за железными вратами

ОЧАКОВ.

За Железными Вратами

Второй этап дороги к небу



Заки Ибрагимов
12.12.2012


;
ЗА ЖЕЛЕЗНЫМИ ВРАТАМИ

Тополя облетели белым пухом в июле,
За конспекты расселись сотни новых ребят.
На последок взгрустнули, потому что шагнули
За ворота стальные. Нет дороги назад.

            Солнечное утро Челябинска встретило умытой площадью вокзала. На перроне  нашел еще четверых земляков. Пятеро человек, прошедших областную медкомиссию, искали дорогу к училищу штурманов. Автобус лихо развернулся перед огромными железными воротами. «Врата рая» закрыты на замок, но калитка пропускного пункта не успевала закрываться. Военный люд разных званий проскакивали, на ходу показав пропуск. Дежурный мельком взглянул на наши предписания и подозвал солдата.
- Проводишь до лагеря, доложишь старшему и обратно.

Старшим в ряду десятков палаток был высокий капитан. Приняв от нас документы, повел за собой.
- Вот этот стенд с правилами поведения, расписанием консультаций и экзаменов, с распорядком дня. Отдельно докладываю  ограничения. Распитие не допускаются. Драки и воровство тоже. Выход в город исключается. За все виды нарушений наказание одно.
- Смертная казнь, как у Чингис- хана? Неожиданно даже для себя, встрял я.
- Да нет. Немедленное возвращение в родной военкомат… с почестями. Понятно? Вечерняя проверка в двадцать два тридцать.
Еще не став военными, мы попали в зону действия их законов. Палатки заполнялись по десять человек. Оказалось, что экзамены уже идут давно. Не сдавшие уезжали. Вновь прибывшие восполняли непрерывный поток желающих  стать авиаторами. У моего старенького чемоданчика замков не было. Да и зачем закрывать если всякое воровство «не допускается». Но до экзаменов еще надо было пройти последнее «сито» медкомиссии, уже училищное. Четверо успешно преодолели и этот рубеж.  Меня же задержали у стола с табличкой «ЛОР». Непонятного возраста врач уже писал заключение. Осталось только слово «здоров». Взяв со стола пузырек с прозрачной жидкостью, открутил пробку.
- Понюхай и скажи чем пахнет?
- Запах есть, сильный.
- Да я сам знаю, что запах есть. Ты скажи, чем пахнет?
Доктор перестал писать. Другие белые халаты  тоже замерли.
Я запах чувствую, но я его не знаю. Как я скажу, чем пахнет.
- Ну, хотя бы примерно. На что похоже?
- Похоже на раствор йода, но его здесь нет. Жидкость- то прозрачная.
Я понимал, что простенькое испытание может стать непреодолимым препятствием. Человека, не ощущающего запахи, в авиацию не возьмут. Он же тогда даже дым в кабине не почувствует. Стало как- то неуютно. Но доктор рассмеялся и обратился к коллегам.
- Каково? Уникальный случай. Юноша не знает запаха алкоголя. Поздравляю. Здоров.

           Все. Комиссия пройдена. Впереди самое трудное.
Правда первый экзамен по русскому и литературе писал легко. Этот предмет не нуждался в шпаргалках. Очень удивился оценке  три за орфографию и четверке за содержание. Видно опять увлекся текстом и не проверил пропуски последних букв. Физику сдал на твердую четверку. Два экзамена по математике, устный и письменный остались главным препятствием. На устном преподаватель колебался в оценке, но любимая геометрия выручила.
- Классику знаете. Остальное на троечку.
- Спасибо. Я сам знаю, что не Лобачевский .
- Ну его геометрия Вам не понадобиться. Здесь изучают земную математику

            На письменном экзамене общение не поможет. Я допоздна решал примеры с ненавистными дробями. Но сомнения никуда не девались. А тут как раз начавшиеся  полеты реактивных самолетов заставили прервать занятие. Я сидел на бруствере вокруг пустого тира. Аэродром был весь передо мной. Звук двигателей планирующего самолета превращался в свист. Зато взлетавший разрывал воздух громом  и, казалось, все сметет на своем пути. Завтра самый трудный экзамен. Если бы я верил в Бога? Жаль, что Его нет. Я бы тогда помолился и сказал Ему. Дай полетать, хоть лет десять. Мне больше не надо. А потом делай, что хочешь. Мозг сам начал считать. В шестьдесят втором поступить, в шестьдесят шестом закончить и в семьдесят шестом…  финал. Маловато. Но, что делать. Другого смысла существования пока не придумал. Неожиданно небо потемнело и мелкий дождь согнал меня с возвышенности. В палатке все уже спали.

              Задачи решил быстро. Уравнения сложились красивым  итогом. В примерах возникли сомнения. Ну не могут быть в ответе дроби. Проверил несколько раз. На мое покашливание обратил внимание земляк, «сидевший» на том же варианте. Он поднял свой листок и я спокойно переписал его ответы. На второй день он уже собирал документы и вещи для отъезда. Мои три балла  спасли меня. Из всего района я остался один. За экзамен по немецкому языку не волновался. В кармане справка. Можно не напрягаться. По вечерам группами собирались на танцы.
- Эйнштейн, пошли с нами.
Кличка прилипла ко мне после подготовки по физике. Я как- то успокоил соседей.
- Радуйтесь, что теорию относительности Эйнштейна не надо сдавать.
- А в чем ее сложность?
- Да ее большинство ученых, я в том числе, не понимают.
Меня тут же окрестили обидным, по их понятиям, прозвищем.
- Да не пойду я там пыль, потом попробуй, отмойся.
- Эйнштейн, будь человеком. Ты же боксер, а там шпана всякая.
Про бокс я сказал в самом начале общения, просто чтобы не приставали. Они поверили.

           На экзамене по ненавистному немецкому миловидная женщина с сожалением заключила.
- Больше тройки не могу. Вас устроит оценка?
- Конечно. А в училище вы меня подучите. Я буду стараться, сильно.
             Контроля физической подготовки не боялся.
 Каждый день, прибегая на спортплощадку, однажды обратился к старшекурснику.
- А зачем на самом верху бревна какие- то стойки.
- Для проверки вашей… смелости. Кто пройдет по верху, того и примут в училище. Авиация только для смелых людей..
Я влез по шесту на самый верх. Встал на четвереньки, выпрямился. Не смотря вниз, прошел до конца бревна. По наклонной лестнице спустился на грешную землю.
Меня уже ждали. Сердитый майор стоял рядом.
- Фамилия?
- Абитуриент Ибрагимов.
-Да нет уже. Скорее, исключенный, за нарушение дисциплины. Кто Вам вот это разрешил?
- Мне старшекурсник сказал, что кто пройдет, не держась, того примут в училище.
- Ну и где этот добрый дядя?
-Только, что был здесь. А сейчас нет нигде. Поискать?
- Не надо. Его и след простыл, с собакой не найдешь. Нельзя быть таким наивным. Тебя просто разыграли. Простак.
Майор ушел, а я задумался. «Сгореть» на таком пустяке. Больше не поверю ни одному слову старшекурсника.

            Сдавшие все экзамены, бегали в самоволки в город. По вечерам терзали гитару. Я впервые слышал о шестерых молодчиках из Одессы. О жестоком мавре и мавританке. О Колымской трассе. В нашем маленьком Миньяре таких песен не пели. Все ждали мандатную комиссию. Говорили, что идет проверка документов, а вдруг они фальшивые. Оказывается самый строгий отбор впереди.

            Обнаружив дырку в обуви, решил не рисковать. Одев спортивные тапочки, критически осмотрел себя. Спортивное трико подошло больше. Остальные вещи сложил в чемоданчик и отправился на беседу. Передо мной стоял парень с шевелюрой автора теории относительности. Через минуту он вылетел  из кабинета и убежал.
-Куда это он?
- Как куда? Стричься наверняка послали.
В кабинете командовал Генерал Бельцов. Несколько военных и гражданских лиц слушали секретаря.
- Абитуриент Ибрагимов. Результат экзаменов положительный. Трудовой стаж два года и восемь месяцев. Физическая подготовка- отлично.
- Почему экзамены слабовато сдали? Вижу, тройки есть.
- Год после школы. Немного подзабыл.
- А почему сразу не поступали?
- Так я пришел в военкомат. Там сказали, что опоздал уже. Я и записался на следующий год.
- Летать хотите?
-Так я для этого и ждал. Поступать никуда не стал.
Генерал посмотрел на остальных членов комиссии.
- Предлагаю принять… за пролетарское происхождение. Вопросы к комиссии есть?
- Спасибо. Вопросов нет.
 О том, что я уехал не уволившись с работы, промолчал. А вдруг скажут, езжай. Приедешь через год. Выходя, столкнулся с возвратившимся парнем. Волосы были тщательно причесаны. Мелькнула мысль, как это он успел так быстро подстричься.
             Обнаружив в палатке пустой чемоданчик, даже не расстроился. Пропали даже голодные ботинки.  Ну что же? Буду считать потерю жертвоприношением покинутому гражданскому обществу. И проблем нет с отправкой одежды посылкой домой.

ТРУДНАЯ НАУКА … УЧИТЬСЯ

«Пели песни о дядях, тех что брали за ворот,
По ночам заставляли нас полы натирать.
А еще месяцами не пускали нас в город.
И учили наукам,… как людей убивать».

             В бане старшина роты выдал новую форму.
- От старшекурсников берегите. Шерстяные пилотки в цене.
В одежде мечты детства прошел на спортплощадку.
 Интересно, в сапогах сколько раз подтянусь.
- Молодой. Давай пилотку и ремень. Я тебе свои подарю. Радуйся.
Передо мной стоял курсант с ремнем в руках.
- А ключ тебе тоже отдать?
Но товарищ видно не читал Ильфа и Петрова.
-Какой ключ?
- От квартиры, где деньги лежат.
- Ты что? По шее захотел?
- По шее можешь и сам получить. Давай устроим показательную драку. Нас обоих потом исключат. Но мне не так обидно будет. А ты… расстроишься.
- Так, молодой! Слушай мою команду. Дуй отсюда, чтобы я тебя не видел.
- Есть дуть отсюда.
Вечером на построении обнаружилось, что часть курсантов «промотали» казенное имущество.
Все «растяпы» получили наряды вне очереди. Возмездие было скорым.

           Сержантами назначили тех, кто поступил в училище из армии. Командиром роты стал капитан Бондаренко. Капитаном он был, видимо, давно. Немолодой, но с отличной выправкой, он проводил занятия по уставам, занимался с нами строевой подготовкой. На кроссах командовал командир взвода капитан Скорняков. Тут было разделение работы. Но все беседы и поучения «ротный» проводил лично. Иногда он приходил с легким запахом, на котором я чуть не «завалил» медкомиссию. И тогда беседы были продолжительней других занятий. В конце разговора он обычно спрашивал.
- Если есть вопросы, задавайте. Но обязательно называйте свою фамилию.
- Курсант Ибрагимов. Товарищ капитан, а после курса молодого бойца Вы по прежнему будете у нас командиром?
- Конечно. Мы вместе будем идти до вашего выпуска.
- Понятно. Преподаватели и инструкторы будут готовить из нас военных штурманов. А чему Вы будете нас учить все четыре года?
-Я буду учить вас… дисциплине. Отвечать за вас перед вышестоящим командованием. Воспитывать вас культуре и военному этикету. Чтобы вы конце- концов стали офицерами, это главное. И я уже знаю, на кого надо обратить особое внимание. Понятно? Отвечать надо «так точно».
-Так точно товарищ капитан. Я то думал, что главное стать человеком. Видимо ошибался.
- Конечно. Чтобы стать человеком в армию идти не надо. Как там Энгельс говорил?
- Труд сделал из обезьяны человека.
- Правильно. А военный труд сделает из вас офицеров. Ферштеен?
 Командир служил в Германии и иногда пользовался знаниями центральной группы войск.

            В роте больше ста человек. Несколько курсантов из больших городов были, как говорят сейчас, неформальными лидерами. Они лучше остальных знали школьные предметы и посматривали свысока на остальных. Несколько ребят из деревень больше молчали. Основную часть составляли курсанты из небольших городков, вроде нашего Миньяра. Очень быстро сложились маленькие коллективы и причины дружеских отношений иногда были необычными. Так во время частых хозяйственных работ люди узнавались быстро, помогая друг другу.

- Закончить работу! Инструменты оставить в траншее. После обеда продолжим.
По команде командира лопаты и ломы посыпались в свежевырытый котлован. С другой стороны курсант пытался перепрыгнуть широкий ров. Он стоял лицом ко мне и отчаянно махал руками, падая спиной на инструменты. Времени на раздумывания не было. Я прыгнул вперед,  дернул его изо всех сил на себя. Сам, естественно по закону Ньютона, полетел в траншею. Но так как я видел куда приземляюсь, то почти не поранился. Уже вечером он сам подошел ко мне.
-А ты, это того, нормальный парень. Печенье хочешь? Еловиков моя фамилия, Александр Васильевич.
-А я Заки Гарифович, сокращенно З.Г.
Оказалось, что у нас много общего. Даже торчавшие волосы, которые причесок не признавали. Только у него цыганские кудри, а у меня иглы дикобраза. Стрижка «под ноль» всех уравнивала, но ненадолго. Третьим товарищем стал Леонид Кашин. Он разрешил нам называть себя просто Лешей. Он  тоже не был испорчен областным городом. Меня заинтересовала его способность к рисованию. Художники в моем понимании были уважаемы так же как ученые. Саня Еловиков мог любым шрифтом написать плакат. Командир сразу привлек моих друзей к оформлению ленкомнаты.  Когда остальные курсанты перебирали овощи на складах, то Кашин и Еловиков , не спеша, занимались стендами наглядной агитации. Вскоре к ним прикомандировали и меня. Командир роты недоумевал.
- Зачем вам еще Ибрагимов? Он же не художник.
-Он тексты умеет сокращать. Рамки может изготовить, у него же рабочий стаж больше всех из роты. С ним мы быстрее все сделаем, а так к присяге не успеем.
Последний аргумент был убедительней всего.
 
             Перед присягой командир стал майором.  Старшина роты Пачин построил  нас и после обычного доклада о наличии состава, от имени подчиненных поздравил начальника с присвоением очередного звания. Мы троекратно прокричали «Ура».Майор сутки нас не беспокоил. На вручении оружия лично осматривал семизарядные карабины Симонова и называл фамилии по одному ему известному принципу.
- Товарищ майор. В моем карабине раковина в стволе. Из него стрелять же нельзя.
- Курсант Ибрагимов. Распишитесь в получении оружия. Будете чаще чистить и неисправность устраните.
- Товарищ майор. Я слесарь четвертого разряда.
-Ну и к чему Ваше напоминание о гражданской специальности?
- Так раковина чисткой не устраниться, тут ремонт основательный нужен.
- Товарищ майор и у моего карабина раковина тоже есть.
На сто пятнадцать стволов десять оказались поврежденными. Но благодушный майор не стал принимать никаких мер по замене и заставил всех расписаться и поскорее закончить формальности. Оружие сложили в пирамиды под замком. По сигналу тревоги мы их хватали из ячеек с фамилиями и долго бегали по «пересеченной местности».

           Четырнадцатого октября приняли присягу Родине. На строевом плацу в присутствии всего училища и даже части родителей из Челябинска, мы зачитывали заученный текст и расписывались в специальном бланке.
- Товарищ майор. А зачем текст надо было читать? Мы же его наизусть выучили.
- Таковы правовые нормы. Вы же знаки препинания не произносите вслух. А так вы подписались  не только под каждой буквой, но под каждой запятой и даже интервалами в тексте. И теперь, самое главное. С этого момента нарушение присяги уже преступление. Поэтому, чтобы вы его не совершили,  заучивали. А у кого память короткая, я буду вам напоминать. Понятно?
-Так точно, товарищ майор.
 На второй день всем выдали справки, что мы состоим на действительной военной службе. Свой документ я отправил в письме родителям. Мама получила мое выходное пособие и трудовую книжку. Не заходя домой, купила мне костюм и туфли. В письме сообщила, что теперь есть в чем ходить в отпуске. Ждать его надо было еще целый год.

            Собственно обучение началось после присяги. Мы уже не ходили на всякие срочные работы. Но легче не стало. Двухчасовые лекции по всем предметам не успевали даже записать. Три пары до обеда. А потом самоподготовка в классе. Не все рвались в библиотеку за литературой. Кто- то отсыпался, кто- то писал письма.  В нашем классном отделении был один мастер спорта по лыжам Крюков Александр. Он частенько устраивал соревнования «кто больше». Мы отжимались, приседали, крутились и даже стояли на голове. Но быстро наступившие семинары заставили забыть все вольности. Безжалостные двойки украсили многие графы журналов. Пришлось в срочном порядке исправляться и клеймить позором нерадивых, то есть самих себя, на комсомольских собраниях. Мне было трудно понять новые значения высшей математики.
Память уже не могла выручать запоминанием целого раздела. Но еще трудней было с оправданием таких усилий.
- Товарищ преподаватель! А как могут интегралы научить летать? И надо ли нам все это?
-Товарищи курсанты. Объясняю еще раз. Мы проходим программу технического ВУЗа. Чтобы получить диплом о высшем образовании, вам придется ее освоить. Летать вы начинаете со следующего года. Поэтому, кто не сможет перейти на следующий курс, летать, естественно не будет. Понятно.
- Ну совсем как сын Тараса Бульбы,  Остап. Он тоже учился грамоте  только для того чтобы потом саблей махать. Годы идут, а традиции не умирают.
Пришлось приложить максимальные усилии, чтобы покинуть ряды отстающих. Но были и предметы интересные. Курс марксисткой философии вел подполковник Каневский. Он регулярно проверял конспекты. И когда очередь дошла до моих записей, вызвал в кабинет.
- Неплохо оформлено. Вижу, что предмет Вас интересует. А вот многие выражения у Вас в кавычках. Почему?
- А это, чтобы стыдно не было товарищ подполковник.
- Поясните.
- Это же не мои мысли, а чужие…я воровать не люблю.
- Понятно. А кто такой Л.В? Вот тут написанное его изречение, что в криволинейном пространстве нашего мира не может быть прямолинейных идеологий. Мне такая мысль как- то не попадалась.
- Это я себя так зашифровал. Л.В- означают личные вымыслы. Это чтобы мне крамолу не приписали,… все может быть.
- Спасибо за доверие. Конспект завтра верну. Надо разобраться во всей этой … каше.
На следующем занятии мне вернули мои записи с приписками, на что обратить внимание.
- Неплохо, неплохо. Работайте, думаю что отличная оценка за курс на подходе.

           В училище культивировались многие виды спорта.  Команда по ручному мячу даже имела призы на всесоюзных соревнованиях. Каждое  полугодие проводились спартакиады. Наша рота всегда была одной из лучших. По лыжам первое место обеспечивал Крюков. Он бежал впереди всей команды и «не отрывался от коллектива», таща за собой остальных. Генерал Бельцов всегда проходил «десятку», обгоняя многих курсантов. Поддавшись общему настроению, и я записался в группу бокса. Но тренер, мастер спорта из солдат срочной службы, через несколько занятий мне порекомендовал поменять вид спорта.
- Я вот наблюдаю за Вами и пришел к выводу, что успехов больших не достигнете.
- Это почему?
- Причина одна. В момент удара у Вас почему-то закрываются глаза.
- Да это возможно. Я слесарем был до училища. Инстинкт.
В другие группы больше не записывался, предпочитая общую подготовку.

