то "Звонарем", во всяком случае не из-за фамилии, фамилия у него была Сидоров, с силой толкал длинный шест, упираясь им в ствол сосны. Визгливо затрещав ломающейся древесиной, сосна стала падать быстрее. От оставшегося торчащим из снега пня, сосна отщепила недопиленный кусок дерева, у спила он был несколько сантиметров в толщину, в две-три ладони шириной и длинной около полуметра, к концу сужался, напоминая наконечник огромного копья.
   Напарник Андрея, уронив в снег шест, тоже стал отходить от падающей сосны. Спиленное дерево не упало в тот промежуток между деревьями, куда Звонарь рассчитывал оно должно упасть. Вместо этого сосна повалилась на верхушки других сосен. Своей тяжестью, увеличенной падением, она вначале согнула их, но почти сразу деревья, на которое упала сосна спружинили, стали распрямляться, отбросили обратно, назад, завалившуюся на них сосну.
   – Звонарь, у...бывай, – закричал Андрей и бросился к напарнику.
   Зачем Андрей побежал к нему, он и сам не знал, он побежал к Звонарю, как другой на его месте постарался бы отбежать подальше. Ни страха или волнения за здоровье своего напарника у него не было, они были просто напарниками по работе и не больше. И в любом случае Андрей не успел бы и не смог ничего сделать. Но в нем сработал какой-то инстинкт, рефлекс, который не позволил ему спокойно смотреть на то, что сейчас случится.
   С силой большей чем таран, которыми когда-то разбивали ворота крепостей, сосна ударила не успевшего отскочить в сторону вальщика. Торчавший на краю бело-желтого спила кусок дерева длинной около полуметра и в несколько ладней шириной с легкостью, с какой острый нож пробивает мокрую газету, пробил телогрейку Андреева напарника, ударив в живот, и мгновенно выскочил из спины, раздробив позвоночник. Этот кусок дерева, напоминавший огромное острие меча, так быстро прошло сквозь тело человека, что вышел из спины, почти не измазавшись кровью. Звонарь даже не вскрикнул, он только захрипел, когда повис на огромной щепке, как большая тряпичная кукла, разорванный почти полностью на две половины.
   Андрей успел увидеть это, и тут же с него самого сорвало шапку – это небольшие ветви спиленной сосны хлестнули его сзади по голове, и сразу за этим он почувствовал сильный удар чуть сбоку от затылка – это уже ударила его толстая ветка, которая была сама величиной с небольшое дерево. Андрей полетел в снег, на какие-то секунды потеряв сознание. Но в себя он пришел почти сразу, он понял это по голосам людей, которые уже увидели, что произошло, но еще не успели подбежать.
   Андрей хотел подняться. Но тут услышал рядом голос конвойного:
   – Во, бля, сразу двоих.
   И Андрей решил "не приходить в сознание". Сейчас поймут, что он жив, только без сознания, отнесут в медчасть, при ней есть небольшой стационар, побыть хоть несколько дней на "больничке" даже глупый не откажется. Эта мысль быстро мелькнула в голове Андрея, несмотря на случившееся. А в общем-то, что случилось? – умер еще один зек, здесь это волнует кого-то не больше, чем наводнение в Тунисе.

5

   Андрей хорошо знал симптомы сотрясения мозга и "косить" ему было нетрудно, да и небольшое сотрясение у него, кажется, было на самом деле, но в любом случае он не рассчитывал, что продержат его здесь больше недели, максимум дней десять. И четыре дня уже почти прошло.
   Во всей палате, рассчитанной на десять человек, сейчас лежало только трое: Боцман – парень примерно такого же возраста как и Андрей, в драке, а точнее это была не драка, его избили двое из лагерного "актива", у него была сломана нога и подбит глаз, синяки и ушибы, естественно не в счет, глаз был не просто подбит, была повреждена роговица, в условиях лагерной санчасти Боцман вполне мог рассчитывать на то, что его глаз никогда больше видеть не будет; еще – Опёнок, щуплый, невысокого роста, пятидесяти с небольшим лет, выглядел он на все семьдесят, он жаловался на сердце, но всю медицинскую аппаратуру здесь заменял фонендоскоп, так что доктор – не из зеков, вольный – не мог решить, дать ли запрос администрации на перевод Опенка в тюремную больницу, или отправить его обратно в барак, чтобы честно трудился; и третьем в этой палате был Андрей.
   Окно с толстой решеткой (хотя при желании выйти из палаты на улицу через дверь можно было свободно) казались грязно-желтыми от падающего снаружи на пыльное стекло света фонарей. Ночь еще не наступила, но стемнело уже несколько часов назад.
   – Жена пишет, что ждет, – проговорил Опенок, и казалось сказал он это не кому-то, а только самому себе.
   – А чё ей еще остается? – отозвался все же Боцман. – Ей сколько лет-то? Пятьдесят будет уже?
   – Сорок девять. Год и восемь месяцев и еще неделю осталось ждать. Завтра уже будет не неделя, а шесть дней.
   – Значит, когда придешь, ей будет уже пятьдесят один.
   – Если приду, – тихо усмехнулся Опенок.
   Он замолчал. Боцман тоже ничего не говорил. Андрей посмотрел на него. Тот лежал на кровати, закрыв здоровый глаз (другой закрывал бинт), и на лице, под кожей его шевелились желваки.
   – Суки, козлы, – вдруг заговорил он со злостью, сквозь зубы. – Еще прессануть обещались, когда с больнички выйду. Гондоны, колючей проволокой штопанные. Ну, гадом быть, если мне не жить, так и им. Вышак один хер отменили, а на остальное нассать. Я без окуляра, бля, останусь, они оба закроют каждый.
   Боцман выговорился и замолчал.
   Снова тихо заговорил Опенок.
   – Ты, Боцман, метешь вот метлой своей, а откуда тебе знать, что я не пойду завтра к куму и не стукану ему о твоих угрозах. А?
   Андрей понял, Опенок совсем не себя имел с виду, а его, Андрея, он ведь всего несколько месяцев здесь и никто ничего толком о нем не знает, что он за человек и на что способен.
   – Мне похрену, мне здесь уже не жить, козлы от меня не отстанут.
   – Если на один глаз ослепнешь, могут на инвалидную зону перевести.
   – Ага, жди. Если бы руки не было или ноги, а без глаза инвалидом не считается.
   – А вот с двумя, когда не видят, считается, что инвалид, – не успокаивался Опенок. – А у меня один знакомый, на воле еще, вот так вот поранил один глаз случайно, а ослеп на оба. Глаз это такой орган, что не поймешь, где начинается один, а где кончается другой.
   – Ну ты, Опенок, утешил, бля. Да даже, если что и так. Да лучше червонец лишний отмотаю, чем слепым останусь.
   Все некоторое время молчали, потом Опенок обратился к Андрею.
   – Я слыхал, ты художник. А чего тогда елки валишь, а не придурком подъедаешься?
   Андрей не понимал, то ли Опенку просто скучно и хочется поговорить, то ли он решил проверить его. Но Андрею это было безразлично.
   – Здесь уже есть два художника, – ответил он.
   – Ты, говорят, хороший. Нарисуй, вон, портрет хозяину. Понравится ему ты станешь за место кого из тех двоих.
   – Вот именно, за место кого-то, – думая совсем о другом, проговорил Андрей.
   – Принципиальный, значит, – не успокаивался Опенок. – Здесь зона, а не английский клуб, в котором Пушкин в картишки поигрывал, здесь благородство не в моде и за долги отсюда не выгонят. А жаль. Все же хорошо иметь дело с благородными людьми, попал к примеру в их компании в зону, проиграл и говоришь, а нечем мне долг отдать, а они тогда говорят, чтоб пусть начальство выгнало его из этого лагеря, потому они с ним вместе находиться с таким нечестным в одной зоне не хотят. И выкинуло бы начальство, никуда не делось бы, в те времена у зеков авторитет был перед начальством.
   – Это смотря какой зек, – не согласился Боцман. – Если граф какой, то конечно, а если такая голодрань как ты.
   – А с другой стороны, если хозяин тебе придурошное место обеспечит, – продолжал Опенок приставать к Андрею, – значит, становишься ты тут же активистом. Опять же выгода, встал, значит, на путь исправления, как они охарактеризовывают, и срок, значит, тебе скостят.
   – Это точно, стал козлом и гуляй, – согласился Боцман и зло добавил: – Суки.
   Опенок посмотрел теперь на Боцмана.
   – А ты, – сказал он, – если свяжешься с активистами, одним червонцем не отделаешься.
   – А я уже сказал, что...
   Боцман не договорил. Дверь в палату резко открылась.
   Вошли трое. Первым прошел в палату врач – мужчина лет сорока, маленький и щуплый, в больших очках с толстыми линзами, он надевал почему-то всегда зеленовато-синий халат, напоминающий о хирургическом отделении.
   – Значит договорились, Николай Петрович, – чуть обернувшись, говорил доктор, – до города я доеду с вами.
   – Естественно, – отвечал входящий вслед за ним мужчина в военной форме с погонами подполковника внутренних войск, это был начальник лагеря, внешне он был противоположенностью доктора – крупный и упитанный, с толстыми румяными щеками. – Какой разговор, Игорь Вадимович, – продолжал подполковник, в голосе его слышалась шутливость, – а то ведь опоздаешь на день рожденья к любимой женщине, потом и на свадьбу не пригласишь.
   Доктор ничего не ответил, только чуть заметно смущенно улыбнулся. Он сразу отошел в сторону и, засунув руки в карманы халата, встал у стены, сбоку от двери.
   И последним был капитан – начальник оперативной службы – чуть выше среднего роста, довольно крепкого сложения, ему было около сорока. Войдя в палату, капитан не глядя, за спиной толкнул рукой дверь, она захлопнулась.
   Опенок и Боцман стали подниматься со своих кроватей. Андрей, посмотрев на них, тоже сел сначала на кровать, потом медленно поднялся на ноги.
   Медчасть и кабинеты сотрудников лагеря располагались в одном здании, так что ничего удивительного не было, что начальник зоны и начальник оперслужбы зашли в палату медчасти.
   – Ну вот, – заговорил подполковник, – всего трое больных. А везде палаты переполнены. Это о чем говорит?
   Подполковник спросил, только было непонятно, кому именно он задал этот вопрос. Но, видимо, он и не ждал ответа, и по его голосу и по блеску в глазах было заметно, что он успел уже выпить и не простой воды, а что-то что содержало в себе спирт.
   – Ну, – продолжил подполковник, – какие есть жалобы, претензии?
   – А нету у нас ничего, гражданин начальник, – ответил за всех Опенок.
   – Это хорошо, что у вас ничего нету, – с усмешкой, в которой чувствовалась издевка, передразнил Опенка капитан, он тоже, видимо, выпил вместе с подполковником, но это было почти незаметно. – Но если у вас нет, у нас найдутся.
   На этот раз Опенок промолчал, он знал, что любое, самое невинное слово может обернуться против него.
   А капитан взглянул на доктора, а потом кивнул в сторону Боцмана.
   – Этот, когда полагаете, сможет вернуться в отряд?
   – У него еще нога не полностью срослась. А что касается глаза, я думаю, не отправить ли его в больницу?
   Услышав о больнице, Опенок затоптался на месте, но промолчал.
   – Давайте этот вопрос вы обсудите со мной, прежде, чем решите подавать запрос на перевод в больницу.
   – Я в любом случае, запрос должен быть прежде утвержден вами и начальником, – доктор посмотрел на подполковника.
   Подполковник, соглашаясь кивнул, и обратился к капитану.
   – Слушай, какого черта, мы сюда пришли? – заговорил он снова. – Нас же ждут. Я тебя познакомлю с такой женщиной... А нам ехать по такой дороге до города полчаса, если не больше. А женщин нельзя заставлять ждать, потому что эти курвы вечно строят из себя обиженных.
   – Пять минут не устроят, – успокоил капитан подполковника.
   Капитан посмотрел на Андрея. Сделав несколько шагов, подошел к нему.
   – Зашел, чтобы тебе, конкретно тебе сказать... – заговорил капитан, в упор глядя в глаза Андрея, но, недоговорив, обернулся к подполковнику: – Ты видел его глаза.
   – Что он баба, чтобы я рассматривал его глаза, – проговорил подполковник, ему явно хотелось поскорее закончить все эти разговоры и ехать к женщинам, которые их ждали.
   – Вот именно, не баба, поэтому я и обратил внимание на его взгляд. – Он снова повернулся к Андрею и снова в упор посмотрел на него. – Я обратил на тебя внимание в первый же день. Я видел таких, как ты, и знаю, кроме неприятностей от тебя ждать нечего. – Капитан говорил это и одновременно указательным пальцем сильно ударял Андрея в грудь. – Но первая неприятность, которую ты устроишь, будет и последней. Ты сомневаешься в моих словах?
   Палец капитана ударял словно по нервам, возможно, капитан знал, что делает и знал, как вывести из себя, раздражить человека и ему хотелось посмотреть, насколько это раздражение проявиться в глазах, во взгляде Андрея.
   Но тут случилось то, чего капитан не ожидал. Он хоть и знал, разбирался в психологии людей, во всяком случае, заключенных, но он не мог даже предположить, представить того, что произошло дальше.
   Впрочем, едва ли он успел понять, даже просто подумать о чем-то, все было мгновенно и неожиданно: резко, почти неуловимо для взгляда, рука Андрея, только что расслабленная, безвольно висевшая, вдруг с силой сжала запястье капитана, в то же время слегка повернулась, приподнявшись чуть выше. Капитан, не сдержав стона от боли в суставе плеча, наклонился так резко, словно человек пытавшийся поймать на лету выскользнувший хрупкий предмет, он сложился чуть ли не пополам, голова его оказалась почти на уровне колен Андрея. И в это же мгновенье другая рука Андрея не дала продлиться этому стону – резко и сильно она опустилась на правый бок капитана, у поясницы.
   Андрей отпустил кисть начальника оперчасти и тот с грохотом, по которому было понятно, что от удара по печени он потерял сознание, свалился на пол.
   То что произошло не было для Андрея моментом вспышки, глупого необдуманного раздражения, которое он не сумел сдержать, он был не из тех, кто не умеет себя сдерживать. Случившееся было словно бы запрограммировано в нем. Он давно решил не упускать любую, первую подвернувшуюся возможность, и вот она появись. Он подумал об этом почти в первую секунду, как только все эти трое людей вошли в палату, но в первую секунду, это была еще только неосознанная надежда, мелькнувшая в подсознании, что, возможно, это именно тот случай. И независимо от него, в его голове тутже стали прокручиваться варианты – ведь еще в армии его научили, что удобная возможность дважды не повторяется – судьба не человек, наступающий дважды на одни и те же грабли.
   И все, что Андрей делал дальше, словно не зависело от него, в большей степени работали натренированные инстинкты и рефлексы – они следили, контролировали все происходящее, принимали решения, а тело действовало. Единственно решение, которое он полностью мог принять сам – продолжать или остановиться. Но тут вопроса не было – остановиться, значит упустить случай, возможность. Какое наказание будет, если все сложится неудачно, не имело теперь значения, оно не будет большим чем то, что он уже заслужил, напав на опера.
   Ближе всех к двери стоял доктор. И Андрей сразу уловил еще даже не движение, а скорее желание доктора выбежать из палаты. Перескочив через лежащего капитана, после второго прыжка Андрей оказался у двери. Но между первым и вторым прыжком было мгновенье и это тоже было непроизвольным расчетом – перепрыгнув через капитана, Андрей оказался рядом с начальником лагеря. Как бы походя, между делом, рука его ребром ладони ударила подполковника ниже челюсти, по горлу, и, не дожидаясь реакции на этот удар, Андрей уже стоял у двери, преградив доктору дорогу.
   – Ключи, – проговорил Андрей взглянув на доктора, он сказал это негромко, но в негромком голосе звучал приказ, которого трудно было ослушаться.
   – К-какие ключи? – слегка запнувшись от подступившего к горлу кома, не понял доктор.
   – Все, какие есть, – объяснил Андрей.
   Доктор сунул руку в карман халата, достал оттуда связку ключей на стальном блестящем кольце. Протянул их Андрею.
   По правилам таких замков, которые можно открыть и снаружи и изнутри в помещениях, где находятся заключенные не должно быть. Но это был административный корпус, и во всех дверях здесь были обычные замки, и в палате стационара тоже. Замок не стали убирать, когда комнату превратили в палату для больных, лишь снаружи навесили задвижку.
   – Какой от этой двери? – быстро спросил Андрей.
   – Вот, этот, – указал доктор на один из ключей пальцем.
   Андрей сунул ключ в замочную скважину и закрыл дверь изнутри.
  – Я не хочу вас калечить, доктор, но вы уйдете на пенсию по инвалидности, если только попытаетесь крикнуть. Ложитесь на пол.
   Доктор послушно лег на пол, даже руками прикрыл голову, словно спасался от взрыва.
   Андрей сдернул простынь со своей кровати, оторвал от нее полоску сантиметров двадцать шириной, быстро скрутил е в жгут, потом сложил вдвое, выпустил один конец из руки и, скрученный жгутом кусок простыни сам быстро свернулся, превратившись в веревку.
   Начальник лагеря стоял на коленях и, упираясь одной рукой в пол, другой держался за горло, кашлял.
   Андрей шагнул к нему.
   – Тише кашляй, – сказал Андрей и ударил ногой по упиравшейся в пол руке.
   Начальник, потеряв опору, ткнулся лбом в пол, потом растянулся на нем во весь рост, лежа на животе. Кажется, он хотел что-то сказать, но из-за кашля, который он теперь по приказу Андрея старался сдерживать и, возможно, и из страха, он не мог выговорить ни слова, ведь подобного – он оказался заложником спецконтингента, зека – с ним еще не случалось, да и неожиданность и быстрота, с какой все произошло, видимо, вызвали в нем растерянность и шок.
   Андрей вывернул его руки за спину и быстро связал их сделанной из куска простыни веревкой. Мельком взглянул на доктора. Тот лежал и не шевелился.
   Тогда Андрей подошел к капитану, который все еще не пришел в себя, вынул все из его карманов – там были документы, деньги, мобильный телефон... Неожиданно, под мышкой Андрей нащупал рукоятку пистолета, торчавшую из кобуры.
     – Какое нарушение устава – оружие и на территории зоны? – Он и удивленно и насмешливо посмотрел на подполковника.
    Тот уже более-менее справился с кашлем.
   – Идиот, – обругал начальник старшего опера, но тут же и заступился, оправдывая: – Мы же собирались уезжать.
   – Наш опер, значит, на свидание с женщинами берет с собой ствол. Ну хорошо. – Андрей сунул пистолет за пояс. – У тебя тоже есть?
   Подполковник отрицательно покачал головой. Но Андрей подошел к нему и обыскал. У начальника оружия не было, документы Андрей не стал забирать, только мобильник бросил к вещам капитана, лежавшим на полу в куче.
   Он снова подошел к капитану быстро стал его раздевать.
   – Эй, парень, – решился наконец заговорить немного пришедший в себя Опенок.
   – Помолчи, – не оборачиваясь, сказал Андрей, он сдернул уже с капитана ботинки и стягивал теперь брюки.
   Когда Андрей вытаскивал из рубашки руки капитана, тот слегка пошевелился, открыл мутные глаза. Андрей не стал ждать, что скажет или спросит капитан. Коротко, с силой он ударил ему снизу в челюсть. Зубы капитана лязгнули, глаза закатились, оставив видными только белки, потом закрылись и капитан опять заваливаться набок.
   Андрей сбросил свою одежду и начал переодеваться в форму капитана внутренних войск.
   Переодевшись, Андрей снова начал разрывать простынь на полоски, делать из них веревки. Раздетого до трусов капитана Андрей затащил на кровать, связал ему руки и ноги, привязал к кровати так, что тот придя в сознание, сможет разве что немного шевелиться. Потом он сделал кляп, засунул его в капитану рот.
   – Доктор, – позвал Андрей.
   Доктор приподнялся, упираясь руками в пол, посмотрел на Андрея.
   – Вас я тоже свяжу. Давай, иди на кровать, там удобней, да и ползать не будешь по всей палате.
   Не говоря ни слова доктор поднялся с пола и подошел к кровати.
   – Седой, – снова услышал Андрей голос Опенка.
   Андрей обернулся.
   – Я тоже с тобой, – сказал Опенок.
  – Приготовьте для себя веревки, – вместо ответа сказал Андрей, – тебя с Боцманом я тоже свяжу.
   – Это понятно, – согласился Опенок. – Но почему не взять меня?
   – Ты что ложных опят объелся или мухоморов? Тебе меньше двух лет осталось.
  – Как я мог объесться, нас грибами здесь не кормят, особенно зимой. А сколько мне осталось лучше тебя знаю.
   – А чё, правильно, – поддержал Опенка Боцман. – Я бы тоже с вами рванул, да бля у меня нога сломана.
   – Ты еще забыл сказать, что глаз не видит, – подсказал Опенок.
   – И глаз тоже, – согласился Боцман.
   – Седой, – Опенок подошел ближе к Андрею, – мне теперь нельзя оставаться, вон гражданин подполковник сидит на полу и все слушает. А мои слова, что я тебя просил взять с собой, это уже попытка к побегу.
   – Чтобы бежать, когда тянуть осталось меньше двух лет, нужна причина. – Андрей говорил и одновременно быстро рвал простыни и делал веревки.
   – У меня есть причина. И даже много, – продолжал уговаривать Опенок. – Одну причину я тебе уже сказал – вон хозяин наш сидит и все слышит, что я говорю, это первая причина. А теперь слушай вторую. Когда ты попал на больничку, сколько здесь людей было? Помнишь? Шестеро, с тобой семь. На следующий день, осталось только трое: ты я и Боцман. Почему четверых выписали сразу в один день? Не знаешь? А я догадываюсь. Спроси вон у доктора, кто приказал всех почти назад в бараки отправить? Он, – Опенок указал на лежащего на кровати связанного капитана, – кум. А зачем ему это надо было? А затем же, зачем он и сегодня зашел сюда.
   – Ты говоришь много, но я ничего не понимаю. Давай руки.
   – Погоди. Сначала Боцмана свяжи, а я договорю.
   – Ладно. Боцман, ложись и руки за спину.
   Боцман некоторое время раздумывал, но он не успел забыть, как Андрей в несколько секунд уложил и кума и хозяина, он понимал, что сопротивляться бесполезно.
   – Смотри, видишь, думает, – снова заговорил Опенок. – Прикидывает своей репой, справится он с тобой или нет. А чего ему думать? Ему ведь должно быть выгодно, чтобы ты его связал, потому что, если не свяжешь, у него тогда два выбора: или сразу поднять шум, развязать кума, и значит, стать козлом, или молчать и стать соучастником побега. А это не выбор. Выбор единственный, чтобы ты его связал и хорошенько, а он думает.
   – Ты чего лепишь, Опенок, у тебя крыша съехала? – злобно возмутился Боцман.
   – А теперь я тебе скажу, – продолжал Опенок, не обращая внимания на Боцмана, – почему почти всех из палаты убрали. А потому, у человека натура такая, чем меньше нарду, тем откровеннее друг с дружкой. Меня оставили так просто, для количества, чтоб не подозрительно. А вот он, – Опенок указал на Боцмана, – он при тебе наседка. И вот зачем кум зашел сегодня – ты все больше молчишь, а он тебя хочет на чем-то поймать, вот он и пришел, чтобы тебя разозлить, а злой человек метет метлой не разбирая – все что в голове, то и на языке, как у пьяного. А ты спроси, правда сломана нога у Боцмана? Спроси у доктора. И спроси, правда у него глаз покалечен? Хрен с морковкой. Он, Боцманюга, целый и здоровый, как арбуз на бахче, и главная его задача – слушать, что ты говорить будешь. За что тебя возненавидел кум, не знаю, но возненавидел, а этот, – Опенок снова кивнул на Боцмана, – его осведомитель, тихушник. Я давно уже это подозревал, еще когда всех разогнали по баракам, а сейчас, когда он сказал, что тоже ушел бы с тобой, уже не сомневаюсь, потому что сказал при хозяине, – Опенок кивнул на подполковника. – Вот и вторая причина, по которой я не могу теперь здесь остаться, а нужно с тобой рвать – потому что тебе сейчас о всех догадках рассказал. Так что у Боцмана теперь два выбора – или я сделаю ему предъяву, или он меня со своими козлами замочит. А ты думаешь, что он выберет?
   Андрей повернулся к доктору.
   – Правда, что у Боцмана нет перелома? Только не гони, доктор, если скажешь, что перелом есть, я проверю.
   Доктор ничего не ответил, он молчал, будто ничего не слышал.
   – Понятно, – кивнул Андрей. – Ладно, Опенок, у тебя теперь действительно выбора нет. Только ведь шансы у нас один к тысяче.
   – А когда срываешься, больше ни у кого не бывает. Тут главное, как повезет, как в картах, подвалит козырная масть, твое счастье.
   В это время Боцман резко вскочил с кровати, бросился на Андрея. Он уже не хромал. Но в метре от него Боцман наткнулся на ногу, попавшую ему в живот, в солнечное сплетение. Казалось, на какое-то время Боцман повис на ноге Андрея. Потом упал гулко ударившись головой о деревянный пол.
   Теперь уже вместе с Опенком Андрей бросил Боцмана на кровать, как и капитана связал его и привязал к кровати, вставил кляп и притянул веревкой, чтобы тот не вытолкнул его как-нибудь изо рта языком. Подошел к доктору.
   – Вы мне ничего плохого не делании, хорошего, правда, тоже, но здесь не делать плохое, уже значит – делать хорошее. Это я к тому, чтобы без обид.
   Доктор кивнул, соглашаясь.
   – Э, погоди-ка, я не пойду же в этом, – указал Опенок на свою одежду, и тоже обратился к доктору: – Я тоже так, чтоб без обид.
   Доктор встал с кровати, снял с себя халат, потом пиджак и рубашку, брюки. Пока Андрей связывал доктора, Опенок быстро переоделся. Потом он осторожно снял с доктора очки.
   – Это главное, – объяснил Опенок, – в них меня любой дурак примет за тебя, доктор.
   Андрей подошел к подполковнику и перочинным ножом, который забрал у капитана вместе с документами и оружием, разрезал веревку, связывавшую руки начальника.
   Опенок посмотрел на Андрея, не понимая, даже раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал пока.
   Подполковник, он уже полностью пришел в себя, сразу все понял.
   – Вы что, действительно хотите меня взять в заложники? – спросил он голосом в котором снова, едва заметно, но начали чувствоваться повелительные нотки.
   – Ну что вы, только сопровождающим.
   – Ты понимаешь, что это значит для тебя? – не обратив внимания на сарказм в голосе Андрея, угрожающе спросил подполковник.
   – Чем меньше понимаешь всего, тем жизнь легче, – вместо Андрея ответил Опенок.
   – Слышал, начальник, что сказал народ? – голос Андрея уже перестал быть насмешливым. – Поэтому – вперед. И учти, даже из этой штуки, – Андрей вынул из кармана ПМ и показал начальнику, – с двадцати шагов я всажу пулю точно между глаз.
   – Тогда может зеленкой запастись у доктора? – вмешался Опенок.
   – Вперед, – снова приказал Андрей, кивнув на дверь.
   Когда все трое вышли из палаты, Андрей закрыл дверь снаружи на ключ, подумав секунду, закрыл еще и на задвижку. Опенок в это время сбегал в кабинет доктора и вернулся оттуда уже в его темно-коричневой дубленке.
   На улице Андрей бросил ключи в сугроб.
   Подполковник всегда сам водил свою машину, у него был джип "КИА" дизель. Андрей приказал подполковнику сесть за руль, но предупредил:
   – Съедем с дороги, забуксуем, тебя положу под колеса, чтобы вылезти из сугроба. Ну, поехали, в город, к девочкам.
   Подполковник ничего не ответил, настроение его снова изменилось, когда он понял, что стал настоящим заложником. Он завел двигатель и тронул машину с места. Ворота "зоны", открылись, когда машина еще только подъезжала к ним.
   
6

   Когда въезжали в город, постовой, стоявший рядом с патрульной будкой, отдал честь, подняв руку с болтавшимся на ней жезлом, хотя снаружи и не видно было, кто сидит в машине. Значит, машину начальника ИТК знают хорошо и никто не станет ее останавливать, на это Андрей и рассчитывал. А чтобы тот не попытался сделать глупость – выпрыгнуть из машины на ходу, Андрей привязал его к спинке сиденья. Так что, руки и ноги у подполковника были свободны, но убежать он не мог.
   – Куда ехать? – спросил подполковник зло, но в голосе слышался и не ушедший страх.
   – Далеко, – сообщил Андрей, но потом решил успокоить подполковника, он понимал, что от страха человек способен на многое, хотя бы просто закричать, когда рядом будет милиция. – Чего ты боишься, мы тебе ничего не сделаем, если только сам не станешь себе рога ломать. Подумай, в зоне остались и доктор и кум, так что нет смысла держать тебя долго, не говоря уже об остальном.
   – Не долго, это сколько? – решил выяснить подполковник.
   – Сам посчитай, через сколько может подняться кипеш? Если по максимуму, ведь все знают, что вы с капитаном поехали к шлюхам, значит, ночь спать не будете, и значит, появиться можете только часам к трем.
   – Лекарь наш тоже очень удачно собрался на день рожденья, да еще к любимой женщине, – подсказал Опенок.
      Андрей кивнул на слова Опенка.
   – Это получается восемнадцать часов у нас есть, – продолжил Андрей. – Но это по максимуму. Но считать будет по минимуму – до семи утра. Сейчас девять вечера, если не какая-то случайность, у нас есть десять часов. Вот через десять часов ты и будешь свободен. За это время, опять считая по минимуму, проедем километров пятьсот. Не так уж и мало. Хотя желательно раз в пять побольше.
   – И тогда отпустите?
   – Не шути. Зальем полный бак солярки, чтобы печка работала и не замерз, привяжем к сиденью, мы даже тебе радио оставим.
   – И сиди балдей, – снова подал свой голос с заднего сиденья Опенок.
   – Зачем я вообще вам нужен. Могли меня вместе с другими связать и оставить.
   – А если нас кто-то тормознет?
   – Значит, я вам нужен для отмазки.
   – А ты этого еще не понял?
   – А если я не стану?
   – Тогда действительно превратишься в заложника. Для нас это очень паршивый вариант, но для тебя еще хуже.
   Подполковник ничего не ответил. Он продолжал вести машину, но по его лицу было видно, что он напряженно думает.
   Они проезжали центр города, справа ярко освещала улицу светом окон гостиница, на первом этаже ее находился ресторан, это было понятно и по светящейся неоновой вывеске.
   – Седой, – заговорил с заднего сиденья Опенок, голос его был какой-то сдавленный, – я все, я больше не могу.
   – Чего ты не можешь? – не понял Андрей.
   – Терпеть больше не могу. Терпел, терпел, а щас все, кранты. Ща лопнет мой пузырь.
   – Ты что как беременная? Потерпеть не можешь?
   – Давай свернем куда-нибудь в темный переулок, а то я ща прям здесь.
   – Давай направо, – сказал подполковнику Андрей.
   Машина свернула вправо, въехала в сумрачную улицу едва освещенную фонарями.
   – Останови, – сказал Андрей.
   Подполковник остановил машину.
   – Давай, только быстро, – чуть обернувшись, сказал Опенку Андрей.
   – Я ща, чихнуть не успеешь.
   Опенок выскочил из машины и побежал куда-то в темноту.
   – Куда он? Около машины не мог? – пробормотал Андрей.
   С полминуты Андрей и подполковник сидели молча, потом подполковник заговорил:
   – Только дураки бегут. Тебя все равно поймают.
   – У меня в швейцарском банке тридцать миллионов долларов и триста тысяч здесь.
   – Ага, – усмехнулся подполковник. – Зарыты на поле дураков. Да если бы у тебя были такие деньги, ты не то что пятнадцать лет, ты пятнадцать суток не получил бы.
   – Советуешь сдаться?
   – А что тебе остается?
   – Прямо тебе, прямо сейчас.
   – Это будет лучший вариант.
   – За кого ты меня держишь? Если бы я сейчас был способен сдаться, то не был бы способен час назад начать все.
   – Я видел, у тебя все получилось по глупости, необдуманно. Капитан тебя спровоцировал.
   – Только надо еще принять во внимание, что эту провокацию я ждал с первого дня, как оказался в твоем загоне.
   – Не будь глупым. А я тебе обещаю – сдашься – даже одного дня срока не прибавится. Никто ни о чем не узнает. Даже этого стукача капитанова отдам вам, он теперь все равно бесполезен. А капитана смогу убрать от себя, а лучше оставлю, теперь я его смогу в руках держать, он ведь на территории зоны был с оружием. Он тебе ничего не сделает.
   – Включи приемник и расскажи все это ему.
   Начальник замолчал. А Андрей стал всматриваться в темноту, Опенок уже должен был вернуться.
   Прошло минуты три-четыре и Андрей стал серьезно волноваться. Если Опенка задержала милиция, то можно считать все было напрасным, останется только послушаться совета подполковника. Впрочем, этого он не станет делать в любом случае, но вот если Опенка действительно задержали, то скоро уже будут знать, где искать его, будут знать, что он вместе с начальником лагеря в его машине.
   Прошло еще минуты две. Если Опенок попался, самое лучшее – уехать. Судя по поведению Опенка, он не сразу расколется, продержится несколько часов, за это время уехать можно далеко и что-нибудь придумать. Но все же еще с минуту Андрей решил подождать.
   В это мгновенье в темноте показался торопливо приближающийся силуэт. Андрей облегченно вздохнул.
   Опенок подбежал к машине и резко открыл дверцу, у которой сидел Андрей.
   – Выйди, побазарить надо, – с сильной одышкой проговорил Опенок, по его лицу стекали капельки пота. – И радио начальнику включи, пусть послушает.
   Андрей повернулся к подполковнику.
   – Руки назад, за сиденье убери.
   Тот подумал пару секунд, потом с раздражением убрал руки за сиденье. Веревкой сделанной из простыни – несколько их Андрей захватил с собой и они валялись у его ног – он связал руки подполковника. Включил приемник – понятно для чего Опенок попросил включить его – чтобы подполковник не услышал, о чем они будто говорить. Вышел из машины.
   – Что случилось? – спросил он Опенка.
   Опенок захлопнул дверцу машины и только тогда достал из-за спины узел, довольно большой, так что Андрей уже успел его заметить.
   – Что это? – спросил Андрей.
   – Тут доброе дело я сделал, – стал объяснять торопливо и все еще с сильной нездоровой одышкой Опенок. – Зашел за угол, а там пассажир какой-то в снегу валяется. Я нужду справил, а потом думаю, посмотреть надо, живой или нет, мороз-то вон какой. Оказалось живой, видно недавно улегся, только пьяный в сиську, ни тпру, ни ну. Думаю замерзнет человек, надо его хоть в теплое место доставить...
   – Покороче не можешь? – поторопил Андрей.
   – Я и так коротко. Короче, затащил его в подъезд в соседнем доме, ну, а там в подвал, в подвале теплее, там трубы отопительные проходят. Ну, и решил посмотреть, что у него там есть интересного, кого я от смерти спас? И вот чего нашел в карманах.
   Не поднимая высоко руку, так, чтобы сидевший в машине подполковник не мог увидеть, Опенок показал Андрею какой-то небольшой прямоугольный предмет.
   – Портмоне его, – объяснил Опенок. – я уже заглянул. Смотри что здесь.
   Опенок передал Андрею бумажник.
   – Там, – продолжил он, – паспорт, бабки, сколько не считал, но порядочно, и еще билет на самолет. Я посмотрел, билет до Москвы, через два часа вылет, даже меньше осталось.
   – Опенок, я не вор.
   – Я тоже. Только не забывай, что ты в бегах. А тот, который щас в подвале, которому я жизнь спас, он все равно не улетит, билет все равно пропадет, он даже ходить не может, я его волоком в подвал затащил. А что касается денег и ксивы, то если б не я, они ему все равно не понадобились бы, как говорится, мертвые не потеют. А деньги он еще заработает, и паспорт новый выправит, а тебе это как раз то, что нужно. Я его рассмотрел в подвале, там хоть лампочка тусклая, но видно, он не то чтобы похож на тебя, но похож.
   – Что значит, не похож, но похож?
   – Ну, ему лет тридцать-тридцать пять, лицо тоже худое. А в паспорте кто смотрит на фотографию? Да никогда. А с этим билетом ты через шесть часов – два часа до отлета и четыре лететь – будешь в Москве. Ты же из Москвы сам, правильно? А в родных краях всегда найдутся знакомые, кто поможет. До утра, сам говоришь, нас не должны хватиться, если не случайность глупая. Так что в Москве менты тебя встречать в аэропорте не должны.
   – А ты?
   – А что я? Я как и собирался, прокачусь с начальником. Самому мне как-то, еще давно, приходилось возить начальника на "Волге", не понравилось, не люблю я, когда мной командуют, да еще жену приказывают возить по магазинам. Зато может понравится, если начальник меня везти будет. Ну чего стоишь, переодевайся, не в капитанской же форма полетишь? – Опенок протянул Андрею сверток.
   В свертке была одежда.
   – Ты что и раздел его?
   – Я же говорю, в подвале тепло, чего ему париться. Да на нем еще кальсоны трикотажные остались и майка. Давай, не тяни, тебе еще до аэропорта добраться нужно и там еще регистрироваться может надо или еще чего, не знаю, не летал никогда на самолетах. В общем, время у тебя в обрез.
   Андрей не стал спорить. Тут же, на снегу, не забираясь в машину, он сбросил капитанскую форму, кинул ее в машину и переоделся в принесенную Опенком одежду.
   – Это тебе нужно? – Андрей протянул Опенку пистолет.
   – Ну разве как пугач, стрелять все равно не стану, – взяв пистолет, проговорил Опенок.
   Андрей открыл бумажник, вынул деньги, разделил их приблизительно на две равные части и одну протянул Опенку.
   – Не надо, – отказался Опенок.
   – Почему?
   – Говорю не надо, значит не надо, – твердо сказал Опенок.
   Андрей открыл заднюю дверь джипа и положил ту часть, которую Опенок не хотел брать, на сиденье. Сказал:
   – Не глупи. Альтруизм в нашем положении ни к месту.
   – Что, что? – Не понял Опенок.
   – Счастливо, – Андрей протянул Опенку руку.
   Опенок пожал руку Андрея, не выпуская спросил:
   – Тебя хоть как зовут?
   – Андрей.
   – А меня Семен. Ну, счастливо, Андрюха. Только вот что. Я знаешь что, я хочу немного отдохнуть, так что ты сначала свяжи начальника, у тебя это хорошо получается. А потом, когда я решу поехать, я его развяжу.
   – Лучше б тебе не отдыхать пока, – сказал Андрей.
   – Я немного, полчасика посплю, а потом поеду.
   – Уснешь, а проснешься только утром.
   – Не, не волнуйся, Андрюх, в лагере меня научили вставать, когда нужно встать. А то хуже будет, если усну по дороге, тогда он меня и доставит прямо обратно за колючку.
   – Ну смотри.
   Андрей связал подполковника, засунул и кляп в рот по просьбе Опенка, впрочем, теперь Андрей знал, его зовут Семен.
   – Ну, счастливо, – еще раз пожал руку Андрея Семен. – И лучше нам не встречаться больше, потому что встретиться мы можем только там, – он указал рукой в сторону, возможно и не в ту, где находился лагерь, но было понятно, что именно о нем он сказал.
    – Счастливо, – Андрей быстро пошел к освещенной площади, там он рассчитывал поймать частника, который довезет его до аэропорта или такси, но перед этим он решил купить какую-нибудь спортивную сумку – было б странным, если бы он летел совсем без багажа.
   А Семен забрался на заднее сиденье, захлопнул дверь.
   – А деньги напрасно он оставил, – проговорил он. – Да ладно, такой как Андрюха не пропадет, такой всегда найдет, как заработать.
   Семен приоткрыл дверь и выбросил деньги, они разлетелись, посыпались на снег, заметаемые падающими с неба снежинками.
   – Ну что, начальник, – сказал Семен, говорил он уже с трудом, – как себя чувствуешь в качестве зека, ведь сейчас я твой хозяин? А?
   Подполковник что-то промычал.
   – Ага, понимаю. Хочешь сказать, я не оказался бы твоим, как вы говорите, спецконтингентом, если бы не нарушал законов. Только ведь, начальник, я-то один раз нарушил и то двенадцать схлопотал, а сколько ты нарушил и сколько ты человеческих жизней погубил. Да ладно, не судья я тебе, как сказал Иисус, кто поставил вас судить других, вот я и не буду тебя судить, потом, там, Господь нас рассудит. А может Сатана. Кто знает, кто судит там.
   Семен вдруг выгнулся, приподнявшись на заднем сиденье, с хрипением вдохнул в себя, с трудом проговорил:
   – Как же хреново мне, начальник, – в голосе его слышался страх. – Это все, это кранты.
   Семен медленно сел, завалился чуть набок, прижавшись головой к стеклу задней дверцы. Затих.
   Подполковник задергался, пытаясь снять с себя веревки. В зеркало он видел уже безжизненное лицо Семена. Но ни порвать веревки сделанные из простыней, ни развязаться подполковник не мог, связан он был профессионально. И он тоже затих, поняв, что ему теперь придется сидеть здесь с мертвым беглым зеком, пока его не найдет кто-то, а в лучшем случае, найдут его только утром. Хорошо хоть топлива к баке много и пока работает двигатель, работает и печка и он не замерзнет, не станет вторым трупом в этой машине.
 
7

   Стены комнаты были обиты темным, почти черным шелком с искусно сделанными на нем складками. Вся мебель в комнате: высокая огромная кровать, круглый стол, несколько стульев с изогнутыми ножками, два больших кресла и кресло-качалка, низенький овальный столик инкрустированный малахитом и перламутром, кабинетный рояль с пожелтевшими костяными клавишами, двухметровые часы стоявшие на полу, маятник которых лениво и нехотя покачивался из стороны в сторону, глухо отстукивая в конце каждого своего размаха, резное бюро и такой же резной комод – все была старинным или хорошо сохранившимся и лишь подновленным или отреставрированным, даже хрустальная люстра на высоком, около четырех с половиной метров потолке была старинной, но ее усовершенствовали, вместо свечей в подсвечники люстры были вмонтированный лампочки, но и их форма в точности эмитировала свечи. И мебель, и рояль, и корпус часов все было сделано из темно моренного дерева. Только один предмет выделялся в комнате своим блеском – золотой крест на стене с фигуркой Иисуса на нем. Распятье было не меньше полуметра высотой и казалось главным предметом здесь.
   Сейчас комнату освещали настоящие свечи – в канделябрах стоявших на рояле и комоде были зажжены свечи, в каждом только по одной, их почти не мерцающие огни и освещали комнату. Темная ткань на стенах и мореная мебель поглощали и без того слабый свет, к тому же комната была большой, поэтому в ней сейчас был густой полумрак.
   Еще один маленький огонек светился под распятьем на стене. На золотых цепях висела лампада и этот ее огонек казался изумрудной каплей у ног Христа.
   И еще в комнате было инвалидное кресло. Не обычное, а массивное и высокое, как трон, с черным кожаным сиденьем и такой же спинкой.
   В кресле сидел человек лет сорока пяти. Он был прикрыт по плечи толстым шерстяным пледом. Голова его была острижена наголо или выбрита, но с этого времени прошло уже недели две, так что стали заметны коротенькие, начинающие отрастать волосы. Лицо худое, с бледной кожей, она обтягивала скулы, и лицо человека казалось лицом мертвеца. Но даже в полумраке выделялись его глаза, темная оболочка почти сливалась со зрачками, сейчас же, при тусклом свете, зрачков совсем не было видно и вся радужная оболочка казалась огромным зрачком.
   Сидевший в кресле, не мигая смотрел на другого человека, тому было около двадцати, с красивым, даже как-то по-женски красивым лицом. Он был худой, с узкими плечами, судя по-всему, невысокого роста, волосы его были коротко и очень аккуратно, профессионально – видно, что это делал хороший, дорогой мастер – подстрижены. Молодой человек сидел на стуле, немного сбоку от инвалидного кресла, но повернувшись лицом к мужчине в этом кресле.
   – А племянница моя родная, значит, так и не собирается навестись меня, – проговорил мужчина в инвалидном кресле, в его голосе была грустная обида, но и улавливалась некоторая наигранность этой обиды.
   Молодой человек не нашелся что ответить. От этого он почувствовал себя неуютно и задвигался на стуле, словно пытался устроиться поудобней.
   – Почти семь лет я сижу вот в этом вот... – послышался легкий стук, видимо, мужчина рукой, находящейся под пледом, ударил по креслу. – И последний раз я видел ее четыре года назад, тогда ей было восемнадцать. – Кроме обиды в голосе мужчины, сидящего в кресле, чувствовалось напряжение, напряжение, которое он пытался скрыть. – Наверное изменилась.
   – Мне кажется не очень, – ответил молодой человек.
   Мужчина в кресле помолчал, задумавшись о чем-то, глаза его прищурились.
   – А знаешь, Витя, – заговорил он неожиданно, но говорил медленно, и внимательно вглядываясь в молодого человека, – мне кажется, ты не очень и стараешься, не очень-то и пытаешься уговорить ее, объяснить ей, что кроме меня у вас с ней нет больше близких людей, как и у меня кроме вас. И я ведь ни кто-то там, вода на киселе, родной ведь дядя я вам.
   – Да почему не стараюсь? – обидчиво возмутился Витя. – Только сегодня, вот, перед тем, как к вам поехать, разговаривал с ней. Чего я только хорошего про вас не говорил и как уговаривал, можно сказать, чуть не на коленях…
   – А на коленях и не надо, – перебил Витю дядя, – ты объясни ей, что хоть и инвалид я, а пользы могу принести ей побольше любого ее знакомого. А в общем, – он помолчал несколько секунд, – понимаю, не ты виноват, что она так ко мне относится, что даже меня, сидящего в этом инвалидном кресле, навестить не хочет. Отец ваш, муж сестры моей родной, виноват в этом.
   – Она… – начал Витя, но тут же замолк, смущенно и чуть испуганно опустил глаза и стал рассматривать свои ухоженные ногти.
   – Ну? Что она? – спросил сидевший в инвалидном кресле, но не стал дожидаться ответа, ответил сам: – Знаю, что ты хотел сказать. Она считает, что в смерти вашего отца я виноват, а значит и в смерти вашей матери, моей сестры. И ты так считаешь? Ведь Галина покончила с собой, после того, как погиб Владимир. И это несмотря на то, что у нее были вы. Вам ведь тогда было всего-то – тебе двенадцать, а ей четырнадцать лет.
   – Нет, – быстро закачал головой Витя, – я не это хотел сказать, и она так не думает.
   – Но Галина знала, – продолжал сидящий в коляске, – хоть Владимир и ее настраивал против меня, она несмотря ни на что была уверена, что вы не останетесь сиротами, потому что у нее есть брат, есть я, и я вас не оставлю на произвол, не брошу. Она могла надеяться на меня, тогда я еще не был в этом кресле. И так и было. Я воспитал вас. И это несмотря на то, что я сам через год после смерти ваших родителей оказался сначала в больнице, а потом в этом кресле. Но у меня хватило сил несмотря на страшное положение, в котором я сам оказался. И если бы не я, смогла бы она продолжать учиться? Нет. Прямая дорога ей была бы – на панель.
   – Она... – снова заговорил Витя.
   Но, сидевший в инвалидном кресле, его перебил.
   – Знаю, что "она" – она хорошо танцует и могла бы работать стриптизершей, вот что было бы. А чем это отличается от того, чтобы стоять на улице и ждать клиентов? Да только тем, что те стоят зимой на холоде, а она бы ждала клиентов в тепле, под музыку заманивая их. А я ей дал возможность продолжать учиться.
   Сидевший в инвалидном кресле замолчал. Витя поерзал на стуле, и только хотел снова заговорить, но инвалид продолжил:
   – Но кто, кто сказал ей, что в смерти Владимира виноват я? Ведь кто-то ей сказал об этом. Ты должен знать, Витя. Если ей сказали, то же самое должны были и тебе сказать, а если нет, то рассчитывали, что она тебе скажет, ведь кто-то сказал ей это. Говорил тебе кто-то обо мне, будто я виноват в смерти вашего отца, или она тебе говорила это?
   – Нет, дядя Максим, она мне ничего не говорила. Вы уже спрашивали много раз об этом...
   – Я тебе уже дважды говорил, – перебил мужчина в инвалидном кресле Витю, – чтобы ты не называл меня дядей Максимом, а ты все не можешь привыкнуть. Ты уже не ребенок.
   – Дядя Макс, – смущенно исправил себя Витя.
   – И не "дядя", – снова поправил мужчина в кресле. – Просто – Макс. Мои друзья меня всегда так называли, и сейчас называют. А мы ведь с тобой не только родственники, мы с тобой и друзья.
   – Да, – кивнул Витя. – Но я хочу сказать, что я вас не обманываю, она мне ничего не говорила. Вы знаете, Макс, – с чуть слышной заминкой назвал Витя своего дядю, как тот просил его называть, – я вас не могу обмануть, вы же всегда можете проверить.
   – Да, могу, но не хочу. Но хочу, чтобы ты узнал, кто сказал ей, что будто бы я виноват в смерти вашего отца, будто бы я оплатил тот выстрел. И неужели она не понимает, – в голосе сидевшего в кресле послышались горькие обиженные нотки, – ведь ей сказали это только через четыре года после смерти Владимира. Почему не сразу? Вот, в этом и доказательство моей непричастности к смерти вашего отца, потому что если бы было так, об этом ей сказали бы сразу, а не ждали четыре года.
   – Я попробую.
   – Попробуй, – глядя в глаза Вити, сказал Макс. – И сделай это по-умному, разговори ее. Женщины часто пробалтываются неожиданно для себя, когда бывают злыми или даже просто раздраженными.
   Витя кивнул, показывая, что все понял.
   – А сейчас, – сказал Макс, – покажи, что ты там принес.
   Из небольшой сумки с длинной ручкой, которая висела на спинке стула, Витя достал пластмассовый футляр с гибким диском.
   – Ты уже переписал на диск? – спросил Макс и в голосе его послышались строгие нотки.
   – Да. Но я стер все и из компьютера и из камеры, которой снимал. Сделал, как вы и говорили.
   – Хорошо. Давай посмотрим, что ты там наснимал.
   Сейчас напряжение в голосе сидевшего в инвалидном кресле усилилось, даже в его глазах появилась нервозность, которую он теперь и не пытался скрыть.
   Витя подошел к комоду, открыл его дверцы. Внутри комода стоял телевизор. Витя взял пульт, включил телевизор, вставил в видеоплеер диск.
   Сидевший в инвалидном кресле отключился, казалось, от всего, ни о чем больше не мог думать, кроме только того, что происходило на экране.
   Но ничего особенно на диске, принесенным его племянником, не было записано: сначала просто московские улицы полные народа, потом парк, и там тоже люди, но уже не спешащие, не суетящиеся, не серьезные и раздраженные, а просто гуляющие и отдыхающие, веселые, смеющиеся.
   Асфальтовые дорожки парка, залитые на зиму водой, превращенные в ледяные, днем начинали уже подтаивать, блестя на солнце тонким слоем воды – весна в больших городах начинает ощущаться раньше, хотя приходит постепенно, и быстрых бурлящих ручьев не бывает.
   Мужчина в инвалидном кресле вдруг задышал сильнее, глубже. Коротко, отрывисто, с резким громким шипением воздух стал выходить и снова вбираться в его грудь через тонкий, но чуть кривой, видимо, когда-то перебитый нос. Шея его слегка вытянулась и он даже перестал изредка мигать, так внимательно смотрел он на экран телевизора. А там, на экране трое людей: мужчина около тридцати пяти лет, женщина чуть помоложе и мальчик лет семи – он был на конках, но держался на них плохо, постоянно взмахивая руками, чтобы сохранить равновесие – весело смеялись, что-то сквозь смех говорили друг другу, но слов разобрать было невозможно, и то толкали один другого, то наоборот поддерживали, чтобы не упасть, но кто-то из них все же падал в уже слегка подтаявшую снежную насыть сделанную по обеим сторонам ледяных дорожек. Трое людей, скорее всего, муж с женой и их сын, просто отдыхали, развлекались и не обращали ни на кого внимания, кроме друг друга. И было видно, что им вместе хорошо и весело.
   Камера снимала их минут пять. Потом на экране появились другие люди, другие лица.
   – Еще раз, – хрипло, с придыханием заговорил мужчина в инвалидном кресле. – Еще раз тех троих.
   Но только Витя взял в руки пульт и хотел вернуть кадры с тремя такими веселыми и, казалось, такими счастливыми людьми, Макс, остановил его.
   – Нет, – проговорил он все так же хрипло, – досмотрим до конца, потом тех троих еще раз.
   На экране стали появляться все новые и новые люди. И когда попадались молодые семьи, камера на них задерживалась, следила за ними долго, настойчиво. Иногда это замечали и некоторые весело махали рукой или даже говорили что-то, были такие, кто относился с недовольством, что их снимают.
   Сидевший в инвалидном кресле, смотрел на людей на экране телевизора внимательно, сосредоточенно и не отрываясь, но его дыхание оставалось почти ровным и лишь слегка выдавало его нервозность.
   Но вот появились еще трое, кого сняла камера: женщина лет двадцати пяти, мужчина, приблизительно такого же возраста, и маленькая девочка. Они не смеялись громко, не резвились, они просто гуляли и разговаривали о чем-то, о чем-то только им троим интересном.
   Инвалидное кресло едва уловимо заскрипело. Виктор посмотрел на своего дядю. А его дядя, Макс, даже свою спину оторвал от кожаной спинки кресла, и хотя, для него это было, видимо, не просто, он казалось сам не замечал, как весь подался вперед, стараясь быть ближе к экрану телевизора. И снова послышалось его резкое отрывистое дыхание, но теперь оно было уже хриплым, теперь он дышал уже не носом, а хватал воздух ртом, даже капелька слюны выступила в уголке его рта.
   Женщина была красива. Но она была не только красива, она была еще и на редкость сексуальна, и ее лицо, и вся фигура, она была в короткой куртке и брюках плотно обтягивающих ее небольшой, но округлый и, чувствовалось, упругий зад. На ее ногах были коротенькие сапожки на высоком каблуке.
   И удивительными было другое – несмотря на ту сексуальность, какая чувствовалась в этой молодой женщине, ее взгляд был на редкость нежным, когда она говорила что-то или просто смотрела на мужчину или на свою дочь. По ее взгляду нельзя было понять, кого из этих двоих людей она больше любит – дочь или мужа.
   А девочка, совсем еще маленькая, она то отбегала недалеко от своих родителей, то так же бегом возвращалась к ним, в свои года четыре, не больше, была тоже удивительно красива, уже сейчас можно было сказать, что когда она вырастет, ничем не будет уступать матери.
   – Это она, – прохрипел голос мужчины в инвалидном кресле. – Эти счастливы. Эти по-настоящему счастливы.
   Витя посмотрел на него, хотел что-то сказать, но увидел, что тот обращается не к нему, он разговаривает сам с собой.
   – Только он дурак, – все так же хрипло продолжал Макс. – Он ей верит. Но женщина не может не обманывать. Они так устроены. И чем красивее, тем больше в них подлости, лжи, лицемерия, похоти. Он думает, что он один хозяин там, между ее ног. Дурак. Не один его член пользуется этим местом. И другие тоже туда проскальзывают. А она раскрывает там всю себя для других и стонет от удовольствия. Сучка. И еще больше удовольствия у нее, когда она в такие моменты вспоминает своего мужа. Но кто не знает, тот и счастлив, а счастливы только дураки.
   Мужчина, женщина и их дочь, вошли в небольшое кафе и их перестало быть видно на экране.
   – Они еще есть там? – обратился к Вите Макс, указав лицом на экран телевизора.
   – Нет, я больше их не снимал.
   – Тогда еще раз сначала.
   – Все?
   – Нет, – нервно и со злостью почти выкрикнул Макс. – Только этих троих, что только что были. Эту сучку. – И когда Витя стал искать нужное место, добавил: – И дочь ее еще и человеком назвать нельзя, а уже тоже...
   Он не договорил, на экране снова появились те, кто так его заинтересовал.
   Еще и еще Макс заставлял Витю возвращаться сначала к этим кадрам. И скоро он с трудом говорил из-за сбившегося хриплого дыхания. Наконец, раз на десятый, он прохрипел:
   – Останови. Вот, пусть так. Ее сейчас всю видно.
   Люди на экране перестали двигаться. Женщина замерла в то мгновенье, когда, обернувшись, посмотрела почти в камеру.
   – Да, так хорошо, – ответил Макс на вопросительный взгляд Вити. – Подойди.
   Витя подошел к инвалидному креслу.
   – Приподними меня повыше.
   Витя взялся за край мягкого шерстяного одеяла, снял его с сидевшего под ним Макса и положил на стул, на котором только что сидел. То что открылось испугало бы многих, но Витя, видимо, уже привык к тому что увидел – худое узкое, почти без признаков мышц тело с выпирающим и в мелких складках животиком. Но не это было страшным. Вместо рук и ног сидевшего в кресле у него были лишь короткие, сантиметров по тридцать обрубки. И они шевелились. Словно лапки перевернуто на спину жука.
   Взяв под подмышки инвалида, Виктор усадил его удобнее. Потом снова прикрыл одеялом.
   Макс все это время не отводил взгляда от экрана, на котором застыла красивая сексуальная женщина.
   – Эту, – Макс не отрываясь смотрел на женщину застывшую на экране телевизора. – Ты ее найдешь.
   – Я знаю, – сказал Витя и в голосе его послышался страх.
   – Все иди, – в голосе инвалида слышался приказ. – И позови Павла, – добавил он.
   Витя вышел из комнаты. Ему было страшно. Но кроме страха он испытывал и еще какое-то чувство. Непонятное. Мистическое. Ему казалось, что не Макс приказал найти ту женщину, которая все еще оставалась на экране телевизора, когда он вышел, а кто-то другой, кто-то еще более сильный и страшный, чем Макс, кто-то от кого нельзя никуда скрыться, убежать. Казалось это было бы все равно, что убежать от своего тела, от своего разума.
   Витя прошел еще через одну комнату, такую же большую, как и та, где остался Макс, но эта была светлой, в этой комнате окна не были закрыты жалюзи и плотными шторами. Он вышел в другую дверь этой комнаты, там была прихожая. Напротив, небольшой коридорчик вел в кухню, в которой за столом сидел человек. Это был Паша, здоровый широкоплечий парень с мышцами штангиста тяжеловеса. Он сидел на кухне за столом и что-то ел, запивая молоком налитым в большую стеклянную пивную кружку.
   Увидев Витю, парень поднялся из-за стола. Ростом он был на голову выше Вити. Прожевывая, парень спросил:
   – Уже уходите, да?
   Паша давно был телохранителем и кем-то вроде сиделки при Максе. Когда-то, как только появился, Паша говорил Виктору "ты". Но Вите, который относил себя к "золотой молодежи" было неприятно, что какое-то животное – а по-другому он Пашу и не воспринимал, как и двух его напарников или точнее сменщиков, Колю и Лешу – говорит ему "ты", и пожаловался на это Максу. Паша и Коля с Лешей стали говорить Вите "вы", но в их глазах вместо прежней тупой насмешливости, появилась злость. Виктору это нравилось. Они, эти здоровые животные ненавидят его, но никогда ничего не смогут сделать, потому что боятся. Боятся они Макса, а если кто-то боится его дядю, значит тот боится и его, Витю. И это было приятно, тем более, что Макса, который без чужой помощи мог разве только ползать, как ребенок, родившийся несколько месяцев назад, боялись многие, очень многие, его боялись даже такие люди, о которых думали, что они никого не боятся.
   – Зайди к Максу, – сказал Витя даже не взглянув на Пашу, и сейчас, когда Макса не было рядом, он легко говорил просто "Макс", не прибавляя слова "дядя".
   – Проститутку Леха на сегодня уже заказал, – сообщил Паша.
   – Дебил, – Виктор проговорил это тихо, как бы только для самого себя, Паша мог это услышать, а мог и не разобрать сказанного слова, которым Витя выразил свое отношение к нему.
   Виктор открыл входную дверь и, больше не говоря и слова, вышел. Паша направился к двери и закрыл ее аккуратно, чтобы не хлопнуть. И только закрыв за Витей дверь, зло проговорил:
   – Пидармот затраханный.
   
    8

   Андрею повезло. Мог он рассчитывать, что через шесть часов, ну, чуть больше, окажется в Москве? Но если бы не Опенок, Семен, где бы Андрей сейчас был и что делал?
   Главное, чтобы везение не закончилось слишком быстро.
   С самолетом все получилось удачно, удачно настолько, насколько этого вообще можно было желать. Он успел на посадку за несколько минут до того, как она закончилась. Сосед по креслу был мужчина нелюбопытный и неразговорчивый, только из формальной вежливости он поинтересовался, по делам ли Андрей летит в Москву? Андрей чуть не сказал, что летит на свадьбу к сестре, но тутже сообразил, что его московский говор улавливается мгновенно, и сказал противоположенное – он был на свадьбе у сестры и теперь возвращается домой. Мужчина сообщил, что он в Москву по делам и уткнулся в какие-то бумаги. Но вот дальше. Дальше весь полет нервы Андрея были напряжены до предела – будут его встречать в аэропорту оперативники или в Москву не успеют сообщить? Это зависело от Опенка, не сделал ли он какую-то глупость, не смог ли освободиться подполковник? Четыре часа подобного напряжения было трудно выдержать. Он откинулся на кресле и притворился что спит, желая на самом деле уснуть, но не получилось, поэтому большую часть полета так и пришлось притворяться спящим. Больше всего выматывала невозможность к какому-либо действию.
   Потом был момент самого большого напряжения – когда приземлились и стали выходить из самолета. Андрей готовился к тому, что может произойти, прикидывал, что он станет делать. Но предположить и, значит, подготовиться не то, что в каких-то деталях, но и к чему-то в общих чертах невозможно. Да нет, тут все было понятно, сделать он ничего не сможет. Если его встречают, очень вероятно, что кроме оперативников, где-то могут прятаться и с десяток омоновцев, ведь он, Андрей, особо опасный преступник сбежавший из лагеря усиленного режима, и если в Москве об этом уже знают, наверняка есть приказ стрелять на поражение. Так что, он понимал, если его ждут, то выхода у него только два – или его вернут в лагерь, добавив еще несколько лет за побег, или же его просто убьют. Второй вариант, считал Андрей, предпочтительней. В лагере подполковник и капитан тоже убили бы его, но убивали бы долго и мучительно, они бы растянули это удовольствие на месяцы.
   Если что-то начнется, то, скорее всего, там, где не будет толпы, когда ничего не знающие, посторонние люди не будут мешать оперативникам разобраться с ним.
   Но никто ничего о нем не знал, никто его не ждал, не встречал.
   Был вечер, было приблизительно столько же времени, сколько и там, когда он садился в самолет.
   Андрей взял такси. Таксисты и другие, кто занимается извозом здесь, в аэропорте, все люди постоянные, чужих сюда не пускают. И, конечно же, нетрудно будет найти этого таксиста, который вез Андрея. А вот ехать на электричке или, тем более, на рейсовом автобусе… Едва ли за час что-то измениться и маловероятно, что Андрея именно в этот час начнут искать, и все же, как говорится – береженого бог бережет, не береженного конвой стережет. А то, что завтра этого таксиста, который вез Андрея, сразу найдут, не будет уже иметь значения. Что он скажет? Что довез этого человека, фотографию которого ему показывают, до Пушкинской площади, – все, больше сказать он ничего не сможет.
   Андрей рассчитался с таксистом. У лестнице, ведущей к входу в метро, он увидел как две девушки, попрощавшись, разошлись в разные стороны, одна стала спускаться по лестнице в переход, вторая неспеша направилась в его сторону.
   – Девушка, извините, – обратился Андрей к этой второй, когда та была уже рядом.
  Она посмотрела на него.
   – Не выручите меня. Батарейка в телефоне села, а мне срочно нужно позвонить.
   Помедлив всего секунду, девушка достал из сумочки телефон и протянула Андрею.
   Он набрал номер, который все еще хорошо помнил.
   – Здравствуйте, – заговорил он, прикрывшись ладонью, чтобы изменить голос, когда ему ответили. – Извините, что беспокою, но я должен позвонить Рите, мы договорились с ней, но, кажется, я неправильно записал номер. Так что у меня только ее прежний, куда я сейчас звоню, ваш. Вы не могли бы…
   – Конечно, – перебила женщина. – Записывайте.
   Андрей набирал другой номер, который только что дала ему Ритина мама. Сейчас он почувствовал легкое напряжение. А потом услышал знакомый голос.
   – Да, я слушаю, – звонко сказал этот голос.
   – Привет, – проговорил Андрей.
   Трудно было сделать так, чтобы эта девушка растерялась, кажется за все время их знакомства Андрею в первый раз удалось это.
   – А... – начала она и замолкла на несколько секунд, потом спросила: – Это ты?
   – Я еще не знаю, за кого ты меня принимаешь, – сказал Андрей неправду, потому что по растерянности Риты понял, что она его сразу узнала.
   – Ты где? – спросила Рита.
   – В Москве.
   – А ты... Как ты здесь?
   – Без разрешения. Никого не спрашивая.
   – Понятно, – сказал Рита все еще немного растерянно, но растерянность ее уже начала проходить. – А этот номер?.. – начала она, но сразу догадалась. – Ну да, тебе моя мама его дала, наверное. Вот что, – заговорила она уже нормальным голосом, – я сейчас одна, муж в командировке. Через сколько ты у меня будешь?
  – Ты уверенна, что хочешь, чтобы я приехал? У тебя могут быть неприятности и немаленькие, если кто-то узнает.
   – Зачем тогда позвонил? Можешь не отвечать.
   – Как всегда уверенна в себе, – сказал Андрей, но главное, что голос Риты, став уверенным, сделал уверенней и его.
   – Дело не во мне, – ответила Рита, у которой интуиция была женской, а логика мужской, – просто если бы у тебя был лучший вариант, ты бы позвонил туда, или сразу поехал. А если звонишь мне, значит это лучшее, что у тебя есть на данный момент. А мои страхи пусть тебя не волнуют.
   – Хорошо, не будут. Но я не знаю, где ты сейчас.
   Рита назвала адрес.
   – Через двадцать минут, – сказал Андрей.
   – Спасибо, – поблагодарил Андрей девушку, возвращая ей телефон, перед этим он удалил из телефона оба номера, по которым звонил. – Возьмите. Это за использованные минуты. – Андрей протянул ей деньги.
   – Ну вот, – убирая телефон в сумочку и не обращая внимания на деньги, шутливо-обиженно проговорила девушка, – не успеешь сделать доброе дело, как тебя тут же обижают. Видно, правда, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Счастливо. – И, улыбнувшись и махнув рукой, она ушла.
   Андрей спустился вниз, к поездам метро…
   Больше двух лет, почти три года Рита считалась его женой. Но ей не хотелось только считаться и она несколько раз намекала, что они могли бы сходить и в ЗАГС. Андрей отшучивался. А потом она вдруг вышла замуж, как и хотела, с соблюдением всех формальностей, со штампом в паспорте, но не за Андрея. Она сказала ему об этом за несколько дней до свадьбы. Возможно Рита ждала, что Андрей станет ее отговаривать. Но он не стал, а лучшая подруга Риты Валя как-то зашла к Андрею, утешить его, и утешила, как это могут женщины. Но утешала недолго, через две или три недели Валя попала в автокатастрофу, как-то ночью в ее машину, "Жигули-девятку" на большой скорости врезался тяжелый джип. Джип уехал с места аварии, его не нашли, а Валю похоронили.
   Женщин часто бывает трудно понять, Рита в этом отношении оставляла большинство женщин далеко позади себя: она была меркантильной, и сознавала и не скрывала это, и вместе с тем она с легкостью отдавала деньги, если кто-то из ее друзей нуждался в этом. Рита была расчетлива, но если кому-то из ее близких, друзей, нужна была помощь, ее расчетливость перевешивала в их пользу, и Рита в ущерб своей выгоде помогала кому-то. Впрочем, это окупалось, никто никогда и ей не отказывал в помощи. Она всегда могла вовремя, почти интуитивно, увидеть свою выгоду, в чем бы это не заключалось, и у нее была способность не упустить случай. У Риты был свой небольшой магазин косметики и парфюмерии, после замужества этих магазинов стало несколько, естественно, в этом ей помогли деньги и связи мужа, и естественно, ее муж тоже не считал эти деньги напрасно потраченными, потерянными для себя. Ее муж был депутатом от какой-то партии, какой именно Андрей не знал, ему это не было интересно – какая разница, какие лозунги выкрикивает человек, за которого вышла замуж его девушка.
   А в общем, Рита была азартной авантюристкой, впрочем, люди, которым присущ авантюризм не могут быть не азартными.
   И в настойчивости ей нельзя было отказать.
   Через месяц после своей свадьбы Рита пришла к Андрею. Она сказала, что она его так же любит, как раньше, и еще сказала, что она теперь сможет для него сделать гораздо больше, чем просто помогать ему своей верой в него и преданностью.
   Андрей ее выгнал с трудом сдержавшись, чтобы не ударить.
   Через недели две Рита опять появилась. И в этот раз Андрей выгнал ее, но уже без желания ударить.
   Когда она пришла к нему в третий раз, Андрей сказал ей, что если она еще раз появится в его квартире, он изнасилует ее. Рита сделала все, чтобы это случилось не в следующий раз, а в этот же. С того дня Рита и Андрей снова стали проводить время вместе, но не часто, два-три раза в месяц...
   Андрей начал просыпаться, и в то же мгновение почувствовал резкий испуг, который разбудил его полностью и мгновенно – он проспал, не встал со своей бригадой, за это он может получить несколько суток шизо. Почему его никто не толкнул, не разбудил?
   Он уже стоял на ногах и осматривался, в первые секунды ничего не понимая. Но тут же все вспомнил. Он в бегах. И вскочил он не со своей шконки, а с мягко пружинящей матрасом кровати застеленной непривычно белой и чистой простынею. Впрочем, простыня, видневшаяся из-под отброшенного одеяла, была сейчас довольно сильно помята и усеяна мелкими острыми складками.
   В груди появился страх. Но это и понятно: нельзя убежать из лагеря, знать, сейчас тебя ищут, и не бояться. Страх будет теперь с ним постоянно, пока все это не закончится. И то, что конец будет счастливым, а точнее удачным, примерно один шанс на сотню, а может и на миллион, никакой статистики быть не может, где рассчитываешь на то, что просто повезет. Впрочем, и для того чтобы повезло придется приложить очень много сил.
   В комнату вошла Рита.
   – Иди в ванную, – сказала она. – Через пятнадцать минут завтрак будет готов. Заодно и поговорим.
   – Я тебе уже все рассказал.
   – Ты рассказал о прошлом. А мы поговорим о том, что будет.
   – Ты научилась гадать?
   – Я давно умею, только не гадать, а рассчитывать, это надежнее.
   Рита подошла к Андрею, обняла его, сильно прижалась к его телу.
   – Я боюсь, – проговорила она совсем другим голосом, сейчас в нем чувствовалась только слабая женщина.
   – Я уйду, сегодня. Не волнуйся.
   – Ты глупый? Или ты все не можешь простить, что я вышла за другого, и хочешь обидеть меня, сделать больно?
   – Нет.
   – Значит, глупый. Я разве сказала, что я за себя боюсь. Даже если тебя найдут у меня под кроватью, мне ничего не будет, у моего мужа достаточно связей, чтобы вытащить меня хоть из болота, даже если я с головой уйду в трясину. А потом, тут не нужны и связи мужа, кто докажет, что я не поверила тебе, что тебя отпустили? Нашли настоящего убийцу и отпустили. Для того, чтобы доказать, что я поверила тебе, не надо даже доказывать, что я достаточно глупая, чтобы поверить в это.
   – Как сложно ты оформляешь свои мысли. – Андрей провел рукой по волосам Риты.
   – Ты хотел сказать – бестолково. Это от возмущения на тебя. Хуже другое, через неделю я должна уехать. Сначала в Германию, потом во Францию. И я не могу отложить эту поездку, я должна подписать несколько договоров, а если я этого не сделаю, то подведу не только себя, а и других людей и они налетят на очень крупную сумму. А эти люди подобного не прощают. Но кое-что я для тебя успею еще сделать.
   – Жаль, что я для тебя ничего не могу сделать.
   – Можешь.
   – Например.
   – Я всегда хотела родить от тебя. Всегда хотела, чтобы у меня был твой ребенок.
   Рита развернула Андрея и подтолкнула его в сторону ванной.

