Обложили!

    Почти детектив. Нет - круче! Триллер! Сквозь Зямины, конечно,очки.               




...А Семёныч - он у нас рыбак заядлый. Хлебом не корми - дай только рыбку из воды потягать. Не вру - вот те крест! - его водка, как всех нормальных мужиков, не интересует. Он, реально - за рыбой, представляете! Фишка у него такая, домой без улова не возвращаться. Что вы, на базар за рыбой никогда не заходит. День будет на берегу сидеть, другой, третий... Упёртый, зараза! Не клюёт - сетку кинет, острогой бить будет, динамитом грохнет. Понадобится - озеро осушит, но обратно без добычи ни ногой. Причём, сам рыбу он не очень. Ни варёную, ни жареную. Семья не съест - знакомым раздаёт. Мелочь - кошке любимой. А сам нет. Разве что солёненькую с пивом иногда. Солит всегда сам: у него рецепт особый, ещё от дедушки достался. Не спрашивайте, под пыткой не выдаст.
Но солить-то не каждую можно. Тут порода особая нужна, благородная. А где её теперь взять-то, благородную, а? То-то. А в магазин принципы не велят, я же говорил. Принципы ему позволяют только самому добывать. Любым способом. Жор у щуки - пойдём щуку блеснить. Корюшка на нерест в Ладогу поспешает - часами на Литейном мосту будет бегать. Знаете ведь, как они из воды её „черпают“ по ночам. Главное, ухватить верёвку покрепче и бежать поперёк моста сломя голову. Неважно, что машина может сбить, зато азарт какой! Адреналин, как при первом прыжке с парашютом. Зимой на налима - легко. На сига, на ряпушку, на хариуса зовите его - да куда угодно, лишь бы домой с рыбой. А с рыбнадзором завсегда договориться можно. Да только не видел его никто и никогда у нас в области, рыбнадзора.
 В межсезонье Семёныч всегда скучный. Вот и тем сентябрём: холодина, дождь противный дни напролёт, на небе тучи непроглядные. И Семёныч сам беспросветный, чернее тучи ходит. Даже недавно приобретённая машина не радует. Чему радоваться, если поехать на ней некуда!
А тут звонит ему как-то его приятель старинный, Мишка Полтавский, с которым когда-то на Байкале познакомились. Надо же, жили столько лет в одном городе, а встретились за тридевять земель. Обоим вдруг ни с того, ни с сего приспичило омуля отведать. Вот и ломанулись почти в один день. А там уже подружились. Какое там „рыбак рыбака...“! Вы только представьте, каково в чужих краях земляка встретить! Знать, судьба... Семёныч так расчувствовался, что в деревенский магазин за водкой побежал за девять километров. Сам!
Впрочем, я не за тем здесь, чтоб про Байкальские виды рассказывать. Садитесь сами на самолёт и айда до Иркутска или Улан-Удэ - любуйтесь, сколько влезет. А лучше на поезд, тогда такие красоты по пути ещё увидите! А если хорошенькую девушку с собой возьмёте в отдельное купе, или веселящих напитков - тогда можно уже в общем и без девушки, или и девушку, и напитки, то вообще можете не париться. Никакие красоты за окном вам тогда вовсе будут не нужны. Доедете в лучшем виде.
Моя же миссия несколько иная. Как у библейского пророка: просветительская и назидательная. Я хочу наглядно вам продемонстрировать, до чего человека могут принципы довести.
 В общем, Мишка Семёнычу позвонил и говорит:
- А чего ты, Семёныч, убиваешься так? Ты в Швецию поезжай, там в любую погоду клюёт. Рыба совсем ошалела от голода. Представь Семёныч, до чего наглая! Если ты, скажем, в лесное озеро в жаркий денёк залезешь освежиться - непременно срам прикрывай, мой тебе совет. Плавки с собой не прихватил - в семейниках полезай. Иначе останешься без хозяйства, точно тебе говорю. Они там бросаются на всё, буквально, что без дела болтается. Можешь даже блёсны не брать - со смехом заключил Мишка.
- Вот, - думает Семёныч, - удача!
Они как раз с женой и ребятишками в Грецию на осенних каникулах собрались. Открыли, как в Питере водится, шенгенскую визу в консульстве Финляндии, там легче. И теперь надо, как говорится, визу „откатать“. Иначе накажут строго за нарушение шенгенских правил. Решено: детишек с мамашей в аквапарк „Серена“ - пусть узнают, что такое настоящий аквапарк. А то всей семьёй в прошлом году с температурой лежали после „экономного“ на тёплую воду питерского „Родео драйв“ с тремя жалкими подобиями горок.
Сам же Семёныч, по Мишкиной наводке, в Швецию. Вы спросите, почему Семёнычу в Финляндии не ловилось, с семьёй рядом? Там ведь и озёр и рыбы не меньше.
А бес его ведает! Семёныч и сам не мог бы ответить. Сказал Мишка - в Швецию, значит, надо в Швецию. Мишке видней, он в этой самой Швеции десять лет оттрубил на сезонных работах. Каждую тропку в тамошних лесах ногами промерил. А Семёнычу лишних тысячу километров в один конец - не крюк. За любимым-то делом, да на новенькой-то машине. Удовольствие одно! Круиз-контроль включил, и знай себе чаёк попивай всю дорогу с плюшками, солидной горкой складированными в багажник заботливыми мамочкиными руками. Незачем даже остановки делать, разве что по малой нужде. Чай не расплескается, потому как дороги ровные, будто озёрная гладь в безветренную вечернюю пору.   Мишка Семёныча, добрая душа, подробной картой местности снабдил. У нас такие, почитай, до сих пор только в армии выдают, под подписку о неразглашении. Опасаются, как бы врагу секрет ненароком не раскрыть. Забывают, что с вражьих спутников уже морщинки на лбу президента сфотографированы, а в Гугл Мэп можно пересчитать весь урожай помидоров на собственном огороде.
На карте Мишкиной рукой были отмечены самые удобные и клёвые места. Всё подписано: где, как, чего... Молодец, Мишаня!
 Спиннингом Семёныч решил не ограничиваться. Молодец молодцом, а Мишаня иногда и приврать горазд. Водился за ним такой грешок. Взрывчатку брать не стал - что он, идиот, что ли! Его даже до финской границы не допустят, наши же погранцы и скрутят. И, как Усаму бен Ладена - без суда и следствия. А вот про сети он почему-то не подумал. Только на пропускном пункте, после лёгкой ухмылки молоденького солдатика пограничника - Ну-ну, удачи Вам на финской таможне - забеспокоился.
- Ну как же так то! - метался Семёныч, - Сетка-то не простая. На неё, почитай, полторы жёнкиных зарплаты угрохано! Ненаглядная моя до сих пор простить не может. Смотри-ка как зыркает! Нет, нельзя выбрасывать, никак нельзя. Отбрешусь как-нибудь.