           Через некоторое время с удивлением заметил, что распорядок дня устраивает. Науки, трудно, но тоже познаются. Даже споров в роте стало меньше. Видимо люди незаметно сближались общими проблемами. Одно было плохо.
 Сержанты, пытаясь сделать свои отделения лучшими, занимали все остальное время. Да еще командир регулярно строевыми занятиями пытался добиться идеального прохождения «торжественным маршем». Все это вылилось в прямое неподчинение, о котором сразу стало известно майору. После ужина он построил роту в казарме.
-Мне доложили, что в нашем подразделении есть случаи отказа выполнения приказа. Вы прекрасно знаете, что это самое грубое нарушение устава и присяги. Вы так же знаете, что за такой проступок на войне расстреливают. Но мы не на войне. Я спрашиваю. В чем дело?
-Когда будет личное время?
Кто то выкрикнул из строя, не назвавшись. Командир сделал вид, что не заметил нарушения.
- Курсант Ибрагимов.
- Я.
- Принесите распорядок дня.
- Есть принести распорядок дня.
Строевым шагом я прошел к дневальному. Застекленный распорядок дня снял со стенда и вернулся к строю.
-Курсант Ибрагимов. Доложите распорядок дня по пунктам.
Начав с времени  подъема, я доложил то, что и так все знали. И только под конец внес новое.
-Девятнадцать ноль ноль, девятнадцать тридцать –ужин. Девятнадцать тридцать тире двадцать один ноль- ноль, личного времени нет. Двадцать один…
- Стоп. Дайте сюда распорядок. Смотрите, товарищи курсанты. Здесь написано- личное время. Значит, оно есть. А курсант или не умеет читать, или намеренно искажает распорядок дня. Думаю, что таким не место в нашем коллективе. Отвечайте Ибрагимов.
 Оправдываться было нельзя. К тому же так делают только трусы.
- Читать я умею. Но вы просили не читать, а доложить распорядок дня. Я Вам официально докладываю, что личного времени у нас нет. Несоответствие распорядка дня фактическому положению считаю грубым нарушение устава внутренней службы. Я готов сейчас написать рапорт на имя вышестоящего командования с подтверждением своих слов фактами за последние десять дней.
Тишина наступила такая, что было слышно движение поездов через станцию Щагол.
Командир молчал. Он думал. Потом прошелся перед строем. Подойдя ко мне, буркнул.
- Встаньте в строй.         
Я вернулся на свое место и замер. Сто с лишним человека не шевелились.
- Рота… разойдись. Сержанты в канцелярию.
Подразделение рассыпалось на мелкие группы. Мои друзья подошли ко мне.
-З.Г, тебе это надо? Нельзя же так рисковать. Он все равно найдет к чему придраться.
-Не знаю. Может быть и не надо. Я не для себя старался.
- Ага. Тебя выгонят, они, то есть мы останемся.
Через полчаса сержанты вернулись одни.
- Слушайте все. Работы в личное время запрещаются. Пишите письма, читайте. А ты Заки будь осторожен. Любой «залет» и ты на гражданке. Ферштеен?
            Время шло. Спокойствие в роте установилось. Мы приспосабливались к режиму и не роптали. К одному привыкнуть не могли. Слишком переменчив был характер ротного.
То он обращался с нами как родной отец. То люто зверствовал. Вот и на этот раз. Доведя нас до столовой на обед, скомандовал.
- Рота, правое плечо вперед. Марш.
 Мы пошли на второй круг внутри П-образного скверика. Следующий подход командиру не понравился еще больше.  На половине третьего круга раздалась команда.
-Рота! Запевай.
Рота молчала, словно глухонемые.
- Курсант Ибрагимов! Запевай.
 Я знал почти все строевые песни. Но они как- то не подходили. 
- Вихри враждебные веют над нами.
Я пел один, а рота начала чеканить шаг в такт марша. Окна огромного здания отражали звук. И когда последние две строчки каждого куплета повторялись сотней голодных глоток,  эффект был сотрясающий.
- Отставить песню. Правое плечо вперед. Марш.
Из столовой выходили сытые лица и смеялись над нами. Наконец рота замерла перед входом.
- Справа, по одному, марш.
Пока поднимались на второй этаж, успели принять решение. Рассевшись на своих местах, никто не притронулся к еде. Прошло несколько минут. Командир забеспокоился. Начал он с крайних рядов.
- Товарищи курсанты, почему не принимаете пищу?
-Так все остыло товарищ майор. Есть нельзя.
Когда каждый стол подтвердил, что еда холодная, он запаниковал.
- Товарищи курсанты! Вы знаете, что коллективный отказ от пищи является чрезвычайным происшествием. Доклад следует немедленно до Министра Обороны.
-Вот и докладывайте,- раздался чей- то голос. Мы уже знали, что делается в таких случаях. Офицеры увольняются, а подразделения расформировываются. Увольняться майору без пенсии не хотелось.
- Товарищи. Давайте найдем решение проблемы. Я сейчас организую подогрев пищи. Второе привезут из летной столовой. Я прошу вас не усугублять положение. В свою очередь отменяю строевую подготовку на переходах в столовую. Думаю, что достаточно… уступок. Дежурный, собрать все первое.
Как он сумел, организовать быстро горячий обед осталось тайной.
 Потом мы узнали, что у ротного неприятности в семье и были причиной подобных срывов.

           Необходимость стоять в нарядах мешала учебе. Надо было «догонять» материал. Но никто не мог придумать лучшего. Экзамены не признавали отсутствие на занятиях. Первая сессия лишила большинство сержантов должностей.  Новые младшие командиры были из отличников. В этом был свой резон. Такие люди меньше зависели от подчиненных на зачетах и экзаменах. Соседнее отделение по ядерной физике получило половину оценок- двойки. Надо было что- то придумать. Общими усилиями пришли к выводу, что спасти могут только шпаргалки. Заходят первые пять человек. Первый начинает ответ и в это время разрешают зайти шестому.
Он и занесет «шпоры всем остальным. И так далее  до конца. Последний успеет подготовиться, так как билетов останется мало. Последним будет Ибрагимов, пусть хоть раз в жизни оправдает кличку Эйнштейн. Все шло по плану, пока один растяпа не уронил свой спасательный круг. Пожилая учительница, пенсионерка, все поняла.
- Двадцать первое отделение. Встать. За попытку сдать экзамен самым подлым образом… всем двойки.
Женщина писала что-то, мы не расходились.  Казалось выхода нет.
- Слушайте меня. Терять нам нечего. Поэтому соглашаемся на любые условия.
Я постучался в двери и вошел. Сама вежливость шла впереди меня.
- Здравствуйте. Моя фамилия Ибрагимов. Я тоже, как и Вы, глубоко возмущен происшедшим. Отделение достойно наказания. Накажите их,… отобрав время на подготовку к ответу.
- Как это понимать?
- Очень просто. Заходит курсант. Берет билет и сразу начинает отвечать на вопросы.
Учительница заинтересовалась.
- Ну и кто первый?
- Любой. Хотя бы я. Билет номер девять, вопрос номер один. Отвечаю… .
- Подождите… пусть войдут три человека и возьмут билеты. Так. Слушаю Вас.
Комната наполнилась электронами и мезонами. Фейерверк энергетических потоков складывался в ряды формул. Энрико Ферми начал ворочаться в гробу от слишком вольного толкования его теории бета- распада. Я вспомнил любимого героя арабских легенд, который говорил, что в научных спорах побеждает не тот, кто лучше знает предмет, а тот у кого лучше подвешен язык. Учительница не перебивала. Заслушалась наверное.   Сидевшие  за столами, показывали пальцами номера билетов, спасателям за дверной щелью.
- Курсант Ибрагимов ответ закончил.
-Хорошо. Берите стул и садитесь рядом. Не будем мешать другим. Я Вас выслушала. Теперь Вы слушайте меня. На билет вы ответили неплохо. Но откуда такой поток теорий и открытий. В нашем курсе физики их нет. Учебник для Вас писала я, правда на правах рукописи. А открытие Ферми моя кандидатская работа.  Если бы так ответили в технологическом институте, то над Вами смеялись бы все первокурсники. Но впереди у Вас тяжелая и опасная работа. К счастью она не связана с теоретической физикой. Мой Вам совет. Основные, жизненно важные предметы учите другим, более глубоким способом. Меня радует, что вы способны краснеть, значит не все потеряно.Свободны.

          До конца экзаменов я не проронил ни слова. Когда все получили положительные оценки, то никакие похлопывания по спине и рукопожатия не улучшили настроения. Чувство стыда было таким полным, будто я выпил ведро позора. Нет, надо что- то делать. Больше никогда не скажу того, в чем не уверен на сто с лишним процентов.  После ужина забрел на свою любимую аллею. Знаменитые писатели смотрели на меня с осуждением.  Отпуск при части всего две недели. Жаль что курс физики закончился. Я бы попытался  на следующем семестре выучить теорию на отлично. Но снаряды и бомбы назад не летают.
Странно, что никто, даже друзья не поняли, что произошло. Некоторое время я даже был героем, но ежедневные заботы и новые происшествия отодвинули в прошлое эпизод. Самым волнующим было объявление о парашютных прыжках.

 Нам  сообщили, что курсанты летных училищ должны совершить минимум три прыжка за период обучения. Мы не возражали, надо так надо. Знали куда шли. Три дня подготовки. Отработка до автоматизма основных приемов и, наконец, завтра прыжки. Вечером роту долго не могли уложить. Люди шатались по проходу между коек, покашливали, негромко переговаривались. Старшине это надоело.
-Кто еще раз встанет, наряд вне очереди обеспечен.
 
          Утром, первый взгляд за окно. Погода летная. На аэродроме инструктор всех разделил на группы по росту и весу.
- Да шапки привяжите  под подбородком и унты к комбинезону. Иначе во время прыжка растеряете все к чертовой матери.
          Самолет АН-2 долго набирал высоту. Вот уже и дома как спичечные коробки. Я первый раз в жизни вижу их такими. В моем городе даже с самой высокой Красной Скалы этого не увидеть.
В нашей группе я оказался последним. Когда все встали по  первому сигналу сирены, я вновь сел. Пока все попрыгают, я успею отдохнуть. По второму сигналу инструктор «помог» первому шагнуть за порог. Куда делись все тренировки? Люди вылетали из люка вместо двери, кувыркаясь. Принудительное раскрытие парашюта гарантировалось пристегнутым карабином к тросу.

- Чего расселся? Вперед, марш. Я разбежался по кабине, и ласточкой вылетел в тугой воздух. Пару раз кувыркнувшись, почувствовал рывок. Все стало на место. Земля внизу, небо наверху. Не успев сказать «слава Богу», увидел как мой купол парашюта прогнулся и из-за края шелка показались сапоги инструктора. Его купол успел наполниться воздухом, это нас и спасло.
- Спокойно, товарищ майор, спокойно! Я сейчас уйду влево. Все хорошо, прекрасная маркиза. Все хорошо, все хорошо.
Инструктор, скользя по воздушным потокам, ушел вправо и приземлился раньше меня у самого круга. Пока я наслаждался вновь обретенной  жизнью, меня унесло метров за пятьсот. Поверхность планеты оказалась жесткой. Не удержавшись на ногах, погасил своего спасителя. С огромным комком ткани, уставший и радостный приплелся к остальным.
-Ты чего кричал мне в воздухе?
-Я Вас… успокаивал, что все хорошо.
- Меня?!... Но влево ушел правильно.
Унесенный дальше всех курсант долго не вставал. Командиры забеспокоились. Немедленно машина скорой помощи с дежурным врачом  помчалась на выручку. Мы прекратили собирать парашюты и ждали. Увидев, что курсант самостоятельно встал навстречу медикам, все успокоились. Из подъехавшей машины он вышел совершенно невредимый и довольный.
- Что случилось, товарищ курсант? Почему долго не вставали?
Курсант Лешков улыбнулся.
- Так далеко идти было. Я это …отдыхал перед дорогой. А тут и машина подъехала. Смотрю люди бегут… .
- Ладно уж. Наказывать не буду. Как там кто- то пел: Все хорошо, все хорошо. С крещением!
На второй день фотография в письме подтверждала, первый шаг в небо сделан.

           Наступившая весна радовала теплом и цветущими дикими яблонями парка и сиренью. Наверно и в моем городе все горы покрылись белой пеной цветущей черемухи. За мостом опять начнут концерты соловьи. Молчаливые парочки специально приходили слушать их со всех улиц.

            Учиться летом, оказалось труднее. Если зимой не хотелось выходить на улицу, то летом наоборот. Даже открытые окна, несмотря на запрет, на всех этажах не помогали. Радовало, что на летней площадке городка возобновились танцы. Шустрые девушки из Челябинска приезжали, проходя через КПП без всяких пропусков. Дежурный на  калитке смотрел только одно, чтобы в сумочках не было спиртного. В случае обнаружения продукт немедленно  изымался «по закону военного времени». Преподаватели шутили, что к нам приезжают те же девушки, какие приезжали к ним еще во время учебы. В любом случае уже было куда пойти в «личное время».

          К майским праздникам состоялась очередная спартакиада  училища. Началось все со старта марафонцев. Когда самые выносливые ушли на маршрут, начались основные соревнования по легкой атлетике. Свободные курсанты и зрители из городка заполнили все трибуны. Мы поддерживали свою роту лужеными глотками. Главное было перекричать других болельщиков. Но вот марафонцы вернулись. Победителей наградили.

          Футбольный матч завершал праздник. Разыгрывался кубок. Наша рота до финала не дошла, а вот параллельный курс фронтовой авиации рассчитывал на победу. Конечно мы все болели за первокурсников, осмелившихся «утереть нос» старшим. Второй тайм начался при нулевом счете. Вдруг игроки замерли на месте. Со стороны входа на стадион показался спортсмен. Отставший на два часа марафонец еле передвигал ноги. Казалось, что он вот-вот упадет. Почему он не «сошел» с дистанции было непонятно.  Стадион затих. Оркестр начал тихо «медленный вальс».  Под это сопровождение курсант вышел на финишную прямую. Раздались аплодисменты, перешедшие в овацию. Все зрители встали, приветствуя силу воли последнего марафонца. Даже победитель не удостоился такой чести. Курсант с номером на спине дошел до финиша и сел на землю.  Начальник училища подошел к спортсмену и пожал ему руку. Потом он объявил, что приз за волю к победе отныне будет вручаться тем кто проявит  такую же  целеустремленность. А сегодня определен первый ее обладатель. Стадион поддержал генерала.  А когда наш курс завоевал кубок по футболу, то  мы и стали победителями спартакиады.

           Старшина Пачин на вечернем построении объявил, что руководство Челябинского пединститута пригласило нашу роту на «капустник». Я вначале не собирался готовить парадную форму. Вспомнив, что там учатся и мои земляки, выпросил увольнительную. Актовый зал был полон.
Форма курсантов была маленькими островками интереса, в основном студенток. Одна из них показалась знакомой.
-Привет, Марина. Узнаешь?
-Пока нет. Постой. Не ты ли это противный мальчишка, который осмелился на меня выпустить «колючку»?
- Угадала. А потом твои кавалеры хотели меня проучить, но позорно бежали с поля боя. Интересно, где они сейчас?
- А кто их знает, … здесь других хватает. А ты уже обзавелся подружкой? 
- Когда? Училище то военное. То наряды, то тревоги, то экзамены.
- Тогда ищи здесь. Неужели ни одной нет?
- Ну почему нет? А кто вон стоит у стены с золотыми волосами. Прямо Златовласка из сказки.
- Приехали. Это же твоя одноклассница Нина Кондина. Но… ты к ней не подходи.
- Она, что? Неприкасаема?
- В какой- то мере, да. Замуж выходит. За преподавателя. Рядом стоит, видишь.
- Ну тогда хоть привет передай  при случае.

            Прослушав концерт, покинул только начинавшееся веселье. Командир роты принял мой доклад о возвращении без замечаний. Не обнаружив даже малейшего запаха из прозрачной посуды, разочарованно отпустил.

           Наступило лето. Занятия продолжались в том же темпе. Каждое утро пробежки с «голым торсом»  избегал только один человек. Наш общий друг Еловиков стал каптерщиком. Там надо было сделать множество табличек с различными надписями и постоянно наводить порядок. Старшина и офицеры его не трогали. Саня тут же понял преимущества должности и иногда просто отсыпался в своем закутке. Радовало, что начались занятия в бассейне. На день назначался дежурный, чтобы знать виновного на случай происшествия на воде. На огороженной  территории там же стояли спортивные снаряды из арсенала подготовки космонавтов и летчиков. Основным из них был лопинг.  Установка позволяла вращением в двух плоскостях проверять вестибулярный аппарат курсанта. Когда никого не было, я частенько крутился на нем. Однажды, решив считать обороты, дошел до трехсот «мертвых петель». Поняв, что могу крутиться больше, на занятиях небрежно заметил.
- А слабо   пойти на обороты триста, четыреста?
- А сам то сколько сможешь?
- Да хоть пятьсот.
- Спорим, что не сможешь.
- На что?
- Да хоть на три звездочки.
-Спорим, но с условием пить будете вы… если я выиграю.
- Конечно согласны. А тебе какая выгода- то?
- А никакая. Я альтруист. Просто интересно.
         Мне привязали ноги и руки и… начали считать. До трехсот оборотов дошел спокойно. Потом заметил, что устают ноги. После пятисот еле спустился на землю.
 Оказалось,  что самое трудное это ходить по лестнице. Но это был неофициальный рекорд училища. Коньяк выпили все по глоточку. Такое малое количество никто и не заметил. Не то, что «попытка распития спиртных напитков» на день рождения Еловикова.

         Когда все отделение собралось в ближайшем лесочке и открыли первую бутылку, все замерли, как в Гоголевском Ревизоре.  Старший лейтенант и двое курсантов патруля явились из «ниоткуда».
- Что отмечаем?
- Да вот день рождения товарища… немножко.
- Удостоверение покажи. Так, действительно сегодня день рождения. Открытую бутылку я выливаю. Извините. А вот еще две сдайте назад в магазин. Получка, я знаю, у вас маленькая.  А день рождения вы еще успеете отметить… метлами на КПП. Вперед. Офицер оказался не строевиком, а инструктором. Иначе бы разбора по полной программе не миновать. Комсомольские собрания заклеймили бы позором виновных.
 
           Технические науки утомляли. Хотелось чего ни будь душевного. Я заметил, что многие завели себе самодельные книжечки, куда записывали стихи самиздата, песни. Купленный в складчину магнитофон, радовал новыми песнями и зарубежными композициями.  В моей записной книжке появились новинки Асадова, Риммы Казаковой, Евтушенко.
         На концертах художественной самодеятельности мне пришлось открывать первое отделение декламацией Маяковского, Безыменского. Даже командир роты стал относиться ко мне лучше, после замечания комбата Цоцорина, что лучше Ибрагимова никто не держится на сцене

         Телевизионные КВНы заразили и нас. В каждой роте были свои команды. Мне, как капитану, пришлось писать репризы, эпиграммы и другие гадости на противников. Главным было одно требование, чтобы было смешно. Как то во время подготовки домашнего задания родилась идея «сбацать» на сцене Рок-н –Ролл.
-Замполиты зарубят номер на корню.- Засомневались некоторые. Но идея была слишком хороша, чтобы от нее отказаться. Общими усилиями решили сделать выступление в виде пародии  на «загнивающий запад». Дело в том, что в роте оказались курсанты с музыкальными данными. Курсант Пугилович, высокий  блондин с прибалтийской внешностью, прекрасно управлялся со всеми ударными инструментами оркестра. Ратников играл на рояле, аккордеоне. Контрабассиста нашли из своих, показав ему три бас- аккорда. А уж гитаристов было несколько, даже один когда- то играл в струнном оркестре. Саня Бычков был один из «шестиструнников», остальные обычно терзали семиструнный инструмент. Гитары были оклеены изнутри битым стеклом лампочек, самодельные звукосниматели давали прекрасный дребезжащий звук, то ли банджо, то ли «гавайки». Осталось придумать сюжет.

          Номер назвали «в пещере».  И на первом же выступлении мгновенно опередили всех. Когда нашей команде надо было показать домашнее музыкальное задание, открыли половину сцены. В углу «горел» костер из красного фонаря и вентилятора с лентами.
На полу сидели три спортсмена гимнаста в «шкурах». Летные зимние куртки, вывернутые наизнанку, легко превращались в первобытный гардероб. Играла тихая грустная музыка. «Дикари» говорили на  английском языке, что хотят кушать. Для изучающих другие языки были понятны жесты. Но вот отодвигался декоративный огромный «камень» и в «пещеру» входили «охотники» с тушей мамонта. Огромные кости, взятые из столовой летели к «костру». Радостный дикий вой поддерживаемый боем барабанов, за закрытой пока частью сцены, возвещал о безумной радости «спасенных». Все «дикари» начинали танец. Естественно, что это был спортивный Рок- Н- Ролл. Гимнасты в шкурах летали под потолком. Вторая часть занавеса открывалась и оркестр, тоже в «шкурах», играл во всю свою мощь. Усилители заполнили звуком каждый уголок зала. Танец был отрепетирован безупречно. В этом был главный смысл выступления. Полный зал зрителей начинал помогать оркестру ритмом ладошек и топотом. Первый ряд командования училища сидел неподвижно ожидая, когда закончится безумие. В конце танца один из артистов схватил зубами кость и убежал за кулисы. Этого в сюжете не было. Импровизация не возбранялась.

           Ведущий долго не мог успокоить зал. Жюри дало высшую оценку за номер, который зал пытался вызвать на бис. После такого выступления конкурс капитанов не был интересен. Я спокойно выслушал свою «летную характеристику» из уст противника. О нем я знал только одно, что когда- то он съел хлеб с гуталином на спор и выиграл десять рублей. Вместо ответной речи произнес.
- Мы все летали понемногу. Куда- ни будь, и как ни будь. И аппетитом, слава Богу, у нас немудрено блеснуть. Но никогда, и не один не ел под спором… гуталин.
Зал хохотал. Догадливые офицеры тоже.
Первую встречу мы выиграли. Потом за все четыре года не проиграли ни одной.

