Сталин и Чкалов. Обмен любезностями

               
                1938 год
ФРАГМЕНТ ПЕРЕДАЧИ


Владимир Тольц: Однако то, чего не решился позволить себе сын Шмидта, сделал другой почетный гость банкета - Валерий Чкалов. Когда был объявлен тост за летчиков, Чкалов поднялся из-за своего стола и направился к Сталину. Он что-то эмоционально говорил вождю, а в конце пообещал отдать за Сталина жизнь. И тогда Сталин встал и начал говорить. Скорее всего он не планировал выступать, по крайней мере, в тот момент. Но слова Чкалова чем-то задели его. Сохранилась стенографическая запись этого выступления. Это редкий документ, поскольку он, один из немногих, воспроизводит живой язык Сталина, без последующей редакционной правки.
Итак, отвечая Чкалову, Сталин сказал:

"Товарищ Чкалов - человек способный, талантливый человек, каких мало не только у нас, в СССР, но и во всем мире. Там, на Западе, во Франции, в Германии, в Англии, в Америке героев не создают, уверяю вас.
Вот интересное дело. Папанин со своей группой переживал на льдине большой кризис. Стало нам известно, - раньше мы этого не понимали, - что лед, идущий от Полюса, прибивается к гренландским берегам, а если людишки имеются на льдине, они погибают. Раньше мы об этом не знали, потом узнали, встрепенулись. Шмидт говорит, что ничего опасного нет. Мы стали его ругать - неверно это. В конце марта он хотел начинать кампанию. А мы говорили: нет уж, извините, начинайте сейчас. Норвежцы обратились к нам с предложением о помощи. Какая помощь - курам на смех! Мы говорим: милости просим, помогайте. А сами-то знаем, что эти сволочи - я извиняюсь за грубое выражение, - никакой серьезной помощи оказать не могут. Они только прикидываются. Ну какая тут выгода, по-иностранному, профит? А мы решили: никаких денег не жалеть, никаких ледоколов не жалеть. ...
Так вот, товарищи, за то, чтобы европейско-американский критерий прибыли, выгоды, профита у нас был похоронен в гроб. За то, чтобы люди научились ценить смелых, талантливых, способных людей, малоизвестных, может быть, но цены которым нет. Кто знал Ширшова, Папанина, Кренкеля? Кренкеля еще знали больше. Но знали мало. Чего они стоят? Американцы сказали бы: "Ну, два доллара" (общий смех, аплодисменты). Французы сказали бы: "Десять тысяч франков!". А франк стоит копейку. А мы говорим: героям нет цены, стоят они миллиарды.
За мало известных раньше, а теперь известных всему миру наших героев, за папанинцев!
За то, чтобы мы, советские люди, не пресмыкались перед западниками, перед французами, перед англичанами и не заискивали перед ними!"

Елена Зубкова: Эти слова Сталина были встречены бурной овацией. Однако Сталин поднял руку, и овация стихла.

"Я еще не кончил. Товарищ Чкалов говорит - "готов умереть за Сталина". Замечательно способный человек товарищ Чкалов, талант. Я извиняюсь за грубость, меня некоторые вообще считают грубым, - умереть всякий дурак способен. Умереть, конечно тяжко, но не так уж трудно. Есть же у нас самоубийцы, которые умирают, но далеко не герои.
Я пью за тех, которые хотят жить, жить как можно дольше, за победу нашего дела!
Чкалов. От имени всех Героев Советского Союза заверяю товарища Сталина, что мы будем драться, как даже он не знает.
Сталин. За здоровье тех героев - старых, средних и молодых - за здоровье той молодежи, которая нас, стариков, переживут с охотой!
Чкалов. Никто из присутствующих здесь не захочет пережить Сталина (возгласы одобрения). Никто от нас Сталина не отнимет, никому не позволим Сталина от нас отнять. Мы может сказать смело: надо легкие отдать, - отдадим легкие Сталину, сердце отдать - отдадим сердце Сталину, ногу отдать - ногу отдадим Сталину.
Сталин. Сколько вам лет?
Чкалов. Мое сердце здоровее Вашего, и я отдам его Сталину.
Сталин. Сколько Вам все-таки лет?
Чкалов. Тридцать три.
Сталин. Дорогие товарищи большевики, партийные и беспартийные, причем иногда бывает, что непартийные большевики куда лучше партийных! Мне 58 лет, пошел 59-й. Товарищу Чкалову - тЛидцать тЛи. Так вот, я вам советую, дорогие товарищи, не ставить себе задачу умереть за кого-либо. Это - пустая задача. Особенно за стариков, вроде меня. Самое лучшее - жить и бороться, бороться во всех областях нашей хозяйственной и политической жизни, в области промышленности, в области сельского хозяйства, в области культуры, в области военной. Не умирать, а жить и разить врагов.
Я пью за тех, которые, конечно, старикам и старушкам известный почет оказывают, но которые не забывают, что надо идти вперед от стариков и старушек. За людей, идущих вперед, за наших храбрых, мужественных, талантливых товарищей! За Чкалова, ему тлидцать тли года (Смех, шумные аплодисменты)".