Из сетки сделали подобие матраса и подушки и подложили под младшенького. Авось, пожалеют спящего, не докопаются. А финны-то, финны - ха, дураки - вообще к машине не вышли. Ну скажите, ну разве можно так границы охранять?! Хоть ядрёную бомбу вези. Вот наши - молодцом! Если им не заплатишь - хрена лысого ты провезёшь. Три раза до границы останавливали: покажи им паспорта, да покажи! Задолбали! Зато, если финны вдруг что-то недозволенное обнаружат, упаси вас господь им деньги совать! В тюрьму. И надолго. Лучше потупить глазки и смиренно принять квитанцию на штраф.
Семёныч не заметил, как до Швеции домчал. По гладким финским дорогам машина едет сама. Тут главное не заснуть. Мишкины предупреждения о бегающих по дорогам лисах, зайцах и ежах должного эффекта на Семёныча не произвели, и в оба смотреть ничуть не побудили.
- Пустяки какие, - размышлял Семёныч, - в России лихие водители по дорогам рыскают без мозгов - вот где беда. А преждевременную кончину зайчонка уж я как-нибудь переживу. Слегка насторожило Семёныча лишь упоминание о лосях и оленях, также нередких тамошних нарушителях правил дорожного движения. Но спустя сотню километров по безмятежно спящей Финляндии Семёныч начисто забыл про округлённые Мишкины глаза и его зловещий полушёпот. Казалось, в стране озёр вообще никто не обитает. Ни одна живая душа. Ни человечинкой не пахло, ни животинкой. Даже животноводческие фермы по обочинам не издавали присущих им, таких знакомых по России, ароматов.
А когда вдоль дороги пошло специальное противолосиное ограждение, Семёныч, действительно, окончательно расслабившись, едва не уснул. От неминуемой аварии его спас громкий дробный перестук колёс. Ты-ды-ды-ды... Аж в задницу через мягкое сиденье отдавало. Это заботливые дорожные службы соорудили шумовую полосу вдоль дороги специально для таких сонь, как Семёныч. Знали, стервецы, что от размеренной безмятежной жизни честных людей в дрёму клонит.
 Наконец, занудный Ленкин голос из навигатора возвестил, что Семёныч прибыл в конечный пункт. Это была стоянка в глухом лесу на обочине шведской дороги. Дальше Семёнычу предстояло выбирать себе маршрут самостоятельно, без помощи заботливой и нудной Елены, что вела его всю дорогу от самой российской границы. В помощь ему предназначались Мишкина карта, первое место по спортивному ориентированию на школьных соревнованиях в далёком восемьдесят седьмом и никогда не подводившее Семёныча чутьё рыбака.
 Едрить  твою, колотить! - изумился Семёныч, оглядывая отхожее место, сооружённое на придорожной стоянке, - Я бы здесь пожил недельку. Вот, мля, ну как так! У меня домик на даче поскромнее будет, чем ихние сортиры! Ты ж поди ж, и горячая вода и душ для инвалидов, и блестит всё, как в операционной у супружницы моей, и мыло не упёрли. А бумагой хоть весь обмотайся, да ещё хватит дорожку до Питера выстелить! Я в лесу или где?! - ущипнул себя Семёныч за ляжку, убедиться, не спит ли он таки за рулём.
Первое озеро он отмёл сразу: слишком людно. Ни одной живой шведской души, правда, не наблюдалось на пять вёрст окрест, но всё же. Куда ж такое годится! Рыбачий домик на берегу, с печкой, дровами заготовленными, столом, стульями и тремя лавками; матрасы на лавках выглядят гораздо аппетитнее, чем собственный диван Семёныча в питерской двушке. Туалет рядом, хоть и напоминал Семёнычу его собственный дощатый „скворечник“ на даче, но был снабжён тёплым стульчаком и годовым запасом ароматной туалетной бумаги. Лодки на берегу, чьей-то доброй рукой заботливо перевёрнутые от дождя. Всё это не имело засовов, замков и запоров - заходи, кто хошь, и пользуйся на здоровье.
Чего ж, казалось бы, не остаться? Живи себе и лови в охотку. Ан, нет. Мишка чётко сказал: „Ты уж, Семёныч, извиняй, но фиш-карта нужна“. Без неё, говорит, нельзя никак. Арестуют и штраф возьмут. Бесплатно только в Ботническом заливе и трёх крупнейших озёрах. Так то. А рыбу конфискуют. 
А кто, блин, арестует-то? Кто конфискует? Семёныч все четыреста километров по Швеции ни одной полицейской машины не видел. Да что полиция - люди! Кричи караул - никто не услышит. Из ружья пали - ноль внимания. Нет никого. Их там на все две длинных тысячи скандинавских километров - десять миллионов. У нас в Москве одной больше.
Не остался Семёныч. Побоялся. Фигня, сказал, найдём глухое озеро. Чтоб нога человека не ступала.
Конечно, знай Семёныч, что фиш-карту приобрести столь же легко, как заполнить бак на автоматической заправке; знай он, что стоит она не так уж и дорого по сравнению с затраченным на долгий путь сюда бензином; знай он, тем более, что дальше с ним произойдёт, он бы да. Не задумывался бы ни на минуту. Но он не знал. Мишка всю жизнь рыбачил, не заморачиваясь подобной ерундой. Он и Семёнычу сказал: „Но ты не парься, Семёныч. Херня всё. Поглядывай просто по сторонам“.
 Вот! Следующее место - конфетка. Никаких следов цивилизации. Разве что огромная вырубка недалеко от озера и едва заметная тропинка от того места, где Семёныч машину оставил. Всё просто идеально: от шоссе в лес сворачивает узкая грунтовая дорожка. Две машины не разъедутся. Но у шведов всё предусмотрено: чтоб никаких „а ты кто такой? дай проехать! мне пофиг, как!“ на узкой дорожке не было, они периодически делают небольшие расширения. И знак ставят: „М“. Митинг плэйс. Мол, не ссорьтесь, разъезжайтесь тут. Митинговать, в российском понимании, тоже можно, но только вряд-ли кроме галок окрестных вас кто-то услышит. Лучше просто взять и разъехаться. Молча.  А в конце дорожки не просто тупик, а обязательно „блин“. Не в смысле „Блин! Приехали!“, а в смысле, можно спокойно развернуться. Места хватает с избытком.
Вот на этом блине Семёныч тачку и оставил. Прямо за небольшой группкой деревьев по центру блина.
- На всякий случай, - осторожничает Семёныч, - Чтоб машину не сразу с дорожки заметно было. 
От блина дальше два пути: тракторное „бездорожье“ до вырубки да та самая неуловимая тропка к озеру. А вокруг блина аккуратными кучками свалены тоненькие берёзовые стволы. Видимо, побочный продукт лесозаготовителей. Основные поленницы, еловые и сосновые - дальше, на вырубке, каждый ствол с номером и фиолетовой печатью. Во как!
Воскресенье. У шведов выходной - дело святое. Пить с приятелями и жён ублажать, больше ни на что шведов в уикенд не сподвигнуть. Вряд-ли кто сунется, решает Семёныч и начинает распаковывать тюки со снастями.