9

   Андрей и Рита вышли из подъезда.
   – Уже весна, – проговорила Рита, глубоко вдыхая в себя воздух. – Ты заметил, что в городах весна наступает раньше?
   – Еще бы. Там, где я был вчера, мороз больше двадцати градусов.
   Настроение Риты сразу изменилось.
   – Пошли, – сказала она, – не нужно, чтобы во дворе кто-то обратил на тебя внимание. Подожди меня на улице, я машину выгоню из гаража.
  Рита подъехала на форде "Мустанг".
  – Неплохая тачка, – похвалил Андрей, забираясь в машину. – А где твой "Пежо"? Разбила?
– Нет, брату отдала, а то он возил девочек на какой-то "пятерке". А эту мне муж подарил. – Она отпустила тормоз и машина плавно тронулась с места.
   Они поднялись на лифте на пятый этаж девятиэтажного дома. Рита достала из сумочки ключи, открыла дверь одной из квартир.
   – Проходи, – сказала она.
   Андрей зашел в квартиру. Рита прошла вслед за ним и захлопнула дверь.
   Трехкомнатная квартира. Из мебели только диван, журнальный стол и пара кресел, все это в одной комнате. Две другие, побольше, вообще были пустыми. На кухне холодильник, стол и три табурета.
   Андрей убрал с дивана большой кусок полиэтилена, которым он был прикрыт от пыли, сложил его, бросил на одно из кресел тоже прикрытое полиэтиленом. Потом снял с себя теплую синюю летную куртку с коричневым меховым воротником, которую Опенок "одолжил" у того человека, про которого он сказал, что спас его от смерти, впрочем, так оно и было, положил ее на диван.
   – Теперь объясни, что ты придумала? – спросил Андрей. – Ты же знаешь, я не всегда со всем соглашаюсь.
   – Знаю, как и я. Поэтому мы с тобой и не смогли бы жить постоянно вместе. Мы слишком похожи для этого.
   – А со своим мужем ты не похожа?
   – В другом. Он не упустит случая заработать лишнюю тысячу. Но что касается всего остального… С ним просто – я делаю вид, что всегда во всем с ним согласна, а он делает то, что я захочу, что мне нужно.
   – А что это за квартира?
   – Это его квартира, мужа. Кроме той, в которой мы с ним живем, у него в Москве еще пять, это одна из них. Недвижимость – лучшее вложение капитала. Квартиры дорожают постоянно.
   – Ну, мне-то откуда это знать.
   – А я и объясняю. В одной квартире, правда, живут какие-то его родственники, я с ними не общаюсь. Две он сдает. И еще две свободные, вот эта и еще одна, но он их тоже собирается сдавать, только мебели побольше поставит. Все пять квартир сейчас в общей сложности стоят больше двух миллионов, естественно долларов.
   – Да, твой муж знает, как делать деньги. Наверное, не хуже, чем в политике разбирается.
   – Насколько я могла заметить, в деньгах он разбирается лучше.
   – Но ты меня привезла сюда не для того, чтобы прочитать лекцию об обороте капитала?
   Рита села к Андрею на колени.
   – Нет. Я хочу, чтобы ты здесь пожил до моего отъезда. И вот что, позволь мне это время распоряжаться тобой, тогда я хоть чуточку меньше буду за тебя волноваться, когда уеду.
  – И что я должен делать эту неделю?
   – В основном, ничего. В основном, жить здесь и никуда не высовываться.
   – Именно для этого я и прилетел в Москву.
   – Ты можешь хоть раз в жизни послушаться меня и сделать, как я прошу?
   – Я должен знать, что ты собираешься делать всю эту неделю. Я имею в виду, в отношении того, что касается меня.
   – Конечно, ты должен знать, – согласилась Рита. – Я собираюсь забеременеть от тебя.
   Она прижалась к Андрею.
   Он вздохнул, едва заметно. Но Рита сразу почувствовала, слегка отстранилась.
   – Успокойся, я не только об этом думаю. А еще, например, вот о чем – у тебя есть документы? Твой паспорт, который... Как ты говоришь его звали, Опенок?
   – Правильней Семен.
   – Да, Семен, с которым ты, как ты это называешь, отпросился из лагеря. Так вот, об этом паспорте, который достал для тебя Семен, наверняка знают уже в каждом отделении милиции. И о билете в Москву тоже знают. Ведь тот, спасенный Семеном, не забудет сказать, что собирался лететь в Москву.
   – Может еще не знают, но к вечеру точно будут знать, – согласился Андрей.
   – Значит, тебе нужны документы. Тебе нужна одежда. Тебе нужно найти место, где ты сможешь спокойно жить.
   – Спокойно жить, – усмехнулся Андрей.
   – Не придирайся к словам, ты понимаешь, о чем я говорю. Не будешь же ты в подвалах ночевать.
   – Рит, успокойся. Я позвонил тебе, потому что мне нужно было, ну, как бы сказать, перевести дыхание, обдумать, что делать дальше. Я сам о себе могу позаботься.
   – Ты хочешь обидеть меня?
   – Нет, я просто хотел сказать...
   – Лучше тебе ничего не говорить, – перебила Рита, – потому что ты можешь сказать только глупое. Уже и сказал. Но ты мне первой позвонил. Это тебя во многом извиняет. Это значит, ты мне доверяешь больше, чем всем остальным своим знакомым девочкам, с которыми ты... В общем, не важно, что ты там с ними делал.
   – Во всяком случае, ты можешь не сомневаться, что тебе я доверяю больше остальных своих знакомых.
   – Мне это лестно. Ладно, проехали. Что касается твоей заботы о самом себе... У тебя есть деньги? Ты знаешь людей, которые сделают тебе документы и тут же не позвонят в милицию и не скажут об этом? Ты лучше меня знаешь, что всяких осведомителей, или как вы их еще называете, стукачей, и именно в криминальной среде, в Москве больше, чем в Подмосковье ворон. Ты знаешь людей, на кого ты сможешь стопроцентно положиться?
   – А ты знаешь таких людей?
   – Как ни странно – да.
   – Действительно странно.
   Рита прижалась к Андрею.
   – Я очень изменилась, Андрюш. Если честно, мне это не нравится. И не нравятся мои новые знакомства. Только теперь с этим ничего уже не поделаешь, выйти из этого практически невозможно. Но сейчас я этому даже рада. Есть, например, такой человек, Калиныч зовут его, любые документы сделает за один день. Есть и другое кто сможет быть полезным, естественно не забесплатно. Благодаря всем этим людям, с которыми меня, в общем-то, муж познакомил, я смогу и тебе помочь.
   – Твой муж что, депутат от партии Криминальная Россия?
   – Совсем не смешно. Как будто ты сам не знаешь, что всякая власть и политика напрямую связанна с криминалом. Правда, того криминала, какой был раньше уже нет, все стало легально. Хотя обычаи, повадки не изменились, только прикрыты подобием цивилизованности.
   – Давай вопросы социологии оставим социологам.
   – Угу. Но ты обещаешь, что эту неделю будешь во всем слушаться меня? – Рита нежно провела рукой по голове Андрея, по коротким, чуть колющим волосам. – Тебе идет такая стрижка, – улыбнулась она, – и главное, сейчас такие в моде, нужно только подравнять. Я это сделаю. – И заговорила строго: – И никуда без меня не выходить. Ты понимаешь, если что-то случиться, ты и меня подставишь.
   – Ты всегда умела убеждать, правда, у тебя способы особенные – ты не оставляешь выбора.
   – Черт, как не вовремя эта моя поездка, – расстроено проговорила Рита.
   Андрей обнял плечи Риты, наклонил ее вбок, положив на диван.
   – Нет, Андрюша.
   Рита высвободилась, встала с дивана. Но потом, взяла его руки, опустилась на колени, прижимая его ладони к своей груди.
   – Я тоже очень хочу тебя. Но мне сейчас нужно ехать. Очень много дел. А вечером я приеду и все тебе расскажу.
   – Только расскажешь?
   – Нет, не только. Я еще сделаю все, что ты захочешь. – Рита улыбнулась, глядя Андрею в глаза. – Или ты сделаешь все, что захочешь.
   Она поднялась на ноги.
   – Так, – заговорила Рита снова серьезным тоном, в котором чувствовалась если не привычка командовать, то привычка к тому, чтобы ее слушали и делали как она скажет. – До вечера ты не умрешь от голода, мы достаточно всего тебе купили. Я поехала. Да, это я захватила из дома, чтобы ты не очень скучал.
   Рита, достала из сумочки небольшую книгу в мягкой обложке и протянула Андрею.
   – Думаю, мне и без нее не будет скучно, – усмехнулся Андрей.
   – Я глупая, – засмеялась Рита, – ты же сегодня почти всю ночь не спал. Да еще разница во времени целых четыре часа.
   – Я не спал не сегодня, я уже полгода не высыпаюсь.
   Рита наклонилась к Андрею и поцеловала его.
   – Все, побежала. Дверь закрой. До вечера.
   Рита быстро вышла из квартиры.
   Андрей поднялся, закрыл дверь, оставленным Ритой ключом. Потом вернулся к дивану и снова сел. Он взял книгу, посмотрел на название, отложил в строну. Некоторое время он сидел задумчиво. В его лице, в глазах снова появилась жесткость, которая пропала на то время, пока рядом была Рита.
   Он снова взял книгу, и лег, подложив под голову куртку.
   Андрей читал минут пять, потом рука, в которой он держал книгу, опустилась и еще через полминуты Андрей уже спал...
   Сквозь сон он уловил металлический скрежет. Вскочил на ноги. Было темно, только окно выделялось мутным серым пятном. Снова в первые секунды не мог понять, где он находится, и только страх в груди.
   Послышался легкий стук в дверь, так можно постучать по двери ногтями. Андрей вспомнил: ключ, который Рита дала ему, он оставил в замке и Рита не может другим ключом открыть этот замок. Быть осторожным нет смысла, поэтому Андрей подошел к входной двери и повернув в замке ключ, открыл ее.
   Сначала на пол прихожей тяжело шлепнулся какой-то большой предмет. Сразу следом за ним появилась Рита.
   – Ну включи же свет, – шутливо-плаксивым голосом заговорила она.
   Но пока Андрей определял, где может быть выключатель, свет уже загорелся. Рита сама щелкнула выключателем. И тут же захлопнула за собой дверь.
   – Не знаю, как я не сломала себе все каблуки с этой сумкой.
   – Все, это сколько? – спросил Андрей.
   – Сколько есть, все мои. А вообще можно считать по ногам, сколько ног, столько и каблуков. Сам бы, наверное, никогда не додумался до этого?
   Андрей поднял с пола спортивную сумку. Довольно тяжелая. Учитывая, какая Рита худенькая и тоненькая и еще ее каблуки, сантиметров десять, а то и двенадцать, можно представить, с каким трудом она дотащила эту сумку от машины до лифта, и от лифта до двери.
    – Все, мне нужно пять минут полежать и отдышаться и ножки свои вытянуть, чтобы они снова стали ровненькими и стройненькими. А ты пока можешь вынуть все из сумки. Кое-что нам пригодится прямо сейчас.
   Рита прошла в комнату и упал на диван.
   В сумке была одежда для Андрея, подушка, простыня, тонкое шерстяное одеяло, а еще два фотоаппарата, мобильный телефон, двое очков в массивной, но, судя по-всему, дорогой оправе, одни с прозрачными стеклами, в других стекла были дымчатые. Все это было завернуто в яркую, алого цвета большую тряпку. Еще там была теплая куртка, джинсы, сапоги.
   – Это зачем? – спросил Андрей показывая фотоаппараты, мобильник, очки.
   – Телефон – это тебе, – объяснила Рита, – всегда пригодится. Очки тоже тебе, ты их теперь будешь носить, в них я тебя и сфотографирую. Стекла в них без диоптрий. А фотоаппараты мне, но для тебя.
   – Ты в детстве не играла в шпионов и разведчиков?
   – Нет, не играла. Но не забывай, что твои фотографии в каждом отделении милиции есть или очень скоро будут.
   – Такое быстро не забывается. Но не кажется тебе это немного глупым?
   – Очки? Нисколько. У меня есть знакомые, они носят очки, и среди них попадаются очень неглупые люди.
   – Хоть и по-женски, но убедительно.
   – Надень очки.
   – Это нужно сделать прямо сейчас?
   – Да, я хочу посмотреть, как ты будешь выглядеть.
   Андрей надел очки с прозрачными стеклами.
   – Отлично, – кивнула головой Рита. – Даже если бы я случайно встретила тебя на улице, мне потребовалось бы несколько секунд, чтобы узнать тебя. А тот, кто тебя не знает, тот и вообще никогда не узнает.
   – Никогда бы не подумал, что меня не узнает тот, кто никогда не знал.
   – Ну, хорошо. Я сейчас буду тебя фотографировать. Ты пока попробуй как-нибудь пристроить простыню на стене. Там в сумке есть скотч. Нужно чтобы совсем недолго продержалась, всего несколько снимков. А потом ее можно будет положить на диван, я же не могу голой попой лежать прямо на голом диване. А лежать ведь придется, потому что сегодня я здесь остаюсь ночевать. Да даже если бы и не оставалась, все равно пришлось бы полежать.
   – Пришлось бы? – не понял Андрей.
  – Конечно. Потому что ведь хочется. – Рита улыбнулась, глядя в глаза Андрея. – Я бесстыдная? – теперь Рита засмеялась. – Ну, потерпи меня такой всего одну недельку. К тому же ты забыл о нашем ребенке.
   – А это что? – показал красную тряпку Андрей. – Полковое партийное знамя твоего мужа?
   – Нет, на ее фоне мы тоже будет тебя фотографировать, но уже для водительского удостоверения. Мы сейчас только немного перекусим, там есть консервы, потому что готовить нет ни сил ни желания, есть пиво, хлеб, а потом начнем тебя фотографировать.
   – Не стоило покупать еще консервы, полно того, что днем купили.
   – Неважно, – проговорила Рита. – К тому же я и взяла только черную икру в банках и консервированные устрицы. Насколько я помню, при мне ты ни разу не пробовал консервированные устрицы.
   – Я и живых не пробовал, и сомневаюсь, что мне это понравится.
   – Неважно, – повторила Рита. – Я знаешь, что думаю? Мне кажется я заболела.
   – Что с тобой?
   – Мне кажется я стала нимфоманкой. Целый день не могла ни на чем полностью сконцентрироваться, постоянно мысли были где-то внизу моего животика. Знаешь что, давай потом все сделаем, и перекусим и тебя сфотографируем. А сейчас иди потрогай мою попку, или еще что-нибудь, что захочешь. – Рита говорила лежа на диване и стаскивала с себя одежду. – Ну я что, упрашивать должна, чтобы меня... Ну, иди же скорее, а то я сейчас начну кричать, как кошка, которую не пускают на улицу в самый счастливый период ее жизни и счастье превращают в пытку...
  На следующий день Рита только позвонила Андрею. Приехал ее муж и она не могла в этот день убежать от него, так она сказала. И сказала, что придет только завтра, но и то на час или полтора, не больше.
   Она пришла, как и обещала.
   – Знаешь, я поняла, я не нимфоманка, – говорила Рита с ленивой шутливостью, лежа рядом с Андреем. – Потому что нимфоманке все равно, кто ее трахнет, а мне совсем не все равно. Мне только тебя хочется, а все остальные мужики абсолютно безразличны. И мой нелюбимый муж после своей командировке пролетел, я сказала, что у меня что-то не то и я уже два дня хожу к гинекологу. Кстати, он думает, что сейчас именно там я и нахожусь. Я догадываюсь, что со мной, я внушила себе, что должна от тебя забеременеть, поэтому мне так тебя хочется. Я даже поглупела. Ты заметил, как много я стала говорить?
   – Так, чуть-чуть, почти незаметно. Я бы не сказать, что ты говоришь какие-то особенные глупости. Но вот интонация у тебя действительно, как у глупенькой девочки.
   – Ну и путь. Это даже хорошо. Скоро мне придется помногу и подолгу быть серьезной и умной, а если шутить, то не глупо, а тоже умно, желательно даже остроумно, и мужиков соблазнять только платонически.
   – Разве женщины не устраивают свои дела через постель? Убедительнее для мужчин едва ли что может быть.
   – Тебе видней, – засмеялась Рита. – Только у меня не тот случай.
   
  10

   В комнате, стены которой были обиты черным шелком, сейчас было почти светло – под потолком светились лампочки в хрустальной люстре. Огоньки ламп слегка колебались под тонким стеклом, напоминая живые огоньки свечей.
   Макс сидел к своем инвалидном кресле-троне и в упор смотрел на Виктора. Тот стоял, перед Максом, и глаза его не находили места, не могли остановиться на чем-то. Виктор то взглядывал на Макса, но тут же уводил взгляд в сторону, но взгляд Макса притягивал к себе, но боясь снова взглянуть в его глаза, Виктор метался взглядом переводя его то на один, то на другой предмет в комнате. Но его глаза встречались с темными, смотрящими на него немигающими глазами Макса, лишь на мгновенье, и Виктор чувствовал в эти секунды, как холод страха в груди усиливается.
   – Я понял, разговор будет недолгим, – заговорил наконец Макс.
   В лице Макса появлялось все большее напряжение, но напряжение странное, болезненное, его голова, да и все тело начало непроизвольно подергиваться, глаза постепенно становился мутными, он, казалось начинал терять над собой контроль, и взгляд его начал словно бы уходить внутрь его самого, теряя силу, жесткость, уверенность.
   – Говори-говори-говори. Ты не нашел, да? Не нашел, я вижу. Говори, – почти закричал Макс и его голова закачалась на тонкой шее и эти движения головы не имели никакого отношения к словам.
   – Нет еще. Нет. – Виктор ответил и испуганно и со слезами в голосе. – Может быть они не в Москве живут. Может быть, они только приезжали сюда на выходные.
  – Нет. – Крик Макса стал почти истеричным. – Они москвичи, это стразу видно. И я тебя ни в чем не ограничиваю, ни в чем не ограничиваю тебя. Я тебе даю столько денег, что иголку на дне океана можно найти, а ты не можешь найти женщину. Ты найдешь ее, найдешь. – И голова Макса несколько раз ударилась о спинку кресла обитую черной кожей.
   – Да, дядя... то есть, да, Макс, я найду ее.
   – Когда, когда ты ее найдешь? Я хочу, чтобы ты сегодня уже знал, кто она такая, где она живет. Завтра, это крайний срок для тебя. Завтра, ты понял?
   – Да, дядя Макс.
   Макс даже не обратил внимания, что Виктор снова назвал его дядей.
  – Завтра. Завтра ты придешь и скажешь, что нашел ее, что знаешь, где она живет. И если ты этого не сделаешь, ты знаешь, что будет с тобой. Нет, ты не знаешь.
   – Я найду. Завтра я буду знать, кто она.
   – Тогда уходи. Уходи быстрей. И ищи, ищи, и завтра скажешь.
   Виктор направился к двери. Но остановился.
   – Может сказать, чтобы привезли какую-нибудь...
   – Нет, – закричал Макс, – не надо мне никаких шлюх. Они не заменят. Или нет, стой. Да, правильно, скажи Паше или Коле, кто там, пусть привезут проститутку. Но чтобы ей было лет двадцать пять-тридцать, а не сопливую семнадцатилетнюю шлюшку. Хорошую красивую проститутку. Пусть привезут. И волосы у нее должны быть темные. Но не черные. Все, иди. И завтра, до вечера, чтобы уже все знал. Иди. Иди.
   Макс откинул голову на спинку кресла. Несколько раз он, словно глотая воздух, открыл и закрыл рот. И когда Виктор вышел, Макс тихо заскулил, как скулит обиженная собака и замотал из стороны в сторону головой, отгоняя навязчивые мысли.
   
    11

   – И паспорт и права настоящие. Но если проверят по компьютеру, сразу увидят, что такого человека в действительности не существует. Так что их можно показывать, но с ними нельзя попадаться.
   – Если попадусь, мне никакой компьютер не поможет. А почему я по паспорту на десять лет старше?
  – Потому что в очках ты выглядишь лет на пять старше, а еще пять я прибавила на всякий случай, потому что если проверят эти документы и увидят, что тебе сорок, это психологически так сработает, что ты сразу для этого человека будешь выглядеть на сорок. И вот это еще. – Рита протянула Андрею ключи и какие-то документы.
   – Это что?
   – Ключи от машины, техпаспорт и доверенность на нее. Мой братик все равно на ней не ездит, я тебе говорила, что отдала ему свою "Пежо". А для тебя светленькая "пятерка" самая лучшая машина, потому что самая незаметная. Ты ведь не собираешься на ней женщин по ресторанам возить, – улыбнулась Рита.
   – Если у меня найдут и техпаспорт и доверенность, – Андрей развернул бумагу, – тем более генеральную… Нет, я не собираюсь тебя так подставлять.
   – Даже не спорь. Я сказала, что мне ничего не будет. Откуда мне знать, что ты сбежал?
   – В доверенности чье имя? – Андрей посмотрел на листок бумаги. – А, ну да.
   – Да, то же, что в паспорте и правах. И, если заметил, имя как раз твое, я его оставила на всякий случай, чтобы не перепутал случайно, а фамилия другая. Но ты мне мог сказать, что женился и взял фамилию жены. А моим адвокатам, уж если на то пошло, будет не трудно доказать, что среди моих предков были верблюды.
   – А твой муж? Он же не полный идиот. Как он посмотрит, что ты отдала машину беглому любовнику-зеку?
   – Да хоть черту с рогами. Он меня любит, по-своему, конечно, как американец свою дорогую машину, или как лошадь любят какую-нибудь породистую, во всяком случае, вид у него именно такой, когда он меня с кем-то знакомит, он словно показывает, демонстрирует меня: смотрите какая у меня красивая жена, у нее все до одного зуба целы и все свои, а еще она умная, еще она знает целых три иностранных языка, и еще на фортепьяно играет, правда хреново, поэтому просить сыграть не станем. О зато она бизнес-леди. Это, мне кажется, для него особенно престижно. Ну а еще, он слишком жадный, чтобы оставить меня. Я сделала так, что ему ничего из моего не достанется, если со мной что-то случится, а это значит, что все деньги, которые он вкладывал в мои дела, пропадут для него. Да он повесится два раза подряд, но со мной не расстанется.
   – Значит и никогда не отпустит тебя.
   Рита вздохнула и кивнула, усмехнувшись.
   – Я продала себя и теперь с этим уже ничего не поедаешь.
   – Ты дура, Ритка.
  – Знаю. Только жалеть поздно. И я чувствую себя хоть немного свободней, оттого, что помогаю тебе.
   – Поэтому и ребенка хочешь не от него?
   – Сейчас ты меня обидел. Думаешь мало желающих, кто захочет мне сделать ребенка? Но ты прав одновременно, твой сын или твоя дочь, они будут для меня кусочком свободы всегда, всю мою жизнь. – Рита обняла Андрея. – Я даже в церковь ходила, молилась, чтобы от тебя забеременеть.
   – Во сколько ты завтра улетаешь?
   – Вечером. Но завтра уже не увидимся. Да, еще вот, – Рита осторожно высвободилась из рук Андрея.
   Она вынула из сумочки пачку денег.
   – Рит, – отстранил Андрей ее руку, – это уже лишнее.
   – Это основное. А вот твое примитивное лицемерие оно, действительно лишнее. – Рита положила деньги на журнальный стол.
   – Это не лицемерие. Скорее привычка. На зоне никто ничего просто так не даст.
   – Потому что там не было меня.
   – Да, – согласился Андрей, усмехнувшись, – тебя там только не хватало.
   – Но теперь я рядом, поэтому не надо упускать счастливый случай.
   Рита снова обняла Андрея, потянула его на себя, и засмеялась, когда они оба упали на диван.


Часть II

12

   Прошло несколько дней, как Рита улетела по делам, которые не могла отложить. Перед самым отъездом она достала из сумочки ключи и небольшой листок, вырванный из записной книжки. Это были ключи от однокомнатной квартиры и адрес, где находится эта квартира. Оказывается Рита позаботилась и об этом, она сняла для Андрея квартиру и даже оплатила ее на полгода вперед. Однокомнатная квартира на втором этаже пятиэтажного дома.
   Рита оказалась права, что по документам сделала Андрея на десять лет старше. По ее же совету он вот уже неделю не брился, так что небритость стала походить на небольшую бороду. В массивных очках с дымчатыми стеклами и начинающей отрастать бородой с седой проседью он и выглядел старше на эти самые десять лет.
   У Андрея было время все обдумать, но более толковой идеи, чем та, которая появилась первой, в голову ничего не пришло – начинать нужно со свидетелей – тех самых людей, которые видели его около дома, где убили тех двоих, Таня и Саша их звали.
   Свидетели. Мужчина и женщина. Они даже похожи были друг на друга. Оба маленького роста, не толстые, но полноватые, их тела под одеждой казались дряблыми, безмышечными, и оба круглолицые. Мужчине было около сорока пяти, женщине лет сорок. Судя по внешности и тому, как они говорили, в Москве они жили уже давно, но что-то деревенское в них так и осталось. И оба наглые и беззастенчивые, особенно женщина, а когда уже на суде адвокат (не очень стараясь) попытался поймать ее на мелкой нелогичности, она с хамоватым напором и циничной убежденностью человека лишенного принципов стала доказывать свою правоту искренне возмущенно крича на адвоката, и мужчина тут же поддержал ее с места, махая сверху вниз, в такт своим словам рукой с вытянутым и скрюченным указательным пальцем, так что судья их даже успокаивал и обещал оштрафовать за неуважение к суду, но серьезности в его угрозе не чувствовалось.
   Этих свидетелей, которые утверждали, что видели Андрея около дома в ночь убийства звали Иван и Антонина. Иван же видел Андрея еще и несколькими днями раньше, видел вместе с девушкой, по его описанию очень похожую на убитую. На вопрос адвоката, почему он запомнил номер машины Андрея, Иван ответил что не знает, но что он, Андрей, как-то странно себя вел. В чем именно была эта странность Иван сначала объяснить не мог. Но на следующий день этот свидетель сам попросил дать ему слово, потому что он вдруг понял почему запомнил номер машины: Андрей ругался с той девушкой, а он, Иван должен следить за порядком не только чистоты своего участка, но и чтобы не хулиганил никто, потому-то он и запомнил номер его машины. Впрочем, объяснения эти никому и не были нужны.
   Иван и Антонина работали дворниками на том самом участке, где находился дом, в котором жили Таня и Саша и которых, как выяснило следствие и согласился и постановил суд, Андрей убил. Так что найти этих свидетелей Андрею будет несложно, даже если Иван, когда его вызвали для свидетельских показаний не сказал не только свое имя место, год, месяц и день рождения, но и адрес, где он жил сейчас.

13

   Четыре дома – три двенадцатиэтажные башни и один девятиэтажный, в котором семь подъездов, это и был участок дворников Ивана и Антонины, точнее, два участка, они их обслуживали вместе. Квартира Тани и Саши, тех двоих, которых убил Андрей, находилась в третьем подъезде на пятом этаже девятиэтажного дома. Но это не имело для Андрея значения. В каком из четырех домов жили Иван и Антонина Андрей не знал, но это и не нужно было, они наверняка крутятся где-нибудь около этих домов.
   Первым Андрей увидел Ивана. Скребком на длинной деревянной ручке тот откалывал от асфальта тонкий, уже начавший подтаивать и потому блестевший под солнцем ледок. Лицо Ивана было недовольным и раздраженным. Но для его недовольства едва ли были особые причины, скорее всего, недовольство стало чертой характера этого человека. Только недовольный своей жизнью и, значит, всеми окружающими его людьми, только такой человек способен на откровенную для самого себя подлость. Андрей помнил, с каким злым удовольствием Иван топил его. По лицу Ивана ясно читалось, что он получает наслаждение от своей силы, ведь на суде его слова были силой, которая помогла доказать, что убийца именно он, Андрей. И позднее – в тот момент Андрей не мог оценивать, но позже у него как фотоснимки всплыли в памяти многие лица – и Андрей вспомнил, какие лица были у Ивана и Антонины, когда прокурор потребовал для него пожизненного – счастливое зло было на их лицах, а когда, как это называют, "огласили приговор" – пятнадцать усиленного – разочарование. Но судья, как и следователь наверняка сомневался в чем-то: каким нужно быть идиотом, чтобы оставить на месте преступления свои документы? да и подруга Тани, а они были знакомы давно и были близкими подругами, сказала, что Татьяна ей ничего не рассказывала о том, что ее преследует парень, с которым она когда-то встречалась, и на вопрос адвоката, рассказала бы она если бы подобное имело место, подруга Тани сказала, что ей рассказала бы обязательно. И судья, видимо решил, что если этот парень невиновен и его подставили, то пусть получит только пятнадцать лет. Всего на всего. Хотя, кто его знает, что там решил судья для себя.
   Андрей сидел в машине, метрах в пятидесяти от Ивана, скалывающего с асфальта лед, и наблюдал за ним.
   Потом появилась Антонина. Ее Андрей тоже узнал сразу – круглое и как и у Ивана недовольное всем на свете лицо. Иван перестал скалывать лед и несколько минут эти двое стояли. Антонина, жестикулируя, что-то объясняла своему напарнику. Потом Иван отдал ей скребок и неспеша направился куда-то. Аннина вместо него стала скалывать скребком лед.
   Рядом была школа с прилегающей к ней спортивной площадкой, огороженной невысоким забором и, выше, металлической сеткой. Сквозь эту сетку Андрей видел, как Иван дошел до девятиэтажного дома. Но ни в один из подъездов не вошел, а направился вдоль него. Обойдя угол дома, Иван скрылся.
   В торцах домов всегда есть вход в подвал, подумал Андрей, а в подвалах дворники устраивают себе подсобные помещения. Он выбрался из машины.
   Небольшой проезд для машин и тротуар, с которого Антонина скалывала лед, находились как раз между тремя двенадцатиэтажными домами и школьной спортивной площадкой. Андрей быстро пошел вдоль этой площадки, с противоположено стороны от того места, где работала Антонина.
   Андрей все время следил за ней. Когда он подошел к углу дома, за которым скрылся Иван, Антонина откалывала лед, стоя к Андрею спиной. Андрей, свернул вслед за Иваном за угол дома.
   Он не ошибся. Сразу за углом он увидел лестницу ведущую вниз, к подвальной двери, и дверь эта была приоткрыта. Андрей быстро спустился по лестнице и вошел в подвал.
   Две пыльные лампочки тускло светились на потолке подвального помещения. Оно было довольно большим, но это только одна седьмая часть всего подвала и отделялась от остального перегородкой. В этой перегородке был проход в следующие отделения. Там тоже виднелся слабый свет.
   Донесся негромкий удар, наверное лопата или что-то подобное с деревянной ручкой упало на цементный пол. Сразу же за этим послышалось тоже негромкое ругательство Ивана.
   Андрей прошел в следующее отделение подвала. Иван был там. Он, кажется, что-то искал, роясь на кое-как сколоченном стеллаже.
   – Помочь? – заговорил Андрей.
   Иван резко обернулся.
   – А что это ты делаешь в казенном помещении? – сразу решил показать Иван, кто в доме хозяин.
   – Не узнаешь? – Андрей подошел ближе. – Ну? Вспомнил?
   – Из конторы что ль? – нерешительно стал вспоминать Иван.
   – Точно, – согласился Андрей. – В конторе мы тоже встречались, только не в той, о которой ты говоришь.
   – Чего-то я не помню, – уже не так нерешительно, но все еще с сомнением в голосе продолжал Иван не узнавать Андрея. – Марьи Семенной муж, может?
   – Плохо, я сморю, у тебя с памятью, – посочувствовал Андрей.
   – Так у меня с детства такое. Я если человека увижу, так ни за что его не вспомню, если через пять минут хоть снова его увижу. У меня такая особенность, я лица ни за что не запоминаю. Ну только раз на десятый, а то и больше. Вон Нюрка моя так негров или китайцев тоже ни за что не различит. А я всех подряд ни за что не различаю. Мне покажи фотографию и человека, я ни за что не скажу, он на фотографии или не он, ну если не знакомый. А знакомого-то, если к кому привык, то узнаю. А остальные все для меня как бараны в чужом стаде. Вот цифры всякие я прям на лету хватаю, тоже такая особенность. Хоть вот спроси, на каком этаже какая квартира, сразу скажу.
   – Нюрка это кто? – спросил Андрей.
   – Антонина-то?
   – Понял. Это ты ее Нюркой называешь.
   – А то кого ж?
   – А почему ты сказал "твоя"?
   – Чего моя?
  – Ты сказал, что Нюрка твоя.
   – А. Так она ж мне вроде как жена. Хоть не расписаны, так чего здесь такого?
   – С этим все ясно и неинтересно. А вот что лица не запоминаешь, – проговорил Андрей, – это гораздо интересней. А цифры, значит помнишь. Тогда скажи на каком этаже в этом доме квартира девяносто один.
   – На пя… – начал Иван и осекся. – А чего это ты про нее спросил?
   – Так просто. Ты сказал, что скажешь, на каком этаже какая квартира, вот я и решил проверить.
   – А чего про девяносто первую спросил? Погодь. Того-то я хоть и не помню, а так-то помню. Тот здоровый такой, как боров был. С тебя ростом, но здоровшее. Ты от него что ль?
   – От него, – согласился Андрей.
   – А чего это ты от него? Мы все выполнили как договорились. Все чин чином, как по маслу. Да уж и время прошло больше полгода.
   – Мне кажется переплатили мы вам, – решил проверить Андрей.
   И он не ошибся.
   – Чего это переплатили? Каких-то триста долларов всего американских, а переплатили. А сколько мучений и страхов пришлось перенести. А ты – переплатили. Ничего не переплатили, нам еще полагается, если по честному-то.
   – По честному тебе полагается… – начал Андрей, но в это время послышался голос Антонины.
   – Ты куда запропастился? – послышался ее голос еще от входа. – Тебя раздолбая курского только за смертью посылать.
   Если у этой Антонины не такая же память на лица, как и у ее мужа, которого она ласково называет раздолбаем, то она может поднять крик. Скорее всего их никто не услышит, но все же это ни к чему, – решил Андрей.
   Ногой он резко ударил Ивана в пах, несильно, чтобы не терял сознание, но и чтобы не мог мешать ему, пока он успокоит Антонину.
   Иван раскрыл рот и глаза от боли, но это такая боль, от которой мужчины кричать не могут. Иван и не закричал, он только закряхтел, тихо, но с надрывом, и опустился на колени, схватив руками себя за низ живота.
   Андрей быстро прошел к проему в перегородке разделявшей в подвале подъезды. И тут же появилась Антонина.
   – Ты чего кряхтишь как…
   Она не договорила. Андрей сдавил ей горло левой рукой, он не был левшой, просто сейчас левой рукой было удобней делать то, что он делал. Правой он слегка опирался о стену.
   Рот и глаза у Антонины раскрылись так же, как и у Ивана, только причина была другой – страх и невозможность вдохнуть воздух. А обеими руками она схватилась за руку Андрея, пытаясь оторвать ее от своего горла. Но скоро ее руки ослабели, глаза стали мутными. Из-за пережатой сонной артерии кровь перестал поступать в голову и ее мозг начал отключаться. Потом глаза ее закрылись, ноги стали подгибаться. Андрей разжал пальцы и Антонина свалилась на пол как мешок плотно набитый тряпками.
   Иван к этому времени начал приходить в себя. Андрей подошел к нему. Иван все еще держался за низ живота, но в глазах его начал появляться страх.
   – Я свяжу тебя, чтобы ты не дергался, – сказал Андрей и взял со стеллажа веревку.
   Он положил моток толстого шпагата на пол и острием лопаты отрубил он него несколько кусков.
   – Повернись, и руки за спину, – приказал он Ивану.
   Иван выполнил команду не сказав ни слова. Только когда руки его были уже связаны, он заговорил:
   – А чего такое-то? Чего мы сделали-то такого?
   – Не спеши, все объясню, – успокоил его Андрей и снова приказал: – Садись, ноги я тебе тоже свяжу.
   Иван сел. Он даже чуть приподнял соединенные вместе ноги.
   – Молодец, – похвалил его Андрей, стягивая ноги чуть ниже щиколоток.
   Потом он подошел к Антонине, связал ее. Но кроме ног и рук он просунул ей между зубов тряпку, скрученную в толстый жгут и завязал ее ниже затылка – Антонина наверняка смелее своего мужа и может поднять крик, когда придет в себя.
   Андрей взял старый стул, на нем лежала кипа небольших цветных плакатов, их, видимо, нужно было расклеивать на дверях подъездов или что-то в этом роде. Он сбросил их на пол, поставил стул напросив Ивана, спинкой к нему, сел, опершись предплечьями о спинку.
   – Теперь продолжим наш разговор.
   – Так я ж не начинал никакого разговора. – Голос Ивана был заискивающий и дрожал, он даже попытался улыбнуться.
   – Значит ты меня все еще не узнаешь?
   – Так я же ж сказал, память-то у меня такая на всякие лица, что все люди для меня, как собаки на одну рожу.
   – Ты сказал, как бараны. Но это не важно. Главное ты понял причину, почему я здесь.
   – Так если ты хочешь, чтобы я эти самые доллары вернул, так где же я их теперь возьму. Тонька их теперь так уже припрятала, что и с собаками не сыщешь. Да и нечестно все это, мы по договору все выполнили.
   – Ты с кем договаривался?
  – А сам что ли не знаешь?
   – Как его зовут?
   – Так мне почем знать? Это ж твой товарищ. А мне он не представлялся.
   – Значит пришел кто-то, кого вы никогда не видели раньше, сказал, на кого нужно указать, кто выходил из подъезда, когда убили тех двоих, и ты вместе со своей Тонькой сразу согласился.
   – Ну как сразу. Не сразу.
   – Поторговались немного.
   – Как же, с тем бугаем поторгуешься. Ну, вообще-то, он сначала двести пообещал, но Тонька ни в какую.
   – Сошлись, значит, на трехстах.
   – Мы все честно исполнили, и никаких притензиев быть не может.
   – И что, вы только один раз его видели, он заплатил вам и вы с Тонькой сразу полежали в милицию.
   – А че в нее бегать-то, участковый сначала сам к нам приходил, дворник ведь первый помощник участкового, все расспросил, потом уже возили нас с официальным лицом встретиться и при свидетелях опознать убийцу. И товарищ твой не один раз приходил, а целых три. Он как будто просто так взял и отдал нам все сразу. Как же, жди. Он сначала одну только сотню отдал, потом еще сказал, про номер машины, на которой тот преступник приезжал, потом еще раз, чтобы говорить, что видели его с женщиной той.
  За спиной Андрея послышалось мычание. Он обернулся. Антонина уже пришла в себя и теперь, кивая головой, как лошадь в цирке и извиваясь всем телом мычала, пытаясь что-то сказать Ивану и широко раскрытыми злыми глазами и этим своим мычанием, тоже злым и испуганным одновременно. Догадаться было нетрудно, что именно Антонина пыталась сказать – она была злой, даже бешенной, оттого, что ее муж сидит на полу и выбалтывает все совершенно незнакомому человеку. Андрей и сам немного удивлялся глупости Ивана. Впрочем, скорее всего, тот был не только глуп но и труслив, и сейчас так перепуган, что не мог нормально осмысливать происходящее.
   Андрей поднялся с шатающегося от старости стула и подошел к Антонине. Он развязал узел тряпки закрывавшей рот Антонины.
   – Козел ты гребаный, – сразу накинулась Антонина на Ивана, как только смогла говорить. – Курва рязанская. Мудила из Тагила. Ты что же языком-то своим тут раззвонился. Говно у тебя куриное в башке твоей вместо мозгов. И все, что он тут наталдычил, – теперь она обращалась уже к Андрею, – все это неправда, потому что доказать этого никто никогда не сможет. А с тебя, за такое обращение с честными людьми еще спросят. Участковый-то он нам друг хороший и товарищ, и мы всегда и во всем ему оказываем помощь, так что заступиться за нас есть кому.
   – Помолчи немного, – попытался Андрей остановить Антонину.
   – Я помолчу, я так помолчу, что ты у меня за все ответишь. Я в суд на тебя подам и вот тогда-то посмотрим, кому молчать, а кому говорить.
   Было непонятно, за кого Антонина приняла Андрея, во всяком случае, она его пока не очень боялась, хоть и пролежала несколько минут без сознания, но, впрочем, так мог проявиться в ней и страх, одних людей он сковывает и делает безвольными, других заставляет очень активно действовать, не думая о последствиях и не разбираясь в средствах.
   Андрей снова взял тряпку, которая пару минут назад закрывала Антонине рот. Но теперь он набросил ее ей на шею, слегка затянул. Глаза и рот Антонины снова широко раскрылись и она слегка захрипела.
   – Я тебя задушу, если не заткнешься, – пообещал Андрей.
   Он отпустил тряпку, Антонина закашлялась. По глазам ее стало видно, что она сменила свое мнение в отношении того, кто такой Андрей.
   – Ты меня еще не узнала? Тогда посмотри внимательно и постарайся вспомнить, надеюсь у тебя память на лица не такая, как у твоего Вани.
   И Антонина узнала его. Страх в ее глаза усилился, глаза забегали по сторонам, она бессознательно искала способ, как спастись.
   – Ты, – наконец сумела она заговорить. – Тебя же посадили…
   – Правильно, – согласился Андрей. – посадили, с твоей помощью. И за эту помощь ты получила триста долларов.
   – Я здесь ни при чем. Я только сказала…
   – Заткнись и слушай меня, – перебил ее Андрей. – Если хотите остаться живыми, расскажите мне сейчас все, что знаете. Все до мелочей.
   – А какие мелочи-то. А че мы знаем-то?
   – Что знаете, то и расскажете. Кто тот человек, который заплатил вам, чтобы вы опознали меня, почему он обратился к вам, как его найти.
   – Да откуда ж нам знать, кто он такой? Приехал, показал фотокарточку твою, сказал, чтобы мы сказали, что видели тебя. И больше ничего.
   – Он один приезжал?
   – Два раза один. А еще раз с какой-то девкой.
   – С какой девкой?
   – Да кто ж ее знает. Мы ее и не разглядели током. Она все время в машине оставалась. Она его и привозила.
   – В каком смысле, она его привозила?
   – Ну, она ж сидела за рулем в машине, а этот, который с нами говорил, он рядом с ней. И когда уезжал, она его тоже увозила. А рожу ее мы не разглядели, она даже не вылазила.
   – Она вроде как наблюдала, – подал свой голос Иван. – Даже специально далеко остановилась, чтобы мы не подумали, что она, наверно, с ним. Поэтому точно сказать невозможно.
   – Что невозможно сказать точно? – не понял Андрей.
   – Ну, девка там сидела или не девка.
   – Да девка, девка сидела за рулем в машине, – заспорила Антонина.
   – И каждый раз вам платили по сто баксов, и давали новые инструкции.
   – Сто баксов-то этих давал, – продолжил Иван, – а с инструкциями-то хрен его знает, давал он их или нет. Только говорил, что говорить и все. И еще я подозреваю, что все три раза он с ней и приезжал, которая вроде все же девка, но с сомнением, а только первые разы она пряталась, подальше где-то оставалась с машиной своей. А последний раз, это когда уже суд происходил, они, видать, спешили, вот и подъехали ближе, мы-то и увидели, как этот боров в машину забирался.
   – Значит, ни как зовут, ни как найти, не знаете. А номер телефона он вам не оставлял? Чтобы связаться с ним в случае чего.
   – Ничего он не оставлял. Доллары и те частями, говорю же, отдавал. Мы даже побоялись, что обманет и не заплатит все.
   – Какой он из себя, который с вами договаривался?
   – Да какой? Здоровый бугай, стриженый, даже короче чем у тебя волосы. А че еще скажешь какой он. Был бы золотой, сказали бы, – осмелился пошутить Иван.
   – Машина какая?
   – Дорогая наверно. Не "Жигули" это точно.
   – Какой цвет, может номер запомнил? Ты говоришь цифры запоминаешь хорошо.
   – Во. А номер-то я и правда запомнил. Они-то небось думали, что издали ничего не разглядеть, а у меня-то глаз, как у орла. Номер-то я запомнил.
  – Говори.
   – Щас, скажу. Только чуть вспомню и скажу.
   Несколько секунд Иван вспоминал, подняв глаза к потолку.
   – Ага, значит так, – заговорил он, – записывай.
   – Говори, я запомню.
   – Значит сначала буква "в", потом номер, – Иван назвал номер, не забыв сказать, что две девятки в конце были меньше других цифр и букв.
   – Цвет машины какой?
   – Красная.
   – Точно, красная, – подтвердила и Антонина.
   – И еще вот что вспомнил, – казалось Иван даже с удовольствием вспоминал. – Двое каких-то мимо проходили, молодые, лет по шестнадцать. Они засмотрелись аж на эту машину. Она уже отъезжать стала, а они стали говорить, что это какая-то не то пороша не то поршень. Но вот этого точно сказать не могу.
   – "Порше"? – подсказал Андрей.
  – Точно, кажется так и сказали оба вместе.

14

   Андрей оставил дворников в подвале. Никакой злости к этим людям Андрей не испытывал, как не испытывал бы злости к собаке, которую на него натравили и которая его укусила, злость могла быть только к хозяину этой собаки. Развязывать их он не стал, сами развяжутся.
   То, что они признались ему, что показания их на суде были лжесвидетельством, ничего не меняло. В милиции они наверняка отказались бы от своих слов, но если даже предположить, что повторили бы то же, что сказали и ему, Андрею – что это могло изменить? Все равно его отправили бы в лагерь до выяснения вновь открывшихся обстоятельств, там добавили бы срок, тоже до выяснения этих самых обстоятельств. А здесь. Кто и что стал бы выяснять? Кто стал бы заниматься уже закрытым делом? Скорее всего, Ивану и Антонине просто посоветовали бы сказать, что Андрей запугал их и заставил сказать, что их свидетельства ложные. И еще припугнули бы, показав статью уголовного кодекса, где указано, какой срок им грозит за эти самые ложные показания. Потому что – преступник пойман, правосудие восторжествовало, и нечего портить показатели по раскрываемости преступлений. Не нужен никому этот геморрой.
   И еще, Андрей считал, что ему снова повезло. Вот так вот, сразу, он узнал не только внешность одного из тех, кто подкупил этих двоих дать ложные показания, внешность ничего не давала. Но вот марка и номер машины… Тем более, какой машины – "Порше". Не так часто можно встретить эту марку на улице, проще всего такую машину можно найти ночью у какого-нибудь элитного клуба.
   Но сколько времени уйдет на то, чтобы найти эту "тачку"? Объезжать все подряд клубы и надеяться на удачу? Это глупо, сколько их этих клубов, не говоря уже о тех, которые не значатся ни в одном справочнике.
   Андрей медленно ехал и обдумывал, что ему делать дальше. Он проезжал как раз мимо какого-то кинотеатра. Мельком взглянув на него, он отвернулся, но через пару секунд резко нажал на тормоз. За толстым стеклом дверей кинотеатра висело объявление, и в нем Андрея привлекло то самое слово, о котором он только что думал: "Клуб". Но это был не ночной клуб, а совсем другой – компьютерный.
   Уже через пять минут Андрей спустился в подземный переход. Здесь было полно всяких ларьков, в которых продавались и пирожки, и бижутерия, и французские духи, сделанные в Китае или Таиланде. Андрея интересовали те палатки, где продавались фильмы, музыка и программное обеспечение для компьютеров. В четвертом ларьке он наше то, что ему было нужно – диск с базой данных ГИБДД. Толстый молодой парень с глупыми и наглыми глазами запросил за диск триста рублей, а заодно предложил и еще один, с базой данных МГТС – номера телефонов с адресами и имена людей, на которых эти телефонные номера зарегистрированы. Андрей купил и этот диск.
   Через десять минут Андрей сидел в том самом компьютерном клубе, вывеска которого и подсказала ему неплохую мысль.
   Он кивнул самому себе, когда нашел нужную машину. Да, есть такой "Порше", с тем самым номером, который запомнил не помнящий лица Иван, только цвет его был указал как вишневый, а не красный. И главное, владелицей этого автомобиля была девушка, а звали ее – Виктория. А жила она почти в конце Новокузнецкой улицы, недалеко от метро Павелецкая. Получалось, что тогда он отвез ее домой, а не к подруге, как она сказала.

15

   На четвертый этаж восьмиэтажного дома Андрей поднялся пешком, хоть лифт был свободен и стоял на первом этаже. Перед этим он купил букет цветов, на тот случай, если девушка по имени Вика живет с родителями и они окажутся дома, тогда легко будет объяснить свое появление, он скажет, что цветы просил передать Вике его приятель, он не станет говорить, кто именно, скажет, что он, приятель, позвонит. Сама Вика не должна его сразу узнать в очках с толстой оправой и отрастающей бородой. Если же она живет не с родителями, а с мужем, или кем-то вроде мужа, он скажет то же самое, но уже не станет говорить, что приятель его позвонит, зато поможет разобраться этой Вике и ее мужу в их семейной жизни. Муже, скорее всего, придется связать во время этой разборки.
   Андрей подошел к одной из трех двустворчатых деревянных дверей и нажал на кнопку звонка. Продолжал полминуты, снова позвонил в дверь. Никто ему не открыл и за дверью не слышалось никакого движения. Постояв немного, обдумывая, что ему делать, он позвонил еще раз и стал спускаться вниз.
   Уже начинало темнеть. Но кто знает, когда эта Вика придет? Она может появиться и через пять минут, а может и через неделю. Если она придет сегодня – хорошо, но если Андрею, чтобы дождаться ее придется несколько дней прогуливаться здесь, около ее дома? На него обратят внимание, а это ни к чему – одно дело, когда ты сам на кого-то охотишься, например, на лису, и совсем другое, когда ты охотишься, допустим, все на ту же лису, но одновременно и на тебя самого охотится стая волков.
   Андрей обошел дом. Судя по расположению двери, все окна должны были выходить на противоположенную от подъезда сторону. Сколько именно окон, Андрей не знал, потому что не знал, сколько в квартире комнат. Но вот балкон нужной ему квартиры, он вычислил. И за стеклами балкона и в соседних окнах света не было. Но другого он и не ожидал. Он внимательно осмотрел все вокруг, потом быстро пошел вдоль дома.
   Андрей нашел хозяйственный магазин, там он купил самоклеящиеся пластмассовые крючки, выбрал он самые большие, пару маленьких тюбиков супер клея, стеклорез и длинный толстый шпагат. Купил еще и широкий скотч. Потом зашел в аптеку и там купил трость, точнее деревянную клюку, с которыми обычно ходят старики или люди с поврежденной ногой.
   Купив все это, Андрей вернулся к дому, где жила, или, во всяком случае, должна была жить – он очень рассчитывал на это – его случайная (как выяснилось потом не совсем случайная) знакомая, которую звали Вика.
   Андрей еще раз поднялся на четвертый этаж и снова позвонил в дверь. В квартире все еще никого не было.
   Уже совсем стемнело. Андрей снова обошел дом.
   Он в несколько раз сложил шпагат, чтобы получилась более менее толстая веревка, привязал ее к деревянной клюке, снял с себя куртку, обмотал деревянную трость, так она не будет громыхать, ударяясь о чугунные перекладины балкона, и закрепил скотчем, несильно, чтобы потом легко можно ее снять с трости.
   Балконы начинались со второго этажа, так что особых трудностей Андрей не видел в том, что собирался сделать. За окнами балкона второго этажа света тоже не было.
   Как бросают копье, Андрей бросил трость на балкон второго этажа. Первая попытка оказалась неудачной и клюшка, обмотанная курткой, ударившись о перила балкона, полетела обратно вниз, в руки Андрея.
   Он бросил второй раз. На этот раз удачно. Андрей подергал за веревку привязанную к трости, она прочно держалась зацепившись крюком за деревянные перила.
   Чтобы забраться на балкон второго этажа у Андрея ушло секунд десять-пятнадцать. Он содрал скотч, которым закрепил куртку на трости, курку надел на себя, а саму трость веревкой подвесил к поясу.
   Дальше было все проще. Андрей встал на перила и, подпрыгнув, уцепился за низ балкона на третьем этаже. Перехватываясь руками по металлическим стойкам, на которых крепились перила, он добрался до самих перил балкона третьего этажа. Точно так же он забрался и на балкон четвертого этажа, который ему и был нужен.
   Он вынул из кармана пару пластмассовых крючков, содрал с клейкой поверхности защитный слой, капнул на эту клеящуюся поверхность по капле супер клея. Летом можно было бы обойтись и без этого, но сейчас холодно и клей на самих крючках держал плохо. Крючки он плотно прижал к стеклу сантиметрах в пятнадцати один от другого. Пока клей застывал, Андрей достал стеклорез. С легким потрескивающим скрипом он провел режущей частью вокруг этих пластмассовых крючков. Взявшись пальцами за крючки, он стал слегка подергивать их. Послышался треск ломающегося стекла, Андрей дернул сильней. В руках у него остался кусок стекла неровной окружности, а в окне появилась дыра точно такой же формы.
   Андрей положил это кусок стекла на пол балкона и вынул из кармана еще пару крючьев. Со вторым, внутренним стекло он проделал то же самое.
   Просунув руку в двойное отверстие стекол, Андрей повернул ручку, которая закрывала дверь балкона.
   Были еще две такие же ручки вверху и внизу. Андрей просунул в отверстие трость и уже ее крюком стал пытаться повернуть нижнюю ручку. У него это получилось почти сразу, видимо, балкон часто открывали и зимой. Верхнюю ручку-запор вообще не пришлось открывать, она не была закрыта.
   Андрей вошел в квартиру. Он не спеша обошел ее всю. Трехкомнатная квартира с большой прихожей и большой кухней. И как и ожидалось, сейчас в ней никого не было. Второй раз обходя квартиру, Андрей стал внимательно рассматривать предметы. Больше всего он обращал внимание на одежду и обувь. Но не пропускал и другие мелочи: косметика, и парфюмерия – ее было много, другие туалетные принадлежности. Просто случайно лежащие вещи и те, которые были в ящиках столов. Заглянул даже в холодильник. Потом снова внимательно осмотрел всю одежду: и ту что висела в передней и ту, которая была в шкафах. Так же внимательно он осматривал и обувь. Потом еще раз осмотрел ванную. После этого долго искал альбом с фотографиями, это было для него сейчас самое интересно и нужное. Но именно его он нигде не нашел. Была только одна фотография, она стояла на столе, в красивой деревянной рамке – женщина в свадебном платье и фате и мужчина в костюме, он надевал ей на палец кольцо. Андрей посмотрел на фотографию с обратной стороны, там стояла дата, судя по ней, эта фотография была сделана почти двадцать пять лет назад.
   Было понятно, что эти двое – жених и невеста – родители хозяйки этой квартиры, и еще было понятно, что они умерли, а то зачем бы такую посредственно выпоенную любительскую фотографию вставлять под стекло в дорогую рамку.
   – Сентиментальная сучка, – пробормотал Андрей и поставил фотографию на место.
  Если судить по вещам, получалось, что здесь живет только один человек – молодая девушка. Никакого мужчины, во всяком случае, постоянного. С родителями все понятно, и бабушек и дедушек здесь тоже не было.
   И с профессией той, которая здесь живет тоже ясно – в одном из ящиков шкафа Андрей нашел пуанты, целых три пары. Были еще среди одежды шерстяные гетры, яркие разных цветов лосины и такие же яркие комбинезоны. Значит, девочка танцует. И танцует в театре, скорее всего. В Большом или в какой-нибудь балетной группе Театра Эстрады, это не важно, но понятно, что придет она поздно, если, конечно, вообще придет сегодня.
  На улице мороз усилился. В квартире стало холоднее. Андрей вспомнил о дыре в окне. Он заклеил стекло скотчем, приклеив его рядами. Из комнаты с балконом было удобнее всего наблюдать за входной дверью, к тому же отсюда можно пройти в соседнюю комнату, а из той снова в коридор.
   Андрей размотал веревку, сделанную из шпагата, превратив ее снова в шпагат. Отрезал нужный ему кусок, и привязал его к ручке входной двери так, что когда дверь станут открывать, узел на ручке при слабом натяжении легко развяжется. Прошел в комнату с балконом, в которой решил ждать, когда придет хозяйка этой квартиры. Устроился в кресле. Перед этим он несколько раз садился и вставал из этого кресла, чтобы убедиться, что оно не заскрипит. Другой конец шпагата Андрей намотал на палец – дверь открывалась наружу, когда ее станут открывать, шпагат дернет его, одновременно развяжется и узел закрепленный на ручке двери.
   