           Короткое уральское лето по вечерам пугало заморозками и холодными дождями. Любители статистики заметили странную закономерность. Всю неделю прекрасная погода в субботу превращалась в кошмар отмены танцев. Мы обратились к главному специалисту. Начальник кафедры авиационной метеорологии,  утверждавший что сей предмет на пятерку знает только Бог, сообщил.
- Вы меня удивляете. Погода на нашей планете зависит от солнца. А оно вращается с периодом в двадцать один день. То есть кратно семи дням недели. И если дождь идет в субботу, то в следующий такой же день наверняка пойдет. Если конечно еще какие то силы не вмешаются в процесс.

           Умные учителя могли ответить  почти на  любой вопрос.   А вот на такие, как- то:
- Правда ли, что и наш истребитель был сбит ракетой и летчик погиб  при ликвидации самолета- шпиона U-2? Правда ли, что в Новочеркасске было восстание рабочих? Правда ли, что  самолет ТУ-4 является копией Б-29, сбросившей атомные бомбы на Японию? Этот самолет стоял в парке училища. Первые выпускники по высшему профилю выполняли на них летную практику. Преподаватели, услышав такой вопрос, оглядывались. Они говорили просто- Ответить не могу. И только один, начальник кафедры военного искусства офицер в отставке, обычно отвечал на некоторые. Потом он грустно заметил.
- Кто- то из вас возможно и доживет до того времени, когда на эти вопросы будут ответы.
Именно от него мы узнавали неприглядную историю последней войны. Проваленные операции, когда целые армии попадали в «котлы». О стратегии и тактике немцев и  наших. Даже простое сравнение секретных цифр потерь было ужасным. На этих занятиях я понял, что идеология и наука не всегда понятия равнозначные. Но о своих рассуждениях нельзя было делиться даже с друзьями. Это понимали все.

          Все чаще в роту приходил замполит батальона. Капитан в непринужденной беседе выспрашивал буквально обо всем. Но мы были осторожны. Все знали, что одного курсанта исключили только за то, что он шутя заявил, что является американским шпионом. Особый отдел не смог найти ни единого, даже маленького, доказательства. Шутник покинул наши ряды.

          Однажды  ротный решил пошутить и надо мной. На очередных соревнованиях он записал меня участником  по программе…  вольные упражнения по гимнастике. Вначале я наотрез отказался. Такие выступления я видел только по телевизору. Тогда он в присутствии всей команды выдал.
- Если Ибрагимов отказывается, то нам поставят «баранку». Имея ее хоть одну, первого места не видать.
- Хорошо, я выступлю и …поражу всех своим мастерством.

         Мне нашли лучше трико в роте. В огромном зале для спорта на ковре соревновались гимнасты. Шесть баллов не получил никто. Жюри было очень придирчивым. Но вот объявили и мою фамилию. Я подошел к тазику с тальком и протер руки. Потом подошвы тапочек. Кое кто засмеялся. Послышались советы, припудрить еще чего ни будь. Отряхнувшись, как петух перед боем, вышел на ковер. Поклонившись на все четыре стороны света, поднял руку. В зале  под потолком повисла тишина. Пройдя по диагонали ковра,  обернулся. Взмахнул обеими руками и … прыгнул на полметра вперед, присев. Выпрямившись, поднял руку отмечая, что выступление закончил. Потом поклонился вновь и сошел с ковра. Тишина длилась секунды три, потом она сорвалась с потолка смехом  и аплодисментами.  Жюри начало спорить. «Баранку» ему кричал один. Другой возражал, «Нет уж, будьте добры, оценивайте. Он же на помосте был».
 « Да за один выход ему не меньше двух очков надо присудить»,» «Но мы же не в цирке» возражал первый. Наконец оценку объявили.
- Выступление оцениваетс… на один балл.
Радостный рев роты, избежавшей «баранки» заглушил последние слова председателя. Генерал повернулся к ротному.
-Ну Вы хитрец, товарищ майор. Нашли- таки выход. Молодцы.
 Команда заняла первое место, а мне стало грустно. Уже почти год в училище. Кто над кем издевается  не понятно. То ли жизнь надо мной. То ли я над нею.

            Половина августа заняли экзамены. Но вот и они позади. Зачитан приказ о переводе на второй курс. С первого сентября отпуск. Поезд привез меня в родной город ночью. Я шел домой через совершенно разрушенный мост. Не то, что перил, тротуара не было. Вода, черным потоком просматривалась сквозь огромные щели под ногами. Мама была поражена.
- Как ты через мост прошел? Мы давно ходим по железному. Все ремонтируют. Год уже.

ДОМА.
Утром меня никто не будил. Родители уехали на работу. На столе завтрак. Я собрался и поехал на электричке в Ашу. Надо же в отпускном билете сделать отметку о прибытии. С удивлением обнаружил свою фотографию на стенде «Нашей Гордости». Отличный производственник, а теперь курсант военного училища улыбался всем входящим в здание.  Приветливый капитан напомнил о своем соучастии в моей судьбе.
-Я же говорил год надо подождать, вот и все получилось. Жаль, что в этом году никто из района к Вам не поступил.
- Да я знаю. Ребята ко мне подходили. Я сказал на что обратить внимание, но не помогло.
Дома обошел сад. Все на месте. Во дворе огромное количество березовых чурбаков. На улице все без изменений. Даже перекладина на месте. Чем заняться? Вечером все выяснилось. Дрова подготовлены к моему приезду. Их надо расколоть на поленья и сложить вдоль забора.
-Мама. А чего столбы на турнике новые? Старые сгнили что ли?
- Да нет. Когда ты написал, что поступил, отец разобрал твой турник. Я его отругала и сказала сделай как было, а то плохо будет. Он и сделал.
- Спасибо. За дрова не волнуйтесь, отпуск целый месяц. Успею.
- Да еще. Мы никогда твой день рождения не отмечали. Сестры сообщили, что приедут обязательно. Ты друзей пригласи. Я приготовлю.
- Кого приглашать то? Риваль и Виталька в армии. Схожу на завод, может кого встречу.
 На завод меня не пустили. Пропуск мастер не подписал. Ничего страшного, переживу.
           На улице встретил  знакомого по цеху и пригласил на день рождения. С маминой работы тоже пришли сотрудники с… дочкой.  После застолья я, под конвоем сестер, проводил девушку домой. А вот знакомый зачастил к нам. Вначале я удивлялся, но когда узнал о подлинном интересе к моей сестре, понял все. Старшая давно была замужем и жила в Уфе. А младшая работала медсестрой в новой больнице в районе «новостройки». Днем я колол дрова, а по вечерам с родителями ходил в кино. Мама настаивала, чтобы я надевал парадную форму и всегда шла рядом, здороваясь со всем городом. Никаких приключений. Кроме одного. В новом доме Культуры проводились вечера отдыха или просто, танцы. Так как это было любимым мероприятием, я старался не пропускать его.

         В углу зала стояла настоящая Мерилин Монро. Белые волосы, яркие губы, рост, бюст все как на картинке. Рядом стояли несколько человек и делали вид, что их ничего не интересует. Провинциальная скука и зашли они сюда от того, что больше некуда. Я подошел к девушке.
- Привет Мерилин. Как дела? Танцуешь?
-Конечно танцую. А то че бы я пришла сюда. Только вальс не умею. И мерином меня не обзывайте.
- Ты что? Мерилин это знаменитая американская актриса.
 А ты такая же … красивая как она.
- Не знаю. Я в Америке не была. А живу на «новостройке».
-Далековато. Провожать надо?
- Если смелый, проводи.
 Из группы скучающих личностей один распахнул пиджак. На секунду, не более. Нож с наборной ручкой блеснул и скрылся. Понятно. Идти под конвоем шпаны нельзя.
- Ну тогда давай договоримся. Я тебя до автобуса провожу. А сам пешком домой, я тут недалеко живу.
Мы вышли на улицу. Шли не торопясь. Несколько человек шли за нами, просто случайно по пути. У автобуса мы попрощались.  Девушка села на свободное место. Раздался свист воздуха в системе закрытия дверей. В последнюю секунду я проскочил между створками. Автобус тронулся и покатил под гору. Группа некоторое время еще бежала за нами, но силы были неравными. Водитель смеялся.
- Ну ты уделал их, молодец. Эту шпану я знаю как облупленных. Они без ножей не ходят.
- Да видел я их ножи. Поэтому и решил пешком не идти. Завтра разберемся.
«Мерилин Монро» не была не только в Америке. За полчаса общения выяснилось, что и школу не закончила. На работе заставляют идти в вечернюю, но не хочется. Не нагулялась еще. О провожатых сказала только, что они работают на заводе учениками.

          Зайдя к сестре , взял отвертку и попрощался с новой знакомой. Внешность нисколько не соответствовала содержанию. Жаль. До дома дошел без приключений.Шпана не знала где я живу, засады не было.

          На второй день у проходной завода встретил вчерашнего носильщика ножа. Он был без приятелей.
- Ну что? Поговорим.
- Ой, как хорошо, что я вас встретил.
- И я как рад. И что ножичка у тебя нет.
- Вы меня пожалуйста простите. Мне уже по шее надавали в цехе.
- И в каком цехе работают такие хорошие люди?
- В нашем, ремонтно- механическом. Я то сдуру похвалился, что вчера военного с летными погонами напугал. Так старшие, когда узнали, вначале чуть не прибили. Ты, говорят кому ножики кажешь? Да он этих ножей столько сделал. На рабочего человека прыгаешь? В общем меня послали к Вам и адрес дали, чтобы значит прощения просить.
- Ну и кто же конкретно воспитатель?
- Да друг Ваш, Валера. Он кстати и сказал, чтобы я передал, что в субботу ждет в гости.
- Так. Понятно. А ты не знаешь, почему мне пропуск не подписали. Что, цех секретным стал?
- Там такие дела творятся. Мастер под следствием. А ребята сказали, чтобы Вы не приходили на завод. Да сами все расскажут, когда встретитесь. А как со мной? Че сказать- то?
- Ладно, забыли. Я на пролетариат зла не держу. А Валере скажи, что приду обязательно.

           На танцы стало ходить неинтересно. Но в субботу, попросив у матери «червонец», отправился на встречу. Я сидел в скверике рядом с памятником пионеру.
Когда- то мы по ночам вязали ему на бетонную шею галстук. Трое из моего цеха стояли рядом.
 Я обнялся с каждым, похлопывая по спине.
- Ну что, летчик? Чем угостишь?
- А чего хотите то и возьмете. Магазин рядом. Деньги вот.
- Ага, проспорил. А говорил, что раз не пьет он , то и нам не даст.
Один из обрадованных слесарей скрылся в магазине. По первому  «за встречу» выпили на скамейке. Потом, уже не торопясь, побрели к дому Культуры. На полпути вспомнили, что там милиция рядом и поменяли маршрут, приложившись еще. В конце- концов зашли к кому- то во двор, угостив и хозяина. О чем говорили и где еще были,  поврежденная память не сохранила.
Утром мама сокрушалась.
- Как ты через мост то прошел? Там трезвому опасно, а ты такое натворил.
- Честно, мам не помню. Не пил и пить не буду, обещаю. Обидно как-то. С ребятами из цеха встретился, … а ничего не узнал. И работать сегодня не могу. Спать буду.
Вечером троица из цеха пришли к нам домой.
- Мы тут тебе поправку принесли. Будешь?
- Да вы что? Не пил и пить не буду. Я даже не помню, как домой пришел.
- И как через мост шел?
- Кто? Я?
- Ну а кто же? Мы видим, что ты идти почти не можешь. Проводили до моста и говорим, пойдем через железнодорожный. На вашем то только две стальные двутавровые балки остались. А ты.
 - Смотрите как летчики ходят над пропастью… .
-И что?
- И…пошел. Ни разу даже не пошатнулся. Вас, что специально учат этому.
- И вы никого рядом не видели?
-Ну кого можно увидеть, вокруг один воздух.
- Рассказываю. У всех людей один ангел- хранитель. Как только тебе имя дали, так он и охраняет тебя… иногда. А у нас их два. После первого парашютного прыжка даже инструктор меня поздравил с крещением. Вот они с обоих сторон и поддерживали. Кстати, маме не говорите, что я через мост шел, расстроится.
 После двух часов беседы, Валера удивился.
- Надо же? Без бутылки и так хорошо поговорили. Ты не забывай нас. Приходи в отпуске- то. Давай прощаться. Завтра на работу.

             Недели через две я понял, что отдохнул. Костюм висел в шифоньере. Мама  еще в начале моего отпуска принесла с работы подписку всего Джек- Лондона.  Контора выписывала приложение к журналу «Огонек». Я с удовольствие прочитал почти все. Потом внезапная мысль остановила меня. Если я прочту все его книги, то что делать после. Несколько томов оставил на «потом». Так сытый человек оставляет часть продуктов «на черный день».  Вот и заканчивается первый отпуск «с выездом на родину». Все таки год прошел не зря. Я стал мыслить формулировками военных документов. Хорошо это или плохо не знаю. Осталось сняться с учета в военкомате и в путь.
 Ждать электричку до вечера не стал.

          Автобусный маршрут из Аши в Миньяр меня устроил. На заднем сиденье полная девушка символически подвинулась.
- Садитесь со мной, места хватит.
Автобус трясло на ухабах. Нас кидало друг на друга, мы весело болтали. В родной город приехали уже друзьями. Незаметно перешли на «ты». Вечернее свидание затянулось. Бледное утро застало нас на автобусной остановке. Оказалось, ей срочно надо возвращаться в Ашу. Первый автобус увез девушку обратно. Уже прощаясь, спокойно заметила.
- Если хочешь меня, могу остаться. Не убудет.
Я был поражен. Любое,  даже маленькое достижение мне всегда давалось с огромным трудом. А тут мимоходом предлагают то, чего от другой за год не добьешься. Что- то тут не то. Не бывает  так. Слишком все просто. Первый раз в жизни не мог быстро принять решение. Мое молчание девушка поняла по своему.
- Ну не хочешь, значит… не хочешь. Пока.
 Автобус тронулся, подняв пыль. А я стоял,  все еще раздумывая.  Вот ведь жизнь. Целый месяц провел в городе детства, а под конец отпуска такой неожиданный финал.
 
          На поезд меня провожала сестра с новым кавалером, появившимся после моего дня рождения. Я специально уезжал на один день раньше. Дело было вовсе не в новой привычке.  Я почти не знал  Челябинска. Приеду пораньше, поброжу по музеям. Схожу в кино. А вечером в родную часть. 

МОМЕНТ ИСТИНЫ

В тренажерах взрослели. Там в кино города.
Выбирали мы цели. Там где храм без креста.
А потом сожалели. Вот опять «невпопад».
Бомбы с неба летели. Нет дороги назад.

              Первую часть задуманного выполнил до обеда. Картинная галерея в двухэтажном здании, недалеко от оперного театра, пустовала.  Я бродил по залам, читая фамилии кому- то известных художников. Устав от впечатлений, обедал в кафе «Экспресс». В кино идти уже не хотелось.  Автобусом  доехал до «огромных стальных ворот». Где- то я уже слышал это выражение. Ах, да. Я его сам придумал, сравнив с вратами рая. Отпускной билет не стал сдавать.  Свободный вечер стоит дорого. Еще погуляю.  Я гулял один. Друзья приедут только завтра. Две девушки осветили меня фонариком.
-Девчата! Светить в лицо незнакомым людям неприлично.
- Да? А мы не знали. Мы еще …учимся быть приличными. Хи. Хи.
-И в каком уже классе?
- В десятом, на втором этаже… как зайдете, налево. Ха. Ха.   
Веселые девушки беззаботно щебетали и за словом по карманам не лазали.
- Ну а вообще- то . Что вы здесь делаете?. Ищете кого- то.
- Как Вы догадались? Конечно ищем… самого умного.
- Вам повезло. Уже нашли. Спрашивайте.
- Во Владивостоке что раньше наступает? Местное время, или поясное?
- Ничего себе. Это вопрос не десятого класса, а скорее профессиональный. Я могу ответить на этот вопрос, но только посмотрев на карту. Сегодня совершенно случайно ее у меня не оказалось.
- А зачем карта?
Вся поверхность земного шара разделена широтами и долготами. Часовые пояса идут через пятнадцать градусов. Знаете почему?
- Догадываемся, но не скажем.
- Правильно. Триста шестьдесят градусов экватора разделить на двадцать четыре часа суток. Получится пятнадцать. Но местное время определяется по долготе нужного Вам города. Поясное то, среднее значение этих пятнадцати. Вот и надо посмотреть на карту, чтобы определить долготу вашего Владивостока.
- А как мы узнаем результат? Нам сидеть всю ночь в парке?
- Танцы теперь в холле училища. Приходите. Заодно и попляшем на костях знаний.
- Ха. Ха. Мы не бабки- ежки. Мы же сказали,… еще учимся только.  А Вас как зовут?

           Вопрос застал меня врасплох. Я уже знакомился с девчатами из городка. Когда называл свое имя, то сразу слышал.
- Врете Вы все. Не бывает такого имени. До свидания.
 На этот раз прерывать знакомство почему- то не хотелось.
- Зовите меня Сережа. Сергей Васильевич Рахманинов, слышали о нем?
- А как же. Даже играли. Он Ваш дед? И давно из Америки приехали? Как Вас в военное училище приняли? Надо было в музыкальное идти с такой фамилией. Хи. Хи.
- Да нет. Фамилия у меня другая. Но об этом в следующий раз. На сегодня и так много узнали .Девчата были не так просты,  … как Мерелин Монро из Миньяра. Мы еще побродили немного по парку. Расставаясь, забыл спросить их имена. Растяпа.
         
            Обучение навалилось  мощным потоком новых предметов. В этом было несколько плюсов. Общеобразовательные науки заканчивались. Высшую математику осталось учить всего семестр. Зато прибавились действительно авиационные. Но радовались рано. Оказалось, и они наполнены формулами, которые мы уже собирались забывать. Теория навигации выглядела как фолиант академии наук. Теория вероятности плавно переходила в теорию боевой эффективности. Кошмар. Обычный предмет – бомбометание пугало сложнейшими кривыми траектории падения, зависящими от множества величин, часто неизвестных.  Работала советская система обучения. Каждое движение самолета, ракеты, электронов надо было теоретически обосновать. Может в этом был какой- то смысл? Пока не понятно.  Мы уже знали, что американцев учат воевать, нажимая кнопки и переключая системы. А уже потом объясняют происходящее. А теорию изучают конструкторы и изобретатели. Специалист «широкого профиля» оставался нашим принципом. Хорошо это или плохо, мы еще не знали.

           Общественные науки, напротив пестрели умозаключениями.
Кстати, ничем не подтвержденными. Так возрастание роли партии в связи с усложнением  производственных отношений можно было легко превратить в понижение в связи с теми же отношениями. Наши вопросы ставили в тупик преподавателя политэкономии.
- Америка стоит на краю пропасти. А зачем тогда мы ее догоняем?
- Почему одна и та же работа в разных системах приносит разный результат?
- Чем прибыль отличается от прибавочной стоимости?
 Бедные учителя доказывали нам цитатами из книг необходимую правоту. Мы делали вид, что соглашались. Иначе нельзя. Толстенный том Истории КПСС пестрел цифрами дат и догмами, которые надо было доказать самим себе.  Но и эта книга иногда выручала.

          Комиссия УралВ.О ( военного округа) при очередной проверки оружия обнаружила  в стволах наших карабинов раковины. Все виновные получили взыскания за плохую чистку в виде «суток гауптвахты».
Оправдываться, как делают трусы, было бесполезно. Никто не слушал, что мы получили эти карабины с дефектами.
- Товарищ майор, а что можно брать с собой под арест?
- Ничего, кроме политической литературы товарищ Ибрагимов. Собирайтесь.
Я быстренько сбегал в библиотеку и получил толстый том «истории КПСС».
- ЗГ. Ты, что сдурел? Такую тяжесть таскать.
- Соображать надо. В камере подушек нет. На чем спать- то будете?

          Из помещения  роты, под командой старшины, вышло десять курсантов. Они шли гуськом. Ремни сданы в каптерку,  гимнастерки как платья. У всех руки за спиной держат том «Истории КПСС».  Замполит вначале  потерял дар речи. Потом он ее обрел.
- Это, что за порнография? Почему в руках арестантов учебник партии?
- Уставом разрешено, товарищ капитан. Они говорят, что читать будут, чтобы проникнуться значит.

           Чтобы процесс учебы не прерывался, сутки надо было отсидеть в выходной день. Так как прод-отдел уже не работал, с довольствия никого не снимали. Ужин принесли из нашей столовой. Курсанты, узнав для кого собирают еду, сложили все что смогли собрать. Отказаться от своей доли масла и котлеты многие посчитали за честь. Сам погибай (от голода), а товарища выручай еще оставался девизом советских людей. Мы как могли, постарались все  съесть. Я никогда в жизни не ел столько. Потом кому то стало плохо.
 На ночь отстегнули от стены лежаки и время  прошло с учебником под головой.

            Подъем в пять и работа чуть облегчила состояние. Но впереди еще были завтрак и обед.  Первый «прием пищи» мы одолели, а вот с обедом справиться не смогли. Боясь попасть в лазарет, ограничили себя сами. Вечером вернулись в роту. На второй день вернули в библиотеку книги.
 