... Шесть часов вечера. Под ногами у Семёныча огромный сетчатый садок, доверху набитый огромными и не очень черно-белыми в фиолетовую крапинку форелинами. Весь день Семёныч не ел. А не спал и того больше - как выехал. Некогда. Семёнычу не остановиться. Спиннинг так и мелькает, рассекая со свистом воздух в вечернем безмолвии.
- Вот это попёрло! Спасибо, Мишка! С меня простава. - только одна мысль гуляет в его голове с утра, начисто вытесняя всё остальное. Скоро начнёт смеркаться. Сентябрь - время ранних сумерков...
- Всё. - решает Семёныч, - Хватит...
 Вы выдохнули? Почувствовали облегчение, что, наконец, бедолага покушает спокойно и отдохнёт?
Зря.
- Всё, - говорит Семёныч, - Хватит на спиннинг ловить. Надо до ночи сетку успеть поставить. Утром выну и домой, счастливый, поеду.
Лодку свою накачал, заграничную, красивую. Сеть удобно уложил на дно, чтоб сама легко в воду соскальзывала, пока он гребёт. Да не тут-то было: налетел внезапно ветер и лодка с сетью закапризничали. Никак не получается одному. Лодку крутит, сеть путается. Напарник нужен. А где-ж взять? Вот! Но вы видели разве когда-нибудь, чтоб Семёныч просто так сдался, без боя? Я - нет. Он ведь, затейник, чего придумал. Озеро узкое, так он с одного берега на другой спиннинг закидывает, потом обратно на лодке переплывает и за леску сетку с другого берега тащит. А сетка ведь не простая - умная, заграничная: она в воде сама расправляется и не путается ни разу.
 Что, теперь, думаете, угомонится? Сетку ведь приладил - что ещё делать? Иди в машину, картошечкой с тушёнкой оттягивайся.
И снова зря.
 Он сетку до своего берега не дотянул... Нет, не так. Так не понятно. Не успел Семёныч свой край до берега дотянуть, как чувствует: Бум! Потом ещё: Бум-бум. И сеть сразу потяжелела и заходила ходуном. И что вы думаете? Так до полуночи Семёныч и мотался туда-сюда. С одного берега на другой, подсвечивая себе, когда надо, фонариком. Не успеет невод закинуть - уже вытаскивать пора. Какой там отдых! Азарт браконьера не даёт.
- А-а-а, фигня, в Греции отосплюсь!
А о том, что вот такенную гору рыбы все его многочисленные родственники и друзья уже вряд ли съедят до самого Нового Года, совсем не задумывается. Некогда. Он бы и до утра сеть тягал. И до следующего вечера, если надо. Он двужильный, Семёныч... Но…
- Что это? - присел Семёныч, заслышав странный звук. Рокот приближался по лесной дорожке. Потом через сосны заблестели фары.
- Мля, попался! - заметалось в голове. Свет фар застыл рядом, на дорожке. Потом послышались голоса.
- Ругаются, что ли? - подумалось Семёнычу, напряжённо вслушивающемуся в незнакомую речь.
Потом раздались крики, явно кого-то зовущие из леса.
- Меня, что ли? - икнул Семёныч.
- Ну а кого ещё, придурок! Машина там только твоя. Выходить или... Нет, живым не сдамся - решился Семёныч.
Потом раздался требовательный призыв автомобильного клаксона, а по лесу вокруг загулял свет прожектора.
- Всё, ...здец! - судорожно сглотнул Семёныч и вжался всем телом во влажный и холодный мох. - Блин, а как узнали?! Не камеры же у них по лесу!.. С вертолёта! Точно! А я даже не обратил на него днём внимания - махал и махал спиннингом. Кретин! Наверняка, полицейский... Надо уходить. А машина, сетка, рыба?! Отдать врагу рыбу! Вот просто так взять и отдать нажитое непосильным трудом! Хер вам! У меня дед ваши поезда всю войну под откос пускал.
И Семёныч начал осторожно вывинчивать пробку из лодки...
Швеция, если что, в войну соблюдала нейтралитет, а в наше время даже не состояла во вражьем блоке НАТО, но до таких ли тонкостей было в тот миг Семёнычу!
 Прожектор внезапно замер на месте, клаксон стих, а с дорожки послышалась спокойная речь. От этого спокойствия веяло чем-то зловещим.
- По телефону. - догадался Семёныч.
- Подкрепление зовёт, не иначе. Как же, боится сам в тёмный лес идти.
И Семёныч всем телом навалился на борт лодки, ускоряя выход воздуха из её недр.
- Блин! Блин, блин! Вот это уже серьёзно. Это, пожалуй, всё...
По дорожке приближались сине-красные всполохи.
Семёныч с остервенением крутил лодку в тугой рулон.
- Ну выходи же, выходи скорее! - уговаривал он воздух, наполнявший лодку.
Полицейская машина, подъехав, повторила все действия предыдущего „объекта“ со скрупулёзной германской точностью. Как по писаному. Призывный голос, клаксон, фара-прожектор. Добавив от себя, разве что, полицейский „матюгальник“ и короткие завывания сирены. Прожекторов Семёныч не боялся. Он учил в институте физику и знал, что весь яркий свет примет на себя ближайший к дороге ряд сосен, оставив его самого в полнейшей черноте. В советском вузе хорошо преподавали физику.
- Ага , врёшь, не возьмёшь! - мысленно бравировал Семёныч, одновременно покрываясь гусиной кожей от обуявшего его страха.
- Врагу не сдаётся наш гордый „Варяг“. - пело в его голове.
- Хотя, нет, это ж варяги меня как раз и обложили. - вдруг и, наверное, некстати вспомнил Семёныч историю.
Лодка, в конце концов, сдалась и позволила упаковать себя в чехол. Туда же отправились и складные вёсла. Оставалась сеть. И рыба!
- Рыбу обязательно!
- Итишкина жизнь! - подсветить себе ну никак не можно, по тем же неумолимым законам физики. Враз засекут.
- В мешок её! Давай, давай... Наощупь. И не грохочи так полиэтиленовым пакетом, урод! На весь лес. А вдруг они заглушат моторы и вслушаются. Устроят себе „минуту тишины“, как спасатели на обломках после землетрясения… Нет, эти тупые…
C сеткой уже некогда миндальничать: так её, так, комкай поплотнее - после разберёмся. Куда же это всё? В воду? Ты что, дурак! Лодка - почти пол-„Жигулей“ по цене! Сеть - тоже не плёвый Китай, ей сносу нет! А рыба! Удавлю за рыбу! Думай, парень, думай!... Вот-вот-вот! Точно. Яма что надо! Всё туда, быстрее, быстрее, и мхом её, мхом... Эх, наломать бы веток, да шуметь нельзя...
 Тем временем на дорожке появились новые всполохи. На этот раз жёлтые.
- Спецтехника! Лес бульдозерами прочёсывать будут?! Из-за какой-то вшивой рыбёшки! Вот, мля, правовое государство - разорятся, но закон исполнят, - ужаснулся Семёныч.