16

   Как и все последнее время пробуждение и страх для Андрея были связаны между собой, как удар и боль.
   Андрей очнулся от полузабытья одновременно со страхом. Через мгновенье понял, что разбудила его веревка, дернувшая за палец. Он быстро потянул шпагат к себе, чтобы вошедший не успел увидеть его.
   Послышались голоса, в прихожей загорелся свет.
   Андрей поднялся из кресла, прислонился плечом к стене. Зеркальную дверь шкафа он еще раньше приоткрыл так, чтобы видеть все, что будет происходить в прихожей. Его, в темноте комнаты, даже взглянув в это зеркало из прихожей, увидеть было нельзя.
   Их было двое – мужчина и женщина.
   – Викуля, всего лишь одна чашечка кофе, – шутливым тоном мужчина упрашивал девушку не выпроваживать его. – Я даже сам приготовлю.
   – Не надо повторяться, Вадик, – в голосе девушки слышалась прикрытая досада. – Пойдем, я тебе покажу, где кофе. И Викулей меня не надо называть, я уже просила.
   Дверь захлопнулась, девушка повернулась, и Андрей узнал ее. Это была она – та самая Вика.
   Мужчина и девушка прошли в кухню.
   – Вот кофе, вот кофемолка, – слышался уже из кухни голос девушки. – Так, что еще? Да, вот джезва. Это сахар, молоко в холодильнике, если тебе нужно, а если нужен коньяк, то откроешь вон ту дверцу шкафа. Кажется, все показала. Можешь готовить, а я пошла в ванну. Черт, как я устала сегодня.
   Девушка, захлопнула за собой дверь ванной. Было понятно, что об усталости она сказала специально для своего гостя.
   – Стерва, – выругался гость и включил кофемолку.
   Девушка вышла из ванной минут через десять.
   – Кофе готов, – громко сообщил ей Вадик. – Ты с чем будешь?
   Девушка прошла на кухню.
   – Просто черный.
   Когда допили кофе, Вика сказала своему гостю, что ему уже пора. Вадик перешел к плану, который он, видимо, обдумал заранее. Большой изобретательностью план этот не отличался. Вадик просто стал приставать к девушке. Она раздраженно отбивалась. Наконец Вадик понял, что у него ничего не получится и решил попрощаться.
   – Я знаю, чем я тебе не устраиваю, – уже у открытой двери прощался Вадик. – Если бы на моем месте был Шнуров, у которого кроме пятикомнатной квартиры в Москве и дома под Москвой, есть еще небольшая вилла в Италии, на бережке Средиземного моря и там же небольшая яхта, ему, наверняка, хоть он лет на двадцать пять старше тебя, ты бы не отказала.
  – Пошел вон. – Девушка резко захлопнула дверь.
   Она пошла на кухню и стала мыть посуду.
   Вика услышала шаги и резко обернулась. Она не вскрикнула, не упала в обморок, только глаза ее испугано-широко раскрылись и, казалось, она хотела что-то сказать, но у нее не получалось, губы слегка шевелились, но ни звука не было слышно. Чашка выскользнула из ее руки и разлетелась на полу на две почти одинаковые половинки.
   – На счастье, – сказал Андрей.
   Он рассматривал ее. Да, это была она, та девушка, которую он подвозил месяцев восемь назад и с которой потом встречался вечером, и одновременно это была не она. Девушка изменилась, точнее, выглядела по-другому. Но, возможно, это оттого, что сейчас она была почти без косметики, только ресницы чуть подкрашены. В прошлый раз, особенно когда они встретились вечером – а такой Вика и осталась в его памяти – на лице ее был макияж, причем макияж, какой дома не сделаешь, и стоит такая работа очень дорого и лицо сильно меняется, из женщины с самой заурядной внешностью можно сделать красавицу. Но сейчас она была без косметики, но и без косметики выглядела не хуже.
   – Вы… Вы кто? Вы что здесь делаете? – наконец смогла выговорить девушка, отступая на полшага назад.
  Кажется она его не узнавала. Андрей был без своих очков, которые сильно меняли его внешность. Но она могла не узнать его и из-за отрастающей бороды. Или она притворялась, что не узнает.
   – Ты не дура, я это еще тогда заметил, так что должна понимать, что притворяться нет смысла – кроме нас здесь никого нет.
   – Кто вы? Откуда вы здесь появились? – голос ее сильно дрожал, а в глазах была такой испуг, будто перед ней привидение, а не человек, да, в общем, Андрей для нее и был сейчас чем-то вроде привидения.
   – Прилетел на самолете, если говорить о том, откуда я появился в Москве.
   – Уходите, пожалуйста, прощу вас. – Голос ее сильно дрожал и одновременно был детским и наивным, тот голос, каким она тогда, у метро, просила подвести ее, может несколько выше, но все же тот самый голос.
   – Боишься? Правильно, тебе и надо меня бояться.
   – Что вы хотите? Что я вам сделала?
   – Что сделала? Не помнишь? Действительно, разве запомнишь всех, кому, как вы женщины скромно это называете, делала минет. Правда, я тоже не помню, хорошо ли это у тебя получилось. Уснул я тогда. Но ты и сама знаешь.
   – Вы сумасшедший.
   – Возможно. Об этом судить не могу. Как известно, сумасшедшие не знают, что они сумасшедшие.
   – Пожалуйста, уходите. – на глазах девушки появились слезы. – Вы меня с кем-то путаете.
   – Угу, – кивнул Андрей, – С Царевной-Лягушкой, мне с нее нужно шкуру содрать. А я не в ту сказку попал? Ты Царевна-Лебедь?
   Вика отступила назад еще на полшага, рука ее держалась за стол и проскользнув по столу, наткнулась на какой-то предмет. И тут же, не раздумывая, как у женщин часто бывает, она схватила этот предмет и швырнула его в Андрея, и побежала вперед, пытаясь проскочить мимо него к выходу. Он успел увернуться и одновременно толкнуть девушку в плечо, она отлетела от него и упала, но не совсем, спиной она наткнулась на стену и сейчас сидела, прижавшись к ней. Предметом оказался кухонный нож, и лезвие его проскользило по виску Андрея. Боли он почти не ощутил, но почувствовал, как по щеке скользнула капля. Он провел рукой по щеке, на ладони осталась кровь.
   – Я не хотела, я не хотела, правда, – заговорила Вика, отползая на попе вдоль стены, бессознательно желая оказаться подальше от Андрея. – Пожалуйста уходите. Прощу вас. Уходите. Я не хотела.
   – Бинт есть? – спросил Андрей.
   – Да. Наверное. В аптечке. В ванной. Возьмите и уходите, пожалуйста. Я прошу вас.
   – Пойдем, перевяжешь.
   Девушка сидела не двигаясь, по нескольким судорожным коротким вздохам Андрей понял, что у нее может начаться истерика. Чтобы этого не случилось, ее надо чем-то занять.
   – Иди за мной, – сказал Андрей, направляясь в ванну, открыл дверь и посмотрел на Вику. – Не жалей что прогнала Вадика, он бы не помог.
   Вика осторожно поднялась на ноги, неуверенно пошла вслед за ним.
   Он смывал с лица кровь. Услышал, как тихо щелкнув защелкой, открылась дверца аптечки. Андрей повернул голову, посмотрел на Вику.
   – Это кровь останавливать, – поспешила показать она маленький пузырек с прозрачной жидкостью. – И пластырь, – показала она другую руку с зажатым между пальцами лейкопластырем.
  Андрей сидел в кресле, Вика напротив него, на диване. Он вынул пачку сигарет.
   – Уже несколько часов не курил, пока тебя ждал. Пепельница есть?
   – На кухне, я принесу.
   – Не надо, сиди. А то тебе еще захочется ударить меня пепельницей по голове.
   Андрей закурил сигарету, пошел на кухню. Что Вика убежит он не боялся – входная дверь была с небольшой задвижкой, которая затягивалась винтом, и он затянул этот винт с такой силой, что едва ли нашлась бы женщина, которая смогла открутить его. Он вернулся с пепельницей, снова сел в кресло, поставив пепельницу на журнальный стол.
   – Будешь? – Андрей протянул сигареты Вике.
  – Нет, я бросила, – отказала девушка, но тутже передумала. – Нет, закурю.
   Она прикурила сигарету, руки ее дрожали.
   – Что вам нужно от меня? – голос ее был все такой же детский, наивный и испуганный, казалось она сейчас разрыдается или бросится к двери и начнет биться в нее, как залетевшая в форточку птица бьется в стекло, пытаясь вылететь из комнаты на волю.
   – Зачем тебе это? – спросил Андрей.
   – Что? – не поняла Вика.
   – Делать вид, что не узнаешь меня.
   – Я не делаю вид. Я правду говорю. Я не знаю вас.
   Андрей немного растерялся. Он считал, для него было главным найти ее, эту Вику. И у него не возникала как-то даже мысль, что она, когда он найдет ее, станет говорить, что не знает его, в первый раз видит. И он теперь сам не знал, что делать. Не прижигать ее же сигаретой, чтобы заставить признаться во всем. Да и какой смысл заставлять признаваться? Заставить признаться можно в чем угодно, но ему нужно было, чтобы потом она не отказалась от своих слов.
   – Ты не наркоманка? – спросил Андрей.
   – Нет. Почему вы спросили?
   – Потому что меня не помнишь.
   – Я никогда даже не пробовала наркотики, но вас я, правда, не помню. Я не видела вас раньше, правда.
   – А лица ты хорошо запоминаешь? А то есть один пассажир, так он лица совсем не помнит. Меня, правда, на опознании сразу узнал.
    – Я ничего не понимаю. Вы меня путаете с кем-то.
   – А у меня хорошая зрительная память, – усмехнулся Андрей. – Профессиональная.
   – Но я не видела вас никогда. Зачем вы здесь? Что я вам сделала?
   – Все правильно, – кивнул он.
   – Что правильно?
   – Ты не предположила, что я пришел ограбить квартиру, изнасиловать тебя. Зато задала хороший вопрос – что ты сделала.
   – Я спросила это случайно.
   – Чтобы ты больше не задавала случайных вопросов, и главное, не делала вид, что не помнишь меня, я тебе расскажу. Я тебе расскажу, что ты сделала, хоть это и глупо – рассказывать, когда ты сама все прекрасно знаешь. Но я тебе все расскажу, даже как твой адрес узнал, чтобы у тебя не оставалось сомнений, что со мной не надо играть в эти игры, – что ты меня не помнишь, что я ошибся.
  Андрей рассказал ей все, даже про двух дворников, которым заплатили, чтобы они узнали его и которые запомнили номер ее машины, и как он по номеру нашел ее.
   – Такого совпадения не может быть, как ты понимаешь, – закончил Андрей, – чтобы на одинаковых машинах, с одинаковыми номерами ездили две девушки с одинаковым именем, и с одинаковой внешностью.
   Некоторое время Вика сидела молча. В ее лице появилась болезненная напряженность.
   – И что ты хочешь со мной сделать? – спросила она.
   – Значит, вспомнила.
   – Ничего я не вспомнила, мне нечего вспоминать. Просто я поняла, что не смогу убедить тебя, что я не та, кто тебе нужен.
   – Правильно, не сможешь. Мне и полгода зоны хватило, чтобы не верить не только таким, как ты, но и вообще никому. Не верить, это одна из основных заповедей, и этому быстро учишься. Поэтому, сначала нужно, чтобы ты все мне рассказала, и не просто рассказала, а чтобы были доказательства. Это меня вполне бы устроило.
   – Устроило бы, чтобы доказать, что ты не убивал тех двоих?
   – Именно.
   – А если я не смогу этого сделать?
   – Ты сама не догадываешься, что будет тогда?
   – Ты меня убьешь?
   – Нет, едва ли. Я переломаю тебе ноги, так что всю оставшуюся жизнь ты будешь ездить в инвалидной коляске, а не танцевать. А пока я буду ломать тебе ноги, ты за это время успеешь рассказать, то, что мне очень хочется знать.
   – А если я ни в чем не виновата? – Вика пыталась, чтобы в ее голосе не слышалось страха, но у нее это получалось плохо.
   – Не виновата? – усмехнулся Андрей. – Тебе мало доказательств?
   – Но и то что тех двоих убил ты, тоже было много доказательств. Но ты сам говоришь не убивал их. Разве точно так же не может быть, что и я ни в чем не виновата?
   – Ты умная. Тогда докажи, что ты здесь ни при чем.
   – А почему бы тогда и тебе не пойти и не доказать, что в смерти тех двоих ты тоже не виноват. Ты не смог доказать. А если и я не виновата, но тоже не могу этого доказать?
   В логичности ей не откажешь, – подумал Андрей. У него сейчас, как, наверное, и у следователя, который вел его дело, появились сомнения, и главным было то, что хоть эта Вика, была той самой девушкой, но одновременно она была и какой-то другой.
   И еще Андрей подумал, что то, что было несправедливым по отношению к нему, может быть несправедливым и по отношению к этой Вике. И те двое, дворники, которые сказали ему номер машины, могли обмануть его. Их могли научить, что при каких-то обстоятельствах они должны назвать номер Викиной машины – этой Вики, которая сейчас перед ним. К тому же, зачем той, которую он подвозил, и с которой потом встречался говорить свое настоящее имя?
   – Ты знаешь, какую-нибудь девушку похожую на тебя? – спросил Андрей.
   – Говорят, что у каждого человека есть двойник. У Мэрилин Монро их, говорят, были сотни.
   – У тебя уже появилось настроение пошутить? Но стоит подумать и о последствиях своих шуток. У тебя есть знакомая, которая похожа на тебя? Очень похожа?
   – Нет. У меня нет такой знакомой.
   – Ладно, завтра, точнее уже сегодня, съездим в одно место. А сейчас можешь ложиться спать.
   – У меня репетиция завтра в два.
   – Придется отложить. Позвонишь, скажешь, что заболела.
   – Но я не могу пропустить репетицию.
   – Ты ошибаешься, ты не можешь пойти на репетицию. Но пока можешь не волноваться, когда проснешься, ноги у тебя будут на месте.
   – Ты правда способен так поступить?
  – Помнишь как сказано в Евангелие: "Поступай с другими так, как хочешь, чтобы с тобой поступали", но можно и слегка перефразировать – поступай с другими так, как с тобой поступили.
   – Но если я дам слово, что после репетиции я с тобой встречусь.
   – Шутка хорошая, но не смешная.
   – У меня могут быть неприятности, если я не пойду на репетицию.
   – А мне могут дать пожизненное после побега с заложником. И еще один заложник, точнее заложница – ты. Это тоже учтется.
   – Значит, я твоя заложница?
   – Пока да.
   – Пока, это сколько?
   – Пока я не буду убежден, что это тебя я подвозил на машине полгода назад, а потом встречался вечером.
   – И я сделала тебе это самое… в общем ладно, минет. И ты от этого уснул. А если ты в этом убедишься, что будет?
   – Не волнуйся, второй раз делать не попрошу.
   – Вот это и страшно. Куда мы поедем?
   – И давай договоримся, – не стал отвечать Андрей на вопрос Вики, – если ты попытаешься убежать, это будем твоим признанием, что в прошлый раз именно ты со мной встречалась, а не двойник Мэрилин Монро. А я тебе обещаю, что пока не буду полностью убежден, что это ты была в прошлый раз со мной, ничего плохого тебе не сделаю.
   – То есть, мой побег будет доказательством моей вины?
   – Примерно так.
   – Как твой побег из тюрьмы?
   – Я рад, что ты меня уже почти не боишься?
   – Я стараюсь не бояться, но все равно боюсь. А почему ты рад, тебе разве не выгодно, чтобы я боялась тебя?
   – Когда мне нужно будет, чтобы ты боялась, я смогу сделать, чтобы тебе было страшно.
   – Ты очень уверен в себе.
   – Заставляю себя быть уверенным. А так не было смысла срываться.
   – Срываться?
   – Ну, убегать с зоны.
   – Это хорошо, что ты заставляешь себя быть уверенным.
   – Тебе что от этого?
   – Если ты будешь в себе уверен, то не станешь в случае чего паниковать и, значит, раньше времени ломать мне ноги.
   – Не волнуйся, сломаю вовремя. Телефон мобильный где твой?
   – В сумочке, – кивнула на стол Вика.
   Андрей подошел к столу, достал из сумки мобильник, положил себе в карман. Потом взялся за шнур домашнего телефона и дернул его, оборвал.
   – А как я завтра позвоню и скажу, что заболела?
   – Я дам тебе на пять минут твою трубку.
   Вика поднялась с дивана.
   – Я сплю в той комнате, – указала она на дверь комнаты отдельной от двух других, и добавила: – Если, конечно усну.
   Андрей зашел в комнату, где собиралась спать Вика. Никаких дверей, кроме той, через которую он вошел здесь не было.
   – Спокойной ночи, – попрощался Андрей.
   – Много было таких разбойников, которые считали себя джентльменам. Но они, кстати, женщин не убивали и, тем более, ноги не обещали им переломать.
   – Я тебя не обещал убить.
   – Для меня, что сломать ноги, что убить – одно и то же.
   – Иди, спи.
   – И ты тоже, – сказала и Вика, и тихо прибавила: – И постарайся не проснуться.
   – И зрение и слух у меня хорошие, – сказал Андрей и спросил: – Я у тебя в холодильнике видел пиво, можно взять?
   – Пожалуйста. Я пиво все равно почти никогда не пью. И вообще, ты здесь хозяин, так что можешь предложить мне чувствовать себя как дома, – ответила Вика и захлопнула дверь.
   Андрей пошел на кухню. Он достал из холодильника банку пива, выпил его. Вернулся к двери, за которой скрылась Вика. Банку он осторожно поставил на ручку двери. Чтобы открыть дверь, нужно повернуть ручку, так что Андрей услышит, если девушка станет выходить из комнаты.
   В этой девочке есть что-то гипнотическое, – сидя в кресле, сквозь дремоту думал Андрей. – Она легко убедила его, что она может быть и не она, а совсем другая. Разве мало просто того, что он увидел и узнал ее? Да, вот это и смущало – узнал он ее или обознался?
   Это и сбивало с толку – то, что она была похожа, и все же как бы не совсем она. Хотя, больше чем за полгода эта Вика могла слегка измениться и могла знать это.
   Почему он стал все рассказывать ей? Зачем? С чего вдруг захотелось рассказать ей то, что она и сама знала, а, допустим, не знала, тогда зачем? И какие там еще к черту двойники? Повелся как лох последний… А может у нее есть какие-то способности гипнотические? Но это уже сонный бред.
  Засыпать всегда приятно, даже на зоне. Там особенно, потому что там и есть единственное, что приятно – когда начинаешь засыпать – освобождаешься, ничьей власти над собой не чувствуешь.
   А Вика эта все-таки может убеждать, может внушать…
   Ударили по подвешенному рельсу. Надо быстро прыгать вниз со своих нар, обуваться, выскакивать на мороз… Андрей вцепился в подлокотники кресла, и сразу понял, что никакого рельса здесь нет, а по полу еще катится пустая банка из-под пива.
   Вика выглядывала из-за приоткрытой двери. Она посмотрела на Андрея, на банку, потом снова на Андрея.
   – Это такая сигнализация? – спросила она. – Такую можно, наверно, и к машине приделать – ставишь на крышу и когда станут угонять, банка упадет и сразу поймешь, что машину твою угоняют.
   – С чего это у тебя чувство юмора вдруг прорезалось.
   – Со мной всегда так, когда я хочу писать, а меня что-то задерживает. Я бессознательно начинаю говорить глупости.
   – Я тебя задерживаю?
   – Я испугалась банки, а потом подумала, что вдруг ты еще молоток или утюг прикрепил над головой, и когда я побегу…
   – Иди, спусти в унитаз свое чувство юмора.
   – А у тебя остроумие, как у толстого обпившегося пива немца, – проговорила Вика, пробегая в коротком халатике и пушистых тапочках по коридору.
   Судя по всему, страх ее прошел. Андрей не знал, хорошо это для него или не очень.
   Она шутит, а тогда, в тот раз, когда он подвез ее и потом с ней встречался, она не только шутить, у нее вообще с чувством юмора было напряженно.
   В ванной включился душ. Появление Андрея, видимо, не было для нее поводом, чтобы менять свои привычки.
   Она стояла с мокрыми волосами замотанными в полотенце. На ее шее и ногах поблескивали капельки воды.
   – Мне нужно позвонить в театр, ты обещал мне, что дашь телефон.
   – Ты что, опять решила соблазнить меня? – проговорил Андрей с раздражением, потому что чувствовал, что в этом коротеньком халатике, под которым ничего не было, кроме ее тела, и вся в капельках воды, она действительно возбуждала его.
   Он протянул ей телефон.
   – Во-первых, надо доказать, что слово "опять" в твоем контексте имеет право на существование. А что касается остального, то у меня есть все права бороться за свою жизнь любыми способами.
   – Быть остроумной, обаятельной, сексуальной и этот тупой зек станет ручным.
   Вика не ответила, она заговорила по телефону, голос ее сразу стал болезненный и слабый, но не сильно, слабость только улавливалась в голосе, она не переигрывала.
   – Николай Петрович, здравствуйте, это Илагина…
   Андрей поднялся из кресла и пошел в ванную. Он открыл воду, но тутже вышел из ванной и закрыл дверь.
   – Николай Петрович, – слышал он голос Вики, – я, кажется, заболела. Плохо себя чувствую… Да, вы правы, нужно сразу было после репетиции надеть свитер… Остыла, да… Да, знаю… Ну, дура я… Ну не маленькая, знаю…
   Вика закончила разговаривать и Андрей услышал легкий стук – она положил телефон на стол. Андрей вернулся, забрал телефон и снова пошел в ванну.
   Он только промыл глаза и еще зубы почистил, да и то без зубной щетки. Не выключая воду, вышел из ванной. Вика стояла на коленях у входной двери и пыталась открутить винт, удерживавший задвижку.
   Андрей подошел к ней. Она почувствовала его у себя за спиной, когда он был уже в шаге от нее, вскочила с колен, глаза ее испуганно заморгали.
   – Что это? – кивнул Андрей на руку, в которой Вика сжимала какой-то предмет.
   Она протянула руку. На ладони ее лежали щипцы из маникюрного набора.
   Они уже собирались выходить, когда Андрея заинтересовал небольшой пузырек с черной жидкостью.
   – Это что, лак для ногтей? – спросил он.
   – Да. Мне его из бесцветного сделали для одной роли. Я только раз им пользовалась, накладные ногти удобней.
   – Ацетон у тебя есть?
   – Жидкость для снятия лака есть. Она с ацетоном.
   – Давай.
   Вика чуть пожала плечами и пошла в комнату.

17

   Андрей остановил машину на том же месте, что и вчера. Ни Антонины, ни Ивана нигде видно не было.
   – Протяни руки, – сказал Андрей.
   – Зачем? – спросила Вика.
   Андрей вынул из бардачка веревку, Вика послушно протянула руки.
   – Только если можно, не очень сильно, – попросила она, – руки мне тоже нужны не меньше ног.
   Андрей связал ей запястья, потом протянул веревку внизу за спинкой сиденья и там затянул простой узел, который легко развязывается. Но теперь Вика не могла ни встать ни дотянуться до ручки дверцы. Она, конечно, может закричать, позвать на помощь, но в этом дворе людей мало, сейчас вообще никого нет, к тому же, чтобы услышать Вику, нужно подойти близко к машине, а Андрей поставил ее в таком месте, где прохожих почти не бывает, только собачьи следы на подтаявшем снегу.
   На двери подвала, в котором он вчера разговаривал с Иваном и Антониной, висел замок.
   На суде, когда Ивана вызвали давать показания и судья спросил его имя, тот сразу выложил все свои анкетные данные, в том числе и место жительства. Дом тринадцать, корпус один, квартира один. Андрей не старался тогда запоминать, но такие цифры сами легко запоминаются.
   Нужный ему дом был одной из двенадцатиэтажных башен.
   Андрею повезло, когда он подходил к подъезду, на улицу вышел кто-то из жильцов. Запищал зуммер кодового замка. Андрей поспешил войти в подъезд, пока дверь не захлопнулись.
   Он нажал на кнопку звонка квартиры номер один. Ему никто не открыл.
   Такие люди, как Иван и Антонина, как правило, всю жизнь проводят на небольшом клочке земли ограниченном участком своей работы и несколькими магазинами, в которые они ходят за продуктами. Если им и приходятся уезжать подальше, то только по необходимости, как, например, в тот раз, когда их вызывал следователь, и потом поездки в суд. Так что сейчас, решил Андрей, они ушли или в магазин или еще куда-нибудь тоже недалеко, например, в правлении своего участка и требуют у начальника новые лопаты или рукавицы.
   А вообще, нужно ли их ждать, думал Андрей, стоя у двери их квартиры, Ну, покажет он им Вику, и что это даст? Хотя сейчас Андрею стало казаться, что Иван и Антонина знали гораздо больше, чем сказали ему. Точнее не сейчас ему это стало казаться. Ночью, когда он невольно прокручивал в голове разговор с ними, ему вспомнились некоторые мелочи: интонация, мимика, которые могли означать недоговоренность или предупреждение другому не говорить о чем-то.
   Андрей хотел уже уйти и подождать Антонину и Ивана в машине, но тут ему показалось, что дверь их квартиры закрыта не плотно. Он толкнул ее. Дверь легко открылась.
   Андрей осторожно вошел в квартиру.
   Антонину он увидел сразу. И сразу прикрыл входную дверь.
   Она стояла, прижавшись спиной к двери, ведущей в комнату. Андрей подошел ближе. Он увидел то, что и ожидал. С обратной стороны, так же, как Антонина, прижавшись к двери спиной, стоял Иван.
   Смотреть и на того и на другого было страшно. Лица обоих стали сине-черными, глаза почти полностью вылезли из орбит, а высунутые языки были неестественной длинны, вылезая изо рта, они свисали ниже подбородка.
   Они умерли мучительной смертью. Руки их были связаны за спиной. Каждому из них горло перетягивала веревочная петля. Они висели на одной веревке, а сама веревка была перекинута через верх двери. Пальцы их ног доставали пола. Иван и Антонина задыхались долго.
   Андрей подумал, что чем скорее уйдет отсюда, тем лучше. Но тут он обратил внимании на телефон, стоявший в комнате на небольшой тумбочке. Эта тумбочка была прикрыта белой тряпкой с вышитыми на ней цветными птичками неизвестных пород и цветами так же едва ли известными в ботанике.
   Из-под телефона виделся клочок бумаги. Андрей подошел к тумбочке и вытащил его из-под телефона. На маленьком обрывке газеты был записан номер телефона и под ним инициалы, какая-то "Ир. Ан. нач." Скорее всего, это был рабочий телефон начальника жилищной конторы, в которой они работали. Андрей взялся за край вышитой птичками и цветами салфетки прикрывавшей тумбочку, откинул ее. На тумбочке, под ней лежало десятка два небольших листков, бумажных клочков или таких же обрывков газетных углов, как и тот, который Андрей увидел сразу. Все они были исписаны номерами телефонов.
   Андрей собрал их и сунул в карман. Расшитой салфеткой он снова прикрыл тумбочку.
   Он постарался не оставить следов своих пальцев на ручке двери, хотя не сомневался, что первым подозреваем будет он – смерть этих двоих, естественно, сочтут местью сбежавшего зека.
   Андрей вышел из дома. Из одного из подъездов соседнего девятиэтажного дома, почти одновременно с ним вышел человек в форме милиции, в руке он держал тонкую коричневую папку. Скорее всего, это был участковый.
   Андрей оставил машину в таком месте, чтобы мимо нее никто не проходил. Даже простой милиционер не обратил бы внимания на то, где она стоит, но вот участкового именно место парковки и заинтересовало, поэтому он выбрал неудобную дорогу, чтобы пройти рядом с этой машиной.
   Андрей остался у подъезда, наблюдая за мужчиной в милицейская форме. Того, что сидящая в машине девушка связана не видно через лобовое стекло, а боковые стекла тонированные. Но кто ей помещает закричать.
   Андрей видел ее лицо, ему показалось, что она посмотрела на него насмешливо и даже нагловато. Сейчас ему придется убегать. Но пока милиционер поймет в чем дело, пока откроет дверцу, пока развяжет Вику, времени будет достаточно, чтобы оказаться далеко от этого места. Сейчас его еще не поймают. Но вот машины у него уже не будет, а у Ритки, когда она вернется, будут неприятности. Она, конечно, выкрутиться. Проще всего сказать, что машину угнали.
   Вика посмотрела на милиционера, в ее взгляде было безразличие. Она повернула голову чуть в сторону, увидела кошку, пробиравшуюся по мокрому сугробу, после каждого шага кошка брезгливо встряхивает мокрыми лапами. Это Вику заинтересовало гораздо больше.
   Участковый прошел мимо. Он еще попытался сквозь боковое тонированное стекло рассмотреть девушку, которая была не только красива, но, даже взглянув мельком на которую, нетрудно понять, что такая не продается, а значит, стоит дорого. И такая девушка сидит в такой дешевой машине.
   Уже отойдя метров на двадцать участковый снова обернулся. Андрей подумал, что удачно перед самых уходом из Викиной квартиры он увидел черный лак для ногтей. Участковый явно взглянул на номера. Номера Андрей подправил очень аккуратно, так что и с десяти шагов этого не заметишь. Делал он это для Ивана, который хорошо запоминал цифры. Но пригодилось для вот этого участкового. Он наверняка вспомнит дорогую девушку в дешевой машине, когда найдут повешенных на двери в своей квартире Ивана и Антонину.
   – Почему ты не позвала мента? – спросил Андрей, когда они выехали из дворов.
   – Ты даже этим недоволен, – с легкой усмешкой проговорила Вика.
   – Мое недовольство не при чем.
   – Что тогда при чем?
  – Ты боишься, что милиция станет расспрашивать тебя, зачем ты нужна сбежавшему зеку.
   – А других вариантов у тебя нет?
   – Подскажи.
   – Ну, например, у тебя есть пистолет, и ты мог бы начать стрелять, и попал бы в меня.
   – Не пойдет, женщина не станет думать о подобных вещах в тот момент, когда есть возможность освободиться. Если бы ты видела у меня оружие, тогда другое дело, но ты не видела.
   – Могу предложить еще один вариант: сейчас бы ты убежал, но через пару дней снова появился бы в моей квартире, или еще где-то поймал бы меня.
   – Не могу понять, ты умная или хитрая.
   – Женщины все хитрые, даже те, которые умные.
   – Наверное ты права.
   – Не наверное, а так и есть. Мы слабее мужчин, приходится компенсировать хитростью.
   Андрей свернул в небольшой переулок и остановился, чтобы стереть с номеров лак. Когда снова забрался в машину, спросил:
   – Почему ты так легко смирилась с тем, что я принимаю тебя за другую?
   – Развяжи мне руки, они уже начинают болеть.
   Андрей развязал веревки.
   – Так все же? – спросил он.
   – Ни с чем я не смирилась. Просто я не могу доказать, что я не та, кто тебе нужен и если я стану плакать и по сто раз в минуту повторять, что ты ошибаешься и это просто какое-то совпадение, ты все равно этому не поверишь. Так какой смысл плакать и доказывать? Зачем мы туда ездили?
   – Хотел познакомить тебя с двумя дворниками. Я тебе о них рассказал вчера. И еще кое о чем спросить их хотел.
   – Почему не познакомил?
   – Они висят и не хотят разговаривать.
   – Я не понимаю твоих шуток.
   – Я не шучу. Их убили.
   – Что?!
   – Что слышала.
   – Но это не ты? – Вика смотрела на Андрея испуганно.
   – Их убили или вчера вечером или ночью, точнее сказать не могу, я не патологоанатом.
   – Зачем?.. То есть, за что их… – в голосе девушки слышался испуг.
   – За что, это понятно, точнее почему.
   – Почему?
   – Потому что я нашел их и разговаривал вчера с ними. И они, наверняка, сказали мне не все, знали еще что-то. И кто-то не захотел, чтобы я вернулся и снова смог с ними поговорить. Но интереснее другое.
   – Что интереснее? – автоматически спросила Вика.
   – Откуда кто-то узнал, что я с ними разговаривал?
   – За тобой кто-нибудь следил.
   – Исключено. Скорее они или сами кому-то позвонили и рассказали об этом…
   – Или что еще?
   – Или у тебя есть еще один мобильник и ты ночью кому-то звонила.
   – Можешь обыскать всю квартиру.
   – Достаточно будет и комнаты, в которой ты спала. Для этого мы к тебе и едем.
   – А почему, если у меня есть еще один мобильный телефон, обаятельно я должна звонить кому-то?
   – Значит, у тебя есть второй мобильник?
   – Если я скажу, что нет, ты все равно не поверишь. Так что, ищи.
   – Правильно. А где твой "Порш"?
   – А что?
   – Просто спросил.
   – На стоянке, в подземном гараже. Это довольно далеко от дома.
   – Почему ты на нем не ездишь?
   – Ну, допустим, я потеряла техпаспорт поэтому и не езжу на нем, а купила себе другую машину. Вообще-то, так оно и есть, я купила себе "Ауди", она, правда, подержанная, но выглядит как новая.
   – По-твоему проще купить другую машину, чем восстановить документы на ту, которая есть? К тому же на "Порше" престижней подъезжать к театру.
   – Это мое дело, на чем ездить, правда? И к тебе это никакого отношения не имеет.
   – Ты права. Главное, что вишневый "Порш" у тебя есть, и что тебя зовут Вика.
   – Я не могу ничем доказать, что это какое-то глупое совпадение.
   – Оно не глупое, оно нереальное, потому что такое совпадение возможно одно на несколько миллионов.
   – Но оно все же возможно?
   – Да. Потому что чем-то ты все же отличаешься от той.
   – Но если ты сам видишь, что я не та, зачем тогда я тебе? Почему не отпустить меня? Я ведь вижу, ты понял, что я здесь ни при чем.
   – Когда я буду уверен, что ты ни при чем, мы с тобой расстанемся и ты меня никогда больше не увидишь. Та, которую я подвозил и с которой встретился вечером – твой двойник, она называлась твоим именем, дворники, которые были свидетелями, дали номер твоей машины. А таких совпадений не бывает даже один к миллиону.
   – А если меня кто-то так же подставляет, как и тебя?
   – Ты хочешь сказать, что кто-то заранее знал, что я рвану с зоны? Это смешно.
   – Ты сейчас сказал о том, что ты убежал?
   – Да. А что касается тебя – ты могла измениться. А еще в прошлый раз ты могла играть роль, только в жизни, а не на сцене, поэтому и отличаешься.
   – Так, теперь и моя профессия тоже вменяется мне в вину. Но все равно, ты знаешь, что это была не я.
   – Допустим ты ничего не знаешь, пусть даже соглашусь, что тебя подставили. Но тогда, почему именно тебя?
   – Да очень просто. Есть какая-то девушка очень похожая на меня.
   – И которая ездить на "Порше" с твоим номером.
   – Да, это объяснить трудно, – согласилась Вика.
   – Мне трудно. Но ты что-то знаешь.
   – Думай, как хочешь.
   – А где твоя "Ауди"?
   – У меня кончился бензин, когда я вчера подъезжала к театру. Не поеду же я ночью после спектакля с канистрой на бензоколонку. Вот Вадик меня и подвез домой.

18

   Они вернулись в квартиру Вики. Андрей закрыл дверь и снова сильно затянул винт дверной задвижки. Он стал обходить все комнаты.
   – Проверяешь, не пришел ли кто ко мне в гости, пока нас не было?
   – Угадала. Раздевайся, – сказал Андрей, подходя к Вике.
   – В каком смысле?
   – Шубу снимай.
   Вика сняла коротенькую меховую шубку. Андрей взял ее, прощупал, положил на спинку кресла. Он слегка приподнял девушке руки, провел руками по бокам, по спине, повернул ее лицом к себе.
   – Под кофточку можешь не лазить, я без лифчика, все и так почувствуешь.
   Андрей провел рукой между грудей Вики, по животу. Когда его рука от колена стала подниматься вверх по внутренней стороне бедра, Вика чуть вздохнула.
   – Как небрежно, – проговорила она. – Можно и понежней, у меня там самая чувствительная эрогенная зона.
   – Я тебе уже говорил, что не надо.
   – Не надо что?
   – Пытаться соблазнить меня.
   – Почему бы и нет? А еще лучше влюбить в себя. Самый надежный способ снова стать свободной.
   – Нет такой женщины, ради которой стоит сидеть пятнадцать лет.
   – Вспомни "Пармскую обитель".
   – Фабрицио, конечно, пример для подражания, но только для идиотов.
   – Ты не романтик. Ради любви многие мужчины шли на смерть.
   – Туда им и дорога. Пойдем посмотрим, что у тебя в той комнате.
   Они прошли в комнату, в которой ночевала Вика. Здесь был большой платяной шкаф, большая кровать, пара кресел, стол похожий на те, которые стоят в гримерных театра, с трельяжем и двумя лампами по бокам, но в отличии от театрального он был красивый, из дорогого дерева, а не поцарапанный и измазанный гримом, около него вращающийся табурет, еще один столик у кровати, на нем лампа с голубым абажуром.
   Андрей подошел к шкафу, открыл его. В шкафу была аккуратно развешана одежда. Он собрался осмотреть все платья и другую одежду, но боковым зрением уловил, как Вика осторожно подошла к ночному столику у кровати.
   Вика резко повернулась к Андрею, закрывая собой этот небольшой стол с лампой под абажуром, когда Андрей быстро шагнул к ней.
   – У тебя там что-то интересное? – спросил Андрей.
   – Там для тебя нет ничего интересного, – заговорила Вика. – Правда.
   Андрей отстранил ее, выдвинул ящик. В нем лежал вибратор и несколько презервативов.
   – Набор для истинных леди, – проворил Андрей. – А презервативы на вибратор надеваются? Как говорится: береженого, бог бережет?
   – Какое твое дело? Какое ты, вообще, имеешь право рыться в моих вещах?!
   – Потому что я сильнее тебя.
   Вика уселась в кресло, отвернулась к стене, ее щеки порозовели. Казалось, она сейчас расплачется.
   Андрей осмотрел все вещи, заглянул под подушки, под одеяло, матрас. Мобильного телефона не было. Еще раз он осмотрел и другие две комнаты и кухню, на этот раз заглядывая в ящики столов и шкафы. Но только в одной из тумбочек кухонного стола нашел запасные ключи от квартиры.
   – А я надеялся, что ты звонила кому-то, – возвратившись в комнату, где сидела Вика, проговорил Андрей.
   – Надежды не оправдались? – спросила Вика раздраженно.
   – Нет. Жаль.
   – Почему? – снова спросила Вика все тем же и смущенным, и обиженным, но и раздраженным голосом.
   – Если бы звонила ты, все бы упростилось. А теперь я знаю, что кто-то за мной следит, но не знаю кто.
   – Но ты сам сказал, что могли позвонить и те двое, к которым мы ездили. Дворники.
   Андрей вынул из кармана клочки бумажек, которые он забрал из квартиры Ивана и Антонины. Положил их на стол.
   – Посмотри, – кивнул он на них Вике, – вдруг знакомый телефон попадется или имя.
   Вика поднялась из кресла, подошла к столу. Она стала перебирать бумажки, просматривая номера телефонов. Андрей внимательно следил за ней.
   Один листок был вырван из записной книжки. Он был сложен в четверо. Вика, развернув его, задержала в руке, не стразу отложила в сторону. Андрей взял у нее этот листок. На нем был записан номер мольного телефона и имя "Колян".
   – Знакомый номер? – спросил Андрей.
   – Нет.
   – А чем он заинтересовал тебя?
    – Да ничем. Сама не знаю.
   – Почерк не такой, как везде. – проговорил Андрей рассматривая листок. – И имя. Антонина не стала бы называть кого-то Коляном. Да и Иван тоже, но он не записывал телефоны, он их запоминал.
   – Почему ты так думаешь?
   – Почерк везде один, хоть и довольно корявый, но все-таки женский. А еще, у Ивана память на цифры была хорошая. Ты уверена, что это номер незнаком тебе?
   – Да. А вообще, откуда мне знать? Кто сейчас запоминает номера, если они все в мобильном, в памяти?
   – Ты права.
   Андрей достал Викин мобильник, открыл "телефонную книгу", стал просматривать номера и телефоны занесенных туда людей.
   – Если бы в твоих личных вещих стали рыться, как в своих? – боязливо, но одновременно и возмущенно заговорила Вика. – Если бы твои записные книжки стали бесцеремонно просматривать только потому, что эти люди сильнее тебя. Как бы ты этому отнесся?
   – Со мной все это делали, когда арестовывали.
   – Но я здесь при чем?
   – Ты что-то знаешь, но не говоришь. И я не уверен, что не ты была у меня в гостях в тот раз.
   – Ну избей меня, может что-то стажу.
   – Возможно это был бы лучший вариант.
   – Так что тогда? – чуть не закричала Вика. – Давай. Ударь.
   Не обратив внимания на истеричный срыв девушки, Андрей продолжал просматривать ее телефон. Никаких имен, которые могли бы заинтересовать его он в мобильном Вики не нашел. Решил просмотреть присланные ей эсэмэс.
   – Можешь не стараться, – сказала Вика. – Эсемески я сразу стираю.
   С Викиного мобильного Андрей позвонил на свой, достал его из кармана, посмотрел на номер.
   – Вивальди в качестве звонка, – отреагировала Вика на музыку. – Мне это нравится.
   – Это не я ее установил.
   – У меня есть небольшой танец на эту тему. Я его для показа готовила когда-то. Не отключай, – почти потребовала она.
   Андрей взглянул на Вику непонимающе, но ее голос не дал ему нажать на клавишу отключения.
   Неожиданно нога девушки резко взлетела в такт мелодии, на миг задержалась в сильном жестком акценте, и тут же мгновенный разворот и девушка замерла, застыла, превратившись в мраморную скульптуру. Все это она проделала с мощью, которую невозможно было в ней ожидать, с силой огромной кошки, пантеры, которая облизывала свою искристую шерсть и вдруг тело превратилось в жестко пружинистую сталь, и прыжок, и выпушенные в полете безжалостные когти.
   Андрей почувствовал взрыв энергии, заполнивший комнату, по телу его пробежала волна, в груди что-то сдавило, словно сердце его сбилось с ритма.
   Через две секунды тело девушки расслабилось, она стала прежней, слабой и беззащитной.
   – Впечатляет, – проговорил Андрей.
   – Я знаю, потому что я талантливая. Я нарочно это сделала.
   – А я думал специально.
   – Твой сарказм тебе не поможет. Теперь ты все равно меня не тронешь.
   – Почему? – спросил Андрей, снова начиная просматривать клочки бумаги с номерами телефонов и номера в телефоне Вики.
   – Я поняла, по тебе видно, талант для тебя что-то, ну, примитивно говоря, святое.
   – Да, обязательно напишу твой портрет – обнаженная с нимбом над головой – и буду на него молится, – ответил Андрей, но насмешливость его была ненастоящей, притворной.
   – Конечно не признаешься. К тому же, кто позволит тебе рисовать меня обнаженной? – Вика наигранно вздохнула. – Ну, разве что, я сама. А ты смотришь, нет ли в записях той дворничихи и моем телефоне одинаковых номеров?
   – Угадала.
   – Как видишь, нет у меня с ней общих знакомых. Удивительно, правда? Ведь она, наверное, очень любила балет, особенно современный.
   Андрей взял листок, вырванный из записной книжки. Викин телефон он отложил, достал свой и стал набирать номер какого-то Коляна.
   – Говори, – услышал он в трубке нагловато-грубый голос.
   – Привет, Коляныч, – заговорил Андрей.
   – Че-та я не узнаю тебя. Ты че звонишь?
   – Встретиться надо.
   – С кем встретиться?
   – Со мной
   – Кому встретиться?
   – Тебе.
   – А че мне с тобой встречаться?
   – Побазарить.
   – Че-та я не врублюсь. Пашк, ты что ль?
   – Да нет, меня Андрей зовут.
   – Че-та я не въеду. Какой Андрей? Дрон, ты что ль?
   – Нет, это другой Андрей.
   – Какой нахрен другой?
   – Ты не знаешь меня.
   – А хрен ли мне тогда с тобой встречаться? Ты баба что ль, чтоб я с тобой встречался.
   – Нет, не баба. Я племянник Антонины.
   – Какой, нахрен, Антонины?
   – Которая вместе с Иваном дворником работала.
   – Че ты пургу-то метешь. Какие нахрен дворники?
   – Она мне звонила и дала этот номер и сказала твое имя.
   – Ща, подожди.
   Некоторое время в трубке была тишина, видимо, Колян с кем-то советовался. Потом снова послышался его голос.
   – Так я не врубился, чего ты там намел-та?
   – Пока я ничего конкретно не говорил. Но тетку мою, Антонину убили.
   – Да мне-то че до какой-то там тетки? Какая-то тетка, какие-то дворники. Ты че, с головой не дружишь?
   – Короче, чтобы яснее было. Тетку я свою любил, как родную, поэтому выбирай один из двух вариантов: или я ментам стучу на тебя, или договариваемся мирно и дружно, я много не прошу.
   – Ты, пала, нарываешься, друган. Мне на ментов нассать, но если хочешь, давай побазарим.
   – Сразу тебя предупреждаю, три тысячи баксов и я забываю и твой телефон и твое имя и то что моя тетя звонила мне и предупреждала насчет тебя. Так что зеленые можешь сразу захватить.
   – Ща погоди.
   Снова тишина в трубке, потом опять раздался голос Коляна.
   – Короче, я не знаю о чем базар. Но если такой наезд, я встречусь с тобой. И, короче, ты за базар за свой ответишь…
   Было ощущение, что Коляна остановил кто-то, не дал ему договорить.
   – Говори где встретимся? – спросил Андрей.
   – Ну, в общем, короче. Ты знаешь, где Смоленка?
   – Найду.
   – Ну, там, в общем, есть МИД, высотка такая.
   – Найду.
   – Ну, вот, в общем. Напротив там, на внешней стороне кольца, переход подземный и остановка троллейбусов всяких. Короче. На этой остановке и жди. Отойди от нее вперед так метров на десять и жди.
   – Хорошо.
   – Как я тебя узнаю?
   – Я буду стоять и ждать.
   – Через час.
   – Через час я там буду. – Андрей отключил телефон.
   Он сел в кресло, закурил.
   – Кажется с этим Коляном мне повезло больше, чем с тобой, – сказал он не глядя на Вику.
   – В чем повезло? – спросила Вика, внимательно глядя на Андрея.
   – Ты слышала.
   – Я не слышала, что он говорил.
   – Мы договорились встретиться.
   – А если это правда тот, кто убил тех, дворников?
   – Не уверен, но даже если и не он, то он что-то знает.
   – Ты что, ненормальный? – голос Вики стал возмущенным и раздраженным одновременно. – А если это правда он? Он же приедет не один. Да много и не нужно, тебя могут там убить, где ты с ним договорился встреться.
   – Нет. Им сначала нужно узнать, что я знаю.
   – Да не станут они ничего узнавать. Зачем им нужно узнавать что-то?
   – А чего ты так разволновалась?
   – Я же сказала, тебя могут убить.
   – Ты говоришь так, будто хорошо знаешь этих людей. И с чего вдруг такая забота обо мне?
   – У меня стокгольмский синдром.
   – Вот это меня особенно сбивает с толку.
   – Ты о чем?
   – Можно изменить немного внешность, можно вести себя по-другому, но вот чувство юмора не может появиться ниоткуда. А в прошлый раз оно у тебя отсутствовало полностью.
   – Я его скрывала, предполагала, вдруг ты убежишь и найдешь меня. А вообще я о тебе нисколько я не забочусь. Просто ты ненормальный.
   – Может быть и ненормальный. Но меня сейчас другое волнует.
   – Что тебя волнует?
   – Что мне с тобой делать.
   – Связать и затолкать на антресоль.
   – Мысль неплохая, примерно так я и сделаю. Пошли в ванную.
   – Зачем?
   – Там посидишь до моего возвращения.
   – Ты что, дурак? А если ты не вернешься, я что, на всю жизнь там останусь?
   – Позвони какой-нибудь своей подруге и скажи, если часов до десяти вечера не перезвонишь ей, пусть она приедет к тебе. Ключи от квартиры она найдет в почтовом ящике.
   – А если я дам тебе честное слово, что буду сидеть дома и не позвоню никому?
   – Над этой своей шуткой можешь посмеяться одна.
   – Но ты хоть связывать меня не станешь?
   – Нет. Возьми что-нибудь поесть с собой.
   – Ты, кстати, сам еще не завтракал. Давай я что-нибудь приготовлю. Ну, хоть яичницу.
   – Времени нет. Я видел у тебя яйца в холодильнике. Можно их взять?
   – Грудь и ноги мои ощупывал, не спрашивал разрешения.
   – А что, другие мужики у тебя спрашивают разрешения, чтобы потрогать грудь?
   – Наглость, это ладно, но хамства я не переношу.
   – Не расстраивайся, я не Вадик, меня твои ноги не волнуют.
   – Почему? Ты голубой?
   – Иди в ванную.
   Вика зашла в ванную. С собой она взяла какую-то книгу. Андрей закрыл дверь. Из комнаты он принес кресло, оно с трудом вошло в проход между дверью ванной и противоположенной стеной, плотно прижав дверь.
   На кухне он достал из холодильника несколько яиц и выпил их сырыми.
   – Может возьмешь меня с собой? – послышался из ванной голос Вики. – Я дам честное-пречестное слово, что не убегу.
   Андрей вышел из квартиры. Он спустился пешком на первый этаж, бросил в почтовый ящик ключи от квартиры. Запасные два колюча, которые нашел в кухонном столе, захватил с собой.
 
19

   Андрей оставил свою машину у гостиницы Белград. Он подошел к тому месту, где назначил ему встречу Колян.
   Сейчас, когда Вики не было рядом, у него неожиданно появляться уверенность, что тогда, около восьми месяцев назад он подвез, а потом встретился именно с ней, с этой Викой, и она подсыпала ему что-то в вино, и, значит, украла его документы. То, что он начал сомневаться в этом, почти поверил в странное чуть ли не мистическое совпадение, это какая-то ее способность убеждать людей, даже влиять на них. Один знакомый сказал ему: он считает, что по настоящему талантливые актеры, это люди которые могли бы быть колдунами, ведьмами, парапсихологами, что в талантливых актерах заложено то, что можно назвать оккультными способностями влиять на сознание, или скорей, на подсознание людей. У актеров, правда, эта получается неосознанно, но именно эту способность и называют талант. Возможно, Вика была талантливая актриса и обладала такой способностью – внушать, и вот играя с Андреем роль девушки, которая не знает и не понимает того, что происходит, внушила это и Андрею. И еще, почему она так спокойна? Ее словно не удивляет, что Андрей пришел к ней и обвиняет в том, что с ним произошло. Только вначале у нее проявилась растерянность и испуг, но она почти сразу пришла в себя. И милиционера она не позвала на помощь, там, у дома Ивана и Антонины. Сказала, что сейчас Андрей убежит, а потом все равно найдет ее. Глупости. Любая другая на ее месте не стала бы думать об этом, женщины не думают о последствиях, для них важнее происходящее, настоящее. Абстрактный пример: если кто-то с станет обещать женщине, что через пару лет он закончит работу над своим гениальным изобретением, которое принесет ему миллионы и она будет женой мультимиллионера, женщина только посмеется, и пойдет к тому, у кого уже есть свой магазинчик французской косметики изготовляемой в Таиланде и доход в несколько тысяч баксов в месяц.
   Андрей решил не проявлять себя, когда подъедет тот, с кем он разговаривал по телефону – Колян. Пусть думает, что он не пришел. А Андрей просто запомнит номер, а потом уже найдет этого Коляна, тогда преимущество будет на его стороне. Тем более, сейчас этот Колян наверняка приедет не один, он ведь, когда Андрей звонил ему, был не один, он советовался с кем-то.
   Черный джип "Тойота" с тонированными стеклами остановился напротив Андрея. Стекло правой передней двери опустилось. Андрей увидел коротко стриженного парня с широкими плечами.
   – Ты звонил мне? – спросил тот, нагловатым и злым голосом.
   Нужно было отрицательно покачать головой, сказать "нет" и с безразличием неспеша пройти к остановке, только запомнить номер машины, и все. Колян ведь и не ждет, что тот, с кем он разговаривал по телефону будет стоять именно на том месте, где они договорились. Этот Коля уверен, что за ним сначала станут наблюдать.
   – Если тебя зовут Колян, то я, – ответил Андрей.
  Он сказал это неожиданно для себя. Конечно, правильнее не рисковать, а обдумать, подготовиться. Но не ради того, чтобы прятаться по подвалам, он бежал из лагеря. Что даст ему упущенное время кроме временной безопасности? А вот, если этот парень в джипе действительно как-то замешан в том, что с Андреем произошло, он, этот Коля, сможет обдумать все, организоваться, если не сам, другие за него это сделают. Качество теряешь, зато выигрываешь темп. К тому же временная безопасность очень относительна – чем больше проходит времени, тем больше вероятности, что на Андрея выйдут менты.
   – Садись, – кивнул парень.
   Андрей открыл дверцу машины, забрался внутрь. Стекло поднялось. Машина сразу тронулась с места.
   – Не дергайся и сиди тихо, – услышал Андрей голос с заднего сиденья и одновременно почувствовал, как к его затылку прижался холодный предмет, судя по-всему, ствол пистолета. Кто-то прятался за спинкой сиденья, когда Андрей садился в машину. Этому Андрей не удивился.
   Они свернули на Ленинский проспект, проехали уже почти половину его. Никто ни о чем не спрашивал Андрея. Он тоже мочал – они сами спросят все, о чем хотят узнать, и скажут, что хотят сказать.
   – В Битцевский парк поедем, – сказал сидевший сзади.
   Сказал он это не Андрею, водителю. Водитель, Колян, с которым Андрей разговаривал по телефону, не согласился.
   – Нахрена нам в какие-то Битцы, – стал спорить Колян, – когда по прямой, сразу за Окружной хороший лесок.
   – В Битцах маньяк с полсотни и мужиков и баб перемочил.
   – Его, я слышал, давно поймали, – снова не согласился Колян.
   – У всех маньяков есть последователи.
   – Да какая, хрен, разница, Лёх? Вот будем Му-Му за хвост тянуть, под какого-то маньяка еще косить.
  – Я сказал, едем в Битцы. Чего тебе не понятно? И вообще, выезжать из Москвы, это мимо гаишного пикета проезжать. Хоть пусть и не остановят, а лишний раз светиться…
   – Вообще-то да, – согласился наконец Колян. – Тогда лучше через Севастопольский. Щас как раз скоро перекресток.
   Андрей решал: они серьезно или пугают? Скорее всего и то другое. Пугают, чтобы был разговорчивей, ведь что-то им захочется спросить. А потом… А потом зачем он им нужен такой, который слишком много знает?
   Андрей понимал, что в машине стрелять они не станут. А вот когда выйдут из нее, то ему совсем не обязательно идти в этот самый Битцевский лесопарк, потому что они наверняка поведут его перед собой. Это все усложнит. Усложнит так, что он, действительно, может остаться под каким-то деревом, а они поедут домой обедать. Значит, того, который на заднем сиденье надо отключать сразу, как только выйдут из машины, пока Колян будет обходить ее. Отключать придется серьезно. Так что, скорее всего, именно его, сидевшего сзади, примут за новую жертву маньяка. А потом уже с Коляном разговаривать. Тем более, у Андрея уже будет "ствол" и Коляну особенно спорить с ним не придется.
   Остановятся они, конечно, в таком месте, где людей не будет поблизости. Андрею это выгодно. Он стал просчитывать варианты, в какой последовательности и с каким интервалом они могут выходить из машины.
   За спиной Андрея послышался звонное мобильника.
   – Да, – достав телефон, заговорил сидевший сзади Леха. – Да-да, Макс, я понял, что это вы… Ну, мы решили… Да, Макс, конечно… Хорошо… Сегодня суббота, дороги более менее свободные. Я, думаю, минут через сорок… Хорошо, сделаем.
   – Чего там? – спросил Колян.
    – Разворачивайся. Едем к Максу.
   – А чего он?
   – Позвони и спроси.
   – Угу, – промычал Колян. – Мне тока удовольствия осталось Максу звонить.
   – Чего тогда у меня спрашиваешь?
   – Да я так. Думал, может он тебе что сказал.
   – Сказал только подъехать и этого подвезти.
   – Этого? – Голос Коляна стал удивленным, он начал перестраиваясь в левый ряд. – А откуда он знает-то? Ты что ли ему сказал?
   – Я все время с тобой был. Ты видел, чтоб я кому-то звонил?
  – Вообще-то нет.
   – А чего тогда спрашиваешь: я, ни я?
   – Да я так, просто удивляюсь, откуда Макс всегда все узнает?
   – Хрен его знает. У тебя очки эти, для слепых, в бардачке? – спросил Леха.
   – Да, кажется.
   – Достань.
   Наклонившись, Колян достал из бардачка очки с темными стеклами, протянул Андрею.
   – Одевай, – толкнув Андрея в затылок стволом пистолета, приказал Леха.
   Андрей послушно надел очки. Стекла были не просто темные, изнутри они были заклеены черной бумагой, с боков они тоже были прикрыты пластмассовыми накладками, так что Андрей видел теперь только свои колени под очками и вверху обшивку кабины.
   Джип сбавил скорость и стала часто поворачивать, наверное, сейчас они ехали уже дворами. Через несколько минут остановились. Андрей хотел снять очки.
   – Не дергайся, – приказал ему Леха и в придачу к словам ткнул стволом пистолета в затылок.
   Дверь открылась, Андрей выбрался из машины. Леха крепко взял его за рукав куртки повыше локтя и повел.
   – Здесь ступени, – сказал он Андрею, чуть дернув за рукав вверх.
   – Вижу, – сказал Андрей, ставя ногу на каменную ступеньку и подумал, что дом старый, значит они где-то в центре города.
   Все трое поднялись на лифте, тоже старом, громыхающем.
   Они вошли в квартиру. Андрея провели в какое-то темное помещение, здесь в узкие щели из-под очков уже ничего видно не было. Негромко звучала музыка. И еще Андрей ощутил чуть сладковатый запах. Вначале он подумал, что это запах сгоревшей конопли, точнее того, что из нее делают – анаши, или гашиша – не имело значения, как назвать. Но потом понял – это не наркотик, это пахнет ладаном. Он немного удивился.
   Тот, который держал Андрея за рукав, дернул его вниз. Леха предлагает ему сесть. Но Андрей не видел, куда ему садиться и продолжал стоять.
   – Сними с него очки, – услышал Андрей чей-то голос.
   Леха сдернул с Андрея очки.
   Оказалось, что комната все же освещена. Горели две свечи. Но темные стены, темный потолок и пол (он был устлан ковром с темными узорами), и почти такая же темная мебель поглощали свет. Музыка казалось звучала не из одного какого-то места, а отовсюду, даже с потолка, это был Григ, "В пещере горного короля".
   Андрей увидел сидевшего в большом высоком кресле на колесах человека прикрытого пледом. За ним, сзади на стене поблескивал единственный яркий предмет – распятие. Лицо мужчины было худым, кожа обтягивала скулы и челюсти, голова на тонкой шее – такие в народе дразнят куриной шеей – была выбрита наголо. Но особенное впечатление производили глаза с полностью черной, так казалось, радужной оболочкой, так, что самих зрачков видно не было. Музыка очень хорошо дополняла общий фон, к которому можно было отнести и мужчину.
   Мужчина не мигая смотрел Андрею в глаза. Андрей понял, это должно было произвести на него какое-то впечатление, возможно напугать. Но у него это вызвало раздражение, к тому же в нем еще оставалась "зоновская" привычка – никому не смотреть в глаза, за подобное могут не только избить, но можно и узнать, что чувствует человек, когда у него в печени остается обломок заточки сделанной из напильника.
   – Закурить можно? – спросил Андрей.
   – Здесь не курят, – ответил мужчина, все так же рассматривая Андрея.
   – Понятно, здесь ладан нюхают.
   Злость мужчины проявилась в его дыхании, он несколько раз с шумом вдохнул и выдохнул через нос.
   Андрею надоело, что тот уставился на него и словно гипнотизирует. Еще в детстве от кого-то он слышал, если хочешь переглядеть человека, смори ему в переносицу, тогда твои глаза будут как зеркало отражать чужой взгляд. И с внутренним безразличием, но внимательно Андрей стал рассматривать переносицу мужчины. Это продолжалось с четверть минуты. Так же через нос с шумом, но на этот раз глубоко, мужчина вдохнул в себя воздух.
   – Ты кто такой? – спросил он.
   – Вопрос несколько расплывчатый, – ответил Андрей, подумав, что не обязательно перовому встречному знать, что он беглый зек.
   – Вот и расскажи все, что знаешь о себе.
   – Думаю, дня за два смог бы рассказать о себе, если и не совсем все, то большую часть того, что помню.
   – Справедливо. Выделим основное. Поэтому ты, Леша, – мужчина посмотрел на Леху, стоявшего рядом с Андреем, – расскажи суть. Я ведь даже этого не знаю.
   – Да он на Коляна наехал, Макс. У него и спрашивайте.
   – Вот, даже этого не знаю. Позови сюда Колю.
   Леха зашел за темную портьеру, за которой, видимо, скрывалась дверь, и почти сразу вернулся. Вслед за ним вошел Колян.
   – Ну, слушаю тебя, – посмотрел на Коляна Макс.
   – А че говорить-то? Он мне, этот вот пассажир, – Колян кивнул на Андрея, – звонит и предъявляет мне, короче, претензии на три тыщи баксов. Со мной рядом Леха был, я с ним прокрутил это. Леха говорит, чего вас беспокоить по всяким мелочам. Подумали с Лехой, встретимся с этим, поговорим, разберемся, а там видно будет.
   – И для разговоров поехали в Битцевский лесопарк? – спросил Макс.
   – Ну, не в кабак же его приглашать.
   – Это первый раз произошло, что вы не посоветовавшись, не согласовав со мной принимаете подобные решения. Еще раз повторится, мое решение и мои действия в отношении вас будет иметь радикальный характер. – Он посмотрел на Леху. – Понятно?
   – Понятно, Макс, – кивнул Леха и оправдался: – Просто мы разозлились. Такой наезд на Коляна не по делу.
   – Ага, – поддержал Леху Коля.
   – А теперь разберемся с вами, – снова перевез взгляд на Андрея Макс.
   Андрей кивнул, соглашаясь.
   – Для начала, как мне вас называть?
   – Андрей.
   – Так что вы скажете по этому поводу, Андрей?
   – Ничего. Пока. Я не понял, о чем говорить.
   – За что вы требовали деньги в Николая? Ведь вы требовали?
   – Не требовал, только предложил поделиться.
   – За что он должен был поделиться с вами деньгами?
   – За мою тетю. Она умерла, а похороны дорого стоят. Тем более, хоронить двоих сразу, и тетю и ее мужа.
   – Какую тетю и какого мужа? – в голосе Макса было искреннее непонимание. – И при чем здесь Николай?
  – Сейчас объясню. Я вчера зашел к своей тетке, она давно уже в Москве живет вместе с мужем Ванькой, они оба работают дворниками. Я к ним зашел, а они готовенькие, замочил их кто-то. Я сразу хотел позвонить в милицию, а потом смотрю, прямо на столе лежит листок бумаги, а на нем номер телефона и имя. – Андрей немного изменил сцену того, как он нашел вырванный из записной книжки листок, он решил так будет обоснованней выглядеть его звонок Коле. – Ну, я и подумал, что тетка, наверно как-то смогла перед тем, как ее, в общем, замочили, подсказать, кого винить.
   – И вы решили, что пусть убийца лучше заплатит за похороны, чем понесет заслуженное наказание?
   – Деньги-то всем нужны.
   – Согласен. – кивнул Макс. – Но у меня к вам есть просьба и не одна. Первая моя просьба к вам, Андрей: не надо прикидываться дурачком, по многим признакам видно, что вы гораздо умнее, чем хотите казаться. И вторая просьба: где этот листок бумаги? Покажите его.
   Андрей собрался достать из кармана бумажник. Но Макс остановил его.
   – Не трудитесь. Пусть лучше они посмотрят, что у вас в карманах. Вы еще не смотрели? – спросил он у Коля и Лехи.
   – Неа, – покачал Колян головой.
   – А если у него оружие есть? – Макс жестко посмотрел на Леху.
   Леха и Колян торопливо стали обыскивать Андрея.
   – Вот, – сказал Коля, когда они с Лехой все вынули из карманов Андрея. – Ключи всякие, наверно, от квартиры и машины. Мобила. Сигареты, зажигалка. Бумажник. Здесь. Ух, нихрена себе. Да здесь у него бабла полно. И баксы и рубли.
   – Еще что? – поторопил Макс.
   – Права и документы на машину с доверенностью.
   – От чьего имени доверенность? – заинтересовался Макс.
   – Игорь Петрович Игонин какой-то.
   Андрей подумал, что хорошо, что машина по документам принадлежит Риткиному брату, потому что, если этот Макс захочет узнать, кто такой Игорь, ничего интересного для себя не найдет. А вот если бы машина была зарегистрирована на имя Риты, да еще с ее новой фамилией, и Макс узнал бы, что ее муж депутат, тут могли бы возникнуть всякие неприятности у нее, у Ритки, потому что, кто его знает, кто такой этот Макс. Впрочем, кто он такой, Андрею было очень интересно узнать.
   – Игорь этот, он кто? – спросил Макс Андрея, – ваш друг?
   – Я машину купил по объявлению, за восемьсот долларов. Игоря этого видел один только раз, когда доверенность у нотариуса заверяли и деньги ему отдавал.
   – Хорошо. Вернемся пока к твоим родственникам, – Максу надоело говорить Андрею "вы", он перешел на фамильярное "ты". – С чего ты решил, что какой-то телефон, связан со смертью твоих родственников?
   – Так листок этот лежал прямо на виду. На столе. И больше там ничего не было.
   – И ты решил, что твоя тетка перед смертью пожила этот лист бумаги, чтобы поняли, кто убийца.
   – Ну, да.
   – А как ее убили?
   – Ее вместе с мужем повесили?
   – Вот как. – лицо Макса выразило усмешку. – И, по-твоему, она вылезла из петли, написала на листке бумаги номер телефона и имя убийцы, и снова влезла в петлю?
   – Ну, я откуда знаю, как она это сделала?
   Макс кивнул головой.
   – Может я и ошибся, – сказал он как бы самому себе. – Возможно ты, действительно глуп.
   Андрея такое мнение о нем устраивало, поэтому он сказал:
   – А чего это я глупый? Не глупее других.
   – Да, – решил для себя Макс. – Умный человек не стал бы сразу звонить и требовать деньги. Я ошибся в тебе.
   – Все ошибаются, – согласился Андрей. – Я не обижаюсь.
   – И то, что ты позвонил Николаю, это было твоей большой ошибкой. А пока Николай с Алексеем отведут тебя в комнату. Она специально для таких гостей, как ты.
   – Макс, – заговорил вдруг Коля, он держал в руке листок из записной книжки и чуть потряхивал им, – Вот это вот я не писал, клянусь. Я вообще не знаю никаких его тетей-дворников, и как телефон мой мог у них оказаться…
   – Заткнись, – голос Макса друг стал мощным, в нем послышался металл. – Отведете его, а потом вернешься, я с тобой поговорю отдельно. Должен Виктор прийти. Как только появится, ты с ним ко мне зайдешь.
   – Понял, – кивнул Коля.
   – Пока идите. Нет, подождите. Я все же хочу получить ответ на свой первый вопрос, – снова обратился Макс к Андрею.
   – А какой был первый, я уже забыл.
   – Кто ты такой?
   – Часть силы той, что вечно зла желает, и вечно делает добро.
   Андрей сам не знал, почему он сказал это. Скорее всего, повлияла обстановка – запах ладана, большое распятие над головой человека в инвалидной коляске, две свечи, едва освещавшие комнату.
   Макс вдруг задышал глубоко с громким шипением. Его тело шевелилось под пледом, было ощущение, что он испытывает сильный физический дискомфорт.
   – Вот, вот, именно это, – заговорил он быстро. – Я это чувствовал. Я чувствовал. Это не случайная саркастическая фраза. И слуги Сатаны подчинятся законам психологии Фрейда, когда они приходят к нам в человеческом обличии. Ты сам не знаешь что сказал, – обращался Макс уже к Андрею. – И не дурак, не, нет, не глупец. Притворство. Хитрое притворство. Но проговорился. Ты думал пошутил. Но в этой шутке твоя суть. Не зря. Не зря я встретился с тобой. Все предопределено.
   Андрей смотрел на Макса и думал, что этот человек гораздо сильнее болен, чем кажется вначале. У него не только физические недостатки, о которых можно судить по инвалидной коляске. Он болен и духовно. Он уже назвал его слугой Сатаны, вполне можно предположить, что он захочет устроить какое-нибудь ритуальное убийство, в стиле церковников, сожжение на костре, например. Хотя, они не только сжигали, могли, например, родившую монашку живьем замуровать в стену, вместе с ее грудным ребенком.
   – Все претензии к Гете. А я даже не процитировал, а так просто сказал, что-то вроде вольного перевода. – Андрей пожал плечами.
   – Нет, это не вольный перевод, это перевод невольный, неосознанный, подсознательный.
   – Всех подгонять под Фрейда глупо. Одному может сниться голая женщина к болезни, как в народе говорят, а другому, потому что он давно с женщинами не спал, а третьему, потому что он случайно попал в гарем и за пару дней переспал с таким количеством женщин, что когда уснул на третью ночь, они стали его кошмаром.
   Как только Андрей заговорил о женщинах, голова Макса задергалась сильнее, он стал биться затылком о кожаную спинку кресла.
   – Увидите его. Увидите. Увидите. – Макс едва не кричал.
   Леха снова схватил Андрея за рукав и резко поднял со стула. Так же, как и привел его сюда, не отпуская он повел Андрея к выходу из комнаты.
   Андрея не очень удивило, как Макс отреагировал, когда Андрей заговорил о женщинах. Инвалид в коляске. А когда женщины недоступны, они всегда вызывают в мужиках злость, даже ненависть и бешенство.
   Важнее было, если судить по последним словам Коляна, что он, Колян, скорее всего, не убивал Антонину и Ивана. Встретиться с Андреем он решил не из страха, что узнают, что он кого-то убил, его взбесило, что с него требует деньги.
   Сейчас, пока Андрея ведут в какую-то комнату для гостей, из которой, видимо, по своей воле не выйдешь, нужно решить, что ему делать. Остаться здесь, позволить себя закрыть и ждать, что будет дальше? И попытаться что-то выяснить, когда Макс снова захочет с ним поговорить? Это будет больше чем глупо. Лучше было бы уйти сейчас. Но может не получиться, кроме Коляна и Лехи, здесь есть еще один человек, Колян с Лехой с ним поздоровались, когда проходили мимо, тот чистил оружие, точнее закончил чистить, Андрей кроме запаха оружейного масла услышал еще и звук передернутого затвора пистолета. У Лехи тоже есть "ствол", наверняка и у Коляна.
   Наверное, все же лучше подождать, когда здесь будет меньше людей. И Колян, и Леха, и третий, который чистил пистолет, кажется его Пашей назвал Колян, все трое не будут здесь находиться постоянно. Наверняка будет кто-то один, когда снова поведут его разговаривать с Максом, не станет же он ради этого вызывать всех своих шестерок, чтобы они конвоировали его. А вот тогда может получиться, что не Макс будет с ним говорить, а он с Максом.
   Они вышли из комнаты Макса, комнаты, которая, как понял Андрей должна была действовать угнетающе на него и нагонять страх, наверное, даже мистический. И действительно, что-то такое было. Не зря Андрею вспомнился "Фауст".
   Следующая комната, большая и светлая. Андрей прищурился, привыкая к свету. Они направились к двери в противоположенной стороне. Колян и Леха шли чуть сзади Андрея.
   – Интересно, – проговорил Колян, – откуда он узнал, куда мы ехали?
   – А может он правда мысли читает? – предположил Леха.
   – А может у вас в машине микрофон установлен, – усмехнулся Андрей.
   Колян и Леха посмотрели на Андрея, потом переглянулись, их удивила такая простая мысль. Но оба промолчали, решив позже обсудить это.
   Колян вышел вперед, открыл дверь.
   В это время послышался негромкий звон колокольчика у входной двери.
   – Витя приполз, – недовольно проговорил Колян.
   Они вошли уже в переднюю. Тот, которого звали Пашей, открывал дверь.
   В квартиру вошел парень лет двадцати. Невысокого роста, худенький. Лицо его показалось Андрею знакомым.
   Все трое телохранителей Макса поздоровались с ним. Паша и Леха просто сказали: "Здравствуйте", Колян сказал: Здравствуйте, Витя".
   – Виктор Владимирович, – уточнил парнишка. – Запомните?
   Андрей заметил, что это было не только тщеславием, но и желанием поиздеваться над троими здоровыми парнями.
   Чувство, что он уже где-то видел этого Виктора Владимировича исчезло, словно в голове что-то переключилось. Возможно, это было короткое, в несколько секунд, дежа вю.
   А эти трое растерялись, они не знали, сейчас им повторить приветствие, назвав мальчишку по имени и отчеству, или так они должны теперь со следующего раза здороваться с ним. Но кроме растерянности в них чувствовалась еще и злость, даже ненависть. Ни один из троих не обращал сейчас на Андрея внимания, о нем забыли.
   Тот, кого все трое должны были теперь называть Виктором Владимировичем, мельком, на ходу, взглянул на Андрея, но вдруг остановился и снова посмотрел на него, уже внимательней. Потом быстро направился в сторону двери ведущей в комнату Макса. Трое повернули головы вслед ему. Они не могли не посмотреть вслед этому, бесившему их щенку.
   Рефлексы Андрея как всегда сработали раньше его мыслей. Он коротко ударил Леху по горлу, почувствовал, что удар получился не совсем точный и правильный, но времени исправлять не было. Почти одновременно с этим Коляна он ткнул в пах ногой и тут же, тот еще не успел полностью согнуться, рубанул предплечьем по основанию затылка. И сразу прыгнув к Паше, схватившись руками за его плечи, еще не успев коснуться ногами пола, дернул на себя и головой ударил в его переносицу. Послышался хруст ломающихся хрящей и кровь вырвалась из носа, как красное вино из перевернутой вверх дном бутылки.
   Пистолет Паши лежал на столе. Андрей схватил его.
   Те несколько секунд, которые он разбирался с тремя телохранителями Макса, Виктор не стоял и не смотрел на происходящее растерянный и безвольный. Он тоже среагировал почти мгновенно. И когда Андрей, схватив пистолет, обернулся, Виктор Владимирович уже торопливо захлопывал дверь ведущей в комнату Макса.
   Андрей бросился за ним. С той стороны двери послышался металлический лязг замка. Андрей всем весом ударил в дверь плечом, надеясь выбить ее. Чувство было такое, будто он ударился плечом о стену, даже секунду или две все плыло перед глазами, словно получил легкий нокдаун. Такую дверь можно только взорвать, мелькнуло в голове Андрея.
   Послышался щелчок предохранителя пистолета.
   Андрей прыгнул в сторону одновременно с выстрелом, упал на бок и сразу подряд два раза выстрелил сам.
   В Андрея стрелял Леха. Он стрелял приподнявшись с пола на локте. Сейчас он лежал на спине, глаза его смотрели куда-то далеко-далеко, словно он мог видеть теперь сквозь потолки и крышу дома. Пули пробили ему плечо и грудь.
   Андрей поднялся, потирая ушибленное плечо, он подошел к Коляну, достал из его карманов свой бумажник с документами и деньгами, все свои ключи и сигареты с зажигалкой. А еще ключи от джипа. Во внутреннем кармане куртки лежал бумажник Коляна. Техпаспорт на джип пригодится, если Андрея остановит "гаишник". Еще там была толстая пачка денег. Уж если они с Опенком забрали деньги у случайного пьяного человека, то эти вполне можно считать трофеем. Тем более, в ближайшее время едва ли он еще где-то сможет заработать. И еще, в кобуре под подмышкой у Коляна болтался "ПМ", такой же Андрей схватил со стола, сейчас он был у него за поясом. Он вынул из пистолета Коляна обойму и сунул себе в карман. Сам пистолет отбросил в сторону.
   Рядом с откинутой рукой Лехи валялся "ТТ", патроны от него не подойдут к "Макарову". Но не носить же с собой два пистолета. Так что Андрей только ткнул "ТТ" ногой, просто так, не потому что боялся, как бы Леша не схватил его снова. Лехе уже никогда ничего носить не придется. Отнести могут только его, последний раз.
   Рыться в карманах Лехи и Паши Андрей не стал, времени не было, выстрелы наверняка слышали соседи и, значит, скоро здесь может быть милиция. Да Паша, к тому же был в сознании, только окружающее едва ли нормально воспринимал. Он стоял на коленях, упершись лбом в пол и закрыв лицо руками, и стонал, а из-под ладоней его продолжала вытекать кровь.
   Андрей открыл входную дверь. На площадке никого не было. Он быстро побежал по лестнице вниз.
   На джипе Андрей доехал до Смоленской. Там он пересел в свою "пятерку", джип оставил напротив метро, его там найдут сразу, как только Коля заявит об угоне. Андрею нужно было, чтобы Колян как можно быстрей получил обратно свою машину. Техпаспорт и ключи от нее Андрей сунул под солнцезащитный козырек джипа.