            Поток событий вытеснил из головы обещание девушкам в парке. В один из выходных я вырвался на праздник ног. Записанные на пленку вальсы и фокстроты приводили в Броуновское движение разные пары. Рядом оказались две девушки
 Они не танцевали. По одной взгляд прошел, а вот на второй «подскользнулся». Золотистые волосы. Небольшого роста. Очень худая. Глаза. Мне захотелось рассмотреть получше.
-Привет. Танцуем или просто… глаза продаем?
-Привет  от кого? Может быть от «самого умного»?  Который две недели не может ответить на простенький вопрос.
Голос показался знакомым.
-Какой еще вопрос?
= Такой. Какое время во Владивостоке наступает раньше? Местное или поясное?
- Так это вы, девочки. Как вы меня узнали? Многие из вас говорят, что все военные … на одно лицо. Так быстренько все о себе. Имя, фамилия. Где живете?  Сколько лет?
- А может в начале потанцуем, а там посмотрим. Я Ира, она Люда.
- Нет. Так не пойдет.  Ирина звучит лучше. А отчество? Виссарионовна? Вообще великолепно. Фамилия Веселова? Да тебе сам Бог велел быть веселой.  Так. Я вас провожаю домой. Чтобы в темноте не заблудились. Два новых анекдота гарантирую.

           С этого времени многие вечера мы проводили вместе. По странному  принципу  никогда не назначали свидания. Просто иногда, когда хотелось встретиться, я шел в парк. Немного подождав, непременно встречался с тем кого ожидал. Потихоньку сформировалась группа. Девушки держались отдельно от гарнизонных детей. А учились в одной школе.
Ирина жила на квартире у знакомых. Дочь хозяйки Валя, ее одноклассница, нашла своего вздыхателя в нашей роте. Люде немного не повезло, ребята не сильно баловали ее своим вниманием.

            Наступившая зима заваливала тропинки снегом. Каждое утро мы разгребали дорожки в парке и внутри П-образного здания, называемого просто «коробочкой». Все равно частенько проигрывали в битве с природой.  Все наряды вне очереди отрабатывали лопатами. Подготовка к полетам на ЛИ-2 заключалась в изучении машины и ее возможностей. Мы на себе испытали, что значит подготовить поршневые моторы к запуску зимой. Пассажирская кабина, превращенная в класс со столиками и приборами не вызывала интереса своей древностью. Маленькие квадратные стекла давали возможность сравнить ориентиры с картой. Летающий класс, не более. Начало полетов обещали сразу после Нового Года.

            Елка в зрительном зале клуба была как богатая купчиха. Украшениям тесно. Ведущий вечера организовывал непрерывные викторины, соревнования, что вскоре надоел всем. Ирина уставала на вальсах и мы отдыхали, просто переходя с одних кресел на другие. Мне повезло. Никаких нарядов, тем более «вне очереди». Создалось обманчивое впечатление, что начальство забыло обо мне. Разрешенный отбой  в половине первого ночи все равно не давал спокойствия. Я тихонько оделся и вышел на улицу. Люди гуляли в парке. Свет прожекторов ловил снежинки и тут же терял их. Ирина удивилась.
- Ты чего это надумал? Никуда я не пойду гулять. У тебя увольнительной нет.
После такой отповеди побрел обратно. В дверях казармы столкнулся с командиров взвода капитаном Скорняковым.
-Куда идете. Курсант Ибрагимов?
-Туда. – и показал на дверь казармы.
- А откуда?
- Оттуда. – и показал на вход.
- Ну что же. Доклад ясен. Пойдемте со мною.
Мы вышли во двор «коробочки».Капитан остановился у огромной кучи снега.
- Вот этот объект перенесете через забор. Считайте это праздничным нарядом.
- Так точно, товарищ капитан. Сейчас?.
-Ну зачем же так ? Утром.
После подъема я подошел к помощнику командира взвода, Жиру И. М.
-Товарищ старший сержант, разрешите вас поздравить с Новым Годом. Капитан Скорняков приказал кучу снега у наших дверей перекидать через забор… .
-Взвод! Построение на улице с лопатами.
Через полчаса от груды остались следы в виде полос.
-Товарищ старший сержант, а можно я еще потренируюсь. Я даже не разогрелся.
- Да пожалуйста. Хоть до обеда.
Пришедший к старту лыжников капитан, удивленно хмыкнул.
- Вижу. Можете не докладывать. Идите в роту.

           Когда мои друзья узнали о проделке, стали опасаться.
- А если командир узнает. Тебе же влетит так, что эта куча покажется мелочью.
-Понимаете. В общении очень большую роль играют непроизнесенные слова. Это открытие я сделал еще в четвертом или пятом классе, не помню.
 Я же не сказал, что капитан приказал  убирать снег взводу. Я просто не успел договорить, как сержант принял решение. Оспаривать …нельзя.  Помните, как в «Борисе Годунове» - «Богородица не велит». А у нас Устав.

            Самолет долго прогревал моторы. Десять человек строевого отделения сидели на своих местах в пассажирской кабине. Парашюты сложены у хвостового отсека. Я удивлен, что никто не требует их «одевать». Впоследствии, много раз сталкиваясь с этой привычкой, сделаю вывод. Все что мешает можно игнорировать. Многие часы подготовки и тренажи позади. Помимо зачеток, всем выданы первые в жизни летные книжки.  Все полеты будут зафиксированы  в специальных графах. Непродолжительный разбег. Отрыв и звук убираемых шасси. Мы идем в сторону Магнитогорска. Редкие облака не мешают ориентировке. Я записываю данные в бортжурнал. Самолет ведут летчики и штурман в специальной кабине под  полусферическим прозрачном обтекателе. Мы же пока просто «повторители» как и наши приборы на рабочих местах. Белоснежные поля совершенно не похожи на рисунок карты. Но озера и железная дорога узнаваемы. Изредка курсанты встают со своих мест и подходят к измерителю «угла сноса». Прибор один и пользуемся им по очереди, чтобы определить силу и направление ветра. Потом все наши записи проверят и оценят по нормативам. И так всю жизнь. А пока самолет разворачивается на обратный курс к своему аэродрому. Небольшая болтанка не мешает.
 Никаких пресловутых «воздушных ям». Может это выдумка?

          Челябинск проходим на малой высоте. Совершенно не видно снега.
Он есть, но цвет его так же черен, как дым над заводами.  Шасси выпущены. Посадка. Первый вылет совершен. Сложное чувство. Я не могу оценить свои действия и поэтому невозможно определиться.
Радоваться или грустить? Узнаем завтра, а может быть и значительно позже.

           Вечером, оставшись наедине, пробовал разобраться. Неужели это и есть то, к чему шел все годы? Может быть это вовсе не полеты, а простые занятия в воздухе. Ну как на тренажере. В подвале училища стояло таких несколько. Стеклянный круг с фотографией местности проектировался на белый экран под кабиной. Задавая на приборе высоту полета и скорость, можно было увидеть земные ориентиры, близкие к реальным. Оставалось выбрать цель и, подобрав ветер, поразить ее. Через секунды падения бомбы по отметке на экране определялось, попал или нет. Тренажер с названием «Стронций» не понравился. Я никак не мог «поразить» цели. Крестики загорались слева или справа от мостов или разрушенных властью церквей. По мелким целям вообще можно было даже не пытаться «бомбить». Я не понимал, как во время войны, с более несовершенной техникой, летчики умудрялись «на глазок» попадать даже в трубу корабля. Неужели для этого нужен особый талант. Видимо его у меня не было. Многократные тренировки немного улучшили показатели, но этого было мало.

          Несколько полетов прошли в «классе». Потом инструкторы стали по одному курсанту пересаживать на рабочее место штурмана экипажа. Летчики делали вид, что выполняют команды. Они эти маршруты знали лучше нас. Но уже работа приобретала смысл участия. Чем меньше замечаний, тем больше, не удовлетворения, а какого- то маленького спокойствия после полета. Еще не освоив полностью визуальные полеты, мы начали тренировки «в облаках». Инструкторы закрывали шторки в кабине и все данные требовалось определить по бортовому локатору.

         Ни один ориентир на экране не был , даже близко, похож на реальный. Озера и реки еще можно было определить, а вот населенные пункты  только с вероятностью. Поэтому главным, инструкторы вдалбливали в наши головы, должен быть путь от большего к меньшим, а не наоборот. Где- то в психологии мы уже это слышали. Дедуктивный метод мышления был точнее индуктивного, то есть «женского».  «Все смешалось в доме Облонских» и в наших головах.

            Семестр заканчивался. Мы уже знали, что летом будем летать по пять часов. А пока надо было закончить программу ВУЗа. Командир роты все чаще проводил воспитательные беседы. Тема была всегда из жизни роты. Вот и на этот раз он начал разнос за то, что мы не даем работать «математичке». Буд- то она пожаловалась на наше классное отделение, что мы глазами «обгладываем» ее фигуру, ее ноги и т.д. Мы не знали, что она недавно потеряла мужа, тоже математика. Такое обвинение обидело нас.
-Да на что там смотреть?
Я выразил общее мнение, не зная еще, что это смертельное оскорбление любой женщине. То что командир передал мои слова преподавателю стало ясно на второй день. Мы не уточняли, может быть ротный и от себя что добавил. Реакция учителя была жестокой.
- Я думала вы нормальные мужчины. А вы не только они. Да еще и в математике ничего не смыслите. В чем скоро убедитесь.

            Двойки на семинарах не заставили ждать. Самые догадливые стали ходить на дополнительные занятия и исправили свое положение.
Я знал, что сей предмет заканчивается с семестром. Напрасно.
 В классном отделении я единственный получил «незачет». Так как это был не годовой итог, мне на кафедре сказали.
-В следующем семестре досдадите.
 
           После коротких каникул я пришел к преподавателю. Она дала мне три примера. Два я решил, а вот с третьим ничего не вышло путного, то есть ответа.
- Придется Вам еще подготовиться. Мне некогда с Вами заниматься. Выбирайте время, приходите на семинары с первокурсниками  и решайте. Раз в неделю я приходил на занятия и сидел вместе с младшим курсом. Первые два примера решались,  третье ни в какую. Прошли майские праздники. Уже два месяца я хожу на математику, попутно продолжая обучение со всеми. Один из курсантов, Миша М. как то заметил.
-Я бы твою проблему решил за один вечер.
- Поделись. А то если я не сдам до осенней сессии, то билет на вылет считай у меня в кармане.
- Слушай меня. Она считает, что ты унизил ее как женщину. Вот и мстит. Поэтому вопрос твой решается именно с этой стороны.
- Извинится что ли?
- Ты действительно такой тупой? Или прикидываешься?
- Да говори наконец. Кота за хвост не тяни.
- Значит так. В субботу берешь увольнительную на сутки. Не перебивай. Потом с бутылкой хорошего вина едешь к ней домой. Находишь любой предлог начать разговор, хоть свои дурацкие преобразования Лапласса. Там два варианта. Первый- она тебя выгоняет. Второй вариант- оставляет у себя. В случае второго варианта достаешь вино. Тут опять два варианта. Если вино вы выпиваете, остаешься у нее и… .
Утром приносишь ей зачетку. И удовольствие получишь и женщине вернешь … уверенность в своих прелестях.
- Понятно. А теперь немного поразмыслим. Кто ей передал мои слова. Ротный. Значит он к ней вхож. И если пройдет второй вариант, а потом она заявит в милицию о насилии, то меня не только выгонят, а еще посадят. Может быть у них сговор. А так меня просто переведут в солдаты. Через полгода я буду студентом института, предъявив оценки за первый курс.  Но вас я не забуду, не переживай. Спасибо Миша, но твой вариант не проходит еще по паре причин… личных.

           На одном из занятий преподаватель по самолетовождению упрекнул меня, что я стал хуже учиться.
- Да я сам знаю, что смысла нет.
- Не понял. Растолкуй.
-Я уже понял, что зачета по математике у меня не будет. Надо место искать на «гражданке».
- Что? До сих пор ходишь к этой… .
- А что делать?
- Мы подумаем. Ты не спеши. Еще и методсовет есть. У нее тоже есть начальники.

           На второй день я явился на очередной акт позора. Учительница была одна.
- Зачетка с собой?
- С собой. Вот.
- Давайте сюда.
В графе высшая математика появилась запись «зачет» и роспись. Она была спокойна. Может быть кто- то вернул ей уверенность. Истинной причины я не узнал. Сказав спасибо большое, я попрощался. У дверей оглянулся. Женщина не успела снять с лица маску ненависти. Да. Вариант Миши был опасен.

          Лето прошло в полетах над степями Казахстана. Вот уж где действительно вырабатывались навыки штурмана. Ни одного ориентира на сотни километров. Непрерывная работа по счислению пути была лучшей школой. Облака терзали старенький ЛИ-2. Болтанку я переносил легко. Один из курсантов, накануне отметивший день рождения, «позеленел» от слабости. Даже инструктор пожалел его и уложил на парашюты в хвосте. Остальные работали спокойно. Пять часов прошли. Товарищу после полета пришлось мыть самолет. Вывод был очевиден. Перед полетами никаких нарушений режима.

            В одном из полетов с нами был командир взвода капитан Скорняков.
Начальник училища разрешил взводному «слетать» по его же просьбе. Такой болтанки не было никогда. Мы влетали в облако и проваливались вниз. Потом кидало вверх. Летчики были как загнанные лошади. Все это время мы работали и делали вид, что ничего особенного не происходит. После полета капитан принял решение и довел его до старшины. Мы были в восторге узнав, что после полетов вечерней проверки теперь не будет  никогда. Золотой человек. Ротный же такими «мелочами не занимался. Он любил рассуждать на великие темы.

           Вот и в эту беседу он задал вопрос.
- Вы уже второй год служите Родине. А готовы ли вы выполнить любой приказ командования?
 Все радостно подтвердили. Я промолчал, криво усмехнувшись. Командир заметил.
- А Вы, товарищ Ибрагимов? Почему молчите?
- Потому что на Ваш вопрос есть два варианта ответа.
- И какие же варианты вы придумаете, чтобы нарушить присягу?
- Заведомо преступный приказ против человечества выполнять не стоит. Так как ответственность за воинское преступление несет и исполнитель.  Согласно Женевской конвенции…
- Вы присягу  давали не Женеве, а Советскому правительству и если откажетесь, то станете преступником. А таким не место в наших рядах.
Майор долго писал что- то в книжку.
Один из преподавателей, член методического совета училища, отозвал меня в сторонку.
- Что у Вас с ротным?
- Ничего. Воспитывает.
- Я все говорить не буду. Но когда его вызвали по поводу  морально- политических характеристик подчиненных, он указал только на одного. На Вас.  Хорошо, что генерал Бельцов решил разобраться лично. Изучив карточку взысканий и поощрений и данные по учебе, он заметил, что оснований для исключений нет. Тем более   за знание Женевской конвенции. Мне кажется он запомнил Вас на соревнованиях по  гимнастике. Он так и спросил майора. «не тот ли это курсант, который не боясь позора спасал роту от баранки?» Так что в этот раз у него не вышло Ваше изгнание. Я Вам рекомендую не вступать в спор с командиром роты. И вообще, чем больше знаешь и молчишь, тем лучше. Еще генерал сказал, что воспитание это обязанность командира роты. Выпускную аттестацию писать ему. Так что готовьтесь к каким – то мерам.
 
          Я понимал, что офицер нарушил устав, рассказав мне о совете. Но это был преподаватель  одного из моих любимых предметов. А может  он один из немногих офицеров, кто верил мне.

           Меры последовали незамедлительно. Решением командира роты меня переводили в другое классное отделение. Я пробовал возражать, мотивируя, что этим нарушается один из пяти Ленинских принципов воспитания. Все было бесполезно. Экзамены я сдавал уже в новом коллективе. Наша тройка была разбита совсем. Еловиков оставался в прежнем классе. Кашин вообще, как изучавший французский язык в третьем.  Полеты на ЛИ-2 закончились. Следующий учебный год мы должны были начать на реактивном ТУ-124.
Вновь билет до своего города, но уже в октябре.

            Опять я шел домой через разрушенный мост. Когда же его отремонтируют? Жители уже устали писать во все инстанции и тихо ждали. Если случится трагедия, то сразу найдутся силы и средства для ремонта. А пока все ходили только по тротуару, он был в относительном порядке. Машины переезжали обмелевший Сим чуть ниже по каменным перекатам из гальки. Дома меня опять ждали родители и дрова во дворе. Папе понравилась  моя прошлогодняя работа. Количество заготовок увеличилось вдвое. Я не огорчался. На танцы ходить не собирался. Как- то не солидно. Дело в том, что теперь на эти мероприятия развлечений  ходила только «мелюзга» в виде школьников. Если так дело пойдет дальше, то скоро танцы станут уделом детских садов.  К тому же из армии вернулись мои друзья. Риваль отслужил в Москве и вернулся на завод. А Виталий собирался поступать, он всегда собирался что то сделать, в медицинский институт. Мы иногда встречались, но жизнь изменила нас настолько, что у же не было единого понимания во многих вопросах.

        Прогуливаясь по «новостройке, встретил бывшую одноклассницу Валю Кротову.
 Она мне рассказала, что переписывается с Соней Рябиновой, и дала мне адрес.

          Еще одна одноклассница Нелли Серова училась в геологоразведочном техникуме. У нее  каникулы тоже были осенью, в «нелетную» погоду. Я помнил ее по восьмому классу и что тогда нам было интересно общаться. Прошедшие годы изменили и эти отношения. Мы погуляли один вечер, на этом встречи прекратились. Что же происходит с людьми. Неужели и я так изменился? Мне стали неинтересны заботы знакомых, и даже друзей. Никаких особых событий у них. А может они просто мне уже не все рассказывают. Кое что все- таки узнавалось. У Риваля была постоянная девушка из общежития учителей. Дело шло к свадьбе.

            В один из походов в книжный магазин, встретил ее. Анна везла коляску.
- Привет. Кто у тебя?
- Дочь. А у тебя?
- Никого. И пока не предвидится.
- Что и жены нет?
- Откуда она возьмется? Ты же знаешь меня. Пока не определюсь с профессией, о семье думать нельзя.
- Да. Тебя я знаю. А вот себя не всегда.
- Ну и как семейная жизнь?
- А никак. Дочь и я – вся семья.
-Разошлись?
- Еще нет, но мы давно не вместе. Письма пишет. Вот и сегодня получила еще одно. Хочешь, почитай.
- Еще чего? Читать чужие письма… нехорошо.
 Ты знаешь, у нас один курсант писал письмо своей девушке. И пишет ей- я бы тебе еще написал что- то, но один козел читает это письмо, стоя у меня за спиной.  Сам ты козел, заявил читающий, и дал по затылку другу. Тот сдачу выписал. Подрались. Потом на гауптвахте помирились, труд сближает людей.
- Ты, я смотрю, не меняешься. Все такой же. Ну тогда я тебе его почитаю вслух. Ну начало пропускаю. Ага вот самое главное… Анна. Давай покончим с бл…твом  и начнем сначала.
- Так, дальше не надо. А что он имел в виду под этим нелитературным словом? Вы что? Взаимно изменяли друг другу.
- А я и сейчас могу… изменить. В гости зайдешь? Я рядом живу. Завод комнату дал.
- Спасибо. Как ни будь в другой раз. Извини.
- Другого раза не будет. Я пошутила, проверяя тебя. Я теперь никому не верю. И напоследок. Тебя на праздники пригласили в гости. Так вот там будет… засада.
- Бандиты? Как интересно.
- Нет. Родители девушки, которая тебя пригласила. Тебя там спровоцируют и внезапно пришедшие родители  вынудят жениться. У нас здесь все просто.  Она сама мне похвалилась планом,  что скоро за летчика выйдет замуж. А вот тебя увидела и поняла кого она имела в виду. Мы ведь в одном цехе работаем.


            Действительно. Гуляя с Ривалем и его подругой, меня познакомили с маленькой девушкой. Я вначале подумал, что школьница. А она уже работала на заводе. Мы и договорились ноябрьские праздники отметить вместе. Отпуск у меня заканчивался десятого ноября.
- Ну что же. Спасибо тебе за то, что ты… спасла меня.
 ….Жаль, что я не могу тебя отблагодарить тем же. Пока.
- Прощай. Будь счастлив… если сможешь.

           Усталая женщина, с кругами под глазами от недосыпания, покатила коляску к дому. Я медленно шел домой. Значит все вокруг меняется. Один я такой как прежде. Почему?
Вечером устроил допрос другу.
- Риваль. А ну признавайся. Что затеяла Валюха?
- Да я хотел тебе сам сказать. Она уже всем растрезвонила, что замуж скоро выйдет. А меня с Олей не будет, мы к ее родителям едем. Так что решай.
_ А чего решать? Передай знакомой. Что я тоже уезжаю … в Уфу например. Меня пригласили на слет полярных летчиков. Или еще куда ни будь. Придумай сам.  Праздники просидел дома, отсыпаясь «про запас». Хорошо, что мост был разрушен. Никто к нам не приходил. Погода была моя любимая, ненастная. Я действительно любил дожди, так как в непогоду папа не работал на улице и я мог все время проводить за книгами. Дрова сложены в огромную поленницу вдоль забора с соседями. Все. Можно ехать.