- Всё, надо валить! Дырку от бублика вы получите, а не Володю Шарапова! - продолжали лезть ему в голову абсолютно неуместные „афоризмы“.
И Семёныч побежал. О, как он бежал! Так на охотника бежит раненый кабан, ведомый жаждой мщения: по прямой, не разбирая дороги и ничего не видя перед собой. Только Семёныч бежал не на охотников, а, наоборот, от них подальше. Впрочем, бежал он хоть и в полной темноте, но не совсем наобум. Вычислив в уме направление - на шоссе - он, по возможности, строго придерживался курса.
В противном стуке и скрежете веток по одежде Семёнычу чудился лай собак, ржание лошадей и азартное гиканье егерей.
- Действительно, чего они технику пригнали? Собака была бы надёжнее и дешевле. - успевая на бегу анализировать действия полиции, прибавлял шагу Семёныч. Случайно упав в русло небольшого ручейка и вымокнув с головы до ног, он не обложил ручей последними словами, а возблагодарил судьбу и пошагал дальше по ледяной воде.
- А вдруг? - подумал Семёныч, - Вдруг не тупые? И мощная овчарочья морда уже втягивает чёрными ноздрями воздух, а когтистые огромные лапы её бесшумно мчатся по следу ему вдогонку? Врёшь, не возьмёшь...
Он припустил ещё пуще. По воде аки посуху!  Потом снова через чащобу. Чтобы не разбить нос о ствол дерева и дабы случайная ветка не выстебала ему глаз, он выставил вперёд... Догадайтесь, что... Нет, не руки. Вернее, не пустые руки. В руках он крепко сжимал тот самый, первый, немаленький садок с форелью, добытой в честной, хоть и неравной борьбе. Вы помните, у Семёныча принцип: без рыбы домой ни-ни!
- Наконец-то! Дошёл!
В темноте угадывались белые столбики, обозначающие край шоссе и так помогающие водителям в ночное время, а ему, Семёнычу, обозначающие совсем скорый конец мучений. Лес расступился, осталась узенькая, в двадцать шагов, пустынная полоса вдоль трассы. Двадцать шагов. Семёныч сделал первый, второй и ... провалился по пояс в болотную жижу.
- Спокойно. Не дрейфь. Близ дороги не может быть настоящего болота.
Сознание перед лицом реальной, смертельной опасности заработало ясно и чётко. Перед его мысленным взором явственно нарисовались правила поведения на болоте, знакомые каждому любящему свою собственную драгоценную жизнь охотнику и рыбаку. Он с силой оттолкнул в сторону берега садок с рыбой, но не отпустил его. Будь Семёныч не Семёнычем, а Мюнхгаузеном, это движение спасло бы ему жизнь. Летящий тюк по инерции выдернул бы Семёныча из топи вместе с тяжеленными сапогами и охотничьим тесаком на поясе. Но Семёныч не был Мюнхгаузеном, и потому расчёт был другой.  Рыба лёгкая, легче воды - какой никакой, а поплавок.
Затем, стараясь больше не делать резких движений, он лёг на поверхность и осторожно начал „грести“ одной рукой, другой подтягиваясь к садку с форелью.
- Главное, освободить ноги - думал Семёныч, аккуратно переваливаясь с боку на бок.
- Фу-уфф, - выдохнул Семёныч, - Спасён! Есть бог на свете!
Его свободная рука, наконец, нащупала кочку с проросшим на ней кустиком осоки, а затем дотянулась и до хиленького кривого ствола приболотной хворой сосенки.
- Закурить бы щас, - мечтательно протянул сидящий на твёрдом берегу некурящий Семёныч. - Или лучше стаканчик дёрнуть. Мда-а-а...
Он нехотя поднялся и медленно побрёл вдоль болотца.
- Есть же где-то выход...
Местность начала подниматься. Все выше и выше. Семёныч решил: Пора. И, осторожно ступая, снова направился к трассе.
- Блин! Засада! Они что там, совсем охренели! Войсковую операцию устроили? Фак! У них, в провинции, видать, другого криминала нету. Скучно им. Фак!
На расширении дорожного полотна, обозначенном белой латинской „Р“ на синем фоне, тихонько похрюкивал работающим двигателем тёмный силуэт автомобиля с погашенными огнями.
- Так. Соберись. Слышать они тебя не слышат. Мотор... А если прибор ночного видения? Фак!
Едва дыша, Семёныч попятился обратно в лес.
- Надо бы где-то залечь, - думал Семёныч, - затаиться пока. Может, как-то само рассосётся... Ходить наугад опасно - таких дров наломать можно! О, вроде холмик тут. Отлично! Мне сверху видно всё, ты так и знай... Тьфу! Опять глупости в голову лезут!
 Холмик оказался огромным скалистым утёсом, поросшим белым мхом и вековыми соснами.
Вы лезли когда-нибудь безлунной сентябрьской ночью на обрывистую скалу? Не надо, прошу вас, не пробуйте! Особенно не советую наступать на белый мох в сырую погоду. Съедете по камням, как на санках.
Но у Семёныча выбора не было. А белый мох в таком изобилии он впервые увидел здесь, на северо-востоке Швеции. Неужели снег? - помнится, удивился он поначалу.
Снег не снег, но очень скользкий. Семёныч убедился в этом сразу же, на первом же валуне. И, может, потому и остался жив. Падать было не очень высоко.
За полчаса он достиг проплешины на самой верхотуре утёса. Он разодрался в кровь, порвал в трёх места штаны и куртку, но... Семёныч улыбался.
Ха, вы плохо знаете Семёныча. Он улыбался всеми своими щербатыми зубами.
- Здесь меня никто не найдёт, - ликовал Семёныч, - Ага, что? Съели? Не возьмёшь меня за рупь за двадцать!
Он огляделся. Кругом непроглядная чернота. Прикинув, в каком направлении должна была остаться его машина, он посмотрел туда и, на самом деле, увидел среди сосен неясный свет.
- Окей, занимаем рублёвые места - решил Семёныч, устраиваясь поудобнее в ложбинке между камнями, поросшей мягким мхом, вереском и черникой.
Садок с рыбой мирно упокоился рядышком. А вы думали, бросит? Сколько ж вам повторять, что вы плохо Семёныча знаете!
Пока взбирался на горку, Семёныч согрелся и даже почти высох, но не прошло и часа, как он снова застучал зубами. Зато теперь он мог спокойно обдумать происходящее и взвесить свои шансы на удачный исход дела.
- А что? А поди докажи! Гулял! А я люблю по ночам гулять. Сова я - слыхали такое? Да, по лесу, а что? Романтично. А рыбу нашёл. Сеть?- не моя! Впервые вижу. Какая лодка? Ну вы, ребята, даёте! - примерно так рисовал себе Семёныч дальнейшее развитие событий.
- Не пойман - не вор. Поняли, викинги недоношенные! Мы ещё посмотрим, кто круче! В хоккей нам просрали на прошлом чемпионате? Поделом вам!