20

  Было около восьми вечера, когда Андрей снова подъехал к дому Вики. Нужно, выпустить Вику из ванной и пусть она позвонит своей подруге, которой звонила днем, чтобы та не приезжала к ней.
   В квартире было темно и тихо.
   Андрей прикрыл дверь, но не до конца, в случает чего можно было выскочить из квартиры. Он вынул из-за пояса пистолет и включил свет в прихожей. И сразу увидел кресло, которое подпирало дверь ванной, но увидел его сквозь дверной проем, ведущий в комнату, оно стояло на том самом месте, откуда он его взял. Значит, Вика выбралась.
   Осторожно Андрей стало обходить квартиру. Никого нигде не было.
   В ванной он увидел на стеклянной полке новую, еще упакованную в прозрачный пластик, зубную щетку.
   В комнате, в которой он провел предыдущую ночь на столе лежал лист бумаги, на нем было что-то написано. Он его уже видел, но не прочитал, решив прежде обойти квартиру. Сейчас он подошел к столу и взял этот лист.
   "Ты, наверное, устал и проголодался. В холодильнике найдешь, что поесть. Когда приду, не знаю, поэтому меня не жди, ложись спать. В ванной, если ты еще не догадался, никого нет, так что, при желании, спокойно можешь принять душ. Твоя Вика."
   Зубная щетка, записка с подписью: "Твоя Вика". Она издевалась над ним. Но издевка ее была не злая. Андрея это сбивало с толку.
   Зазвонил телефон. Его телефон в его кармане. Это было неожиданно.
   Ему могли позвонить только Ритка из Германии или Франции (где она сейчас была?) или Колян. Но взглянув на высветившийся номер, вспомнил, сегодня с Викиного мобильника звонил на свой, проверить, нет ли ее номера в обрывках бумажек с телефонами, которые нашел у Антонины и Ивана.
   – Привет, – заговорила Вика, даже не дав ему ответить. – Я сначала не хотела звонить тебе. Вдруг, думаю, ты сейчас крадешься по балконам на двадцать третий этаж, и так испугаешься, что полетишь вниз со страшными проклятиями в мой адрес. Хотя нет, ты не успел бы понять, что это я звонила. Или ты сейчас с девушкой и вы занимаетесь чем-то таким, от чего лучше не отвлекать. Но когда подумала об этом, решила, что позвоню, потому что было бы подло, закрыть меня в ванной, а самому в это время с кем-то там заниматься чем-то таким.
   – Тебя опять в туалет не пускают? – перебил ее Андрей.
   – Почему? А, много болтаю? Просто немного нервничаю.
   – Ты напрасно позвонила, – сказал Андрей, подумав, что сейчас его телефон мог быть не в его руках, а Коляна или еще кого-то из той компании.
   – Я тебя отвлекаю?
   – Нет.
   – Тогда почему напрасно?
   – Проехали.
   – Где ты сейчас?
   – У тебя дома.
   – Правда? Ты пришел меня освободить, как Руслан свою Людмилу от злого колдуна, который заточил ее в ее же ванной. Правда, он ты и есть и пришел освободить меня от самого себя.
   – Ты все еще нервничаешь?
   – Да, немного.
   – Почему?
   – Не обращай внимания. К тому же у меня целых полчаса свободных и я одна и мне нечего делать. Ну ладно. Если ты уже у меня. То хочу сказать, что предвидела это, тем более ты сам сказал. Поэтому, если заглянешь в холодильник, то найдешь там пиво и кое-что перекусить. Не стесняйся, специально для тебя купила.
   – И зубную щетку тоже.
   – Правильно понял, это тоже для тебя.
   – Не слишком ли ты заботлива?
   – Подозреваешь, что я подлая Долила? Напрасно. Тем более, волосы у тебя и так короткие.
   – Тогда что это?
   – Уже говорила.
   – Что?
   – У меня в отношении тебя развился стокгольмский синдром. У женщин он особенно сильно должен проявляться, женщины любят тех, кто сильнее их и способен ими командовать. А ты удивился, что я исчезла?
   – Нет.
   – Почему?
   – Потому что понял, что сделал глупость, когда позволил тебе свободно разговаривать с подругой. Ты или ее назвала другим именем, и она поняла, что у тебя что-то случилось, или еще вероятней, ты позвонила какому-то мужчине и назвала женским именем его.
   – С тобой неинтересно, потому что так и было. Я позвонила Харламову Сашке, это наш актер. Он приехал через десять минут после того, как ушел ты. Это хорошо, что ты успел уйти, потому что он бы избил тебя.
   – Я за себя рад.
   – Я тоже. Он бы, правда, мог избить тебя, потому что он в меня влюблен.
   – Не повезло парню.
   – Конечно, ведь я же не люблю его. А жаль, он хороший. Ну, ладно, перехожу к главному. Я тебе и позвонила, чтобы сказать, чтобы ты ехал ко мне и ждал меня.
   – Продолжай.
   – Я думала ты удивишься.
   – Я удивился. Продолжай.
   – У меня есть, что сказать тебе, очень важное для тебя.
   – Тогда зачем болтать столько лишнего?
   – По телефону я об этом говорить не буду. К тому же, я должна кое-что проверить, кое в чем убедиться.
   – Может быть, я подъеду к тебе?
  – Нет, тебе нельзя. Или ты боишься, что я приведу с собой милицию или кого-то еще?
   – Нет, не боюсь.
   – Не обманывай.
   – Я могу ждать не в квартире, а около дома.
   – Все же не веришь мне.
   – Не больше, чем жене, которая пытается убедить, что за десять лет ни разу не изменила.
   – У тебя есть жена?
   – Я просто привел пример.
   – Не веришь, что женщина может быть верной женой?
   – Если очень страшная и в придачу фригидная, то может.
   – Ты сейчас обидел меня. Но когда приеду, убедишься, что я хочу тебе помочь, и смогу.
   – Значит, все же, ты была тогда?
   – Когда попросила тебя подвезти, а потом напросилась в гости?
   – Да.
   – Не совсем. Это была и я и не я.
   – У тебя раздвоение личности?
   – Нет. Но для тебя – да.
   Андрей не понял, что значат эти слова, но пока уточнять не стал.
   – Когда ты приедешь? – спросил он.
   – После часа. Но не позже трех. Обязательно дождись меня. Поверь, для тебя это очень важно. Сейчас я говорю настолько серьезно, насколько серьезным это может быть. – Вика вздохнула чуть слышно. – И для меня это тоже очень важно.
    Ее телефон отключился.
   Казалось, что Вика сейчас не обманывала его. Но уже в тюрьме Андрей научился не верить просто словам. На зоне это правило стало законом. Андрей знал не один случай, когда люди страдали из-за своей доверчивости. И часто это были хорошие люди. Но доверчивость, в лучшем случае, приводила к тому, что над человеком смеялись, издевались, в худшем он мог стать инвалидом, или чьим-то рабом, шестеркой до конца срока, или кумовым стукачом и проклинать себя, или могли даже "опустить", сделать "петухом". Доверчивый на зоне, все равно, что юродивый, его каждый может ткнуть безнаказанно.
   Андрей прошел на балкон. Все вещи, которые он купил, чтобы забраться к квартиру Вики остались там.
   Он взял сложенную в несколько раз толстый нейлоновый шпагат, так, что из него получалась веревка и привязал ее к перилам балкона. Веревка не доставала до земли метра три. Когда Андрей повиснет на ней, если придется, то до земли останется около метра. Чтобы знать, где веревка кончается, он завязал на другом ее конце узел.
   Андрей не случайно сказал Вике, что может ждать ее на улице. Теперь, если кто-то действительно придет с ней, то они будут думать, что он на улиц со стороны подъезда, то есть, с противоположенной от балкона стороны дома, чтобы добежать оттуда до балконов, на это уйдет не меньше минуты.
   Но Андрей очень надеялся, что Вика действительно хочет сказать ему что-то важное.
  Андрей вернулся в комнату. Он закрыл дверь только на замок, на запор с фиксирующим винтом закрывать не стал.
   Поставил кресло подальше, где его не будет видно от входной двери, когда он выключит свет в комнате, а в прихожей оставит.
   Он пошел на кухню, заглянул в холодильник. Удивился. Вчера в холодильнике почти ничего не было, он был почти полностью пустой. Сейчас там столько продуктов, что двоим хватило бы на неделю. Были даже фрукты, даже кетчуп и какие-то йогурты, пиво в банках.
   Андрей сделал несколько бутербродов с колбасой и ветчиной, взял две банки пива и пошел к креслу, в котором собрался ждать Вику.
   С книжной полки он взял одну из книг. Он выбрал написанную женщиной, никогда раньше он не читал книг, автором которой была женщина, не считая Агату Кристи. Сейчас решил посмотреть, что там такое они пишут.
   Потом он сделал то же, что и прошлым вечером – обрывок веревки, тот все еще валялся у стены, он привязал к ручке входной двери, чтобы узел легко развязался, когда дверь станут открывать, другой конец веревки он намотает на руку, если почувствует, что начинает засыпать.
   Книга лежала у Андрея на коленях, и он не прочитал еще ни одной строчки.
   Кто такие этот Колян и вся остальная компания?
   Из их разговоров получалось, что они не имеют ко всему происшедшему с ним никакого отношения, во всяком случае, Колян. Но почему и как тогда номер его мобильного телефона оказался с стопке других телефонных номеров у Антонины? И кто такой этот Макс, с его маниакальной ненавистью к Сатане и такой же маниакальной преданностью богу? Смешно. Иисус сказал людям: не создай себе кумира. Но сам он еще не успел умереть, а люди уже создали из него же этого самого кумира, идола, и других стали сначала убежать, а потом и силой заставлять верить, что он тот самый их кумир.
  Не важно.
   Имеет ли все же эта компания какое-то отношение к тому, что произошло с Андреем или по какой-то глупой случайности телефон Коляна оказался у Антонины и Ивана? И почему их убили? А убили сразу же после его разговора с ними. И это уж точно не случайно. Как, впрочем, тоже не случайно, телефон Коляна оказался у них. Но не ментов же собирались навести на этого Колю. А если нет, то остается, что снова подставляли Андрея. Но кто мог знать, что он был у этих людей, разговаривал с ними?
   Есть только один ответ и очень простой – Антонина и Иван сами позвонили кому-то и рассказали, что он, Андрей, был у них. То, что их убили такой мучительной смертью, могло быть имитацией мести. И еще эти люди знают всю компанию Макса, потому что можно не сомневаться, что они же и подбросили телефон Коляна. Но, в таком случае, это еще должно значить и то, что компания Макса имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Андреем. Правда, тогда непонятно, зачем Макса нужно "засвечивать", если он знает настоящих убийц?
   И Вика. С ней тоже ничего не понятно.
   Андрею очень хотелось надеяться, что Вика, когда звонила, была искренна, что потому и была такой болтливой, возбужденной, волновалась, что скоро может сказать ему что-то важное…
   Как все последние полгода Андрей проснулся мгновенно.
   В комнате было светло, и свет был более ярким, чем электрическое освещение, которое он так и не выключил. С улицы доносился немного непривычный шум.
   Другой конец веревки, намотанной на его руку оставался привязанным к ручке двери. Значит, Вика не пришла.
   Андрей подошел к окну. Невнятный гул сливавшийся из голосов людей, шума машин и крика воробьев стал громче и в нем проявлялось что-то веселое, радостное. Да, к этому гулу добавился еще звон падающих с крыши капель. За одну ночь погода резко изменилась, на небе ни облачка и хоть окно закрыто, чувствовалось, что заметно потеплело.
   Андрей достал из кармана телефон, посмотрел сколько времени. Сидя в кресле, он проспал больше десяти чесов, правда, кресло мало чем отличалось от кровати. Вика обещала прийти самое позднее в три. Сейчас уже девять.
   Вика нервничала, когда позвонила ему вечером. Он решил, что оттого, что она хочет сказать что-то важное. Но она собиралась что-то проверить, в чем-то убедиться, может она именно из-за этого волновалась?
   Андрей снова достал свой телефон. С полминуты он сомневался нужно ли это делать. Потом все же нажал на вызов. Гудков не было. Вместо этого автомат женским голосом сообщил, что абонент временно недоступен.
   Ну, что ж, решил Андрей, наверное, она нашла какое-то более интересное занятие, чем сообщать новости Андрею, а телефон отключила, чтобы никто не отвлекал ее от этих интересных занятий. Приедет позже, скажет, что хотела сказать.
    Андрей вспомнил, что видел в квартире компьютер, ноутбук лежал в шкафу, а не где-то на столе. Наверное, Вика пользовалась им редко.
   Андрей достал его, включил, компьютер работал. Он посмотрел, нет ли каких интересных записей или чего-то подобного. Но, видимо, Вика не пользовалась им вообще.
   Диск с базой данных ГИБДД лежал в его машине, в бардачке. Андрей вышел из квартиры и спустился вниз.
   Погода была по-настоящему весенняя. Андрею стало тоскливо. А как будет на зоне, когда весна туда придет, а впереди еще четырнадцать с половиной лет? Чего захочется больше, убежать или повеситься? Нет, теперь уже не четырнадцать с половиной, теперь, если поймают, гораздо больше, а учитывая и Антонину с Иваном, которых повесят на него без лишних обсуждений, ему светит пожизненное.
   Андрей взял диск и вернулся в квартиру.
   Номер черного джипа "Тойота" Андрей запомнил. Он вставил в компьютер диск.
   Черный джип "Тойота" принадлежал не Коляну. Оказывается владельцем его был Максим Семенович Куренков. Нетрудно догадаться, что Максим Семенович, это Макс. Домашний адрес, правда, был не тот, куда Андрея привозили, но это не имело значения, квартир у него могло быть сколько угодно, как, например, у Риткиного мужа или втрое больше, просто в той квартире, адрес которой был указан в базе данных, он прописан. На всякий случай Андрей запомнил этот адрес, хотя едва ли это ему пригодиться.
   А с Коляном ему поговорить все-таки нужно. Значит, чтобы поговорить с Колей один на один, придется следить за ним. Хотя, не только с Колей нужно поговорить, даже Колян, как оказалось, Андрею интересен меньше других. С Лехой уже никто никогда поговорить не сможет. Зачем этот идиот стал стрелять, подумал Андрей, но подумал без всякой жалости – Леха хотел убить его, получилось наоборот. Сам виноват. Тот, которого называли Пашей, наверняка не намного интересней Коляна, хотя, и с ним можно было бы встретиться. Но вот Макс, он может что-то знать. И тот, молодой парнишка, который хотел, чтобы его называли Виктором Владимировичем, в отношении которого у Андрея мелькнуло что-то вроде даже вю, правда, на пару секунд, не больше, и сразу пропало. Этот Виктор Владимирович, видимо, не шестерка Макса, а что-то вроде доверенного лица. С ним тоже стило поговорить.
   Нет, нельзя сказать, чтобы чувства Андрея ничем не подтверждались. Первое, конечно, номер Колиного мобильника в квартире у Антонины и Ивана. А еще – почему Андрей так заинтересовал Макса? Ну, не тем же, действительно, что Андрей посланец Сатаны. У Макса был какой-то еще интерес в отношении Андрея, никто не станет просто так приказывать отвести человека в комнату для гостей, дверь которой, наверняка, открывается только с одной стороны, снаружи. И еще странный взгляд этого Вити, который требовал, чтобы его называли Виктором Владимировичем, взгляд непонятный, в нем, так сейчас казалось Андрею, было не только любопытство.
   Перед тем, как уйти из Викиной квартиры, Андрей пошел на кухню, взял небольшой нож. Через пять минут домашний телефон Вики, шнур которого он оборвал, уже снова работал. С этого телефона Андрей набрал номер своего мобильного. Он решил, на всякий случай пусть у него будет номер домашнего телефона Вики.
   
   
  Часть III.

21

   Уже несколько часов Андрей сидел в машине недалеко от подъезда Макса. Пока что ничего другого ему не оставалось.
   Черный джип Андрей увидел около трех часов. Он подъехал с улицы, припарковался рядом с подъездом Макса, из него выпрыгнул Колян и быстро направился к подъезду.
   Получалось, что они сообщили об угоне машины, но о том, что в квартире у них есть труп, об этом они никуда не заявляли. Если бы было по-другому, Колян сидел бы он сейчас у следователя и объяснял, как этот труп появился в квартире Макса. Значит, по каким-то причинам Макс решил, что лишним людям не обязательно знать, что один из его телохранителей больше не способен выполнять свои обязанности.
   Вика сама позвонила бы Андрею, если б решила, что уже пора появиться. Но Андрей все же сам позвонил ей еще раз. Вначале он набрал ее домашний номер. Там к телефону никто не подошел. Мобильный Вики все еще был отключен.
   Только часа через два снова появился телохранитель Макса. Но сейчас это был не Коля. С заклеенным пластырем носом и в больших темных очках из подъезда вышел тот, которого Колян назвал Пашей. Он направился к джипу, забрался в него и джип сразу отъехал.
   Несколько секунд Андрей раздумывал, ехать за Пашей или подождать Коляна, но решил, что Колян остался сторожить тело Макса и Лехи, если того еще не успели убрать.
  Машин на дороге было много, и большой джип, хоть Паша вел машину довольно нагло, перестраивался с трудом, когда это ему нужно было, так что Андрею на маленьких "Жигулях" следить за ним было несложно.
  Джип остановился у тротуара, заехав в промежуток между другими, стоявшими у обочины машинами. Паша выпрыгнул на асфальт, захлопнул дверцу. Габариты джипа мигнули, показывая, что машина закрыта и сигнализация включена.
   Когда Андрей увидел, что Паша спускается в подземный переход, он быстро выскочил из машины и пошел вслед за ним. Переход был длинным и когда Андрей, спустился по лестнице вниз, Паша прошел чуть больше половины его. Андрей пошел быстрее, и когда был у противоположенного выхода, снова увидел Пашу, он только что поднялся по лестнице и стоял, оглядываясь по сторонам, словно кого-то искал.
   Андрей стал медленно подниматься по ступенькам. Но вот Паша увидел кого-то и быстро направился вперед.
   Когда Андрей поднялся наверх, Паша садился в красную машину. Точнее это была машина вишневого цвета. Едва за Пашей захлопнулась дверца, "Порше" сорвался с места, подрезав белую "Волгу", ехавшую в правом ряду. Андрей видел, как зло открывается рот водителя "Волги", которому пришлось притормозить, но разглядеть того, кто сидел за рулем "Порше" Андрей не успел. Единственное, о чем он подумал, что трогаться с места, не посмотрев в зеркало, и не подумав, что сбоку есть помеха, может женщина, которая слишком уверенна, что хорошо водит машину. Хотя, наглых мужиков тоже полно. Тот же Паша вел джип довольно нагло и тоже пару раз, когда перестраивался "подрезал" другие машины.
   Что делать дальше, Андрей не знал. Оставалось только одно, снова ехать к дому Макса и снова ждать. Но теперь он не сомневался, Макс и его компания замешаны во всем, что с ним случилось – Паша уехал с кем-то на вишневом "Порше", и хоть Андрей не успел разглядеть номер, но понятно, что это тот самый "Порш", о котором говорили Антонина и Иван, и о котором говорила Вика, что он стоит в подземном гараже довольно далеко от ее дома. Андрей не понимал только, зачем Вике нужно было, чтобы он эту ночь провел в ее квартире?
   … Андрей был у себя, в своей квартире. Не в своей, а в той, которую для него сняла Рита. Полчаса Андрей простоял под душем. Посмотревшись в зеркало, подумал, что может быть стоит побриться, но решил, что это займет слишком много времени из-за длинных волос, которые превратились уже почти в настоящую бороду.
  Андрей оделся и вышел из квартиры.
   На улице было уже темно. Андрей решил, что если он снова увидит кого-то из людей Макса и тот будет один, он не станет следить за ним, просто затащить его в свою машину, для этого, конечно, придется человека этого "отключать". Но какая разница, если все равно придется из него потом "выбивать" нужные ему сведенья.
   Впрочем, нужен Андрею не Паша и не Колян, ему нужен ото парнишка, который хочет, чтобы его звали Виктором Владимировичем. Но ели ему попадется не он, то Паша или Коля тоже сойдут, они могут ему сказать, как найти этого Виктора Владимировича.
   А если он там увидит Вику? Выбивать из нее? Пообещать, еще не значит жениться, в том смысле, пообещать сломать ноги, еще не значит суметь выполнить свое обещание. Совсем не значит, что он не может ударить женщину. Но одно дело пощечина, а другое ударить по-настоящему, а тем более, избить. Едва ли у него получится это.
 
22

   Андрей снова сидел в машине и снова ждал.
   Когда он только отъехал от дома, ему показалось, что за ним следят. Но на улице уже темно и быть уверенным, что за тобой увязалась какая-то машина. Андрей решил проверить. Он свернул в небольшой переулок и, проехав немного остановился. Вслед за ним почти без промежутка свернуло еще три автомобиля. Два проехали и скрылись, а один, кажется форд "Фокус" – переулок был совсем темный и быть уверенным в марке машины Андрей не мог – проехав дальше Андрея метров на пятьдесят, остановился. Почти сразу же погасли его габариты. Но из машины никто не вышел.
   Андрей подождал несколько минут. Форд не уезжал и из него никто не выходил. Андрей выбрался из машины и направился к стоявшему впереди форду.
   Но он не прошел и десяти шагов, как двигатель форда заработал и он резко сорвался с места. Габариты и фары его загорелись, когда он проехал уже метров тридцать.
   Андрей развернул машину и снова выехал из переулка на ту же улицу, по которой ехал до этого.
   Было начало первого, когда Андрей увидел знакомый джип. Он въехал во двор, неторопливо развернувшись встал на свое обычное место. Из джипа выпрыгнул Паша, его легко было узнать по большому пластырю, закрывающему переносицу и темным очкам, которые он не снял даже ночью.
   Андрей уже взялся за ручку дверцы, потянул ее, щелкнул замок.
   В это время дверь подъезда открылась и из нее вышла компания девушек и парней, человек пять-шесть, чуть выпившие, веселые они громко разговаривали, смеялись.
   Проходя мимо них, Паша остановился, обратился к кому-то из компании. Наверное, ему что-то сказали, но ни драки не разборок не началось, видимо, у тех было хорошее настроение и они извинились или сказали, что не к нему относятся слова, которые он посчитал обидными. Паша быстро отошел от них и, перепрыгнув через пять ступенек, ведущих к двери подъезда, успел заскочить в нее до того, как она захлопнулась.
   Небольшая компания ребят и девушек уже скрылась, только неясные голоса и женский смех еще были слышны. Они, наверное, пошли ловить такси или частника.
   Сможет Андрей в своей жизни когда-нибудь вот так же выйти с компанией от кого-то из своих знакомых, или сходить в ресторан, или поехать в лес с друзьями и просто веселиться, ни о чем не волнуясь и ни о чем не думая. Сможет ли он когда-нибудь заниматься своей работой, он сделал только меньшую часть того, на что способен, даже сейчас у него возникало столько новых мыслей, образов. Это неправда, что наказаний без вины не бывает. Бывают такие наказания, еще как бывают. Если бы не было наказаний без вины, в этом мире не было бы несправедливости.
   Андрей услышал звук стартера, тихо заработал двигатель. Сбоку, у самого дома, куда не доставал свет фонарей, вспыхнул свет фар. Какая-то машина медленно двинулась вперед. Несколько секунд Андрей не мог ее рассмотреть.
   Но вот она выбралась на свободное пространство, фары перестали светить Андрею в лицо. Это был "Порше".
   Тот, кто был сейчас за рулем, наверное, случайно оказался в пьяной толпе, вышедшей несколько минут назад, поэтому Андрей и не видел, не обратил внимания на этого человека. И поэтому Паша задержался, останавливался около них, человек, который уезжал сейчас в "Порше", сказал ему что-то.
   Андрей быстро повернул ключ зажигания.
   Дороги были полностью свободны, Андрей подумал, ему будет трудно не отстать от мощной спортивной машины. Но, тот, кто сидел за рулем, сейчас не спешил. Судя по-всему, даже тянул время, не ехал не желтый свет, и Андрею оказалось труднее не угнаться за "Поршем", а чтобы водитель не обратил внимания, что от него не отстает какая-то машина.
  "Порш" припарковался на стоянке у какого-то клуба. Андрей остановился у обочины, он не поехал вслед за "Поршем". Его "Жигули" слишком выделялись бы среди дорогих иномарок. И дело не в том, что кто-то посмеется, сам снобизм всегда казался ему чем-то смешным и не вызывал даже легкого раздражения еще в те времена, когда он зарабатывал столько, что ему едва хватало на хлеб. Просто Вика стразу поняла бы, чья это "пятерка". А то, что в машине была Вика, Андрей уже не сомневался. Он увидел ее. Он видел, как она направилась к дверям клуба. Лица Андрей не разглядел, но достаточно было и ее волос, прически, вообще манеры двигаться. На ней была та самая коротенькая шубка, из-под которой виднелось серебристое вечернее платье и туфли на высоком каблуке. Высокие каблуки меняли походку, но не настолько, чтобы в ней не угадывалась знакомая уверенность и одновременно женственность.
  Андрей подождал минуты три, потом только направился к дверям клуба. Куртку он оставил в машине, чтобы не тратить время в гардеробе.
   Как только Андрей прошел гардероб и переступил порог второй двери, он понял куда попал и понял, что выглядит и выделяется здесь как осел затесавшийся в стадо овец и баранов – это был клуб геев и лесбиянок.
   К геям Андрей относился, как и ко всем остальным людям, они его не волновали, хотя, на зоне нельзя было не придерживаться традиций еще тридцатых годов и поздороваться, а тем более, взять в руки вещь принадлежащую "петуху" считалось "за падло", могли самого ввести в ранг опушенных, могли и по настоящему опустить. Что же касается женщин, которые занимаются любовью друг с другом, то подобное вообще ни у кого никогда никаких отрицательных эмоций не вызывает.
   Но то что Вика лесбиянка, Андрею казалось таким же невероятным, как если бы ему сказали, что академик Лысенко прав и навозная куча рождает мышь, а кукушка соловья.
   Самое правильное было бы сразу уйти, пока Вика его не заметила. Он, правда, внимательно рассматривал всех, пытаясь найти серебристое платье. Его нигде не было видно. Но клуб был большой и людей было много, все столики заняты.
   – О, – услышал Андрей и повернулся на это восклицание.
   Перед ним стоял мужчина, который сам давно не считал себя мужчиной. Косметики на его лице было слишком много, но количество не скрывало мужскую грубость лица, скорее наоборот подчеркивало. Одет он был тоже в какое-то непонятное сочетание мужского и женского.
  – Как приятно, – продолжил человек, счастливо улыбаясь Андрею, – увидеть незнакомого мужчину. Мне нравятся настоящие мужчины.
   Андрей чуть не сказал, что ему тоже нравятся настоящие, но только женщины.
   – Я здесь считаюсь кем-то вроде привратника но с полномочиями администратора, – продолжал улыбаться человек.
   – Ну, меня можно считать кет-то вроде гостя, – сообщил ему Андрей.
   – Я уже понял, что членского билета у вас нет. Но это и не важно, тем более, в словосочетании членский билет, слово билет не главное, – он застенчиво хихикнул своей шутке.
   Андрей кивнул, соглашаясь, одновременно продолжая осматривать зал.
   – Но у вас, конечно же, есть гостевая карточка.
   – Да, – согласился Андрей, – но я ее забыл в машине. Мне нужно за ней сходить, принести?
   – Нет, нет, совсем необязательно. Просто в ней указан столик и я бы вас проводил к нему.
   – А если я сам попробую найти, заодно и осмотрюсь, немного привыкну? – спросил Андрей.
   – Конечно. Ноу проблемс. Плиз, – указал рукой на зал администратор-привратник.
   Андрей спустился по двум ступенькам в зал. Свет неожиданно погас, остались гореть только лампочки на столиках под розовыми и голубыми абажурами. И осветилась эстрада. На нее вышел кто-то, Андрей не брался определить кто это, бывший мужчина или женщина, которой не до мужчин.
   Андрей понял, Вика здесь работает. Значит, это место и есть то, которое она называет своим театром.
   Рядом с Андреем стоял столик, два мягких стула, скорее полукресла, из четырех были заняты, на них сидел мужчина в строгом костюме в галстуке и молоденькая девушка. Два других были свободны.
   – Вы не против, – обратился Андрей к мужчине и не дожидаясь ответа сел на стул. – Я не на долго.
   – Вообще-то, – заговорил мужчина, – как я понимаю, вы ошиблись столиком.
   Голос мужчины удивил Андрея, он посмотрел на него и понял, это женщина, но с короткой мужской стрижкой, да и типично мужской костюм хоть она и сидела, все равно выглядел на ней мешковато. Тут он обратил внимание, что лампа на столике под розовым абажуром.
   Женщина в костюме смотрела на Андрея недовольно и строго, вторая, молоденькая наоборот, с интересом рассматривала Андрея и улыбалась.
   – Вы хотите, чтобы я ушел? – спросил Андрей.
   – Вы меня правильно поняли, – подтвердила женщина.
   На сцене запели. Вначале казалось, что это сопрано, так оно и было, но только это сопрано было не по-настоящему женским, мужские интонации все же улавливались в нем.
   – Знаете, – сказал Андрей женщине, – вот если бы я, например, сидел в ресторане или так же в клубе, неважно, и вы подошли бы и присели, на пару минут или на десять, не важно, просто, вы потеряли свой столик, и вам нужно немного осмотреться. Так вот я бы вам ни слова не сказал, скорее всего, я предложил бы вам чего-нибудь выпить. И даже, если бы я жил лет сто назад в Америке, в Южных Штатах, и ко мне за столик присел бы негр, я бы и ему ни слова ни сказал, а предложил бы выпить.
   – Вы обвиняете меня в шовинизме? – спросила женщина в мужском костюме.
   – Терпимость и нетерпимость не всегда шовинизм, часто это просто голос толпы, но он иногда влияет и на целостную личность, независимую натуру. Крики толпы могут сбить с пути даже тех людей, которые, казалось бы знают, какой дорогой им идти.
   Женщина в костюме кивнула.
   – Урок эстетики и морали. Хорошо, принято.
   Она поставила перед Андреем пустой бокал, взяла со стола бутылку вина и наполнила его чуть больше половины.
   В это время Андрей увидел совсем рядом серебристое вечернее платье.
   Рядом, за соседним столиком сидело трое. Один из них был с козлиной бородкой и такими же жиденькими усами. Двое других, если бы Андрей встретил их не здесь, то ни на минуту бы не засомневался, что это женщины, причем одна из них, очень симпатичная, даже сексуальная. Но ни тот ни другой женщинами не были, в этом Андрей сейчас тоже не сомневался. У ближнего к Андрею трансвестита, в руке был небольшой веер. Андрей протянул руку взял веер.
   Тот, чей веер Андрей взял и потянул к себе, посмотрел на Андрея, улыбнулся. Улыбнулся нежно, возможно, он решил, что Андрей с ним заигрывает и легко отпустил веер.
   – Немного душно, – улыбнулся ему и Андрей. – Я верну.
   Андрей раскрыл веер и, как бы случайно прикрыл лицо с той стороны, где стояла Вика.
   – Нашли наконец, кого искали, – насмешливо глядя на Андрея прокомментировала женщина в мужском костюме.
   – От вас ничего не скроешь, – согласился Андрей. – Но это и понятно, у вас женская проницательность и мужской склад ума.
   Лесть понравилась женщине.
   – Эллочка, – заговорила она, объясняя, – как бы это сказать… у нее иногда появляются эротические фантазии, в которых участвует и мужчина. Так вот я подумала, что если интеллигентный воспитанный мужчина, не животное, а ненавязчивый и не прилипчивый, тонкий и понимающий, когда время быть и когда не быть… Ну, вы понимаете, о чем я говорю, хотя, если честно, я, конечно против, но Эллочка, чего для нее не сделаешь.
   Андрей понял, Эллочка, это молоденькая девушка, сидевшая напротив него. Она нагло и обещающе взглянула на Андрее, и тутже застенчиво, как Золушка впервые встретившая принца, опустила глаза.
   В это время Вика пошла в нескольких шагах от Андрея, не заметив его, но он и сам облокотился на ладонь, прикрывая лицо. Рядом с ней шел парень, его тело слишком уж плотно обтягивали черные джинсы и черная, майка. На плече у него была наколка – красная роза, в ухе Андрей заметил небольшую серьгу.
   Они направились как выходу.
   Минуты на две-три они задержаться в гардеробе. Андрею нужно было рассчитать выйти так, чтобы они не успели уехать, но и не увидели его, когда он пойдет к своей машине. Можно было остановить Вику и на улице, до того, как она сядет в машину, но почему-то Андрей был уверен, что это не пара любовников, лица Вики он не разглядел хорошо, ее закрывал этот, с розочкой на плече, но он сам, выглядел слишком сосредоточенным и недовольным, и одновременно чувствовалась в нем какая-то злая нетерпеливость.
   Андрей поднялся из-за стола.
   – Все, – сказал он, – больше не буду вам мешать и надоедать. Пока.
   – А как же… – Начала Эллочка, но тутже умолкла.
   Андрей протянул веер женщине, которая не хотела быть мужчиной.
   – Мужчина, если хотите, – все так же улыбаясь, проговорил он или она, Андрею сейчас было не до того, чтобы разбираться в половых различиях и тонкостях этих людей, – можете пока оставить его себе. Вот номер телефона, по нему можете позвонить и мы договоримся, когда вы его вернете мне.
   – Я еще зайду, тогда и договоримся, – положив веер на столик, проговорил Андрей и быстро направился к выходу.
   Он сказал: "еще зайду", не подозревая, что ему действительно придется побывать здесь еще раз.
   – Скажи, – перед тем, как уйти, обратился Андрей к администратору-привратнику, – ты хорошо знаешь девушку, которая только что вышла с парнем?
   – Викулю? Ну-у, не то чтобы я знал ее хорошо, но…
   – Она часто здесь бывает? – не стал жать Андрей, пока тот договорит.
   – Не очень. Но могу сказать, что она очень милая девушка. И меня удивляет, что она нашла в этом Розике. Некоторые же говорят, что у Викули с Розиком давно уже нежная связь. Но лично я не верю.
   Андрей понял, что о нежной связи, которая давно, было сказано умышленно, администратору-привратнику хотелось поддеть Андрея.
   – Розик, это из-за розы на плече? – спросил Андрей.
   – Возможно, сам я всегда так думал.
   – А почему удивляет их связь?
   – Он, как бы сказать, не очень приятный тип. Если по секрету и между нами…
   – Конечно, – поспешил успокоить Андрей.
   – Розик, способен на гадкие поступки. Я бы не сказал незнакомому человеку подобного, но вы, я вижу принимаете в Викуле участие, а она, на мой взгляд прелесть, и слишком наивная, это ее беда. К тому же Розик, не мне это говорить, все не без греха, но он несколько раз даже лечился.
   – От чего?
   – Ну как? Герыч. Кстати, если желаете, есть очень-очень качественный товар.
   – Я спешу, в следующий раз.
   Андрей выбежал на улицу. Вика и Розик только что проехали мимо его, стоящей у обочины, машины. Андрей побежал, на ходу вынимая из кармана ключи.
   
  23

   Вика, как и до этого не спешила, так что Андрею пришлось держаться на приличном расстоянии и не терять их из вида.
   Этот привратник и одновременно администратор, не случайно был таким разговорчивым, думал Андрей. Такая болтливость с незнакомыми людьми не характерна подобным ему. Видно, этот привратник сильно ненавидит Розика. Да черт с ним, на зоне у петухов тоже были вечные разборки, ссоры, ревность, слезы, все равно как на женской зоне, никаких других интересов кроме сексуальных.
   Но что может быть общего у Вики с наркоманом и гомосексуалистом Розиком? Хотя, кто знает, может именно это ее возбуждало – отдаваться тому, кто сам отдается другим.
   "Порше" мигнул правым сигналом поворота. Никаких поворотов ближайших метров двести не было. Андрей стал притормаживать. Он правильно понял, Вика остановила машину у обочины, в этом месте на столбе фонарь был испорчен и светился слабым голубоватым светом ничего не освещая.
   Андрей увидел какую-то возню в машине, но что именно происходит понятно не было, да и стоял он все же далековато.
   Они что, решили заняться любовью посреди улицы? – удивился Андрей.
   Минут через пять машина Вики снова тронулась.
   "Порш" свернул во дворы, подъехал к девятиэтажному дому. Вика остановила машину в тени, так, что ее почти не было видно. Андрей к этому времени уже вышел из своей "пятерки", чуть раньше он заметил знак "тупик" и решил, что Вика с Розиком никуда не денутся, а без машины ему легче будет остаться незаметным.
   Вика была уже не в вечернем платье, а в джинсах и куртке, волосы ее сейчас закрывала черная шапочка. Теперь стало понятно, для чего они останавливались под неработающим фонарем, но непонятно зачем это нужно было делать посреди улицы, когда ехать до дома оставалось всего минут пять.
   Андрей не успел совсем немного, дверь с кодовым замком захлопнулась прямо перед ним. Но это не имело значения, теперь он знал, как найти Вику. Хотя здесь, конечно же, жил Розик, но это неважно, через него он теперь легко найдет Вику. А сейчас ждать бессмысленно, наверняка, они только днем теперь появятся. И все же Андрей решил немного подождать, может между Викой и этим Розиком ничего и нет, и они приехали к нему домой ненадолго, просто им нужно что-то взять, да мало ли причин почему люди на несколько минут заезжают домой.
   Он подогнал машину немного ближе, заехал на тротуар, чтобы его "пятерка" не бросалась в глаза, если они все же выйдут.
   Прошло около получаса. Андрей решил, что пора уезжать, он здесь ничего уже не дождется, а завтра он Вику найдет. Но еще десять минут он решил подождать.
   Десять минут прошли, Андрей повернул ключ зажигания, двигатель заработал.
   И в это время дверь подъезда открылась.
   Сначала Розик вышел из подъезда, но перед тем, как выйти, он высунул в приоткрытую дверь голову и осмотрелся.
   Неужели они поняли, что за ними кто-то следит, а точнее я, удивился Андрей.
   Вика и ее приятель быстро подошли к своей машине, сразу заработал двигатель. "Порш" выехал из тени, сейчас казалось, сидевшие в нем спешат. Но по узким дорожкам дворов быстро не поедешь.
   Удобней случая поговорить не найдешь. Андрей включил скорость. Достаточно перегородить дорогу и они никуда не денутся. Он отпустил сцепление.
   Машина его вдруг набрала большие обороты, оставаясь стоять на месте, и одновременно послышался скрипучий чуть повизгивающий звук скользящей по льду резины.
   Андрей быстро переключился на заднюю скорость, и снова придавливая газ, плавно отпустил сцепление. И снова услышал звук буксующего колеса.
   "Порш" в это время проскочил мимо.
   У Андрея ушло минуты две, чтобы раскачать машину и выбраться из небольшой ледяной ямки. Но когда он выехал из дворов, Викиной машины уже не было видно.
   На всякий случай, Андрей вернулся к клубу, "Порша" на стоянке не было. Заходить он не стал, даже если Розик вернулся в клуб, Андрею не стило лишний раз светиться там. Теперь он знает, где Розик живет, он завтра заедет к нему и тот скажет, где найти Вику.
   Пока Андрей решил поехать домой, но не к себе, снова к Вике. Были две причины, по которым это он решил поступить именно так: одна – может быть, она решила вернуться к себе, и вторая – пусть это глупость и за ним никто не следил сегодня, но лучше не рисковать даже в мелочах, если для этого нет причин.
   
24

   Вики не было дома. На всякий случай Андрей снова позвонил ей на мобильный. Телефон ее по-прежнему оставался отключен.
   Андрей достал из холодильника бутылку пива и уселся в удобное низкое кресло. В его положении было сейчас самое плохое, что может быть – он не понимал, что происходит. Казалось, что за ним следят, но этого не могло быть, кто мог следить за ним? Был вариант, более менее приемлемый, что Вика обманула и у нее все же был второй мобильник и она тогда, ночью звонила кому-то. Но это тоже не очень логично, зачем следить за Андреем, если бы она позвонила, то скорее для того, чтобы приехали и выручили ее, спасли от страшного зека-убийцы в лапы которого она попала.
   Другой вариант, что Антонина с Иваном позвонили кому-то, и сказали, что он приезжал и расспрашивал. Но тогда получалось, что Андрея умышленно – через Коляна – навели на Макса. Не для милиции же оставили этот листок с номером телефона Коли, это понятно хотя бы уж по тому, что есть более простые и эффективные способы навести ментов на Макса. Да и кто такой этот Макс?
   Если только предположить, что в самый первый раз, когда убили Таню и ее мужа Сашу, Андрея подставили не случайно. Тогда можно было бы найти какие-то объяснения происходящему, но и то, объяснения эти были бы довольно сильно притянуты, не говоря уж о притянутости самой мысли, что Андрей не случайно оказался не в то время не в том месте.
   Но если допустить, что не случайно, как могут быть связаны между собой Макс, Вика и пара дворников. И почему именно его решили сделать козлом отпущения? Кому он мешал? Андрей ничего этого не понимал и это было самым паршивым. И все же он чувствовал, какая-то связь между всеми этими людьми должна быть.
   Напрасно он сомневался, что Вика ко всему этому причастна. С ней нужно было сразу быть пожестче. Но и это не совсем его вина, у Вики была какая-то ненормальная способность внушать доверие. А иначе, как еще объяснишь, что когда ее нет, думаешь одно, но стоит ее увидеть, она начинает казаться такой безобидной, такой невинной, просто неоперившийся птенец. Выпавший из гнезда, птенец ангела.
   Андрей проснулся около двенадцати дня. Он быстро умылся, почистил зубы щеткой, которую Вика, сама сказала, что купила для него, отчего бы тогда не пользоваться, выпил несколько сырых яиц и в минут двадцать первого он уже вышел из квартиры.
   До того места, где, как он понял, жил Розик, ехать было минут сорок. Но из-за "пробок" на дорогах он добрался туда только часа за два.
   Андрей въехал во двор и остановил машину на том же месте, где и вчера стоял и ждал Вику с Розиком. Его удивило, что во дворе слишком много людей, а в придачу к ним стояла машина скорой помощи и две или три милицейские машины.
   Андрей подошел к небольшой толпе, в которой что-то тихо, но одновременно возбужденно обсуждали. Ему нужно было узнать квартиру, в которой жил Розик, правда, сейчас он не собирался туда идти, а только когда уедет милиция.
   Но, прежде чем узнать о Розике, он решил узнать, что здесь случилось. Это было несложно, нужно было только послушать, о чем говорят. Когда Андрей понял, что именно здесь произошло, он на несколько минут почувствовал в себе безволие близкое к тому, которое уже ощущал, когда следователь легко и просто доказал ему, что это он, Андрей убил Таню и Сашу. Сейчас в этом доме, в том самом подъезде, куда вчера заходили Вика и ее приятель наркоман, убили женщину. У нее была пятилетняя дочь, ее не тронули. Мужа убитой прошедшей ночью не было дома, он работал.
   Это убийство было похоже на то, за которое судили Андрея, только сейчас мужа все-таки дома не оказалось. Но женщину, как в случае, в котором обвинили Андрея, задушили ремнем. И вполне вероятно, кому-то может прийти в голову мысль о недавно сбежавшем из лагеря зеке, который месяцев восемь назад совершил подобное убийство, только двойное, но в тот раз мужчина подвернулся ему под руку случайно. А еще на эту мысль могут навести повешенные дворники, которых уж без сомнений убил из мести именно он.
   Андрею захотелось поскорее уйти отсюда, из этого двора. Но уйти легко, а ему нужно еще кое-что выяснить, убедиться.
   Андрей увидел парня лет пятнадцати.
   – Ее когда, ночью убили? – спросил паренька Андрей.
   – Вроде, говорят, ночью.
   – И за что?
   – Я слышал, мент один говорил, он правда, в штатском, что какой-то маньяк не то из дурдома сбежал, не то из тюрьмы. Ленка была самая красивая в нашем дворе.
   Андрей почувствовал неприятный озноб. Не успел он подумать, что это убийство могут повесить на него, а это уже сделано, он уже главный подозреваемый.
   – Ленка, это девушка, которую убили? – спросил Андрей.
   – Ага.
   – А ты в этом подъезде живешь?
   – Ну, всю свою жизнь, – кивнул парнишка.
   – Ты не знаешь здесь парня, лет двадцать семь. У него на правом плече наколка есть, роза.
   – А какой он из себя?
   – С меня ростом, длинные темные, почти черные волосы, – стал описывать Розика Андрей.
   – Неа, не знаю, – выслушав Андрея, пожал плечами парень.
   – Он наркоман.
   – У нас в подъезде нет наркоманов, это верняк. Здесь всего трое примерно такого возраста. Один муж Ленкин, но он не наркоман. Не, ни одного наркомана нет в нашем подъезде, отвечаю.
   – И он, – решил уже до конца дойти Андрей, – кажется голубой.
   – Педик что ли?
   – Да.
   – Тогда точно, в нашем подъезде такого нет. А вы что, тоже что ли из милиции?
   – Разве похож?
   – Вообще-то нет. А вдруг вы какой-нибудь там по борьбе с наркотиками.
   – Нет, он деньги у меня занял и прячется. Мне сказали где он живет, но приблизительно. Сказали, где-то в этих домах.
   – А, понятно, – кивнул парнишка. – Много денег он должен вам?
   – Нет, тысячу баксами. Но каждому прощать, сам ни с чем останешься.
   – Ничего себе немного, – удивился парнишка. – Да я за тыщу башку бы отвернул, тем более, какому-то там педику.
   – Именно это я и собираюсь сделать, – согласился с ним Андрей. – Значит, не знаешь такого?
   – Нет. Я же говорю, всю жизнь живу здесь. Про которого вы говорите, такого здесь нет. В нашем подъезде, точно нет.
   – Ладно, пойду в соседнем доме узнаю.
   – Узнайте, только в наших дворах, про какого вы говорите, я не знаю, а я здесь знаю всех.
   Андрей кивнул, соглашаясь, и пошел к своей машине.
   Он понимал, после того, что случилось, милиция будет опрашивать всех подряд, и уж, конечно, не пропустит ни одного человека из подъезда, в котором убили сразу троих человек. И этого паренька тоже будут допрашивать и он, конечно, расскажет, что к нему подходил мужчина лет сорока – Андрей на столько приблизительно выглядел – с отрастающей бородой и в очках, но едва ли описание парнишки, что-то даст милиции.
   Андрею, хоть он уже не верил всему, что говорила Вика, все же казалось неправдоподобным, что она приезжала сюда ночью с каким-то наркоманом для того, чтобы убить женщину. Но сказать себе, что совсем не верит в это он тоже не мог – ведь почти таким же убийством, Вика подсела к нему в машину, она сама по телефону созналась в этом, правда, сказала, как-то неясно, что это была и она и не она. А потом у него пропали документы и оказались в квартире тех убитых. И сейчас опять убийство глупое и бессмысленное, из разговоров Андрей понял, что убийца ничего взял кроме денег, нашли только рассыпанную мелочь.
   Ну, наркоман, если у него еще и ломка, способен и не на такое. Но Вика не была наркоманкой. Но ведь именно она привезла сюда наркомана Розика. Но какой смысл в этих глупых непонятных убийствах? Вика женщина, женщины не бывают маньяками, женская психика не вызывает маниакальность. Серийные убийцы, правда, среди женщин есть, но причина не мания, а месть или что-то подобное. И второе – как слабая женщина и наркоман могли в прошлый раз справиться с мужчиной? Андрей видел фотографию Саши, это был довольно крепкий парень.

25

   Клуб открывался в восемь часов. Минут без десяти восемь Андрей уже прогуливался невдалеке от входа. Вика здесь бывает редко, сказал ему вчера администратор-привратник. Но вот Розик почти каждый день. Пока ему достаточно будет и этого Розика, тем более, с наркоманом легче договориться, чем с Викой, она умеет не говорить то, что не хочет сказать, женщины вообще, могут отрицать очевидное.
   Андрей не рассчитывал, что Розик появится так рано, но, кто его знает. А заходить в клуб он не хотел, не хотел, чтобы его снова видел администратор, который одновременно и привратник.
   Прошло всего минут сорок, Андрей не ожидал, он не очень внимательно пока наблюдал за входом, но неожиданно со стороны метро появилась знакомая фигура. Андрей быстро пошел навстречу Розику.
   – Привет. – Андрей загородил Розику дорогу.
   – Че тебе? – От неожиданности Розик слегка шарахнулся в сторону и шмыгнул носом.
   Нервный, дерганый, насморк отметил Андрей, у него начинается "ломка". Это хорошо.
   – Я от Вики, – сказал Андрей.
   – От кого? – переспросил Розик.
   Андрей вспомнил, что привратник-администратор называл Вику Викулей.
   – От Викули, – уточнил он.
   – Да? А чего?
   – Ничего. Она с тобой встретиться захотела.
   – Сегодня? Мы завтра договаривались.
   – Она решила сегодня.
   – Да? – в глазах Розика появился радостный и одновременно болезненный блеск. – Она сегодня хочет рассчитаться?
   – Угадал. Завтра у нее может не быть время.
   – Да? Кайфово. А то у меня ни бабла нет, ни даже шмали. А ломать начинает не по-детски.
   – Ладно, базарить хватит. Поехали.
   – Поехали, – легко согласился Розик.
   Минут десять Розик молчал, только шмыгал носом и вытирал ладонью постоянно вытекавшую из одного глаза слезу. Потом заговорил, осматриваясь по сторонам.
   – А чего, а куда мы едем?
   – Я тебе уже сказал, или у тебя со слухом не в порядке?
   – К Викуле же другой дрогой.
   – Ты что, приказал ей сидеть на одном месте и никуда не ходить без твоего разрешения?
   – Да нет, я так спросил, просто.
   – Ну и сиди просто и молчи, – Андрей говорил раздраженно, пусть Розик думает, что он делает одолжение Викуле, катая его Розика на своей машине.
   Розик замолчал на несколько минут, потом снова заговорил.
   – Слушай, а у тебя нет ни чего? – спросил он с надеждой в голосе.
   – Нет, – недовольно ответил Андрей.
   – Надо было там взять.
   – Ты сказал у тебя бабок нет.
   – Я бы у тебя в долг взял. Сам знаешь, Викуля мне сейчас отстегнет, я тебе сразу бы отдал.
   – Надо было раньше думать, – ответил Андрей. – Не дергайся, осталось недалеко.
   Они подъехали к дому, в котором Андрей снимал однокомнатную квартиру. Когда поднялись на второй этаж, Андрей открыл дверь квартиры и сказал громко:
   – Викуль, это мы с Розиком.
   Андрей пропустил Розика вперед. Тот быстро прошел в комнату, ему скорее хотелось увидеть Вику. Андрей захлопнул дверь и закрыл ее еще на второй нижний замок, он закрывался и снаружи и изнутри на ключ. Ключ Андрей положил в карман.
   – А где Викуля? – показалось из комнаты удивленное лицо Розика.
   Андрей не стал ничего объяснять пока. Он просто ударил Розика в челюсть. У того закатились глаза и, скользя плечом о дверной косяк, Розик опустился на колени, потом упал на бок.
   Андрей усадил его на стул, руки его связал сзади, за спинкой стула, к передним ножкам привязал ноги. Подумав, решил, что этого мало, когда начнется настоящая ломка Розик вместе со стулом будет кататься по полу. Совсем ни к чему привлекать внимание соседей шумом.
   Андрей разорвал простынь, привязал Розика к стул еще в двух местах: просунув скрученную простыню под мышками за спинку стула и низ бедер привязал к сиденью. Подтащил стул к радиатору батареи и за него привязал еще и спинку стула, чтобы Розик не падал вместе со стулом.
   На кухне в столе у Андрея лежало несколько небольших шприцев и упаковка анальгина в ампулах. Он купил это в аптеке сегодня.
   Андрей взял шприц и несколько ампул анальгина. Вернулся в комнату и положил все это на стол.
   Глаза Розика открылись, но только минут через пять, он стал более менее соображать нормально.
   – Ты чего? – задергался Розик, почувствовал, что крепко привязан к стулу. – Тебе чего? Чего ты хочешь?
    – Информацию.
   – Какую информацию? Отвяжи, ты чего?
   – За что ты вчера вместе с Викулей убил женщину?
   – Да пошел ты. Я не убивал никого.
   Андрей подошел к Розику. Пощечина была звонкой и болезненной, щека Розика мгновенно изменила цвет, но она стала не красной, как бывает обычно, а белой, с зеленоватым оттенком.
   – Ты чего? Чего ты? – заскулил Розик.
   – За что ты убил женщину? – снова спросил Андрей.
   – Не убивал я никого. Понял? Я не убивал никого.
   – Нет, этого я не понял. Но понял другое, ты не скажешь ничего, даже если тебя убить. Я не буду тебя убивать. Пока. Но ты будешь сидеть здесь сутки, двое, неделю, ты будешь блевать на себя и опорожняться жиденькой вонючей водичкой себе в трусы, и ты не получишь вот этого, – Андрей показал Розику ампулу, – пока не ответишь на мои вопросы.
   Розик уставился на ампулу как Кощей на яйцо, в котором заключалась его жизнь и смерть.
   – Это не героин, это морфий, но все же лучше, чем ничего. Говори. – Андрей крутил ампулу между пальцев.
   – Не убивал я никого, ты чего? – не отводя глазах от руки Андрей державшей лекарство, проговорил Розик.
   – Андрей отпустил ампулу, она упала, Андрей надавил на нее ногой, тонкое стекло мягко хрустнуло под его подошвой.
   Розик задергался и заскулил, словно он сидел на электроплите.
   Андрей взял в руку остальные ампулы, лежавшие на столе и показал из Розику.
   – Не расстраивайся, есть еще. Но если будет повторять, что не убивал никого, каждые полминуты я буду разбивать по одной. Через две минуты ничего не останется. И еще, я, как ты понял, не мент, мне не ты нужен. Ответишь на мои вопросы, отпущу.
   Андрей говорил честно, что отпустит Розика. Он не волновался, что тот куда-то сбежит, Розик зависел от людей, которые всегда могут продать ему наркотик.
   – Полминуты прошло, – сказал Андрей и бросил на пол вторую ампулу, та разбилась сама, ее не пришлось даже наступать на нее.
   – Чего тебе надо? – снова задергался Розик, казалось у него сейчас начнется припадок. – Не убивал я никого.
   Андрей бросил на пол третью ампулу.
   – Чего ты хочешь? – голос Розика застонал, – А если ты обманешь? А если я скажу, а ты не дашь мне.
   – Можем сделать так, – Андрей отломил у следующей ампулы кончик, набрал жидкость в шприц, подняв вверх иглой, выдавил из него воздух. – Я тебе ввожу дозу. Делаю это медленно, ты в это время говоришь. Перестаешь говорить, я останавливаюсь, продолжаешь ты, продолжаю я.
   Андрей подошел к Розику, отвязал стул от батареи, развернул немного.
   – Да у тебя тут вену не найти.
   – Давай я сам, – сразу предложил Розик.
   – Нет. – Андрей туго перетянул руку Розика выше локтя. – Давай, как говорят, поработай кистью.
   Розик стал быстро сжимать и разжимать кисть.
   – Кажется что-то проявилось, – проговорил Андрей.
   Ему приходилось раньше делать внутривенно, его этому учили в армии. Но только там у ребят были не такие вены. С трудом, но все же игла попала, наконец в вену.
   – Ну, говори, – сказал Андрей. – За что ты убил вчера тех людей?
   – Я не убивал.
   – Так не пойдет, – не согласился Андрей. – Мне нужна правда.
   – Но я правда не убивал, я только помогал.
   Андрей медленно стал вводить лекарство в вену. Розик с жадностью наблюдал, с лица его сошло напряжение.
   – Убивала Вика?
   – Да, Викуля.
   – А ты что делал?
   – Помогал. Я держал.
   – Как вы вошли в квартиру?
   На лице Розика стало появляться выражение блаженства.
   – У Викули ключи были, – уже медленно говорил он.
   – Откуда?
  – Она их заранее приготовила. Наверно, из сумочки украла у женщины, а может у ребенка, я не знаю.
   – Но за что ее убивать? Это знакомая Вики?
   – Нет. Она и сама не хотела, но так надо было, она не могла не сделать. Ей приказали.
   – Кто?
   Выражение лица Розика стало меняться.
   – Что это? – спросил он удивленно.
   – Где?
   – Что ты мне колешь?
   – Я сказал, морфий.
   – Ты что гонишь, ты, сука. Я что? За кого ты меня… Это простая вода.
   – Ты сам видел, я из ампулы набирал.
   – Значит туфта. Это туфта. Покажи мне ампулу. Ампулу покажи.
   – На ней ничего не написано.
   – Ты туфту мне вколол беспонтовую. Сука ты, ты сука.
   Розик задергался на стуле так, что Андрей едва удерживал его, чтобы тот не свалился набок. С трудом Андрей снова привязал стул к батарее отопления. Чтобы Розик замолчал, ему пришлось заткнуть рот тряпкой и другой завязать на затылке.
   – Успокойся и слушай меня.
   Розик продолжал биться в истерике.
   Минут десять Андрей ждал, когда тот выдохнется. Наконец Розик стал успокаиваться. Но его трясло. Обман так психологически подействовал на него, что ломка резко усилилась, Розик был в таком состоянии, словно уже суток двое не принимал наркотик.
   – Ладно, сейчас привезу. Но ты мне все расскажешь. Слышишь меня.
   Розик замычал в ответ.
   Андрей вынул кляп изо рта Розика.
   – Я спрашиваю, ты слышишь меня?
   – Сука ты, сука, – повторял Розик.
   Сейчас с ним уже бесполезно пытаться поговорить. Придется ехать в клуб и попробовать купить героин у администратора-привратника. Если он продаст. Вчера предложил непонятно почему, сегодня может испугаться. Да ладно, если не продаст, Андрей попросит кого-нибудь, всегда найдется кто-то кому нужно, но у кого нет денег. Можно дать на две дозы, одну кто-то возьмет себе, а вторую он привезет этому уроду Розику, которого просто убить и то мало.
   Рот не стоит ему завязывать, если его начнет тошнить, он захлебнется в своей блевотине. Не совсем его заклинило, должен понимать, что если станет кричать, могут вызвать милицию, тогда ему не получить дозу уже очень долго.
   На всякий случай Андрей все это объяснил Розику, хоть и не был уверен, что тот слушает его, и, сказав, что вернется через час и привезет ему дозу, вышел из квартиры.
   Никаких трудностей с администратором у Андрея не было. Как только он сказал, что ему нужно, администратор-привратник, сунул руку в карман, Андрей не успел достать деньги, как в его руке оказался аккуратно свернутый кусочек бумаги, а деньги из его руки исчезли. Похоже было на фокус. Почему этот администратор так спокойно торговал наркотиками, Андрей понял, когда вышел на улицу – у дверей стоял милиционер, он, видимо, наблюдал за Андреем и администратором через стеклянные двери и ждал, когда процесс купли-продажи закончится. Андрей вышел, милиционер отвернулся в сторону. Андрей пошел к своей машине. Милиционер вошел в двери клуба. Наверное, получить свою долю от прибыли.
   Андрей поднялся на второй этаж, стал открывать замок, но замок почему-то заело. Почувствовав легкий холодок в груди, он толкнул дверь. Этого он и ожидал и очень не хотел этого – дверь не была заперта на замок.
   Андрей быстро вошел в комнату. Розик был на месте. Точнее на месте осталось то, что еще полтора часа назад было Розиком. Скрученный в жгут кусок простыни, которым тот был привязан к стулу под подмышки, теперь был на другом месте, этот жгут из простыни стягивал горло Розика. На шее, чуть сбоку он был завязан двойным узлом, простым узлом, который называют женским. Розик смотрел на мир, выпучив глаза и дразня всех языком, как Эйнштейн, только язык был гораздо длиннее чем у Эйнштейна, будто Розик понял в чем суть "Парадокса" или его ошибка, ведь гении ошибаются так же, как и простые смертные.

26

   Ночью Андрей подогнал машину к самому подъезду. За несколько часов до этого, он выбрал место, куда спрятать труп Розика, за одно, когда выходил на улицу, разбил тусклую лампочку под козырьком подъезда.
   Это был канализационный колодец не освещенный светом фонарей, он находился в полукилометре от дома, где Андрей снимал квартиру. Подъехать к колодцу можно было узкими дорожками между домов, только один раз выехав на ярко освещенную трассу, да и то, проехать по ней нужно было всего метров двадцать, и снова свернуть во дворы.
   Андрей заранее приподнял один край крышки колодца монтировкой, и подложил под нее толстый сучок, валявшийся неподалеку, чтобы потом не тратить время, открывая тяжелую крышку. Перед этим он заглянул в него, подсвечивая фонариком, который был у него в машине. Он увидел, что колодец глубокий и в круглых стенках его не было почему-то даже скоб, которыми в подобных колодцах обычно заменяют лестницы.
   Андрей собрал свои вещи, все они уместились в спортивной сумке, той самой, с которой он прилетел в Москву, да и то она заполнилась наполовину. Он перенес ее в машину. Потом убрался в квартире, больше он сюда не вернется, и хозяева еще долго не появятся здесь, за квартиру Рита заплатила за полгода вперед.
  Около трех ночи Андрей спустился вниз с трупом Розика на плече. Он бросил его на пол между передними и задним сиденьями. А еще минут через десять Розик, пролетев метров пять в вертикальной бетонной трубе, шлепнулся в какую-то жижу. Андрей, стараясь не греметь, закрыл крышку люка. На подмороженной ночью земле не осталось даже следов его ботинок.
    Минут через тридцать Андрей уже стоял под душем в Викиной квартире. Он решил, что здесь ему будет удобнее всего ждать ее.
   Было такое чувство, что кто-то издевается над ним. Кто-то хочет как можно больше навесить на него преступлений, не просто преступлений, а убийств. С того момента как он убежал и оказался в Москве, уже четыре человека убито и всех можно без труда, не напрягаясь повесить на него. Но почему не дают на него наводку ментам? Пожизненное ему обеспечено. У Андрея было чувство, что развлекается какой-то псих, настолько все казалось ненормальным. Это было страшно, неизвестность всегда страшнее всего. От подобного можно стать полусумасшедшим мистиком, или психом с маний преследования. А может он уже стал таким, и ему только кажется, что все подгоняется под него. Да нет, Розик убитый в квартире, в которой он жил, это не психоз и не мистика. Скорее, его кто-то использует в каких-то своих целях, или собирается использовать? От этого не легче.
   Но кто это может быть?
   Когда Андрей договорился встретиться с Коляном, Вика сказала, что не надо этого делать, что Колян опасный человек. Андрей тогда еще сказал, что она говорит так, будто знает этого Коляна. Но в тот раз он сказал это не серьезно, голова его была занята другим. Сейчас Андрей снова вспомнил эти слова Вики о Коляне. Вика знала Коляна, в этом можно не сомневаться, а это значит, что она знает Макса.
   Самое простое, а может и правильно, ждать, когда Вика вернется домой. Хотя, она может жить у какой-либо подруги или друга.
   По телефону она сказала, что хочет что-то ему рассказать важное для него. Хотела она, действительно, этого или нет, но теперь, когда он найдет ее, ей придется это сделать. Бить, конечно, он ее не станет, но есть не мало других способов заставить человека говорить, нужно только узнать его слабые места и чем он дорожит в этой жизни.
   Около десяти утра Андрей снова подъехал к дому Макса. Черный джип стоял на своем месте.
   Только сейчас Андрею пришла в голову, довольно странно, что в доме нет женщины, той самой, которая могла бы быть сиделкой. Ведь Макс инвалид. Конечно, мужчина может ухаживать не хуже, но для женщины такая работа подходит больше. Мужику возиться с другим мужиком инвалидом, это как-то ненормально. Хотя, О'Генри сказал: лучшие клерки, повара, сиделки и так далее – мужчины, единственное, в чем женщина превосходит мужчину – исполнение женских ролей в водевилях. Как раз то, чем занимается Вика.
   Дверь подъезда открылась и Андрей увидел Коляна. Нет смысла, как в прошлый раз ехать за ним, как он ехал за Пашей. Если Андрей сумеет незаметно подбежать к джипу в то время, когда Коля станет в него садится, то может стать его пассажиром, и спорить Коля не будет, после того, что случилось с Лехой, он не сомневается, что пистолет у Андрея не только для того, чтобы пугать.
   Андрей уже собирался выскочить из машины, был самый удобный момент, Колян шел к джипу в противоположенную от Андрея сторону, так что он не увидит, что его кто-то догоняет, а когда увидит, будет уже поздно спорить. Но в тут дверь подъезда снова открылась и из нее вышел еще один человек. Это был Витя, Виктор Владимирович, как ему нравилось, чтобы его назвали охранники Макса.
  И снова на какие-то секунды Витя кого-то напомнил Андрею. Память на лица у Андрея была идеальная, как у абсолютный слух музыканта, но сейчас он почему-то не мог вспомнить, где он видел этого Витю. Или это действительно дежа вю? И он никогда не видел Витю, разве что в позабытом сне, или в другой жизни, в которой Андрей не совсем был уверен, или их двойники встречались в другом измерении, или в какой-то параллельной жизни, об этом всем Андрей подумал с шуткой, хотя весело ему не было. Весело ему не было уже давно.
   Витя не пошел вслед за Коляном в джип. Он направился вдоль дома. Джип тронулся, но Андрей даже не дотронулся до ключа зажигания. Он сидел напряженный, он чувствовал, что сейчас может вспомнить, где он видел Витю, и это казалось ему очень важным.
   Из-за других машин выскочил вишневый "Порше". В нем сидел Витя, который хотел, чтобы его называли Виктором Васильевичем. И Андрей вспомнил. Не вспомнил, понял, догадался. Он видел как уезжает вишневый "Порш", но так и сидел не двигаясь. Он понял, что не поедет ни за кем из этих двоих, не станет следить за ними, потому что еще одна догадка мелькнула в его голове. Есть другое место, куда он должен съездить, и если окажется, что он прав… Нет, пока его догадка никак ему помочь не могла, она ничего не объясняла. Но поможет объяснить очень многое, если он прав.
   Андрей завел двигатель и резко тронул машину с места.
 