ЗА ОБЛАКАМИ

Станут частью машины наши мысли и тело.
Избегая отказов, в небе тоже есть АД.
Облака как лавины. Обойти можем смело.
Но не строчку приказа. Нет дороги назад.

Настоящая учеба только начиналась. Изучение авиатехники, аэродинамики и всех остальных предметов шло с ускорением. Самолет ТУ-124 был таким же летающим «классом». Оборудование самое современное в Армии. Особенностью были полеты в основном выше облаков. Землю почти не видно. Высота в несколько километров приучала надеяться только на приборы. Помимо выученной теории бомбометания, основным стало изучение ракет по наземным целям. Самих ракет мы и в глаза не видели. Но на стендах в  классе  художники маслом, как на картинах, рисовали пульты управления и все электрические схемы. От сотен цветных линий рябило в глазах.  На самоподготовках давно уже никто не спал. Мы указками водили по рисункам, читая инструкции.

         Выяснилось, что третий курс самый сложный и тяжелый. На четвертом уже должно стать полегче в связи с большим количеством полетов. Тем не менее мы успевали ходить по нарядам, в строгой очередности. Иногда нам присылали билеты в оперный театр шефы. В этих посещениях был двойной смысл. И театр заполнялся полностью и мы приобщались к культуре. КВНы продолжали выигрывать. Художественная самодеятельность выявляла очередные таланты.
 Соревнования давали возможность повышать спортивные разряды. В нашей роте, благодаря Крюкову, уже десятки курсантов имели первые разряды по лыжам. Мы побеждали других и по силовой гимнастике, так как и в этом виде спорта появились свои чемпионы.
 
            Один из них Миша Подрезов за три года стал настоящим  Геркулесом. Как то в шутку я предложил ему «кинуть на пальцах» кто кого тащит на своем горбу на второй этаж. Выпало ему. Я взобрался на его спину и под смех друзей проехал до своей кровати. На второй день, перед обедом, он остановил меня.
- Кидаем. Кто кого сегодня тащит.
Выпало ему вновь тащить меня. Каждый день в течении недели он останавливал меня у подъезда. Мы кидали «на пальцах». Мне везло. Друзья стали беспокоится.
- Ну а если выпадет тащить тебе, ты же надорвешься. Он весит больше ста килограмм.
В субботу я отказался рисковать.
-Миша, мне уже стыдно «перед людями». Я не буду.
- Нет будешь. Я тебя специально раздавлю, чтобы другим неповадно было
- Не буду и все. Это дело добровольное. Я же тебя не заставлял кидать жребий.
- Будешь, я говорю. Убью гада. Целую неделю на мне катался. Кидай тебе говорят.
- Ни за что. Что хочешь делай. Хоть плачь. Хоть убей.

             Разочарованный товарищ отошел и целую неделю со мной не разговаривал. А я опять постарался объяснить себе свои действия. Может быть постоянные стрессы обострили мое восприятие мира? Но я стал чувствовать опасность заранее. Она проявлялась в виде неожиданного беспокойства. Без никаких внешних признаков. Просто надо было в эту минуту уметь слышать себя.

           Еще одна способность меня удивляла. Отвечая урок преподавателю, который отлично знает материал, я как бы читал его мысли.  А если спрашивающий проверял меня по книге, начинал путаться.  Поэтому все обучающие разделились на две группы. Одним я отвечал безупречно. У других считался слабым.  Командир роты перестал мне смотреть в глаза , разговаривая со мной. Я прекрасно знал, что он скажет сейчас не дословно , а будет ругаться или нет. Я видел в его глазах все. Беспокойство, гнев и даже панику. Хвалиться этим даже друзьям не стал. Итак мне, как заявил один курсант, можно верить процентов на тридцать. Не более.

           Очередная комиссия Уральского военного округа обнаружила новую крамолу в наших рядах. Проверяя тумбочки курсантов они обнаружили радиолампы, реле, переключатели, гражданский костюм и…. женские трусы. Все получили очередные сутки гауптвахты на ближайший выходной.  Меня в списке не было. Начальник «острога» обрадовался. Дело в том, что он имел право добавить трое суток ареста за плохую работу. Дав заведомо невыполнимую работу, сам удалился к себе в кабинет. Курсанты целый день работали и установили двести метров забора от КПП до парка. Они долбили мерзлую землю ломами устанавливали столбы. Трамбовали.  Начальник не поверил своим глазам. Он пытался расшатать крайний столб, бесполезно.
 Второй тоже был вкопан намертво. Ни о каком «ДП» не могло быть и речи. Вечером в воскресенье все вернулись в казарму

            Ночью нас подняли по тревоге. Плохая погода превратилась в ураган. Мы закрепляли самолеты дополнительными тросами швартовки. Снимали рваные чехлы с оборванными резиновыми жгутами. К утру шторм затих. К начальнику училища прибежал взволнованный начальник гауптвахты. Потрясая списком выпущенных курсантов он просил их всех вновь арестовать. Оказывается, «подлые» курсанты установили на положенную глубину только два крайних столба. Остальные вкопали символически, отпилив их подземную часть. Поэтому все двести метров забора лежат на земле. Капитан божился, что эти негодяи вообще не выйдут с «губы». что их надо наказать перед строем, что их надо посадить на всю жизнь и т. д. Генерал выслушал внимательно и спросил только.
- А где Вы, товарищ капитан были весь день?
- В кабинете, товарищ генерал.
- Значит Вы весь день сидели в тепле и переданные под Вашу ответственность военнослужащие были без надзора. А если бы они нанесли себе увечье или  сделали преступление? Или сбежали. Я бы лично отправил Вас под арест …до суда.
- Так что берите свою команду  комендантского взвода и устраните повреждение. Даю вам сутки. ... Проверю лично каждый столб.
Злой капитан сообщил в роту, что список  «слишком умных» будет хранить до самого выпуска. Не дай Бог хоть один попадет на «губу», то там и останется. Но надежды его так и не сбылись.

            Как то , выбрав время, я написал несколько писем. Первое родителям, потом сестре. Еще одно письмо отправил однокласснице Соне Рябиновой. Ответ получил быстро. Но на второе не дождался. Может быть из-за того, что в письме интересовался и ее сестрой Ольгой. Что подумала одноклассница неизвестно. Но
уже к этому времени у меня выработалась привычка любой вопрос изучать со всех возможных сторон. Вникая в детали и всякие мелочи можно было достовернее судить о главном. Действительно все люди меняются со временем. Я даже порой удивлялся, что каким тупым был некоторое время назад. Если же случались проблемы с настроением, то стоило их выразить подобием стихов, как становилось легче. Я уже слышал, что с горем надо «переспать». Мне достаточно стало написать всего  несколько строк. Много лет спустя я  обнаружил их в коробке с фотографиями и удивился совпадению с жизнью. Может быть программа мира записана стихами. Не зря же Нострадамус пророчества донес до нас в этой форме. Иногда мы эти вопросы обсуждали в редкие свободные минуты. Один из ребят даже высказал мысль, что в виду бесконечности мира, любая чепуха когда- то случится. Жаль не запомнил автора.

          Новый летающий класс давал совершенно другие ощущения. Никакой болтанки. Поочередно курсанты с первого места «вели» самолет по маршруту своими командами, а на боевом пути, перед сбросом бомб, даже управляли им с помощью автопилота. Первые четверки и редкие пятерки появились и в моей книжке за бомбометание.
 Мы приучались маленькими, но очень точными движениями сопровождать «сползающую» цель с линии пути на экране локатора.. Только так прибор начинал учитывать неизвестный пока ветер. Я уже понял, что если бы не было ветра, то надобности в штурмане  тоже бы не было. Но пока ветер на земле есть, наша профессия востребована. С инструкторами сложились свои отношения. Офицеры относились к нам как к коллегам, а не как к подчиненным. Чего нельзя было сказать о наших непосредственных командирах.

           Дежурный на входе в «коробочку» задержал одного из наших курсантов. Потребовав открыть чемоданчик, он обнаружил шесть бутылок водки. Курсанта привели в роту. Водку на глазах у всех вылили в туалете. А виновному в попытке «организации коллективной пьянки» грозило десять суток ареста. Командиры всеми средствами пытались узнать список предполагаемых участников. Даже обещали не наказывать никого в случае «явки с повинной». Никто не верил. А виновный вообще молчал, как партизан на допросе. Рассерженный генерал объявил десять суток «одиночки». Это означало отсутствие работ и общение с другими. Я порекомендовал товарищу взять с собой книгу «Истории КПСС» для уже известных целей и карандаш спрятать в одежде.
– Будешь письма писать или «умные мысли». Кто знает, что взбредет в голову в камере.

           Через десять дней его привезли в роту. Заросший как бомж, он отдал мне книгу. Все свободные места были заполнены «стихами».  В сущности это был бред. Никогда до этого, и никогда после, он не писал ничего подобного. Охранники, иногда заглядывая в «глазок», видели его сидящем на табуретке за книгой и глубокомысленно вертели пальцем у виска.

           Да. Третий курс был, как говорили историки войны, переломным. Несколько судеб действительно «сломали». Выписавшийся из лазарета курсант не пришел в роту. Дома что то случилось и он уехал самовольно. Когда командир решил проведать больного, то там сильно удивились, что начальник не знает где находится подчиненный. Срочно отправили телеграмму по адресу жительства, но ответа не было. Истекли трое суток. С этого времени он стал считаться дезертиром. Еще через сутки он сам приехал в часть. Не взирая на то, что это был «успешный» курсант, его перевели в солдаты. Срок службы  засчитали  частично.

           Вторая потеря была из  моего  взвода. «Помкомвзводный», то есть помощник командира взвода старший сержант Жир Иван  женившись, поменял фамилию. Новая красивая фамилия Ольховский не принесла ему счастья. Тяжелоатлет, легко швыряющий двухпудовую гирю, не удержался во время тренировки на «Рейнском колесе». Снаряд представлял собой два обруча диаметров около двух метров. С фиксированными руками и ногами надо было сделать несколько оборотов в одну, потом в другую сторону. Все эти тренировки вестибулярного аппарата были в программе и конечно давали эффект. Я лично когда- то убедился в этом, переходя мост ночью в нетрезвом состоянии. Но Иван не удержался во время вращения спиной вниз. Коснувшись головой бетона, он прекратил  двигаться. То что травма серьезная, поняли не сразу.
- Посиди спокойно, сейчас все пройдет.

   Не прошло. Не отсиделся и даже не отлежался. Через три недели лечения сотрясения мозга, его выписали в почти нормальном состоянии. Но до полетов не допустили без врачебно-летной комиссии. Ему выписали командировку и отправили в Свердловск, столицу Урала. Там и попал наш бедолага под такси. Тяжелый перелом бедра и новое сотрясение поставили крест на  желании летать. Мы искренне жалели, он был отличным парнем, не смотря на звание.  Провожали товарища всем курсом. Срок службы засчитали полностью. Документы об окончании части обучения выдали на руки. Иван мог выбрать любой институт и продолжить учебу. Он растроганно попрощался с каждым и обещал приехать на наш выпуск.

           Но до него еще полтора года. Весеннюю сессию сдали без потерь.  Командиры, убедившись в нашей лояльности, уже не так строго требовали соблюдение ритуала, как- то распорядка дня. Но характер ротного не менялся к лучшему. Вот и сейчас, когда до конца мультфильма « кто сказал мяу» оставались секунды, раздалась команда «Строится на вечернюю прогулку» Ротный решил лично потренировать нас перед сном. Курсанты выходили из казармы, оглядываясь.
- Как программа «Время», так заставляют до конца смотреть. А тут?
 Я был дневальным, поэтому оставался в помещении. Командир провел роту по кругу и уже  подводил ее к воротам «коробочки». Неожиданно в строю прозвучало.
- Мяу.
- Рота, стой. Кто сказал , мяу?
Всем стало весело. Мультфильм продолжался вживую. Ротный прошел в конец строя.
- Мяу, раздалось во главе колонны.
- Повторяю вопрос. Кто сказал, мяу? Кто признается сам, получит минимальное взыскание. Или пеняйте на себя.
 Строй молчал, словно отряд из глухонемых.
- Курсант Ибрагимов.
Тишина.
- Курсант Ибрагимов. Выйти из строя.
Мой сержант наконец проснулся.
- Курсант Ибрагимов в наряде. Его в строю нет.
Майор думал.
- Рота разойдись. Сержанты в канцелярию.
Друзья прибежали ко мне.
- Ну, Заки. В рубашке родился. Если бы ты был в строю, то уже бы на «губу» вели.
- За что?
- Командир решил припомнить тебе все. Но ему не повезло.
Через некоторое время сержанты начали расследование. Но никакие усилия не дали нужного им результата.  Никто не «повелся» на чистосердечное покаяние. Офицеры это считали круговой порукой, а мы обретенной за годы сплоченностью коллектива.

УЧЕБА ИЛИ РАБОТА?

Командир экипажа станет мамой и папой.
В каждом вылете будет нашу жизнь продолжать.
Ну а если придется, этот вылет прервется.
То поймут даже жены, нет дороги назад.

         Периодичность полетов по одним и тем же маршрутам превращалась в рутину. Простые навигационные задачи решались одним движением линейки НЛ-10м. Полигоны для бомбометания экипажи занимали по очереди. Курсант навигатор приводил экипаж к полигону, а курсант- оператор с помощью бортового локатора производил  прицеливание по цели и ее поражение. Иногда условное.

          Изображение цели на экране перестало мне нравиться. Обычно три маркера при приближении становились только ярче, а эти начали увеличиваться в размерах. Словно кто- то раздувал их огромными мехами. Свои сомнения я высказал однокашнику.
- Товарищ штурман. Мы точно на полигоне? Ты уверен в этом?
- Так ты же бомбишь. Вот и веди самолет.
- Товарищ командир , заход прекращаю, цели не вижу. Уточните свое место.
Летчики забеспокоились. С земли донеслось.
- Вас не наблюдаю. Прекратить заход. Даю пеленг.
 По команде с земли выяснилось, что экипаж отклонился вправо в сторону железнодорожной станции Шумиха. Стоявшие на путях цистерны светились на экране «дутыми» целями.

         Разбор провели перед всем курсом. То, что на борту не было бомб в расчет не принималось. Мои действия были признаны «частично правильными». Основные виновники штурман и летчики. Дополнительные зачеты все приняли как должное. Я сделал вывод, что недоверчивость в авиации хорошая черта характера. Потом в КВНе еще шутили, отвечая на вопрос, что такое фунт лиха?
- Отбомбишься по Шумихе, узнаешь почем фунт лиха.

    Друг Кашин получил пять нарядов вне очереди. Вечером я заинтересовался.
- Ты где пропадал?
- В котельной. Там скульптор начал сооружать макет памятника погибшим выпускникам училища. Меня определили помощником. Ну там мусор вынести. Воды принести. Макет то из глины.
- А мне можно будет тоже посмотреть, то есть помочь тебе?
На второй день я уже стоял рядом с мостками. Хмурый и седой человек только попросил.
- Помогать можно. Только не спрашивайте как будем выносить макет на улицу.
-  А действительно, как?
Не удержался я, но тут же извинился за свою тупость.
- Отвечу. Стену разберем и все.
- Так просто?
- А в искусстве все просто... сложности в результате.
- А как Вас зовут? И как будет называться памятник?
- Леша. У тебя все друзья такие любопытные?
- Нет, Сергей Яковлевич, он один.
- Ну тогда отвечу. Савочкин моя фамлия. А скульптуру назовем "Советский Икар". Сейчас время Советского символизма. Вам знакомо это слово?
- Спасибо Сергей Яковлевич. Мы с Лешей тоже пока только "символы" будущей штурманской службы. Приказывайте, что делать.

         Наступившее ненастье вновь означало подготовку к экзаменам. Откровенно слабые давно покинули наши ряды. Но оставались те кто не успевал за отведенное время подготовиться. Стали «прихватывать» ночи. Для этого на тумбочке дневального оставляли записку «Разбудить в пять» и фамилию. За два часа до подъема «комнатный часовой» обходил всех. Фразы «вставай готовиться» было достаточно. Иван П. никогда не писал записок, и свои пробелы в знаниях восполнять не желал. Но дневальный каждую ночь его будил. Потом он стал проверять все записки перед сном. Но таинственная запись появлялась среди ночи сама- собой. Дневальные менялись и новые люди продолжали будить того кто никак не желал вставать . Дело дошло до того, что Иван стал спать с сапогом в руках.
Когда его тормошили, он махал обувью сорок второго размера и спал опять.  В одну из ночей капитан Скорняков очень удивился, что его подчиненный спит с нагуталиненной вещью.
- Товарищ П. положите сапог. Его никто не украдет.
И потряс легонько Ивана за плечо. Курсант, не открывая глаз, махнул сапогом на голос. Офицер едва успел увернуться. Разразился маленький скандал. А записки в эту ночь не было. Так виновного и не нашли. Работало правило. Как бы над тобой не подшучивали. Обижаться нельзя. Иначе непременно найдется не совсем хороший человек, кто будет использовать эту слабость. Не зря великий Ходжа Нассреддин говорил.
- Если попал в смешное положение, сам смейся громче всех.

         Еще одно правило соблюдалось всегда. Какие бы отношения не были, на экзамене обязан помочь любому. Единственным человеком, кому перестали помогать стал старшина. Обязанный выполнять волю «ротного», он впал в немилость. Но умный товарищ нашел простой выход. Он написал рапорт на имя начальника училища с просьбой освободить его от занимаемой должности. Мотивируя желанием все силы отдать учебе. Генерал удовлетворил  его просьбу. Став «таким как все», он оказался неплохим парнем. Новым старшиной назначили отличника Бурцева. Получавший Ленинскую стипендию, не нуждался в помощи. Я никогда над ним не подшучивал, уважая того кто был лучше меня.

         Сессия закончилась переводом всех на последний курс. В саму слякоть мы разъезжались по домам.  Ирина приехала, отпросившись со своих занятий. Мы весь день провели вместе, обсудив ничтожную часть вопросов. Подруга недоумевала.
- Зачем тебе вопросы анатомии, микробиологии и другие? Неужели интересно?
- Мне все интересно, что связано с тобой. И тебе полезно.
- Чем?
- Ну как же? Рассказывая не специалисту, ты формируешь у себя более точные понятия. Которые и останутся в голове … после сдачи экзаменом. На себе проверено.
 Вечером я ее проводил на поезд, сам отправился в противоположную сторону.

           Дома обнаружились перемены. Наконец- то мост отремонтировали. А вот дрова колоть не надо было. Папа за лето управился сам. Родители собирались на свадьбу. Сын сестры матери женится. Отец у него пропал без вести в войну,  мать больше не вышла замуж, отвергнув все предложения.  Прошло уже более двадцати лет, а она все ждала, «а вдруг». Мне впервые предстояло участвовать в торжествах по всем обычаям своего народа. Тайное желание мамы показать своего сына в деревне в военной форме  я оправдал.
- Папа, а что дарить будем на свадьбу молодым?
- Плохо ты знаешь наши обычаи. Там нам будут дарить подарки.
 Старшая сестра приехала одна. Мы, как в прежние времена, впятером поехали на малую родину в деревню.

           Три дня пиршеств оставили сложное впечатление.
 Нищета соседствовала с зажиточностью. Земляные полы дома, рядом с хоромами под железной крышей. Рыбный пирог и самогон из свеклы у одних и огромные куски баранины у других. По обычаю надо было посетить всех родственников. Целый день свадьба перемещалась из дома в дом. Молодых за стол не сажали и спиртного не наливали. Они носили воду в баню, где потом все гости мылись. В последний день пьяные лошади привезли невесту со своими вещами. Она украсила пустые стены своими занавесками. Ей показали новую дорогу к колодцу. Старики осмотрели ведра с водой и пришли к заключению, что  молодая будет хорошей хозяйкой. Потом она раздала подарки гостям. Мне вручили белые перчатки из тонкой шерсти. Я уже знал к этому времени, что в случае окончания училища попадаю в морскую авиацию. Белые перчатки- атрибут парадной формы офицера. Но откуда это могла знать невеста брата? Тайна. Затем двери закрылись. Мулла прочитал молитву и расписавшиеся в сельсовете молодые стали считаться мужем и женой.