- Хм-м..., да, минус пока только один. Я не могу машину забрать. А так бы вообще слинял, только меня и видели! Ждать. Остаётся ждать... И, растирая себя ладонями и лязгая зубами, Семёныч уставился в тёмную даль, туда, где слабыми мерцающими огнями светился лес. Ждать, когда же они там натешатся...
- Опаньки! Что, убогие, не нашли никого? Как же так? Ай-ай-ай, надо же! Поехали, не солоно хлебавши?
- Давай, до свидания, - подражая деланным восточным акцентом интернетовскому хиту, пропел вмиг согревшийся Семёныч.
Дождавшись, пока в сторону шоссе уедут все три пары фар - причём последнюю, видимо, самую упорную,  пришлось ждать ещё минут сорок - Семёныч поспешил к машине. Пока спускался, начало светать.
- Чёрт, а вдруг та машина, в засаде, ещё не уехала?- засомневался Семёныч, - Этак они быстро меня срисуют. Вон, видно всё как, почти как днём.
 Но и того автомобиля на месте не оказалось. И всё же Семёныч решил не рисковать. Что, если засаду оставили рядом с его „ласточкой“! Лесом, осторожно, не треща сучьями, подкрался он к месту, где оставил свою ненаглядную. Никого.
Нет, вы не поняли: вообще ничего.
Пусто!
- ...я-я-ять! Суки! - вскричал Семёныч, напрочь позабыв всякую осторожность.
- Машину-то за что?! - слезы душили Семёныча. - Частную собственность... Без суда... Суки... - бормотал Семёныч, выбираясь из кустов на „блин“.
- Нет! Ху-у-ух! Вот же она! Зачем они её переставили?!
 Семёныч уже не знал, радоваться ему или ещё больше бояться. Подбежал. Нет, вроде целая.
- Ху-ух. Так, следов волочения не видно. Значит, погрузчик вызывали. Ах, так это он и мигал жёлтеньким!
- А это что за бумажка?
Под дворник была подложена огромная бумажная „простыня“. Семёныч едва не порвал её, пытаясь отодрать от ветрового стекла, так как упавшая к утру роса вымочила „простыню“ насквозь. Из всего шведского разнословья Семёныч понял только два слова: полис и сержант. В некоторых квадратиках напротив печатных фраз стандартного полицейского протокола стояли галочки, видимо, отмечая совершённые Семёнычем страшные грехи. А в широком поле для свободного мыслеизъявления некий сержант Джохансон, очевидно, излагал всё, что он, сержант, о Семёныче думает.
К слову сказать, бравый широкоплечий двухметровый розовощёкий Юханссон наверняка сильно бы обиделся, услышь он такое бесстыдное коверканье его знаменитой фамилии. Но сержант Юханссон давно уже пил горячий чёрный чай с лимоном в местном полицейском участке, а потому никак  не мог услышать невнятного бормотания занемевших от холода синих губ Семёныча.
- Штраф? А если штраф, то за что? Никто ведь не видел именно меня - меня, хозяина этой машины - ловящим рыбу. Причём, сетью я ловил только в темноте. А спиннингом? - бросьте, никто ж не проверял у меня лицензию. Вдруг у меня фиш-карта есть!
- Может, я правила парковки нарушил? Может, вообще в лес заезжать нельзя?
- Что?! Что же?!
- Ептить колотить! Может, это вообще арест?! И мне нельзя машину забирать. Не зря же они её переставили поудобнее, чтоб никому не мешала.
- Ага, щаз-з-з. А ху-ху не хо-хо? Отдал я вам машину! Держи карман. Всё, валить. Вали-и-ить!
И Семёныч, недолго думая, помчался в сторону шведско-финской границы.
- Пока вы там очухаетесь, пока в компьютер меня занесёте, пока прознаете, что машина исчезла, я уже в Чухляшке буду. Ищи ветра в поле.
Нежрамши и неспамши - так и покатил. Какой там сон, когда такое дело! Небритый, с окровавленной щекой и свежим синяком на лбу.
- Рэмбо, мля!
Только грязный охотничий наряд успел сменить. Поехал в трениках с оттянутыми коленками - брал, чтоб спальник не пачкать, когда поспать в машине придётся. Остальные наряды в Хельсинки остались, у жены с детишками в номере.
 А рыба?!
Резонный вопрос. Рыбу он взял. Принцип есть принцип. Калёным железом выжигай - не вытравишь. Отогнал двух лисиц, принявшихся было раскапывать его нычку, погрузил мешок в багажник, а яму со снастями и лодкой снова закопал и ветками забросал.
- Нет, - думает, - когда всё вместе, это уже статья, с учётом ночных событий. После приеду, заберу. А про рыбу отбрешусь, не впервой. Не могу же я рыбу оставить! В магазине, скажу, купил...
Через три часа уже в Питео был. Его Семёныч сразу узнал, по запаху „гнилой капусты“. Ещё по пути сюда он недоумевал, как это люди, гордящиеся своей экологической чистотой, могут жить в подобном месте, рядом с целлюлозно-бумажным заводом. Семёныч и дня бы не выдержал. Пусть он, запах, и экологически чистый, пусть даже стократ полезный, витаминизированный даже, но - воняет!
 Ещё полчаса - Каликс. А там и до границы рукой подать. Но именно в Каликсе-то всё и случилось. Вернее, не в самом. На подъезде.
 Семёныч только с подъёма выскочил и начал с горки спускаться - глядь, полицейская машина впереди. Их издали там видно, они яркие такие.
- Ерунда, - думает Семёныч, - Им издалека мои номера не видно. Ну, едет машина и едет, никого не трогает, что там, на дороге, одна его машина что ли?
Семёныч, значит, по тормозам, и плетётся сзади, от полиции через троих шведов. А в Швеции, надо сказать, полицейская машина без дела никогда не ездит. Даже если она никого не трогает, просто едет - будьте уверены, там, внутри, начеку. Да, они не видели номера, они даже не могли различить издали, что номер не шведский.  Но с чего это вдруг машина, только что летевшая сто десять, вдруг смирнёхонько пристроилась им в хвост и, более того, начала отставать. А?
Так, наверняка, подумал другой шведский сержант - ну, пусть он будет у нас...ммм... Матссунд - хорошо? Вам не всё ли равно!
Так вот, сержант Матссунд вдруг подумал: странно это, чего это он отстаёт. Не иначе, где-то набедокурил. И рассказал о своих сомнениях напарнику. Не будем придумывать фамилию напарнику. Пусть он у нас остаётся просто напарником.
- Да, подозрительно. - ответил напарник.
Да-да, не удивляйтесь, только у нас в России не вызвало бы никаких подозрений, что водитель не решается обогнать милиц... - тьфу, никак отвыкнуть не могу, конечно же - полицейскую машину. Мы все понимаем: на всякий случай.
А там не понимают. Там вообще не принято честным гражданам полицию бояться. Им полиция - лучший друг. Словом, решили они проверить Семёныча.