27

   Андрей не поехал на лифте. На восьмой этаж он поднялся пешком, точнее, добежал. Дверь нужной ему квартиры была металлическая и в ней глазок.
   Андрей уже отдышался, но пока не придумал, как войти в квартиру. Тут он увидел на площадке между этажами рядом с мусоропроводом газету. Андрей спустился к мусоропроводу, взял газету, свернул ее и поджег. Он поднес газету к глазку в двери так, чтобы из квартиры был виден дым, пару раз нажал на кнопку звонка и забарабанил в дверь.
   – Эй, сосед, – закричал Андрей, стараясь чтобы голос казался нервным, взволнованным, но не слишком громко, нельзя переполошить людей в других квартирах, – у тебя дверь горит. Слышь, дверь горит.
   Андрей снова позвонил и снова стал стучать кулаком по двери. За ней послышалось какое-то движение.
    – Обшивка на твоей двери горит. – И потом, словно обращаясь к кому рядом: – Может их дома никого нет.
   Щелкнул замок, дверная ручка повернулась, Андрей схватился за нее, дернул. Дверь распахнулась.
   Это была квартира, адрес которой Андрей увидел и запомнил, когда хотел узнать адрес Коляна, считая что он хозяин джипа. Но хозяином машины оказался сам Макса и прописан он был в этой самой квартире, дверь которой Андрею только что открыли.
   Но он увидел совсем не того, кого ожидал увидеть. Незнакомый Андрею парень, примерно такого же типа, что и телохранители Макса, здоровый, по виду бывший спортсмен, стоял и немного растерянно хлопал глазами, но вместе с растерянностью чувствовалось в нем и раздражение.
   Андрей протянул ему уже только тлевшую и дымившую газету, тот тупо посмотрел на нее. Андрей ударил его в челюсть. Удар был почти в полную силу, немного помешал порог, за который Андрей чуть зацепился носком ботинка. Но этого удара должно было хватить, чтобы парень на какое-то время отключился. Тот лишь отступил назад, сделав пару небольших шагов. Глаза его все же помутнели и он потряс из стороны в сторону головой.
   – Мышцы у тебя, что ли, вместо мозгов, – пробормотал Андрей, одновременно с силой всаживая носок ботинка парню в пах.
   Парень согнулся и, закряхтев, упал на колени. Андрей уже выдернул из-за пояса пистолет, ручкой его он сверху ударил парня по затылку. Только после этого тот с грохотом свалился на пол.
   Андрей быстро обернулся. На лестничной площадке никого не было. Он отступил назад, захлопнул дверь. Осторожно, но и быстро стал обходить квартиру. Квартира была трехкомнатная и в двух первых комнатах Андрей никого не увидел.
   В третий, последней он наконец увидел ее. Вика сидела на диване и немного испугано смотрела на появившегося мужчину. Но тут же узнала Андрея, вскочила с дивана, секунду она словно раздумывала, потом бросилась к нему, она даже протянула вперед руки, но не успела до него дотронуться. От сильной пощечины Вика полетела в сторону и свалилась на пол.
   Андрей подошел к ней, взял за шиворот, поднял с пола, как котенка и швырнул на диван. Вернувшись в прихожую, он вынул из брюк Викиного телохранителя ремень, связал ему сзади руки, к ним привязал одну ногу. Снова вернулся в комнату, где Вика сидела на диване. Она держалась рукой за щеку, а из глаз ее текли слезы.
   Андрей сел в кресло напротив плачущей Вики.
   – Теперь мы сможет с тобой поговорить уже серьезней. Твои шутки больше не помогут. И еще хочу сказать, я обманывал, когда говорил, что могу покалечить тебя, женщину я не смогу покалечить, садизм это не то, на что я способен. Но уверяю, убить женщину я смогу, во всяком случае, суку, подобную тебе.
   – Ты урод, – отозвалась Вика. – И в голове у тебя опилки, как у Винни-Пуха.
   – Зачем ты вчера убила женщину? Молодую красивую девушку?
   – Что? – Вика с испугом посмотрела на Андрея.
   – Только не надо делать такие удивленные и испуганные глаза. Я сам это видел, почти что видел. Твоим напарником был Розик, наркоман и педик.
   Вика молча смотрела на Андрея, глаза ее продолжали оставаться такими же испуганными.
   – Хорошо, – проговорил Андрей, – так уж получилось, я все тебе рассказываю. Будем считать это игрой, ты ничего не понимаешь, я все объясняю. Расскажу и сейчас, чтобы у тебя не было сомнений, что я это знаю точно. Я думаю, ты не настолько тупа, чтобы после этого продолжать все отрицать. Позавчера я следил за тобой, точнее, я увидел твой "Порш", на котором, как ты говоришь, ты никогда не ездишь. Оказывается ездишь, правда, по очереди со своим братом. Ведь Витя твой брат? Я правильно понял?
   Вика молчала.
   – Ты подъехала к клубу, такое симпатичное заведение для педиков и лесбиянок. Там встретилась с Розиком, я думаю, он помогал тебе за наркотики или за деньги, которые все равно нужны ему на наркотики. Вместе с ним ты поехала, это было уже в третьем часу ночи, на твоей вишневом "Порше". Я ехал за вами. Дальше рассказывать?
   – Нет, – тихо покачала головой Вика, – дальше я расскажу.
   – Ты мне начинаешь нравиться, – усмехнулся Андрей. – только не надо рассказывать о раздвоении личности, и что убивала не ты, а другой человек, который живет в тебе.
   – Уже лет с восьми, – начала Вика, – мне было восемь, а Вите, моему брату, тогда его звали Илья, шесть, он на два года моложе меня, с шести лет он начал во всем подражать мне. Почему с ним такое было, никто не знает, его даже к врачу водили родители, но это когда он стал постарше, ему тогда было уже десять или одиннадцать. Он подражал мне в походке, в манере говорить, в том, как я двигаюсь, он одевался как я, даже мои вещи воровал, когда был маленьким, а когда стал старше, покупал точно такие. Он покупал такие же платья, туфли, сумочки, даже нижнее белье. Даже косметику и парфюмерию. Он покупал парики точно такие, как мои волосы. Годам к семнадцати он научился так краситься, делать такой маккиях, что те, кто плохо знал нас, могли разговаривать с ним, а думать, что говорят со мной. Когда получал паспорт он имя себе поменял, я Виктория, он стал Виктором. Он даже хотел, да и сейчас хочет сделать операцию по изменению пола, но этого слишком сложно добиться, много всяких врачей нужно пройти, комиссий еще чего-то, я не знаю, не интересовалась.
   – А твой дядя? – спросил Андрей, он понял, к чему ведет Вика, и решил подсказать то, что она упустила. – У него, как я понял большие возможности.
   – Дядя Максим? Или Макс, как последнее время стал называть его мой братец? Да он ненавидит женщин. И он не знает, что его племянник трансвестит, считает, что это у него была невинная детская игра в подражательство старшей сестре и все давно прошло. А на "Порше" я не езжу ни по очереди с Витей и ни через раз, даже близко к этой машине не подходила. На "Порше" Витя ездит. А Максим ненавидит всех женщин, кроме только троих, – продолжила Вика. – Одна уже умерла, это была моя мама. Еще одну, которую он считает чуть ли святой, я ее не знаю, но это неважно. Смешно, он ее называет Орлеанской Девой. От Вити слышала. Еще меня он почему-то любит, и я догадываюсь почему, это мой братец виноват. Он рассказал Максиму какую-то идиотскую историю, что у меня был парень, он меня обманул и я поклялась, что у меня больше не будет ни одного мужчины, кроме мужа.
   – И твой дядя в это верит?
   – Тебя не обманывали никогда? Не было такого, что ты встречался с девушкой и не сомневался, что ты у нее один, а потом узнавал, что у нее были другие в то же самое время?
   – Может ты и права.
   – Все верят в то, во что хочется верить. И даже больше, боятся, что их в этом разубедят. К тому же, у Максима комплекс вины перед матерью, искупает верой в безгрешность ее дочери.
   – Ты очень откровенна.
   – Не заметила. Я разве сказала, что у меня каждый день новый мужчина?
   – А зачем это твоему брату, что ты поклялась, что никого не будет и так далее?
   – Могу только догадываться. Возможно, на тот случай, если я расскажу его любимому дяде, что он трансвестит, тогда он сможет перевести стрелки на меня, скажет, что я оказалась не такой целомудренной, какой себя показывала.
   Андрей кивнул.
   – Я заметил, что у твоего дяди какое-то нездоровое отношение к женщинам. И отклонения приличные. Только слишком все сложно и запутано в ваших отношениях. Тебе самой не кажется, что все, что ты рассказала, слишком надумано?
   – Нет, и тебе не будет так казаться, если ты узнаешь главное. Я его ненавижу, своего дядю Максима. И на "Порше" не езжу, потому что он мне его подарил.
   – Ненавидишь, потому что он не хочет, чтобы ты спала с мужчинами? – посмеялся Андрей.
   Вика не обратила на это внимания.
   – Он убил моего отца, – сказала она. – Убил, чтобы забрать его деньги. А мама после этого покончила с собой, она очень любила моего отца.
   – Так ты хочешь сказать…
   – Я еще не все сказала, – перебила Вика, она немного помолчала. – Я действительно виновата перед тобой. Тогда я к тебе подходила и просила меня подвезти, а потом договорилась встретиться и была у тебя дома тоже я, но не совсем.
   Вика замолчала, посмотрела на Андрея.
   – Не совсем, это что значит? – с просил он.
   Вика кивнула.
   – Я расскажу все. Сейчас я уже знаю, что случилось. Витя, он иногда встречается с мужчинами, а они даже не догадываются, что он не женщина. Не знаю, как это у него получается, но слышала, что не он один умеет так. Но не всегда у него это проходило, были случаи, когда кто-то догадывался. Так было и в тот раз. Он снял, как он называет это, кого-то, а тот понял, что Витя не женщина, и поставил ему синяк. А за неделю до этого у Вити украли перстень. Перстень с бриллиантом, не очень дорогой. Но это был мой перстень, а до этого моей мамы. Витя, клялся, что только на один день взял его, и потом хотел положить на место, но его в этот же день украли. Он сказал, что какой-то мотоциклист задел машину на светофоре, он вышел буквально на полминуты, на машине не было ни царапины, а когда снова сел в машину, сумочки, в которой лежали и деньги и перстень, не было. И вот теперь он узнал кто украл. Он сказал мне, что можно сказать Максу, но Макс убьет этого человека за мамин перстень, а он этого не хочет, и он бы сам мог познакомиться с этим мужчиной, но у него синяк. И он попросил меня. Сказал, что надо подсыпать только снотворное в вино и я могу уйти, а он уже сам найдет в квартире этого человека мой перстень. Я не могла отказаться, даже мысли не было, чтобы отказаться. Ты уже понял, что я говорю о тебе. Ты сказал, что я не похожа тогда была на себя, никакого чувства юмора. Откуда оно могло взяться, если я считала, что ты украл мамин перстень.
   – Значит, ты хочешь сказать, что там в передней лежит не твой телохранитель, а твой вертухай, в смысле твой охранник, надзиратель, сторож, называй как хочешь? – спросил Андрей.
   – Ты мне все еще не веришь?
  – Ты позвонила, сказала, что хочешь помочь, а теперь ты здесь и ты говоришь, что не сама прячешься от меня, а тебя прячут? – спросил он.
   – Ты не веришь? Я была лучшего мнения о твоих умственных способностях.
   – Тогда просвети меня, дурака.
   – После того, как я последний раз звонила тебе, уверена, ты был еще раз в моей квартире.
   – Ты хочешь сказать, что ты могла подсказать своему дяде, где меня можно найти, и меня там ждали бы?
   – Разве это ничего не доказывает?
   – Доказывало бы, если бы в квартире, которую я снимаю, не появился в мое отсутствие труп. Точнее, он не появился, я сам привез туда Розика, чтобы поговорить с ним. Ушел на час, а когда вернулся он стал трупом. Кому-то это может быть выгоднее, чем отправить меня обратно на зону или просто убить.
  – Тогда я не знаю, как доказать тебе, что ни в чем не виновата, кроме только того раза. Но меня тогда обманули.
   – Как зовут того, который там? – Андрей кивнул в сторону прихожей.
   – Я с ним разговаривала только одни раз, когда запретила входить в эту комнату. Его имя меня не интересовало.
   – Неважно, меня оно тоже не интересует. Мне нужны пассатижи.
   – Это такое, как кусачки?
   – Это такое, как плоскогубцы.
   – В соседней комнате чуланчик, там, кажется, есть набор инструментов в таком синем пластмассовом ящичке с ручкой.
   Андрей пошел в соседнюю, смежную комнату. В небольшой комнатушке действительно был набор слесарных инструментов. Андрей взял пассатижи и вышел в приходую.
   – Ну, пала, все, тебе кранты, ты уже труп, – как только увидел Андрея, заговорил Викин охранник, или он все же был телохранителем? – Ты труп, ты понял, пала, ты труп?
   Андрей вынул из пистолета обойму, передернул затвор, поймал на лету выскочивший из ствола патрон. Пассатижами он вынул из патрона пулю. Недогоревшая газета валялась а полу. Андрей поднял ее, оторвал кусок, скрутил его в плотный шарик и заткнул им гильзу.
   – Ты понял, – показал он гильзу с бумажным пыжом, – это холостой патрон.
   Андрей вставил его в обойму, обойму в пистолет.
   – Если я выстрелю этим патроном тебе в лицо, ты станешься пятнистым и слепым. Теперь говори, зачем ты здесь?
   – Да пошел ты.
   Андрей передернул затвор, направил пистолет в лицо парню.
   – Считаю до двух. Раз…
   – Чего ты хочешь, ты?
   – Я тебя спросил, зачем ты здесь?
   – Ну, чтобы охранять ее.
   – От кого?
   – Откуда я знаю. От тебя вот.
   – А еще зачем?
   – А зачем еще? – переспросил парень, не поняв вопроса.
   – Гулять ты с ней должен или она одна может выходить?
   – Мне сказали не выпускать ее.
   – А если она захочет позвонить?
   – Городской здесь отключен, а мобильник, мне сказали, если попросит, не давать.
   – Значит, ни выйти ей нельзя, ни позвонить?
   – Ну, да. Сказали, если я ей дам мобильник, мне обе руки отрубят.
   – А если ей захочется мороженного или ананасов в шампанском? Ты должен выполнить ее приказ, сходить в магазин и принести?
   – Сказали вообще не оставлять ее одну, а если что-то нужно будет ей, позвонить и тогда привезут.
   – В общем, она здесь арестантка?
   – Ну, в общем, да. Только сказали и пальцем до нее не дотрагиваться.
   – А если захочет убежать? Тоже не дотрагиваться?
   – Наручники дали. Сказали, если станет дергаться, наручниками ее к батарее, вон, к трубе пристегнуть.
   Андрей достал из кармана парня наручники.
   – Они тебе больше не нужны, теперь я ее буду охранять. – Он вынул из кармана парня и ключ от наручников.
   – Ты чего, хочешь ее увести отсюда?
   – Ей с тобой скучно.
   – Может не надо, слушай? Меня же за это живьем зароют.
   – Могу пристрелить, чтоб ты не мучился.
   Парень ничего не ответил.
   Андрей вернулся в комнату к Вике.
   – Ну что? – спросила она.
   – Ты сама знаешь, ты же подслушивала около двери.
   – Конечно, а то вдруг он стал бы врать чего-нибудь, я должна была бы вмешаться. Ты теперь веришь мне?
   Андрей задумчиво покивал головой.
   – Да, – сказал он.
   – Ну наконец. Теперь, что ты должен сделать?
   – Что?
   – Не догадываешься? Что должен сделать порядочный воспитанный человек.
   – Я не помню, чтобы переспал с тобой.
   – Я и не говорю, что ты должен на мне жениться. Этот вопрос пока не обсуждается.
   – Извиниться за то, что не верил? – усмехнулся Андрей.
   – Именно.
   – Тебе это нужно?
   – Необходимо. Я же раскаялась в своем поступке.
    – Хорошо. Извини.
   – Ладно. За это прощаю.
   – Мне есть еще за что извиняться?
   – Ну ты, Андрюша, меня удивляешь, – возмущенно сказал Вика.
   – За то что ударил?
   – Ударил? Ты чуть не убил меня.
   – Извини.
   – Нет.
   – Вик, мне действительно стыдно, что я ударил тебя.
   – Вот и хорошо. Мне приятно, что ты будешь чувствовать себя виноватым передо мной. И тебе будет вдвойне стыдно, когда я помогу тебе выпутаться из всего.
   – Возможно ты будешь полезной в качестве заложницы.
   – Именно об этом я и хотела сказать. Пока я сидела здесь, у меня появился план. Мне только нужно было убежать и найти тебя, то есть, просто позвонить, потому что твой телефон я запомнила на всякий случай. Но ты сам появился, так что все упрощается.
   – Что упрощается.
   – Мой план.
   – Меня не волнует, какой у тебя план, но, как я понял, ты хочешь помочь мне, а значит, как минимум посадить своего брата, ведь если у меня получится доказать, что я не убивал никого, то только доказав, что это сделали другие люди, а конкретно – твой брат.
   – Я с большим удовольствием избавила бы всех и себя в первую очередь не только от брата, но от моего дяди. Есть и еще причина. Но сейчас это не важно. И еще, ты все равно хочешь забрать меня отсюда, чтобы я стала твоей заложницей, а мой план, как раз на это и рассчитан.
   – А за что ты не любишь своего брата?
   – За то же, за что и он меня.
   – А он тебя за что не любит?
   – Не знаю. Возможно, из зависти, что я женщина а он мужчина. И вообще, ты в первый раз слышишь, что брат и сестра не любят друг друга?
   – Ну почему? Кто-то рассказывал мне, в королевских семьях братья и сестры только и занимались тем, что травили друг друга или отправляли на эшафот.
   – И в крестьянских и семьях потомственных интеллигентов такое тоже не редкость.
   – Хорошо, меня можешь не бояться. Как своей заложнице, скажу тебе сразу, с тобой ничего плохого не случится, никто тебя пальцем не тронет. Мне не нужно, чтобы у тебя были неприятности.
   – Ну, насчет того, чтобы меня пальцем не трогать, это уже лишнее. Но сейчас для меня важна твоя последняя фраза, она меня убеждает, что теперь ты веришь мне.
   – Жалею, что не поверил раньше.
   – Правда? Жалеешь?
   – Конечно. Не пришлось бы тратить время, чтобы искать тебя.
   – Если надеешься, что услышишь дежурную женскую фразу – какие же вы мужики все сволочи – то ошибешься.
   – Это понятно. Когда у женщины есть план, ей наплевать, сволочь с ней рядом или подлец.
   – Не заставляй напоминать, что я тебя еще не все простила. Но нам нужно уходить, а то еще придет кто-нибудь.
   – Пошли, – согласился Андрей.
   – Только сначала свяжи мне руки.
   – Зачем?
   – Потом объясню. Связывай. И когда будем проходить мимо того, – Вика кивнула в строну прихожей, – сделай вид, что уводишь меня силой и что злой на меня.
   – Когда будешь на сцене, тогда и будешь играть.
   – Я не играю. Это входит в мой план. Тебе что, трудно мне руки связать? Я тебе потом все объясню.
   Андрей вздохнул, вынул из кармана наручники, надел их на запястья Вики.
   – С ними даже лучше, чем с веревкой, – рассматривая наручники, проговорила Вика. – Теперь выталкивай меня из квартиры, как будто я боюсь тебя и не хочу уходить. Можешь даже ударить, только не сильно и не по лицу. Не бойся, я не обижусь.
   Андрей потащил Вику в выходу. Она упиралась и плакала.
   Ее сторож, лежавший на полу, смотрел на них испугано и молчал, ему было страшно, он не уберег эту телку и у него будут большие неприятности.
   Вика вцепилась в ручку двери. Андрей оттащил ее за плечи, и толкнул в сторону лифта, дверь он захлопнул ногой. Он был раздражен, что приходиться участвовать в каком-то детском спектакле.
   
28

   Они сидели в Викиной квартире.
   – Кстати, – Вика стала разливать в чашки только что сваренный кофе, – редко кто умеет варить кофе как я, мне это все говорят, ты тоже скажешь, когда попробуешь.
   – Хорошо, скажу, – согласился Андрей.
   – В таком случае, не обязательно. Ты готов выслушать меня? – спросила Вика.
   – Я не знаю, о чем ты хочешь говорить. А в общем-то, готов, конечно.
   – Я тебе еще там сказала, пока я там сидела, я придумала план, нужно только детали обсудить… Смешно, – перебила Вика себя, – последнее время я только и делаю, что меняю роли, то становлюсь чьей-то заложницей, то чьей-то заключенной, то снова заложницей.
   – Если ты считаешь себя и сейчас заложницей, то можешь успокоиться. Я тебе говорил, если я пойму, что ты ни при чем, я уйду и ты меня больше не увидишь. Так что успокойся, через десять минут меня здесь не будет.
   – Ты ошибаешься, – быстро проговорила Вика и в голосе ее послышалось чуть заметное волнение.
   – В чем я ошибаюсь?
   – И в том, что ты уйдешь отсюда и в том, что я уже не твоя заложница.
   – Значит я глупей, чем думал о себе.
   – Хорошо, что ты это вовремя понял. И что касается меня, как твоей заложницы, то это входит в мой план. Это вообще основная его часть.
   – Реализация твоих планов не входит в мои.
   Вика некоторое время молчала, казалось она с интересом рассматривает кофейную пену в своей чашке. Когда заговорила голос ее был очень серьезный.
   – После смерти отца, мама прожила совсем недолго. С ней происходило что-то непонятное. Она будто ничего не слышала и не видела, что происходит вокруг. Еще до этого, когда папа уезжал куда-то по делам, то два-три дня она была еще ничего, но если его не было больше недели, она начинала тосковать, даже тосковать, не то слово, она словно заболевала.
   Вика снова замолчала. Когда она опять начала говорить, в голосе ее появилась боль, едва уловимая, Андрей скорее почувствовал это.   
   – И представляешь, что с ней происходило, когда папы не стало. А недели через две после этого она села рядом со мной и стала разговаривать. Она сказала мне, что в ее жизни был всего один мужчина, которого она любила по-настоящему – мой отец, сказала, что ни разу не изменила ему. А потом сказала, что понимает, что поступает гадко, что детей, несмотря ни на что, нужно растить. Она просила у меня прощения. Я жалела ее, плакала, но не понимала ничего. Поняла на следующий день. Она застрелилась.
   – Застрелилась?
   – Я тебе уже рассказывала сегодня, что она покончила с собой. Да. Застрелилась. Нетипично для женщины. Женщины обычно вены вскрывают, или снотворное пьют, или бросаются под поезд. – Вика болезненно усмехнулась своей шутке. – А застрелиться из пистолета, такое редко бывает. А потом оказалось, что это пистолет ее брата, моего дяди Максима. Мне кажется, она как бы сказала этим, что и ее тоже он убил, хоть сделала она это и сама. – По Викиной щеке потекла слезинка. – А потом мне еще один человек сказал об этом, что отца убили по дядиному заказу.
   – Откуда ты знаешь, что это был его пистолет?
   – Витька сказал, он видел его у него. Но в милиции подумали, что это пистолет нашего отца.
   Вика замолчала.
   – Ты, правда, очень вкусный делаешь кофе. Ты говорила, что Макс считает тебя такой же как твоя мать. Ты это имела с виду, ее преданность твоему отцу?
   Вика промолчала. Андрей спросил о другом:
   – И ты хочешь отомстить своему дяде?
   – Я не думала об этом раньше. Просто не хотела иметь с ним ничего общего. Но появился ты и я поняла, как много всем он сделал плохого, неисправимо плохого.
   – Почему ты считаешь, что в том, что случилось со мной, он тоже виноват?
   – Мой братец, Витя, он без его разрешения шагу не сделает. И сделает все, что тот ему прикажет. Если он украл у тебя документы тогда, то Максим не мог не знать этого.
   Андрей закурил.
   – Ну что, ты уходишь или остаешься? – Вика смотрела на Андрея.
   Андрей, подумав несколько секунд, кивнул, соглашаясь. Потом спросил как бы шутливо:
   – Ты простила, что я тебя ударил?
   Вика вздохнула.
   – Если я тебя прощу, – ответила она в тон Андрею, – тогда мне захочется тебя поцеловать.
   – Тогда не надо, не прощай.
   – Конечно, лучше я буду обижаться на тебя. Мне это больше нравится.
   – Это похоже на мазохизм.
   – Эй, только ты не принимай всерьез, что мне хочется тебя поцеловать.
   – Я даже несерьезно не думаю об этом.
   – Теперь слушай, какой у меня план. Основное в нем я тебе уже сказала – я твоя заложница и ты меня прячешь неизвестно где, я даже сама не знаю, где я нахожусь, если со мной кто-то будет говорить по телефону. Надо чтобы мой дядя Максим боялся за меня, больше всего он будет бояться, что меня изнасилуют. Для него, мне кажется, пусть лучше меня убьют. Но может быть и такое, что меня соблазнят, развратят. Для него это, наверное, будет еще страшнее.
   – Как и для каждого мужика. Допустим, у меня есть жена и ее изнасиловали, тогда я ее жалею. И другое, если она сама выскакивает из трусиков, ради любви к искусству.
   – Какие вы мужики эгоисты. Для вас лучше пусть над женщиной поиздеваются, чем доставит удовольствие.
   – Я даже не понял, пошутила ты и серьезно сказала.
   – Продолжим без комментариев. Конкретно о моей развратной и похотливой натуре. Пока все только в общих чертах. С самим Максимом тебе встречаться нельзя, если попадешь к ним, он такое придумает, чтобы узнать, где ты меня прячешь… Тебе нужно будет встретиться с моим братом. Он, конечно, придет не один. Было бы лучше, если бы я сама убежала, тогда бы я смогла пригласить Витю, встретиться с ним. Но они знают или скоро узнают, что ты меня украл. А для чего я тебе нужна? Не для того же, чтобы жениться, ты же не с гор спустился.
   – Все это хорошо. Но меня больше волнуют люди, или это один человек, который убил дворников и Розика.
   – Твой личный призрак?
   – Этот призрак уже убил троих.
   – Он нас не найдет, мы будем жить у одной моей подруги. Она сама живет у своего парня. Ты сбреешь эту свою бороду, я помню тебя без бороды, тебе без нее намного лучше, и я отвезу тебя в театр и Катька, наш гример, покажет тебе, как гримироваться под сорокалетнего. Тебе же столько по паспорту?
   – Откуда ты знаешь?
   – Я никогда не роюсь в чужих вещах. Но ты поступил со мной непорядочно, даже гадко, ты забрался в мой личный ночной столик.
   – Помню, там лежали какие-то средства женской гигиены.
   – Это ты, как гиена все обшарил в моей квартире. А поэтому я решила, что и я имею право поступить так же.
   – Когда только успела.
   – Ездить будешь на моей машине, потому что твою призрак знает.
   – Не нужно было бы ввязывать тебе в это.
   – Нужно. Ты забыл, что меня это касается не меньше чем тебя. Если захочешь от меня избавиться, я одна буду делать то, что задумала. И тогда мне уже не придется рассчитывать на твою помощь в случае чего.
   – Хитрая и умная.
   – И красивая. Или тебе так не кажется?
   – Нет, не кажется, так и есть на самом деле.
   – Все, успокоился относительно моей безопасности?
   – Будешь во всем слушаться меня.
   – Я женщина. А мама мне с самого детства говорила, что мужчину нужно слушаться, мужчина умнее, сильнее, он самый главный.
   – Понятно, мама тебя научила, как управлять мужчинами, и чтобы они в то же время считали себя хозяевами в доме.
   – Если считаешь себя счастливым – ты и есть счастливый.
   – Ну, если так, звони своей подруге и не забудь предупредить, чтобы никому не говорила, что знает, где ты. Она не очень болтливая?
   – Она?! Да даже если муж, которого у нее нет, застанет ее в постели с другим, Ирка все равно будет говорить, что ничего не было. А этот, который в их постели, это пришелец, но не с улицы, а с другой планеты, инопланетянин, а проще – не гомо сапиенс, а гуманоид. Он заблудился и она объясняла ему, как добраться до Альфа Центавры. А оба они голые, потому что эти инопланетяне-гуманоиды, могут читать человеческие мысли, только прижавшись к обнаженному женскому телу. И вообще, ревновать глупо, потому что размножаются они перекрестным опылением, для этого на их планете есть специальные пчелки.
   – Это, убеждает только в том,  что она не расскажет мужу, которого у нее нет.
   – Я знаю, ты хоть и говоришь, что веришь мне, но полностью все же не веришь, но когда-нибудь убедишься, как ты неправ.
 
29

   Макс и сознавал, что он болен и не принимал этого. Он рассуждал, что если свыше ниспослано болеть человеку раком или СПИДом или другой какой-то болезнью, хоть простой головной болью, это болезнь ниспосланная свыше как наказание. Но все, что касается психики, душевного, это не болезнь, рассуждал он, это испытание, в котором и наказание и награда, и все это зависит от того, как ты будешь справляться со всем этим. И мысли о лечении он считал глупостью, да и не вылечивается такое, психические заболевания неизлечимы, разве что их можно заглушить на время.
   Но было в его болезни и другое – удовлетворение, когда он достигал желаемого. Оно доставляло ему наслаждение, какое, как он думал, мог испытать только избранный, один на миллион, на сто миллионов – чувство освобождения, счастья, легкости, блаженства. Он себя чувствовал почти богом, который может все. Он слегка пугался этих мыслей первое время, он боялся бога, после того, как стал инвалидом, хоть и сделали это с ним люди, но потом он понял, что бояться не нужно, потому что то блаженство, какое мог ощутить он – именно такое, как там, в Раю, но только там вечное, непрекращающееся, не чередующееся с дикими страданиями, муками. И блаженство это дается ему богом в награду за его мучения и выполненное дело, которое Господь ему поручил, и еще как знак того, что ждет его в будущем. Но и мучения – не просто так – это предупреждения о том, какая его ждет кара, если он не будет, или даже не сможет выполнить предназначение данное ему. Иначе и быть не могло. Он чувствовал в себе именно божественную силу в такие моменты, и понимал, что чем-то помогает богу, за это он его и награждает блаженством на какое-то время. Макс знал, что такое наркотики, и после того, как он первый раз выполнил волю бога и почувствовал это блаженство, он понял, что наркотики ничто в сравнении с этим, и он с легкостью отказался от них. И удивительно, отказавшись от наркотиков, он не испытал даже "ломки". Недомогание было, но легкое и оно через несколько дней прошло, и это его не удивило, это убедило его – такого не могло быть, но это было. Он знал случаи и поудивительней. У Солженицына был рак, и вдруг пропал, сам по себе, это было чудом, но не просто чудом, Солженицын должен был рассказать правду о лагерях, Господь выбрал его для этого и для этого вылечил. Наркотики не рак, многие "завязывают" но то, что он, Макс так легко, безболезненно с этим справился, это знак, он правильно понял то, что Господь от него хотел, мучая его предостережениями перед тем, как доставить блаженство за очередную выполненную работу. И блаженство это тоже знак, знак того, что он правильно понял возложенное на него.
   Первыми были три проститутки. Он убил их руками Виктора: первую, не понимая еще умом, что так надо – за то, что она не смогла заниматься с ним сексом – ее стошнило. Инвалид заставил Виктора задушить ее. Но две следующие хоть и удовлетворили его, но они тоже умерли.
   Казалось, три умершие проститутки принесли ему успокоение.
   Но это было обманом, лишь временным успокоением. Однажды он увидел по телевизору женщину. Женщину, которую он очень захотел, она была недоступна, и тогда появилось другое – большее. Именно тогда он ее почувствовал и понял ее – божью силу, которая направляла его. Вначале это были лишь признаки: нервозность, беспокойство. Но со временем беспокойство стало превращаться в страх, непонятный, неземной, какой-то космический страх. Он появился ниоткуда, этот необычный страх, холодный и жесткий. То что страх именно оттуда, сомнений не было, инвалид чувствовал, что он оттуда, кто-то послал ему этот страх, который вырастал, усиливался. Космический – значит божественный, такого страха он не испытывал никогда, его можно было назвать ужасом, и даже это слово слишком слабо было для выражения этого дикого чувства. Он начинался там, где было солнечное сплетение и поднимался вверх, заполнял грудь, наполнял ее обжигающим холодом. А нервозность перебралась в голову, ее что-то распирало изнутри, казалось она может взорваться, словно у него не мозги, а взрывчатое вещество, готовое в любой момент от любой искорки мгновенно разорвать его череп, нет, не убить его, он бы остался жив, но взрыв убил бы его душу, а когда тело лишается души, люди называют это сумасшествием.
   Да, этот дикий, обжигающий холодом страх и есть страх приближающегося сумасшествия.
   И он понял, точнее, почувствовал, потому что умом такого не поймешь – он должен избавить всех от этой женщины. Или конец. Не ему, он останется жив, точнее, его оболочка, а вот душа его умрет, исчезнет. Но если он сделает то, к чему его призывает тот, кто распоряжается человеческими судьбами, тогда Макс избавит и себя от нечеловеческих мучений.
   И женщина умерла, а он испытал безумное блаженство.
   Ему стало понятно – начиналось с сексуального желания, это было как бы первым сигналом. И тянуть нельзя иначе начнутся мучения, которые одновременно есть второе несравненно более сильное предупреждение.
   Но убивать он мог только чужими руками и это были руки Виктора. Находиться на грани сумасшествия, испытывая нечеловеческий ужас, подчинять другого, заставлять своей волей делать то, что тому не хочется, что тому страшно делать, и через страх другого – побеждать, освобождаться от своего страха. И оказалось, эти ощущения намного, во много раз острее, сильнее прежних, сильнее тех, когда он пытался сделать как можно больше денег, ведь мания делать деньги не настолько сильна, как мания убивать, при определенных обстоятельствах можно остановиться, или кто-то может тебя остановить, но манию убивать остановить невозможно, разве единственным способом – убить его самого. Но и в этом случае, он это чувствовал, он и там, в той жизни будет мучиться от невыносимого, сводящего с ума ужаса, если уйдет в ту жизнь с желанием убить, с невыполненным желанием, желанием Господа. Но Господь такого не может позволить, раз сам приказывает убить.
   "Та жизнь. В той жизни". Раньше он не думал об этом, считал глупостью, защитой от настоящей жизни для слабеньких людишек. Теперь он в ней, "в той жизни" не сомневался, он чувствовал ее ту, другую жизнь, чувствовал то, что большинство людей никогда не чувствовало и не почувствует, пока не окажутся Там. И все же иногда он сомневался, он не был уверен, кто его заставляет убивать – Бог или Сатана. Нет, слабо, едва уловимо к нему доходили звуки его души, и она говорили ему, что это божье веление.
   Но надо было удостовериться, бог его поймет и не обидится, за то, что он хочет лишний раз убедиться, ведь еще Христом было сказано пусть и с упреком, что род человеческий неверующий, а желающий доказательств, желающий все потрогать руками своими, чтобы убедиться, и если Христос обвинял в подобном даже учеников своих, но не наказывал за это, то и ему не грех. И он сказал Виктору, чтобы тот отвез его в церковь, чтобы проверить, убедиться.
   И он убедился. Когда он оказался в церкви, у него появились те самые ощущения, которые приходили к нему после убийства, совсем слабые, но те, он не ошибался. Это было как случайно ощутимый, едва уловимый запах, который напомнил о давно прошедшем празднике. Он уловил в себе то невыразимое словами облегчение и блаженство, которое наступало, когда он видел на мониторе компьютера сцену убийства, записанную для него Виктором. И удивительно, но это было смешано с еще каким-то чувством, тоже блаженства, но другого, теплого, мягкого, заставляющего нежно жалеть себя. У него выступили слезы на глазах, чего с ним, сколько он себя помнил, никогда не было.
   И еще. Жалость к убитой. Жалость появлялась, когда он видел, что девушка наконец-то умерла. Нежное доброе ласково щемящее чувство к своей жертве, тоже вызывало умилительные слезы. И это было приятно.

30

   Андрей бросил большую, величиной чуть ли не в рост человека спортивную сумку на пол. Вика переступила через нее, подошла к широкому дивану и уселась на него.
   – Никогда не понимал, – Андрей подошел к окну, внимательно рассматривая двор дома, куда они с Викой только что приехали, – почему женщины, уезжая на пару дней, берут с собой чуть ли не все вещи, какие найдут в своем доме.
   – Ответ очень простой, потому что женщина – не мужчина.
   – Не убедила. Тампоксы и вибратор вполне уместятся в обычной женской сумочке вместе с пудреницей и губной помадой.
   – Слушай, ты, – Вика вскочила с дивана. – Еще раз вспомнишь о… еще раз напомнишь, что ты рылся в моем ночном столике и больше на мою помощь не рассчитывай.
   – Да в этом ничего ненормального. Вот если бы я нашел у тебя в каждом шкафу по мужику и еще троих под кроватью…
   – Это не твое дело, сколько у меня мужиков. А ненормально как раз то, что ты пробыл полгода в тюрьме, а ведешь себя, как евнух-гомосексуалист. А может ты стал там таким же, как мой братик?
   Андрей только сейчас отвернулся от окна и посмотрел на Вику.
   – Квартира неплохая, – сказал он, – но здесь только одна комната и один диван.
   – Ничего, – все еще чуть раздраженно ответила Вика, – мне дивана достаточно. А ты поспишь на коврике. – Она ткнула носком ноги небольшой пушистый ковер, лежавший рядом с диваном.
   – Мы забыли купить собачье питание. Как оно там называется? "Педигри"?
   – Могу сходить, купить. Есть еще "Чаппи". Тебе что больше нравится?
   – После зоны, где я стал педиком, как ты установила, любая еда…
   – Не обижайся, – перебила Андрея Вика, – У вас там, наверно, вырабатывается отрицательная реакция на такие вещи.
   – Да нет, все нормально. Здесь же не зона, а ты не мужик.
   – Надо же, заметил.
   – Давно уже.
   – Когда лазил руками у меня между ног, чтобы найти мобильник?
   – Раньше, когда… Вадик звали того, который провожал тебя? Вот когда он приставал к тебе, а ты его прогнала. Тогда я и вычислил, что ты женщина.
   – Ты показываешь чудеса логического мышления по методу Шерлока Холмса.
   – Называется дедуктивный метод. Кстати, чтобы меня покормили, мне нужно помахать хвостом, или нет, хвоста же нет, мне нужно руку тебе лизнуть.
   – Руку? – повторила Вика и задумчиво проговорила: – Нет, не обаятельно руку. Есть еще ноги. Да и вообще, у меня много чего есть.
   Андрей снова отвернулся к окну.
   – Сейчас, приготовлю что-нибудь, – Вика направилась на кухню. – Я, кстати, хорошо готовлю.
   – Перестань. Готовить ничего не надо. Будешь этим заниматься. когда я исчезну из твоей жизни. А пока сделай какие-нибудь бутерброды. Я консервы открою.
   – Лично я буду творог с йогуртом, – слышался голос Вики из кухни. – А тебе могу что-нибудь разогреть, хотя бы.
   – Угу, а чуть позже пойдем в ресторан. Лучше скажи номер мобильника твоего братика. И не лезь ты к плите, забудь о ней на время.
   – Вдруг на несколько секунд показалось, что я замужем, – возвращаясь из кухни сказала Вика. – Собираюсь готовить что-то для мужа.
   – Надеюсь, в роли мужа ты не меня представила.
   – Конечно нет. Еще представилось, будто у меня премьера и муж приезжает с большим букетом цветов, в целой корзиной.
   – Как быстро все меняется в твоем воображении. А что с театром? Тебе нужно позвонить, хотя бы.
   – Я уже звонила.
   – Когда ты успела?
   – Сразу, как только купила новый мобильник. Ты по магазину ходил, покупал свою колбасу и консервы.
   – И что тебе сказали в театре?
   – Волнуются. Постоянно звонили, дома никто не подходит к телефону, а мобильный отключен. Сейчас мои роли пока будет играть второй состав. Спрашивают, в какой я больнице и когда выйду. Я сказал, что скоро выйду и приезжать ко мне не надо.
   – А тебя не выгонят из театра?
   – Смеешься? Я ведущая актриса в танцевальной группе, и как драматическая, кстати тоже играю, поэтому девочка из второго состава постоянно плачет, танцевать она кое как еще может, а когда начинает говорить, сразу зажимается, не то, чтобы сильно, но подзажата. Ей, конечно, ничего не говорят, но она чувствует, что все недовольны. Да кто меня выгонит? А если допустить, что и выгнали? Мы были на гастролях, в Париже. Ко мне после одного спектакля подошел американец, у него свой театр, и он мне предложил у него работать и за первый сезон предлагал контракт на полмиллиона, это только на одних вводах. А когда начну репетировать новые спектакли, так вообще обещал платить столько…
   – Ты отказалась?
   – Сказала подумаю. Мне кажется это нехорошо бросать людей, с которыми уже несколько лет работаешь.
   – Несколько лет, это года два?
   – Это тоже немало. Открой хоть консервы, – Вика протянула Андрею банку и консервный нож.
   – В искусстве нельзя жертвовать собой ради коллектива или кого-то, потому что жертвуешь своим талантом, а не собой.
   – Красиво. Сам придумал?
   – Сам понял.
   – Я подумаю над этим.
   – Значит, ты хорошо танцуешь?
   – Хорошо, это не то. Я талантливая. И я тебе уже показывала и не притворяйся, ты это почувствовал.
   – Жалко будет, если с талантливой танцовщицей что-то случится.
   – Ты меня пугаешь?
   – Нет, просто подумал, может тебе, правда, уехать.
   – Билет прямо сейчас заказать?
   – А почему бы и нет? Паспорт у тебя заграничный есть.
   – А тебе, почему бы не уехать? Я не шучу. Сделаем тебе паспорт…
   – Вика, я художник. Другой паспорт, значит, другое имя. А я не собираюсь отказываться от того, что уже сделано. Да и с другим именем, даже если и откажусь от всего, все равно быстро вычислят. Я ведь не собираюсь менять профессию. Так что экстрадиция будет только делом времени.
   – Почему?
   – У меня срок пятнадцать лет за двойное убийство, побег с заложником, и сразу после моего побега появилось еще четыре трупа. Да меня в клетке привезут обратно.
   – Но почему нельзя просто пойти в милицию и не рассказать все? Ведь теперь есть я и я смогу подтвердить все. Даже, что я снотворное тебе подсыпала.
   – И что это даст?
   – Ну, как что? Если я подсыпала тебе снотворное, значит, ты не мог в ту ночь убить кого-то. Этого мой братец-козленочек, и испугался, поэтому и закрыл меня в квартире Максима.
   – Он что, закрыл тебя не посоветовавшись с дядей?
   – Максим, может, и сейчас не знает, что Витя держал меня там.
   – Вот именно. Он боялся не милиции, а что ты можешь рассказать о нем дяде, рассказать, что он педик. – Андрей задумался. – А Макс, получается не знал и, возможно не знает, что твой брат тебя прятал.
   – Я думаю, что не знал.
   – Это все равно ничего не дает.
   – Почему?
   – У твоего дядя много денег?
   – Насколько я знаю, очень.
   – Даже если бы Розика не убили и он на пару с тобой рассказал все, что знает, как думаешь, чем все закончилось бы?
   –Тебя должны были бы оправдать.
   – Ошибешься. Розика просто упрятали бы в психушку, откуда он не вышел бы никогда. Ты под охраной нескольких дядиных шестерок полетела бы на Канарские острова, и загорала бы там, пока… Могу пофантазировать немного. Дядя подсылает к тебе на Канары красавчика, который его полностью устраивает, потому что полностью зависит от него, вы случайно встречаетесь с этим плейбоем и суперменом в одном лице, ты влюбляешься и обо всем забываешь, точнее на все тебе наплевать и получается – зависишь от красавчика-мужчины, который на все готов ради тебя, и вы даже женитесь, потому что это выгодно твоему дяде, потому что это красавчик, как я сказал, полностью зависит он него. Все. Или почти все. Со мной дальше решилось бы легко и просто, ведь мне пришлось бы самому сдаться. Не вопрос заплатить сто, двести, полмиллиона баксов, чтобы никакого пересмотра дела не было. Ты знаешь хоть один случай, чтобы человека с такими деньгами, как у твоего дяди посадили за уголовное преступление? Да твой братец или ты, собьете человека на пешеходном переходе, он скончается на месте, и ты просидишь максимум несколько часов в КПЗ, а вечером будешь уже сидеть в ресторане и плакать по погибшему пешеходу, и тебе будет его очень жалко, примерно как котенка, которого ты раздавила. А твой братик и плакать не станет, а только ругать будет того пешехода, из-за которого несколько часов просидел в отвратительных условиях.
   – Ты так хорошо меня знаешь, что не за задумываясь определяешь, когда я стану плакать, а когда влюблюсь и обо всем забуду.
   – Это абстрактный пример, есть варианты, но принцип верен.
   – Но тогда все бессмысленно?
   – Бессмысленно, если я не смогу заставить твоего брата признаться во всем.
   – Но он никогда не признается.
   – Меня для подставы выбрали не случайно, не на первого встречного показал твой брат и сказал, что этот украл перстень твое матери.
   – Ты сейчас думаешь о призраке?
   – Да. И еще о том, что у каждого человека есть что-то, чего он биться больше смерти.
   – А ты чего боишься? – Вика подошла к Андрею.
   Андрей задумался. Вика смотрела прямо в его глаза.
   – Снова оказаться в лагере, для меня это страшнее, чем умереть. А еще…
   – Договаривай.
   – Хорошо. Боюсь, что ты меня обманешь. Это тоже значит оказаться в лагере.
   – Я тебе обещаю, – заговорила Вика негромко, – я все сделаю, чтобы у тебя все хорошо закончилось.
   – Надо звонить твоему брату. – Андрей словно не заметил, что Вика стояла, глядя в его глаза и ждала, что он еще что-то скажет, сделает.
   – Да, – Вика отошла от Андрея.
   – Если тебе придется с ним говорить, не забудь, что ты несчастна в моем обществе и напугана. Только не переигрывай.
   Совсем тихо, только для самой себя Вика проговорила:
   – Уж лучше, правда, быть напуганной дурой, чем влюбленной.
   – Что? – не расслышал Андрей.
   – Ничего, просто размечталась о красавчике на Канарских островах. А в общем, проехали. Я сама сначала поговорю с Витькой, потом ты.
   Андрей пожал плечами, соглашаясь.
   Вика набрала номер.
   – Это я… – заговорила она, в голосе ее послышалась боязливость. – Я не знаю, где я… Ты виноват, если бы ты не закрывал меня, я не сидела бы неизвестно где на привязи, как собака… Почему, если бы не ты? А потому, что он не за мной приходил в ту квартиру… Не знаю, почему он там оказался, но я очень удачно подвернулась ему под руку… А где он по-твоему? Конечно, здесь, рядом… Он сначала хотел позвонить Максиму…
   Андрей отобрал у Вики телефон.
   – Привет, Викуля, – заговорил Андрей. – Я подумал и решил, что сначала мне с тобой нужно встретиться… Почему я назвал тебя Викулей? Глупый вопрос и удивление неестественное… Как чувствует себя Леха?.. – Андрей засмеялся. – Шутка, Викуля. Кстати, Розик чувствует себя точно так же, как и Леша. Но моей вины здесь нет, а твоей?.. Ладно, все при встрече…
   Витя сказал, что приедет один. Андрей не особенно в это верил, но не считал, что это имеет особое значение.

31

   Машину Андрей оставил в Леонтьевском переулке, а встретиться с Витей они договорились на Тверском бульваре.
   Вишневый "Порш" Андрей увидел сразу, он стоял со стороны театра Пушкина. Черного джипа "Тойота" нигде видно не было. Но это еще не значило, что Витя один его телохранители тоже могли оставить машину где-нибудь на соседней улице.
   Андрей боялся не охранников Вити. Этот мальчишка вместе с дядей – Вика сказала, что один он никаких решений не принимает – могли пригласить людей на желтых машинах с сиренами и мигалками. Хотя едва ли, ведь они не знают, что именно известно Андрею, и милиция это только лишний геморрой. Наверняка, они хотят сами, без шума разобраться с ним.
   Андрея от вишневого "Порша" отделяла только проезжая часть, когда он обратил внимание еще на одну машину. Метрах в двадцати позади Вити стоял черный, но не джип, а форд "Фокус". Не подходя к "Поршу", Андрей быстро направился к этому форду.
   Расстояние было хоть и небольшое, но лица водителя Андрей не мог рассмотреть, человек словно кутался от холода, хотя холодно не было не только в машине, но и на улице было довольно тепло: воротник темно-синей спортивной куртки был поднят и застегнут до конца на "молнию", так что закрывал нижнюю часть лица, на голове была надета бейсболка, ее козырек прикрывал лицо сверху. Из-под бейсболки торчали довольно длинные черные волосы.
   Андрей не прошел и половины расстояния, как "Фокус" резко сорвался с места и проскочил мимо чуть не сбив какого-то мужчину. Номер машины был в грязных потеках, так что разобрать цифры невозможно. Андрей повернулся и направился к Витиной машине.
   Он подумал, что можно было бы сесть в машину этого Вити и отвезти его куда-то, где им не будут мешать, хотя бы в квартиру Вики, ключи у него были, и там выбить из Вити правду. Но толку? Он потом от всего откажется, даже, если заставить его все записать в деталях, он скажет, что писал под диктовку Андрея. И наверняка у него есть алиби на все случаи его криминальной жизни, кто-то подтвердит, что в то самое время, пока кого-то там убивали, он находился в другом месте. Доказательства нужны более серьезные. Как вот их только найти.
   Андрей постучал по боковому стеклу.
   – Выходи, – кивнул Андрей, сидевшему в машине Вите.
   Дверца "Порша" открылась.
   – Пойдем поговорим. – Андрей указал на деревья и лавочки самого бульвара. – Будем считать, там нейтральная территория.
   Они перешли проезжую часть и подошли к одной из лавочек. Она была присыпана потемневшим подтаявшим снегом. Андрей уселся на ее спинку.
   – Что ты сказал про Розика? – чувствовалось этот вопрос очень волнует Витю.
   – Кто был в черном форде? – не отвечая на Витин вопрос, спросил Андрей.
   – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я спрашиваю про Розика. Что с ним?
   – А что с ним? – переспросив, как бы удивился Андрей.
   – Ты сам сказал, что с ним то же, что с Лехой.
   – Не совсем. Леха получил пару пуль в область сердца, как это называют медики. А вот Розика задушили обрывком простыни. Сейчас он лежит в глубоком колодце и его не скоро там найдут.
   – Ты правду говоришь? – голос Вити задрожал.
   – Надо же, сколько невыплаканного горя в голосе, а молодую женщину тебе не жалко, которую твой Розик убил? Или ее ты сам, лично задушил, урод. – Андрей почувствовал, как внутри него появляется бешенство, но одновременно с этим усилилось и чувство чего-то нереального в этом человеке, с которым он сейчас разговаривает.
   – Я тебя не обзывал, и требую от тебя того же. И я никого не убивал. – Все это Витя чуть ли не выкрикнул это и в голосе его послышалась интонация оскорбленного человека, но одновременно в голосе улавливалась и истеричность.
   Еще по дороге у Андрея появилось странное чувство. В лагере вместе с ним сидело много убийц, он относился к ним естественно, они были для него обычными людьми, хорошими или плохими, или вообще скотами, неважно, но обычными. А вот сейчас перед ним стоял тоже убийца, но этот казался ему чем-то аномальным, как уродец в паноптикуме Петра Первого. И хоть Андрей не был мистиком, но Витя в нем вызывал именно это странное чувство, что он сейчас разговаривает не с реальным человеком, а с чем-то, во что люди и верят и не верят одновременно – то ли с призраком, то ли с инопланетным существом. Оно появилось откуда-то, оно убивает, но даже не считает убийство убийством. Возможно, он незнакомых людей не воспринимает как себе подобных, как и себя с детства не воспринимал мальчиком, а сейчас мужчиной, кто знает, может это было как-то связано.
   – Это ты убийца, – стал обвинять Витя Андрея с детским наивным обидой, но ни печали ни страдания по потерянному любовнику уже не было, только обида. – Что ты сделал с Розиком?
   – Не думал, что разговор будет легкий, но что он усложнится еще и страданиями молодого Вертера, не ожидал.
   – А я не понимал, куда он пропал, – тоскливо проговорил Витя.
   – Хочешь знать, кто его убил? Скажи мне, кто уехал только что в черном форде и, возможно, я скажу, кто убил твоего Розика.
   – Я не знаю никакого форда и не знаю, о чем ты говоришь, не понимаю.
   – А где, Паша, Колян? Где твои телохранители?
   – Эти животные не мои телохранители, они Макса. А я приехал один.
   – И не боишься?
   – А чего мне бояться?
   – Если бы ты не нужен мне был живым, я бы тебя давно убил, – сказал то, что чувствовал Андрей.
   – Это мы еще посмотрели бы, кто кого убил бы.
   Андрей видел, как напряглось тело Вити, казалось он сейчас сунет руку под меховую короткую куртку. Но Витя не решился, и тут же все его тело ослабло, стало безвольным.
   – Правильно поступаешь, – похвалил его Андрей. – Теперь поговорим. Я первый отвечу на твой вопрос. Я не убивал Розика. Обманывать мне незачем, если бы убил, так бы и сказал, что я его убил. Это нетрудно понять. Согласен?
   – Тогда кто? – Витя оставался безвольным и слабым.
   Андрей подумал, что это хорошо, что разговор начался со смерти приятеля, а, скорее, любовника Вити. И если еще добавить, нажать на Витю, возможно, он что-то узнает.
   – Я тебя спросил, кто приехал с тобой на черном форде?
   – Я не знаю никакого черного форда.
   – Мимо проехал, перед тем, как я подошел к тебе.
   – Я не обратил внимания, кто проезжал мимо и кто нет.
   – Приехал без охраны. Ни на что не обращаешь внимания. Неосторожно ты ведешь себя.
   – Я тебя не боюсь.
   – Для меня это ничего не меняет. Даже если ты смело войдешь в клетку с двумя тиграми, один из которых окажется самкой в период течки, я не стану восторгаться твое смелостью.
   – Где Вика? – наконец задал Витя вопрос, ради которого и приехал.
   – В надежном месте и под охраной, в отличии от тебя. Хотя и ты ее под охраной держал.
   – Она тебе помогает?
   Какой догадливый, подумал Андрей. А может они сговорились и оба хитрят? Но они не могли знать, что Андрей найдет ее. Андрею не хотелось думать, что Вика обманывает его, от этой мысли ему становилось не только неприятно и даже страшно, но и почему больно в груди.
   – В каком-то смысле помогает, – согласился он. – Пока она у меня, есть шанс, что ты со своим дядей Максом не станете меня убивать. Ведь тогда и с ней случиться большая неприятность.
   – Если Макс узнает, что она не такая уж и хорошая, какой он считает… – Начал Витя, но Андрей перебил его.
   – Что он о ней узнает, мне наплевать. А если Макс узнает, что ты не такой уж и мужик, каким он тебя считает?
   – Это все ложь. Тебе Вика наговорила на меня.
   Витя испугался, но испугался, конечно же, не Андрея, что ему волноваться, что о нем думает Андрей. Голубые бесстыдны, хотят быть женщинами и в некоторых вещах не просто похожи, а превосходят их, они бесстыдны, как может быть бесстыдна какая-нибудь светская львица в возрасте, когда сделана уже вторая подтяжка лица.
   – Викуль, твоя сестра мне ничего не говорила. Она вообще молчит, как арабская террористка. Может она провоцирует на более активные допросы? Может ее связать и обесчестить, как это называли когда-то, сейчас ведь слова "честь" больше нет, как для мужиков в моральном смысле, так и для женщин в физическом. Только боюсь кроме тихих стонов и безвольных вскриков от нее все равно ничего не добьешься. Ни к чему, Викуль, этот возмущенный взгляд, когда и сам понимаешь, что я все знаю. Я ехал за тобой до клуба, откуда ты своего Розика забрал и вместе с ним поехал… – Андрей почувствовал, как у него снова начинают трястись от бешенства руки.
   Но он понимал, что не должен ничего сейчас делать, даже просто ударить этого Витю не может, если хочет, чтобы все закончилось как он хочет, как ему нужно.
   – Зачем ты убивал и почему решил на меня все повесить? – Андрей в упор смотрел на Витю.
   – Я никого не убивал. Ты ненормальный.
   – Тебе правда нужно было родиться женщиной. Ты очень упрямый, тебе говорят, я видел, а ты говоришь, этого не было. Упрямство признак тупости.
   – Я тебя еще раз предупреждаю, не оскорбляй меня.
   – Правда не может быть оскорблением. Макс знает, что ты со мной встречаешься?
   – А что?
   – Мне кажется ты нарушил его закон. Ты не должен ничего делать без его разрешения. Даже со мной встречаться. Почему ты не сказал Максу, что Вика моя заложница, и значит, у нее могут быть очень большие неприятности?
   Витя молчал. Казалось он хочет что-то сказать, но не хватает смелости.
   Андрей решил заговорить о том, что ему было неприятно даже вспоминать, Но он чувствовал, это самый простой и действенный способ добиться что-то от Вити. Унижение всегда действует на человека угнетающе, делает его безвольным. Только настроить себя нужно, чтобы самому не почувствовать унижения, нужно настроить себя на издевательский цинизм, тогда все получиться.
   – Викуль, – начал Андрей, насмешливо глядя в глаза Вити, – а зачем ты кроме того, что украл у меня документы, еще и обесчестил меня. Это так нехорошо. Человек спит, усыпленный снотворным, ему снятся чудесные сны в виде кошмаров. А ты в это время так поступаешь – становишься на колени, расстегиваешь спящему молнию на брюках, а потом берешь и отсасываешь.
   Витя задергался, даже заоглядывался по сторонам, слово ему нужно было вправить геморрой в людном месте.
   – Я, – бегая глазами заговорил он, – я ничего такого. Ты врешь. Потому что ты врешь, не было ничего такого.
   – Зачем лгать и изворачиваться самому перед собой? Правду мы оба знаем. Вот только не помню, оргазм был у меня или нет? А? Викуль?
   – Не было этого, это не я, это Вика.
   – Ну зачем наговаривать на сестру? Ты всегда во всем брал с нее пример.
   – Значит, она тебе все рассказала. Значит, она с тобой заодно.
   – Нет. Она пока мне ничего не рассказывала. Но младшие браться часто подражают старшим, и не только братьям, но и сестрам тоже, – на ходу стал развивать новую, а может и не новую теорию Андрей, – С сестрами бывает в тех случаях, когда природа ошиблась, или Господь бог, или кто-то из его заместителей, не знаю уж кто там ошибается, и вместо женских половых органов приделывает человеку мужские.
   – Но я же не виноват в чужих ошибках, – нашел вдруг оправдание Витя, точнее, Андрей сам подсказал ему это оправдание.
   Витя сказал это тихо, застенчиво и очень искренне, глаза его стыдливо были опушены.
   Андрей понял, что он напрасно заговорил об этом, он не сможет соревноваться в бесстыдстве, цинизме и наглости с этим тихим убийцей-садистом, который так правдоподобно может изображать, что ему стыдно.
   – Вот что, – сказал он, – поехали к твоему дяде Максу.
   – Зачем? – быстро и испуганно поднял Витя глаза.
   – Думаю, мне есть о чем с ним поговорить.
   – О чем?
   – То, о чем ты не хочешь со мной разговаривать.
   – Он убьет тебя, – решил напугать Андрея Витя.
   – А может тебя, – улыбнулся Андрей. – Не понимаю, как он не замечает, что ты от него скрываешь.
   – Это мое личное дело. Макс не должен в это вмешиваться.
   – Я не о том, что ты голубой, – объяснил Андрей. – Я о форде, который приехал вместе с тобой и про который ты не хочешь мне рассказать, и не сомневаюсь, об этом форде твой дядя тоже не знает, как и о твоих кружевных панталонах.
   – У меня нет никаких дурацких панталонов, – обидчиво проговорил Витя.
   Андрей удивился. Витя переставал скрывать свой второй, женский образ, даже начал на какие-то мгновенья, как называют это, перевоплощаться в него. Но не это удивило Андрея, а то, что в образе женщины Витя сразу становился глупее. А может все женщины просто скрывают, что они умные? А скрывать они умеют. Есть вещи, они касаются лично женщин, и уже тысячелетия каждая женщина знает их и ни одна не проговорилась ни одному мужчине, и, можно не сомневаться, никогда не проговорится. Может любая женщина с легкостью объяснит, что появилось раньше, яйцо или курица, или сколько ангелов уместиться на кончике иглы?
   – Поехали, – повторил Андрей. – И ты сделаешь все, чтобы я не попал в вашу комнату для гостей, из которой наверное живыми не выходят.
   – Почему я что-то должен делать? – Витя задал вопрос издевательским тоном и заулыбался.
   – Потому что твой дядя может узнать про тебя все, что знаю я, о твоих сексуальных пристрастиях, и даже то, что ты брал у меня в рот.
   – Не было этого. – жалобно проговорил Витя.
   Но Андрей почувствовал, что Витя только притворяется, будто не хочет признаваться в этом, и даже казалось, ему приятно, что Андрей знает. Андрею стало еще противней оттого, что он вспомнил и заговорил об этом.
   – И не вздумай отстать по дороге, – предупредил Андрей. – Я все равно поеду. Есть ведь еще твоя сестра. Думаю, ты сможешь убедить дядю, что для того, чтобы с ней ничего не случилось, надо не трогать меня. Не будешь стараться, дядя Макс узнает о тебе все. А сейчас выезжай на Леонтьевский, я там буду ждать тебе.
   – Хорошо, только у меня тоже одно условие, – быстро заговорил Витя.
   – Слушаю, очень внимательно.
   – Ты скажешь Максу, что заставил Вику позвонить мне и назначить встречу, а приехал сам вместо нее. Я просто не успел позвонить Максу, он будет злиться.
   Последняя фраза была очень неубедительна.
   – Конечно скажу, – согласился Андрей.
   Андрей ехал за вишневым "Поршем" и думал, кто мог быть в форде? Помощник вроде Розика? То, что он резко сорвался с места и унесся, когда Андрей хотел посмотреть на него, означает, что Андрей, скорее всего, знает этого человека. Значит и тот знает Андрея. Зачем тогда подъезжать и смотреть, с кем встретится Витя, если уже знает? Только одно может быть, они до этого говорили об Андрее, но не были уверены, что говорят об одном и том же человеке.
   Но если это так, значит, Андрей им нужен зачем-то.
   Мысль, что он зачем-то нужен Вите, что тот строит какие-то планы в отношении его, удивила Андрея. Но это правдоподобно, если допустить, что Витя замышляет что-то против Макса. А это вполне возможно, потому что видно, Витя и боится и не любит своего дядю. Правда, нет ненависти, как у Вики. Если она только не притворяется в ненависти к дяде и говорит правду о смерти отца и матери.
   Итак, Витя показывает кому-то Андрея. Этот человек, возможно, уже раньше следил за ним. Дальше. Витя что-то скрывает от дяди, а это может значить, что он что-то замышляет против него. И в планах Вити и его компаньона есть Андрей.
   Но есть еще один вариант, даже более правдоподобный – Витя боится, что Андрей расскажет Максу все, что знает о нем, и "заказал" Андрея. И в форде сидел тот, кто должен выполнить заказ, Витя его привез, чтобы показать ему Андрея. Это было бы самым правдоподобным, если бы не две вещи – на точно таком же форде уже кто-то следил за Андреем, и второе – Витя и сам может убивать, зачем ему лишние люди для такой мелочи, как убийство.
   А вот если учесть такие вещи, что Витя рискует, встречаясь с Андреем, не сказав об этом Максу, и еще одно, не говорит Максу, что Андрей взял Вику в заложницы. И еще, фраза, что Витя не успел позвонить Максу была бы очень фальшивой, если бы в ней не улавливалось и другое – Витя дает понять Андрею, что они могут быть полезны друг другу. Но сразу, откровенно, он пока не решается сказать об этом, или ему нужно посоветоваться с кем-то, скорее всего, с тем человеком, который сидел в черном форде.
   И вдруг у Андрея мелькнула мысль настолько удивившая его, что в первую секунд  у он усмехнулся, какой бред может прийти в голову и пробормотал:
   – Идиот.
   Но мысль не уходила, она как бы сама собой, словно кто-то сидевший в его голове внушал ему, начала логически обосновываться: ни разу не попытались убить; договоры с кем-то за спиной Макса; страх Вити перед Максом – это основное, из страха чаще всего убивают, и, конечно, деньги, которые Вите достанутся после смерти Макса. И еще, пока Макс жив, Витя не может сделать операцию по изменению пола. Если учесть все это, то получается, что Андрей нужен им, чтобы убить Макса. Витя хочет заказать Макса ему, Андрею. Но есть кто-то еще, кто в этом заинтересован. И, судя по всему, даже руководит Витей.
   