   Тут и началось основное торжество, которое должно было продолжаться до первого выхода кого- либо из дома. Внезапно маме стало плохо. Нашатырный спирт ненадолго ее приводил в чувство. Вновь побежали за муллой. Тот не стал подходить к больной. Пройдя около каждого гостя, он выгнал пару человек со свадьбы. Маме стало легче. Не слишком ли много тайн для глухой деревни?  За все время я не выпил ни одной рюмки. Моя бабушка, которая уже многих не помнила, спросила.
- А кто этот военный? Милиционер?
- Нет, он летчик. Сын твоей дочери.
Бабушка подозвала меня к себе. Я отошел от матери и сел рядом.
- Летать не боишься?
- Нет конечно. Иначе зачем бы учиться?...
- Ошибку делаешь. Бояться надо. Можешь ведь упасть и умереть.
- Все может быть. Такова наша жизнь.
- Опять неправду говоришь. Так говорят о чужой жизни. А ты о своей думай. Не будешь думать, погибнешь.
Я сидел около девяностолетней бабушки и молчал. Откуда такая проницательность? Мое мнение о деревенских людях менялось. Но вот гости позвали нас всех вновь за стол. Видя, что я не пью, один из стариков налил водку в армейскую кружу, и с песней подал мне.
- Мам, что делать- то?
- Выпей глоток и передай самому старшему.
Но стариков это удовлетворило не совсем. Оказалось, они ждали еще и  песню. Я позвал сестер на помощь и мы в три голоса исполнили арию Мефистофеля из Фауста. Песня понравилась всем. Только одна из гостьей встала.
- Пожалуйста откройте секрет песни. Какой металл самый опасный для человека? Ну тот из- за которого гибнут люди.
- Самый опасный металл апа, это тот из которого деньги делают, деньги.
- Повезло тебе Амина. Умные дети. Даже опасность денег знают. Хорошо воспитала.
За пять минут до полуночи родители невесты попросились выйти во двор. Это означало окончание свадьбы.

             Оставшиеся дни отпуска провел дома. Друзья не приходили. Риваль женился и уехал на Север на заработки. Виталий учился в столице Урала. Валера работал в Челябинске на ЧМЗ. Я помогал отцу во дворе. Все дорожки очищены от снега, это я умел делать хорошо. К приходу родителей с работы топил печь и носил воду из своего родника в саду. По вечерам долго читал книги и никто мне не делал замечаний, что пора спать.

ГОД РЕШЕНИЙ

Где- то птицы под нами. Где- то церкви с крестами.
Мы над ними проходим, не заметив утрат.
Меж людьми и меж Богом столько раз мы бывали,
Что плевали на славу. Нет дороги назад.

          Новый учебный год начинался «великим переселением». Летная практика последнего курса будет в Каменске- Уральском. Там учебная база беднее, но воздушное пространство «богаче». Несколько часов поездом и мы на месте. Условия спартанские. Койки в два яруса, удобства во дворе. Длинный корпус казармы заканчивался библиотекой. Заведующая Людмила Петровна заметила интерес нашей тройки. Я обычно книги не брал. Стоя у полки бегло просматривал все подряд. Иногда читал до самого закрытия. На столе у хозяйки богатств лежала книга в новом переплете.
-  Антуан де Сент Экзюпери, а кто это?
- Поглядите. Может понравится. Только здесь, она единственная в городе.
С первых строк  понял, это то что  искал всю жизнь. Ни одна книга до этого не производила такого сильного воздействия. Я был поражен, как это летчик может так писать об авиации. А ведь к этому времени в моей коллекции были мемуары всех героев войны. А Водопьянова я даже видел при встрече с ним в клубе училища.
- Расскажите мне о нем. Почему я никогда не встречал этого имени.
- Скажите спасибо Герману Титову. Когда журналисты спросили его о любимой книге, он и ответил  именем этого автора. Ну тогда наши издатели спохватились и впервые в Союзе напечатали и эту книгу. А как Вам «Маленький Принц»?
- 0. Если бы у меня была возможность приобрести ее, то никакая цена бы не остановила. Это целая энциклопедия чувств. Можно я буду приходить и читать здесь?
- Конечно можно. Но у меня к Вам предложение. Я могла бы оставлять Вам ключи от библиотеки с условием… уборки. Но я не настаиваю.
- Да Вы что? Мы и мечтать о таком не могли. Влажную уборку гарантируем и сохранность каждой бумажки тоже.

          Так и появился у нашей тройки свой кабинет. В читальном зале мы печатали фотографии, готовились к занятиям. Писали письма. В свободные выходные я вновь стоял у полок с книгами,  мир вокруг переставал существовать. Потом я возвращался обратно, но уже чуть- чуть другим.  Однажды я свою тетрадь забыл на столе.

           - Вы меня извините. Но я нечаянно прочла Ваши записи. Случайно открыв вот эту тетрадь.
- Да ничего. Это мои попытки объединить чувства и мысли вместе. Но пока ничего не получается.
- Чтобы дать Вам дельный совет рекомендую показать их профессионалу. Я могла бы помочь. Дайте мне хотя бы вот эти:
Усталые вздохи стихают в ночи, а мысли сполохи пишут стихи. И кто- то упрямо толкает браня На площадь вокзала Под ливни огня… .
- Сейчас перепишу. Приму любую критику, даже самую строгую. Вообще чем строже, тем лучше. 

           В очередные вечерние будни мы обсуждали в свете красного фонаря снимки. В дверь постучали.
- Заки, можно форму повесить сушиться у вас в коридоре. На улице и спереть могут.
- Конечно. Но веревок нет. На гвоздики пожалуйста. Двери захлопните сами,  мне некогда.
 Через полчаса вновь стук в дверь.
-Еловиков, на выход. Старшина вызывает в каптерку.
- Саня, тебя. Только свет не включай. Засветишь а то все… .
Друг рванулся к двери. Раздался грохот и крики борьбы. Мы накрыли фотографии подшивками газет и включили освещение. В коридоре Саня махал ногами, из носа текла кровь. На полу истоптанная гимнастерка.
- Саня. Что случилось?
- Бегу я это к двери. Вдруг кто- то как влепит мне в нос. Я левую выбросил и тоже хорошо попал. А потом ногами, ногами. А тут вы включаете свет. И какая скотина повесила форму на доску?  Заки, это твоя работа?
- Да ты что, Саня? Я разрешил на гвоздики повесить, а они видно доску нашли. И надо же как раз… по твоему росту.
- Врешь ты все. Это последняя капля. Ты мне больше не друг.
Кашин решил заступиться за меня.
- Ты подумай сперва. Он же сразу вернулся. Когда бы это успел доску найти?
- Так. Ты его защищаешь. Значит сговорились. Еще таким гнусавым голосом «Саня тебя, только свет не включай». Все ты мне тоже не друг. Даже не подходите ко мне, никогда.

          Дня через три мы помирились. А я опять задумался. Почему даже друзья считают меня виновным в своих бедах? Когда так думают командиры, понятно. И в психологии об этом ничего нет. Тоже мне наука называется. На простой вопрос не найдешь ответа. Надо будет у Людмилы Петровны спросить. Заодно и критику услышать. Что- то она долго не несет рецензию.

          Картина «Три охотника на привале» висела в читальном зале библиотеки.
-Леша , а ты можешь такую же нарисовать на ватмане гуашью?
- Запросто. А зачем?
- Мы свои фотографии с такими же выражениями морды-лица приклеим и еще раз сфотографируем. И у нас будет своя картина.
- Идея неплоха. Но пусть это будут не три охотника на привале, а три штурмана. Сказано – сделано. Меня фотографировали слева, так как на правом глазу был ячмень. Потом мы сделали общий снимок. Фотографии послали родителям. Фотомонтаж нам понравился.  Увеличенный снимок подарили библиотекарше.

        Еще одна идея должна была закрепить дружбу документально. Эксклибрис по начальным буквам фамилий утвердили сразу. Если завести общую библиотеку, то покупка книг будет в три раза дешевле. Леша набросал эскиз, а Саня вырезал печать из резинового каблука. Мне поручили хранить ее. Я положил в свой портфель и на какое- то время забыл о ней. Непрерывный поток все новых и новых забот отодвигал долговременные проекты. Самым неожиданным стало известие о еще одном парашютном прыжке. Министр Обороны издал приказ, где говорилось, что весь летный состав обязан ежегодно прыгать с парашютом. Мы уже свыклись с мыслью, что этот вид подготовки усвоили. Фраза, что мы уже "летный состав", льстила. Надо- значит надо. Знали, куда шли.

        Своего самолета АН-2 в парке училища не было. Но были еще в строю бывшие наши летающие классы на ЛИ-2. Они давно превратились в «транспортники». Вот с них и надо было  прыгать. Скорость конечно больше, но в остальном без изменений. Вновь предварительная подготовка, контроль и аэродром. Нам уже не надо напоминать, что к чему привязывать. Мы сами все знаем. Прыгали целыми классными отделениями. Я опять оказался в хвосте очереди. Четыре года назад мой вес был шестьдесят четыре килограмма. За все время ни прибавил и ни убавил. Как коза восточного мудреца, которую кормили до отвала. Но держали рядом с голодным волком. Я уже не разбегался по кабине, а собравшись в комок нервов, просто шагнул в пустоту. Прав был Нестерев, утверждающий, что в воздухе везде опора. Несколько секунд тянулись долго. Но вот вытяжной парашют  сделал свое дело, и мой купол закрыл половину хмурого неба. Рядом покачивались одноклассники. Но что это? К земле стремительно неслись какие- то вещи.  Все- таки забыли привязать унты. Распутанные портянки белыми змеями летели по ветру в тридевятое царство. По громкоговорителю поступила команда.

- Всем растяпам после приземления ждать машину с обувью. Босиком по снегу не ходить. Собрав все унты, на машине начали собирать и курсантов. Но портянок на белом фоне снега было уже не найти. Оказывается кое- кому надо напоминать о правилах каждый раз. Инструктор был зол и на себя и на нас. Один из унтов попал в центр круга и стал предметом особой гордости курсанта. Он еще долго потом хвалился своей точностью прыжка, мотивируя, что это его унт коснулся «шайбы». Мы пугали растяп, что им не засчитают прыжок, что с них вычтут за портянки, что им напишут в летных характеристиках «небесные босяки» и т. д. Каждый веселился как мог. А я все ждал обещанную рецензию на свое лучшее произведение.

          Через неделю или две, красивый от пометок, листок вернулся. Я поразился, как можно на пятнадцать строчек столько написать замечаний.
 Как все нормальные люди, вначале прочитал похвалу. Немного, но было. Изучив весь текст, задумался. Было желание все исправить, а как? Школьных знаний явно недостаточно. В книжном магазине взгляд упал на «Поэтический Словарь». Я взял его в руки, просто просмотреть и … оставил себе на всю жизнь. Писать правильно оказалось очень трудно. Чувства и разум еще не пришли к общему знаменателю. Может быть на это уйдет вся жизнь. Будет свободное время, займусь. А пока… .

           Сплошные зачеты на допуск к полетам с нового аэродрома. Подготовка карт и занятия крутили беличье  колесо жизни курсанта непрерывно. Нашу подготовку усилили, чтобы исключить повторение прошлогоднего случая потери ориентировки. Одновременная потеря радиосвязи с землей и небрежность экипажа привела к незнанию своего места в этом мире. Экипаж на свой риск «пробил» облачность. Хорошо, что она была не до земли. Командир экипажа в увиденном населенном пункте узнал свой родной город Ирбит. Дальше, как в учебнике. Вышли на свой аэродром и совершили «нормальную посадку». Все получили свою долю взысканий, ничтожную по сравнению с возможностью трагедии. Инструкторы стали нас «гонять» по «особым случаям». Но они поэтому и назывались особыми, что могли появиться только по известным провидению особым способом. Еще. Мы попали под непрерывное и пристальное внимание командования. Причина,   прошлогодний случай грандиозной пьянки. Поводом было завершение государственного полета. «Госполет» как дипломная работа, означал допуск к выпускным экзаменам. Поэтому и  проводились всякие «внезапные» проверки.

          Одна из них обнаружила портреты Политбюро в давно не работающей … печи. Старый полковник, помнящий еще Берию и Сталина кричал.
Да вас всех бы за это в тридцать седьмом… расстреляли.
Начали искать виновных. Неожиданно для всех, ее взял на себя командир взвода
капитан Скорняков. Он спокойно доложил, что портреты спрятали по его команде, чтобы не разбили стекла. Он и получил взыскание. «Ротный» отделался тем, что его в этот момент не было рядом. Но ремонт Ленинской комнаты шел уже давно по его приказу. Кашину и Еловикову дали неделю срока на окончание оформления стендов, освободив от зарядок, нарядов и «личного времени».

           По окончании работ мы отпросились в увольнение. Там и зашли в кафе, где наши курсанты «отмечали» день рождения товарища. Я решился на кружку пива, по причине его слабости в градусах. Потом на рюмку водки по причине малого количества. Потом стало плохо.  Я один поехал назад, незаметно покинув кинотеатр. Умные остались в кино, уничтожая остатки запаха временем.  По закону Мерфи, или подлости попался дежурному по части. Получив порцию взыскания, стал регулярно слушать поучения инструктора. Обычно он общими словами, примеры почему- то из личной жизни не приводил, убеждал мен я во вреде пьянства.  Устав увещевать, спросил.- Ты понял хоть что – нибудь?
- Конечно. Пиво и водку мешать нельзя. Никогда.
 Он повернулся к товарищу.
- Слышишь. Я два часа его убеждал, а он мне, пиво и водку мешать нельзя.
- Ну правильно. Товарищ все понял. Радуйся.
 Но все когда- то заканчивается. Единственный случай за четыре года тоже со временем забылся.

         Зима уже не была такой свирепой, как командиры на первом курсе. Летная программа полугодия завершилась. Мы вернулись в Челябинск для подготовки и сдачи экзаменов. Особых тревог по этому поводу не было. Сколько зачетов и испытаний знаний уже прошло. И с этими справимся. Курс авиатехники я просмотрел бегло. Это была не «наша» тема. Но молодой  инженер- майор  так не считал. Поставив мне двойку, еще долго возмущался.
- Двигатель, сердце самолета. От него ваша жизнь зависит. Вы просто обязаны знать как оно работает.
- Громко. Я еще пытался шутить, уходя.

           На следующем экзамене огорчил еще одного человека, кроме себя. Ответив на два вопроса, «поплыл брассом» на одной из работ Ленина. Читать его труды я не любил. Одна полемика с давно умершими ренегатами. «Добрый» подполковник выразил свое мнение странно.
- Я же Вас хорошо знаю. Тройку ставить не буду, чтобы диплом не портить. Ее же потом не пересдать. Подготовьтесь и милости прошу.
Я не спорил. Две двойки из трех экзаменов были как несчастный случай на производстве. Перед последним экзаменом нам объявили.
- Чье отделение сдаст все предметы без двоек, в отпуск поедут в полном составе.
Раньше в весенние отпуска ездили только отличники. Получилось, что я лишаю своих товарищей шанса попасть домой.
- Ты Заки заварил кашу. Теперь думай, есть ли выход?
- Выход есть всегда. Обеспечиваете мне сдачу РТС  (радиотехнических средств). Иду первым в сопровождении двух помощников, так на всякий случай. Потом бегу на кафедру авиатехники. Если и там все складывается, тороплюсь на самый верх и уговариваю преподавателя принять экзамен. В крайнем случае, соглашусь на тройку. Оценки то кафедры доложат только после окончания всех экзаменов.

             Билет попался не сложный. От помощи отказался. Чтобы не искушать свою и чужую судьбу. С четверкой в зачетке ринулся на второй этаж.
- Значит Вы считаете, что подготовились. Давайте поговорим.
- Товарищ инженер- майор. В начале ответа я хотел бы отметить, что двигатель – это сердце самолета. И от того как оно работает, зависит успех выполнения боевого задания и даже наша жизнь. И не знать как оно работает просто кощунственно… .
Фанат железа улыбнулся.  В конце ответа в зачетке появилась четверка, лучшая за год.
        Подполковник с кафедры общественных наук собирался на обед. Я ему рассказал о ситуации с отпуском и о своем согласии на тройку.
- Ну что Вы так? Я что, не человек? Я же все понимаю. А человек должен вовремя кушать. Берите билет и садитесь готовиться. Я Вас закрою на ключ, чтобы никто не мешал, скажем так. Минут через сорок подойду.
 Наступила тишина. Странно, что на полках нет книг. Может быть в столе? Точно, есть родимая. Внимательно прочитав раздел ответа, изучил еще несколько. В стекло над дверью постучали. Я показал ребятам знак, что все в порядке. Озабоченные лица исчезли. Вернув книгу на место, начал писать тезисы ответа.
- Ну как? Думаю, что времени хватило. Билет отложите, я уверен, что ответы Вы уже знаете.
Через некоторое время преподаватель убедился, что у нас с ним одинаковое понимание всех вопросов.
- Давайте зачетку. Пятерку я Вам не поставлю с… воспитательной целью. Четыре балла. Напоминаю, что госэкзамен будет по истории КПСС. Еще встретимся. Свободны.

            Отдав зачетку сержанту, в одежде улегся на кровать. Никто не делал мне замечаний. Вокруг вообще создалась зона тишины и я уснул.  Так крепко я наверное не спал никогда.
- Заки, вставай. Там Ирина твоя в парке ждет тебя.
- Какая Ирина? А где парк?
 Я медленно возвращался в этот мир. Минут десять сидел на кровати, узнавая новости.   
- Ротный не хотел подписывать рапорта. Даже в УЛО сходил и убедился, что в нашем отделении двоек нет. Потом мы собирали документы, получили деньги за следующий месяц. За тебя тоже все сделали, забирай. Мы все уезжаем сегодня.
Я поднялся и … сел снова. Что же это я так устал? Я же не копал траншеи за полтора землекопа. Потом заправил постель, сдал вещи в каптерку и покинул казарму.
- Поздравляю. Мне уже все рассказали. Молодец. Когда едешь?
- Подожди Ирина. Пойдем на наше место на стадионе.
Мы сидели на лавочке возле футбольного поля и молчали. За два с лишним года здесь было столько обговорено.
- Что- то ты сегодня не такой, как всегда. Молчишь.
- Выходи за меня замуж.
- Что это вдруг?
- Не вдруг, а по любви. Послушай и не перебивай. Я сегодня понял, что все смогу. Всю жизнь до этого я зависел от обстоятельств. Все время сомневался. Поступлю- не поступлю. Закончу училище или нет. А сегодня я точно знаю, что могу закончить учебу и служить на краю Советского Союза. И если тебя не будет рядом, я буду об этом сожалеть всю жизнь. Ты подумай. Я с ответом не тороплю. Минут пять  хватит?
- Я согласна. А что ты говорил про край Союза?
- Ну как же? Морская авиация базируется в основном у морей. А моря омывают нас по краям страны.
- Я об этом даже не подумала. А когда свадьба,… после выпуска?
- Ну уж нет. Сегодня едем к твоим родителям. Объявляем им о своем решении.
-  Завтра уезжаем в Миньяр. Там в ЗАГСе работает подруга сестры. Нас и распишут без всяких испытательных сроков. Паспорт не забудь взять с собой.

         Полуночным поездом доехали до Ессаулки. Дом на улице Ленина светился окнами. Будущая теща приводила все новые и новые аргументы против нашего брака. Я долго не мог ее понять. Наконец она выдала главную причину.
- Ирина мне конечно не сказала, а вот подруги ее знают все. Ты, закончив училище, в свою Турцию уедешь? Ты же их подданный.
- Ах вот оно что? Эти дуры Ильфа и Петрова не читали. Они как– то давно спросили меня о настоящей моей фамилии. Я и пошутил, что Остаб Ибрагимович Бендер мой дедушка. Что он потомок янычаров, значит и я тоже. И теперь моя фамилия Ибрагимов. Я советский татарин. Да Ирина все знает. Лучше бы у нее спросили, а не у подруг. И зовут меня не так, как они привыкли.
- Еще новости. Да ты сплошное недоразумение. И какое имя настоящее.
- Настоящее имя Заки, а Сережей зовут… из- за Рахманинова. Я музыку люблю. И Ирине это имя больше нравится. И вы можете называть как … хотите.
- Час от часу не легче. И что прикажете делать?
- Сейчас четыре часа ночи. Завтра мы едем в Миньяр, мой город. Там и распишемся. О дне свадьбы сообщим телеграммой. А теперь спать.
Сидевшая молча весь вечер бабушка Ирины  только спросила.
Вам вместе стелить и ли врозь будете спать?
- Лидия Федоровна, конечно врозь. Я же все понимаю. Вот на сундуке и прикорну, по- походному. Всем спокойной ночи. Ирина улеглась с бабушкой, а родители ушли в другую комнату и долго еще бубнили о чем- то важном.

             Утром нас поили чаем и даже на дорогу собрали корзину. Днем я дал телеграмму родителям, что «приеду не один». Мама сразу не поняла, а папа ей разъяснил, чтобы готовилась к свадьбе. У папы на такие события был особый талант предвидения.
           Поезд запомнился крепким чаем с лимоном. Красивые подстаканники из мельхиора. Такие же чайные ложечки позванивали всю дорогу  на тонком стекле. Мы смотрели на   Уральские горы за окном.
- А в Миньяре такие же?
-Нет конечно. В сто раз лучше. Одна Красная скала чего стоит? Увидишь все сама.