Но тут - раз, на сетку лосиную красавец-сохатый с внешней стороны кидается. Не заметил, видать, её бедняга, и решил дорогу перебежать в неположенном месте. Лосиху свою на той стороне почуял, может, или деток малых. Никто ж ведь не думал, что эти сетки вдоль дорог случайно могли разрушить счастливую лосиную семью? Никто. Но с точки зрения полиции подобная выходка зверя тоже непорядок. И полиция остановилась на обочине посмотреть, устоит ли сетка.
Теперь вы поняли? Лось испугался полицию и убежал, а Семёныч, хоть тоже испугался, волей-неволей мимо полиции проехал. А проезжая, испугался ещё больше: полиция не смотрела на лося. Он, лосяра,  вдруг отчего-то стал полиции не интересен. Оба бравых парня, - а в шведскую полицию отбирают только бравых парней, а не любых, отслуживших в славных вооружённых силах - оба, сержант Матссунд и его напарник, пристально пялились на Семёныча.
- ...дец! - почуял Семёныч тем местом, которым сидел.
Увидев в зеркало, что полиция настигает, Семёныч запел в голос: „Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца…“, сел „по стойке смирно“  и приготовился встречать старость с кайлом на шведских рудниках.
 Семёныч не знал, что шведская полиция не останавливает нарушителей абы где. Шведские дороги достаточно узкие, а полиция уважает права других участников движения. У нарушителя висят на хвосте до удобного места: стоянки или автобусной остановки, а там уже его, голубчика, хватают, и нахлобучивают его по полной программе.
Какое бьют?! Что вы! Они не знают, что нарушителя можно бить, им никто об этом не говорил.
Так вот, Семёныч порядков не знал, а потому обрадовался, когда полиция, повисев минутку за ним, обогнала его и скрылась за поворотом.
- Да ну их в пень! - думает Семёныч, - Вдруг одумаются и снова на него набросятся. И - сворачивает на ближайшем перекрёстке. Вниз, к растянувшейся вдоль реки деревушке. Не надо рисовать себе серые покосившиеся деревянные срубы. Шведские деревушки красивые.
Встаёт на центральной деревенской площади. А больше негде. Вокруг частные дворы. Без заборов, но чьи-то.
- Отсижусь.
Не тут-то было. Семёныч не знал, но мы-то с вами знаем, что полиция ждала его за поворотом на автобусной остановке.
Ан нет Семёныча и нет. Провалился! И полиция, не будь дурой, едет Семёныча искать. Семёныч из-за деревенских кустов видит, как полиция расспрашивает некстати для Семёныча подвернувшегося им тракториста, и тракторист уверенно машет рукой в сторону Семёныча. У них в стране это не называется стукачеством, а с полицией принято сотрудничать.
Голова Семёныча вновь ясна и светла. В ней зреет план.
Семёныч достаёт термос, наливает в кружку остывший кипяток без заварки - не успею! - и разворачивает жёнкины бутерброды, да плюшки мамочкины.
- А что, чай я тут пью. Имею право. Проголодался я! До стоянки не доехал? - Ну так, знаете, приспичило! В полицию не явился и машину забрал? Так откуда ж знать-то. Языками не владею. И бумажку я вашу, намокшую, нечаянно порвал. Так получилось, простите, дяденьки, засранца!
Но полиция, похоже, и не думала задавать подобные вопросы. В Швеции ведь всё просто, без выкрутасов: ничего, на первый взгляд, не нарушая, избегает встречи с полицией? - Пьян! Однозначно!
Сержант Матссунд, поздоровавшись и представившись по форме, сразу приступил к изобличению пьяницы. Алкотестер все видели? Так вот, у них свой - шведский. Сделан, значит, с умом. Без дураков.
- Плиз, мистер. Блоу, блоу... Энаф. Сэнкью...
Странно. Ничего не понимает сержант Матссунд. Как стекло! Ноль целых, ноль десятых! Какого чёрта мы за ним гнались?
Сержант Матссунд чешет в затылке, и от усердного трения в его голове начинают, наконец, зарождаться другие подозрения.
- Надо пробить его по компьютеру. - говорит он напарнику.
Семёнычу же он говорит: Ду ю спик инглиш?
А Семёныч знает, что эта фраза значит, он с института помнит. И даже со школы. Он ответить не знает как. Он помнит один ответ. Май нэйм из Вася, вот что Семёныч помнит. Но помнит, что это не тот ответ. Головой только машет и мычит.
- Ду ю хэв ай ди о драйвин лайсенз? - не унимается сержант Матссунд.
- Ай ди? В инлай? Да сам ты туда иди!
А вслух:
- Их бин больной, - трясёт головой Семёныч, - нихт ферштейн...
- Пасс? Пасспорт? - догадывается смекалистый сержант.
- Ес, ес! - находит, наконец, Семёныч в своей памяти подходящее слово, довольный, что обрёл-таки взаимопонимание со строгим полицейским.
Сержант Матссунд забирает документы Семёныча, идёт к полицейской машине и вступает в долгие переговоры с неразборчивым баритоном в рации.
А в это время к Семёнычу приближается напарник. Напарник не строгий. У напарника рот до ушей.
Он бы, наверное, рад рассказать Семёнычу свежий анекдот, но наслышан об успехах Семёныча в иностранных языках. Поэтому напарник лишь улыбается и похлопывает Семёныча по плечу.
- Раша, айс хокки - гуд! Конгратьюлэйшн! Ю вон голд медал. Гуд!
Такое принято в шведской полиции. Игру в доброго и злого полицейского они освоили на „отлично“. Пока один обыскивает машину и выясняет по базе, не ваши ли отпечатки пальцев были обнаружены на месте убийства Улофа Пальме, другой заговаривает вам зубы. Спросит про работу, жену, детишек, про жизнь вообще... Пожалуется на погоду и слегка пожурит Барака Обаму. Вы должны совершенно расслабиться и не ждать подвоха в тот момент, когда потребуется вас схватить и заковать в наручники.
- Наивные! Посидели бы вы в российских обезьянниках с моё. - ухмыльнулся Семёныч, дрожа коленками.
Семёныч был готов ко всему. Он ждал, что баритон в рации вот-вот крикнет - ату его, ату! - и эти двое, добрый и злой, навалятся и потащат Семёныча в темницу. Семёныч наслаждался последними глотками воздуха свободы...
… Хм, - недоумевал Cемёныч всего лишь пять минут спустя, пряча свои документы обратно в бардачок, - Поехали, даже в багажник не глянули. Идиоты! А вдруг у меня труп! А ведь даже не один - у меня там их полста! Рыбьих трупов. Идиоты!.. Слава шведской полиции!
 Он не мог поверить своему счастью. Отпустили. Его, злодея и преступника - отпустили! Не всё, видать, в порядке в Шведском королевстве с информационными технологиями.
 Рано радовался Семёныч... Ягодки впереди.
- Ну всё, прочухали! Дошла информашка. Теперь точно повяжут! - успел подумать Семёныч, заметив бежавшего ему наперерез полицейского с „волшебной“ палочкой в руке.