Часть IV

32

   Колян раскрыл рот и склонил чуть набок голову, как раскрывает клюв и наклоняет голову удивленная ворона. Паша тоже был здесь, он не сразу узнал Андрея, а когда узнал, застыл с пивной кружкой наполненной молоком в одной руке и сладкой булкой в другой, рот его механически продолжал жевать.
   Андрей и Витя прошли мимо них и направились к комнате Макса. На полдороге Андрей обернулся и, посмотрев на Колю с Пашей сказал:
   – Расслабьтесь. Я буду работать здесь. Третьим лишним.
   Когда дверь комнаты, где сидел Макс, закрывалась, двое заговорили тихо и неуверенно:
   – Он че, сука, издевается? – проговорил Колян.
   – Хер его знает, – отозвался Паша.
   В комнате было светлее, чем в прошлый раз. Кроме свечей, которых в этот раз было зажжено больше, светилось и несколько лампочек в люстре, свет в них слегка пританцовывал, эмитируя колыхание пламени свечей. Как и в прошлый раз играла музыка, но сейчас это бы марш из балета "Любовь к трем апельсинам".
   Макс, в отличии от своих телохранителей, вел себя так, словно ждал Андрея, он даже не сразу взглянул на него и Витю. Он сидел, откинув голову на спинку кресла и полузакрыв глаза. Музыка заканчивалась и Макс заговорил, медленно приподняв голову. На первого он посмотрел на Виктора, а не на Андрея.
   – Ты встретился с человеком, который с некоторых пор, может считаться моим смертельным врагом, так как он убил одного из моих людей, и ты предварительно не оповестил меня о своем намеренье с ним встретиться. Но ты не только встретился предварительно не оповестив меня, но и привел его в мой дом и поставил меня перед фактом.
   Андрей рассматривал комнату. Сейчас, когда света было больше, стало видно, что интерьер комнаты не случаен, не сам Макс занимался этим и говорил: "Стены задрапируйте вот таким-то материалом и вот так вот, а вот это вот ставь туда, а то туда, все нормально, сойдет". Было понятно, что здесь работал профессиональный дизайнер.
   – Но я не думал, что встречусь с ним, – начал оправдываться Витя. – Понимаете, Макс, позвонила Вика и назначила мне встречу. Но вместо нее…
   Витя рассказывал Максу, выгораживая себя. Голос его был даже не жалобный, а жалкий. Андрей почти перестал слышать его слова. Обернувшись, посмотрев назад, он увидел на стене картину. Это была уменьшенная копия картины "Демон поверженный". Картина очень удачно вписывалась в обстановку комнаты, в отличии от распятия висевшего напротив.
   Но главным было – эту, именно эту копию, когда-то, когда был еще студентом Суриковского училища сделал он, Андрей. Чтобы не сомневаться он подошел ближе. Да, лет семь или восемь назад он нарисовал эту копию.
   Андрей повернулся к Максу. И Макс и Витя уже молчали, они смотрели на Андрея.
   А он подумал, как бы он себя вел в компании этих двоих, если бы не отсидел полгода в лагере, где большинство заключенных мотают срок за убийство? Скорее всего, он не смог бы сдержать себя, наверняка пришлось бы для Вити поставить здесь второе инвалидное кресло. Но сейчас Андрей был почти спокоен.
   – А ты знаешь, – обратился он к Максу, – когда Врубель писал эту картину, к нему во сне постоянно приходил демон. Врубель почти не спал. Демон будил его, торопил с картиной, в один из своих приходов он велел назвать ее "Икона". Врубель так и сделал, но картину с таким названием не брали на выставку, и пришлось дать другое, как ее и называют сейчас. После того, как Врубель написал ее, – продолжал Андрей, – он не вылезал из психиатрических больниц, там и умер.
   – Что ты хочешь этим сказать? – голос Макса стал напряженным.
   – Только то, что сказал. За спиной у тебя распятие, а перед глазами икона Демона. Правда, это всего лишь копия, и копия, как я сейчас это уже понимаю, довольно слабенькая, но тем не менее.
   – Демона побежденного, поверженного, – проговорил Макс. – Это символ поражения зла.
   – Но в то же время и икона, – Андрей чуть заметно усмехнулся. – А кстати, откуда она у тебя?
   – Витя сказал, – не стал отвечать на вопрос Макс, – что ты похитил мою племянницу, Вику?
   – Все правильно, – согласился Андрей. – Могу только добавить, что ее никто никогда не найдет. Кроме меня, конечно. Но и я не сразу. Мой знакомый отвез ее в такое место, которое даже я не знаю, где находится. О том, что с ней может случиться там, я расскажу попозже.
   – Ты сейчас расскажешь, где ее найти. И если правда, что ее куда-то спрятал твой сообщник, ты скажешь, как найти его. Я не просто говорю, я констатирую. И десяти минут не пройдет после того, как я позову Павла и Николая и ты все расскажешь.
   – Небольшая поправочка. Ты их не позовешь. А если позовешь, пожалеешь. Для тебя уже не секрет, что я очень неплохо стреляю, – Андрей вынул сзади из-за пояса пистолет, – а правильней сказать, очень хорошо. Твои шестерки забыли обыскать меня, когда я пришел сюда. А вообще, я бы им и не позволил.
   Макс смотрел на пистолет и видно было, как внутри него, в его глазах усиливается злость. Но Макс знал, что оружие в руках Андрея не для того, чтобы пугать, он им не задумываясь воспользуется. Леха был хорошим примером этому.
   – Ты, Виктор, глуп, – сообщил Вите Макс.
   – Но он обещал, что скажет только вам… только вам скажет, где сейчас Вика. Я волновался… волнуюсь за нее. Я же говорю, он не позволил мне позвонить, предупредить вас. Поэтому так все получилось, – Виктор, нервничал, даже слова он подбирал не сразу.
   Андрей смотрел на Витю, пока тот говорил. Потом сказал:
   – Подойди сюда, – Андрей даже не сказал, он приказал Вите.
   Витя, взглянул на Макса.
   – Не смотри на него, сейчас я здесь главный, – Андрей смотрел Вите в глаза. – Подойди, или я прострелю тебе ногу.
   Андрей щелкнул предохранителем.
   Витя неуверенно подошел. Андрей обыскал его левой рукой, достал из кобуры под подмышкой пистолет, "Беретта" двадцать второго калибра. Андрей положил его в карман.
   Макс не мигая смотрел на Андрея. Казалось, даже спина его выпрямилась, отделилась от спинки кресла. Его взгляд стал жестким, настойчивым.
   – Можешь не стараться, – Андрей тоже смотрел Максу в глаза, но спокойно, без напряжения, даже чуть улыбался, – опыты по парапсихологии и всякому другому внушению на мне не проходят. Это проверено. Да ты уже пробовал, когда я первый раз был у тебя в гостях. Даже Профессор психиатрии, он же доктор наук и один из лучших в этой области, в гипнозе и тому подобном. Он приезжал к нам в училище, я был еще студентом. Какие-то эксперименты проводил. От меня он отказался, взял какую-то девочку, с ней они и рисовали что-то там. А меня можно усыпить разве только хорошей дозой снотворного. – Андрей посмотрел на Витю, – скажи Витек?
   Витя промолчал.
   Все шло пока лучше, чем Андрей предполагал. Но находится в этой квартире и добиться только того, чтобы его не тронули, спокойно уйти отсюда, не для этого Андрей здесь. Ему нужно многое узнать, а он пока не представлял, как добиться, чтобы эти двое рассказали ему то, что его интересует. К тому же интересно узнать, что же все-таки хочет предложить ему Витя, какое сотрудничество? Это было не только интересно, это значило, что он много узнает. Но и Витя тоже не дурак, он не станет рассказывать, что ему не выгодно рассказывать, и уж конечно, не предоставит никаких доказательств невиновности Андрея и своей вины.
   А еще Андрея интересовала картина. Копия картины, которую сделал когда он, Андрей. Как она оказалась у Макса?
   Но все это позже, если получится.
   – Я навел о тебе справки, – сказал Макс.
   – Удалось выяснить, что я работаю на Сатану?
   – Ты в розыске.
   – А до наведения справок ты считал, что я попал под амнистию после двойного убийства, которое ты с твоим племянником на меня навесили?
   – В этом была твоя вина. Никто никого не хотел подставлять. Но Виктор, у которого ты украл одну из самых дорогих семейных реликвий, решил таким способом наказать тебя. Не спорю, наказание жесткое, но и тебе не стоит отрицать своей вины.
   Значит, Максу, подумал Андрей, Витя рассказал приблизительно то же, что и Вике, что я украл у него перстень. А действительной причины, за что меня подставили Макс не знает.
   Витя все больше становился должником Андрея, не просто должником, а таким, которого можно шантажировать своим молчанием.
   – Убийство двух человек и украденный перстень, не очень равноценные вещи, точнее преступления, – сказал Андрей.
   – А что есть преступление, и кто поставил судить о том, что есть преступление? – вспомнил Макс Евангелие, правда, несколько в своей интерпретации. – В таком случае и месть есть преступление. Ты отмстил двум безграмотным людям, покарал их мучительной смертью, я разве осуждаю тебя?
   – Это ты о дворниках? Об Антонине и Иване? – Андрей не удивился, что Макс считает, будто и этих двоих убил он.
   Андрей посмотрел на Витю. Тот отвел взгляд. Понятно было, что он или сам убивал дворников или знает кто это сделал. Но почему тогда не знает о Розике? Или притворяется, что не знает?
   – Значит нельзя судить, – кивнул Андрей. – И о женщине, которую недавно убил Витя, тоже судить нельзя? Но ведь их убили с твоей подачи, по-твоему приказу. А за что? Не выступил ли здесь ты в роли судьи?
   – Никто не может судить, кроме Господа. Я же лишь один из избранных слуг его.
   – Мне это нравится, – удивился Андрей. – И как же ты решил, что ты избранный. И в чем избранный?
   – Я избран исполнять повеленья Господа.
   – Как ты об этом догадался, что ты избран?
   – Об этом не догадываются, это чувствуют. Но разум данный нам Господам, тоже не должен дремать.
   Макс начинал нервничать, голова его странно, не в ритм словам стала подергиваться, несильно, но ощущение было такое, словно Макс что-то незаметно для других ищет взглядом в комнате.
   – И он не дремлет? – спросил Андрей.
   Макс не обратил внимания на его вопрос, его мысли были сейчас главным, что его волновало. И мучило. И он заговорил, не желая или не сумев сдержаться.
   – Нет ничего страшнее низвергнутого божества, которому ты поклонялся. Все в детстве начинается. В детстве сильнее всего чувствуешь, душа открыта и, значит, по ней легче всего можно ударить и больнее всего.
   – В детстве мальчики идеализируют женщин, думают о них, как об ангелах, о богинях. В детстве особенно остро чувствуют святость, которая должна быть в женщине. Должна быть, – повторил Макса. – Я был ребенком, я считал, что женщина только тогда может отдаться мужчине, когда влюблена в него, когда не может противиться своему духовному чувству, поэтому и уступает физическому желанию мужчины – только из любви к нему поступается своей стыдливостью и чистотой. Но все течет. И я начал понимать, видеть все лицемерие и притворство их. Женщины мало чем отличаются от мужчин. Нет в этом они даже более мужчин бесстыдны. Совокупление для женщины всегда на первом месте. Когда мужской член входит в женщину, мужчина тогда унижает женщину, так сильно, как только можно унизить человека. Но оказалось, я это понял, узнал, любые унижения только усиливают женскую похоть, усиливают удовольствие, наслаждение, это одна и из причин, почему женщины изменяют мужьям – с мужем уже нет этого чувства униженности в сексе, рабской зависимости от мужчины, а без этого нет той остроты ощущений, женщине нужно унижение, потому многие женщины и представляют в своих сексуальных фантазиях, что их насилуют – насилие над их телом – вот в чем самое большое духовное, а отсюда и физическое наслаждение. И каждый новый мужчина, это как бы насилие над женщиной, а женщины любят силу, любят подчиняться ей в похоти, любят сознание чужой власти над ней, и своего унижения и рабского подчинения. И делает мужчина все, что захочет, и унижает, и женщина бессильна сопротивляться, но это так приятно ей, когда в бесстыднейшей, унизительнейшей позе, женщина валяется под мужчиной с вывернутым чуть ли не наизнанку лоном, или стоит, как собака подставив унижено свой оголенный зад и ждет, когда ее унизят еще сильней. А если и другой мужчина рядом и видит все, так это только больше возбуждает женщин, приносит еще большее наслажденья от совокупления. Бесстыдство мерзкое. А то, что после, удовлетворившись, мужчина отбросит ее в сторону, станет испытывать к ней отвращение, их это не волнует, ведь так приятно почувствовать в себе, внутри себя чужую силу. А после рассказать подруге подробно, как унижал ее, как ею пользовался, и как в конце все на лицо ей вылил, а подруга слушает и завидует, и возбуждается, и сама хочет того же мужчину, который так сильно может унижать. Ведь женщины завистливы, а в похотливом наслаждении зависть их особенно сильна.
   – Женщины бесстыднее мужчин, им хочется и нужно, чтобы пользовались их телом, они любят пошлое и в жизни и в совокуплении. Но большинство скрывает это. И им не нравится просто мужчина в постели, им нужен такой, чтобы их унижал. А если это только муж, то разве сможет он унизить, как это сделает любовник? Муж свой, привычный, с ним женщина на равных. А чужой мужчина, новый, он еще друзьям расскажет, и женщина встречаясь с друзьями любовника, испытывает радость от еще одного унижения, что те знают, что делал с ней их товарищ, и знает, что другие хотят это сделать с ней, и выбирает мысленно, с кем лучше из его товарищей все это тоже сделать.
   – Член для них важнее чести. Да и нет у женщин никакой чести. Честь, благородство – это мужские понятия, а женская честь, она там, между ее ног и любой может получить удовольствие или просто удовлетворение от этой женской чести.
   – Все это я узнал и понял. И так богини превратились для меня в похотливых сучек. Они убили во мне святое, что я обожествлял.
   – И это было больно и появилась бессмысленность и пустота, казалось, разорвали душу и светлое оттуда вынули и растоптали. И повторяю, нет для человека ничего страшнее, чем низвержение божества, в которого верил. А если это божество само себя низвергло – сняло маску и показало свое уродство и из божества превратилось в грязь и убожество? Такое страшнее предательства друга.
   – В сознании мальчиков, нет не в сознанье, а в подсознанье их женщины представляются каким-то божеством, хоть девочек дергают за косички и даже могут побить и прогнать из мальчишеской компании, и все же женщина – это божество.
   – И что, я повторю снова, для человека может быть страшнее, чем то, когда его божество свергают, уничтожают, развенчивают. Теряется смысл существования. В душе появляется пустота. А пустота в душе, это страшно. Мало кто это знает, но я знаю. Поэтому люди готовы идти на костер ради своего божества. И как, я спрашиваю, может человек относиться тому, кто убивает их божество? Страшнее нет демона. А женщины для мужчин сами же и убивают это божество в себе. И это страшно. И хорошо, если это происходит постепенно, когда с годами мальчики все больше и больше начинают понимать, что из себя представляет женщины, впрочем, до конца почти никто так и не понимает, ограничиваются злой прибауткой – весь мир бардак, все бабы ****и. Но вот если мальчик вдруг, неожиданно для себя открывает истинную женскую суть, это ломает, калечит его.
   – Но мне повезло, я не стал калекой. Физически я калека, но это все не то, духовно я посланец, избранный. Я проверял, я знаю.
   – И снова повторю – женщина лишь тогда может отдаться мужчине, когда влюблена в него, когда не может противиться своему божественному чувству любви, которое сродни любви к Господу. Только из-за такой любви женщина может поступается своей стыдливостью и чистотой. Но раздвигает ноги перед встречным, даже имени не знает, и он доставив ей плотское наслаждение, повернется и уйдет, а ей и нужно это, она сам скорей спешит к мужу, поцеловать его, подло и лицемерно сказать ласковое слово. И ей приятней становится от этого измена, что обманула. И это снова ее возбуждает, иудин этот ее поцелуй после совокупленья с чужим мужчиной, когда внутри нее еще чужая жидкость растекается.
   – Но нет, не все женщины мне ненавистны. Когда она честно скажет, что разлюбила, что ей другой понравился и с ним хочет быть, таких я не осуждаю, они честны, и правы – не надо жить, когда не любишь. Но говорить люблю и целовать, и в то же время подмигивать другому, приподнимать край юбки, чтоб тот, другой увидел и возбудился, и захотел ее, когда она целует мужа. Такие женщины все сучье племя. Они святое убивают в душе мужчин. А кто святое убивает, тот достоин кары, тот должен умереть, чтобы не позорил Господа создавшего ее для одного мужчины, а не для стаи кобелей.
   Макс замолчал и, казалось, уставший, откинулся на спину кресла.
   Андрей кивнул головой, как бы соглашаясь. Но тут же спросил:
   – А мужчины разве не такие?
   – Нет, – не задумываясь ответил Макс. – Женщины в мужчинах святости не видят. Девочки, не сознавая того, чувствуют в мальчиках их превосходство, но святости в мужчинах женщина никогда не чувствует. Но чем еще отличается измена мужа от измены жены? Знать хочешь?
   – Просвети.
   – Измена мужа, это плевок из дома на улицу, измена жены, плевок с улицы в дом.
   – Понятно, – согласился Андрей и спросил. – А женщину, которую твой племянник убил недавно. Ты хорошо знал? Ты спал с ней? С тобой она изменяла своему мужу?
   – Чтоб понимать не нужно знать и спать.
   – А не другое за всеми твоими словами? – спросил Андрей и сам ответил. – Тебе просто хотелось ее, сильно хотелось, но ты не смог бы ее добиться никогда, ты это понимал и это вызвало твое бешенство. Та похоть, которая ненавистна тебе в женщинах в тебе самом не меньшая, и именно она не дает тебе покоя и вызывает ненависть к женщинам. Чем ты лучше похотливой самки, как ты это называешь? Ты скажешь, ты убиваешь тело, а они душу, и ты скажешь, что в Евангелие сказано, что лучше не родиться человеку, который убивает душу другого, что лучше ему повесить жернов на шею и броситься в омут.
   Макс не разозлился, как думал Андрей это случится. Он покачал головой и сказал:
   – Посланец Сатаны, а так мало знаешь.
   – Разве можно знать все то, что знает Сатана? – усмехнулся Андрей.
   – Не злость во мне, а сила… – Макс осекся.
   Макс умолк, он чуть было не стал рассказывать о той силе, которая заставляла убивать. О том холодном ужасном страхе, страхе обжигающем холодом, о страхе без начала и конца, о страхе от которого нет спасения, который заполнял все его тело. О том, что увидев новую жертву, он уже не мог не спать не есть. Даже забываясь полусном, которого лучше б не было, потому что в бредовом сне страх вползал в него еще быстрей, и еще сильнее заполнял все тело, начинал переполнять, потому что даже в полусне он видел свою жертву, а очнувшись чувствовал, что холодный космический ужас словно сочится из его пор вместе с липким потом, и он вот-вот не выдержит и безумный беспричинный страх – ведь никакой опасности реальной нет – в какой-то момент взорвет его. И он сойдет с ума. Сойдет с ума, если не сделает того, чему его разум не в состоянии противиться. Мало тех, кто способен понять подобное, только тот, кто сам испытал этот ужасающий страх, только такой же избранный как он, избранный пройти испытание безумным страхом от неотвязного желания исполнить волю свыше, способен его понять.
   – Тебе этого не понять, раз ты не знаешь, – только и проговорил Макс.
   – Да мне и не нужно понимать, мне нужно другое, – сказал Андрей.
   Но кое-что он уже начал понимать. Но главное он понял, что не физическая расправа с Викой испугает Макса, а совсем другое. И Вика говорила об этом.
    – Вика, она одна из немногих, она святая, какой была и ее мать, – подтвердил Макс догадку Андрея. – И ты поднял руку на святость.
   – Что поделаешь, если мне не хочется сидеть за чужое убийство.
   – И ты совершаешь свое, – Макс сдержал злобный крик, но в тихом голосе было злости не меньше.
   – Я не хочу сидеть пятнадцать лет за других.
   – А что ты хочешь?
   – Пусть сидит тот, кто заслужил.
   – Как ты себе это представляешь? – Макс не мигая смотрел на Андрея.
   – Твое дело представлять, а мое согласиться с представленным или нет.
   – Ты не посмеешь тронуть мою племянницу.
   – Смотря что подразумевать под словом тронуть. Убивать я ее не стану, ты прав.
   – Что же, ты всю жизнь ее продержишь взаперти? – Макс улыбнулся угрожающе. – Через неделю, пусть через две, я узнаю где она.
   – Двух недель будет вполне достаточно, – согласился Андрей.
   – Достаточно для чего? – забеспокоился Макс.
   – К порочному привыкнуть легко. Женщины вообще не способны отвыкать от пороков, хоть алкоголизм, хоть наркотики. А секс, к нему и привыкать не надо, о нем девочки друг другу с семи лет рассказывают всякие ужасы, к которым их так тянет. Ты все это лучше меня понимаешь. И понимаешь, стоит только доставить настоящее удовольствие, – Андрей усмехнулся, – весталке, и она сама начнет развращать жрецов.
   – Что ты хочешь этим сказать? – в голосе Макса послышалась тревога.
   – Мой знакомый, у которого сейчас твоя племянница, он очень опытный человек. Светские львицы, как их называют, в очередь записываться, чтобы провести с ним ночь. Что будет с Викой? Тебе интересно? Очень коротко расскажу. Пару дней Вика просто смотрит и наблюдает, смотрит хорошее порно с красивыми мужчинами и женщинами. Наблюдает, когда то же самое происходит вживую, на ее глазах. Она смотрит на все и ей ничего не достается, она уже не может сдерживаться. Ей позволяют поучаствовать, но совсем немного, не дают получить удовлетворения. Это еще сильнее возбуждает, усиливает мучительное желание, заставляет как кошку страдать, мучится. А потом она наконец дорвется. Балеринка. Что она станет вытворять. Ей захочется показать все, на что она способна, чтобы мужчины могли делать с ее телом, что сделать с другими женщинами невозможно, и другие женщины будут завидовать и желать ее не меньше мужиков, и другие женщины тоже станут ей пользоваться, и ей это…
   – Замолчи, замолчи, – Макс уже бился о спинку кресла. – Заставь его замолчать.
   Он обращался к Вите, но тот стоял и только смотрел на Макса.
   – Ты сказал, что найдешь свою племянницу через две недели, – продолжал Андрей. – Найдешь, конечно. Только она будет уже другой. Ее красивые глазки станут еще притягательней, в них появится порок. И они постоянно будет оценивать мужчин, прикидывать, а какой там у этого красавчика размерчик? И сколько часов подряд он способен выдерживать ее фантазии и желания?
   – Ты должен немедленно освободить ее, – заговорил Макс странным механическим голосом. – Немедленно.
   На другого человека рассказ Андрея, не произвел бы такого впечатления, как на Макса. Даже если бы с Викой так и поступили, это не значит, что она превратилась бы в извращенку и подобие нимфоманки. Но Макс по-другому отнесся ко всему. Больное воображение рисовало ему порнографические картинки, героиней которых была его племянница. Легко испугать человека идущего ночью через кладбище, только лишь сказав что рядом призрак. Еще легче ревнивого мужа, что жена изменяет ему, достаточно намека, носового платка. Так же легко было заставить Макса поверить, что после пары недель сексуальных извращений, женщина уже не сможет стать прежней.
   – Немедленно освободить Вику, – как бы согласился Андрей, – и, значит, немедленно снова отправиться мне на зону.
   – Нет. Я знаю, что я сделаю. – Макс торопился говорить. – Я дам тебе денег, много денег. У меня есть человек, Калиныч, он мастер, он за один день сделает тебе все нужные документы, главное заплатить, а я заплачу. И билет на самолет, в Европу, в Африку, куда угодно. Ты скроешься, а на твоем счету будет денег, что хватит на всю жизнь. Но мне нужны гарантии, что с Викой не случится того, что ты сказал.
   – Конечно не случится, пока со мной ничего не случилось. Она ведь тоже моя гарантия.
   – Это хорошо, – торопливо говорил Макс, – это хорошо. Но как я буду убежден, что с ней не сделали того?
   – Она придет сюда, к тебе, и ты ее увидишь и поймешь. Разве ты не поймешь, не увидишь по глазам, та же это Вика, или она превратилась в похотливую сучку, опять же, выражаясь твоим языком.
   – Да увижу, глаза не соврут. Она меня не сможет обмануть. Но она не приходит ко мне.
   – Я смогу устроить так, что придет, – пообещал Андрей.
   – Обманешь, на краю света найду, – пообещал Макс. – Не только пожалеешь, что родился, душа твоя пожалеет, что существует.
   – Согласен, – кивнул Андрей.
   
33

   Витя проводил Андрея до выхода из квартиры, так приказал ему Макс, он теперь боялся, что Паша и Колян нападут на Андрея. Он боялся не за своих телохранителей, хоть Андрей и вооружен, он боялся за него, за Андрея – если двое его людей в свалке убьют его, что тогда станет с Викой?
   Перед тем, как Андрей вышел, Витя тихо сказал ему:
   – Нам нужно поговорить, подожди меня. Только не во дворе.
   – Хорошо, – согласился Андрей, – в следующем переулке.
   Минут через десять "Порш" свернул в небольшой переулок и остановился рядом с "пятеркой" Андрея. Витя выбрался из "Порша" и пересел в "пятерку".
   – У него снова начинается, – сразу заговорил Витя.
   – Месячные?
   – Ты что, не понимаешь? Он же маньяк, – голос Вити был убеждающе-плаксивым. – Самый настоящий, какие только бывают.
   – И это значит, он снова захочет кого-то убить.
   – Я всегда знаю, всегда вижу, когда у него начинается это, – торопился объяснить Витя. – Но всегда ему нужно было найти кого-то.
   – И как он это делал?
   – Ну какая разница? Ну, я ходил и просто снимал всех подряд людей, а он потом просматривал и выбирал.
   – А сейчас?
   – А сейчас он не сказал, чтобы я не забывал с собой камеру.
   – И это значит, что он уже знает, кто ему нужен? – предположил Андрей.
   – Еще нет. Когда он понимает, он сразу говорит об этом, потому что чем дольше, тем он сильнее начинает мучится. Но сейчас он ничего не сказал. Но и камеру не сказал брать с собой.
   – И что это значит?
   – Это значит. – Витя помолчал несколько секунд. – Я не знаю, что это значит. Но мне кажется, он уже знает, но не решается.
   – Ты хочешь сказать, что следующей может быть Вика?
   – Тут и догадываться не надо. И ты в этом виноват. Ты все сделал, чтобы следующей была она. А Вика, она ведь с тобой заодно, она ведь спит с тобой. Я не дурак, я сразу стал догадываться, а когда она сегодня меня позвонила, я в этом убедился. Только я думал, что вы приедете вместе, а ты приехал один. Потому что не хотите, чтобы я знал. Но я все равно догадался.
   – Ты, Витя, ошибаешься. Между нами ничего не было. Но это не имеет значения. Лучше скажи, Макс больной, а ты?
   – А что я? – не понял Витя вопроса.
   – Убивал ты. Почему?
   – Ты не поймешь. – в голосе Вити послышалась тоска. – Этого никто не поймет.
   – А ты попробуй очень примитивно, как для дурака.
   – Ну, Макс как-то влияет на меня. Может он гипнозом заставляет, может еще как-то. Я не знаю. Не знаю, что это такое. Понимаешь, не знаю, – чуть не кричал Витя.
   – Деньги, – подсказал Андрей. – Ты его наследник. И ты не хочешь его разочаровывать.
   – Деньги здесь ни при чем, – возмутился Витя.
   – Тогда уйди от Макса. Не приходи к нему, как это делает Вика. Но ты не можешь, ты даже машину, которую Макс подарил Вике себе забрал.
   – Это не правда, это все не правильно, – протестовал Витя. – Он влияет на меня, у него способность влиять на меня и не только на меня.
   – Я уже сказал, уйди от него, и он не сможет на тебя влиять.
   – А может это колдовство? Он и на расстоянии сможет притянуть меня к себе.
   Андрей с интересом посмотрел на Витю.
   – Ты бредишь? – спросил он.
   – А как привораживают мужей, любовников? Ты не веришь, в у меня есть знакомый, – убеждал Витя.
   – Значит и у вас занимаются этим?
   – У кого, у вас?
   – У геев, у гомосексуалистов, у лесбиянок. Не знаю у кого еще.
   – Тебе нравиться надо мной издеваться?
   – Не надо так болезненно воспринимать мои слова, мне наплевать, кто есть кто, лишь мне не мешали жить. Ладно, допустить можно все, я не из тех, кто отрицает то, чего не знает. Пусть Макс тебя привораживает.
   – Я не в том смысле, – слегка возмутился Витя.
   – Я тоже. Но что касается Вики, ты меня не убедил. Макс почему-то любит ее больше, чем тебя, ты это знаешь. Или я не прав?
   – Наверное.
   – Нет. Точно. И ты это точно знаешь. И сколько денег, как своей наследнице он оставит тебе и сколько ей, ты примерно предполагаешь.
   – Деньги тут совсем ни при чем.
   – Хорошо, оставим это. Остановимся на том, что Макс хочет теперь убить Вику и ты скоро пойдешь выполнять его колдовскую волю.
   – Я… – начал Витя.
   Андрей перебил его.
   – Помолчи. Эта тема – убийство Вики – увертюра, или нет, если говорить языком балета, ведь речь шла о Вике, это была прелюдия. Но тема Вики в ней не основная. О чем ты еще хотел поговорить со мной?
   Витя помялся.
   – О Максе, – сказал он.
   – Мы только что о нем говорили.
   – Это немного другое, о чем еще хочу сказать.
   – И главное.
   – Ну, – снова нерешительно заговорил Витя. – В общем, да.
   – Тогда я знаю. Если ошибусь и оскорблю тебя в лучших чувствах, извини. Но мне кажется, ты хочешь нанять меня на роль киллера, чтобы я убрал Макса. Правильно?
   Витя глубоко вздохнул.
   – Да, – сказал он.
   – А сам? Для тебя же убивать так легко и привычно.
   – Я же сказал. Я не могу. Он как-то влияет на меня. И потом, меня сразу начнут подозревать.
   – Потому что ты наследник.
   – Да.
   – И сколько ты предполагаешь заплатить мне?
   – Много. Кроме того, что тебе уже обещал Макс.
   – Ну, сколько?
   – Миллион. – И Витя быстро заговорил. – А тебе никакого риска. Макс сам предложил тебе уехать за границу. Я поеду и сделаю тебе паспорт и закажу билет на самолет. Закажу на тот день, когда тебе удобней. Ты можешь сразу, как только сделаешь это, улететь, уже через два часа ты можешь быть в самолете. Тебя никто ни за что не поймает. Да никто даже не догадается, что это ты. У Макса полно врагов.
   – Почему он еще жив?
   – Он никуда не выходит из этой своей комнаты. Там даже дверь бронированная.
   – В этом я убедился еще в прошлый раз.
   – И потом, ты думаешь что, ты думаешь Паша, Коля, Леха, которого ты убил, особенно Леха, они такие плохие охранники? Тебе случайно удалось в тот раз уйти.
   – Хорошо, пусть будет, как ты говоришь.
   – Так ты согласен?
   – Насчет Макса? Считай, что уговорил. Но у меня есть еще несколько вопросов.
   – Конечно, – засуетился Витя. – Ты должен знать детали, которые тебе пригодятся.
– Почему меня подставили в тот раз, когда ты убил Таню и ее мужа?
– Ну, – немного растерялся Витя. – Это получилось случайно.
– Других версий нет?
– Правда случайно. Ты просто показался подходящим, я и показал на тебя Вике.
– Допустим. Еще вопрос. Кто сегодня был в черном форде?
– Я не знаю. Я правда не знаю.
– Макс назвал сегодня имя – Калиныч. Кто это?
– Он делает всякие документы не хуже настоящих. Или настоящие переделывает. Говорят, он один из лучших.
– Еще вопрос. Откуда у Макса копия Врубеля?
– Это… – Витя осекся. – Это кто-то ему продал.
– Кто?
– Не знаю.
– Пусть так. Дворников ты один убивал?
– Их я не убивал. Это Леха сделал.
   Первый раз ответил честно, усмехнулся про себя Андрей, не считая вопроса о Калиныче.
– Зачем он оставил телефон Коляна в их комнате?
– Для тебя. Знали, что ты вернешься.
– А если бы первыми были менты?
– Тогда успели бы убрать тот листок с телефоном.
– Значит, за мной следили и даже видели, что я с Викой?
– Ну… да.
– Кто следил?
   Только на полсекунды Витя растерялся, но сразу сказал:
– Леха.
   Эти ответы были откровенной глупостью, если Леха еще мог съездить с Витей и убить дворников, то уж следить никак у него не получилось бы. Он всегда был под контролем Макса, как и все его телохранители, а Макс не знал, что убили дворников, и, значит, у Лехи не было времени следить за Андреем.
– И меня хотели убрать, когда выйду на Коляна?
– Наверно, да.
– Это была твоя идея, а ты не знаешь, да или нет.
– Ну, правильно, – согласился Витя. – Сначала тебя хотели убить.
– Значит, у тебя был другой претендент, на место киллера?
– Я обо все уже договорился с Лехой. Паша с Коляном ничего не знали. Они вообще дураки.
– И я разрушил твои планы, когда Леха стал в меня стрелять?
– Да.
– А кроме Лехи у тебя были партнеры?
– Нет, конечно. Я и Лехе не очень доверял. Но я обещал ему много денег.
– Поэтому верить можно было, – докончил за Витю Андрей.
– Ну, да.
– Хорошо, – Решил Андрей, что хватит вопросов. – Еще только одна небольшая поправка в сюжете.
– Какая?
– Один миллион, слишком маленькая сумма.
– Но ведь на твой счет переведет еще деньги Макс, – заспорил Витя.
– А если он решит убить Вику?
– И что? – не понял Витя.
   Для Андрея была важней не непонятливость Вити, а его реакция на то, что Вику могут убить. И убивать будет он, Витя. А реакции, когда Витя только сел в машину к Андрею и сказал, что Вика в опасности, сильно отличалась от той, которая была сейчас, она была никакой, просто безразличие. Так что волнение за сестру, когда Витя сам заговорил об этом, – теперь убедился Андрей, – было просто игрой.
– Зачем тогда ему переводить деньги для меня? – ответил Андрей на вопрос Вити. – Можно просто будет сдать ментам и все.
  "Ты и сам сделал бы это с удовольствие, – подумал Андрей, – но я тебе пока нужен. И, судя по-всему, не только для того, чтобы избавиться от Макса".
– Но ты же много знаешь, – сделал Витя удивленное лицо.
– А какие у меня доказательства?
– Ну… я не знаю, может есть какие-то. Ну ладно, а сколько ты хочешь?
– Три.
– Три миллиона?
– Причем в евро.
– Но тогда в долларах это получится больше четырех миллионов, – возмутился Витя.
– Викуль, – перешел Андрей на шутливый, но и издевательский тон, но больше это был намек, что об этом может узнать Макс. – Я ведь не Леха, и, значит, не просто наемный убийца, я, скорее, твой партнер по бизнесу.
– Перестань так меня называть.
– Ты сам выбрал себе это имя.
– Но не для того, чтобы надо мной издевались.
– Хорошо, – кивнул Андрей, – так как насчет партнерства?
– Ладно, я согласен. Четыре миллиона долларов.
   Как легко он согласился, отметил про себя Андрей, вроде не дурак, но слишком суетиться и трусит.
– Когда деньги? – спросил он.
– Как только наследство станет моим. Сейчас же у меня нет таких денег.
– Ладно договорились.
– Когда ты сделаешь? – спросил Витя.
– Как только подготовлюсь морально.
– Когда это будет?
– Думаю, завтра, послезавтра. Надо обдумать план.
– У меня уже есть план, – сообщил Витя.
– Вот и хорошо, молодец, – похвалили его Андрей. – Как только будет у меня, мы обсудим оба наши плана и составим один общий.
– Когда ты мне позвонишь?
– Завтра. Ты ведь торопишься.
– Тогда я завтра жду твоего звона, – Витя взялся за ручку дверцы.
– Еще одно, – остановил его Андрей. – А почему ты не можешь, если Макс действительно скажет тебе, что его мания в этот раз накинулась на собственную племянницу, почему ты не можешь сказать ей, чтобы она спряталась, а Максу сказать, что ты убил ее.
– Потому что он, во-первых, может от раскаянья, он же любит ее, убить потом и меня, а во-вторых, он сразу поймет все. Я же тебе говорил, что он все чувствует, что я думаю, он может приказать мне и я не смогу отказаться.
– Интересно, как называется твоя болезнь? – заинтересовался Андрей.
– У меня нет никакой болезни…
– Кроме СПИДа, – пошутил Андрей.
– Дурак, перестань, так не шутят. Это Макс так болен, что может управлять людьми.
– Это как в фильме "Человек дождя", болен аутизмом, ничего не понимает, но считает как атомный калькулятор.
– Может быть принцип такой же, – согласился Витя.
– А почему у него Викой не получается управлять?
– Если бы он была рядом, может и мог бы.
– А почему же тогда Макс не знает до сих пор, что ты гей?
– Потому что у него и мысли такой не возникало, потому что он считает это противоестественным. Он так же и про Вику не мог подумать ничего плохого до сегодняшнего дня, пока ты не подал ему эту мысль.
– Значит, если намекнуть о тебе, он сразу засомневается, поколдует и поймет.
– Ты не сделаешь такой подлости.
– Может и не сделаю. Ладно. Жди завтра звонка.
   Витя вышел, захлопнул дверцу и быстро направился к своей машине.
   Андрей сидел задумавшись. Впрочем, думать особенно не над чем, было ясно, что если бы он действительно решил согласиться на предложение Вити, то его уже в аэропорту ждали бы опера. Хотя зачем Вите лишни трудности, разборки с ментами, скорее, он хочет просто убрать Андрея, после того, как Андрей уберет Макса. Так спокойней. Придумал какую-то власть над собой Макса, идиот. Если бы она была такая власть, то Макс без чьих-то намеков бы понял, что Витя не только Витя, но еще и Викуля?
   Хотя, кто знает, Витя мог внушить себе, что у Макса есть такая власть над ним, и она появилась. И мог внушить, что он может Викулю скрывать от Макса, и успешно скрывает.
   Но главное для Андрея было понять, кто в действительно партнер Вити. И догадка была. Трудно поверить в такое. Но картина? Калиныч? Случайное совпадение возможно, но два совпадения – уже закономерность.

34

    До квартиры Викиной подруги Иры, Андрей добирался больше часа. Ему хотелось быть уверенным, что за ним никто не следит. Ни черного форда, ни какой-то другой машины, которая бы постоянно держалась позади него он не заметил.
   Вики в квартире не было.
   Внутри себя, в душа Андрей доверял Вике, умом же он не позволял себе расслабиться в отношении кого бы ни было. И вот в квартире Макса у него появилась догадка, которая подтверждала, он прав, нельзя верить никому. Хотя, Андрею очень хотелось, чтобы он ошибся.
   Андрею нужно было убедиться, прав он или нет, и сделать это нужно было как можно скорее. Если он окажется прав, все менялось и менялось не в лучшую сторону.
   Андрей достал из кармана телефон и только собрался набрать Викин номер, как телефон зазвонил сам у него в руке. Это и звонила Вика.
– Ты куда исчезла? Мы же договорились…
– Мы ни о чем не договорились, – перебила его Вика, голос ее был серьезным, и совершено непонятная интонация, делавшая его безликим, без единой эмоции. – Я позвонила, чтобы сказать, что ненавижу тебя.
   Связь прервалась.
   С полминуты Андрей стоял обдумывая, что это могло значить. Но кроме прямого значения ее слов ничего другого в голову не приходило.
   Хорошо, хоть предупредила, решил Андрей. Женская ненависть такая вещь, следом за которой, в большинстве случаев, а точнее, когда у женщины есть возможность, следует подлость, и в средствах женщины разборчивы не бывают. Значит, надо как можно скорее убираться из этой квартиры. Вот только куда?
   Телефон зазвонил снова. Это опять была Вика.
– Ты где сейчас? – спросила она тем же безликим голосом.
– В квартире твоей подруги Ирочки.
– Никуда не уходи. Я буду через полчаса. – И как и первый раз телефон тутже отключился.
   Кажется подлость откладывалась. С таким голосом, словно говорил робот, подлости не делается, роботы на подлости не способны. И все же Андрей решил подождать Вику на улице.
   Серебристая "Ауди" подъехала минут через сорок. Вика остановила ее рядом с "пятеркой" Андрея, в которой он сидел, откинувшись на подголовник, и курил.
   Вика вышла, посмотрела сквозь лобовое стекло на Андрея и пошла к подъезду. В руке ее был тонкий, цвета алюминия кейс.
   Андрей вошел в лифт сразу вслед за Викой. Несколько секунд Вика стояла уставившись в стенку лифта. Потом повернулась к Андрею, она выпустила из руки кейс, он грохнулся о пол. Вика шагнула к Андрею. Она вдруг прижалась к нему, обхватила руками за шею, уткнулась лицом в плечо.
– Мне страшно, – проговорила Вика невнятно.
– Что случилось? – спросил он.
   Не убирая лица от его плеча, она только покачала головой.
   Они вошли в квартиру. Андрей закрыл дверь. Кейс был у него в руке.
– Что все-таки произошло? – снова спросил Андрей.
– Витя, – заговорила Вика, – мой брат, только в одном не подражал мне, он, в отличии от меня, всегда любил все снимать на камеру. Я сегодня подумала об этом и подумала, что вдруг найду что-то интересное. У меня есть ключ от его квартиры. Это, – Вика кивнула на кейс, стоявший сейчас на полу, – я нашла быстро. Я всегда легко находила Витины тайники. Я взяла один диск, – Вика снова посмотрела на кейс, – там диски, и стала смотреть, что на нем записано. Минут через пять мне показалось, что я схожу с ума. Сама не знаю, почему я позвонила тебе и сказал, что ненавижу. Наверное потому что, если бы не ты, я этого никогда не узнала, и мне не стало бы так страшно и не казалось бы, что сходу с ума.
– Там в баре есть что-то спиртное, – сказал Андрей. – Может выпьешь?
   Вика кивнула.
   Андрей налил в большой бокал мартини, протянул Вике.
   Она стала пить, как пьют простую воду. Только когда отпила почти половину, она оторвалась и посмотрела немного удивленно на бокал. Видимо, она и думала, что пьет просто воду.
   – Я почему-то очень устала, – сказала Вика.
   Она легла на диван, отвернулась к стене. Через две минуты она уже спала. Видимо, ее организм, ее нервы так отреагировали на стресс и на половину бокала мартини.
   Андрей поднял с пола кейс, открыл его. На верху лежал раскрытый футляр, сам диск лежал отдельно. Кроме этого в кейсе было еще около несколько десятков футляров с дисками.
   Андрей взял тот, который, видимо, начала смотреть Вика и не смогла просмотреть до конца.
   Это действительно было страшно. Даже Андрею стало не по себе. На диске была записана сцена убийства. Не игровая съемка, где жертва притворяется, а убийца эмитирует свои действия. Все было настоящим. Снимал Розик, это стало понятно после того, как женщина, которую Витя задушил ремнем, уже мертвая лежала на полу и камеру взял Витя.
   Девушка была красивой, очень красивой даже несмотря на дикий страх в глазах. Она оставалась красивой до того момента, когда Витя накинул ее на шею ремень и сдавил им ее горло. После этого лицо девушки превратилось в уродливую страшно дразнящуюся маску.
   В руках Розика камера слегка подрагивала. Андрей подумал вначале, что это из-за начинающейся ломки. Но оказалось другое. Когда камеру взял Витя, он вначале крупным планом снял задушенную, потом поставил камеру на стол, так, чтобы она была направлена на Розика и на девушку одновременно. Розик онанировал. Повернув вбок голову, он смотрела на мертвую девушку и рука его быстро двигалась внизу паха. Витя помог ему. Он стал перед Розиком на колени, рот его раскрылся. После этого все закончилось в тридцать секунд. Розик задергался, хрипло закряхтел, одновременно тело Вити с характерным звуком дернулось в рвотном спазме.
   Андрей быстро подошел к бару, схватил первую попавшуюся бутылку, это был коньяк.
   Но Розик голубой, почему его возбудила женщина, не понял вначале Андрей, но потом догадался, его возбудила не женщина, его возбудила смерть.
   Он выпил не меньше трети большой восьмисотграммовой бутылки. Только после этого он смог продолжать просматривать остальные диски.
   Андрей сидел перед телевизором всю ночь. На большинстве дисков были записи сексуальных развлечений Вити. Такие диски Андрей просматривал быстро, он прокручивал их на большой скорости, не найдя ничего интересного для себя отбрасывал в строну.
   Семь или восемь дисков оказались интересны для Андрея – сцены убийств записанные от начала до конца. Каждый диск – отдельное убийство, в углу экрана таймер фиксировал дату и время происходившего. Потом Андрей заметил и еще одно – на каждом диске тонким фломастером было написано чье-то имя. Женское. Только на одном кроме женского было еще и мужское имя, оно стояло в скобках, это имя было (Саша), женское имя на этом диске было – Таня. Это была запись того самого убийства, за которое Андрей получил срок. И еще на одном диске кроме женщины был и мужчина. Этот диск никак не был помечен, на нем было записано убийство дворников Антонины и Ивана. Виня не обманывал, когда сказал, что этих двоих убил Леха. Витя только записывал на камеру, как все происходило.
   Сначала Андрей не понимал, зачем Вите нужно это? Зачем он записывал дикие страшные улики против себя? Казалось, в этом было что-то ненормальное. Но ему попался диск-двойник, двойник того самого, часть которого видела Вика. И на этом, двойнике оригинала сцены мастурбации Розика, и затем оральной помощи Вити для достижения Розиком оргазма, этого на диске-двойнике уже не был. Андрей понял, что кроме простой записи, Витя занимался еще и монтажом. Теперь он понял, для чего нужны были эти записи – после монтажа, если он был нужен, Витя показывал запись убийства Максу.
   И последний диск, который Андрей просмотрел, так уж получилось, был совсем на другую тему. Это были порнографические записи и, судя по-всему, снимались они, что называется, скрытой камерой, это было понятно то по неожиданным затемнениям, то изображение уходило в сторону, ракурс, с которого снимали часто был невыгодный. Весь диск до конца Андрей не силах был просмотреть, на нем записей было на несколько часов. Разные дни, разное время, разные места, разные люди. Разные люди за исключением одного человека – девушки, которая была героиней всех порнографических записей. Андрей около часа просматривал этот диск, проматывая его все дальше и дальше.
   То, что было догадкой, в которую Андрею не хотелось верить, оказалось правдой. Андрей не чувствовал ни злости ни раздражения. Детское чувство, да и в детстве он испытывал его не часто – обида. Обида, когда хотелось чуть ли не плакать. То, к чему он насильно себя призывал, что шло от его разума, а не от его чувств, оказалось оправданным. Пусть он не любил эту девушку, но разочарование все же было очень сильным. Андрей даже вспомнил слова Макса, о разочаровании в своем божестве. Нет, она, конечно, не была его божеством, и все же разочарование было сильным и даже болезненным, хоть он и предполагал именно это. Но, получив доказательства ему захотелось, чтобы кто-то его разубедил. И он знал, что этого не случится.
   Рита, которую он когда-то любил была героиней всех порнографических сцен на этом диске: Рита с разными мужчинами; Рита с двумя мужчинами; Рита с тремя мужчинами; мужчина и еще одна девушка с Ритой; Рита, двое мужчин и девушка; и даже Рита, еще один мужчина и Витя в качестве второй девушки.
   Хоть Андрей давно и не любил Риту, но вот относился он к ней все равно с какой-то нежностью. И это было странно, ведь до этого она была почти его женой, а чаще бывает, когда люди расстаются, их отношения становятся неприязненными, многие это скрывают, делают вид, что они остались друзьями, но на самом деле после расставания мужнина и женщина обычно начинают ненавидеть друг друга в большей или меньшей степени. Впрочем, Андрей по-настоящему и не расстался с Ритой, она вышла замуж, но продолжала приходить к нему, встречаться с ним.
   Значит, Рита была тем призраком, который следил за Андреем. Она хорошо знала Витю и хорошо знала Макса, настолько хорошо, что подарила ему картину Андрея, точнее, копию сделанную им.
   Но зачем ей все это? Почему она все это делала? Уж она-то не была маньяком, она не могла им быть, хотя бы потому, что была женщиной, а женская психика устроена так, что им не свойственны навязчивые идеи, маниакальность.
   Было уже утро, Андрей устал. На сегодня для него хватит, потом все обдумает и решит, что делать. Он почувствовал сильную усталость. Слишком непривычное занятие для него просмотр фильмов, не просто просмотр, а очень внимательный и сосредоточенный, да и времени чесов восемь ушло на это, он решил, что пора отдохнуть.
   В кейсе почти ничего не оставалось, только прозрачная целлулоидная папка и с какими-то газетами и большой плотный конверт.
   Папку с газетами или там были газетные вырезки, Андрей не стал даже трогать. Решил только посмотреть, что в конверте. Там были фотографии.
   Усталость исчезла, когда он увидел первую же фотографию. Он быстро просмотрел их все.
   Для одной ночи это было слишком. На всех фотографиях была Вика и занималась она примерно… да не примерно, а точно тем же, чем Рита на видеозаписях.
   Андрей отшвырнул фотографии, посмотрел на лежащую на диване Вику. Рита никогда не скрывала своих немаленьких сексуальных потребностей и фантазий, и если говорила об этом, то просто и привычно. Вика представлялась Андрею противоположенностью Риты в этом вопросе, и когда она говорила на эту тему и даже шутила, но получалось это у нее как-то наивно, как дети говорят о вещах взрослых. И дело не в том, что Рита жила с Андреем, она могла и в незнакомой компании говорить об этом так же спокойно и естественно, словно обсуждала, какое вино ей больше нравится. Вику, обсуждающую свои сексуальные пристрастия в компании, пусть людей даже знакомых, Андрей представить не мог.
   Он снова взял фотографии. Кое-что ему показалось странным. Да, странность была. Но, возможно, если бы не его профессия, он этого не заметил. Андрей внимательнее рассмотрел фотографии. Ему показалось, что тело Вики на фотографиях на самом деле не ее тело. Но он не знал хорошо Вику, зато хорошо знал другу девушку и даже не раз рисовал ее. И еще одно было странным на фотографиях – выражение лица Вики.
   Диск с записью Ритиных развлечений оставался в плеере. Андрей снова включил телевизор. Он принялся искать нужное ему место на диске.
   Когда нашел, сравнил одну из фотографий с остановленной и подогнанной под эту фотографию картинкой на экране. Все совпадало в точности, кроме одного – лица главных героинь.
   Еще одно место, в котором фотография и картинка записи точно так же совпадали, попалось ему почти сразу. Люди и на фотографиях и на диске одни и те же, они в точности повторяли не только мизансцены, но и копировали самые мелкие детали.
   Андрей понял, на диске, таких, в точности совпадающих с фотографиями сцен, столько же, сколько и фотографий.
   Порнографические фотографии, где героиней была Вика, оказались всего лишь монтажом, где лицо Риты Витя заменил на лицо Вики. Да и само выражение лица Вики, оно выглядело классическим для плохой порнографии – Вика то улыбалась ни к месту, то так же не к месту была серьезна, то раздражена, то удивлена. И если удивленность кое-как с натяжкой подходила к некоторым ситуациям, то раздражение (наверное, это были моменты, когда Вика замечала, что Вине не спрашивая разрешения фотографирует ее) никак не вписывалось в ситуацию. Витя, фотографируя сестру, мог подобрать нужный ракурс, но выражение лица, эмоции он не мог заказать Вике, не мог сказать ей, сделай такое лицо, будто у тебя оргазм, ну или даже проще, попросить ее скривиться, словно от боли.
   То, что это сделал Витя Андрей не сомневался.
   Он снова отбросил фотографии. Странно, но сейчас, когда он понял, что Вика не имеет никакого отношения к тому, что показано на снимках, ему стало намного легче. Снова появилась усталость. И еще он почувствовал, что его нервы, которые так давно были напряжены, особенно после побега, постепенно начинают освобождаться от напряжения и от страха.
   Вика лежала на диване почти у самой стены. Места оставалось достаточно. Да и не на полу же, действительно, спать.
   Рассвело. Андрей выключил уже ненужный свет. Он лег на диван. Пружины едва уловимо заскрипели.
   Вика что-то пробормотала во сне чуть слышно и повернулась на бок. Андрей лежал на спине, она прижалась к нему, положила голову на плечо, рукой обняла его грудь. Устроившись поудобней, более внятно проговорила:
   – Все хорошо?
   – Да, теперь уже наверное, – проговорил Андрей.
   Вика чуть вздохнула, как бы довольная ответом, повернулась на другой бок, спиной к Андрею, его руку она потянула за собой.
– Обними меня, – сказала она все еще сквозь сон.
– Интересно, – чувствуя, как начинает засыпать, говорил Андрей, – почему женщины любят спать, прижимаясь спиной к мужчине?
   Вика продолжала лежать, но в ее теле появилось напряжение, потом она резко поднялась, села на диване и, словно увидела его в первый раз, стала смотреть на Андрея.
– Ты почему здесь? – спросила она.
– А где мне быть? – немного недовольно, что не успел уснуть, проговорил Андрей.
– На полу.
– Лучше скажи, почему, все же, женщины любят спать спиной к мужчине?
– Отдай сюда, – Вика вытащила из-под Андрея бо;льшую часть подушки. Она легла на нее рядом с Андреем и уставилась в потолок.
– Все-таки, почему спиной?
– Потому, – сказала она, – так, наверно, с доисторических времен началось. Так женщина показывает, что доверят мужчине. А еще, чтобы защитить женщину от опасности, от какого-нибудь дикого зверя мужчина оберегает ее со спины. А лицом она лежит к костру, так и теплее и со стороны огня звери не нападают. Только в данном случае это ничего не значит, просто мне приснился сон такой, поэтому я так и лежала.
– Я тебе приснился?
– Нет.
– Понятно. Тебе приснился мужчина, которому ты больше всех доверяешь.
– Никто мне не приснился. Не помню, что мне снилось. Чего ты пристал?
Вика поднялась на ноги спрыгнула с дивана на пол.
– Никто к тебе не приставал, – пробормотал, засыпая, Андрей.

35

   Андрей так и не смог поспать. Лагерь научил его замечать даже во вне любые, самые тихие звуки и выделять из них те, в которых возможна опасность. И сейчас он уловил такие странные звуки. Вика пыталась вдохнуть воздух и не могла, словно у нее начался внезапный приступ астмы. Он сразу понял все, быстро поднялся, ругая себя, что не убрал фотографии.
   – Это не я! Это не я! – Вика разрыдалась, справившись, наконец, с дыханием. – Это не я!
   Эти слова были не для Андрея, Вика выкрикивала это самой себе и она била себя кулачками по коленям
   Андрей подошел к ней, хотел обнять. Она с силой оттолкнула его, вскочила с кресла и побежала к двери.
   Он догнал ее, схватил, прижав одной рукой ее руки, другой подхватил под колени, кое-как донес вырывающуюся девушку до дивана, почти бросил на него.
   – Прекрати истерику, – держа Вику за плечи, говорил Андрей, – или я сейчас отнесу тебя в ванную и оболью холодной водой.
   Вика рыдала, уткнувшись в подушку. Потом поднялась, сильно вцепилась пальцами в его плечи.
   – Это не я, правда, ну поверь мне. Это же не я. Правда не я.
   – Успокойся, я знаю, что это не ты.
   – Но там же я на этих фотографиях. Но это не я, потому что не было такого. Ну поверь мне.
   Андрей взял Вику за руку.
   – Иди сюда, я тебе сейчас все объясняю.
   Андрей теперь уже быстро находил нужные кадры на диске, показывал фотографии скопированные из этих мест.
   Только минут через двадцать Вика успокоилась.
   – Зачем ему нужно это? – спрашивала она, все еще чуть всхлипывая.
   – Ты сама говорила, твой братик боится тебя, даже святую из тебя сделал в глазах Макса, чтобы, по твоим же словам, в случае чего перевести стрелки на тебя. Фотографии именно для этого, чтобы при случае можно шантажировать тебя. Да мало ли зачем. Теперь это не имеет значения, если они у нас.
   Андрей собрал фотографии.
   – Сейчас мы их порвем и выбросим. А хочешь, сожжем, как тебе больше нравится.
   – Нет, – Вика забрала у него фотографии.
   – Ты что, собираешься показывать их друзьям и знакомым? – посмеялся Андрей.
   – Это мое дело, что я собираюсь с ними делать. Оставлю на память.
   Андрей пожал плечами.
– Конечно твое дело, – согласился он.
– Это так подло, – Вика глубоко вздохнула, уже полностью успокоившись. – Ведь ни мама ни отец не были такими.
– Во внешности и матери и отца Пушкина не было ничего африканского и гениями они тоже не были, и сестры и братья тоже.
   Вика кивнула. Настроение ее изменилось.
   – А скажи, – начала она, пытаясь чтобы голос ее казался шутливым, – как бы ты отнесся к этому, если бы эти фотографии были настоящими?
   – Откуда я знаю?
   – Ну все же?
   – Ты сама знаешь, большинство женщин проходит через такое, не может быть так, чтобы мужчины занимались групповым сексом, а женщины нет. Тогда с кем же, спрашивается, мужчины этим занимаются? Сколько в среднем у каждого мужичины было женщин, точно столько же в среднем и у каждой женщины мужчин, по-другому быть не может. Только вот мужчины стараются это число преувеличить, а женщины наоборот. Большинство женщин, если у вас спросить, сколько в вашей жизни было мужчин, ответят в пределах десятка или двух.
   – Конечно, мужчинам хорошо. Его спросят, ты спал одновременно с тремя женщинами, он гордо ответит – да. А женщине приходится скрывать.
   – А ты не скрывай.
   – Как же. Я тебе скажу, что у меня было больше сорока разных мужчин, а ты повернешься и уйдешь.
   – Да нет. Ошибаешься. Даже если скажешь что было больше четырехсот.
   – Ну, этого я тебе, не скажу, конечно, зачем тебе знать правду. Но ведь ты не поверишь и другой правде.
   – Какой?
   – Что у меня ни разу так не было, чтобы я спала сразу с хотя бы с двумя. Я говорю не о том, чтобы одновременно, а о том, что в один период времени я не встречалась с двумя мужчинами. Сегодня, например с Петей, а завтра с Геной, а после завтра опять с Петей, а после-после завтра опять в Геной.
   – Почему я должен не верить этому? Мне не нравится групповой секс, почему кто-то не должен этому верить?
   – А почему?
   – В нем нет той теплоты, нежности, не может быть ласки между людьми.
   – Мне очень нравится, что ты такой. А ты заметил, мы ведь и говорим с тобой, как будто мы давно уже совсем близкие. А ты ведь меня ни разу даже не поцеловал.
   – Сейчас исправлю.
   – Нет. Так нельзя. Так получается как будто на заказ. И еще, выключи телевизор, Мне неприятно смотреть на эту картинку. Хотя знаешь, – она задержала руку Андрея, взявшую пульт, – подожди. Почему-то мне эта девушка кажется знакомой.
   – А уж как она знакома мне, – усмехнулся Андрей.
   – Ты ее знаешь? – удивилась Вика.
   – Почти три года она была кем-то вроде моей жены.
   – Ты обманываешь меня.
   – И ты могла ее видеть, – продолжал Андрей, – скорее всего, в компании своего брата.
   – Не знаю, – задумчиво проговорила Вика. – Хотя в этом ничего удивительного, если он столько порнографии наснимал с ее участием.
   – И без ее разрешения. Ведь снималось, что называется, скрытой камерой. Не такой уж простой твой братец.
   – Но ее-то зачем? Не для того же, чтобы потом из нее сделать меня?
   – Нет, конечно. Для этого сошла бы любая другая и фигуру можно было подобрать, что бы больше была похожа.
   – Я не вижу большой разницы.
   – Зато я вижу. Мне часто, начина я еще с училища, приходилось рисовать обнаженную натуру, так что в любой позе я смогу отличить форму и объем ноги, руки, бедер, не говоря уже о груди.
   – Верю, что ты настоящий профессионал по обнаженным натурам. Но я не понимаю, зачем именно твоя бывшая жена нужна Вите? Как он мог это использовать? Ведь бывшая. К тому же вы не были расписаны. Она, наверное, не одна была у тебя. И до нее ты с кем-то встречался.
   – Дело не во мне, в твоем дяде.
   – А он здесь при чем?
   – Не могу сказать, что абсолютно уверен, но все же уверен.
   – Мне нравится твоя формулировка, – засмеялась Вика. – Не абсолютно, но точно.
– Слова точно я не говорил. Но это не важно. А дядя тут при том, что эту девушку, которую зовут Рита, он называет, ты мне так сказала, Орлеанской Девой.
– Что? – Вика захлопала глазами так, что казалось слышно как ресницы разрезают воздух и ударяются друг о друга. – Если это так, то я прощаю братику фотографии. Которые, кстати, тоже могут пригодиться.
   Вика говорила это и не отрываясь смотрела на экран, стараясь как можно лучше рассмотреть лицо Риты. Все остальное, голые тела, она, казалось, уже не замечала.
– Чем тебе могут пригодиться фотографии? – удивился Андрей.
– Не скажу. Я еще не обдумала это. Пока все это только ощущения. Но они меня редко обманывали.
   В Вике почувствовалась энергия и внутренняя сила, которых до этого Андрей в ней не замечал. Но всего на несколько секунд. Вика тут же стала прежней, наивной и словно удивляющейся всему.
– Расскажи мне о ней, – кивнув на экран попросила Вика.
– Что именно? Какая она в постели?
– Это меня не волнует, – сердито сказала Вика.
– Рита Петровна Игонина, это девичья фамилия, по мужу теперь Панина. Муж депутат, от какой партии не знаю. Сама занимается бизнесом связанным с косметикой и тому подобное, у нее несколько магазинов…
– Вспомнила, – резко перебила Андрея Вика. – Я вспомнила, где я ее видела. У меня есть подруга. Ольга. У нее свой магазин, тоже косметика, парфюмерия, белье. Магазин очень хороший, не из Таиланда и Китая все привозит, а все фирменное, французское. И вот твоя Рита стала наезжать на нее, решила отобрать у Ольги этот магазин. Не совсем отобрать, а сколько-то она хотела заплатить, но сумма, какую она обещала просто символическая, не говоря уж о том, что Ольга и за максимальную не стала бы продавать, она столько вложила туда своих сил, так радовалась, что у нее такой хороший магазин. Девочки, которые у нее работают, они для нее, как сестры. Но не в этом дело. Я однажды заехала к ней, а она сидит у себя в кабинете и плачет. А как раз в дверях я и столкнулась вот с ней, – Вика кивнула на экран. – Тогда я ее и видела. Ольга рассказала мне все. Я после этого единственный раз обратилась к Максу, но и то через Витю. От Ольги сразу отстали. Теперь понимаю почему. Правда, не так давно, я снова заходила к Ольге, она сказал, что эта Рита, постепенно опять начинает наезжать на нее.
– Я не знал за ней подобных вещей, – проговорил Андрей. – Хотя в бизнесе по-другому быть и не может.
– Может, – не согласилась Вика. – Ольга же не ни у кого ничего отобрать ни хитростью ни подлостью. Потому что для нее не деньги важны, а то, чем она занимается. Для нее этот ее магазин, как свой дом, который она делает красивым, уютным, и другой ей не нужен, для нее этот самый лучший, она в него душу свою вложила. Это произведение искусства, а не магазин. Не надо ей ничего, никаких денег, она бы обошлась минимумом, только бы заботиться об этом своем магазине, о девочках, которые работают у нее. Ты должен это понимать.
– Я понимаю, – кивнул Андрей.
– Я хочу, чтобы эта Рита больше никому не вредила в жизни.
– И я тоже, – согласился Андрей, глаза его были уже закрыты.
   Вика увидела это.
– Давай я тебя уложу, – голос Вики стал нежным заботливым.
– У меня такое чувство, что ты что-то задумала, – укладываясь на диван, проговорил Андрей.
– Пока ничего. Обещаю, ничего не сделаю без твоего согласия. Даю слово женщины.
– Значит, можно быть уверенным в обратном.
   Андрей уснул почти мгновенно.