Елена Зубкова: Разобравшись таким образом с Чкаловым, Сталин переключился на папанинцев.

"Товарищи большевики, партийные и непартийные! Желают запрячь наших ребят в работу - Папанина и других. Я думаю, надо дать им отдых ден на десять. Пусть они дней 8 - 10 отдыхают, а потом можно их запрячь в работу. А вот у нас какие люди - ты приехал, давай запрягаться. Неправильно это, неправильно. Я пью за то, чтобы наши ребята - Папанин и его дружки - чтобы они дней 8 - 10 отдохнули безо всяких, а потом, спустя 10 дней, пусть народ обсудит, как с ними поступить. Поймите, ребята 9 - 10 месяцев страдали без жен. Я извиняюсь, я буду говорить попросту. Они же одни там были с собакой Веселый, только и разговаривать с ней. Так вот, я и предлагаю дать ребятам дней 10 отдохнуть, чтобы их ничем не нагружать за это время.
Папанин. Благодарю Вас, товарищ Сталин, за Вашу отцовскую заботу.
Сталин. Какую отцовскую? Я - комсомолец! Скорее он мне отец, а не я ему отец".

Елена Зубкова: Вот так, слегка запутавшись в собственных ролях - умудренного отца или юного комсомольца - Сталин закончил свою речь. Она и по стилистике, и по содержанию все-таки выбивалась из традиционного кремлевского церемониала. Сталин в тот раз явно позволил себе расслабиться, отойти от "протокола". Не только папанинцы, но и он переживал тогда своего рода триумф, когда враги повержены, а вокруг одни восторженные обожатели. И этот восторг тоже был частью нового церемониала Кремлевского двора.

Владимир Тольц: Вот тут самое время спросить Владимира Невежина: а зачем он понадобился Сталину, этот церемониал, эти пышные застолья, действительно больше напоминавшие практику старого Московского двора?

Владимир Невежин: Мы уже говорили о том, что сам церемониал и сами приемы кремлевские, традиция складывается в середине 30 годов. Это период, когда Сталин утвердился у власти, когда он стал уже полноправным Хозяином не только в партии, но и в стране, то есть он был уже более уверен в своей власти, и он мог ее презентовать и на этих приемах параллельно общаться с элитой. Получается, что таких мероприятий с 35 года по 41 год, до мая 41 года около пятидесяти.

Елена Зубкова: Но не будем забывать, что Сталин - выходец с Кавказа. А на Кавказе застолье - это не просто церемониал, это часть жизни. Это ритуал, где не только пьют и едят, но и решают проблемы. Вспомним хотя бы знаменитые сталинские посиделки на Ближней даче, эти своего рода неформальные заседания Политбюро, где можно было и поговорить, и, если надо, разговорить собеседника благодаря не всегда умеренному употреблению спиртного. А кстати, как обстояло дело с "развязыванием языков" на больших кремлевских приемах?

Владимир Невежин: Нельзя исключать такую возможность и необходимость для Сталина и его окружения, чтобы люди принимали спиртные напитки. Потому что Сталин даже иногда реплику бросал в зал: "Вы сегодня обязаны пить". Но, мне кажется, что все-таки основная задача была не та, чтобы напоить, основная задача была в том, чтобы показать, во-первых, могущество вождя, лидера. И, во-вторых, что в принципе какая-то традиция, не грузинская, конечно, а имперская традиция здесь наблюдается. В этом что-то было имперское, что-то царственное.

Встанем, товарищи, выпьем за гвардию,
Равной ей в мужестве нет.
Тост наш за Сталина, тост наш за партию,
Тост наш за знамя побед.

Радио Свобода © 2012 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.