           Мама встретила нас на мосту. Она обняла Ирину, потом осмотрела ее и еще раз обняла, похлопывая по спине. Я терпеливо ждал  своей доли нежности. Слез мама не стеснялась. Я поцеловал ее в мокрые щеки и мы потихоньку направились к дому. У дома на лавочке с гармошкой сидел папа. Он начал уже праздник и встретил нас песней. После завтрака солнечная погода нас выгнала со двора. Ближайшая гора удивила подснежниками. Мы забрались на самый верх. Город внизу с ровными рядами домов и несколькими многоэтажками Ирина видела впервые. Я объяснял, где  какие улицы, где школа и завод. О своих приключениях здесь обещал рассказать позже.
За ужином мама сообщила, что завтра нас ждут в ЗАГСе. С собою взять документы и деньги. Последний день месяца апреля был коротким. Но в ЗАГСе и так никого не было. Алла Родионова взяла наши документы и денег рубль пятьдесят.
- Предупреждаю. Развод обходится в сто раз дороже.
- Алла, мы решили сэкономить деньги и поэтому не разводиться.
Короткий ритуал с обязательными вопросами. Потом росписи на бланках и новая государственная ячейка общества создана. Официальное лицо поздравило нас с этим событием.
-Ну и чего стоите? Что дальше делать, я думаю, знаете. До свидания. Привет передавай сестре и маме.

           Мы вышли на улицу. Первомайские флаги хлопали нам. Транспаранты сообщали о трудовых победах.  Отраженное солнце из сотен чистых окон слепило глаза. Город замер перед праздником труда. Завтра тысячи земляков в своих лучших одеждах пройдут по площади. Мама велела дать телеграмму родителям Ирины с сообщением, что их приглашают на свадьбу первого мая. Закончив с еще одной формальностью, мы не спеша шли по улице. Я рассказывал события прошлых лет своего города. С каждым уголком была связана какая- либо история. Домой мы не торопились. Там хозяйничали сестры во главе с мамой, а папа продолжал «гулять». Новых родственников встречали ночью.

           Основными гостями были соседи с нашей Заречной улицы. Невеста в привезенном новом платье из салона всем понравилась. Помимо основных подарков улица подарила молодой жене половник из нержавейки, «чтобы воспитывать мужа, или отбиваться от него». Ради равновесия сил мама тут же подарила мне такой же кухонный инструмент. Гуляли долго. Мы устали выполнять всякие обычаи и тихо ждали, когда все закончиться. Но вот одна из гостьей решила проверить, кто из молодых больше любит другого. Нам дали по кусочку хлеба и вся свадьба стала кричать.
-Соли как любишь. Соли как любишь. …
 Я посолил кусочек хлеба для  жены щепоткой. Солить- то велели хлеб друг другу.
А Ирина взяла солонку и опрокинула на мой хлеб. Восторженный рев гостей был наградой. Ну а мне пришлось есть , оставив часть «любви» на потом. Свой пуд соли мы начали есть уже на свадьбе. Все когда- то кончается, глубокой ночью гости разошлись. Окончания свадьбы папа не видел. Он спал глубоким сном младенца на новой веранде. На второй день мы опять пошли на гору. Теперь уже Ирина рассказывала родителям о городе. Вечером проводили тещу с тестем на поезд. Уже перед самым отъездом они заявили, что для своих селян они тоже устроят праздник, но уже девятого мая.
- А разве можно две свадьбы делать?- На что мне ответили.
- Чем больше свадеб. Тем крепче семья… .
Короткий отпуск заканчивался седьмого. Собираясь уезжать, заметил что мама чем- то сильно расстроена.
- Не знаю как тебе сказать, но нас на вторую свадьбу не пригласили.
Да мы бы и не поехали, но неприлично это все.
- Мама, не переживай. Еще пригласят… лично по телефону… иначе никаких свадеб.
 Теща удивилась.
- Так приглашают молодые, а не мы. Мы уже все приготовили, куда это девать?
- Ничего. Съедите потихоньку. По нашим обычаям свадьба-  праздник родителей и они только приглашают гостей. Звоните, договаривайтесь или гуляйте… без жениха. Нам с Ириной уже достаточно праздников.  На вторые сутки теща, в моем присутствии, пригласила моих родителей. Я пообещал, что тоже приду.

- Ты своих друзей хоть пригласи. Несколько человек. Друзья –то надеюсь есть?
Девятого мая двое из «джаза» и двое друзей на поезде поехали в Ессаулку. По дороге одного «потеряли». Патруль придрался к увольнительной записке. Пока Ратникова «мучили» на КПП, поезд ушел. Его друг Антакольский играть не умел, поэтому на свадьбе изображал почетного гостя. А Саня и Леша отдохнули на сто процентов, доведя себя до   необходимой степени опьянения. Родственник «по женской линии» моей семьи прекрасно справился с ролью тамады. Рассказы Зощенко от первого лица веселили людей. Уже вовремя застолья принесли телеграмму, что «папа заболел  приехать не можем».  Я догадывался, что этим все и кончится. Папе надо было очень сильно заболеть, чтобы отказаться от  такого мероприятия. Но тут видимо все решила мама. Две свадьбы по поводу одного бракосочетания прошли. Я еще не знал, что будет и третья, но не скоро.
После праздников мы вновь собрались в Каменск- Уральский, а жена моя уехала в Аргаяш. Ей оставалось учиться год, мне полгода.

   Перед отъездом мы с Лешей пробрались в котельную. Там был кошмар. Огромные кучи глины в углу. Сломанные деревянные распорки говорили о том, что конструкция не выдержала веса.
- Леша. Что это все значит?
- А то. Скульптор специально нагрузил памятник до поломки. Теперь он знает, где надо усилить детали. И вообще, внутри будет металл. Сергей Яковлевич говорил, что окончателно еще не определился с композицией. Основная работа впереди. К нашему приезду из Каменска макет закончит. Пошли отсюда, а то скажут, что мы сломали.

ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ

Тополя облетели. Солнце снова в зените.
За конспекты расселись сотня новых ребят
Напоследок взгрустните,  и конечно поймите,
Тем кто приняты в небо нет дороги назад.

           Лето   на Урале всегда лучше зимы. Река, несущие свои воды между скал, сосновые леса, поля цветов. Наверно так выглядел Рай до… похолодания.  Полеты были интересны своими новыми задачами. Неизменным оставалась работа на боевом пути при бомбометании. На корпусах бомб мы писали свои номера, чтобы в случае потери или большого промаха найти  автора происшествия. На своих бомбах я всегда писал «эраре гуманум ест», человеку свойственно ошибаться. Инструкторы за такую вольность не ругали. И вскоре другие надписи «на Берлин», «цель, прошу прощения», «добро побеждает зло» и более хлесткие украсили снаряды. Все это не мешало личной жизни.   «Женатики» писали рапорта и их отпускали на сутки с выездом в Челябинск. Приближался день рождения  Ирины. Двадцать лет девятнадцатого июня мы собирались отметить вместе. Я заранее написал рапорт и ждал. Старшина роты Бурцев вернул бумагу без подписи командира.
- Почему мне одному не подписали рапорт?
- Я не знаю, спроси сам.
 Спрашивать не стал. Жене отправил телеграмму с поздравлением и сожалением, что приехать не могу.  Просто я понял, что «воспитательный процесс» продолжается.
Но  в более изощренной форме.

            В три часа ночи меня разбудил свет фонарика.
 В одной из теней узнал старшину. Второй, был офицер с повязкой на руке.
- А Вы говорите, что он уехал самовольно. Вот же он.
- Да у него у жены юбилей. Я и подумал… .
- Тут думать надо было раньше. А не издеваться… .
Тени ушли. Вполголоса переговариваясь они растворились в темноте. Я задумался. У старшины никогда не было ко мне претензий. Я не подшучивал над ним, уважая его учебу отличника. Зачем он пытался «сдать» меня дежурному? Ответа не было. Спрашивать не буду. Пусть думает, что я все знаю. На этом и продолжил путешествия во сне.

            Но нет худа без добра. Ирина сама в следующий выходной приехала к нам. Увольнительная на сутки запомнилась посещением «В джазе только девушки». В кино ходили с друзьями, потом пили чай у Людмилы Петровны, нашей библиотекарши. Она одобрила мой выбор.
- А ее выбор тоже одобряете?
- Конечно. Вы совершенно подходите друг другу. Береги ее. А ты Ирина как себя чувствуешь?
- Живот болит.
- Что, уже?
- Никаких «уже», мне еще год почти учиться. Просто сегодня я смеялась так как никогда в жизни. Под конец фильма уже не могла смеяться, а икала.

           Жена еще приезжала пару раз за лето. Мы ходили в горы, фотографировались на скалах. Это становилось традицией. Альбомов не заводили, снимки складывали в коробки. Туда же Ирина сложила все мои письма. А вот ее послания не сохранил из- за жизни в казарме.

 Потихоньку все втянулись в режим. Единственное, что мы не умели пока делать, это спать днем перед ночными полетами. Ну не шел сон и все. Но очередное «открытие» устроило всех. Оказывается, если читать учебник Истории КПСС, то глаза сами закрываются. Так и стала эта книга самой востребованной в библиотеке.  Но я обязательно изучал пару глав. А потом уже засыпал. Я помнил подполковника, «хорошего человека» с кафедры. Всю рабочую неделю мы проводили с инструкторами, а воскресенья с командирами. Соревнования  уже не захватывали так, как в начале учебы. Мы знали свои возможности и уже не проверяли «кто больше». Даже в первенстве по футболу наше отделение проиграло всем  командам.

  Коварная таблица свела нас с победителями. На матч первых с последними пришли все. Первый тайм закончился по нулям. Все болели за нас. Я носился по полю, не видя ничего. Перворазрядник противника выбил у меня из под ног, случайно доставшийся, мяч. Заодно сбив и меня. Судья засвистел. Штрафовали упавшего.
 От такой несправедливости я потерял дар речи. Но способность двигаться и бить по мячу осталась. Я разбежался и хотел ударить штрафной. Но игрок, сбивший меня, уже руками устанавливал снаряд на поле. Моя нога сама полетела вперед и мой обидчик кубарем покатился по полю как колобок. Что тут началось. Чего только не кричали зрители и на судью и на виновного. Но это не спасло меня от удаления. Матч мы проиграли вчистую. Остальные игры не  были так интересны. Теннисный стол все время занят. Уже было известно, что физподготовка включена в госэкзамены. Поэтому держали себя в форме.. Саня Еловиков и тут был каптерщиком, поэтому на зарядки не бегал.
 
           Лето кончилось. Как –то при беседе с одним из инструкторов я увидел у него самодельную записную книжку, сделанную из обычной общей тетради. Он обратил внимание на мой интерес.
- Рекомендую. После окончания учебы вы уедете по нашим авиационным частям. Книги, по которым вы учились, в магазинах не продаются. А вам ежегодно надо будет сдавать экзамены на допуск к полетам. И по чему вы будете готовиться? А так всегда под рукой своя личная литература. Кроме секретной разумеется.
Все оставшееся время я выписывал основные темы в свои самодельные блокноты. Такой учебник помещался в нагрудные карманы летной куртки и при случае всегда действительно был «под рукой». Заодно и основы повторялись как при подготовке к экзаменам.

    Основным допуском к проверке знаний было условие успешного государственного полета. «Госполет» означал самостоятельное управление экипажем по всему маршруту и выполнение бомбометания. Техники готовили самолеты особенно тщательно. Комиссия заранее прибыла на аэродром. В каждом экипаже был свой проверяющий на борту. Опытнейшие штурманы из боевых частей были самыми строгими судьями. Мой проверяющий не вмешивался ни во что до самого полигона. Но на «боевом пути» с реальным бомбометанием сел рядом на откидной стульчик, как в кинотеатре при аншлаге. Перед сбросом бомб надо было проверить методическую ошибку прицела. Она всегда была не больше сотни метров. На этот раз прибор показал две тысячи. Я был поражен, но виду не показывал.
- Товарищ командир. Бомбометание прекращаю. Ошибка в прицеле две тысячи метров.
Контролирующий забеспокоился.
- Товарищ курсант проверьте еще раз. Если ошибка не подтвердится на земле, то Вам полет не засчитают.
- Да я прицел проверил несколько раз. Еще на маршруте. Ошибка одна и та же.
После посадки весь инженерный состав набился в кабину. Мы стояли у самолета и ждали. Контролирующий отошел в сторонку покурить. Говорить было не о чем. Наконец по трапу спустился инженер по вооружению. Он подошел вначале ко мне.
- Молодец. Ошибка подтвердилась. Из строя вышел целый блок. С такими данными ты бы бомбу кинул вне полигона.
Обрадованный проверяющий побежал к командиру полка. Несколько самолетов уже стояли на заправке, готовясь к повторному вылету. На одном из них  нам предстояло выполнить второй «госполет». Времени на переживания не было. Вновь пройти по тому же маршруту оказалось легче. Ветер изменился незначительно.
 Линия пути совпала с маршрутом на карте. Методическая ошибка сто десять метров. Единственного, чего я не знал, это настройки прицела техником. Его просто не было на выпуске, так как он занимался устранением неполадки. Где держать маркер цели было неизвестно. Пришлось выполнять стандартную процедуру без учета поправок. Проверяющий не вмешивался. Осталось пять секунд до сброса. Никто не вмешался в аварийное  прекращение захода и «моя»  оценка под номером девять полетела к земле. Мы уже уходили с полигона на обратный маршрут, когда с земли донеслось.
 - Примите азимут, дальность… Оценка четыре. Проверяющий встал и прошел в салон.
Все, госполет успешно выполнен. Я был единственным на курсе, кто выполнил его дважды. Повезло или наоборот, я был на краю провала неизвестно. Во всяком случае моя судьба реально была в моих руках. Часть курсантов отбомбились на тройки. «Неуда» не было ни у кого. Полк уходил в отпуск, а мы возвращались в Челябинск для сдачи государственных экзаменов. Дипломный проект под названием «госполет» успешно сдан.

        В сквере училища, на самом лучшем месте, стоял отлитый из бетона памятник погибшим выпускникам училища в войне и в авиакатастрофах. Несколько молодых курсантов "шершавили" зубилами гладкую поверхность основания.
- Леша. А зачем это надо?
- Понимаешь. В скульптуре все имеет свой смысл. Вот погляди и скажи, что ты видишь?
- Попробую. Сломанное крыло означает падение, гибель. Вертикальное крыло- продолжение управления. Поднятая рука- победитель.Голова повернута вниз, но взгляд вперед. Он мельком посмотрел на повреждение, все понял и смотрит дальше. Тут несколько вариантов. Или ищет место куда рухнуть с минимальным уроном для тех кто на земле. Или наоборот, чтобы смертью своей убить врага. Как Гастелло с нашим выпускником Бурденюком. А шершавость основания- связь с природом или трудности обучения. Да это не памятник, а целый роман с продолжением.

         Со камейки поднялся усталый человек.
- Здравствуйте Сергей Яковлевич. Когда открытие?.

- Вопросы потом. Сегодня у меня очень хороший день. Я понял, чт замысел мой удался. Спасибо вам.
- А нам то за что? Мы почти и не помогали совсем.
- Спасибо за понимание. Это самая большая награда за творчество. При утверждении проекта я почти так трактовал композицию. Удачи вам. Еще раз спасибо.

           Полмесяца на подготовку было маловато. Любую свободную минуту мы бережно расходовали на повторение пройденных тем. Даже стоя у тумбочки дневальным, я старательно пополнял свои записи. Вошедший командир роты уставился на меня.
- Рота! Смирно! Товарищ майор, за время вашего отсутствия… .
- Прекратить доклад. Это что за бардак? Почему на посту посторонние предметы? Отвечайте, я Вас спрашиваю товарищ курсант. До каких пор…?
Ротный подошел ко мне вплотную. Запах мне не понравился. Еще больше не понравились его слюни, летящие в лицо. Мне стало  противно. Накопленная злость за четыре года требовала выхода. Но надо было делать вид глубокого спокойствия.
- Товарищ майор! Вы, когда в общество идете хоть зубы чистите. И не плюйте мне в лицо. Этим Вы оскорбляете мое человеческое достоинство. Отойдите пожалуйста метра на два. Я то отойти не могу. Пост все – таки.
 Майор подавился собственными словами. В бешенстве он отошел от меня. Но видимо его изощренный ум в армейских интригах нашел выход из ситуации. Если дать делу огласку, нашлись бы свидетели его появления в нетрезвом виде.
-Товарищ курсант. Я Вас снимаю с наряда. Со своим сержантом ко мне в канцелярию.

    Дежурный по роте забрал у меня повязку. Я нашел своего начальника и мы вдвоем прибыли в кабинет. Какое взыскание на этот раз меня ждет?
-  За нарушение, при несении службы объявляю вам пять нарядов вне очереди. Товарищ сержант обеспечьте выполнение взыскания  с завтрашнего дня,.. через день в последствии.
- Есть пять нарядов вне очереди.
Мы вышли из кабинета. Я нисколько не огорчился взысканию. Все могло сложиться гораздо хуже. Во всех последующих стоянок у тумбочки я просил выделять мне ночи. Товарищи с радостью соглашались, а я учил ответы спокойно так как командир по ночам спал.

           Первый предмет истории КПСС открывал государственные экзамены курса. Подменившись с наряда, я со своим отделением сдавал в первой пятерке. Билет был не сложный. Пока я не прочитал третий вопрос. Последние работы Ленина били без промаха. Я их не знал. Подготовив ответ по двум темам, задумался. Ну надо же так влипнуть. Единственный вопрос, которым пренебрег при подготовке, вытащить своей рукой. Тоскливо осмотрел аудиторию. Может быть плакаты какие- то есть? Но все стены были предусмотрительно «вычищены». На столе лежит список рекомендованной литературы. Список работ Ленина тоже есть. А что если выучить хоть их названия? Наверняка же они даны в хронологическом порядке. Так и есть, напротив каждой работы стоит дата написания. Начинаю выписывать с двадцать четвертого года в обратном порядке.  Названия  двадцати работ выписал и выучил наизусть. О чем они на самом деле, не имел ни малейшего понятия. Но вот и подошла моя очередь отвечать.
Подход- отход имеет значение. Строевым шагом  и четким «командным» голосом обрадовал председателя приемной комиссии. Получив благосклонное разрешение, начал ответ. Формулировки делать я умел. На половине ответа меня остановили.
- Достаточно, товарищ курсант. Следующий вопрос.
Вторую тему мне тоже не дали раскрыть до конца. Ни одной заминки.  И вот наконец третий вопрос. В том же темпе начал перечисление названий работ вождя, с ужасом думая о чем говорить после окончания списка. На пятнадцатой работе меня остановили. Председатель посмотрел на членов комиссии.
- Каково? Вот так должны отвечать все. И подход, и дикция и выправка- залюбуешься. Я думаю, ни у кого нет вопросов. Поздравляю с заслуженной оценкой. Можете идти.
Короткое «есть!», и я строевым шагом покинул аудиторию. Вышедший следом Миша Миронов обнял меня.
- Ну ты молодец. Так лихо вывернуться. Я же догадался, что ты третьего вопроса не знаешь. Понял, что ты решил «помирать так с музыкой». Мне кстати тоже пятерку поставили, как и тебе. Пошли в буфет. Отметим кефирчиком.

         Вечером начал рассуждать. Начало хорошее, но следующие предметы требуют более лучшей подготовки. Необходимы «домашние заготовки», как в КВНе. Значит надо изучить дополнительные материалы из истории предмета. Потом умышленно пару раз пропустить какой ни будь нюанс, для дополнительного вопроса. И не запинаться никогда. Как при приеме радиограммы- пропустил букву, следуй дальше . Эти заготовки пригодились полностью. На экзамене по управлению ракетами дважды указкой коснулся одного из тумблеров на рисунке … и дважды повел дальше. Перед этим рассказал не только принцип работы, а еще и историю создания приборов, сравнив с аналогами иностранцев. Закончив ответ терпеливо ждал, пока один из комиссии не задал мне вопрос по пропущенному переключателю. Умных людей трудно обмануть, но возможно. Начав отвечать, подошел к доске и набросал блок-схему прибора. Простая формула все объяснила устройство. «Диф- цепочки» стала понятна даже тем кто и не изучал ее никогда. Комиссия единогласно поставила высшую оценку. Следующего экзамена по навигации я не боялся.