36

   Когда Андрей открыл глаза в комнате было темно, только уличные фонари бледно высвечивали потолок. Андрей поднялся с дивана, включил свет. Вики в квартире не было.
   Он подошел к столу, стал перебирать футляры с дисками. Остались только записи, где Витя-Викуля играл в свои гомосексуальные игры. Ни одного диска, которые так нужны Андрею, нет.
   Он не понимал, какой смысл: Вика сначала принесла ему все доказательства его невиновности, а потом убежала с ними?
   Нет, едва ли Вика собиралась устроить какую-то подлость. Скорее всего, ей пришла в голову какая-то идея, и, как и каждая женщина, она решила, что идея эта гениальна, а значит, понимание ее для примитивных мужских мозгов недоступно.
   Андрей вспомнил о Рите. Рита обманула. Никуда она не уезжала. И, скорее всего, она следила за Андреем на том черном форде. Значит, Ритка о чем-то сговорилась с Витей, а точнее это был заговор против Макса. Хотя, это всего лишь догадки, подтверждения этому нет. Надо поговорить с Ритой. Но как это сделать? Позвонить ей? Едва ли в этом есть какой-то смысл. Витя ей сказал о его знакомстве с Максом, так что она начнет хитрить осторожней и умней.
   Хотя все же и не факт, что именно она была в черном форе. Ведь тогда получалось, что она убила Розика. Способна ли она на это?
   Андрей потянулся за сигаретами. Сигареты и зажигалка лежали на листе бумаги прикрывавшем газету, которая прежде была в прозрачной целлулоидной папке, сейчас эта папка лежала чуть в стороне. На листе бумаги, прикрывавшем газету, было что-то написано.
   Андрей взял сигареты, закурил. Потянулся к исписанному листу бумаги, прикрывавшему газету. Почерк средний, красивый, женский, но без излишних округлостей, уверенный, хоть и видно, что писать человеку приходилось не часто.
   "Обратила внимание на газеты, потому что мой братец никогда их не читает. Решила посмотреть, что там интересного. Оказалось много. Интересного много, но понятного для меня мало. Тебе это будет очень интересно, и поймешь ты больше, чем я. Я только поняла, что твоя фамилия Мещерин (ведь в паспорте у тебя другая, ты знаешь, я туда заглядывала) и еще поняла, что ты талантливый художник. Кое-что предположила, например, что не о каждом сбежавшем из тюрьмы пишут в газетах, а значит и разыскивают более усердно, чем остальных.
   Еще скажу, у нас больше общих знакомых, чем я предполагала. Оказывается я уже слышала о тебе, и даже не один раз. Выставка твоих картин должна была проходить в помещении нашего театра, теперь ты знаешь, в каком именно театре я работаю. Вдвойне из-за этого чувствую себя виноватой, ведь если бы не я, ты был бы сейчас… Нет, что об этом писать, ты лучше меня это знаешь. И не только как о художнике я о тебе слышала. К одной нашей актрисе приходила ее знакомая, они раньше вместе работали в другом театре, так вот та, которая приходила, очень лестно отзывалась тебе. Замечу, что в живописи она разбирается так же как и ты в балете, поэтому отзывы не касались ни балета ни живописи. Но все же она очень красочно описывала ваши живописные сеансы своей подруге (я случайно оказалась рядом). Так вот сейчас, когда я вспомнила этот ее рассказ о том, как ты писал ее портрет, мне захотелось убить тебя. Твое счастье, что ты спал, жалко было будить, а так бы точно убила.
   Полностью газеты читать не надо, интересное для тебя отмечено фломастером. Это не я сделала отметки, наверное, мой братец. Целую твоя Вика".
   Слова "целую" и "твоя" были замазаны, но не настолько, чтобы прочитать было нельзя.
   И ни слова о том, куда она отправилась вместе с дисками, хотя, Вика не могла не понимать, что значат для Андрея эти диски.
   А еще Вика напомнила ему о случае, который выпадает раз в жизни – о несостоявшейся выставке его картин. Директор театра был из тех людей, кто не упустит своего, запросил половину денег от картин, которые буду проданы. Но Андрея это не волновало. Главное, это был шанс раскрутиться по-настоящему. Но что толку жалеть о том, что не случилось.
   Андрей взял газету. Искать нужную статью не пришлось, она сразу бросалась в глаза, обведенная красным фломастером. Называлась: "Кто он: Джек-Потрошитель или сумасшедший гений?"
   Андрей начал читать, делать все равно было нечего.
   "Мало кто обратил внимание на проданные немногим более полугода назад по Интернет-аукциону несколько картин московского художника Андрея Мещерина. Проданы они были по невысокой цене, самая дорогая картина ушла с аукциона за пять тысяч долларов. Но через какое-то время прошел слух, который впоследствии подтвердился – художник Мещерин отбывает срок в лагере усиленного режима. Пятнадцать лет за двойное убийство. Причем все это было окутано романтической мелодикой, если, конечно, кто-то сможет найти в убийстве романтические нотки, не говоря уже о мелодии романтизма. Но примечательного во всей этой истории было немало. А точнее, примечательным был меркантильный контекст – картины этого художника снова появились на аукционе и теперь их цена возросла уже в десятки раз, и самая дешевая ушла за пятьдесят тысяч. Мне было поручено встретиться с художником Мещериным, для чего я и отправился в ИТК усиленного режима, где отбывал свой срок художник Мещерин. Но к моему удивлению администрация лагеря наотрез отказалась дать разрешение встретиться с заключенным Мещериным несмотря на мой статус специального корреспондента. Путь обратно до Москвы, хождения по разного рода учреждениям силовых ведомств, чтобы добиться разрешения на встречу с художником отняло достаточно много времени. Наконец разрешение было получено и я снова оказался в заснеженных краях, тех самых, которые и сейчас еще называют "лесоповалом". Не разочарование, удивление и даже смятение, теперь ожидало меня. Художника, убивший свою юношескую любовь и ее мужа (именно в этом при желании можно рассмотреть – через микроскоп – романтический ореол преступления), художника, который должен теперь держать в руках вместо мольберта и кисти бензопилу "Дружба", в наличии не оказалось. С большой неохотой, администрация лагеря сообщила, что заключенный Мещерин попросту сбежал. Никаких подробностей побега установить не удалось. Как сказал один известный герой одного известного фильма: "Это тайна покрытая мраком". Пришлось возвратился в Москву, что говорится, несолоно хлебавши. Впрочем, и сам по себе факт побега из мест заключения не такой уж и непримечательный. А вот далее произошло самое интересное. В Интернете на аукционе вновь появляются картины Мещерина (откуда, кто их продает, почему интеллектуальная собственность оказалась в чужих руках – впрочем, в чужих ли?) итак, вновь с аукциона идут картины художника Андрея Мещерина. Но на этот раз средняя цена их составляет уже около двухсот пятидесяти тысяч долларов. Продавец, как и следовало ожидать, не пожелал назвать себя, раскрыть, так сказать, свое инкогнито. Но еще один факт, который мог быть интересным, если бы не оказался таким страшным – сразу после побега Андрея Мещерина из мест заключения, буквально через несколько дней находят еще два трупа. Казалось бы, что тут примечательного? Ежедневно в Москве умирает своей и насильственной смертью сотни людей. Но эти две смерти оказываются несколько в стороне от остальных, а правильнее сказать, невдалеке от художника Андрея Мещерина. Оба убитых, были главными свидетелями по делу Мещерина в том "романтическом" – мы взяли в кавычки это определение, чтобы не быть обвиненными в саркастическом цинизме – процессе. Я, пишущий эти строки, не рискуя, могу назвать себя провидцем, если скажу: в ближайшее время следует ожидать, что на аукцион будет выброшена еще партия картин художника-убийцы, и цена этих картин без сомнения приблизится к миллиону, а возможно, и прейдет рубеж этой цифры. Так кто он Андрей Мещерин? Без сомнения талантливый художник. Чего он добивается? На этот вопрос труднее ответить. Денег? В подобном случает ему придется забросить свое ремесло художника, ведь даже поменяв свое имя он не сможет изменить своего творческого имиджа. Впрочем, он может, изменив внешность и имя жить где-то на Багамах и наслаждаться своими миллионами, и продолжать писать картины, но уже не для выставок, во всяком случае, не для тех которые могут принести ему еще большую прижизненную славу. Скорее, художник-убийца из той компании в главе которой стоит Герострат, тот, впрочем, не отличался кровожадностью, но дал начало движению вандализма, мутировавшему в человеконенавистничество и садизм ради дешевой славы, популярности"…
   Статья на этом не заканчивалась, но ничего интересного больше не было.
   Еще несколько газет, в которых говорилось об Андрее, но в отличии от первой, в остальных авторы несли такой бред, что поверить им мог разве только слабоумный. Высказывалась, например, идея: что Андрей убивает свои модели, чтобы к нему пришло вдохновение. Автор не подумал, как после этого Андрей стал бы писать портрет этой самой модели. Но всех переплюнул журналист, выдавший мысль, что или Андрей инопланетянин, или он завербован этими самыми инопланетянами.
   Щелкнул замок входной двери. Андрей невольно облегченно вздохнул.
   – Уже проснулся, – заходя в комнату, заговорила Вика. – А я надеялась успею раньше, чем ты проснешься.
– Не успела, как видишь.
– Злишься, – Вика сзади подошла к креслу, в котором сидел Андрей и обняла его за плечи. – Я бы на твоем месте тоже злилась. Даже истерику закатила, не настоящую, конечно, а так, для профилактики. Но это нужно было сделать, обязательно.
– Что именно?
– Копии дисков. Я ездила к одному знакомому, он сделал мне копии всех записей. Не волнуйся, я ему сказала, что все это фрагменты игрового кино. Порнография с твоей женой ему понравилась. Он себе в компьютере ее оставил. Это ничего?
– Пусть хоть в Интернете ее выставит. А с чего ты такая веселая?
– Скоро смогу снова спокойно работать. Разве не повод?
– Ты давно уже могла работать. Кто тебе запрещал.
– Странно. Я была его заложницей, а он спрашиваешь, кто мне запрещал. Да я и сейчас все еще пока твоя заложница.
– Слишком уж активную деятельность для заложницы ты развела.
– Ради свободы приходится. Потому что если я перестану быть твоей заложницей, меня может поймать мой братец, а его я боюсь больше, чем тебя. А еще хуже, если меня поймает твоя бывшая жена. Уж она-то не простит, что я была твоей заложницей, она ведь не знает, что между нами ничего не было. Ты читал газеты? Понравилось? Лично на меня произвела впечатление статься, где ты убиваешь моделей, ради вдохновения. О бывших женах так себе, мало фантазии.
– У тебя есть телефон той твоей подруги?
– О которой я написала в записке, которая позировала тебе?
– Нет, другой. Которую зовут Оля и на которую наезжала Ритка.
– Мы с тобой мыслим одинаково, – Вика засмеялась. – Говорят так бывает или когда оба дураки или когда оба умные. Я тоже хочу встретиться с ней, с твоей женой.
– Тебе как будто нравиться так ее называть.
– Да. Это меня злит, а когда я злюсь, уверенней себя чувствую.
– Ты можешь позвонить этой своей подруге Оле и узнать, когда она в последний раз общалась с Ритой и о чем они говорили?
– Уже звонила.
– И что?
– Твоя Жанна Д'Арк дала ей две недели на размышление. Одна из этих недель уже прошла.
– Оля, сможет позвонить ей и назначить встречу?
– Не обязательно, чтобы звонила Ольга. У нас с ней похожие голоса. Во всяком случае, по телефону нас иногда путают.
– Тогда звони и договаривайся о встрече на нейтральной территории.
– Может у Ольги в магазине? – неуверенно спросила Вика. – Там не будет лишних людей, никто не помешает.
– Давай у Ольги, – согласился Андрей.
– Ну тогда, – неуверенность исчезла из голоса Вики, – уже все обо всем договорились.
– В смысле? – не понял Андрей.
– Я уже позвонила твоей жене и Орлеанской Деве моего дяди Максима и от имени Ольги договорилась о встрече. Магазин закрывается в десять вечера. Я договорилась на одиннадцать. Нам нужно подъехать заранее, чесам к девяти, так что скоро пора выезжать.

37

   Рабочий кабинет Оли как бы совмещал и домашний и деловой стили. Это не вызывало диссонанса, наоборот, Ольга сумела, соединив, дополнить одним другое. Вика была права, когда говорила, что для Ольги ее работа и ее личная жизнь практически неразделимы. Ощущение это усилилось, когда в кабинет пропахший дорогими духами и косметикой Ольга принесла кофе.
– Мне нужно еще с Леночкой, это мой бухгалтер, немного поработать, – сказала Ольга. – Ничего, если вы пока без меня здесь побудете?
   В голосе Оли чувствовался страх.
– Ты нас только предупреди, если твоя коллега подъедет раньше времени, – попросил Андрей. – Пусть мы для нее будет сюрпризом, а не она для нас.
– Моя коллега это Панина? – не сразу поняла Оля.
– Именно, – подтвердил Андрей. – Панина Рита Петровна, до замужества Игонина.
– Конечно, – закивала Оля. – Я Игорю, это наш охранник, он сегодня дежурит, скажу, чтобы он вас сразу предупредил.
– Кстати, я тебе не говорила? Вот этот молодой человек, – Вика указала на Андрея, – бывший муж Ритки.
– Правда? – удивилась Оля.
– Почти, – подтвердил Андрей.
– Ну, я пошла. Последняя дверь по коридору, я там буду. Или позвоните.
   Оля вышла.
– Как ее Ритка запугала, – качнул головой Андрей.
– Ты бы на ее месте, наверное, тоже не очень хорошо себя чувствовал.
– Я и сейчас еще не очень хорошо чувствую себя.
– Почему? – удивилась Вика. – У тебя же почти все уладилось.
– Тебе только так кажется. Еще неизвестно, что твой братец напару с Риткой придумали. Розика убили в квартире, где я жил и куда сам его привез. Во всяком случае, сразу они от меня не избавились почему-то. Да и тебе они не простят, что ты мне помогаешь.
– Мне приятно, что ты обо мне заботишься.
– Я твой должник.
– Перестань, – Вика сделала вид, что злится. – Хотя нет, мне нравится, что ты считаешь себя моим должником. Ведь как именно ты будешь со мной рассчитываться, я выберу сама.
– Если будет возможность.
– Я уж постараюсь, чтобы эта возможность от меня никуда не ушла. Поэтому с твоей женой я сама разберусь.
– И что ты сделаешь?
– Ты сказал недавно, когда обещал мне ноги сломать, поступай с другими так, как с тобой поступают.
– Это не я, это Иисус так учил своих учеников.
– Ноги девушкам ломать?
– Быть злопамятной, вредно для здоровья. К тому же, ты знаешь, я говорил это несерьезно.
В дверь постучали, потом она открылась. Вошел парень лет двадцати восьми.
– Там подъехала эта, кого вы ждете, – сообщил он. – Оля спрашивает, ей прийти сюда?
– Нет, – секунду подумав, сказал Андрей. – Ольга не нужна. А та, которую мы ждем, она одна?
– С ней водитель.
– Не пускай его сюда. Сможешь?
– Конечно. – Парень гордо расправил плечи.
– Даже если здесь будет шум. Как ты его задержишь, неважно, хоть кирпичом по голове. Только трупов не надо.
– Да я понимаю. Я до армии был чемпионом Москвы по дзюдо среди юношей, и сейчас занимаюсь.
– Значит без кирпичей обойдешься.
Дверь резко открылась, в кабинет вошла Рита. Она увидела Вику и Андрея, и остановилась удивленная.
Андрей кивнул парню, тот сразу вышел и закрыл за собой дверь.
– Проходи, Ритуль, присаживайся, – весело заговорил Андрей. – Только убегать не надо, а то мне лень сейчас бегать, настроение какое-то лирическое. Оно у меня всегда такое, когда я тебя вижу, но ты это и сама знаешь.
   Андрей и Вика сидели на диване у небольшого столика. Рядом стояло мягкое кресло. Рита медленно подошла к нему, села, поправив подол короткого вечернего платья.
– Ты прямо из Парижа или из Лондона? – продолжал веселиться Андрей. – Расскажи, ты же знаешь, мне всегда было все интересно о тебе знать. У меня вообще к тебе много разных вопросов.
– Как вы здесь оказались? – Рита быстро справилась с удивлением, она заговорила спокойно, даже, в тон Андрею, чуть насмешило. – Приехали защитить бедную Олечку. Она вас попросила?
   Рита снова расправила платье на коленях, оно открывало ее ноги сантиметров на пятнадцать выше колен. Рита знала, что ее ноги всегда возбуждали Андрея.
– На этот раз все по-другому, – заговорила Вика. – Это не Ольга тебе звонила сегодня и назначила встречу здесь. Это была я. У нас голоса похожи. А я забыла представиться.
– Да нет, – возразила Рита, – не забыла. Ты назвалась Олей, насколько я помню.
– Правда? Ну надо же. Опять раздвоение личности. Извини, я не нарочно, я специально.
– Я так понимаю, если ты здесь, – Рита посмотрела на Андрея, – то разговор пойдет не об этом захудаленьком магазинчике?
– Который тебе почему-то покоя не дает, – вставила Вика, – потому что ты как акула, все готова проглотить. Но о нем мы не будем говорить. Ты сама сюда больше не полезешь. Этот вопрос решится сам собой.
– Сами собой вопросы не решаются, для решения каждого вопроса нужно хорошее обоснование, база.
– Она будет эта база, и достаточно обоснованная, – пообещала Вика.
– Рит, а я вот все думаю, – вздохнул Андрей, – почему ты так не рада мне? Когда мы с тобой расставались, ты улетала в Германию, кажется, или во Францию, не важно, ты же чуть не плакала. А сейчас ни искорки радости в глазах.
– Чему радоваться? Когда мы расставались, ты говорил, что любишь меня и никогда не забудешь, а не прошли и двух недель, ты уже с другой, сидишь рядышком, прижался, только что рукой по коленке не гладишь.
   Вика поспешила заговорить раньше Андрея. В голосе ее послышалось горестное разочарование:
– Мужики они такие, жена только за дверь, тут же какая-то молоденькая сучка вроде меня, ты же так меня мысленно называешь, ведь я лет на десть моложе тебя.
– На восемь, – сдерживая раздражение уточнила Рита.
– Правда? Ты даже точно знаешь мой возраст.
   Редкий случай, когда Рита не наша, что ответить, она сделала ошибку показав, что знает точный возраст Вики.
– А с виду, на все десять, – продолжала болтать Вика. – Не важно. Так вот, какая-то молоденькая лезет в дверь с другой стороны. Но меня утешает, что мы, женщины, не уступаем в этом мужикам. Ну, а если уж говорить о нас с тобой, – Вика таким же движением, как и Рита поправила юбку, похоже получилось в точности. – Мы же с тобой одинаковые. Мы обе мисс Целомудрие, по словам моего дяди, если и не вселенной, то Москвы и Московской области. К тому же у тебя есть муж, а у меня нет, я и подумала, чем я хуже, пусть и у меня будет.
   Вика, взяв руку Андрея, положила его ладонь себе на колено.
– Разговоров о любви я не помню, – заговорил Андрей, – но это не важно. Давайте перейдем от женской дипломатии к делу. Я уже сказал, у меня много вопросов к тебе, Рита.
– Стану ли я отвечать на них, вот еще один вопрос.
– Тогда кое-что объясню. – Голос Андрея стал жестче. – Ты подставила меня. План был твой, я не сомневаюсь. Мне отстегнули скромно, пятнашку. Дальше, мой побег, я тебе рассказывал об этом, с захватом заложника, и не кого-то, а начальника лагеря. Потом, убитые дворники, оба висят на мне. Розик, веревку на его шее ты, возможно, своими собственными руками затянула, ведь с тем наркоманом и ребенок справился бы. И еще одна девушка, совсем недавно, ее тоже запросто могут повесить на меня. В штатах за такое два или три пожизненных срока дали бы, но у нас гуманнее, у нас больше одного не дают, но мне и одного достаточно. Так что, как ты понимаешь, мне терять нечего, если на мне будет еще один покойник. А конкретно – ты.
   Рита засмеялась.
– Я должна тебе поверить, что ты сможешь меня убить?
   Андрей достал пистолет, который отобрал у Вити. Положил его на стол.
– Объясняю, – сказал он. – "Беретта" двадцать второго калибра с удлиненным стволом. Калибр маленький, так что стреляет почти бесшумно, из-за удлиненного ствола звук еще тише, зато начальная скорость пули гораздо выше. Если сделать крестообразный разрез на конце пули, что я и сделал, она станет разрывной. Пройдя кожный покров человека, уже в мышцах, допустим, живота, она раскроется, как кожура банана, все внутренние органы рвутся, при этом входное отверстие почти незаметно, выходного вообще нет. Смерть долгая и мучительная.
   Андрей взял пистолет, снял его с предохранителя, почти не целясь выстрелил. Хлопок был не громче, чем если бы со стола упала книга. Пуля пролетела в сантиметре от виска Риты и исчезла в деревянной обшивке стены, оставив маленькое отверстие. Глаза Риты испуганно широко раскрылись, ей показалось, тонкий визг пули вонзился в ее мозг. Лицо ее потемнело от отхлынувшей крови.
– Ты что, идиот? – проговорила она с трудом шевеля губами.
– Я только показал, как я стреляю. Художники вообще стреляют довольно метко, побочный эффект профессии. А именно о своей профессии я и хотел поговорить.
– Ты знаешь, я никогда не разбиралась в живописи.
– Зато в бизнесе ты разбилась всегда очень хорошо. Это ты придумала подбросить мои документы? И ты, уверен, выбрала девушку, Таня ее звали. Я ее не знал, и она, наверняка, не знала меня, но жили мы когда-то рядом, в соседних домах и это для следствия было чуть ли не главным, это был мотив.
– Ничего и никого я не выбирала.
– Мне просто интересно. Ты же знаешь, доказать я ничего не смогу. Простое любопытство.
– Мне плевать на твое любопытство, – сейчас в голосе Риты слышались раздражение и злость.
   Андрей снова поднял пистолет, небрежно, не целясь направил его на Риту.
– Повторим эксперимент? Смогу я выстрелить точно так же или нет.
– Прекрати, – не выдержала Рита и даже рука ее невольно потянулась, чтобы прикрыть лицо рукой, она все еще слышала внутри себя тонкий свист пролетевшее рядом с головой пули. – В тебе не было раньше этого садизма.
– Полгода на нарах, принимая во внимание, что абсолютно ни за что, меняют человека. А туда ты меня отправила.
– При чем здесь я?
– Я бы тоже этого не понял, зачем это тебе? Но в газете есть статья, а там написано, как быстро и выгодно распродаются мои картины. У тебя был ключ от моей мастерской. Ты забрала картины сразу, как только меня арестовали и менты не успели еще сделать опись. Но только вот я думаю, неужели тебе все мало и мало денег, и ты решила к своему бизнесу прибавить еще и скромный доход от украденных картин. Они ведь тогда мало что стоили.
Рита усмехнулась.
– Ты сам, сказал мне когда-то, что картины сильно дорожают после смерти художника.
– И деньги, это единственная причина, чтобы так поступить со мной? – Андрей был по-настоящему удивлен.
– Деньги вообще, чуть ли не единственная причина для убийства, – Рита словно удивилась наивности Андрея. – Даже когда муж ссорится с женой и убивает ее или она его, то чаще поводом к ссоре бывает или их нищета или недовольство, сколько денег муж дает жене на расходы. Но в данном случае это не единственная причина.
   Рита замолчала, видимо обдумывая, говорить или нет.
– Я очень внимательно слушаю. Рассказывай, – предложил Андрей.
– Ты обещаешь, что я спокойно выйду отсюда? Хотя, – Рита улыбаясь посмотрела а глаза Андрею, – не нужно мне никаких обещаний, я и так знаю, что ты ничего мне не сделаешь.
– На всякий случай, – тоже с улыбкой гляди на Риту, заговорила Вика, – я за него даю это слово.
– Я понимаю, – кивнула Рита, – что ты хочешь этим сказать. Но только он и тебе не позволит что-то мне сделать. А кстати, – в голосе Риты появилась издевка, – с чего ты взяла, что можешь отвечать за него? Думаешь, если он трахнул тебя пару раз, ты уже можешь им командовать? Могу разочаровать, ты ошибаешься.
– Как это ни печально для меня, – ответил теперь вместо Вики Андрей, – но у нее такие права есть.
– Даже так? Это интересно.
– Это потому, – решил объяснить Андрей, – что тебе не повезло, когда какой-то гетеросексуал, поставил Викиному братику, а твоему партнеру, синяк под глазом. Вите пришлось просить Вику вместо него познакомиться со мной. Это было ошибкой. Мне пришлось найти Вику, а ей пришлось найти все остальное. Ведь я считал, что она виновата во всем, что случилось со мной.
– Правильно, – согласилась Вика. – А мне не хотелось, чтобы мой будущий муж всю жизнь упрекал меня, что ему пришлось целых полгода отсидеть из-за моей подлости.
– Будущий муж, – снова в голосе Риты послышалась издевка. – А свадьбу будете играть в тюремной камере?
– Где надо, там и сыграем, – Вика улыбнулась, как женщина, которая уводит мужчину у другой женщины.
– Тогда слушай. Первая причина, почему я так поступила, это то, – Рита смотрела на Вику и обращалась уже только к ней, – что мне надоели его постоянные модели, которых он трахал чуть ли не по списку, а возможно, выстраивая по росту.
– Это потому что с ним была ты, а не я, – сделала вывод Вика.
– Не стану спорить, все равно возможности проверить у тебя не будет. Но это еще не все. Главная причина – он переспал с моей лучшей подругой.
– Это правда? – спросила Вика Андрея.
– Нет, – покачал он отрицательно головой, обращаясь к Рите. – С Валькой это было уже после того, как ты вышла замуж за своего депутата. Правда, ты прибегала ко мне иногда, часа на два-три, но женой была не моей. Но принцип понятен. Первая причина – месть из ревности.
– Вот еще, стала бы я ревновать. Просто отомстила и все.
   Андрею вдруг пришла в голову мысль, которой прежде быть просто не могло.
– А то что Валя попала в аварию и умерла, это тоже просто отомстила и все? – спросил он.
– Я Вальку не трогала, а ты думай что хочешь, я убедить тебя ни в чем не смогу.
– Ну почему? Если скажешь, что это ты подстроила, тогда убедишь.
– Но я этого не скажу.
– Ладно, это, действительно, мог быть несчастный случай, – согласился Андрей. – Продолжим о нас. Еще какая-то причина должна быть кроме ревности.
– Я не собиралась всю жизнь жить со своим, как ты его называешь, депутатом.
– Он что, не депутат? – удивился Андрей.
– Депутат, депутат, – согласилась Рита. – Только жить я с ним сразу расхотела, как только вышла за него. Но я попалась. Он оказался не только жадным и хитрым. Все, что у меня было…
– У тебя был магазин, вроде этого, только похуже, – уточнил Андрей.
– Неважно. Я пахала как лошадь, этих магазинов теперь десяток. Но если я разведусь, останется только тот, который был до моей женитьбы.
– Я помню ты говорила обратное, – напомнил Андрей, – что ему ничего из твоего не достанется.
– Тогда я говорила неправду, мне не нужно было, чтобы ты правду знал.
– Значит, поэтому ты собралась отобрать у Ольги этот магазин? – удивилась Вика. – Сколько же в тебе подлости, Рита.
– Да иди ты со своей моралью.
– И ты решила, что этот магазин и мои картины помогут тебе жить легко и красиво. – сделал вывод Андрей. – Спать с кем захочется, а не с тем, кого можно развести на деньги, ходить в лучшие рестораны, как ты привыкла, загорать не в Турции, а на Канарах.
– У тебя мелкие запросы, Андрюша.
– А ты собралась развестись с депутатом и выйти за принца Уэльского? – словно удивился Андрей. – Как показывает история, это не такое уж большое счастье, во всяком случае, не сравнить с тем, что чувствовал Пушкин, когда закончил своего "Евгения Онегина". Но дело не в этом. Как я вам в Витей мог пригодиться в отношении Макса? Как вы хотели меня заставить убить его? Кстати, ты знаешь, что Витя обещал мне за это четыре тысячи баксов?
– Именно так и собирались. И разве ты этого не сделаешь? – Рита весело посмотрела на Андрея. – И я тебе обещаю отдать деньги за твои картины, которые были проданы.
– Ты рассчитываешь на мою жадность?
– Нет. Я знаю, что ты не жадный. Но деньги и не жадным нужны.
– Мне нужно другое – оправдание. Но это ладно.
– Почему ладно? Я смогу тебе помочь.
– Ты лично пойдешь к президенту или министру внутренних дел и они подпишут приказ о моей амнистии за четырнадцать с половиной лет до окончания срока. Причем по статье не подпадающей по амнистию.
– Твой юмор стал примитивен, – как бы с сожалением проговорила Рита.
– Я не клоун, так что не обаятельно, чтобы над моими репризами смеялись.
– Ты сможешь уехать в любую страну, какую захочешь. У тебя будут деньги…
– Стоп, стоп, стоп, – остановил Риту Андрей. – В точности то же самое мне уже обещали. Макс. А ему я больше верю, чем тебе.
– Я это знаю. И знаю, а что он тебе обещал это. Он боялся за свою ненаглядную племянницу. – Рита посмотрела на Вику и улыбнулась ей. – Но ведь на самом деле ей ничего не угрожает. Все, что ты наплел ему, это такой бред, в который только он и мог поверить. И разубедить его в этом ничего не стоит, даже если Вика позвонил ему и станет кричать в трубку: спасите, дядя Макс, насилуют.
– Значит, мне остается только одно, помочь вам с Витей убрать Макса?
Рита снова посмотрела на Вику.
– Не расстраивайся, – успокоила ее Вика. – Я своего дядю люблю еще больше, чем ты своего мужа.
– А ты согласен? – спросила Рита.
– Я еще не знаю, какой у вас в Витей план.
– Давай поговорим об этом в следующий раз. Если ты согласен. Сейчас я к этому не готова.
– Я уже сказал, все зависит от того, что вы придумали.
– Я позвоню тебе завтра вечером. И мы все обговорим подробно. – Рита встала из кресла, направилась к двери.
– Еще вопрос, – остановил Риту Андрей. – Это ты следила за мной? Черный форд твой?
– Нет, не мой. Моего брата, Игорька. Я тебе говорила, что отдала ему свой "Пежо", но он почему-то считал, что это женская машина, а у его девушка ездила на "Форде". Она считала, что форд мужская машина. Они и поменялись. Я на время взяла у него этот форд.
– Понято. Значит, я не ошибся.
– Ты не ошибся, – согласилась Рита. – Редкий случай, когда ты не ошибаешься.
Она открыла дверь, обернулась, помахала Вике и Андрею рукой и закрыла за собой дверь.
Вика взяла со стола сумочку и быстро пошла вслед за Ритой к выходу.
– Ты куда? – спросил Андрей.
– Сейчас вернусь.
 Вика догнала Риту уже на улице.
– Совсем забыла. – Вика вынула из сумочки футляр с диском, протянула его Рите.
– Что это? – не поняла Рита.
– Кино. Очень хорошее. Обязательно посмотри сегодня. Завтра я позвоню тебе и мы встретимся до того, как ты встретишься с Андреем.
– Что здесь? – Рита взяла диск и посмотрела на футляр с обеих сторон.
– Зачем спрашивать о том, что можно увидеть. – Вика повернулась и пошла обратно к дверям магазина.
 Рита стояла и смотрела вслед Вике, пока та не скрылась за дверью.

*   *   *
 Вика и Андрей ехали в машине, они возвращались в квартиру Викиной подруги Иры.
– Я не понимаю. – Вика сидела за рулем, они проехали половину дороги и только сейчас она заговорила.
– Не понимаешь чего?
– Почему она хочет, чтобы это сделал именно ты?
– Убил Макса?
Вика качнула головой, словно чему-то удивлялась.
– Что? – Не понял Андрей.
– Мы так спокойно разговариваем об убийстве, будто обсуждаем кино. Да я об этом. Зачем ей нужно?
– Это лучший для нее вариант. Когда я позвонил ей и пришел, сказал, что убежал, она сразу поняла, что ей повезло.
– Почему?
– Когда менты станут во всем разбираться, нетрудно будет вычислить, что Макса убил я, и Витю тоже. Из мести. – Андрей усмехнулся. – Твой братец считает, что они с Ритой партнеры. На самом деле он червяк на ее крючке. Потом Рита постарается сделать так, чтобы узнали правду, кто действительно убил Таню и ее мужа, и получится, что я убежал с зоны, потому что решил отомстить. Но кроме Макса и Вити на меня еще повесят дворников и тебя. Как она собирается это сделать, не знаю, но она, наверняка, уже все продумала. Ритка все всегда заранее просчитывает.
 Вика остановила машину. Она откинулась на спинку сиденья.
– Мне страшно, – проговорила Вика. – Мне никогда в жизни не было так страшно.
Андрей провел рукой по волосам Вики, наклонился к ней и коснулся губами ее губ.
Вика удивленная посмотрела на Андрея.
– Ты первый раз поцеловал меня, – тихо сказала она.
– Извини. – Андрей откинулся на спинку сиденья.
– Ну вот, только мне стало немного легче, а он взял и извинился. Идиот.
Вика тронула машину с места.
– Значит, получится, – снова заговорила Вика, – что ты как будто бы отомстил нам всем.
– А потом решат, что я купил паспорт, может быть даже изменил внешность и спокойно живу уже где-то в Европе или Америке иди еще где-то и у меня достаточно денег, потому что кто-то по моей просьбе продавал мои картины. Найти этого человека, практически, невозможно. Ей выгодно, чтобы это сделал я, потому что тогда другие варианты просто не будут рассматриваться и она останется в стороне.
– Правильно, – согласилась Вика. – А возвращать тебя снова в тюрьму ей невыгодно, потому что вдруг ты все расскажешь. И меня ей нельзя оставлять, потому что вдруг я все расскажу.
– К тому же деньги твоего дяди могут достаться тебе.
– Интересно, как она собиралась забрать эти деньги?
– Скорее всего, она знает, как повлиять на Витю. Чуть позже спросим, – пообещал Андрей.
– Не получится, – отрицательно качнула головой Вика.
– Почему?
– Потому что я не хочу, чтобы тебя убили, а она может успеть, и не хочу чтобы и меня убили.

*   *   *
Окна выходили во двор и звук изредка проезжавших машин едва слышался. В комнате было темно, только свет фонарей, попадавший в окно, чуть освещал ее. И еще за окном быстро пролетали тяжелые влажные снежинки – снова пошел снег. Снежинки падали на подоконник готовые тут же растаять, но их было много, снег шел густой и они не успевали таять, они собирались на подоконнике светло-серым сугробчиком. И было ощущение, что только-только наступает зима.
– Подожди, – шептала Вика, сдерживая Андрея. – Пожалуйста. Я хочу тебе сказать. Сначала хочу сказать, это важно.
Но руки Андрея словно не слушались его, ласкали тело Вики и не могли остановиться.
– Ты меня мучил, – Вика уже с трудом могла произносить слова. – Я тебе хоть слово говорила против. Ты мог хоть на следующий день, когда пришел ко мне делать все, что тебе хотелось, и я бы слова не сказала. Всего две минутки, пожалуйста, потерпи, потому что я и хочу сказать… мне сначала нужно сказать, а потом можешь делать что угодно, что захочешь…
Вика не успела сказать, что хотела. Она словно от резкой боли вдохнула воздух, глаза ее широко раскрылись. Несколько секунд она удивленно смотрела в глаза Андрея, потом ее глаза медленно закрылись.
– Ну и как хочешь, – ее слов почти едва слышались и голос дрожал словно у девочки, которую обидели и от обиды и подступивших слез она уже не может говорить.

*   *   *
Было уже светло. Вика прижалась к Андрею, поцеловала его плечо.
– Ты садист, – прошептала она. – Ты больше четырех часов издевался над бедной девушкой. И хоть бы капелька жалости. Не говорю уж о раскаянье.
– Прости, больше не буду.
– Что? – в тихом голосе Вики послышалось возмущенным. – Тогда я тебя сама убью, и не буду дожидаться, когда это сделает твоя Рита. – Вика вздохнула. – Она ушла от тебя, но не захотела, чтобы ты доставался кому-то еще? Ее можно понять.
– Мне кажется, вас женщин никогда не устраивает то, что у вас есть. Вам всегда нужно что-то новое. Но часто вы и старое тоже хотите оставить себе.
– Может ты и прав. А если не получается оставить старое, то пусть никому не достается.
– Не каждая женщина признается в таком.
– Но я же и есть не каждая.
– Может ты и не в счет, а я самая главная, и я в счет. Но я о другом хочу сказать. – Вика приподнялась, посмотрела на лицо Андрея. – Ты ведь даже не красавец какой-нибудь, просто симпатичный. Правда, в тебе есть обаяние, и оно у тебя какое-то сексуальное. Да, ее можно понять. Я теперь ее очень хорошо понимаю. То, что ты сегодня со мной сделал… – Вика положила голову на плечо Андрея. – Нет, я другое хочу сказать. Я не знаю, как это объяснить. Я никогда такого не чувствовала, но с самого первого дня, когда я тебя увидела, не в тот раз, когда познакомилась по просьбе Вити, а когда ты пришел ко мне, когда в окно влез. На следующий день, тебе это покажется глупым, ну и пусть, но утром я проснулась с таким чувством, будто ты самый близкий мне человек, такой, с которым у меня все-все уже было. Это такое странное чувство, к тому же я была твоей заложницей, я должна была бояться тебя, а нисколько не боялась, наоборот, во мне было какое-то приятное-приятное чувство, оно было и удивительное и сказочное, как бывает перед праздником в детстве, перед Новым Годом, чувство, что скоро стану счастливой. И одновременно, это было главным, что я уже твоя.
 Андрей соглашаясь кивнул и едва слышно проговорил:
– Ты ненормальная.
– Засыпаешь? – вздохнула Вика. – Ну и спи, так даже лучше, если ты ничего не запомнишь. Но поэтому, как будто я уже была твоя, я и не убежала от тебя, хотя сто раз могла. И поэтому я тебе позволила обыскивать меня и даже стыдно почти не было. Хоть ты чуть в трусики ко не за залез.
– Но не залез же, – проговорил Андрей.
– А тебе никто и не запрещал.
Андрей открыл глаза, посмотрел на Вику.
– Ты же сама говорила, что у тебя стокгольмский синдром.
– Ничего такого не было, потому что было другое, вот то, что я сказала. Но наверное, и тот первый раз, когда я познакомилась с тобой по просьбе своего братика Вити тоже как-то повлиял. Я ведь после этого часто вспоминала о тебе. Сама не знаю почему.
– Я тогда тоже тебе скажу. И ты, в отличии от меня, такого тупого, поймешь сразу.
– Говори.
– Я чувствовал, наверное, почти то же самое. Меня это очень удивило. Поэтому я тебе и верил, хоть и нельзя было, поэтому ты и могла бы убежать хоть сто раз подряд.
   У Вики в уголке глаза стала скапливаться слезинка.
– А может ты с тобой уже были в другой жизни мужем и женой? – спросила она.
– Не знаю, – Андрей закрыл глаза. – А может я был твоей собакой, которую ты очень любила?
– Нет, – не согласилась Вика, – тогда бы я любила тебя как собаку. А я чувствую тебя как человека, и мне хочется тебе во всем подчинятся. Правда, командовать тоже хочется, это приятно командовать тем, кто сильнее тебя.
– Если тебе хочется командовать, значит, и ты не была моей собакой, – вздохнул Андрей.
– Правильно, не собакой. Я была кошкой, только большой. Большой, хищной и ручной. И слушалась только тебя.
– Не очень-то ты меня слушалась даже в роли заложницы.
– Потому что, когда мужчина нравится, как ты мне, его уже не боишься. Но я о другом, если ты чувствовал то же что и я, почему тогда ты так вел себя?
– Как?
– Ну… ты же мог в любое время, когда тебе захотелось бы… в общем, сделать меня своей. Ну, переспать со мной. Ты же знал это.
– Именно поэтому. Потому что чувствовал тебя такой близкой. Я боялся, что стану тогда доверять тебе, как себе самому.
– А я тебя обману?
– Угу, – кивнул Андрей.
– Какой же ты, – в шепоте Вики послышалась детская притворная обида. – А я должна была страдать и думать, решиться он когда-нибудь трахнуть меня или мы так и расстанемся, и я на всю жизни останусь несчастной и неудовлетворенной.
Вика вздохнула.
– А еще, – она прижалась щекой к его плечу, – я чувствовала к тебе какую-то материнскую нежность.
– Тогда я понял, – сказал Андрей, – в другой жизни ты была моей матерью.
– Точно, – удивилась Вика. – Как я сама до этого не додумалась. В материнской любви часто по отношению к сыновьям бывает скрытая эротичность. Наверное, мне очень хотелось встретиться в этой жизни с тобой не матерью, а женой.
Вика смутилась.
– Не обращай внимания, – стала оправдываться она, – это я просто глупо пошутила. Я совсем не собираюсь становиться твоей женой.
– Жаль, – Андрей погладил волосы Вики. – Мне бы больше понравилось, если бы это была не шутка, а правда.
Его пальцы уже и скользили по ее плечу, потом по груди. Когда они коснулись нежного упругого соска, Вика резко вдохнула, потом едва слышно, едва уловимо простонала.
   Рука Андрея уже ласкала Викин животик. Она улыбнулась.
– Что? – спросил он.
– Нет, ничего, – не захотела сначала говорить она, потом сказала: – Я просто подумала, ты там был недавно, в моем животике, внутри него. А сейчас рукой гладишь сверху, а мне почти так же приятно. Скажи мне что-нибудь, – попросила Вика, глаза ее были закрыты.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал?
– Глупый, об этом не спрашивают.
– Я знаю. Просто мне захотелось сказать, чего я еще не говорил ни одной девушке.
Вика посмотрела на Андрея.
– Ты не обманываешь меня?
– Нет. Я никогда ни одой женщине не говорил, что люблю ее.
– Я тоже никогда не говорила этого. Правда. – Вика прижалась к Андрею. – Только и тебе сейчас не скажу. И ты мне не говори, если даже хочешь.
– Странно, но мне действительно очень хочется сказать тебе это.
– Нет. Пожалуйста. Я никогда не была суеверной, а сейчас вдруг стала. Я боюсь. Потом. Если сможем и захотим это сказать. Сейчас я боюсь.
– Тогда скажу, что кроме тебя мне никто не нужен, ни одна другая женщина.
– А это ты говорил многим. Но ты их обманывал. Поэтому такое можно сказать. Еще скажи что-нибудь. Ну, пусть даже обманешь.
– У меня никого никогда не будет кроме тебя.
– Ты, подлый, – Вика ударила Андрея в плечо. – Так меня обманывать я не просила.

38

   Андрей еще спал, когда Вика, уже одетая, прошла на кухню. Оттуда, чтобы Андрей не слышал, позвонила Рите и договорилась с ней встретиться. Рита хорошо могла скрывать свои чувства, и Вика, скорее почувствовала в ее голосе и злость и испуг, и истеричность.
   Рита хотела как можно скорее встретиться. Вика этому не удивилась.
   Она вернулась в комнату, осмотрев вещи Андрея, положила что-то себе в сумочку, стараясь не шуметь, пошла к выходу, осторожно закрыла входную дверь и быстро стала спускаться по ступенькам.
   Минут через двадцать Вика подъехала к тому месту, где они договорились встретиться с Ритой.
   Рита уже ждала ее. Она сидела в машине и нервно курила. Увидев подъехавшую Вику, тут же вышла из машины.
– Откуда у тебя эти записи? – зло заговорила Рита.
   Казалось, она едва сдерживается, чтобы не ударить Вику, не вцепиться ей в волосы, не повалить на асфальт и бить длинными острыми каблуками сапог в лицо, чтобы изуродовать, искалечить или лучше убить.
– Разве это важно, откуда? – Вика улыбнулась Рите, как хорошей знакомой. – Главное, на что я их смогу обменять.
– Что ты хочешь?
– Ну-у, – словно еще не решив и обдумывая, чего ей хочется протянула Вика, – с Ольгиным магазином ясно, туда бы больше не сунешься. Значит, мне нужно что-нибудь для себя.
– Не тяни. Ты уже давно решил, что тебе нужно.
– Правильно. И ты могла бы сама понять, ведь только вчера ты говорила о том, что в жизни главное.
– Сколько ты хочешь? – торопила с ответом Рита, словно для нее было очень важно, что именно только деньги нужны Вике. – Сто тысяч? Двести?
– Шутишь? – удивилась Вика. – Это если бы я украла у тебя твою любимую собачку, тогда правильно, я попросила бы у тебя миллион и, думаю, тысячах на двухстах сошлись бы. Но от этих записей зависит твоя жизнь, а не какой-то там собачки. Если эти записи увидят люди, для которых твоя репутация отчасти и их благополучие, тебе больше ничего не останется, как только и идти в порноактрисы. Ну, или открыть в переходе палатку и торговать колготками и утепленными трусиками для старушек.
– Какие же это люди? – поинтересовалась Рита.
– Не притворяйся, ты знаешь о ком я говорю? Твои партнеры на Западе. Они с удовольствием посмотрят это очень жесткое порно с тобой в главной роли. Еще твой муж и его коллеги, не сомневаюсь, тоже любят подобную продукцию. Не исключено, что записи с этого диска могут появиться в Интернете на многих порносайтах с такой рекламой, не то что какая-то там Беркова, голливудские порнозвезды умрут от зависти. Представляешь, бывшая крупная бизнес-леди, жена депутата Государственно Думы и так далее. Ну какая еще порнозвезда может похвастаться, что у нее муж депутат или член парламента?
– Сука, – выговорила Рита.
– Да, я такая, – согласилась Вика. – Но если бы только я была такой, тебе не пришлось бы волноваться. Но ведь с таким же удовольствием ты можешь назвать этим словом и свое отражение в зеркале.
– Сколько ты хочешь?
– Правильнее будет сказать, чего я хочу.
– Ты же сказала, что тебе нужны деньги.
– Это ты сказала, – уточнила Вика. – Впрочем, я и не отрицаю.
– Так сколько.
– Мне нужно знать, в какие банки переведены деньги за проданные картины, номера счетов, коды. Ведь, насколько я понимаю, деньги от продажи картин, полжены на предъявителя, а то ведь нетрудно было бы найти продавца.
– Так тебя что, Андрей послал? Это он все придумал?
– Ну что ты, – удивилась Вика. – Неужели ты считаешь, что он способен на подобный шантаж?
– И он не знает, что ты решила получить эти деньги? – удивилась теперь Рита.
– А зачем ему это знать?
– А если узнает? – Рита внимательно посмотрела на Вику. – Если я ему расскажу?
– Можешь рассказать даже два раза. Только, где будет он скоро и где буду я? Ты не подумала об этом. Я буду работать в Штатах, а он… Рита, я не дура и я прекрасно понимаю, когда он выполнит твой заказ и убьет моего дядю, ты о своем обещании сделать ему паспорт, заплатить и помочь спрятаться где-то за границей, ты забудешь об этом своем обещании. Вместо этого ты сделаешь новый заказ, но уже на него.
– Надо же, – Рита все так же внимательно рассматривала Вику, – если не услышать, что ты сейчас сказала, ну кто подумает, что такая невинная девушка способна на подобное.
– Внешность обманчива. Это у нас наследственное. Разве подумаешь, глядя на Витю, что он убил столько женщин?
– Да, ты права, – согласилась Рита, – это у вас семейное.
– Лучшие мошенники те, кому даже банкиры доверяют. А они, как известно, сами себе не верят.
Теперь Рита не только смотрела внимательно на Вику, но и что-то обдумывала.
– Хорошо, – сказала она. – Ты меня убедила. Спорить было бы глупо. Но где гарантии, что ты отдашь мне все диски. Ты ведь не одну копию сделала.
– А я тебе их и не стану отдавать. Да ты и не поверишь, что я отдала все. Но гарантией друг для друга мы будем сами. Диски будут у меня и я, в случае чего, всегда смогу ими воспользоваться. Но и у тебя есть гарантии. Если я так поступлю, ты сможешь рассказать, что это сделала именно я, что я тебя шантажировала. А мне такая реклама тоже ни к чему, пусть это и не будет доказано, но как ты думаешь, одно только подозрение, что я способна на подобное, как это повлияет на мою репутацию, а значит и карьеру, в каком театре на Западе, захотят держать такую актрису? Разве что тоже, в каком-то эротическом. А серьезным людям в серьезном театре такая реклама не нужна. А я именно там собираюсь работать.
– Тогда почему я сейчас должна отдать тебе то, что ты просишь? Или ты об этом не подумала? – немного повеселела Рита.
– Подумала, я обо всем подумала. А ты невнимательно слушала меня. Я же сказала, что это там, у них, на Западе волнует людей мораль и этика, тем более, начинающей артистки. А здесь… Да я поплачу на плечике главного режиссера и директора, скажу, что меня оклеветали. И все. Ну, в крайнем случае, пересплю с режиссером. С директором не получится, он у нас голубой. Но ему и плевать, чем я занимаюсь в свободное от работы время. Хотя, он может и попросить меня поделиться, он такой. Мой отъезд отложится на год, максимум а два. Ну ничего, поработаю еще пару лет здесь.
– Да, ты все продумала.
– Итак. Где мои банковские реквизиты, и где находятся сами банки? Я слушаю.
– И все запомнишь.
– Нет, конечно. Я запишу.
– Вот и я не компьютер. Я тоже не запоминаю всего. Надо ехать ко мне. Там все и получишь.
– И стоило так долго стоять и обсуждать очевидное, давно бы уже были у тебя.
– Кто же знал, – уже совсем спокойно сказала Рита, – что ты окажешься такой умной. Видимо, наследственность не всем одинаково передается.
– Ты о моем братике? Да, знаю, тут он от меня отличается. Он верит другим и не верит себе, а я наоборот.
– Если бы только это, но твой братик еще и глуп. Я бы даже подумала, что у вас разные отца, да слишком он на тебя похож.
– Совсем забыла. – Вика достала из сумочки телефон и отключила его.
– Боишься, что Андрюша позвонит в самый неподходящий момент? – насмешливо улыбнулась Рита.
– Угадала, – согласилась Вика.
   Вика действительно не хотела, чтобы в самый неподходящий момент позвонил Андрей. Если телефон будет звонить, а она не станет отвечать, неизвестно, что он подумает, а если ответит, неизвестно, что может сказать Рита специально для Андрея.
   Двери лифта открылись, Рита вышла, вставляя ключ в замок, обернулась.
– Ты что, здесь собираешься ждать, на лестничной клетке? – спросила она.
– Нет, зачем, я даже кофе выпью, если предложишь. А то я так спешила встретиться с тобой, что маковой росинки в рот не успела положить.
– Обойдешься и без кофе.
   Рита вошла в квартиру, оставив дверь открытой. Вика вошла вслед за ней. Она закрыла дверь, убедившись перед этим, что замков, которые защелкиваются сами здесь нет, так что дверь открыть будет легко – просто толкнула и все.
– Проходи, проходи, – уже из комнаты позвала Рита.
   Вика вошла в комнату. Рита не спешила искать какие-то бумаги или включить компьютер. Она уже сидела на диване, положив нога ногу и спокойно закуривала сигарету.
– У меня сегодня еще много дел, – сказала Вика.
Она прошла к окну, посмотрела на улицу.
– Едва ли тебе придется сегодня куда-то спешить, – услышал она насмешливо злой голос Риты.
   Вика обернулась. В комнате было уже три человека. В дверном проеме смежной комнаты стоял парень. Высокий, красивый и, судя во широким плечам и мышцам, которые не скрывала даже рубашка, очень сильный.
– Насколько я понимаю, – снова заговорила Рита, все с той же издевкой, – ты никому не сказала, куда едешь и с кем встречаешься.
– Андрей знает, – поспешно ответила Вика.
Рита рассмеялась.
– Ты сама, полчаса назад говорила, что он не способен на подобный шантаж. Да я и спросила насчет него просто так, я не сомневаюсь, что он не позволил бы тебе встретиться со мной. Просто смешно, он послал свою, как ты себя называешь, будущая жена? – Рита рассмеялась. – Ты ему так же нужна, как овца волку, получил что хотел, сожрал что можно, а остальное, всякие кости и копыта выбросил. Жена. Да он бы никого из своих друзей не послал разбираться в своих делах, тем более, с женщиной, тем более, со мной. А уж другую женщину, тем более.
– За что ты его так ненавидишь?
– Не твое дело. Нет, могу сказать, за то, что не ценит, что имеет.
– Ты что, очень любила его?
– Я очень ненавижу его.
– Все правильно, – согласилась Вика. – Чем сильнее любишь, тем сильнее потом ненавидишь. Только вот я не стала бы мстить. За что-то другое, может быть, но не за то, что меня бросил мужчина.
– Значит, ты не настоящая женщина.
– Отомстить можно по-разному. Самое лучшее, заставить жалеть, что ушел от тебя. Во всяком случае, я не стала бы подбрасывать документы к убитому тобой же человеку. Это подлость, а не месть.
– Ты мне надоела, – Рита затушила сигарету в пепельнице.
– Рита, мне с тобой, честно говоря, вообще не интересно общаться, потому что эти самые интересы у нас разные. Поэтому давай поскорее закончим все и я уйду.
Рита расхохоталась.
– Это у тебя нервное? – спросила Вика.
– Нет, – все еще смеясь, проговорила Рита, – ты все же не умнее своего братца. Она уйдет. А кто тебя отсюда выпустит? Во всяком случае, живую. Только не Стасик.
   Стасик, как поняла Вика, это высокий красавец, который стоял, прислоняясь к дверному косяку, молча слушал, о чем говорят девушки и улыбался, когда рассматривал Вику.
– Это один из твоих новых любовников? – спросила Вика. – Мне кажется он не очень умный. Хотя, когда с мужчиной в постели, какая разница, даже наоборот, слишком умные своими разговорами все настроение отбивают. А есть такие, которые начинают философствовать…
– Стасик мой водитель и телохранитель, – перебила Рита. – А еще он выполняет всякие мои поручения. Причем, любые.
– В том числе и сексуальные?
– Да, – согласилась Рита. – И если хочешь он выполнит мое сексуальное поручение в отношении тебя.
– А потом? – спросила Вика.
– А потом он сделает с тобой то, что мясники делают с тушей коровы в магазине. Разделит тебя на мелкие части, чтобы удобней было носить в хозяйственной сумке. А на твоей машине перебьют номера и продадут. И уже никто никогда не узнает, куда ты исчезла. Видишь, я все продумала.
– Может и не все, – не согласилась Вика.
– Стасик, – обратилась Рита к своему красавцу-телохранителю, – займись этой девушкой, а то я уже опаздываю, мне пора по делам. Да, не забудь, внизу ее машина, серебристая "Ауди". Когда кончишь здесь, займись и машиной.
   Стасик улыбнулся и, оттолкнувшись спиной от дверного косяка, шагнул к Вике.
   Викина сумочка была уже открыта, она это сделала незаметно, как бы нервничая, пока разговаривала с Ритой. Витина мелкокалиберная "Беретта", которую Рита видела вчера в руке Андрея, как бы вдруг оказалась сейчас в руке Вики. Стасик на секунду замер, но тут же среагировал, он бросился к Вике. В это же время раздалось подряд четыре или пять выстрелов и Стасик с громким стоном, даже криком, схватившись руками за ногу, упал перед Викой. Она быстро отскочила в сторону, боясь, как бы этот здоровый красавец не вцепился в нее. Но Стасику было не до Вики, в его ногу вошло не меньше двух пуль.
– У меня был знакомый, он занимался спортивной стрельбой из пистолета, – в голосе Вики слышалась нервозность, которую она пыталась скрыть. – Он часто приглашал меня в тир и учил стрелять. Мне это нравилось. Не так, как нравится мужчинам, но все равно. Да скажи ты своему Стасику, чтобы не скулил, на нервы действует.
   Рита стояла растерянная и смотрела то на Вику, то на Стасика.
– Она мне ногу искалечила, – подал свой голос и Стасик, кажется он плакал. – Чего ты стоишь? Сделай что-нибудь.
Он пополз на боку к дивану, волоча простреленную ногу и тихо повизгивая, за ним оставался жирный кровавый след.
– Пусть пока перетянет ногу ремнем, чтобы кровь сильно не шла, – уже спокойней заговорила Вика. – Перевяжешь потом, когда я уйду.
   Рита быстро подошла к шкафу. Вика внимательно следила за ней. Рита достала полотенце и бросила его Стасику.
– На перевяжи, – сказала она и добавила с отвращением: – И не скули, как щенок, а то, правда, на нервы действуешь.
– Куда теперь едем? – спросила Вика. – Только учти, если опять задумаешь какую-то подлость, я больше не стану тебя уговаривать, а сделаю, как обещала.
– Никуда не надо ехать. Пойдем в ту комнату.
   Рита направилась в смежную комнату, в ту самую, где их дожидался плаксиво стонущий сейчас Стасик. Вика подошла к двери, но заходить вслед за Ритой не стала. Она стояла в проходе между двумя комнатами и наблюдала одновременно и за Ритой и за Стасиком. Впрочем, Стасика можно было не опасаться, он, перепуганный был занят только собой – он спустил брюки и, болезненно попискивая, бледный от страха, оборачивал полотенцем ногу.
Рита подошла к Вике.
– Вот, – протянула она пластиковую папку. – Здесь все, за исключением двадцати процентов, которые вычли посредники.
Вика взяла папку левой рукой, в правой она все еще держала пистолет.
– Хорошо, – сказала она. – Сейчас я проверять не буду. Но учти, второй раз, если ты меня обманула, я с тобой разговаривать на эту тему тоже не стану.
– Да-да, я поняла, – перебил ее Рита. – Но я могу быть уверена, что ты не сделаешь того, что обещала?
– Конечно да. Мне же это не выгодно. Ты и сама понимаешь. Так что можешь быть спокойна, эти записи не попадут ни к каким посторонним людям. Это я обещаю.
Вика хотела уходить, но Рита остановила ее.
– А ты хоть понимаешь, – сказала она, – что это я сделала ему, Андрею, имя.
– Имя ему дали родители. Ты еще скажи, что ты его сделала талантливым.
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Да, понимаю, – кивнула Вика. – Ты говоришь, что сделала ему имя, посадив его в тюрьму и украв его картины.
– Но он вышел бы через пятнадцать лет и написал бы новые, но к тому времени он был бы уже известен на весь мир. Да и ты с ним, разве не благодаря мне познакомилась? – в голосе Риты снова появилось раздражение.
– Ты хочешь сказать, что если бы не было Христа, мы все были мусульмане?
– Я не говорю о тех вещах, в которых не уверена.
– Я тоже, я только спросила, – как бы согласилась Вика. – Но вот что я тебе скажу. Я совсем недавно узнала фамилию Андрея и сразу вспоминала. У нас в театре должны были устроить выставку одного художника. Для театра это было бы очень выгодно. Еще выгодней лично для директора. Но это сейчас не важно. Я о другом. Фамилия этого художника – Мещерин. Как ты думаешь, если бы я увидела его там, на выставке, не захотела бы я ним познакомиться? Наверняка, он бы меня заинтересовал. Это в отношении того, ты нас познакомила или так и должно было случиться. А вот другое еще важнее. Ты продолжала встречаться с ним уже после того, как вышла замуж за своего депутата и тебя устраивало, что он неизвестный и, можно сказать, нищий художник, как им и положено быть. Тебе казалось, ты сделала правильный выбор, не ошиблась с замужеством. А потом ты вдруг узнаешь, что должна быть выставка картин художника Мещерина. У нашего директора большие связи и на выставку приглашено было много влиятельных людей, в том числе и иностранцев, бизнесменов, которые интересуются живописью. И ты взбесилась. Тебе не хотелось, чтобы он стал известным, тогда бы получилось, что ты прогадала, выскочила замуж не за того. Тебя бы просто сожрала злость, ревность, зависть, что он уже никогда не будет твоим. И ты начала его ненавидеть. Не эта ли основная причина, почему ты захотела навсегда его убрать не только из своей жизни, а из жизни вообще? Можешь не отвечать. Эта причина, Рита, именно эта.
   Вика повернулась и пошла к выходу. Перед тем, как закрыть дверь, обернулась.
– А телохранителями лучше брать не стриптизеров, а мужчин.
Рита ничего не сказала, она с бешенством смотрела на выходившую из квартиры Вику.
   Через полчаса Вика вышли из лифта, подошла к выкрашенной в черный цвет металлической двери, негромко постучала в нее. Ей открыл очкастый парень лет двадцати.
Сюда Вика заходила пару дней назад, когда делала копии с дисков.
– Привет, – обрадовался и засмущался очкастый парнишка. – Заходи.
– Я к тебе опять по делу, – переступая через порог, сказала Вика.
– Я понимаю, – кивнул парень немного грустно. – А я был вчера у вас в театре на спектакле. Вместо тебя почему-то другая артистка была.
– А я тебе не сказала? Я сейчас в отпуске.
– Да?
– А ты так ни одного спектакля и не пропускаешь?
– Я только на те хожу, где ты танцуешь. У тебя скоро отпуск кончится?
– Надеюсь. У меня, Шурик, к тебе вот какое дело. Хотя, я не знаю, возможно ли это вообще или нет.
– Ты проходи, – засуетился Шурик.
   Они прошли в комнату всю заставленную аппаратурой. Одних компьютеров здесь было четыре или пять, от ноутбука до огромного сервера.
– Мне нужно перевести деньги с одного счета из одного банка на другой счет, в другой банк. Такое возможно?
– Невозможного нет, – скромно сказал Шурик. – Дело во времени. Смотря какой банк, какой счет.
– Счета на предъявителя, а банк, я думаю, оффшорный.
– Тогда вообще никаких трудностей. Это любой может сделать.
– Не любой, я не могу. Это для тебя никаких трудностей, ты же гений, – Вика не льстила, Шурика многие считали и называли компьютерным гением.
Вика достала из сумочки папку, передала ее Шурику.
– Разберешься? – спросила она.
– Попробую.
– Я не буду тебе мешать. Пойду посижу пока на твоем диване, а то я что-то устала. С утра бегаю, да всю ночь почти не спала.
– В каком-нибудь клубе завивала? – усаживаясь перед компьютером, спросил Шурик.
– Нет, дома была. – И Вика улыбнулась своим мыслям.
   Вика не заметила, как уснула. Она не знала, сколько проспала, когда почувствовала, что ее осторожно трогают за плечо. Вика открыла глаза. Шурик стоял перед ней с листом бумаги.
– Извини, что разбудил, – застенчиво извинился он.
– Ну что? – спросила Вика.
– Все сделал.
– Правда? Какой ты молодец, Шурик. Сколько там было денег?
– Больше миллиона, почти полтора.
– Да? Здорово.
– Ты наследство получила?
– От тебя ничего не скроешь.
– Только вот еще что. Я все сделал, но тебе нужно сейчас поменять пароль, потому что временно я свой ввел.
– Зачем? – удивилась Вика. – Пусть этот и остается. Ты же не украдешь у меня деньги?
– Нет, конечно. Но все равно, так нельзя. Ну, это даже как-то неэтично. Ну, не неэтично, ну, в общем, нельзя так.
– Как скажешь, – согласилась Вика, – здесь я тебе верю во всем.
Они подошли к компьютеру. Шурик несколько раз объяснил Вике, как поменять пароль. Когда она все хорошо усвоила, Шурик отошел в сторону.
– Шурик, – рассмеялась Вика, – ну ты совсем уже. А если я что-то не так сделаю.
– Это не я совсем, это ты совсем. Зачем тогда менять пароль, если я буду видеть, на какой ты мой сменила?
Вика вздохнула и принялась менять пароли банковских счетов.


Часть V

39

Вика вошла в квартиру и, не закрыв еще дверь, громко позвала:
– Эй, люди, вы все еще спите?
   Андрей не отозвался. Вика закрыла дверь, прошла в комнату, думая шутливо: "Я как пчелка с самого утра не выспавшись, не поев, летаю, запасы на зиму делаю, а он спит и даже отозваться ему лень".
   В комнате никого не было. На всякий случай Вика заглянула на кухню и в ванную, хотя понимала, если б Андрей был в ванной, она бы слышала шум воды.
   Андрея в квартире не было. Не было и его одежды.
   Он не говорил ей вчера, что собирается делать, а Вика не спросила. У нее был свой план – встретиться с Ритой, и что Андрей может что-то предпринять, ей это в голову не пришло. Да и не до того ей было. Им было не до того, чтобы говорить о серьезных вещах. Тем более, о серьезных. Нет, не серьезных, а посторонних, потому что, что может быть серьезней самой жизни, все остальное лишь приложение к ней, а они вчера и были заняты именно жизнью. Это был не секс, не занятие любовью, это было то, для чего люди живут, что хочет испытать каждый, не сознавая этого. В этом было больше духовного. Состояние когда двое перестают быть двоими, и их души словно соединятся, сливаются одна с другой и становятся одним и появляется душевное блаженство, которое разрывает болью грудь изнутри. Чтобы случилось такое, нужна все же физическая близость, но она только способ почувствовать то, главное, что испытали они, что испытывали их души. Каждый стремится к этому не сознавая, но мало кто испытывал в своей жизни подобное.
    Вика легла на диван. Простыни, одеяло, подушки Андрей все это убрал в шкаф. Вике нравилось, что он не оставил все разбросанным, чтобы она потом убирала. Убрать не трудно, но приятно, что Андрей сам это сделал. Он пошел в магазин и скоро вернется.
   Вика положила голову на диванную подушку, закрыла глаза. Снова вспомнилась прошедшая ночь. Ночь, когда она испытала такое, чего в ее жизни еще никогда не было, она даже не представляла, что такое можно чувствовать. И она знала, что она одна на миллионы, кому дано счастье испытать подобное. Она вздохнула, улыбнувшись, ее тело начало тяжелеть, глаза закрылись. Она уснула…
   Когда Вика открыла глаза, в комнате было темно. Она поднялась с дивана, пошла к противоположенной стене, наткнулась в темноте на стул, потирая ушибленную ногу, нашла на стене выключатель, включила свет. Вместе со светом появилось чувство тревоги.
   Нет, Андрей, конечно, не обязан говорить ей обо всем, что собирается делать, она и сама утром ушла и не сказала ему куда. Но для этого были причины, во-первых он спал, а во-вторых, он не пустил бы ее встретиться с Ритой.
   Андрей не обязан отчитываться перед ней, но мог бы позвонить и сказать, что придет поздно, или придет завтра. А теперь, что ей делать? Она не может даже позвонить ему, потому что, кто знает, где он сейчас и с кем. Может быть такое, что ее звонок только повредит ему. Ну, например, если он у ее дяди. Тот считает, что Андрей держит Вику где-то взаперти, а тут вдруг она сама звонит. И дядя Максим это так, как пример, мало ли где он еще может находиться и ее звонок навредит ему. Ведь Андрей убежал из тюрьмы, или как правильнее? Из лагеря? Из зоны? И один глупый звонок и его вернут туда, и может быть навсегда.
   Вика не знала, что ей делать. Даже просто заняться ей было нечем. Да и не хотелось ничем заниматься. Уже была ночь, а Вика то ходила по квартире, то садилась на диван, пыталась читать, но все написанное ей казалось неинтересным, скучным. И она постоянно прислушивалась: не подъехала ли к дому машина, и когда действительно подъезжала какая-то машина, она подбегала к окну, но это был всегда кто-то другой, кто-то из жильцов дома или из гостей. Она прислушивалась к стуку лифта, не остановится ли он на их этаже, к шорохам на лестничной площадке, потому что Андрей мог подниматься и пешком.
   Всю ночь Вика ходила или сидела или лежала и не знала, что ей делать. Когда Андрей был рядом или она знала, где он, она нашла бы много дел для себя. Но сейчас ей все казалось глупым и ненужным. Она ругала себя даже за то, что встречалась с Ритой и отобрала у нее деньги, которые та украла у Андрея, потому что именно в это время он куда-то и ушел.
   Утором Вика уснула, но совсем ненадолго. Ей снились какие-то сны. Когда она проснулась, она не помнила, что ей снилось, но осадок от этих снов был очень неприятный, и это усилило ее угнетенное состояние.
   Весь день, как и ночью она ходила по квартире и ждала. И болезненное состояние угнетенности усиливалось. Она все прислушалась к звукам машин на улице, к шуму движущегося лифта.
   Вика варила только кофе. Иногда заставляя себя что-то съесть, но пища вызывала у нее отвращение.
   К вечеру Вика не выдержала. Она решила позвонить Андрею. Больше она не могла мучиться неизвестностью. Вика взяла свой телефон… и только сейчас вспомнила, что отключила его, чтобы не получилось так, что Андрей позвонит ей в то самое время, когда она будет разговаривать с Ритой.
   Когда в ее трубке послышался первый гудок вызова, почти одновременно с ним Вика услышала звонок телефона Андрея. Она испугалась и растерялась в первую секунду. Но тут же все поняла – Андрей не взял с собой свой мобильник. Он не мог его забыть. Значит, он, когда уходил рассчитывал, что очень скоро вернется. Вика нашла звонивший телефон Андрея. Он валялся на диване за полушкой, поэтому она не увидела его раньше. Вика открыла "журнал звонков", в набранных Андреем номерах последним, куда он звонил, был ее номер. Значит, он пытался дозвониться ей. Правильно, и время было отмечено именно то, когда она встречалась с Ритой. Все это подействовало на Вику еще более угнетающе.
   Черт, я такая же, как и моя мама, думала Вика. Как ей тяжело было, когда приходилось ждать отца, но почему у меня не было подобного с другими мужчинами?
   А ведь Вика с мужчинами встречалась и по полгода и даже с одним, с Владиком около полутора лет, и ничего подобного не было, ну нет его и нет, придет, куда денется, а не придет, ну что ж, переживем и это как-нибудь.
   Она вдруг вспомнила, у Андрея был второй пистолет, он отобрал его у кого-то из телохранителей Максима. Вика видела, куда Андрей его положил в прошлый раз. Она пошла в прихожую, сунула руку за обувной шкафчик. Второй пистолет был там. Это только подтверждало, что Андрей, когда уходил, рассчитывал скоро вернуться и совсем не собирался идти куда-то, где ему могло что-то угрожать.
   А диски? Вика пошла и заглянула в тумбочку под телевизором. Все диски лежали на месте.
   Вике повезло. То что на нее так плохо подействовало, когда она увидела, что последней Андрей пытался дозвониться ей, не дало ей подумать о другом – кто последним звонил ему.