Мишка говорил, если полиция не в машине едет, а на обочине стоит - жди беды. Обычно такого чуда в Швеции не увидишь.
 - Ну да, моя-то ситуация из ряда вон. Финляндия - вот она, рукой дотянешься. Если не сейчас - всё, уплыл Семёныч. Нет Семёныча. Вот и бежит тот верзила в форме - эвона, как палкой машет.
Не будь верзила в синей форме, Семёныч принял бы его за Санта-Клауса, больно уж палка в его руке была чудная, белая с красным „глазом“ на конце.
- Но не сезон для Клаусов, - решил Семёныч, - Да и взгляд у него не то чтоб очень ласковый.
И Семёныч вновь принялся напевать припев „Орлёнка“.
Семёныч проезжал мимо „ИКЕИ“ на выезде из Хаппаранды, до границы оставалось метров триста. У заядлых картёжников подобная ситуация называется „очком по ...опе“.
- Может, рвануть?
Он тут же отверг собственную идею, как бредовую:
- Нет, тогда уж - сто пудов! - они в финскую полицию сообщат, ещё хуже будет.
 Тем временем, пока Семёныч вёл этот диалог со своим внутренним голосом, полицейский, не сбавляя темпа, перескочил через дорогу и … встал, бесцветными глазами на непроницаемой физиономии провожая машину Семёныча.
 Всё, граница.
- Ура-а-а! Прорвали-и-ись! Есс, ес, ессс! - ликовало внутри Семёныча, в самый тот миг, когда, пересекая воображаемую линию границы, тем самым унося его от всех земных несчастий, машина поравнялась с табличкой „SUOMI. FINLAND“.
- Вот вам, вот, вот! - демонстрировал Семёныч средний палец правой руки всей правоохранительной системе Швеции в лице оставшегося позади „Санты“ в синем форменном мундире.
 Но, не успел Семёныч порадоваться своей очередной сегодняшней „прухе“, как - Ёпп...понский городовой! - чуть не ослеп от яркой полыхающей синевы. Завернув за угол здания финской таможенно-пограничной службы, он обнаружил такое скопление машин с мигалками, что, казалось, на небольшой пятачок перед зданием съехался весь подвижной состав правоохранительных органов приграничного финского городка Торнео.
- Вот они что задумали, иезуиты! На международный уровень меня выводят. Процесс века! А тот, сзади, шведский мент, значит, пути отхода прикрывает.
Семёныч был настолько уверен, что все эти полицейские, таможенные и ещё черт знает какие - спецслужбы, не иначе - машины с мигалками собрались именно по его грешную душу, что уже представлял себе в цвете заголовки завтрашних скандинавских газет.
„Поймали международного браконьера“, „Скандинавия в опасности!“, „Защитим родные озера от расхищения!“ и „Россию к ответу“. Его, Семёныча, интервью западным изданиям звучало бы примерно так: „Владимир Владимирович, я подвёл Вас, простите... Родные мои, милые, папка вас любит, не поминайте лихом...“.
 - Ну а по чью, спрашивается, душу?! Мишка говорил, что в этом месте вообще никаких проверок никогда не бывало.
И сам Семёныч, въезжая позавчера сюда, подумал, что здание необитаемо, настолько черны были его окна.
 Невдомёк было Семёнычу, что какой-то большой таможенный начальник приехал на богом забытый пост в этой финской заднице в целях всего лишь плановой проверки, да и заодно провести мастер-класс для молодых сотрудников. Чтоб два раза не ездить. И вот - чисто по случайности - подопытным кроликом был избран Семёныч. Под руку подвернулся. Ну что тут скажешь!
- А нефига ездить через границу в неурочный час! Вот, что тут скажешь. - корил и корил себя Семёныч, в очередной раз доставая из бардачка документы.
- Нет, мужик, ты не прав! - как бы отвечал ему хитрый взгляд таможенного начальства, - Пограничная служба Суоми всегда начеку!
„Ласточку“ Семёныча отогнали в ангар и разобрали чуть не по винтику. Специальной „кишкой“ залезли даже в бензобак - на предмет, видимо, нелегальной перевозки китайских мигрантов. Семёныч сразу вспомнил, что именно такие эндоскопы собирал когда-то в далёких девяностых на питерском ЛОМО. А они, вот, эндоскопы, теперь ему боком, значит.
- Карма, блин! Не зря мне тот индус в кабаке, видать, втирал, - машинально бубнил себе Семёныч под нос, безучастно наблюдая, как уродуют его машину.
С Семёнычем вот уже полчаса никто не разговаривал. Вся финская таможня увлечённо курочила его средство передвижения. Девушка в резиновых перчатках что-то увлечённо рассматривала в лупу, а собачка, милый шоколадный спаниель, бегала немытыми лапами по светло-серым сиденьям, то и дело поглядывая на хозяина-кинолога, как бы ища у того поддержки и колбасы.
- Что же они, сволочи, ищут-то ещё? Какого рожна! Я двое суток не спал! - негодовал Семёныч.
- Вот же она, рыба - на самом виду. Полный мешок. Скоро завоняет уже. А они собаку привели! Щас она им ещё в бачке омывателя пару окуней найдёт! Ждите!
Таможня упорно не хотела замечать рыбу. Они вскрывали и просвечивали двери и скрытые полости, задирали коврики и напольные покрытия, поднимали подушки сидений.
Наконец, свершилось! Главный пристально разглядывал Мишкину карту, извлечённую из бардачка. Не сама, собственно, карта занимала мозговую деятельность главного, а значки и пометки на ней, сделанные добросовестной Мишкиной рукой.
- Вот ду зиз сайнс мин? - подступил он к Семёнычу с непонятным вопросом.
Что мог ответить Семёныч? Шестое чувство рыбака подсказывало ему, что ответ „май нэйм из Вася“ здесь снова неуместен. Поэтому он ответил „ес“.
- Вот? - не понял главный, - Вот зе пёпос оф ё визит ту Свиден? Вот дид ю ду зеа?
Семёныч растерянно хлопал глазами. Из сказанного он понял только „вот“. А что вот, кто вот - ни бум-бум.
- Из зиз милитари обжектс?
- Какую я милицию обжёг? Или поджёг? Тьфу, дьявол!
- Нет, уважаемый, милиции у нас уже года два нет. Мы теперь тоже с полицией. Полис, понимаете? Может, отпустите?
Не отпустили. Вызвали переводчика. Переводчик из соседнего Кеми ехал три часа. Семёныча пока - в КПЗ. А там - лавка. Еле Семёныча добудились. Какие цветные сны?! Какие кошмары? Ничего - как провалился.
Переводчик, непонятной ориентации, пола и возраста субъект в очках, сладеньким голосом растолковал Семёнычу, что тот, дескать, российский шпион. И, если сам признается и согласится сотрудничать, то ему скостят половину срока.
- Нихрена себе, правовое государство! - опешил Семёныч, - А с какого перепугу это я шпион?
- При Вас нашли секретную карту. - был ответ.