   Это был один из любимых предметов, а вопрос авиационной астрономии, всегда стоявший третьим в билете особенно. Как- то при изучении звездного неба преподаватель потребовал выучить все аэронавигационные светила  наизусть. Ребята еще тогда засомневались, возможно ли это?
- А одну выучить можете? Ну чтобы знать и созвездие и параметры звезды?
- Конечно можно. А толку то с одной какая?
- Все просто. Нас восемнадцать человек в классе. Аэронавигационных звезд тоже столько же. Пишем их названия на бумажке, складываем в шапку и… тянем жребий. Кому какая достанется, то и выучит ее… одну. Недельку пообзываем  друг друга кличками звезд и будем знать, у кого спросить ее данные на семинарах и зачетах.
Идея поравилась.
- Давай изобретатель, тащи первый. Ого? Бетельгейзе- красный гигант. Следующий. Вытащивший звезду Ригель, Гена Колотыгин  обнял меня.
- Привет звездный брат. Мы с тобой из одного созвездия Ориона.
Преподователь с кафедры майор Канатьев, всегда поддерживающий меня, волновался за нас не меньше чем мы сами. Но его мы не собирались подводить. Этот предмет большинство курсантов хорошо знало. Основу штурманских знаний все сдали на четыре и пять. Я уже начал привыкать к отличным оценкам. Но оставался один из самых сложных. Радиотехнические средства требовалось не только объяснять на реальных приборах, но еще и математически обосновать принцип действия. И тут мне помогли «домашние заготовки». Примеры применения радиокомпасов впервые в мире произвели хорошее впечатление. Просто объяснять сложные вопросы я умел, и последний экзамен сдан на пять. Все. Обучение закончено. Наряды отстоял. Можно спокойно ждать приказа Министра Обороны страны. Юбилейный тридцатый выпуск готовился к празднику.

         Но в каждой бочке меда есть и другое. Один из курсантов получил два балла. И не столько за ответ, сколько за пререкания с председателем приемной комиссии. Допустив ошибку  в начале ответа, стал упорствовать на своем и не смог доказать правоту формулами. Под конец окончательно запутался. Преподаватель ему подсказывал выход из ситуации, объясняя билет. Ивану П. оставалось только согласиться. Но вечный, ничем не подтверждаемый гонор его подвел.
- Значит Вы считаете, что я не прав? Я, что? Дурак?
= Я этого не говорил… Вы сам сказали.
 Полковник поставил жирную двойку. Даже наш генерал не смог переубедить его. Курсант  пересдаст экзамен через полгода с заочниками, но штурманом долго не прослужит.

            Форма одежды морской авиации была почти готова. Александру Крюкову срочно заменяли черный материал на общевойсковой. Стало известно, что он женится на дочке генерала Наденьке Бельцовой. Мы были знакомы, она училась в одном классе с моей будущей женой. Я удивлялся ее выбору. Но дело это глубоко личное и поэтому необъяснимое. Шла подготовка и к банкету. Надо было написать около сотни пригласительных билетов, притом оригинальных.
Поручили это нам с Кашиным и Еловиковым.
- Давай Заки идею. Напрягись.
А что тут думать? Ты Леша на ватмане рисуешь лейтенантский погон. Сверху из фужера льется вино на место третьей звезды. Смысл? А тот, что «обмыть» звезды надо, но нельзя злоупотреблять, иначе остальные звездочки … смоются. Ферштеен? Потом делаем фотографии рисунка и на обратной стороне «фотки» приглашение… пишет Саня.
Наконец все готово. Форма пошита. Коллективная фотография сделана. Приказ Министра доведут на построении. Сверху лейтенантских погон «прихватить» нитками свои курсантские. После объявления нас лейтенантами, старые погоны снять.

          Двадцать пятое октября. Хмурая погода никак не могла повлиять на настроение.
Командиры рот доложили генералу о прибытии личного состава. Начальник штаба училища зачитал приказ Министра Обороны СССР о присвоении звания лейтенант. Каждого назвали по фамилии имени и отчеству.
Строй в полном молчании выслушал текст  приказа. Генерал вновь взял слово.
- Привести форму одежды в соответствие с приказом!
Сотни курсантских погон взлетели в воздух, словно испуганные ласточки. Ритуал завершили аплодисменты гостей.

           Все. Училище закончено. В шестьдесят втором поступил, в шестьдесят шестом закончил. Осталось десять лет. Но это только в том случае, если Бог есть. А может быть и … повезет. Как волк зайца, в сказке Салтыкова- Щедрина,… помилует. Такие мысли иногда посещали, но отсутствие богословской подготовки никак не способствовали формированию веры. Я продолжал оставаться убежденным атеистом, но уже не воинствующим. Неверующими были и мои родители. Папа, с детства испытавший горе, которое и не снилось мне, рассказывал.
- Когда умерла мама, я не понимал ничего. Но когда умер отец и мулла забрал у нас последнего барана, я возненавидел его сытое лицо.  Чтобы не умереть с голоду мы с сестрами и братьями работали на чужих людей за еду.
 Мама же никогда не настаивала ни на одной точке зрения.
-Сами разберетесь, когда время придет… Алла бирса. Это означало, если Бог даст.
Просто я не мог уже принять любое понятие на веру. И не важно, нравится оно мне или нет. Только доказательства могли оставить след в сознании. Формальная логика из учебника была еще свежа в памяти.

            За оставшееся время надо было получить документы. Кроме удостоверения личности офицера, заменяющего паспорт, еще вещевые аттестаты. Уже по новым документам на складах училища получить полный набор форм одежды. Мы даже не предполагали, что их окажется так много. Хорошо, что все можно было сложить в мешок- чехол матраца. Отпускные документы и первая зарплата в двести рублей дополнили приятные хлопоты.
 Хорошо, что летное обмундирование  обещали выдать в частях.  Живущие в Челябинске уже отвезли свои вещи домой. Никто не расходился. Назавтра были намечены банкеты в ресторанах города. Морская Авиация собиралась отдельно. Но было еще одно мероприятие, неофициальное. Прощание с казармой наметили на вечер.

            Мы уже знали, что офицеры роты перестали быть нашими начальниками. Они тоже уйдут в отпуск. Потом новый набор курсантов, но это будет только летом. А чем они будут заниматься еще полгода никто не знал, и не интересовался.  Надо было решить один вопрос. Что делать с магнитофоном. Четыре года назад его купили на нашу скудную  стипендию. Все выходные, праздники и в свободное время он добросовестно отработал свое. Сотню раз паянный, прокрутивший тысячи километров пленок, он хрипел клееными динамиками.  Рота слушала его в последний раз. Предложение сдать на подотчет «вещевикам» приняли как оскорбление.  Лучше каждый возьмет на память частицу. После принятия решения, поднялись с ним на крышу «коробочки». Несколько офицеров внизу обеспечивали безопасность, отгородив отведенное место. Раздалась команда.
- Взгрустнем. Три- пятнадцать… .
Сотня голосов произнесли традиционную «речевку» и аппарат тяжелее воздуха отправился в свой последний полет. Все сняли фуражки. Минута молчания закончилась. Потом каждый взял частицу деталей. Я стоял и думал. Потом вернулся в казарму, не взяв ничего. Предчувствие, что это нехорошо посетило меня внезапно. Я уже научился слышать себя. Чувства никогда не обманывали. Осталось попрощаться с командованием в неофициальной обстановке, но это позже.

       Получая документы, я обратил внимание на одну из дверей штаба. Никакой таблички там не было. Однако из нее иногда выходили молодые офицеры. У девушки из строевого отдела я спросил.
- А кто у вас в соседях?
 Она оглянулась и, не смотря на меня, тихо произнесла.
Особый отдел. Но туда лучше не ходить… без вызова.
Так вот в чем дело. О чем там говорят с молодыми лейтенантами можно только предположить. Странно, что их так много… посетителей- то? А меня почему не приглашали никогда? Наверно «ротный» так меня охарактеризовал, что «там» поняли сразу, «я не их человек». Однажды в разговоре на блуждающую тему, то есть обо всем, кто то задал мне вопрос.
- А если бы тебя послали подавлять восстание? Командовать ротой, например. Что бы ты сделал?
Чувство опасности  появилось мгновенно. Уж слишком четко был сформулирован вопрос. Как заготовка. Но и ответ требовался настоящий, а не приспособленческий. Гордость победила.
- Если меня пошлют командовать войсками… , я выслушаю восставших. Если их требования справедливы, то… перейду на их сторону. В любом случае в рабочих стрелять не буду.
Наступила тишина. Никто не осудил меня, но и не поддержал. Больше никогда разговоров на подобные темы не было. Я хорошо понимал, что эти слова могут быть известны особым службам и будут сопровождать меня всю жизнь. Но в официальной выпускной аттестации были общие слова, как будто сотня людей были сформированы «под копирку». Это устраивало всех. И командование и подчиненных. Система работала безукоризненно. Создалась иллюзия, что мы стали частью огромной и мощной машины Советской Армии. Единой и непобедимой. Напоминанием об этом были и  медали «двадцать лет Победы над фашистской Германией 1941-1945 г», которые получили все военнослужащие СССР. Год назад, в декабре, и нам вручили их в торжественной обстановке.  Готовясь к банкету, я прикрепил ее на свою парадную форму, у сердца. Справа значок высшего училища и знак военного штурмана третьего класса над ним. Ниже значок парашютиста. Четыре прыжка за четыре года я считал достаточным для умения прыгать и не рвался на большее. Этот вид как спорт мне не доставлял радости. Лететь камнем вниз мне просто не нравилось. Совсем другое, когда вверх. Или взлет.

       Часть офицеров уже начали тренировку к завтрашнему банкету.

          Вечером все собрались на последнее построение. Командир роты обошел весь строй, поздравляя. Пожав ему руку, я промолвил.
- И Вас тоже поздравляю.
- А конкретно с чем?
- С окончанием забот. С первым выпуском. Первый блин говорят… комом.
Стоявший рядом лейтенант спрятал руки за спину.
Извините, но руки я дать Вам не могу.
Ротный прошел мимо.
Из ста пяти офицеров трое отказались пожать руку майору. Я был поражен. Они же никогда не конфликтовали с ним. В чем дело? Ответа на этот вопрос не было. Даже версий. Один из них потом спросил меня. Почему я не сделал то же самое.
- Да потому, что он уже в прошлом. Ну как бы умер. А покойников надо прощать. Я забыл о нем навсегда.

        Мне было легче. Я никогда не держал себя под грузом выгоды или мести. Может быть это лучше чем тихо ненавидеть. Проблему надо будет обдумать потом. А пока надо ехать за женой и готовиться к банкету в ресторане «Рубин» в Челябинске. Долго искал фотографию выпуска, но ее нигде не было. Пропала и тетрадь с шутливыми пророчествами, кто до чего дослужится. Большую модель самолета из органического стекла купил для родителей. Пусть стоит дома, как напоминание о сыне. Родители жены собрали Ирину как на свадьбу. В новом платье она смотрелась лучше всех, но я то знал, что дело не в платье. Вечером двадцать шестого октября начался праздник. Майор быстро напился и его увезли домой. Больше его я не видел никогда. Взводный провел весь вечер с нами. Уставшая Ирина сидела в кресле и разговаривала с друзьями.  Ей трудно было крутиться в вальсе и я попросил разрешения станцевать с кем ни будь, пока она отдыхает.
Жена милостиво разрешила. Я через весь зал подошел к Наде, еще пока Бельцовой.
- Ну что Надежда? Последний вальс станцуем? Больше ведь не с кем. Ты лучше всех это умеешь.
 Мы крутились в бешенном темпе. Я смотрел ей в глаза. Уж что, что, а вестибулярный аппарат был оттренирован безупречно. Надю стало немного заносить и я прекратил вращение мира вокруг нас.
- Спасибо за танец. Я его запомню надолго.
Вернувшись на свое место, обнаружил пропажу жены.
- Саня. Где Ирина?
- Уехала домой. Говорит, что с кем угодно бы танцевал, только не с Надей. Обиделась.
Я выскочил на улицу. Одетая в легкое пальто, жена стояла на остановке.
- Ирина! Ты что надумала. Это же только танец. Притом… последний. Клянусь. Пошли назад, иначе простужусь и ты будешь молодой вдовой. Ты этого хочешь?
Мы вернулись обратно. Вечер продолжался. Больше от жены я не отходил. Вальс действительно оказался последним и не только за этот вечер. Ночью на такси приехали домой. Через день поехали к моим родителям.

            Новый мост  как новый этап жизни. Но сюрпризы продолжались.
 Оказывается, папа пригласил всех родственником из двух деревень малой родины. Мотивируя тем, что они не были на свадьбе, он всем написал письма заранее. Полный дом родственников, уставшая мама и вновь сестрам готовить застолье. Я пытался протестовать, но папа, принявший уже «на грудь», был  упорен.  Мы с Ириной еле высидели до конца мероприятия. Спать было негде и сестра отдала нам ключ от своей комнаты на «новостройке». Свежий снежок запорошил пьяного человека на дороге. Мы еле его растолкали. Узнав адрес, отвели его домой, сдав беспечным родственникам. Потом вновь пошли своей зимней дорогой к месту сна. На третий день гостей проводили. Все дни, пока гости гуляли  мы с друзьями обошли весь Миньяр. Риваль и Виталий наконец- то познакомились с моим выбором спутницы всей жизни.  Они дополняли рассказы о городе и происшествиях за все прошлые годы. Ирина даже заметила как- то.
- Такое ощущение, что я здесь всю жизнь прожила. И вас всех знаю… с пятого класса.
 Еще через день Ирина уехала на занятия. Я обещал приехать через несколько дней. А вот с друзьями я больше не смог встретиться.  Жизнь разбросала нас, а мы не сумели сохранить ни дружбу, ни даже адресов. В последний вечер, когда все уже обговорено Риваль спросил.
- Ну и как там с лестницей знаний. На какой ступеньке ты сейчас.
- Знаете. С некоторых я … слез.
- Объясняй опять.
- Все просто. Нас многому учили, чего наверно никогда не пригодится в жизни. Некоторые ступеньки мне просто не нравятся, но о них промолчу. А на некоторых уровнях знаний я сам убедился, что ни черта не смыслю, в ядерной физике, например.
И самое главное. Нам дали только основы профессии. Мне придется все время, как завещал один спорщик, учиться. Вот это я знаю точно.
 Сколько ступеней одолею, никто не знает, даже я.

          К месту назначения, в штаб Авиации Северного флота собирался выехать из Челябинска. Северный флот мы выбрали специально, чтобы попасть вместе в один гарнизон.  Оставалось десять дней отпуска.

         Утром мама не смогла встать на работу. Так как железнодорожная больница находилась в Аше, мы и поехали туда. Из больницы ее уже не выпустили. Диагноз мне не сказали.  Каждый день я возил передачи. Маме чуть стало легче. В последний день отпуска я попрощался с ней в больнице и уехал собирать свои узлы с формами одежды. Вечером неожиданно приехала мама сама.
- Меня выписали.  Я сказала, что сына проводить надо. Врач отпустил. Я видел, что она больна, но ничего поделать не мог. Хорошо, что уговорил ее опять не идти на станцию. Мы попрощались на традиционном месте.  На этот раз папа помог мне донести чемодан до вокзала. Поезд Челябинск –Москва стоял минуту. Я успел обняться с отцом и запрыгнул в вагон вслед за летевшем в него  чемоданом. Проводник нашел свободное место. В письме к жене я объяснял, почему не мог приехать попрощаться. Смутное подозрение, что она не поверит мне, беспокоило.   Но, что сделано, то сделано. Оправдываться не буду. Позади Миньяр. Впереди Москва.
           Москва. Город впечатлял тремя вокзалами. Широкими улицами и подземными переходами. Сдав вещи в камеру хранения и приобретя билет до Мурманска, решил сделать невозможное. Осмотреть город. До отъезда целый день. Таксист любезно согласился «покатать» на любую сумму. Выделенный на эти цели «червонец», закончился через полчаса. Кое- что я  увидел. Уже подъехав к месту начала путешествия, водитель спросил.
- Ну что, командир? Женщина нужна? Могу порекомендовать… любую.
Показывать удивление провинциала было неудобно. О моральных принципах тоже как- то не к месту.
- Ну и где они у тебя? В багажнике?
- Да нет. Вон они стоят с сумочками у Ленинградского.
- И ты сразу так определил, кто они. Ясновидец, что ли?
- Да ты, что командир? Я их знаю. Это же постоянное место. Видишь, вещей нет. Значит ждут кого-то. Может тебя. Ну как? Какая по нравится- твоя.
- Спасибо. Но сегодня нельзя. Тебе по секрету скажу. На медкомиссию еду… в космонавты.
- Уважаю. Нельзя, значит нельзя. Бывай.
 Расставшись  с добрым человеком, отметил для себя еще одну черту столицы. Ни в одном источнике информации об этом не писалось. В ресторане ко мне подсела  молодая девица.
- Справку показать, или сразу пойдем. Я тут рядом живу.
- Спасибо… я уже сыт. Желаю удачи.
 В зале ожидания ко мне подошел хорошо одетый ровесник.
С махеровым шарфом поверх пальто, начал рассказывать.
- Вчера диплом обмывали. Значок вот институтский тоже. Смотри. Ну и все истратили. Рубля три дай и адрес свой. Я тебе коньяк вышлю. А то до Махачкалы не доеду.
- Ну, мои три рубля тебе не помогут. На них только до кольца доедешь.
- Ты меня не понял. Это я виноват. Неправильно объяснил. Мне не хватает всего три рубля. А добрые люди уже мне немного дали. Смотри вот деньги. Я правду говорю.
- Молодец. Вон на стенде написано стоимость билета до Махачкалы девятнадцать рублей. А тут у тебя около пятидесяти. Отдай лишние… чтобы не пропить.
 Молодой попрошайка отошел, что то бурча под свой большой нос. Москва. Трудно здесь жить сердобольным людям. Кто- то же ему деньги давал.
- Командир! Музыку любишь? Заказывай, найдем.
- А что у вас есть?
- Все что надо.
Пачка рентгеновских снимков с чужими легкими и звуковыми дорожками была аккуратно сложена в огромном кармане внутри пальто.
- Жаль, что вынужденно отказываюсь. Там куда я еду проигрывателя нет. Жаль.
- Понятно морячок. Не дураки.
 Купленная газета восстановила равновесие успехами в строительстве коммунизма. Будем считать, что все это  пережитки прошлого. А может быть «недожитки» и будущего. Абсурдная идея, но один из курсантов как то сказал, что «Все может быть».
Жаль не помню, кто сказал. Я пожалел, что не согласился на официальную экскурсию по Москве. Так не посетив ни одного музея и выставки, стал готовиться к новой дороге на Север. Мои друзья наверняка едут туда же.   Мы договорились встретиться на «Главпочте» четвертого декабря. На последних экзаменах нашу дружбу испытала жизнь еще раз. Государственный экзамен по физической подготовке был введен всего два года назад. Если силовые упражнения все почти выполнили легко, то кросс на три тысячи метров оказался для Еловикова почти непреодолимым. Где- то на половине дистанции он выбился из сил. Жизнь каптерщика испортила ему «дыхалку». Он открывал и закрывал рот, но воздуха вокруг него  не было.  Мы с Кашином приподняли его над коварной землей.
- Ты ноги хоть переставляй. И дыши глубже. Последние сто метров побежишь сам.
 Хорошо, что Саня не упирался, а даже помогал нам, не тормозя движение. Окончательно уставшие мы, добежали до последнего участка. Там и «застукал» нас председатель комиссии. Мы отпустили друга, и тот резво закончил дистанцию по нормативам на три балла. Мы тоже получили такие же оценки, но в итоговом документе увидели напротив своих фамилий за кросс по четверке. Преподаватель физподготовки пояснил.
-  Сам полковник сказал поставить вам четверки за то, что не бросили друга. Молодцы.  С этой четверкой итоговой выходила отличная оценка.

            Всем кто сдал экзамены без троек, был присвоен третий класс военного штурмана. За это достижение наград не предусматривалось.
Но , …  без третьего второй получить нельзя. А за второй полагалась десяти процентная прибавка к зарплате по итогам года.  За первый класс пятнадцать процентов. Достижение далекого будущего. Пока обо всем этом думалось мельком.  Мы даже зарплат своих не знали. Просто догадывались, что на жизнь хватит. Впереди заботы реальные. Гарнизонов Авиации Северного Флота много.  Когда началось распределение по флотам, мы узнали, что на юг, в Прибалтику и на Тихий океан списки утверждает командир роты. Единственное место, куда не было конкурса- Север. Я еще друзьям говорил.
- Давайте послужим на Севере, пока молодые. Потом если удастся перевестись на Юг, то это будет награда. А если наоборот, то ссылка.
 Мы еще не знали, что переводы будут крайне редки. Часть наших однокашников всю службу проведут в одном и том же гарнизоне.
 Куда направят, загадка. Единственного, чего не хотелось бы, это попасть в ракетоносный полк. Летать в закрытой кабине и не видеть неба, к которому шел столько лет, несправедливо. Но приподнятое настроение не беспокоило никакими предчувствиями. Надеюсь, что все будет хорошо. Жалко, что человек не может выспаться про запас. Но попробовать можно. А вдруг получится. Купе покачивалось, как колыбель. Мама рассказывала, что я еще года два лазил в нее поспать, пока дед не убрал ее на чердак. Вот и сейчас мы как младенцы  профессии только- только вступаем в настоящую жизнь. Какой она будет, зависит уже и от нас и от Его Величества Случая.