40

   Андрей проснулся и увидел, что Вики нет в квартире, но как и она сначала решил, что Вика ушла в магазин.
   Андрей и сам сходил в магазин, он купил бритвенный станок.
   В ванной он пробыл довольно долго. Сначала сбривал бороду, которая стала уже настоящей и теперь избавиться от нее было довольно трудно, потом долго стоял под душем. Когда он вышел Вики все так же не было. Андрей взял телефон и набрал ее номер. ее мобильник был отключен.
Вика опять что-то затеяла, понял Андрей, и если она с ним не посоветовалась, значит знала, он будет не согласен с ней, запретит ей делать то, что она задумала. Но ей всего двадцать два года и это вполне естественно для ее возраста. Но от этого не легче.
   Раздался звонок телефона. Андрей подумал, что звонит Вика, но когда взглянул на дисплей, понял что от этого звонка ничего хорошее ждать не приходится. Звонила Рита.
   – Привет, – заговорила Рита почти весело, но и с издевкой. – Ну, как дела?
   – Ритуль, – Андрей постарался говорить шутливо, – не надо предисловий, переходи сразу к главному.
  – Как скажешь, – согласилась Рита. – Только сначала вопрос. Ты хочешь еще раз увидеть девушку по имени Виктория?
– Что с ней? – сейчас Андрей уже не мог продолжить говорить шутливым тоном.
– Я же сказала, ты можешь увидеть ее последний раз. Если хочешь, – добавила она.
– Мне нужно куда-то подъехать?
– Угадал.
– Куда?
– Адрес простой, слушай и запоминай, записывать не обаятельно.
   Рита сказала, куда Андрей должен подъехать и сразу отключила свой телефон.
   Только когда Андрей выскочил из подъезда, вспомнил, что не взял с собой телефон, когда одевался он бросил его на диван. Но это мелочи, потому что тут же он понял, что карман куртки, в котором лежал пистолет сейчас пустой.
   Это было подтверждением, что Рита не выдумывала о том, что Андрей может больше не увидеть Вику. Вика взяла пистолет, значит задумал она что-то серьезное. И у нее ничего не получилось. А вот у Риты получилось.
   Когда Андрей подъехал в назначенное место, он не увидел Риту. Наверняка, она откуда-то решила понаблюдать за ним.
   Андрей отошел от машины, стал осматриваться, ища Риту. К нему подходили два парня, оживленно о чем-то разговаривая. Слишком оживленно. Андрей понял бы это раньше, если бы не нервничал из-за Вики и не пытался увидеть Риту. В то мгновенье, когда эти двое крепких парней обратили на себя внимание было поздно. Удар ногой в пах был такой силы, что Андрей потерял на несколько секунд сознание. На ногах он удержался, только потому, что оба парня схватили его за руки. Третий, появившийся откуда-то сзади, тут же защелкнул на его запястьях наручники. "Волга" подскочила почти в это же время. Еще не пришедшего в себя Андрея, затолкнули в нее, и еще не успела закрыться дверь, а "Волга" уже сорвалась с места.
   Рита стояла метрах в ста и наблюдала за происходящим. Она хорошо все видела из-за голых без листьев кустов, ее за этими кустами видно не было. Она правильно рассчитала, когда ей пришла в голову мысль, как все исправить. Сначала нужно избавиться от Андрея. Он уже ни в чем не будет полезен, когда узнает, что Вика его обманула. Большинство людей, даже умных, судят по себе, особенно женщины. Рита не сомневалась, что Вика уже где-то в таком месте, где Андрей ее не найдет. Он никому не будет верить и станет еще опасней, чем до этого. А с Викой она, Рита, разберется сама. И даже не сама, ей поможет Викин братик.
   В РУВД Андрей пробыл недолго, в тот же день его перевезли в следственный изолятор "Матросская тишина".
   Андрея, поместили в отдельную камеру при том, что другие были переполнены. Это было странным, но не это его волновало.
   Андрей даже и не обдумывал вопрос, что случилось, было ясно – Рита снова подставила его. Но почему она это сделала? Он ведь был нужен ей на свободе. Но если Рита сдала его, значит, у нее пошло что-то не так, и в свою очередь это значит, что у Вики вышло то, что она задумала.
   Самым плохим в положении Андрея было, что долго его в СИЗО держать не станут. Скорее всего, его отправят обратно, в тот лагерь откуда он сбежал. А что это значило для него – там на месте суд, дополнительный срок, причем немаленький, но это и не важно какой, начальник зоны и капитан оперативник расправиться с ним успеют и за неделю. Того, что он сделал они ему не простят.
   Правда, была небольшая надежда, что Рита захочет действовать наверняка и решит сама разделаться с Андреем, а не будет надеяться на каких-то там "хозяина" и "кума". Тогда ей нужно задержать Андрея здесь, в Москве. С ее связями в тюрьме она достанет его.
   Но было еще и другое, что волновало Андрея не меньше собственной судьбы, а может и больше. Рита не простит Вике того, что та сделала. Да Вике ничего и делать не надо было, Рита уже давно приговорила ее.
   Как-то Андрею нужно было связаться с Викой. Требовать адвоката? Над ним даже не посмеются. Никакой адвокат ему не полагался, он пассажир здесь временный и скоро уже будет на пересылке.
   Но способ добиться встречи с адвокатом все же был. Для этого Андрею нужно только поговорить с кем-то из прокуратуры, неважно с кем, с любым следователем.
   Андрей объявил голодовку и потребовал встречи с прокурором. Его, правда, волновало, что голодовку его просто скроют и побыстрее постараются отправить в лагерь. Пусть уж голодает в дороге и ждет, когда его на рысях по шпалам догонит прокурор.
   И как же Андрей удивился, когда уже на третий день, его вывели из камеры и провели в кабинет, где его ждал помощник прокурора.
   – Я помощник прокурора, Агеев, Степан Валерьянович, – представился помощник. – Какие у вас жалобы, просьбы, претензии к администрации СИЗО?
  – Абсолютно никаких претензий к администрации, – словно удивился Андрей. – Даже наоборот, я могу им в книгу отзывов и предложение благодарственную запись сделать.
  – Это за что же? – удивился теперь помощник.
– Ну как? Не успел я попросить их устроить встречу с вами, а вы уже здесь.
– Вы объявили голодовку, насколько мне известно, – объяснил помощник.
– Да честно говоря, я не успел даже проголодаться.
– Наша работа заключается не только в том, чтобы пресекать преступность и обличать преступников. Но и следить, чтобы не было нарушений в отношении их самих.
– Тогда загляните в как-нибудь камеру и посмотрите, как содержаться там преступники, в том числе и те, чья вина еще не доказана.
– Вы собираетесь выступить в роли правозащитника? – усмехнулся помощник. – На вашем месте, в первую очередь стоит думать о себе.
– Да я о себе и думаю, – согласился Андрей. – Полгода в лагере научили меня в первую очередь заботиться о себе.
– Что ж, прекрасно. В таком случае я здесь и я вас слушаю.
– Мне нужно позвонить. Кстати, это и в ваших интересах.
– В моих? – удивился помощник.
– Да. Мои интересы, правда, меня больше волнуют, чем ваша карьера, но так уж получится, выручая себя, я помогу вам, возможно, заработать новую звездочку или повышение по службе.
– Вы хотите заключить со мной какой-то договор? Вы помогаете нам, а мы смягчаем ваше наказание. Например не учитываем побег?
– Нет, нет, – не согласился Андрей. – Никаких договоров, все получится само собой и моя полная реабилитации, и ваше повышение.
– Ваша полная реабилитации? – теперь помощник удивился уже по-настоящему.
– Мне нужно позвонить, – сказал Андрей. – И я обещаю вам, что завтра, максимум послезавтра у вас будут доказательства моей полной невинности, а в придачу к этому вы раскроете, я не считал, но не меньше пяти глухарей. Обещаю, доказательства передадут лично вам. Это в благодарность, что вы так быстро появились и не дали мне похудеть.
– Что ж, – подумав проговорил помощник. – Я разрешу вам сделать один звонок. В моем присутствии, естественно.
– Меня это не волнует, – улыбнулся Андрей. – Можете даже пригласить начальника СИЗО и вместе с ним всех вертухаев.
– Обойдемся одним мной, – решил помощник. – Телефон перед вами. Звоните.

*   *   *
Вика не знала сколько дней прошло с тех пор, как пропал Андрей. Она не считала, она чувствовала, что заболевает. Она смотрела в окно и в каком-то из прохожих вдруг начинала видеть Андрея.
Я схожу с ума, – думала Вика, но страшно от этого ей не было.

*   *   *
Андрей взял трубку и стал набирать номер.
   От телефонного звонка Вика вздрогнула. Она подбежала к столу, где лежал ее мобильник, открыла крышку, даже не посмотрев, кто звонит.
– Да, я слушаю, – голос Вики слегка сорвался.
– Привет, – услышала она мужской голос и внутри у нее все обожгло.
– Это ты? Ты где? Ты где-то… – Вика не договорила, она вдруг расплакалась.
Ей хотелось и ругать этот голос трубке и одновременно говорить что-то нежное, ласковое, такое, кто еще никто никогда никому не говорил, хотелось надавать пощечин и целовать его.
– Ты меня слышишь? Аллё, – заволновался Андрей.
– Когда ты приедешь? – Вика смогла это выговорить почти без слез.
– Слушай внимательно, и, пожалуйста, не перебивай и все запоминай.
– Конечно, но где ты?
– В СИЗО.
– Где? – не поняла Вика.
– В следственном изоляторе Матросская тишина. Тебе нравится название? – пошутил Андрей.
   Он чувствовал напряжение Вики и ему хотелось, чтобы она хоть немного успокоилась.
– Мне не нравится слово изолятор, – проговорила Вика. – И слово следственный тоже не нравится. И слово тишина в сочетании с этими двумя тоже не нравится, и слово матросский…
– Остановись, у меня не так много времени.
– И мне не нравится твой голос, – не слушалась Вика. – Он у тебя безликий.
– Я не один. Рядом со мной помощник прокурора.
– Что нужно делать? – заговорила наконец Вика почти спокойно.
– Ты должна нанять адвоката, по уголовным делам, естественно, не важно плохой или хороший, мне безразлично.
– Я самого лучшего найду, самого лучшего, какой только есть.
– На самого лучшего у тебя денег не хватит, – усмехнулся Андрей.
– Теперь уже хватит, – сказала Вика.
Андрей помолчал, он осмысливал сказанное.
– Ты встречалась с ней? – спросил он.
– Да, – ответила Вика. – Я все забрала у нее.
   Андрей вздохнул. Помощник внимательно прислушивался к разговору.
– Слушай дальше, – Андрей решил, что не стоит продолжать эту тему при помощнике, он и так достаточно услышал. – Адвокату отдашь записи, не все, конечно, порнография ему не пригодится. Объяснять ничего не надо, я сам все расскажу при встрече с ним.
– А мне можно тебя увидеть? – сразу среагировала Вика.
– Нет. Тебе никто не разрешит. И вообще, тебе нечего впутываться в это дело, достаточно, что я оставил у тебя храниться эти записи.
   Это Андрей сказал специально для помощника. Хотя, едва ли он так глуп, что не поймет, что человек, с которым разговаривает Андрей не может не знать многого.
– И последнее, – продолжал Андрей. – Скажешь адвокату, чтобы он передал записи помощнику прокурора. Степан Валерьянович Агеев. Я правильно запомнил?
   Андрей спросил, взглянув на помощника прокурора. Степан Валерьянович кивнул.
– Чтобы передал копии записей, – уточнил Андрей, – помощнику прокурора Степану Валерьяновичу Агееву.
– Хорошо. Я запомнила. Сейчас еще и запишу.
– Все, скоро увидимся.
– Ты не обманываешь меня? Не успокаиваешь?
– Нет, не успокаиваю.
– Тогда ладно. Только я хочу сказать… – Вика умолкла на несколько секунд. – Нет, я потом все тебе скажу.
– И я тебе потом скажу все, – тихо проговорил Андрей и положил трубку.
   Андрей вздохнул и вдруг почувствовал настоящий голод, до этого были только голодные рези в желудке, но есть не хотел. Вспомнил, что в камере осталась целая миска какой-то баланды и хлеб за все три дня. Ему захотелось поскорее вернуться в камеру.
– Ну вот, – сказал он помощнику, – теперь вы раскроете сразу не меньше пяти убийств и поймаете сразу пару маньяков.
– Сразу пару? – помощник посмотрел на Андрея неверяще. – Маньяки парами не ходят.
– Это будет первый случай и раскроете его вы. Войдете в учебники по криминалистики. А сейчас скажите чтобы меня отвели в камеру. Я прекращаю голодовку.

*   *   *
Вика услышала щелчок и в трубке стало тихо. Она посмотрела на телефон и медленно закрыла крышку. В голове ее снова промелькнули слова: адвокат, следственный изолятор, помощник прокурора. Но одновременно с этим она чувствовала, как напряжение уходит из ее тела, как расслабляются до этого на пределе работавшие нервы, словно электрические провода, по которым по ошибке пропустили слишком сильный ток, слишком большое напряжение и они раскалились до красна и готовы в любую секунду расплавиться, сгореть, снова стали работать в нормальном режиме, остыли, охладились, когда напряжение выровнялось. Неизвестности больше не было.

*   *   *
Андрей не понимал, почему так легко ему удалось добиться встречи с помощником прокурора. Конечно, ничего сверхъестественного, но все же. Он не знал, что уже в первый день после его перевода в СИЗО, в прокуратуре, а еще больше около тюрьмы и даже внутри нее стали появляться всякие неприятные для начальства люди, которые называли себя журналистами и которые пытались добиться встречи с художником Андреем Мещериным. Не знал, что в газетах это была одна из основных тем – арест гениального убийцы, или еще по-другому называли его – гений и злодей в одном лице.
   По этой причине Андрея и посадили в одиночную камеру, в которой держали обычно тех, кого наказывали внутри тюрьмы, чтобы никто ничего не мог ему сообщить, потому что как воспринимать происходящее они и сами еще не знали, особенно когда кто-то случайно сказал: "Не хватало еще здесь из Америки каких-нибудь журналюг этих".

41

Адвокату – высокому худому мужчине лет сорока – Вика почти ничего не рассказала. Она вдруг стала подозрительной и боязливой. Если бы Андрей не находился сейчас в каком-то там СИЗО, она бы такой не была, но Андрей там в этом месте со странным, неприятным и почему-то страшным названием "Матросская тишина". Андрей сказал ей по телефону, что сам все расскажет адвокату, что она не должна ничего говорить, только передать диски с записями, копии которых уже сам адвокат должен отдать заместителю прокурора Агееву.
   Из адвокатской конторы Вика поехала не в квартиру Ирины, где жила с Андреем последние несколько дней, а к себе домой. Она взяла кое-какие вещи, перед этим она долго лежала в ванной, до тех пор, пока вода совсем остыла.
Уже одеваясь, она подумала, не остаться ли ей дома. Но тут же ей пришла в голову мысль, что вдруг Андрея отпустят уже сегодня. Глупо, она сама это понимала, никто его сегодня не отпустит, и завтра тоже и послезавтра, и все же ей хотелось быть там, где он сразу, в случае чего, сможет найти ее.
   Был уже вечер. Вика вышла из подъезда и направилась к своей машине.
   За эти дни, пока она не появлялась дома в их дворе вырыли длинную глубокую яму шириной метра полтора. Видимо, что-то ремонтировали. Вика подошла к этой яме и посмотрела вниз. В глубину она была метра три, в самом низу виднелись то ли тонкие трубы, то ли толстые провода, что-то такое, в чем Вика не разбиралась.
   Яма была длинная, а ее "Ауди" стояла прямо напротив, на противоположенной стороне. Она остановилась всего на несколько секунд, чтобы решить вопрос, обойти ей эту яму или перепрыгнуть через нее.
   Вика решила, что лучше обойти, потому что на другой стороне была земляная насыпь и с нее можно соскользнуть, а еще земля наверняка сырая и мягкая, и перебираясь через эту насыпь она все кроссовки перемажет глиной.
   Именно в этот момент Вика услышал гул приближающейся машины, ее двигатель работал на полных оборотах. Но хоть было уже достаточно темно, ни фары, ни даже габариты у машины включены не были. Джип "Мерседес" с мощной защитой из никелированных труб перед радиатором несся прямо на нее. Перепуганная Вика замерла на месте.
   В самую последнюю она увидела рядом с водителем женское лицо, оно чуть не прижималось к лобовому стеклу от напряжения и желания все видеть. А за рулем, кажется, Витя, неужели это он, ее братик?
   В то мгновенье, когда Вике показалось, что она узнала сидевших в машине, ее тело само все сделало за нее. Вика бессознательно отпрыгнула назад, никелированная труба проскочила в нескольких сантиметрах от ее бедра.
   Вика полетела в яму. Но не вниз, не сразу вниз, сначала она ударилась о противоположенную стену.
   Если бы Вика не танцевала, если бы с самого детства не научилась падать, а заодно и не была готова ко всяким неожиданностям перед падением, к столкновениям с партнерами, запутавшимися в собственных ногах, или с декорациями, или когда ее саму ноги заносили не туда, а в детстве такое случалось часто, едва ли она осталась бы жива. Машина проскочила на большой скорости, и сама только случайно не залетела в яму. Наверное, сидевший за рулем, плохо видел ее края, ее ближний край, поэтому колеса и прокатились в сантиметрах от обрыва. Джип должен был сбить Вику. Но тело Вики бессознательно среагировало.
   Вика ударилась о противоположенную стену ямы, но не упала сразу вниз, ее руки, пальцы попытались вцепиться в эту стену. И это получилось, не совсем, но получилось. Земля была сырая, пропитанная весенней влагой и пальцы девушки вдавились в глинистую поверхность, процарапали стену и задержали падение, да и упала она сначала коснувшись ногами дна и только потом свалилась набок. Так что ничего серьезного с ней не случилось, если не считать облепившей ее глины.
   Вика полежала на дне, приходя в себя от испуга, потом поднялась на ноги. Все ее кости были целы, слегка болело ушибленное колено, но это была мелочь.
   Теперь Вике не приходилось заботиться, чтобы кроссовки остались чистыми, теперь она вся была вываляна в глине, словно самая первая женщина на земле, не Ева, которую сделали из ребра, а которую как и Адама слепили из глины, и одежда и руки, и лицо, все было в глине. Прихрамывая, Вика пошла по дну канавы, наступая не то на трубы, не то на кабель, к дальнему концу ее, туда где стоял экскаватор, в том месте был более отлогий склон.
   Вика выбралась.
   То, что машина сама чуть не свалилась в канаву, испугало сидевших в ней. Они не остановились, чтобы проверить, получилось у них убить Вику или нужно еще доделывать незаконченное. Испугавшись, что сами едва не оказались в яме, они тут же, не снижая скорости умчались, так и не включив фары.
   Хоть Вика и не рассмотрела хорошо людей, сидевших в джипе, но не сомневалась, что это была Рита. Да и какой другой женщине нужно было пытаться убить Вику? Видимо, они долго ждали ее около дома, они не знали, где еще можно ее найти.
   – Ну, Риточка, – сказала Вика вслух, словно Рита была рядом, – напрасно ты считаешь, что только ты способна на подлости. Я сама женщина и я другую женщину жалеть не буду.
   Последние слова Вика проговаривала уже мысленно, чувствуя и злость и раздражение, и раздражение усиливалась еще тем, что Вика вся была в вываляна в глине, и чувствовала себя так, слово еще и наглоталась этой глины.
   Поворачивая ключ зажигания, она вздохнула, только бы по дороге не остановил ее какой-нибудь гаишник.
   Уже в квартире Ирины, забравшись прямо во всей одежде, в какой она была, под душ, Вика думала:
   "Но обещание я сдержу, я не стану отдавать диск ни твоим партнерам, Ритуля, ни мужу, и размещать в Интернете не стану".
   Забрасывая одежду в стиральную машину, Вика продолжала обдумывать свой план:
   "Я обещала, а когда это можно, женщина должна держать свое слово. Диск этот не увидит никто, Рита. Почти никто." – решила она.
 
42

Макс проснулся с давно забытым ощущением легкости, какого-то непонятного счастья. Такое у него было только в детстве.
   Это длилось секунды.
   И вдруг, словно провели бритвой, резкая боль страха в груди. Все тело покрылось потом. Через мгновенья острая боль прошла, остался несильный холодный беспричинный страх, только зародившийся, он вливался в него оттуда, из космоса. Макс это чувствовал. К нему снова пришел его космический страх. Мир стал терять свою реальность. Теперь она ассоциировалась с серо-желтым ядовитым болотным туманом, с очень холодным туманом и этот туман смешан был с дымом, тоже холодным, и у дыма был запах сгоревшей плоти. Макс застонал. Он знал, страх будет усиливаться с каждым часом и завтра утром, когда он проснется страх будет уже в его голове, заползет туда, начнет превращаться в сжимающий этим самым космическим холодом ужас. И тогда он не сможет ни о чем думать, кроме того, как избавить себя от этого, а избавить можно только выполнив волю Господа.
   В этот раз все было как-то не так, как-то странно, всегда прежде появлялась причина для страха, причиной могло быть что угодно, даже случайно сказанная кем-то фраза, даже просто воспоминание чего-то. Но сейчас, их не было, причин, никаких. Возможно, ему приснился сон, он забыл его, но не забыло его подсознание.
   В дверь постучали.
– Войди. Войди, – пробормотал Макс, понял, что его не слышат, крикнул: – Войди.
   Дверь приоткрылась, в комнату просунулась сначала голова Коляна, потом он весь словно протиснулся, а не вошел.
– Тут эта, Макс, – заговорила Колян, одной рукой держась за ручку приоткрытой двери, в другой его руке был конверт из плотной бумаги, он показывал его Максу. – В почтовом ящике лежало.
– Адресовано мне? – спросил Макс, не предлагая Коляну подойти ближе.
   Макс спросил и сразу подумал, что задал глупый вопрос, кому еще может быть адресовано письмо.
– Тебе. Ту вот написано: "Максу, лично".
– А обратный адрес есть?
Колян словно в первый раз увидел, осмотрел конверт со всех сторон и мотнул головой.
– Неа, никаких больше адресов и штемпелей никаких.
– Значит, кто-то сам бросил в почтовый ящик?
– Наверно.
– Открой. Стой там, у двери. Ко мне не подходи.
   Колян надорвал конверт, сначала заглянул внутрь, потом сунув туда пальцы вытащил за угол футляр, в котором хранятся компакт-диски.
– Открывать? – спросил Колян, все так же держа футляр двумя пальцами за угол.
– Ну открывай, открывай, – раздраженно разрешил Макс.
Колян открыл футляр, сначала рассмотрел диск, потом вынул его, снова осмотрел футляр, показал диск Максу.
– Больше ничего, – сказал он.
– А что там по-твоему, сто баксов должны лежать тебе на чай?
– Неа, – заулыбался Колян.
– Поставь его, посмотрим, что там записано, – Макс посмотрел в сторону комода.
   Колян подошел к комоду, открыл его, включил телевизор и плеер, вставил в плеер диск и нажал на пуск.
   А в голове Макса появилась мысль, которая слегка даже уменьшила его болезненный страх: "Возможно, Господь решил уменьшить мои мучения и мне теперь не надо ждать, когда найдется та, над кем он назначает мне исполнить его волю?"
   На экране телевизора появились первые кадры.
   Больше пяти часов Макс не отрываясь смотрел на экран. Наконец все кончилось. Коля выключил уже давно телевизор.
   Голова Макса тихо покачивалась. Глаза Макса были неподвижны, но он не смотрел в одну точку, глаза его были направлены туда, куда, покачиваясь, направляла их голова.
    Коля сидел на стуле, он устал от неподвижности, но он боялся даже спросить у Макса, можно ли ему уйти.
– Найди его, – заговорил Макс.
   Голос Макса был невнятным, словно язык его распух и с трудом шевелился.
– Позвони ему, пусть будет здесь сразу.
– Виктора Владимировича? – решил уточнить Колян.
– Его, его. Виктора. Звони ему, чтоб был здесь сразу. Иди, иди, звони.
   Коля быстро вышел из комнаты.

43

– Если ты не найдешь свою суку сестру, ты очень пожалеешь и позабочусь об этом я. – Рита чувствовала бешенство, которое она редко когда испытывала, она постукивала костяками пальцев по столу и сдерживала себя, чтобы не ударить, стоявшего перед ней человека.
Это был Витя. Он вошел в квартиру несколько минут назад и успел только сказать, что не знает, где Вика и не можете ее найти.
– Ты урод, – снова заговорила Рита. – почему ты вчера не остановился, когда она упала в яму?
– Я думал… – начал Витя, но не договорил и начал снова. – Но она же упала, потому что машина ее ударила.
– Я тебе говорила, чтобы ты остановился. Я видела, что она сама прыгнула вниз. – Рита на несколько секунд умолкла. – Ты найдешь ее и все уладишь. Ты меня понял?
– А что улаживать? Я не знаю, что улаживать.
– Не знаешь? – Рита быстро шагнула к Вите, казалось она все же ударит его, Витя испугано поднял руки, закрывая лицо, но Рита не ударила, продолжила говорить. – Андрей в тюрьме и нужен новый план, чтобы избавиться от Макса.
– Зачем ты тогда устроила, что он оказался в тюрьме?
– Не твое дело. Значит так нужно было, – не захотела объяснять Рита. – Но до этого надо избавиться от твоей сестренки. Макс мог все завещать ей. И ты тогда останешься ни с чем.
В это время зазвонил Витин телефон. Он выслушал, что ему сказали, ничего не ответил, убрал телефон в карман.
– Что? – спросила Рита.
– Макс сказал к нему приехать. Срочно.
– Зачем?
– Откуда я знаю? Звонил не сам же он, а этот, Коля. Я пойду.
Витя направился к двери. Рита остановила его.
– Найди Вику, – словно внушала Рита. – Она прячется где-то у своих подруг.
– А я что делаю? Ее и сейчас ищут. Если что сразу позвонят мне.
– И учти, твои частные детективы, – Рита презрительно усмехнулась, – не должны даже догадываться обо мне.
– Да знаю все.
   Витя снова направился к выходу. Когда дверь за ним захлопнулась, Рита тихо проговорила, глядя на закрывшуюся за Витей дверь:
– А за то, что снимал меня, за это ты еще ответишь. Я не прощу.
   Витя вышел на улицу. Он никогда не был смелым, но двоих людей он боялся каким-то особым подсознательным страхом. Макса. И вторым человеком была Рита. Витя не мог даже выделить, кого из них он боится больше. Он не знал причину этого страха. И странно, сейчас, когда Рита откровенно угрожала, Витин страх перед ней не усилился, наоборот, он ослаб. Раньше, когда она улыбалась ему, он чувствовал холодок в груди и сразу начинал ныть и раздуваться живот.
   Витя еще не знал, что Вика украла у него диски и когда ему сказали, что Андрей сидит в следственном изоляторе, он сразу почувствовал облегчение. Но не на долго. Рита хотела, чтобы он убил свою сестру. Витя никогда не чувствовал к Вике любви, он всегда завидовал ей, хотя бы уж в том, что она была женщиной. Но и ненависти он к ней тоже не было. Но на всякий случай он сделал десятка полтора фотографий, где Риту заменил на Вику, кто знает, может и пригодиться. А деньги, Витя никогда не думал о них, пока что его больше заботило другое – как стать настоящей женщиной. Ему нужна была операция. Если бы Макс мог понять его, а, значит, помочь… Но Макс терпеть не мог извращенцев, как он это называл, хотя ненависти к ним, какую он испытывал в отношении женщин, у него не было.
   Но сейчас речь шла о другом. И Витя был не настолько глуп, чтобы не понимать, что Рита его обманывает, что все деньги Макса она хочет забрать себе. Не все, конечно, большая часть достанется людям, с которыми у Макса какие-то дела, про которые даже Витя не все знает. Но то, что достанется ему, Вите, он считал будет достаточным, чтобы жить, как ему хочется. Наследников у него нет и не будет и заботиться ему нужно только себе.
   Витя не собирался искать сестру, он понимал, что для него все только усложнится, если с ней случится что-то, если Рита убьет ее.
   Макс Вите мешал, но кто больше, Макс или Рита? Рита больше, но если допустить, что Риты не станет, сам Витя никогда не решиться разделаться с Максом, а сколько Макс еще протянет, неизвестно. Он может прожить еще лет двадцать, а может и тридцать. И зачем тогда Вите нужны будут деньги? В пятьдесят. Он считал, что в таком возрасте деньги уже не нужны. И еще, Витю мучило сознание, что физически он мужчина. Он чувствовал постоянное давление этого сознания на свою психику. А Рита обещала помочь Вите с операцией, сказала, что в течении месяца все устроит. Но если бы не было Макса, а были деньги, Витя и сам бы все устроил.
   Витя вошел в комнату. Он увидел Макса в том состоянии, в котором видел его не раз и которое всегда пугало его, потому что знал – Макс снова заставит его кого-то убить. Вите это удовольствия не доставляло, он не любил страх, который испытывал, когда нужно было кого-то убить. Но он и не жалел женщин, которых убивал, ко всем этим женщинам он относился, как и к своей сестре с завистью, но одновременно и с безразличием. Все они были красивыми. Но Витя знал, он будет женщиной не хуже, а зная хорошо мужчин, даже лучше, чем они. Мало кто из женщин понимает, как нужно обращаться с мужчинами, редкие и то у них это получается интуитивно, он же, когда станет женщиной, с любым мужчиной сделает все, что пожелает. Так ему казалось.
   Макс долго сидел, слово не замечая, что Витя вошел. Наконец, он указал глазами на  телевизор:
  – Включи.
   Витя сразу узнал запись. Он испугался так, что его затошнило. Несколько минут у него ушло на то, чтобы он снова мог нормально думать. Но мысли не принесли ему ничего хорошего. Если у Макса есть этот диск, то у него есть и остальные. Те, на которых записаны убийства женщин, это ладно, хоть Макс и запретил ему оставлять записи даже в компьютере. И все же в тех записях ничего страшного для Вити. Но есть другие, есть Витины развлечения с мужчинами. Есть даже такая запись, где больше двух десятков мужчин – впрочем почти никто из них и сам себя не считал мужчиной – устраивают настоящую оргию в римском стиле: низенькие столы покрытые белыми скатертями, около которых нужно возлежать, и возле них возлежали люди одетые в белые туники. Голубоватая вода в бассейне. Были даже рабыни, но и они, конечно, только очень похожи на женщин. Помещение большое просторное. Это происходило в бане.
– Хватит, хватит. Все, хватит, – услышал вдруг Витя невнятный и хриплый голос Макса. – Выключи, выключи. Сейчас же, не хочу.
   И только когда Витя выключил телевизор, он понял, на него Макс сейчас не обращает внимания. Сейчас его мысли были только об этом диске, на котором показано, как развлекалась Рита. А ее сексуальным развлечениям и фантазии могли позавидовать и знатные римлянки.
А Макс разговаривал невнятно, обращаясь непонятно к кому, но не к Вите.
– Не дева. Не Орлеанская Дева. Лилит. Самая первая и самая большая грешница развратная. И известно, она может принять чье угодно обличье. Царицей Савской становилась, и этом виде соблазняла простого пастуха, могла стать куртизанкой знаменитой. А могла весталкой и соблазнить жреца святого. Подруга Сатаны. Вот кем теперь она прикинулась, и влезла в доверие ко мне, чтоб помешать. Но бог все видит, он не позволит обмануть избранного. Ибо нас мало.
– Откуда это? – решился все же спросить Витя о диске.
– Не знаю, не знаю. – Макс начал тихо биться головой о спинку кресла, он отвечал на Витин вопрос, но говорил так же, не обращаясь ни к кому. – Мне их послали. Через кого тоже не знаю. Но кто послал, нетрудно догадаться. Но значит ли это, что конец приходит мучениям?
– А еще есть какие-нибудь записи? – спросил Витя со страхом глядя на Макса, ожидая, что тот скажет.
– Какие записи? Лилит проклятая она, не Дева Орлеанская. И, значит, конец мученьям. Самый страшный враг из женщин она, Лилит. Считал святая. А настоящая одна вот там, вот там. – Макс указывал дрожащим подбородком на телевизор.
Витя понял, что других дисков у Макса нет и успокоился немного.
– А настоящая святая одна, – продолжал Макс. – Так и должно быть. Не может один избранный быть окружен многими святыми сразу, здесь, в этом мире. И это правильно. И это подтверждает, что нет моей вины за смерть матери ее. Когда вторая стала подрастать, Господь вложил Галине в руку мое оружие. Так быть должно. И, значит, нет и на ней греха самоубийства, раз повелел Господь ей это сделать.
   Витя понял, что Макс сейчас говорит о Вике. Ну и хорошо, подумал он, Вика не Рита, ее не нужно бояться. Что будет с Ритой, нетрудно догадаться. Но тут ему стало страшно. Рита мало чем отличалась от Макса, в ней было не меньше силы, чем этом инвалиде.
– Ты приведешь ее сюда, – снова заговорил Макс и Витя понял, это уже  о Рите. – Я должен все видеть. Она последняя и главная.
– Может ей просто позвонить? – нерешительно спросил Витя.
– Делай что хочешь, – отозвался Макс. – Но чтобы через час она была здесь.
Рита приехала через полтора часа. Макс все это время просидел молча, он был словно в трансе. Он только распорядился, после того, как Витя позвонил и сказал Рите, что ее ждет Макс, а Рита ответила, что скоро подъедет, чтобы Витя позвонил и еще Паше, пусть они будет здесь с Николаем вдвоем.
   Вика казалась веселой, когда вошла в комнату Макса. Она даже пошутила.
– Макс, – сказала она, с насмешливой улыбкой взглянув на Витю, – твой оруженосец сегодня выглядит так, будто готовит тебя к поединку. Тебе предстоит сразиться с драконом или с целым войском неверных?
Рита знала, Максу нравится, когда его сравнивают с рыцарем войска христова, с крестоносцем, и не простым крестоносцем, а великим магистром.
– Так и есть, – согласился Макс.
   А сам думал: она здесь, она уже не уйдет от него.
   Максу стало немного легче, но тревога не уходила, кто знает, в последнюю минуту, что случится. Вдруг она превратиться в какое-то животное, в змею и спрячется в квартире. Тогда он будет в опасности.
   Макс думал об этом вполне серьезно. Этот день изменил его. Изменил его психику. После того, как он увидел Риту на экране телевизора, он сам не заметил, как реальное и мистическое еще больше смешалось в его голове. Рита совсем не Рита, она Лилит. Сомнений у Макса не было.
– У тебя много врагов, Макс, – снова заговорила Рита. – Но тот, который появился последним сейчас в тюрьме.
– Да, я знаю. И это плохо. Там до него трудней добраться. А он ведь не простой враг. Не деньги ему нужны мои. Он рассчитывал на душу. И то что он в тюрьме, твоя вина.
– Почему вина? – удивилась Рита.
– Потому что ты его спрятала там от меня.
– Я тебя не понимаю, Макс, – насторожилась Рита.
– Ты спрятала его, чтобы я не мог расправиться с ним.
– Макс, это смешно.
– Нет, не смешно. – Макс несколько раз громко вдохнул носом воздух. – Потому что ты, заодно с ним.
   Рита давно уже играла роль, она всегда подыгрывала больному воображению Макса и хорошо знала, когда и что Макс хочет сказать, не договаривая. Сейчас она не поняла.
– В чем заодно? – настороженность Риты усилилась.
– Намеки и иносказательность оставим, – проворил Макс. – Он послан тебе в помощь, поэтому он сразу проявил себя. В этом двойная выгода тебе. Он от тебя отводил мое внимание, и, значит, ты незамеченной могла всегда помочь ему.
– Макс, но это правда же смешно. Кто я по-твоему?
– Лилит, – ответил резко Макс. – Бесстыдная, развратная и хитрая Лилит.
– Да, Макс, я хитрая, как все женщины. Но я хитрее их, потому что еще и не дура. Но ты меня обидел, назвав бесстыдной, развратной.
– Правда всегда обидна. Виктор, включи, – приказал Макс Вите.
   Витя взял пульт и включил плеер.
   Рита все поняла в первую же секунду, она уже видела эту запись. Копию, которую ей дала Вика.
– Сука, – почти выкрикнула Рита, это относилось к Вике, которой в здесь не было.
Но тут же Рита опомнилась. Смогла перебороть свой страх.
– Макс, я не понимаю тебя. – Рита переборола страх, она могла говорить и убеждать, но это внешне, внутри нее страх остался.
– Чего ты не понимаешь? Этого? – Взгляд Макса указал на экран телевизора.
– Это не я. – Рита говорила, но бессознательно отступала назад, к стене. – Тебя обманули, эта женщина просто похожа на меня. Кто-то подстроил это, чтобы поссорить нас. Спроси у Виктора, он подтвердит.
   Рита взглянула на Витю.
   Витя понял, что он должен или убеждать Макса вместе с Ритой, что на экране сейчас не она, или Рита начнет рассказывать о нем. Но подтверждать слова Риты, что вместо нее на экране другая женщина – глупо. Макс все равно в это не поверит, а Витя станет защитником Риты, и значит, он с ней заодно.
   Вите не пришлось не подтверждать ничего, не отрицать. У Риты не выдержали нервы. Макс был единственным человеком, кого Рита боялась по-настоящему. И она не сдержала себя.
   Витя стоял в двух шагах от Риты, он стоял между Ритой и бронированной дверью комнаты Макса. Неожиданно для всех, наверное, и для самой себя, Рита вдруг сорвалась с места, толкнула Витю, который преграждал ей дорогу к выходу. Витя сделал несколько шагов назад, наткнулся на стул и упал. А Рита уже выскакивала в дверь.
   – Оста… анови… – Макс хотел закричать, но ему слово что-то сдавило горло.
   Макс хрипло с трудом, как астматик стал вдыхать в себя воздух.
   Казалось Рита уже выбежала, уже нет ее в комнате. И вдруг она, словно кадры фильма стали крутиться в обратную сторону, спиной снова вбежала в обратно. И почти сразу, как и Витя она упала, только споткнулась она не о стул, а на собственных высоких каблуках.
   За дверью ее ждали Паша и Коля, и им приказано было не церемониться с той, кого они знали под именем Рита.
   И тут же вслед за ней они вбежали в комнату.
   Эти двое были хорошими сторожами, особенно в тех случаях, когда кто-то был слабее их. А таких людей было большинство, поэтому сторожами они и были хорошими. Они услышали из-за приоткрытой двери голос Макса, вернее его истеричное клокотание. И Рита, выскакивая в дверь, сразу наткнулась на них, на Коляна. Тот, не раздумывая толкнул Риту в грудь, почувствовав своими ладонями ее довольно большие, упругие сиськи.
   Рита поднялась с пола, она огляделась испугано и затравленно, но не беспомощно. Рита была женщиной, которая не сдалась бы ни за что, даже в самом безвыходном положении, правда, в этих случаях уже не разум управлял ею. Сейчас она, возможно, могла бы еще что-то придумать, как-то схитрить. Но был страх, теперь он контролировал и распоряжался ей, сама Рита потеряла контроль над собой. В ней появился простой женский страх, который не дает возможности даже бессознательно оценивать свои поступки. И Рита снова бросилась к двери, пытаясь проскочить между Пашей и Коляном.
   – Не пускать, – словно покашлял Макс.
   Но Паше и Коле не нужно было уже команды, они понимали хозяина без слов. Эти двое вместе раза в три были тяжелее Риты, так что шансов проскочить между ними у нее оказалось не больше, чем проскочить между двумя врытыми в землю бетонными тумбами.
   Вместе, вдвоем Колян и Паша и схватили ее. Но они напрасно чувствовали себя так уверенно. Рита взвизгнула, как взбесившийся от страха зверек и только в этот момент все и началось.
   Рита вырывалась из рук Паши и Коли, как злая одичавшая кошка. Они схватили ее, сжали в своих натренированных гирями и штангами руками, но Рита выкручивалась всем телом, не давая удержать себя, Паша, который сжимал ее под подмышками, неосторожно подставил свое лицо, и ногти Риты содрала с них кожу чуть ли не с мясом. Паша завыл, даже заревел от боли, невольно он убрал одну руку, схватившись за ободранную щеку. Тут же Рита вцепилась зубами в другую его руку, и укусила с такой силой, что кровь сразу наполнила ей рот, потекла по подбородку, по щеке. Рита сразу стала выглядеть, какими показывают вампиров в фильмах ужасов. Паша заревел еще сильнее и выпустил ее. Она упала, ударившись головой о пол, но даже не обратила внимания на это. Она взвизгивала в бешенстве, казалось даже слышалось кошачье шипение. Рита выдернула одну ногу из рук Коли. На ней были туфли с длинными тонкими каблуками, одна уже соскочила, но на ноге, которую она освободила туфля оставалась. Рита ударила длинным тонким каблуком Колю в живот. Было везением для Коли, что каблук попал в пряжку ремня, и только потом в его живот. Каблук прошел почти вскользь, но все же порвал не только кожу но и мышцы на его животе. Тот выпустил другую ногу Вики. Она вскочила мгновенно и все с тем же кошачьи визгом бросилась на Пашу, который загораживал ей дорогу к выходу. Она не стала отталкивать его, она запрыгнула на Пашу, обхватив его ногами и вцепилась зубами теперь в Пашино ухо. Тот снова заревел, пытаясь сбросить с себя Риту. Но она сама вдруг отпрыгнула в сторону. Она что-то выплюнула из своего окровавленного рта, это был кусочек Пашиного уха. И Рита тут же снова бросилась к двери. Только падая, Колян сумел схватить ее за ногу. Рита тоже упала, теперь на ее ногах уже не было туфель, но она пятками стала бить Колю в лицо, тот согнулся, подставляя под удары голову, но Рита все же успела попасть один раз по лицу, и из носа Коляна брызнула кровь. Весть пол вокруг этих троих был залит кровью, размазанной их телами.
   Паша снова бросился на Риту, но он побоялся хватить ее за руки или за плечи, там слишком близко были ее ногти и зубы. Он схватил ее за другую, еще свободную ногу. Вика крутилась на полу, пытаясь вырвать ноги из рук этих двух здоровых парней. Под руки ей попал стул. Она схватила его и кинула в Пашу и Колю. Стул был тяжелый, в другое время Рита с трудом бы смогла просто поднять его, но сейчас стул с силой ударил спинкой по лицу Коли. Он хрюкнул как-то по поросячьи и отпустил ногу Риту, стул попал уже по больному месту, по носу из которого все еще вытекала кровь. Освободившейся ногой Рита стала бить Пашу. Она не смотрела куда бьет, куда угодно, только попасть. И она попала в больное ухо Паши, уже не целое, с оторванным зубами Риты куском.
   Обе ноги Риты снова оказались свободными. Она вскочила с пола мгновенно, словно ее кто-то подбросил и тутже кинулась к двери.
   И в эту секунду с громким шипением в лицо ей ударила струя распыленного газа.
   Это не был слезоточивый газ, который продается в магазинах, это был газ, который применяют спецслужбы. Рита схватилась за лицо, оно казалось ей обожженным. Но ослепшая, она все еще продолжала метаться по комнате.
   Витя, это он брызнул ей лицо газом, не был физически сильным, он считал, что физическая сила унизит его. Но он много лет подряд отрабатывал один удар, изо дня в день, один и тот же удар – ребром ладони по горлу или по шее. И сейчас, когда ослепшая Рита металась по комнате, он выбрал момент, когда она оказалась рядом с ним. Он ударил ее этим своим натренированным годами ударом, ударил сбоку, по шее. Рита мгновенно остановилась, несколько секунд она стояла на месте, словно задумавшись о чем-то, а потом колени ее подломились и она свалилась на залитый кровью пол.
   Макс одобрительно взглянул на Витю. Но тутже спросил:
   – Она жива?
   Витя пощупал пульс Риты.
– Да, сказал он, – я специально не стал ее бить сильно.
– Хорошо, – кивнул Макс, он немного помолчал и добавил. – Она должна чувствовать, как уходит из этого мира. Отнесите ее в комнату для гостей.
   Колян и Паша подошли к Рите, взяли ее за руки за ноги и понесли в ту комнату, которая называлась "для гостей". В ту самую, куда в первый день знакомства Макс чуть не отправил Андрея.
   Это была особенная комната. Она была звуконепроницаема. Но главным было не это. В этой комнате умирали грешники, их не убивали, он умирали сами. А безгрешные выживали.
   Макс это понял, когда однажды закрыл в этой комнате человека, который был должен ему деньги. Макс решил подумать, что с ним делать. Но на следующий день, когда дверь открыли, человек этот был мертв. Первой же мыслью Макса было, что так угодно судьбе, если совершенно здоровый, крепкий молодой человек, вдруг умер.
   А через два дня, Макс решил посадить туда проститутку, молоденькая глупая девочка посмеялась над Максом.
   Когда дверь комнаты открыли, оттуда выскочила кошка Макса. Ее искали все эти два дня, а оказалось она забежала туда, когда выносили умершего должника.
   В комнате заперли проститутку. На следующий день Макс решил наказать ее, он хотел выкупить ее у сутенеров и отправить в Турцию, продать в публичный дом.
   Но когда дверь открыли, молоденькая проститутка был мертва.
   И Макс задумался. Отчего это?
   Он велел Коле купить какую-либо птицу. Коля купил попугая. Маленького волнистого попугая. Птицу закрыли в комнате. Два дня не открывали дверь. Когда открыли, попугай вылетел оттуда громко чирикая, как воробей.
   А через какое-то время Макс снова закрыл там человека. Можно было обойтись без этого, но Максу хотелось проверить свою большую догадку. И предположение Макса оправдалось. Тот умер на следующий день.
   Макс понял, что комната не простая. В ней, в этой комнате умирают те, кто грешен, безгрешные души, сохраняют свою плоть живой – не может кошка или птица быть грешной. А люди в большинстве своем, да почти все, грешны. А если найдется безгрешный, то такой, конечно, останется жив, сколько его не держи в этой комнате. Только где они, безгрешные?
   Колян, Паша и Леха, если даже можно было сложить их интеллект вместе, были бы гораздо глупее Макса, но они, в отличии от него, кое о чем догадались. Посовещавшись они не стали ничего Максу говорить, к чему им лишнее недовольство на свою голову. К тому же мало ли что случится, а вдруг и кому-то из них придется провести ночь, а то и две в этой комнате, и они тогда знали, что делать, чтобы остаться живыми, и даже стать для Макса если не святыми, то близко к этому. Паша хотел даже сам напроситься проверить его, но Колян и Леха убедили Пашу, что это невыгодно, а выгодней все знать и молчать.
   А поняли они совсем простую вещь: когда комнату, а точнее, небольшой чуланчик оборудовали звукоизоляцией, все швы и щели уплотняли резиновыми полосками, и двери тоже плотно прилегали к резиновым накладкам, замок был только снаружи, но правильнее его было назвать уплотнительный засов, и комната стала не только звуконепроницаемой, но и герметичной, много ли надо воздуха кошке, а там более птице? вот они и могли жить в этой комнате по нескольку дней, а человек, он кислорода потребляет в сотни раз больше чем кошка и, наверное, в тысячи раз больше чем птица, и выдыхает много углекислоты – вот что поняли Леха, Колян и Паша.
   Так что волшебной и мистической эта комната была только для Макса. Витя вообще не задумывался, отчего кто-то там умирает, а кто-то нет.
   Колян и Паша затащили Риту в "комнату для гостей". Они не любили Риту, почти так же, как и Витю. Рита была для них недоступна, как женщина, но она была сексуальна и возбуждала их, а подобное в мужчинах часто вызывает злость, и мысленно они представляли, как бы они насиловали ее, представляли, чего бы они с ней только не делали. Сейчас их злость усилило изодранное лицо и откушенный кусок уха Паши и разбитый нос Коляна. Они не знали, что Рита сама часто представляла, как эти тупые, здоровые животные насилуют ее, и как эти фантазии ее возбуждали. Но они работали у Макса и Рита не могла позволить себе развлечься с ними. Единственный кто Рите мог бы помочь – Леха, с ним Рита однажды переспала, в нем она была уверена, она знала, что он не станет даже своим товарищам рассказывать об этом, он был ей нужен как помощник и осведомитель всего, что происходило в квартире Макса. Но Леха был уже трупом. И виноват был в этом Андрей.
   Колян и Паша с удовольствием бросили Риту на мягкий, с толстым слоем стекловаты под линолеумом пол, закрыли дверь и заперли на засов, плотно прижавший дверь к дверной раме с прокладкой из губчатой резины.
   Рита пришла в сознание через полчаса. Она открыла глаза и ничего не увидела. Сначала она не поняла, почему в глазах ее темнота. Она вспомнила, как Витя брызнул ей чем-то едким в лицо. Она ослепла, подумала Рита, и от страха тут же вскочила на ноги. Сначала осторожно, вытянув руки, она пошла по мягкому полу. Наткнулась на стену. Она пошла в другую сторону, но через несколько шагов снова мягкая стена. Рита пошла вдоль этой стены, но снова через несколько шагов она дошла до угла и наткнулась еще на одну стену. Все так же с вытянутыми руками Рита стала ходить по комнате и постоянно, всего через несколько шагов, натыкалась на мягкую стену. Рита почувствовала панику, и она не выдержала, она стала бегать от стены к стене, колотить в них руками и ногами, она кричала, просила выпустить ее, а потом просто визжала. Когда Рита выбилась из сил она свалилась на пол. Ей стало представляться, что она в каком-то огромном гробу. Рита не знала об этой комнате в доме Макса, не потому что он скрывал это от нее, просто не было повода говорить об этом. От ужаса, что ее похоронили в каком-то склепе, сердце Риты колотилось так, что она могла услышать его биении. Но ей было не до того. И посидев какое-то время на полу Рита снова начинала бегать комнате и колотить в стены и кричать.
 
44

Вика сидела за столом. Только что она рассматривала фотографии, которые сделал Витя, где тело Риты было с ее лицом – Вики. Сейчас фотографии лежали на столе, а Вика снова вспоминала все рассказы Вити о болезни Макса. Макс посылал Витю поговорить с Викой, убедить ее приходить к нему. Витя приходил, но рассказывал такое, от чего Вика, даже если бы у нее не было неприязни, ненависти к своему дяде, убившему и ее отца, а значит, и мать, то от одних Витиных рассказов ей становилось страшно идти туда, где сидел в своем кресле этот инвалид. А иногда Витя выбалтывал больше, чем хотел. Как-то он сказал, что болезнь Макса это желание во что бы то ни стало выполнить задуманное. Как больной клаустрофобией не может находиться в замкнутом пространстве, так и Макс не может, чтобы его желание не было исполнено, и если больного клаустрофобией закрыть, не выпускать из комнаты, он сойдет с ума, так и у дяди невыполненные желания неизвестно к чему могут привести. И теперь Вика знала точно, какие были желания у Макса. И понимала, что эти желания по-другому называются манией.
   Нет ничего страшнее, чем сильный, жестокий, обозленный мужчина прикованный к инвалидной коляске. В придачу к этому, слишком много подавленной агрессивности. А если он еще и маньяк… Он подчинил себе Витю, вся воля которого ушла на борьбу с неосуществленным желанием стать женщиной. Маньяк, подчинивший себе слабовольного человека, из которого сделал психически неполноценного, духовного урода и убийцу.
   Вика взяла фломастер и крупно написала что-то на конверте.
   На следующий день в почтовом ящике Макса снова лежал толстый пакет. Только на этот раз в нем был не DWD-диск, а простые фотографии.

45

Макс проснулся с болью в груди. Эта боль была страхом. Макс часто задумывался, почему его страх так похож на боль. Она начиналась в солнечном сплетении и постепенно перемещалась выше. Потом он вспомнил, что подобную боль вызывают многие чувства: зависть, ревность, любовь. Да, и любовь у него когда-то вызывала такую же боль, но та боль, Макс помнил, была приятной, боль, которой он наслаждался.
   И тут же Макс вспомнил о Рите. Боль и страх мгновенно усилились, снова появилось чувство нереальности. К этому чувству он никогда не сможет привыкнуть, в его тело начинали поступать, вливаться холод и пустота, в него вливалась именно пустота, а может он начинал чувствовать другой мир? Тот в который люди уходят? Но только худшую его часть, где болота и серо-желтый ядовитый туман с запахом сгоревшей плоти. Туман, болото и больше ничего. Необъяснимое словами чувство. Наверное, это тоже был дар, как дар слышать голоса умерших, как дар ясновидца предвидеть, но в отличии от тех, этот его дар, вбирать в себя холод и пустоту другого мира, касался только его, Макса, он был нужен для того, чтобы его мучить и этим не дать забыть о предназначении его в этом мире.
   Рита. Макс испытывал сейчас чувства, какое может ощутить великий мастер, художник или иной творец, на чьих глазах ломают его драгоценные статуи, жгут гениальные картины или же сносят построенный им прекрасный дворец. Такое же, но более сильное, потому что когда на твоих глазах варвары уничтожают построенный тобой дворец, они вместе с этим отрывают часть твоей души, но ты испытываешь все же человеческие чувства, сильные, способные заставить тебя покончить с собой, но человеческие. Но когда разрушают созданную тобой святыню, это не отрывает кусок души, это умертвляет его и он начинает гнить внутри тебя, а это то же самое, когда человеку или отрезают ногу или когда нет возможности сделать операцию и нога начинает гнить, в ней начинает распространяться зараза.
   Макс застонал и снова стал ударяться головой о спинку кресла. В голове его все больше мутилось, он с трудом мог думать. И вдруг одна мысль стала более четкой, отделилась от других: а вдруг она жива? Но если она жива, тогда…
   Макс не стал додумывать, что будет тогда. Он уже собрался позвать Николая или Павла, но в это время послышался легкий стук в дверь.
   – Заходи, заходи, заходи, – быстро забормотал Макс.
   Как и вчера в комнату вошел Коля. Мысли все еще путались в голове Макса, но той, отделившейся от других, он не давал смешиваться с остальными. Макс уже хотел сказать, чтобы Николай быстро шел и посмотрел, что там, в той комнате. Но не успел. В руке Коли Макс увидел точно такой же, какой он принес и вчера конверт. Макс почувствовал, как холод в груди начинает обжигать его.
   – Посмотреть что там? – спросил Коля.
– На конверте что-то написано, – проговорил Макс, увидев надпись сделанную фломастером, крупными буквами.
   Коля подошел ближе и показал конверт Максу.
   "Загородный бом Эдика" было написано фломастером и стояла дата: число и месяц. И еще, не фломастером уже, простой ручкой печатными буквами было подписано, кому адресовано, то, что находится в конверте. Адресатом был он, Макс. А вот надпись о загородном доме какого-то Эдика и дата это было написано рукой Вики, Макс знал ее почерк. Дата была полугодичной давности.
   – Открой, – со страхом сказал Макс.
   Макс знал, что не надо открывать этот конверт, что в нем страшное. Но не мог не сказать, чтобы не открывать. Его воля была слабее того, кто управлял им.
   Колян открыл конверт. Он достал оттуда пачку фотографий. Макс чувствовал, что не надо смотреть на эти фотографии, и снова он не мог себя сдержать.
   В порнографии, кино это или фотография, запоминаются только женщины, их лица. Лица мужчин отсутствуют, если и помнят что, то лишь отдельные части тела. Ни Макс, ни Колян не узнали сходства этих фотографий с вчерашней записью. А воображение Макса, больное и от этого во много раз более яркое, рисовало все как живое, происходящее. Фигуры на фотографиях, которые держал перед ним Колян, двигались, шевелились, его воображение показывало все даже лучше, чем он видел на экране телевизора. Ему казалось, он слышит тяжелое мужское дыхание и болезненные женские стоны.
   И Макс видел Вику. Голая Вика и голые мужчины. И видел, что эти голые мужчины делали с голой Викой. Он видел как жуткие, теперь они казались ему неземными существами явившееся из другого мира монстры – члены мужчин – влезали в его племянницу, втискивали, заталкивали себя в нее. Вику разворачивали, и раздвигали широко ее ноги, хватая руками, поворачивали по разному, устраивали удобней для себя, как мясник устраивает кусок туши, чтобы удобнее было разделывать его. И она, его племянница, подчинялась с желанием подчиняться, и сама подставляла те места, в которые они хотели влезть, чтобы им удобней было влезть в нее. И они раскрывали раздвигали, словно жившую саму по себе ее плоть, и вбирались в нее. Ей этого и хотелось, и ее плоть, мягкая и влажная словно всасывала их. Макс понимал, Вике хотелось, чтобы в ней в ее плоти утоплялись эти мужские органы и двигались там и распоряжались в ней по хозяйски и нагло. И жидкость бледно-белая, густая и липкая выливалась из них. Лилась на лицо, и на грудь, и на живот его племянницы, показывая мужское к ней отвращение и презрение. И Макс знал, ей хочется этого и нравится это, когда выливают на нее свою липкую, густовато тягучую слизь, извергая, выплевывая ее из себя с неприязнью к ней. И ей это приятно, что льется на нее, и отвращение к ней насытившихся самцом, в то время как другие продолжают терзать ее тело, их смех над ней и грубые издевательские высказывания ей тоже приятны, и даже усиливают ее животное удовольствие, она принимает это призрение и отвращение к себе, как должное, естественное, нужное для нее же, унижение только усиливает женское наслаждение.
   Обжигавший огнем холод из груди Макса распространился по всему телу.
– Позвонить Виктору Владимировичу, чтобы приехал? – осторожно спросил Коля.
 – Найти, найти сейчас же, – забормотал Макс.
   Коля стал звонить, но никак не мог дозвониться Виктору.
   А Макс, сказав: "Найти", сам не мог уже ждать. Слишком сильно разрушен он был вчерашним. И Вика была последним разрушенным божеством и последним, что разрушило его иллюзии. И даже увидев сейчас, что тело ее разорвут на куски голодные собаки, Макс уже не сможет получить не только вызывающего слезы блаженства, но даже просто успокоения. Все тело Макса находилось уже в огне. И самый сильный, самый горячий огонь пылал внутри его головы. И что-то давило изнутри на его голову, распирало ее и это давление все усиливалось. Тело Макса покрылось потом, он чувствовал этот отвратительный теплый пот на голове. Ему хотелось вскочить, бежать. Бежать неизвестно куда. Но он не мог бежать, он мог только ползать. Но и для этого нужно сначала упасть с высокого кресла. Огонь и давление стали невыносимыми. И жуткий страх, уже не страх, ужас раздирал каждый его нерв. И ужас этот воспринимался как что-то живое, неосязаемое, бесплотное, но живое. И сильнее всего он ощущал это что-то в голове. И еще в груди. Он стал чувствовать свои мозги, чувствовать, как это что-то раздавливает их. Макс замотал головой, пытаясь ослабить огонь и давление разрывавшее его голову. Он замычал болезненно и плаксиво. И тут в голове его что-то взорвалось, неслышно, невидимо, тихо. Макс промычал резко, коротко громко и все перепутанные мысли исчезли, слово расплавленные провода, сварились в один комок.
   Только одна единственная мысль осталась сохранившейся. Макс не сознавал уже этого. Но какой-то рефлекс заставил его высказать эту уцелевшую маленькую мысль.
   Коля невольно наклонился слегка, пытаясь разобрать слова Макса. Макс снова повторил и снова. Он стал повторять и повторять эту единственную оставшуюся в голове мысль. Но она уже не значила ничего даже для него самого.
   Раз на двадцатый Коля разобрал слова, которые застряли в голове Макса.
   Макс повторял и повторял три слова:
– Им несть числа. Им несть числа…
– А чего делать-то? – спросил Коля все так же чуть наклоняясь к Максу.
   Но Макс уже ничего и никого не слышал. Его глаза казались стеклянными и в них застыл ужас. И он повторял и повторял одну и ту же фразу…
   Витю Колян при все желании вызвать не смог бы. В это самое время Витю допрашивали в здании той же тюрьмы, где находился сейчас и Андрей. Допрашивал его заместитель прокурора Агеев Степан Валерьянович. За все годы своей работы в прокуратуре лучшего подозреваемого, уже можно было смело сказать, обвиняемого, Степану Валерьяновичу встречать не приходилось. После того, как Вите показали диск с записями сделанными им самим убийств, Витя расплакался, а потом начал рассказывать. Степан Валерьянович просто не успел бы всего записать, если бы попытался писать сразу на бумаге. Он записывал пока на диктофон. Но он знал, этот молодой человек уже не станет отказываться от своих показаний. А Витя рассказывал все, каждую мелочь он старался не пропустить. Иногда на его глазах снова появлялись слезы, но помощник прокурора утешал его, даже угощал горячим чаем. В своем рассказе Виктор иногда перескакивал с одного на другое, но Степан Валерьянович возвращал его к нужному месту и говорил, что об этом успеем поговорить, будем стараться придерживаться хронологии. Витя извинялся застенчиво и продолжал рассказывать с того места, которое ему предлагал продолжить такой вежливый и приятный Степан Валерьянович. А он, Степан Валерьянович, действительно испытывал к Вите чуть ли не дружеские чувства – в один день сразу было раскрыто больше десятка убийств, о некоторых никто даже и не знал, кроме Вити и телохранителей Макса. За ними уже поехали оперативники.

46

   Был конец весны. Ночью прошла первая гроза. Молнии сверкали часто и раскаты грома не успевали стихнуть, как раздавался новый резкий грохочущий треск. Ветер срывал с деревьев ветви. Мелкие пролетали по воздуху иногда несколько десятков метров и когда все же падали на землю, долго катили, снова взлетая, пока не натыкались на какой-то предмет, к которому прижимались и останавливались, дрожа и пытаясь сорваться и лететь дальше. Ливень превратил асфальтовые дороги в реки и ручьи, и редкие машины, останавливались и стояли на возвышенных местах, не решаясь спуститься в низины, образовавшие небольшие озерца.
   Потом наступило утро. Оно было безоблачным, но влажным от испарений, впитавшей много воды почвы. Но скоро земля просохла и наступил уже настоящий летний день.
   И заканчивался последний день суда.
   Зал был на редкость полон. Половину из присутствующих составляли журналисты, остальные друзья Андрея.
   Подполковника, начальника лагеря, где полгода до побега отсидел Андрей, на суде не было. О том, что он около часа был заложником Андрея и Опенка, а потом еще целую ночь одного только Опенка, но уже мертвого, знали всего лишь несколько человек. И подполковник жалел об этом, ему хотелось, чтоб никто не знал. Но все же он был уверен, что никто не расскажет, как именно убежал Андрей. По словам подполковника, Андрей угнал его джип и беспрепятственно выехал за территорию зоны. За что охранники, дежурившие на посту у выезда из зоны, понесут заслуженное наказание. Капитан, старший опер колонии, стал, как выражался сам подполковник, ручным, ведь это он возвратил ему оружие отобранное сбежавшим зеком, но об этом, конечно, тоже никто не должен был знать, кроме их двоих и врача зоны. Боцман тоже не мог ничего никому рассказать, сразу, как только его выписали из "больнички", с ним произошел несчастный случай, он споткнулся и неудачно упал, ударившись затылком о камень.
   Судья вышел из совещательной комнаты, все встали, потом всех попросили сесть и судья стал зачитывать приговор по делу Мещерина Андрея Игоревича. Читал он долго, но важными были только последние его фразы:
  – Мещерин Андрей Игоревич в связи с вновь открывшимися фактами полностью оправдан по всем пунктам данного дела.
   В зале шум сразу поднялся такой, что судье пришлось долго стучать молотком, требую тишины. Наконец, он добился своего, требуемая тишина наступила и судья продолжил:
   – За побег из мест заключения назначить Мещерину Андрею Игоревичу наказание в виде дополнительного срока. – В зале сразу стало еще тише, и тишина была нехорошей неприятно напряженной, судья, не обращая ни на что внимания продолжал: – Десять месяцев содержания под стражей в следственном изоляторе "Матросская тишина". – По залу прошел невнятный гул. – Но учитывая, что означенный срок подсудимый отбыл частично находясь под следствием при первом рассмотрении дела, частично в лагере усиленного содержания, частично до повторного, настоящего слушанья дала в тюремном изоляторе "Матросская тишина", дополнительный срок истекает, – судья посмотрел на часы, – истек и считается полностью отбытым с четырнадцати чесов московского времени сегодняшнего дня. В связи с этим подсудимый освобождается из-под стражи в зале суда.
   Тут же раздался женский визг, и тоненькая стройная девушка, вскочив со своего места, мгновенно оказалась у двери клетки, в которой все несколько дней, пока шел суд, сидел Андрей.
   – Девушка, отойдите, не мешайте, сядьте на место, – говорил ей охранник в форме сержанта милиции, открывавший большим ключом дверь клетки.
   – Сам отойди, – и весело, и радостно, и волнуясь, говорила девушка и тут же нелогично требовала. – Ну, давай же открывай скорей.
   Девушка чуть ли не прыгала не умея да и не собираясь скрывать свои эмоции.
   Когда дверь, наконец, открылась, а Андрей едва успел сделать один шаг, выходя из этой двери, она тут же запрыгнула на него, обнимая его за шею руками и ногами за бедра.
   – Вика, ты ненормальная, – тихо говорил Андрей девушке на ухо. – Тебя и в газетах и по телевизору покажут в такой сексуальной позе.
   – Плевать, – смеялась Вика, а из глаз ее текли слезы. – Пусть показывают, я же с тобой.
   Но она все же отпустила Андрея и соскочила на пол, но сразу прижалась к его плечу, обхватив руками его локоть.
   Друзья и знакомые старались пробраться к Андрею и поздравить его, но их оттесняли опытные журналисты, натренированные пробиваться в первые ряды. Они задавали много вопросов, но Андрей не мог отвечать одновременно на несколько вопросов да и не хотелось ему сейчас с кем-то говорить. На вопрос о его планах, в том числе и о творческих вместо него ответила девушка, которая была рядом и не отпускавшая его локтя. Впрочем, все знали, кто это такая, тем более, ей самой пришлось давать показания, но она была даже рада этому, ведь она была главным свидетелем защиты и, значит, помогла снять с Андрея все обвинения, освободить его.
   – Ближайшие его творческие планы, – весело заговорила она, – это попытаться убедить меня стать его женой. Как только это случиться я сама всем сообщу о месте и времени пресс-конференции. Скорее всего, она состояться в помещении театра, где будет проходить и выставка картин Андрея. Которая, кстати, должна была состояться еще месяцев десять назад, но из-за ошибки правоохранительных и судебных органов ее пришлось перенести на эти самые десять месяцев. Но если он не сможет уговорить меня быть его женой, никакой выставки и никакой пресс-конференции не будет, потому что я просто убью его тогда.
   – Правда ли, что какое-то время вы были его заложницей, об этом ничего не говорилось в суде, но существует такое мнение? – спросил кто-то из журналистов.
   – Я слышала об этом мнении, в действительности совершенно ошибочном, – отвечала Вика. – На самом деле, почти все время после побега, он был моим заложником. Я ему сказал, если он попытается от меня уйти, я его сразу заложу. Поэтому ему и пришлось быть моим заложником и сидеть около меня, пока все не выяснилось и его снова не забрали в тюрьму.
   Андрей только усмехнулся и, обняв Вику за плечо, прижал ее к себе.
*   *   *