- Секретную? Да такие в каждом магазине! На каждой заправке! Посмотрите, там цена даже сохранилась. И Семёныч сбивчиво затараторил, объясняя бесполому субъекту, что никаких подводных лодок в этих озёрах быть не может по причине их мелководности и отсутствия сообщения с Мировым океаном. А Мишка, мол, его старинный питерский приятель, обозначил для памяти лишь красивые виды с дикими лебедями, закатами да грибами-ягодами.
Тем временем главный тоже времени не терял. Он позвонил куда-то „наверх“, ещё более главному, где ему доходчиво, с употреблением местного идиоматического оборота „пыр-р-ркала“, объяснили, что он де старый мудак, и пускай лучше ищет „шпионов“ под кроватью собственной жены, как вернётся домой.
Перед Семёнычем извинились: мол, ошибочка вышла; подсобрали, как могли, его „ласточку“, вручили паспорт и наподдали „волшебным“ пенделем под зад. Для ускорения, значит, и счастливого пути. Семёныч не стал жаловаться в ООН, даже российского консула вызывать не захотел, как ему было предложил переводчик, дабы закатить Финляндии ноту протеста и международный скандал. Он прошелестел одними губами - Киитос - и быстренько ретировался в южном направлении - пока не передумали.
Семёныч уже был научен опытом последних нескольких часов, что тётка-фортуна отчего-то к Семёнычу в последнее время неравнодушна и, как все неразделённо и безответно влюблённые женщины - переменчива.
А тётка-фортуна - о, чудо! - наконец „остыла“ чувствами к Семёнычу и оставила того в покое. До самого Хельсинки Семёныч не встретил ни одного полицейского фургончика. Прошёл, видимо, по Финляндии слух, что, мол, и так чуваку крепко досталось - не трогайте убогого.
Ему дали на скорую руку выпотрошить свой улов и, опять же, наспех засыпать его щедро солью. Дома придётся всё заново вымачивать и пересаливать, но - А что делать! Ему дали выспаться сколько его израненной душеньке заблагорассудится на тихой парковке в лесу. Ему позволили домчать до отеля, где оставил жену с ребятишками и увезти их подальше от неминуемой погони и расплаты.
Вскоре ему разрешат беспрепятственно пройти пограничный досмотр на выезде из страны, где даже намёком не проявят свою осведомлённость в страшной и грешной тайне Семёныча.
- Собирайтесь скорее, поехали! - бросит он жене вместо приветствия и та вдруг поймёт, что лучше ему сейчас не возражать. Даст пару подзатыльников занывшим было детям, и они поедут. Уже в дороге она осмелится проявить супружеское участие:
- Как ты осунулся, милый! Не клевало?
На седые виски она обратит внимание только дома, когда Семёныч будет блаженно посапывать на стареньком удобном и таком родном диванчике.
Думаете - все?
Нет, не всё. Запил Семёныч. Сутки кряду проспал, проснулся, и сразу запил. На неделю в запой. Такого за ним никогда не водилось. Он, вообще, только по праздникам, и то - в самую плепорцию.
Через неделю - как рукой сняло. Проснулся, сбрил сантиметровую щетину и - в полицию. Нет, не сдаваться. Машину с учёта снимать. Машина-то „засвеченная“. А лодку-то ехать вызволять надо!
Продавать машину хотел, прикиньте! Только что купленную! Чего только в пропитые мозги не вскочит. Хорошо, друзья отсоветовали, надоумили вовремя:
- Зачем продавать? Поставь снова на учёт, тебе новые номера выдадут. Мало ли там по Швеции серебристых „Тойот“ ездит. Пусть она из России - что с того? В полиции, сам говорил, только номер знают.
Так у Семёныча вместо расчудесного номера 321 ВАС - он ведь Вася, Семёныч - появилась на номерах какая-то трудно запоминаемая абракадабра. Но чего теперь горевать-то? Дело сделано - не воротишь. Зато можно смело в логово врага ехать, имущество законно нажитое отвоёвывать.
Ну, напекли ему снова плюшек, бутербродов настругали, два термоса чая накипятили - всё, готов Василий Семёныч снова к бою. Поцеловал жену на прощание, потрепал кудрявые локоны дочурки с сынишкой, перекрестился неумело - он ведь недавно ещё атеистом был - и на порог. А на пороге Мишка стоит. Они же  с Семёнычем с тех самых пор не встречались. Ну, до всех событий последних, значит. Любопытно же Мишке. Зашёл Мишка узнать, как дела, и понравилась ли Семёнычу шведская рыбалка, да и вообще - давно не виделись - побазарить о том, о сём.
Неудобно Мишке отказывать.
- Ладно, не на поезде, не по расписанию - попозже поеду. - думает Семёныч.
И рассказывает Мишке всё-всё, как дело было.
- Да-а-а... - сказал Миша, отсмеявшись вволю, - А дай-ка мне, дядя Вася, ту бумаженцию посмотреть. Что там тебе припаяли. Вдруг под расстрел!
- Ой, Мишаня, так я же её порвал тогда. Для достоверности, ты ж понимаешь...
- Нет! Как же я мог забыть, пьяный маразматик! - вдруг хлопнул себя Семёныч по лбу. - Я ведь её на телефон сфоткал и на „мыло“ себе отправил. Сейчас, Мишаня, покажу.
- Ну что, дядя Вася, я тебе могу сказать... - протянул Мишка после тщательного изучения протокола.
Мишка со шведским немножко знаком, он ведь в Швеции уже, почитай, за своего, вы помните.
- Ты, дядя Вася, напрасно номера менял. Там просто лесовоз на работу приехал. Ты же не знал, а у них, если ночная смена, то она с воскресенья считается, вот он ночью и припёрся. Как бы в понедельник уже, сечёшь? А тут ты. Твоя тачка рядом с местом его работы стоит. Боялся он тебя поцарапать, деревца в кузов себе загружая. Техника безопасности - понял? Тут тебе, дядя Вася, не Россия.
Он хозяина звать, тачку попросить переставить - нет никого. Он в полицию. Та - погрузчик. А чтоб ты не особо волновался, ласточку свою на месте не обнаружив, сержант тебе эту записку настрочил. Ну, понимаешь, типа, извиняются за беспокойство.
- Суки! - выдохнул Семёныч и, как был, на пол сел.
И ещё на неделю в запой. Сначала Мишку не отпускал. Потом Мишка не выдержал - сбежал, пока Семёныч в пьяном забытьи валялся. На второй день, подлец, сбежал. А жена Семёныча потом мне рассказывала, что он, Семёныч, только одно слово и твердил все эти дни.
- Суки, суки, суки... - наливает в стакан, шевелит губами и вдаль смотрит немигающим взором.
Так вот... Сломался парень...
Вы спросите, а как же лодка. Да съездил он за лодкой, не переживайте. Всё на месте лежало: и лодка, и сеть, и спиннинг. Шведам ведь чужого не надо. Всё привёз. А потом зачем-то, как жена ни плакала, как ни умоляла, оттащил на помойку с кухни холодильник „Электролюкс“, а себе купил „Морозко“... Так и живут теперь...